Испытание правдой Кеннеди Дуглас

— Хорошо, — кивнула я.

— Я просто не сдержался… м-м-м… все это выше моих сил… и, послушай, я был неправ…

Я жестом остановила его.

— Я уже сказала, Дэн, все в порядке.

Он выдавил грустную улыбку:

— Спасибо.

Мы спустились на завтрак. Отец уже сидел за столиком, просматривая свежий номер «Нью-Йорк таймс», перед ним лежал раскрытый желтый блокнот, исписанный неразборчивым почерком.

— Вы спали так же плохо, как и я? — спросил он.

Мы оба кивнули.

— Ну, тогда взбодритесь кофе. Я взял на себя смелость составить план действий на сегодня… если, конечно, ты не против, Дэн?

Я знала, что Дэн против, потому что наверняка подумал: она моя дочь, так что я должен быть здесь главным. Потому что когда я главный, то могу контролировать все, что на самом деле не поддается контролю. Но он лишь отхлебнул кофе и сказал:

— Я не против. Итак, что нам нужно делать?

По отцовскому плану работы было дня на три, не меньше, — нам предстояло проникнуть во все уголки жизни Лиззи. Программа была всеобъемлющая и скрупулезная. Отец, ловко маскируя свою тревогу, примерил на себя роль генерала, разрабатывающего план сражения. Мужчинам действительно необходимо верить, что они могут командовать и решать проблемы. Это помогает скрывать отчаянный страх перед собственной беспомощностью.

В последующие несколько дней мы узнали очень много о жизни Лиззи. Домовладелец, который наконец-то впустил нас в ее квартиру, рассказал, что Лиззи, услышав, что шестилетняя дочь одного из консьержей больна лейкемией и ей предстоит экспериментальная операция по пересадке костного мозга, которую не покрывает медицинская страховка, выписала чек на 2500 долларов в качестве пожертвования фонду, финансирующему лечение.

Когда мы зашли в квартиру, дед был шокирован жалкой библиотекой.

— Она всегда так много читала, — сказал он, грустно оглядывая скромную коллекцию книг в мягких обложках. — Что случилось?

— Она стала работать по пятнадцать часов в сутки, — ответила я.

Сюрпризы продолжились, когда я открыла дверцу шкафа. Он ломился от нераспакованных обувных коробок и пакетов с одеждой. Я обнаружила пар девять неношеных дизайнерских джинсов, четыре пары кроссовок «Найк» (все были набиты упа-ковочной бумагой), больше десятка фирменных пакетов с косметикой «МАС» и «Kiehls», бесчисленные пакеты из магазинов «Банана репаблик», «Армани джинс», «Гесс», «Гэп» и…

Оглядывая нетронутое барахло, я ужасно расстроилась. Оно буквально вопило о ее отчаянии. Даже Дэн был шокирован размахом ее потребительской лихорадки.

— Господи, — еле слышно произнес он, уставившись на пакеты.

Отец сказал:

— Доктор Торнтон упоминал, что она называла себя маниакальным шопоголиком… это тот, кто постоянно испытывает потребность покупать вещи, которые потом даже не носит. Своего рода навязчивый синдром, характерный для игроков и даже наркоманов…

Я добавила:

— И уверена, он сказал тебе, что все это симптомы глубокой депрессии и низкой самооценки.

Отец заглянул в набитый шмотками шкаф:

— Да, к сожалению, это так.

Мне удалось назначить встречу с банкиром, который вел финансовые дела Лиззи. Это был тихий коренастый мужчина лет сорока пяти по имени Дэвид Мартелл, и он с самого начала заявил, что не сможет раскрыть мне точные цифры вкладов и доходов Лиззи.

— Если я это сделаю, миссис Бакэн, то нарушу сразу несколько законов. Но как я понял из информации, предоставленной полицией, ваша дочь пропала, так что если я смогу чем-то помочь…

— Не раскрывая данных о ее банковском счете, вы можете мне сказать, хватит ли у нее средств, чтобы, скажем, продержаться на плаву какое-то время или начать новую жизнь в другом месте?

