Испытание правдой Кеннеди Дуглас

— Послушай, это была просто реплика.

— Нет, не просто.

— Если ты хочешь посадить себе печень к шестидесяти годам…

— Я пью третий бокал вина, пытаясь заглушить боль из-за твоей сестры. А если ты начнешь мне читать лекции о вреде алкоголя…

— Мне не нужно читать тебе лекции, мам, поскольку ты и сама знаешь о его пагубном влиянии…

— Знаешь что? — Я встала из-за стола. — Я иду на улицу курить. — Потом обернулась и сказала Дэну, что буду ждать его в номере.

Я спустилась к причалу, села на скамейку и закурила, хотя меня уже тошнило от сигарет. Глядя на воды залива Каско-Бэй, я пыталась успокоиться, но мне все не удавалось нащупать тот «момент внутренней гармонии», о котором пишут в самоучителях по психологии. Затушив сигарету, я отправилась обратно в отель, с ужасом думая о том, что меня ждет… и в то же время исполненная решимости покончить с этим раз и навсегда.

Дэн сидел в кресле, уставившись в окно. Когда я вошла, он посмотрел в мою сторону и тут же снова отвернулся к окну.

— Почему тебе обязательно надо устраивать сцены? — тихо спросил он.

— Я не устраивала сцен, — так же спокойно ответила я. — Я просто ушла.

— Каждый раз при встрече с Джеффом ты затеваешь скандал.

— Странно, но мне всегда казалось, что все происходит с точностью до наоборот.

— Ты чертовски нетерпима.

— Я нетерпима? Только не говори мне, что ты не заметил, как твой сын превратился в, мягко говоря, религиозного фанатика.

— Ты только что подтвердила правильность моей оценки.

— Я бы предпочла закрыть эту тему.

— Почему? Ты не хочешь признавать мою правоту?

— Нет, потому что бесполезно спорить об этом. И потому что…

— Тебе легче уклониться от дискуссии.

— Дэн, прошу тебя…

— Хорошо. Вопрос закрыт.

— Я должна поговорить с тобой…

— У меня сейчас нет настроения. День был долгий и напряженный.

— Я знаю, но…

— И наш дом по-прежнему находится в осаде.

— Откуда ты знаешь?

— Звонил соседям.

— Кому?

— Коулменам. — Супруги Коулмены жили по соседству, и с ними мы хоть и редко, но общались.

— В самом деле?

— Что тебя так удивляет?

— Да нет, ничего, просто мы никогда не были друзьями.

— Они единственные, с кем мне удалось связаться.

— Ты пытался дозвониться остальным?

— Бреммерсам, Маккласкиз, Монро. — Он перечислил наших ближайших соседей. — Никто не ответил.

— Еще бы, уже десять вечера. Коулменов не удивил твой поздний звонок?

— Нет, нисколько. Но они сказали, что наш дом еще блокирован.

— Я попрошу Алису забежать завтра утром, если она свободна, и посмотреть, что там происходит.

— Разве она сейчас не занята подготовкой к новому шоу?

— Откуда ты знаешь?

— Ты сама мне говорила.

— Неужели? — смутилась я.

— Да, на прошлой неделе. Ты напомнила мне, что ее шоу стартует в следующем месяце, двадцать второго, если не ошибаюсь…

— Надо же, я совсем не помню, чтобы я это говорила.

— Тогда поверь мне на слово.

— Что ж, если так…

— Ну, и о чем ты хотела со мной поговорить? — вдруг спросил он.

— Мы можем перенести это на завтра, — сказала я, вся на нервах.

— Нет уж, давай сейчас. Спать я все равно пока не ложусь.

— Знаешь, я немного устала…

— Ты же сама говорила, что это важно…

Я полезла в сумочку и достала пачку сигарет.

— Это номер для некурящих на некурящем этаже, — напомнил Дэн.

— Я открою окно…

— Ханна…

Я подошла к окну, возле которого сидел Дэн, открыла створку, села в кресло напротив и закурила.

— Я не смогу это сделать без сигарет, — сказала я.

— Не сможешь сделать что? — Он в упор посмотрел на меня.

— Я должна сказать тебе что-то очень важное.

— Это насчет Лиззи?

