Испытание правдой Кеннеди Дуглас

— Куда ты?

— Мне нужно пройтись, — ответил он.

— Ты что, опять на поиски?

— Ты что-то имеешь против?

— Я просто не хочу, чтобы ты всю ночь шатался по улицам и еще больше нервничал. В конце концов, разве мы не договаривались вместе выпить снотворное и отоспаться?

— Дай мне всего лишь час.

— К тому времени я уже засну. Как бы то ни было, ты все равно не найдешь ее.

— Не говори так.

— Но это правда.

— Попытка не пытка, — сказал он.

— Что ж, если тебе от этого станет легче…

— Речь не о том, чтобы мне стало легче, — огрызнулся он. — Я это делаю только ради Лиззи.

— Я вовсе не собираюсь ссориться с тобой.

— Тогда не болтай глупости, — сказал он, хватая пальто. — Надеюсь, ты уснешь. Для тебя это сейчас то что нужно.

Для тебя тоже, хотелось мне крикнуть ему вдогонку, но я сдержалась.

Как только за ним закрылась дверь, меня охватило отчаянное чувство вины. Если тебе от этого станет легче… Я вовсе не хотела, чтобы это прозвучало как издевка, но он воспринял именно так. Дэн был прав: я сморозила глупость. И если хождение по ночному городу убеждало его в том, что он делает это ради Лиззи, что ж, пусть будет так.

Таблетки возымели желаемый эффект, и в считаные минуты меня сморил сон. Очнулась я только утром — в десять минут восьмого, как подсказывали часы на прикроватной тумбочке. Мозги еще были затуманены. Я не сразу поборола сонливость и пришла в себя. Но, по крайней мере, я выспалась.

Дэн уже встал и принимал душ. Выйдя из ванной, он сказал:

— Ты за всю ночь даже не шелохнулась.

— А ты обошелся без таблеток?

— Я выпил в баре, пока гулял. А снотворное в сочетании с алкоголем — верный путь к катастрофе.

— Во сколько ты вернулся?

— Поздно.

Опять? — едва не слетело у меня с языка, но я вовремя спохватилась.

— И где ты бродил на этот раз?

— Театральный квартал, Чайна-таун, Южный вокзал… потом поехал на такси в Кембридж, обошел весь парк Гарвард-Ярд.

— Много людей спит там прямо на земле. И там же я наткнулся на этот бар…

— Еще одна ночь в обнимку со скотчем?

— С бурбоном.

— Жаль, что я не пью виски. В меня оно почему-то не лезет.

— Каждому свое.

Пауза.

— Прости меня, — сказала я.

— За что?

— За ту глупую вчерашнюю реплику.

— Да ерунда.

— И все-таки мне не следовало это говорить.

— Не у тебя ли сегодня встреча с детективом Лиари в половине десятого?

Мы вдвоем с отцом поехали в Бруклин.

— Сегодня ты выглядишь куда лучше. Явно выспалась, — сказал он.

— Спасибо снотворному. А тебе удалось поспать?

— Урывками. Но, возможно, это из-за того, что в десять вечера мне позвонил мой внук.

— Джефф звонил тебе? Как он был настроен, дружелюбно?

— Не могу сказать, что недружелюбно. Разве что был излишне строг, когда допрашивал меня. И все равно я доволен, что он позвонил. Он взволнован, и, как я полагаю, ему хотелось узнать мою точку зрения на происходящее. Он собирается приехать сюда в понедельник…

Если ему от этого станет легче…

Детективу Патрику Лиари на вид было лет под сорок — крупный мужчина, слегка неопрятный, в костюме, который неплохо было бы отутюжить. Но взгляд у него был острый и цепкий, и, хотя его манеры отличались некоторой бесцеремонностью, мне понравились его профессионализм и деловитость. Он не тратил время на сочувствие и сантименты. Не давал он и поспешных обещаний. Мне показалось, что он из тех, кто, будучи по натуре дотошным, сделает все необходимое, чтобы найти мою дочь… но при этом не станет выпячивать свои заслуги. Я сразу же прониклась доверием к нему, даже несмотря на то, что он начал задавать весьма неловкие вопросы.

Когда мы прибыли в бруклинское отделение полиции, он вышел встретить нас, а потом спросил, не возражаем ли мы против того, чтобы с каждым из нас побеседовали отдельно.