Он задумался на мгновение, потом обратился к монитору своего компьютера, вбил какие-то цифры и снова повернулся ко мне:

— Скажем так: она сможет продержаться три-четыре месяца, если будет жить экономно.

— И только-то? — искренне удивилась я.

— Не называя никаких цифр, скажу вам правду, миссис Бакэн: у вашей дочери всегда были финансовые проблемы.

— Но как это возможно? Она ведь зарабатывала огромные деньги, каждый год получала солидные бонусы.

— Видите ли, я регулярно обсуждал с ней эту проблему — она была слишком расточительна. Даже за вычетом ипотеки и кредита за машину у нее ежемесячно оставался приличный доход, но она постоянно все спускала и ничего не откладывала.

— Но разве у нее не было каких-то инвестиций или индивидуального пенсионного счета?

— Все было, но полгода назад, когда у нее возникла проблема с деньгами, она обналичила все сбережения. Остался только пенсинный счет, который и даст ей возможность продержаться три-четыре месяца, о чем вы и спрашивали. А так, все ее имущество — это квартира и автомобиль.

— На что же, черт возьми, она тратила столько денег?

Мистер Мартелл пожал плечами:

— У меня полно таких клиентов, как ваша дочь. Они работают на высоких должностях в финансовом секторе, получают солидную зарплату, но зачастую за душой у них ничего нет. Все деньги уходят на питание, шопинг, дорогие поездки на уик-энд, персональных тренеров, клубы здоровья, косметологов, стоматологов… в общем, на красивую жизнь, если хотите знать мое мнение. По крайней мере, Лиззи успела инвестировать в недвижимость, так что у нее хоть какая-то опора осталась.

Мистер Мартелл заверил меня, что, если Лиззи попытается закрыть свой пенсионный счет, полиция будет информирована немедленно. Точно так же как копы продолжали контролировать снятие наличности в банкоматах.

— У меня одна дочь только что поступила в Бостонский колледж, а другая учится в старшей школе, — сказал он. — Так что я очень сочувствую вам в вашей ситуации. Представляю, что вы сейчас переживаете. Это худший кошмар любого родителя.

— Да, — согласилась я. — Это точно.

Пока я была в банке, отец пробрался в офис Лиззи, и ему удалось поговорить с тремя ее коллегами, включая женщину по имени Джоан Сильверстайн, которая была с ней в доверительных отношениях… хотя Лиззи никогда не упоминала о ней в разговорах со мной.

— Похоже, — сказал отец, — что к Лиззи относились по-разному. Она могла быть очень отзывчивой и в то же время холодной и высокомерной.

— Это что-то новенькое, — удивилась я.

— Двое из тех, кто работал под ее началом, даже жаловались на нее боссу, мистеру…

— Керби.

— Точно… Как бы то ни было, они говорят, что Лиззи бывала чересчур требовательной и не терпела ошибок. Она уволила молоденькую стажерку, когда та напутала со сделкой, на которой клиент потерял около десяти тысяч долларов, — эти деньги Лиззи удалось отбить на следующий же день. А однажды, когда у нее сорвалась крупная сделка, она запулила монитором через всю комнату. За это она получила выговор от мистера Керби и оплатила ущерб из собственного кармана. В качестве извинения всем, кто стал свидетелем этого инцидента, она преподнесла по бутылке винтажного шампанского. Пожалуй, чересчур щедрый жест.

— У нее была привычка сорить деньгами, — сказала я и поделилась с ним тем, что узнала о ее финансах от мистера Мартелла.

— Что ж, не могу сказать, что меня это сильно удивляет — коллеги говорили о ее неслыханной щедрости: она всегда платила по счету в кафе, одалживала деньги всем, кто нуждался, отваливала солидные суммы в благотворительные фонды, прежде всего в Массачусетскую организацию по охране женского здоровья, для группы, выступающей против запрещения абортов.

— Об этом лучше не говорить ее брату, а уж тем более его жене. Есть какие-нибудь соображения, почему она выбрала именно эту группу в качестве объекта благотворительности?

