Приступить к ликвидации (сборник) Хруцкий Эдуард

– Какой дядя?

– Пыдер, он брат матери.

– Так… А ты о чем думал?

– В Швецию хотел, – еле выговорил задержанный.

– Куда?

– В Швецию…

– Что вам известно о составе банды?

– Это как?

– Ну, сколько в ней человек?

– Нас трое пошло на хутор… Да женщина в лесу ждала.

– Женщина?! Как ее называл Юхансен?

– Инга.

– Где она может быть?

– Не знаю.

– Хорошо. Кто еще?

– Еще двое уехали в Таллин.

– Как их звали?

– Рудольф и Отто.

– Опишите мне их.

– Рудольф низенький, седой, у него не хватает двух передних зубов.

– Это Конксе, – сказал из угла комнаты Вялис, – его приметы.

– Отто? – спросил Эвальд.

– Среднего роста, лысый, лет под шестьдесят…

– Отто Роосаар, бывший начальник здешней полиции, – вновь вступил в разговор Вялис.

– К кому они поехали в Таллин?

– Не знаю.

– А что вы знаете? – Эвальд шагнул к задержанному.

– Не бейте. – Тиллек резко откинулся, гулко стукнувшись головой об стену. – Я слышал только адрес. Ыле, семь.

– Уведите, – приказал конвою Эвальд.

Он посмотрел вслед задержанному, достал папиросу, сел рядом с Вялисом. Капитан чиркнул спичкой.

– Ну, что?

– Надо сообщить в Таллин о Конксе и Роосааре. – Эвальд глубоко затянулся. – И допрашивать Юхансена.

– Он ничего не скажет. – Вялис сломал обгоревшую спичку. – Ничего.

– Попробую.

– Пробуй, а я свяжусь с Сосниным. – Вялис шагнул к двери. – Я прикажу привести Юхансена, только не давайте снять с него наручники.

Эвальд с недоумением поглядел на капитана.

– Он очень опасен, – пояснил начальник милиции. – Второй раз его взять будет еще труднее.

Лица у Юхансена не было, его заменил огромный кровоподтек. Поэтому говорил он с трудом, но все же пытался улыбаться.

– …Я тебе, Пальм, ничего не скажу. Ни тебе, ни кому другому…

Он сидел на табуретке свободно, положив ногу на ногу. Световые зайчики бегали по голенищам его щегольских сапог. Юхансен пошевелил скованными руками. И глаза его вдруг загорелись яростным весельем.

– …Я попал и получу вышку, но и ты не жилец, Пальм. Поверь мне, ты не уедешь отсюда.

Эвальд усмехнулся.

– Думаешь, я вру? Нет, друг Пальм. Нет! – выкрикнул Юхансен и вскочил.

Эвальд встал, положил руку на кобуру.

– Боишься, – прохрипел Юхансен. – Не меня бойся, а брата своего. Молчишь. Он встретит тебя, Юлиус.

– Кто? – вырвалось у Эвальда, а в памяти всплыла палата-камера, человек, укутанный словно кокон, и его непонятные слова: «…И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой?..»

– Замолчал! – крикнул Юхансен. – Ты увидишь Юлиуса, своего брата.

Он бросился к столу, поднял над головой скованные руки, попытался ударить ими Эвальда. Конвойные ворвались в комнату и потащили его к дверям.

Юлиус снова увидел эту чертову дорогу. И человека этого высокого видел, и улыбающееся лицо, и белый шрам у виска. Тогда, в другой, счастливой жизни, они переплывали озеро, порыв ветра резко повернул парус, и смоленая рея ударила Эвальда по голове. Плача, Юлиус бинтовал голову брата рваной рубашкой, а Эвальд улыбался и успокаивал его.

Вечером у костра они пели пиратскую песню и стреляли из пугачей, вызывая дядю Карла…

Его брат здесь. Он носит синюю форму и серебряные погоны. Он его враг! Самый страшный и беспощадный, потому что служит в НКВД.

Как странно распорядилась жизнь. Почему его брат надел эту форму? Ну а если бы он носил другую? Какая разница, важно, что они дерутся друг с другом. Надо уходить в другой уезд. Но чей-то голос словно спросил: «А что изменится?»