— Я давно заметил, что людям легче говорить, когда рядом нет никого из близких.

Мы согласились, и, действуя по принципу «лейдиз фёрст», он провел меня по коридору в безликую допросную: грязно-кремовые стены, флуоресцентные светильники, потолок из белых подвесных плит, металлический стол, два жестких стула. Он предложил кофе. Я не возражала. Пока несли кофе, он задавал мне общие вопросы о детстве и юности Лиззи: проявлялись ли у нее прежде признаки нестабильности («Нет, пока она не переехала в Бостон и не поступила на работу в инвестиционный фонд, хотя еще с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать и проснулся интерес к мальчикам, она была излишне романтична»), много ли у нее было друзей («Не могу сказать, что она была чересчур общительна, и она ненавидела тех, кто рвется в чирлидеры и сбивается в стайки, но и в школе, и среди соседей у нее всегда были приятели»).

И тут он вдруг спросил:

— Можно ли сказать, что у вас с доктором Бакэном счастливый брак?

— Я не совсем понимаю, какое отношение это имеет к исчезновению Лиззи, — удивилась я.

— Я просто пытаюсь составить психологический профиль, посмотреть, нет ли чего-то в ее прошлом, что могло спровоцировать такую реакцию и подтолкнуть… ну, я не знаю… к бегству в то место, где она любила проводить время в юные годы. Очень часто люди, которые исчезают, ведут себя иррационально. В то же время они иногда возвращаются в места, с которыми у них связаны определенные воспоминания…

— Я по-прежнему не улавливаю связи с моим браком.

— Вы боитесь говорить о своем браке?

— Нет, вовсе нет. Хотя…

— Вы считаете это вторжением в частную жизнь?

— Я бы не стала давать таких резких оценок.

— Я задавал тот же вопрос вашему мужу.

— И что он сказал?

— Я не вправе раскрывать это, — ответил он. — Интервью в полиции всегда строго конфиденциально. А вы как думаете, что он мог сказать?

— Зная Дэна, могу предположить, что он считает наш брак очень счастливым.

— А вы согласны с такой оценкой?

Пауза.

— Да, я думаю, если сравнивать с другими супружескими парами из нашего окружения, у нас хороший брак.

— Но нельзя сказать, что очень хороший?

— Хороший брак — это хороший брак.

— Тем самым вы подтверждаете…

— Во всяком случае, он выдержал испытание временем. Оба супруга сумели сохранить взаимное уважение, дорожили отношениями, несмотря на…

— Несмотря на что?

— Вы женаты, детектив?

— Разведен.

— Тогда вы понимаете, что значит «несмотря на».

Он слегка улыбнулся:

— Значит, Лиззи росла в стабильной семье? Никаких домашних войн, скандалов, публичной эксгумации скелетов из шкафа?

— Нет, ничего подобного.

— И вы оба были любящими родителями, всегда поддерживали ее?

— Думаю, да. Но куда вы клоните, детектив?

Он порылся в портфеле и, выудив нужную папку, раскрыл ее:

— Прошу прощения, что приходится говорить об этом, но я думаю, что это имеет отношение к делу. Как рассказала мне одна из ее коллег, Лиззи однажды доверительно призналась в том, что никогда не видела в своих родителях счастливую пару. Да, вежливы. Внимательны. Не ссорятся, отношения ровные. Но, как ей казалось, совсем не счастливы друг с другом. И ее беспокоило то, что она никогда не чувствовала, что растет в абсолютно счастливой семье, и в этом видела возможную причину своих внутренних тревог и отчаянной потребности в поисках настоящей любви.

— Это просто бред какой-то, — сказала я.

— Я лишь пересказываю вам…

— Но зачем вы пересказываете? Я не вижу никакой связи с нашим делом.

— Приношу свои извинения, миссис Бакэн, если мои вопросы кажутся вам чересчур личными. На самом деле я лишь пытаюсь разобраться: ее исчезновение — это просто бегство или это самоубийство? Вот почему так важно знать историю ее семьи, тем более что пройдена критическая отметка — семьдесят два часа.

— Что это значит?