Отец посмотрел мне в глаза:

— Три месяца назад она сделала аборт.

До меня не сразу дошло. Я была ошарашена — не столько новостью о том, что Лиззи прервала беременность, сколько тем, что я ничего об этом не знала.

— Кто тебе это сказал?

— Ее подруга, Джоан Сильверстайн.

— Она что, вот так ни с того ни с сего выложила эту информацию?

— После того как мистер Керби разрешил мне пообщаться с ее коллегами и я расположил их к откровенности, я пригласил Джоан, которая, как мне показалось, была к ней ближе всех, пойти перекусить со мной. Очаровательная молодая женщина эта Джоан. Выпускница Гарварда, потом год училась в Сорбонне, свободно говорит по-французски, обладает потрясающим чувством юмора.

Я услышала собственный голос:

— Позволь, я угадаю. Ты назначил ей свидание сегодня вечером?

Отец поморщился, и мне стало стыдно.

— Извини, — сказала я, — это было лишнее.

— Как бы то ни было, — продолжил он, — за ланчем я спросил Джоан, не намекала ли Лиззи на то, где она может скрываться. Пришлось немного поднажать, по-дружески, и она рассказала мне про аборт. Лиззи призналась только ей. Это случилось месяца три назад. Маккуин был отцом ребенка, и именно он настоял на аборте, но поклялся, что, как только он уйдет из семьи, у них будет общий ребенок.

Мне стало нехорошо. Я была готова убить этого негодяя Маккуина — обещал ей ребенка, а сам заставил прервать беременность. Уже тогда он, наверное, продумывал пути отхода, но при этом морочил ей голову общим будущим, чтобы она продолжала с ним спать. Неудивительно, что бедняжка Лиззи нафантазировала про беременность, ведь ее обманом заставили поверить в то, что ребенок от замечательного доктора Маккуина обязательно будет.

— Эта женщина рассказала тебе, как Лиззи перенесла аборт?

— Она проделала все это во время ланча и попросила Джоан сходить с ней для моральной поддержки. Выйдя из операционной, она повела себя так, как будто ничего не произошло, и настояла на том, чтобы вернуться на работу… хотя Джоан и уговаривала ее поехать домой. Но она все-таки вернулась в офис и отработала ехце восемь часов. До конца недели она трудилась в таком же бешеном ритме, засиживаясь на работе допоздна. И вот в пятницу, под конец рабочего дня, когда все рке расходились, Джоан зашла в туалет и услышала, как рыдает женщина в одной из кабинок. Это была Лиззи. Джоан понадобилось минут двадцать, чтобы успокоить ее, а потом Лиззи умоляла ее не говорить никому об этом. В понедельник Лиззи пришла на работу как ни в чем не бывало… Есть еще кое-что, о чем тебе следует знать, Ханна. После ланча с Джоан я позвонил в Массачусетскую организацию по охране женского здоровья и попросил соединить меня с мисс Гиффорд из отдела по связям с общественностью. Поначалу она не поверила, что я дедушка Лиззи, и задала мне кучу вопросов о ней, поскольку, как объяснила она, организация постоянно получает угрозы от фанатичных сторонников запрещения абортов. Убедившись, что я именно тот, за кого себя выдаю, она ни словом не упомянула об аборте Лиззи — врачебная тайна, слава богу, еще существует, — но сказала, что Лиззи сделала самое крупное за все время существования организации пожертвование.

— И сколько же?

— Двадцать тысяч долларов.

— Ты шутишь?

— Ну, это же все-таки на благое дело, — сказал отец. — Хотя, конечно, сумма впечатляет. Должно быть, они оказали ей огромную моральную поддержку.

Этот разговор состоялся все в том же баре отеля «Оникс». Было начало седьмого. Я функционировала в режиме пятичасового сна, нервы у меня были на пределе, а моя маленькая девочка до сих пор не нашлась. От новостей голова шла кругом. Больше всего мне сейчас хотелось исчезнуть и побыть одной.