— Дэн…

— Тебе звонил Лиари?

— Нет, о Лиззи по-прежнему ничего не известно.

— Тогда что?

Я жадно затянулась сигаретой:

— Ты помнишь некоего Тобиаса Джадсона?

— Тобиас… как?

— Джадсон, — сказала я. — Много лет назад — в 1973 году, твой отец тогда был при смерти — он, как друг моего отца, останавливался у нас, пока тебя не было в городе. Помнишь?

— Смутно. И что?

Я снова затянулась сигаретой:

— У меня с ним был короткий роман в те два дня.

Повисло долгое молчание. На лице Дэна промелькнуло выражение шока, но уже в следующее мгновение оно сменилось привычной равнодушной маской, хотя я видела, что он с трудом сдерживает волнение.

— Почему ты рассказываешь мне об этом сейчас? — тихо спросил он.

— Мне необходимо первой рассказать тебе о том, что произошло тогда и почему.

Тщательно подбирая слова, я представила ему всю цепочку событий, произошедших в те далекие два дня, когда в какой-то момент я, еще очень молодая, маялась от ощущения безысходности и скуки, и тут появился этот Джадсон, который начал ухаживать за мной, и с ним я почувствовала себя интересной и желанной, а потом, разгоряченные вином, мы оказались в постели.

— Мне следовало прекратить это немедленно, но все произошло так стремительно, и я совершенно потеряла контроль над собой. Это было опасно, но опасность возбуждала, и я упивалась этим чувством, этой рискованной игрой. А потом Джадсону кто-то позвонил…

Я подробно описала, что происходило дальше: как он объяснил, что находится в бегах, как настаивал на том, чтобы я отвезла его в Канаду, как я отказывалась, а он угрожал мне разоблачением, и как я была вынуждена взять Джеффа, сесть за руль и повезти его через границу.

Дэн перебил меня.

— Ты и Джеффа втянула в это? — еле слышно, едва ли не шепотом, произнес он.

— Я не могла оставить его дома. Как я уже сказала, Джадсон опустился до самого грязного шантажа, и мне некогда было раздумывать.

— И ты повезла его в Канаду?

Я кивнула.

— С сыном на заднем сиденье?

— Ему было всего шесть месяцев.

— Я помню, сколько ему было в то время. Его кроватка стояла в нашей спальне. И он находился в той же комнате, когда ты с этим парнем…

Я снова кивнула.

— Ты трахалась с ним в нашей постели?

Я кивнула.

Долгое молчание. Я затушила сигарету в крышке пачки, которая служила мне пепельницей, и тут же закурила следующую.

— Я привезла его в назначенное место в Квебеке, где его ждали. Потом развернулась и поехала домой. В дороге я поклялась хранить тебе верность до конца своих дней. И не нарушила эту клятву. Ни разу.

— Мои поздравления, — тихо произнес он.

— Я знаю, это прозвучит неубедительно, но с тех пор не было и дня в моей жизни, когда бы я не испытывала чувство вины перед тобой…

— Ты полагаешь, это может служить индульгенцией?

— Нет, ни в коем случае. Я совершила страшный грех. Но это случилось тридцать лет назад.

— И ты вдруг ощутила потребность снять этот грех с души, утопив меня в своем раскаянии. Я правильно понял?

— Я бы никогда, никогда не рассказала тебе, если бы не узнала, что…

— Узнала что?

— Джадсон только что опубликовал книгу о своей революционной молодости. И в ней есть глава…

Дэн закрыл лицо руками:

— О, только не это…

— Да, — сказала я. — Боюсь, что да.

Теперь передо мной стояла довольно приятная задача — развенчать мифы Джадсона, разоблачить его ложь обо мне и моих высказываниях про мужа… но прежде всего убедить Дэна в том, что Джадсон нагло врет, будто я влюбилась в него без памяти.

— Он извратил всю историю, состряпал из нее дешевый вульгарный роман. Полная чушь, особенно то, что он пишет обо мне, — как я страдала в захолустье, да еще с унылым мужем.

— Но ты только что сказала, что действительно маялась от скуки.

— Ну, хорошо, допустим. Но я никому об этом не говорила, тем более ему.