— Чаще всего в делах такого рода пропавшего человека либо находят, либо он сам объявляется по прошествии трех дней. Но если к этому времени он не возвращается домой, тогда его исчезновение — хочу подчеркнуть, что строгих правил тут нет, — связано с тем, что человек сам хочет бесследно исчезнуть: либо путем бегства, либо через самоубийство. Однако суициды обычно преследуют только одну цель — навсегда избавиться от боли и страданий. В случае с Лиззи она все-таки продолжает поиски Прекрасного принца. Тот факт, что Маккуин бросил ее, и то, что даже после сцены в баре «Фор Сизенс» она сказала вам, будто он собирается уйти из семьи и снова сделать ей ребенка, говорит о том, что она все еще на что-то надеется. И если, с ее слов, она не увидела счастливую супружескую пару в лице своих родителей, возможно, она будет искать другого мужчину, который сможет ее осчастливить. Если бы ваш брак обернулся полной катастрофой или, наоборот, был образцовым, у нее появился бы повод для отчаяния — она могла подумать, что никогда не найдет счастья или что брак — это яд. Но поскольку ваш брак функционировал, это оставляло ей некоторую надежду, шанс пережить любовный роман, о котором пишут в книгах. По крайней мере, это мое личное мнение… и я вполне могу ошибаться.

Пауза.

— Вы психолог, детектив?

— Во всяком случае, учился на психолога… прежде чем полиция прибрала меня к рукам.

— Это видно. И ваша теория о Лиззи очень убедительна, хотя я никогда не думала…

— Что?

— Что мы с Дэном как пара производим впечатление… функциональной.

— Как я уже сказал, эту информацию я получил из вторых рук. И вы правы — даже очень взрослые дети хотят видеть своих родителей счастливыми, как на почтовой открытке, и не понимают, почему реальность оказывается такой серой. Не казните себя, и прошу еще раз меня извинить, если я смутил вас столь откровенным разговором.

— Так вы думаете, что Маккуин все-таки мог убить ее?

— Мы не исключаем этого полностью, хотя проверили все его передвижения в течение нескольких дней после сцены в «Фор Сизенс», и, похоже, он чист. Но кто докажет, что он не нанял киллера, к примеру? Впрочем, это уже из области криминалистических гипотез. Потому что, между нами, я так вижу ситуацию: Марк Маккуин, может, и мерзавец… но он не убийца.

Когда мы закончили, я вышла на улицу и подождала, пока детектив Лиари побеседует с отцом. Та фраза — родители не были счастливой парой — крепко засела у меня в голове. Выходит, так она видела нас. И если это было заметно Лиззи, значит, и Джеффу тоже. А ведь были еще наши друзья, соседи, коллеги по работе — неужели все они думали про нас: у Ханны и Дэна чертовски крепкий брак без любви?

Беседа отца с детективом продолжалась более сорока пяти минут — почти втрое дольше моего короткого, резкого и шокирующего допроса. Они вышли из отделения вместе — как старые добрые друзья.

— Я так полагаю, что вы сейчас повезете своего отца в Вермонт, — сказал Лиари. Я кивнула. — А завтра возвращаетесь домой, в Мэн?

— Совершенно верно.

— Что ж, у меня есть все ваши телефоны, и я обязательно позвоню, как только будут новости. — Он вручил мне визитку с нацарапанным на обороте номером. — Вот мой сотовый, если не сможете дозвониться в участок. Звоните в любое время. Я знаю, как вам тяжело. И доставьте своего отца в Берлингтон в целости и сохранности. Нам сейчас нужны такие парни, как он… даже если я категорически не согласен с большинством его идей.

— Только с половиной, — поправил отец, протягивая руку Лиари, который тепло пожал ее. — И помните: у нас в Берлингтоне отличная команда низшей лиги, так что летом жду вас на игру.

В машине я сказала:

— Похоже, вы с Лиари стали лучшими друзьями.

— Он очень яркий молодой человек.

— А что там за команда низшей лиги?

— Ты помнишь «Вермонт Экспоз» — нашу местную бейсбольную команду?

— Ах да.

— Как выяснилось, Лиари фанат бейсбола и обожает низшую лигу. Он считает, что эти игры гораздо чище, чем те, что демонстрируют профессионалы, — в этом я, кстати, с ним полностью согласен. Как бы то ни было, я рассказал ему про «Экспоз» — что они являются дочерним клубом «Монреаля» и играют на отличном стадионе в Берлингтоне… ну, и пригласил его на матч.

— О чем еще вы говорили?