— Отец, я, пожалуй, поднимусь в номер и прилягу.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Нет, я чувствую себя очень плохо.

— Я не удивлен.

— Когда появится Дэн, пожалуйста, расскажи ему все это.

— Хорошо.

В номере я скинула туфли, вытянулась на кровати и уставиась в потолок. Казалось, именно сейчас я должна была сломаться и дать волю слезам, оплакивая свою пропавшую дочь и глубокую печаль, толкнувшую ее в бездну безумия. Только вот внутри была отупляющая пустота — вроде той, что испытывала сейчас моя мать. Но она, по крайней мере, прожила целую жизнь, прежде чем Альцгеймер отнял у нее разум. В то время как Лиззи… Лиззи была так молода, она еще только пыталась найти себя в этой жизни. У нее все было впереди. Именно это так беспокоило меня в ее исчезновении, ведь она вбила себе в голову, что катастрофа с доктором — это конец всему. Поддавшись бредовым иллюзиям, она связала свое будущее с дерьмом и предателем, который воспользовался ее отчаянной потребностью в любви.

И еще одна мысль не давала мне покоя: оказывается, я многого не знала о своей дочери. Да, я давно смирилась с тем, что муж отчасти остается для меня закрытой книгой. Но сейчас речь шла о моей дочери, которую я вырастила; которая (до недавнего времени) делилась со мной всем, что происходило в ее жизни; которую, как мне казалось, я всегда понимала. И вот теперь мне открылись чудовищные подробности ее жизни… шопингомания, хронические проблемы с деньгами, чрезмерная щедрость, вспышки злости, требовательность к окружающим (и, самое главное, к себе), аборт, наконец…

Этот удар был для меня самым тяжелым. Как она могла принять такое важное решение, не посоветовавшись со мной… хуже того, она даже не осмелилась признаться мне в своей беременности. Нет, она не боялась моего осуждения. Она знала, что я всегда выступала за право женщины на аборт, как знала и то, что я поддержу ее в любой ситуации. Я могла лишь представить, как она страдала потом… особенно когда поняла, что Маккуин вовсе не собирается исполнить свое обещание о совместном будущем и общем ребенке.

О господи, почему она была так наивна? И почему растратила столько любви на женатого мужчину, тем более что он и мизинца ее не стоил?

Теперь мне было совершенно ясно, что некоторые стороны жизни Лиззи полностью ускользнули от меня… или, возможно, я знала о них, но не хотела замечать.

Не знаю, как долго я лежала, вперившись взглядом в потолок… время для меня остановилось. Наконец дверь комнаты распахнулась, и вошел Дэн, измученный и поникший. Он молча плюхнулся в кресло напротив. Я приподнялась на кровати.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Не совсем. Ты видел отца внизу?

Он кивнул.

— Он рассказал тебе, что ему удалось узнать про Лиззи?

Он закусил губу и снова кивнул. Потом, едва ли не шепотом, произнес:

— Я достану этого мерзавца Маккуина.

— Мне до сих пор не верится, что все это происходит наяву. И теперь моя очередь задать вопрос: почему она не позвонила мне… почему побоялась довериться в такой ответственный момент своей жизни?

— Возможно, поначалу она не рассматривала аборт всерьез. И прозрение пришло позже, когда Маккуин ее бросил.

— Но отдать двадцать тысяч этой женской организации? Это же огромные деньги, даже если они и поддержали ее в той непростой ситуации. А все эти бесполезные шмотки, которые она скупала…

— Несчастные люди с деньгами часто ударяются в шопинг, — сказал Дэн. Он закрыл лицо руками, глубоко вздохнул, опустив руки. — Когда сегодня днем я сидел в кабинете детектива Лиари в бруклинском отделении полиции, меня осенило: этот кошмар не может быть явью. Я нахожусь в каком-то другом измерении, и вот сейчас что-то щелкнет, и я вновь перенесусь в свою так называемую нормальную жизнь.

— Когда Лиззи найдется, так и будет.

Он отвернулся от меня.

— Есть кое-что, о чем тебе необходимо знать, — сказал он.

— Говори.