— О, я тебя умоляю. Если ты это чувствовала, то, должно быть, как-то передала ему это, не обязательно словами. Точно так же ты могла признаться ему в сердцах, что твой муж зануда.

— Я никогда этого не говорила.

— Нет, это он для красного словца ввернул, верно? Что еще он приукрасил? Секс? Только не говори мне, что у вас с ним не было секса, пусть даже он написал об этом…

— Не скажу. У нас действительно был секс.

— Хороший?

— Дэн…

— Секс был хороший?

— Да, хороший.

— И в этой своей книге он пишет, насколько хорош был секс?

Я кивнула.

— Может, и меня он тоже упоминает по имени?

— Нет, мы все проходим под псевдонимами. И Пелхэм назван по-другому.

— Хорошо хоть так.

— Если бы, — вздохнула я и рассказала про колонку Чака Канна. Дэн резко изменился в лице и страшно побледнел.

— Ты шутишь, — сказал он.

Я достала из сумки и вручила ему распечатанную статью.

— Вот почему я задержалась на прогулке, — объяснила я.

Он надел очки и стал медленно читать. Закончив, швырнул листок на журнальный столик. Какое-то время он молчал. Потом произнес:

— Ты хоть представляешь, насколько это ужасно?

— Да.

— Это разойдется повсюду. Повсеместно. Тем более что идеально вписывается в общую картину исчезновения Лиззи. Желтая пресса будет в восторге. О такой удаче они могли только мечтать. «Ее мать в прошлом хиппи — неудивительно, что дочь пошла по ее стопам»… И давно тебе об этом известно? — спросил он.

— Пару часов. Я узнала, когда спустилась вниз перед ужином.

— Ты должна была сразу мне рассказать.

— При Джеффе? Он бы озверел.

— Еще успеет. И не только он, но и руководство твоей школы. Не говоря уже об администрации Медицинского центра Мэна. Ну, и так, по мелочам — ФБР, Министерство юстиции. Ты ведь помогла и…

— Я знаю, что я совершила, но это было сделано по принуждению. И заявление, которое Марджи готовит в эти минуты…

— Я хочу посмотреть это заявление.

— Конечно, конечно, — разволновалась я. — Она уже должна прислать его. Я сейчас включу свой лэптоп и проверю.

— Так давай же включай.

— Дэн, прежде я хотела сказать…

Я тронула его за плечо. Он отпихнул мою руку:

— Я сейчас не настроен на разговоры.

— Но могу я объяснить?..

— Нет, не можешь. Я бы хотел увидеть книгу.

— Сейчас уже поздно. И она еще больше расстроит тебя. Почему бы тебе не подождать, пока…

— Неужели ты думаешь, что я смогу уснуть? Достань мне книгу, пожалуйста.

— Может, сначала прочтешь заявление Марджи?

— Я не понимаю, какое это имеет значение.

— Просто прошу тебя, прочти сначала заявление.

— Как скажешь, — сдался он.

Я достала лэптоп, установила его на маленьком письменном столе и подключилась к Интернету. Первым делом я открыла свой почтовый ящик. Там было несколько сообщений от подруг, которые уже прочитали статью в «Бостон геральд», даже Шейла Платт написала: «Как мать, я не могу себе представить худшего кошмара, чем тот, что переживаешь сейчас ты. Пожалуйста, знай, что я молюсь за вас с Дэном и особенно за благополучное возвращение Лиззи. И хотя я решительно не одобряю нецензурных выражений, мне абсолютно понятна твоя реакция на возмутительное поведение этой наглой журналистки».

Люди иногда приятно удивляют. Я сделала мысленную пометку написать завтра Шейле благодарственное письмо. Тем временем я открыла почту от Марджи:

«Оно здесь, дорогая. Надеюсь, одобришь. Позвони скорее. Хочу завтра с утра разместить его везде, где только можно.

Крепись.

Целую, Марджи».

Заявление для прессы занимало две страницы и убедительно опровергало все, что написал Джадсон. Чак Канн, раскрывший тайну псевдонимов, был обвинен во вторжении в частную жизнь. В заявлении я признавала факт интимной близости между мной и Джадсоном, о чем я искренне сожалела, как и об этом единственном в жизни предательстве в отношении своего мужа. Но я всегда рассматривала роман с Джадсоном как глупый двухдневный флирт, и уж, конечно, этот человек никогда не был «любовью всей моей жизни», точно так же как я не произносила слов: «Я никогда тебя не забуду».