— О Лиззи, разумеется.

— И?..

— В основном о ее прошлом, хотя его особенно интересовало, не чувствовал ли я, что у нее большие претензии к родителям.

— И что ты сказал?

— Что все дети страдают от родительского гнета, но вы с Дэном как раз не грешили этим.

— Спасибо за похвалу, отец.

— Он действительно самый интересный полицейский из всех, кого я встречал, — сказал отец.

— Он говорил мне, что учился на психолога.

— Да, он упоминал об этом. А говорил он тебе, что до этого три года учился в иезуитской семинарии?

— Это многое объясняет, — сказала я.

Как и договаривались, сразу из полиции мы с отцом отправились в Вермонт — Дэн выехал в Портленд еще раньше. С болью и в то же время с облегчением я покидала Бостон. Наш отъезд был признанием поражения в борьбе за Лиззи. Но оставаться в городе, где она пропала, не было сил. Бостон вообще не из тех городов, где хочется задержаться. Сохранив пережитки аристократического прошлого, он не приобрел эмоционального драйва, как, скажем, Нью-Йорк или Чикаго. Но отныне он ассоциировался у меня с местом, откуда моя дочь исчезла в никуда, и я знала, что буду ненавидеть его за это.

За городом поток транспорта заметно поредел. Мы пересекли мост Тобин и выехали на хайвей в рекордно короткое время. Теперь нам предстояла прямая дорога на север, до Нью-Гемпшира, а там поворот на автостраду 89. Оттуда было полтора часа езды до Берлингтона. Как я знала наизусть дорогу от Портленда до моего родного города, так и эту трассу, от Бостона до озера Шамплейн, я могла проехать с закрытыми глазами — настолько часто моталась по ней в студенческие годы и в летние месяцы, когда Дэн работал в Бостоне.

В дороге мы почти не разговаривали, а я вдруг вспомнила, как однажды, в 1969 году, мы с Марджи рванули на юг в уик-энд; спали на полу в общежитии, в комнате ее школьной подруги, которая теперь живет в Рэдклиффе, покуривали марихуану возле статуи Джона Гарварда, покупали какие-то смешные рубашки из «варенки» в хипповском бутике Кембриджа, а закончилось все шумной вечеринкой в студенческом кампусе, где я познако-милась с довольно интересным парнем из Гарварда по имени Стэн, который оказался второкурсником и рассказал мне, что уже написал роман и хочет переспать со мной, но я была не в настроении, хотя он произвел на меня впечатление, так что на обратном пути в Берлингтон я очень жалела о том, что не переспала с ним; а потом, дней через десять, я встретила Дэна Бакэна, и у нас закрутился роман, хотя никто из нас тогда даже не пред-ставлял, что это начало нашей общей судьбы.

И вот прошло тридцать четыре года, и я снова мчусь по этой дороге, пытаясь храбриться и выглядеть оптимисткой, хотя мой ребенок бесследно исчез, но почему-то в голову лезут воспоминания о том бостонском уик-энде, и не дает покоя вопрос, как изменилась бы моя жизнь, переспи я тогда с этим начинающим писателем. Нет, я не настолько наивна, чтобы думать, будто сейчас он мог быть рядом со мной. Но, несмотря ни на что, продолжала фантазировать: скажем, переспала бы я с ним — смог бы меня после этого заинтересовать медик-первокурсник из Гленз Фоллз? Смогла бы я отказаться от его предложения пойти выпить пива в студенческом баре? И если так, то, наверное, сейчас не сидела бы в этой машине, не корчила бы из себя сильную женщину и не старалась внушить самой себе, что детектив Лиари прав (в конце концов, он бывший иезуит) и Лиззи не склонна к суициду.

— О чем задумалась? — спросил отец.

Я лишь пожала плечами. Мне не хотелось делиться с отцом комментариями Лиззи, хотя интересно было, действительно ли она смогла увидеть то, в чем не могла — и не хотела — признаваться я: что мой брак был сплошь фальшью. Поделись я с отцом этими сомнениями, он, конечно, принялся бы разуверять меня, убеждать в том, что никто, кроме двух главных действующих лиц, не может понять всей сложной анатомии брака. Но сейчас мои нервы были настолько издерганы, что я бы не выдержала разговора по душам с отцом. Так что до Берлингтона мы ехали молча. Вермонтское радио передавало концерт Гайдна и Шуберта, а сводки новостей в перерывах оставляли нас равнодушными. Мы уже выдохлись, и любой разговор так или иначе был бы омрачен мыслями о Лиззи.