— Первое: если Лиззи не найдут к воскресенью, они начнут прочесывать дно реки Чарльз.

— Так скоро? — только и смогла вымолвить я.

— Лиари говорит, что это обычная процедура при поиске пропавших без вести. И второе: отныне они рассматривают Маккуина как подозреваемого в ее исчезновении.

Меня как будто хлестнули по лицу.

— Они думают, что он… что он убил ее? — сорвалась я на крик.

— Они этого не говорят. И по-прежнему надеются, что она скрылась по собственной воле. Но они не исключают вероятности того, что Маккуин, опасаясь разоблачения, мог…

Он замолчал, крепко закусив губу.

— Как сказал мне Лиари, этот сценарий далеко не нов: женатый мужчина заставляет замолчать свою любовницу, когда та начинает угрожать его семье. Но их беспокоят показания продавца из круглосуточного супермаркета на Козвей-стрит возле Северного вокзала. Именно там было произведено первое снятие наличных из банкомата — хотя парень и не может припомнить подробности, он божится, что не видел женщину, которая пользовалась их банкоматом в то время, когда банк зафиксировал снятие средств со счета.

— Они показывали ему фотографию Маккуина? — спросила я.

— Конечно. Парень не смог сказать точно, он это был или нет.

— Разве у банкоматов не установлены камеры видеонаблюдения?

— Да, но только не в забегаловках. И к сожалению, оба раза деньги снимали именно в таких местах.

— Козвей-стрит — это ведь недалеко отсюда?

— Полминуты ходьбы от отеля. Я зашел в этот магазин, когда возвращался. Показал продавщице фотографию Лиззи. Она никогда ее не видела, но в тот вечер, когда были сняты деньги, она как раз работала в подсобке. Я походил по округе, поговорил с людьми, из тех, что болтаются возле Северного вокзала. Никто не узнал ее, хотя каждый разбомбил меня на пару баксов.

— Зачем такому богатому доктору, как Маккуин, снимать в банкомате деньги по кредитке Лиззи?

— Этот же вопрос я задал Лиари. Он сказал, что, возможно, Маккуин пытался направить полицию по ложному следу, хотел, чтобы все поверили, будто Лиззи еще жива, раз снимает деньги…

— Логично. Они еще не расспрашивали Маккуина об этом?

— Про банкоматы они не упоминали. Они хотят подождать, будет ли еще одно снятие наличных, и, возможно, на этот раз им удастся отследить владельца карты. Вдруг он воспользуется банкоматом с встроенной видеокамерой?

— Маккуин слишком умен и не допустит такого промаха.

— Они пока еще не уверены в том, что это Маккуин, и, хотя он находится под наблюдением, его пока не ставили в известность о том, что он подозреваемый, иначе он может занервничать и попытаться бежать.

Лиззи убита? Нет, я не могла с этим согласиться, не могла в это поверить. При всей моей ненависти к Маккуину. Я помнила его досаду и злость во время нашего телефонного разговора. Если бы он убил Лиззи, то наверняка вел бы себя более сдержанно, не был бы таким многословным. Но возможно, он изображал, ярость, чтобы усыпить мою бдительность, отвести от себя подозрения. В конце концов, если ему удалось убедить полицию в том, что в последний раз он видел Лиззи в баре отеля «Фор Сизенс», когда у нее сорвало крышу, с чего вдруг им связывать его с исчезновением?

Я озвучила свою версию Дэну. Он пожал плечами и сказал, что Лиари придерживается такого же мнения. Теперь детектив хотел встретиться со мной, чтобы услышать из моих уст подробности того телефонного разговора с Маккуином, да и вообще побеседовать и со мной, и с моим отцом.

— Он полагает, что кто-то из вас мог бы вспомнить что-то, на ваш взгляд, несущественное, но для него очень важное. Он предложил встретиться завтра, в половине десятого утра.

— Хорошо, я готова.