Но уж где Марджи оторвалась по полной программе, так это в разделе о его бегстве в Канаду, якобы при моей полной поддержке.

«Ханна Бакэн решительно опровергает утверждения мистера Джадсона о том, что она добровольно помогла ему бежать из страны. Она ответственно заявляет, что мистер Джадсон выдумал все диалоги в главе, где она фигурирует под псевдонимом Элисон. Ханна Бакэн подчеркивает, что мистер Джадсон заставил ее ехать в Канаду, шантажируя тем, что раскроет тайну их короткого романа, а если ФБР схватит его в Штатах — он выдаст ее властям как сообщницу.

«Я ни в коем случае не оправдываю себя за предательство по отношению к своему мужу и не пытаюсь снять с себя ответственность за то, что сделала. Я совершила несколько ошибок и готова отвечать за них. Однако утверждение, будто мною руководили политические убеждения или любовь к мистеру Джадсону, — это откровенная ложь. Он поставил меня перед жестким выбором — или везти его через границу, или рисковать благополучием семьи. Я была молодой женщиной с маленьким ребенком на руках, я страдала от чувства вины и была смертельно напугана. Это был шантаж, и в сложившихся обстоятельствах у меня, как мне казалось, не было другого выхода, кроме как исполнить его приказ. Это было решение, о котором я сожалею до сих пор»».

В скобках Марджи давала комментарий для меня:

«(Дорогая: я знаю, что это полностью теа culpa[63], но думаю, что так надо. К тому же я говорила с адвокатами, и они в один голос утверждают, что мы абсолютно правы, называя Джадсона лжецом и шантажистом. Они считают, что у него нет шансов на ответный иск, раз он позволил себе такие нелепые высказывания о твоей роли в этой истории. А теперь соберись с духом и не ругай меня, когда прочтешь следующий абзац, но я знала, что должна получить заявление от твоего отца, и рассудила, что в сложившихся обстоятельствах проще всего обратиться к нему напрямую. В общем, я связалась с ним и объяснила дерьмовую ситуацию, в которую ты влипла, — разумеется, упомянув, что Джадсон и его не обошел вниманием в своей книге… а тебе теперь приходится объясняться с Дэном о событиях далекого прошлого. Мне удалось отсканировать эту главу и отослать ему по электронной почте, чтобы он мог сразу прочесть и ответить. Я понимаю, это большая вольность с моей стороны, но, поскольку сейчас дорога каждая минута — нельзя опоздать с заявлением для прессы, а тебе сейчас не до разговоров с отцом, — я решила нарушить данную тебе клятву и сама ему все рассказала. Знаешь, я бы хотела сбежать куда-нибудь с твоим отцом, если он не сочтет меня слишком старой. Он повел себя как настоящий мужчина. Во-первых, он искренне тебе сочувствует и ужасно боится за тебя. Он собирался сразу тебе звонить, но я сказала, что тебе сначала надо поговорить с Дэном, и он согласился позвонить завтра)».

Я вовсе не сердилась на Марджи. Наоборот, испытала огромное облегчение, узнав, что мне не придется ничего объяснять отцу. Кажется, в последнее время я только тем и занималась, что объяснялась со всеми… и прежде всего с собой.

Я читала дальше.

«Отец Ханны Бакэн — выдающийся историк, Джон Уинтроп Лэтам (в книге Джадсона фигурирует под псевдонимом Джеймс Виндзор Лонгли, но вездесущий мистер Канн срывает маски), — так комментирует происходящее: «Я прочитал скандальную главу из книги мистера Джадсона и шокирован тем, как он манипулирует событиями прошлого в своих интересах, допускает дикие искажения правды, демонстрируя ничем не оправданную жестокость»».

Далее отец опровергал все, что написал про нас Джадсон. Он заявил, что хорошо знал Джадсона в те дни, но никогда не разделял его агрессивной революционной политики.