Подъезжая к окраинам Берлингтона, отец сказал:

— Перед отъездом из отеля я говорил с Эдит. Она сказала, что приготовит нам обед.

— Очень мило с ее стороны.

— Она беспокоится о Лиззи.

— Знаешь, отец, я, наверное, поеду сразу в Портленд, только заброшу тебя домой.

— Я понимаю, — произнес он, явно расстроенный. — Надеюсь, это никак не связано с присутствием Эдит?

— Нет, что ты.

— И все-таки ты не одобряешь?

— Мне не хочется снова обсуждать с кем-то ситуацию с Лиззи.

— Эдит и не ждет от тебя этого. Она вовсе не из тех, кто сует нос в чужие дела.

— Проблема не в этом, отец, да к тому же Эдит уж точно не проблема. Просто мне сейчас хочется побыть одной. Не обижайся.

— Понял, — сказал он, но я все равно была уверена в том, что он воспринял мое решение как личную обиду. В молодости я всегда стремилась добиться одобрения отца, а теперь, как я поняла, он нуждался в моем одобрении.

Надо отдать должное Эдит: в доме царил идеальный порядок, холодильник ломился от продуктов, а на столе нас ожидали легкие закуски и мартини.

— Ханна не останется, — сказал ей отец.

— Мне действительно нужно возвращаться в Мэн, — объяснила я.

— Я пытался уговорить ее задержаться, но…

— Если Ханне надо ехать, значит, ее нужно отпустить, — сказала Эдит. — Я знаю, мне самой тоже захотелось бы побыть одной в такое время.

Благослови тебя Господь, Эдит.

— Но мне все-таки не нравится, что ты поедешь в темноте, — сказал отец.

— Она уже взрослая, Джон, — вмешалась Эдит.

— А родитель всегда остается родителем, — возразил он.

Провожая меня, отец совершил нечто из ряда вон выходящее. Вместо того чтобы привычно суховато чмокнуть меня в щеку, он крепко обнял меня. Он не стал утешать и уж тем более обнадеживать («Я знаю, она обязательно найдется»). Он просто задержал меня в объятиях.

Вскоре я тронулась в путь. Моя машина мчалась на восток, в сгущающиеся сумерки, оставляя позади федеральную трассу и возвращаясь на двухрядное шоссе, петляющее по сельским просторам и неприметным маленьким городкам. Я сосредоточилась на дороге, на деталях окружающего пейзажа и экстерьерах домиков, мимо которых проезжала. В салоне звучало радио. С наступлением темноты ток-шоу сменилось джазом, я прибавила громкость и мысленно растворилась в меланхолических интонациях саксофона Декстера Гордона. Периодически я поглядывала на сотовый телефон на приборной доске, умоляя его зазвонить и донести до меня голос Лиззи. Но всякий раз, когда в моей голове проносились подобные мысли, я глушила их, повторяя, как мантру, слова: ты не в силах ничего сделать… от тебя ничего не зависит… есть…

В Сейнт-Джонсбери я свернула на автостраду 302 и понеслась через Нью-Гемпшир, и уже через час была на границе со штатом Мэн. За двадцать миль до Портленда я позвонила домой, но никто не ответил. Тогда я набрала номер мобильного телефона Дэна и, когда мне и здесь ответила голосовая почта, оставила сообщение, что скоро буду. Часы показывали восемь семнадцать. Наверное, Дэн отправился на вечернюю тренировку в спортклуб «Вудлэндс». Когда трасса 302 плавно перешла в двести девяносто пятую (американские дороги — это сплошной набор цифр), я проехала еще несколько миль к северу и съехала на Бакнэм-роуд, чтобы сделать покупки в большом супермаркете «Шоу».

Продуктов я набрала больше чем на сотню долларов. Мальчишка, который упаковывал мои пакеты, помог довезти тележку до машины. На вид ему было не больше семнадцати, и, наблюдая за тем, как он грузит пакеты в багажник, я вспомнила, что Диззи, когда ей было примерно столько же, летом проработала две недели кассиром в этом же стрип-молле.