— Он хороший парень. Между тем он сообщил мне еще одну неприятную новость. Какой-то журналист из «Бостон глоб» ведет собственное расследование, и, хотя Лиари удалось приостановить публикацию его статьи, это вопрос дней. Материал все-таки напечатают, и тогда…

О, я могла представить, что из этого получится. История была с богатой интригой, как раз для таблоидов: богатый, респектабельный доктор; хорошо образованная, успешная молодая женщина; тайная сексуальная связь; прерванная беременность; лживые обещания совместного будущего; преследование со стороны отвергнутой любовницы; крупный скандал в присутствии жены доктора и его детей; и — самое эффектное — исчезновение де-вушки. Возможно ли, что это убийство? Мог ли знаменитый дерматолог (они с радостью уцепятся за то, что он дерматолог, да еще с собственным телешоу) в приступе неконтролируемой ярости…

Перед глазами возникло любительское фото моей бедной девочки, выставленное напоказ на странице «Геральд» с подписью: «У молодой яппи Элизабет Бакэн было все… кроме звездного доктора ее мечты».

— Дэн, как ты думаешь, он убил ее? И не говори «нет» только для того, чтобы меня успокоить. По-твоему, он мог зайти так далеко?

— Нет, я так не думаю. Какой смысл ему было убивать? К тому же Лиари говорит, что Маккуин может по минутам отчитаться о своем местонахождении после исчезновения Лиззи.

— Тогда почему он подозревает Маккуина?

— Потому что он коп, и, насколько я понимаю, копы никогда никого не исключают из числа подозреваемых, пока не собраны доказательства обратного… к тому же если он ищет человека, заинтересованного в исчезновении Лиззи, то Маккуин — идеальная кандидатура.

— Мы должны позвонить Джеффу, — сказала я.

— Мне тоже приходила в голову эта мысль, тем более что эта история вот-вот появится в газетах. Если он узнает обо всем из вторых рук…

Да, он рассвирепеет, подумала я. И будет совершенно прав. Потому что Джефф уж точно должен был одним из первых узнать о том, что произошло с его сестрой.

— Если хочешь, я позвоню ему, — предложил Дэн.

— Нет, я сама.

На самом деле мне вовсе не хотелось звонить Джеффу, потому что я, как и Дэн, в глубине души побаивалась его. Я боялась его злости, его назидательных интонаций. Но я знала, что куда лучше, чем его отец, справлюсь с этим всплеском эмоций. Дэн ненавидит конфронтацию, особенно со своими детьми.

Поэтому я потянулась к трубке и набрала номер домашнего телефона Джеффа в Вест-Хартфорде. К телефону подошла Шэннон. Фоном в трубке звучали громкие голоса мультяшных героев из телевизора.

— О, рада тебя слышать, Ханна! — воскликнула она своим неизменно бодрым голосом, который расставлял восклицательные знаки в конце каждого предложения. — Ты застала меня в такой момент…

— Я могу перезвонить, когда Джефф будет дома.

— Нет, он здесь. Просто мы только что вернулись из церкви.

— В пятницу?

— Сегодня Страстная пятница, — холодно произнесла она.

Я что-то совсем упустила это из виду.

— Да, верно, — сказала я.

— Я позову Джеффа.

Было слышно, как она окликнула его… а он в ответ крикнул, что возьмет трубку в кабинете, потом раздались щелчки — он снял трубку, а Шэннон положила, — и все звуки уютного семейного хаоса разом стихли.

— Привет, мам, — довольным голосом произнес он. — Как дела в Мэне?

— Я в Бостоне. И я здесь с твоим отцом и дедом.

— Не знал, что вы проводите пасхальный уик-энд вместе и в Бостоне.

— Мы тоже не думали, что так получится.

Пауза.

— Что это значит? — спросил он.

— Джефф, у меня плохие новости. Лиззи пропала.

И тут я выложила ему все. Он ни разу не перебил меня. Просто слушал. Когда я закончила, он сказал:

— Я выезжаю в Бостон.

— В этом нет такой уж необходимости, — сказала я. — Полиция делает все, что возможно, и завтра мы уезжаем.

— Ты считаешь, это правильное решение?