«Он всегда декларировал, что состоит в организации «Студенты за демократическое общество», которая была составной частью антивоенного движения, однако, как теперь признается, на самом деле был в одной лодке с «метеорологами» и участвовал в их экстремистских акциях».

Отец не отрицал того, что ему было известно о «некоторых неприятностях» Джадсона, но он не подозревал, что тот скрывался от ФБР. Поэтому да, он со спокойной душой отправил его ко мне.

«Это было решение, о котором я всегда сожалел, и впоследствии оно стало причиной крупного разлада между мной и дочерью. Благо, мы помирились через несколько лет, она нашла в себе силы простить меня. Если бы я только знал, в чем был замешан Джадсон, я бы никогда не предложил ему остановиться у Ханны».

Отец даже объяснился по поводу своей супружеской неверности.

«Моя жена, которая сейчас страдает душевной болезнью, была в курсе моих измен, но сумела простить меня. Наш брак длится вот уже пятьдесят три года, и я думаю, это говорит о многом. Хотя я возмущен беспардонностью мистера Джадсона, который взялся разоблачать мою частную жизнь, я не стану преуменьшать свою вину. Я ошибался. В то же время меня приводит в ужас то, что мистер Джадсон счел уместным так подробно описывать свою короткую романтическую связь с Ханной, имевшую место тридцать лет назад, прекрасно сознавая, что это причинит ей и ее мужу огромную боль, хотя, по правде, к этому эпизоду должно относиться не иначе как к древней истории. Обливание грязью собственного прошлого ради достижения личных целей — не самое приятное зрелище, но это решение человек принимает для себя сам. Однако, когда ты втягиваешь в свою историю других людей, зная, что тем самым разрушаешь их репутацию, да еще через десятки лет после описываемых событий, ты выставляешь себя аморальным оппортунистом в самом худшем смысле этого слова».

Заявление заканчивалось обращением ко всем средствам массовой информации, учитывая величайшее напряжение, в котором Дэн и я пребываем в связи с исчезновением нашей дочери, уважать наше право на частную жизнь в столь сложный период. В скобках было приведено финальное замечание от Марджи:

«(Шансы на то, что кто-то из медийщиков внемлет этой просьбе, ничтожны. Но я все-таки решила, что лучше сказать. Удали все мои отступления, прежде чем покажешь это Дэну, и позвони, как только сможешь, после разговора с ним. Жду)».

Я сделала, как просила Марджи, удалив все реплики. Потом повернулась к Дэну — он стоял у окна, вглядываясь в темноту, — и сказала:

— Теперь можешь прочесть.

— Ты хочешь сказать, после того как ты удалила лишнее…

— Дэн…

— Знаешь, я слышал, как ты стучала одной клавишей. Несомненно, это была клавиша «Удалить».

— Я всего лишь убрала несколько замечаний Марджи.

— Потому что не хотела, чтобы я их видел. Потому что ты все равно что-то скрываешь, как скрывала все эти тридцать лет.

— Послушай, я знаю, что ты сейчас очень зол на меня. И имеешь на это полное право. Но, пожалуйста, постарайся помнить…

— Что? Что все это произошло тридцать лет назад и я должен вести себя так, будто ничего и не было?

— Я не говорю, что…

— Знаешь, если ты ждешь немедленного прощения, извини… это не ко мне.

Он подошел к шкафу и достал свое пальто.

— Куда ты?

— Ухожу.

— Куда? — повторила я.

— Это имеет значение?

— Нет, но…

— Я ухожу, Ханна, потому что не хочу сейчас находиться с тобой в одной комнате.

Я сникла.

— Хорошо, — тихо произнесла я. — Но разве ты не хочешь прочитать…

Я показала на компьютер.

— Перешли на мой электронный адрес.

Он взял со стола книгу Джадсона и сунул ее под мышку.

— Когда ты вернешься? — спросила я.

— Не знаю, — ответил он, направляясь к двери.

— Марджи ждет ответа по пресс-релизу.

— Я же сказал: пришли его мне, и я пришлю тебе ответ.

Я потянулась к нему:

— Дэн, любимый, я…

Он сбросил мою руку:

— Ханна, я не хочу говорить.

— Извини. Я очень виновата перед тобой.

— Еще как.