«Я не могу заниматься торговлей, мам», — сказала она, вернувшись как-то днем и объявив, что бросает работу. Помню, мне понравилось то, что она не стала мириться с невыносимой ситуацией. Тогда почему же она так долго терпела ненавистную работу в своем инвестиционном фонде? И почему прилепилась к несносному женатому мужчине, который кормил ее пустыми обещаниями? В какой момент она утратила способность бро-сить то, к чему не лежит душа?

— С вами все в порядке, мэм? — спросил мальчишка.

Я коснулась правой щеки. Она была мокрой.

— Не совсем.

Я полезла в сумочку, достала пять долларов и поблагодарила его за помощь.

Дом стоял темный, с закрытыми ставнями. Девять двенадцать на часах. По меркам Дэна, это была сверхпоздняя тренировка. Прежде чем распаковывать пакеты с продуктами, я прослушала автоответчик. Никаких новостей о Лиззи, только Джефф подтвердил, что в понедельник выезжает в Бостон и уже договорился о встрече с детективом Лиари.

— Он заверил меня, что сможет попридержать «Бостон геральд» еще несколько дней. За уик-энд я переговорю кое с кем из своих коллег, и мы посмотрим, есть ли какие-то юридические зацепки, чтобы остановить публикацию.

Черта с два. И хотя в глубине души я оценила старания Джеффа обойти Первую поправку[57], все-таки мне была неприятна мысль о том, что им руководило лишь отчаянное желание скрыть тот факт, что его сестра делала аборт, поскольку это шло вразрез с идеологией Шэннон.

Я заглянула в свой электронный почтовый ящик. В основном мусор, если не считать приветствия от Марджи, отправленного из медицинского центра «Хемоленд».

Привет, дорогая!

Только что вернулась домой с очередного сеанса химии. Похоже, доктор Аптека нашел-таки на последнем снимке МРТ что-то маленькое, серое и аморфное в нижней доле и хочет это уничтожить. По его словам, ничего угрожающего, но, как и положено настоящему онкологу, он перестраховывается. Так что, проведя полдня под ядовитой капельницей, я наконец-то дома, сижу перед телевизором, смотрю жуткое реалити-шоу — представь только, шесть парочек заперли в бывшей тюрьме строгого режима — и думаю: что это ты притихла? Ты еще не прочитала книгу-ужастик? Если да, позвони мне срочно, чтобы мы могли обсудить стратегию.

Скучаю по тебе. Жаль, что не можем сейчас пропустить по паре мартини… лучший анестетик.

Целую, М.

Опять химия… и что-то маленькое, серое и аморфное в нижней доле. О господи, этого еще не хватало. К черту книгу. В сравнении со всем остальным это был сущий пустяк… во всяком случае, именно в этом я собиралась убеждать себя ночью.

Я как раз заканчивала с ответом на письмо Марджи, когда послышался шум подъехавшей машины. Отправив почту, я спустилась вниз. Дэн заходил в дверь. Казалось, он удивился, увидев меня дома.

— Разве ты не завтра собиралась вернуться? — спросил он.

— И тебе тоже «здравствуй».

— Извини, я просто не ожидал…

— Разве ты не получил мое сообщение?

— После тренировки забыл включить сотовый.

— Ты так долго тренировался?

— Встретил в клубе Элиота Биксби. Выпили пивка потом. Элиот Биксби, заведующий отделением дерматологии в медцентре Мэна, всегда казался мне напыщенным бараном.

— Я теперь на пушечный выстрел к дерматологу не подойду, — сказала я.

— Да, мне эта мысль тоже приходила в голову, но мы столкнулись с ним в раздевалке, и он предложил выпить, так что… мне не хотелось возвращаться в пустой дом. Есть какие-нибудь новости из Бостона?

Я покачала головой.

— Как прошла беседа с Лиари?

— Он задавал неприятные вопросы.

— Например?

— Считаю ли я, что у нас счастливый брак?

— Он меня тоже об этом спрашивал, — сказал Дэн.

— Я знаю. И что ты ответил?

— Правду.

— А именно?

— Ну, а ты как думаешь?

— Скажи мне.

Он опустил глаза и уставился на мыски своих ботинок.

— Я сказал, что мы очень счастливы. А ты?

Пауза. Он избегал встречаться со мной взглядом.

— Я сказала то же самое. У нас счастливый брак.