— Нет, я готова прочесывать каждую улицу, стучаться в каждую дверь Бостона и его окрестностей, только чтобы найти Лиззи. Но у твоего отца на воскресенье назначены три операции…

— Он оперирует в Пасху?

— Не все ведь убежденные евангелисты…

— К чему эти подколки сейчас, в такой ситуации?

— Я просто с ума схожу от горя, вот и все. Тебя устраивает такое объяснение?

Что-то в моем голосе убедило его смягчить тон. Что он и сделал.

— Хорошо, — услышала я.

— Короче, твоему отцу послезавтра предстоит оперировать, а мне надо отвезти дедушку обратно в Берлингтон, а оттуда ехать в Портленд… так что, если ты хочешь в Бостон, — пожалуйста. Но нас здесь не будет. Потому что мы не можем находиться в Бостоне, когда вся история окажется на страницах «Бостон геральд», хотя детектив Лиари уверяет, что газета обязательно пошлет кого-то из своих репортеров в Мэн разнюхивать дальше и уговаривать нас на душещипательное интервью о Лиззи, а возможно, потащится и к ее школьным подругам — поговорить о том, каким милым ребенком она была…

Я с трудом сдержала готовый вырваться крик боли.

— Мам, ты в порядке?

— Почему все задают мне один и тот же вопрос? — крикнула я. — Как я могу быть в порядке, когда…

— Еще раз, как полное имя этого доктора? — деловито спросил Джефф.

Я назвала.

— А детектив в Бруклине, который ведет дело?

Я продиктовала ему имя Лиари и номер его телефона.

— Посмотрю, что можно сделать, чтобы эта история не попала в газеты. Нам не нужна такая реклама.

— Нам?

— Я имею в виду семью… и прежде всего Лиззи. Когда все узнают про этот ее роман, скандал с детьми и аборт, на ее карьере можно будет поставить крест.

— О чем ты говоришь, Джефф? Ее, может, и в живых уже нет.

— Ты не должна так думать.

— Почему, черт возьми? — закричала я.

— Отец рядом?

— Я передам ему трубку.

Я швырнула трубку на кровать.

— Твой лицемерный сын, — сказала я Дэну.

Он взял телефон, подошел к окну и несколько минут о чем-то тихо говорил с Джеффом. Потом вернулся ко мне и произнес в трубку:

— Конечно, я скажу ей… хорошо… договорились… звони мне в любое время.

Он нажал отбой.

— Ну давай скажи мне, что я сорвалась.

— Ты сорвалась, но Джефф просил тебе передать, что он понимает почему.

— Думаешь, мне от этого легче?

— Ханна, я знаю, у тебя проблемы с Джеффом, но…

— А ты знаешь, почему он хочет, чтобы это не просочилось на страницы газет? Потому что это подпортит его имидж — как же, сестра Мистера Борца за запрещение абортов сделала аборт, будучи любовницей женатого мужчины…

— Он потрясен этой трагедией так же, как и все мы. И очень беспокоится о Лиззи.

— Как и о своей карьере, разумеется.

— Если он действительно сможет приостановить публикацию в газетах, меня это вполне устраивает. Никому из нас не нужно, чтобы дотошные журналисты совали нос в нашу жизнь. А тебе сегодня просто необходимо выспаться.

— И как ты себе это представляешь?

— У меня с собой бланки рецептов. Уверен, здесь есть ночные аптеки. Я могу попросить консьержа, чтобы он сбегал за лекарством, от которого утром ты не будешь чувствовать себя разбитой.

— Значит, ты считаешь, что мне надо отключиться, я правильно поняла?

— Да, считаю. Честно говоря, я и сам приму пару таблеток.

Он позвонил консьержу. Тот поднялся к нам за рецептом. Через час он вернулся из аптеки с лекарством. Дэн отблагодарил его двадцатью долларами чаевых. Я уже лежала в постели, приготовившись к раннему сну. Муж выдал мне две таблетки снотворного, и я запила их водой.

— Ты ложишься? — спросила я.

— Да, чуть позже.

— Он стал обуваться.