Юлиус уронил голову на руки, он пытался отогнать мысли о брате, но они возвращались к нему помимо его воли, заставляли тревожно и тягостно сжиматься сердце.

– Командир, – в отсек просунулась голова Соммера, – к вам пришли.

– Да. – Юлиус вскочил.

Соммер посторонился, пропуская мокрую, покрытую тиной и грязью фигуру.

– Юлиус, – услышал он голос Инги.

– Что? – спросил он, внутренне цепенея. – Что случилось?

– Они взяли Юхансена. – Инга упала на кровать.

– Когда?

– Час назад.

– Где?

– У Пыдера.

– Я говорил, командир, – прогудел Соммер, – уголовщина не доводит до добра.

– Ты, – вдруг крикнула Инга, – что ты можешь знать про него, Соммер? Ты роттенфюрер из зондеркомандо. Замолчи…

– Идите, Соммер, и принесите сухую одежду и выпить. Ей надо согреться.

– Есть, лейтенант, – мрачно ответил Соммер.

– Юлиус, – Инга схватила его за руку, – Юлиус, милый, ты же любил меня… Ведь правда… Любил… Я знаю… Спаси его.

– Кого?

– Генриха.

– Юхансена? Ты сошла с ума!

– Нет… Не говори так… У тебя есть люди… Оружие… Он пока в уездном центре!

– Люди! Оружие! – зло выкрикнул Юлиус. – Там милиция, автоматчики, они из нас сделают салат.

– Ты не хочешь… Ты не хочешь из ревности. Хорошо, дай я вымоюсь и лягу с тобой. Хочешь, я вообще останусь с тобой. Только освободи его.

Сердце замерло и провалилось. И не было вонючей землянки, а в памяти всплыл Пярну, ресторан над морем и Инга в белом фланелевом костюме. Он снова почувствовал локтем ее плечо, упругую грудь и шепот ее услышал: «Уведи меня скорее отсюда, к себе уведи…»

– Нет, Инга, нет, я не могу.

– Можешь! – Она схватила его за отвороты куртки. – Ты знаешь, кто взял Юхансена?

– Кто? – Сердце его похолодело в предчувствии беды.

– Твой брат, – с ненавистью выдохнула Инга. – Эвальд Пальм. Пойди к нему, он остановился у вдовы Антона Мяги.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Но как я это сделаю…

– У вас есть советская форма.

– Нет, это безумие.

– Ты просто трус и тряпка. Ты забыл, как Юхансен спас тебя в сорок четвертом, когда ты со своим Соммером попали в засаду. Генрих не думал, что это невозможно. Он пришел и спас тебя.

– Нужна машина, – устало сказал Юлиус.

– Есть машина. На хуторе у Борка. Поднимай людей. Слышишь?!

Юлиус вышел в помещение «роты» и по лицам людей понял, что они слышали все.

– Ну? – спросил он.

Люди молчали. Свет лампы делал их лица чужими и замкнутыми.

– Надо идти, командир, – ответил за всех Соммер. – Надо попробовать. Тем более если ими командует ваш брат.

Юлиус постоял несколько минут молча, потом скомандовал:

– В ружье!

Сон этот был страшен и повторялся последовательно и пугающе. Эвальд видел зажженную танками рожь перед окопом, слышал лязг гусениц и грохот пушек, но все это перекрывал звонкий детский плач. Среди зажженной пшеницы, в дыму и пламени стоял его маленький брат в длинной ночной рубашке. Эвальд выпрыгивал из окопа и бежал к нему, но внезапно горящую рожь, солнце, небо, брата закрывал корпус танка с облупленным черным крестом. Он все ближе и ближе. Эвальд чувствовал запах горячего металла и солярки. Он шарил на поясе, а гранаты не было. Танк все ближе, ближе…

И тут проснулся. Свежий ветерок ворвался в распахнутое окно. Это было словно во сне. Эвальд точно помнил, что закрыл окно, прежде чем лечь. И тут он почувствовал присутствие человека. В комнате кто-то был. Эвальд ощущал чужой взгляд. Он сунул руку под подушку. Пистолета не было.

Человек зажег спичку. Эвальд зажмурился. Вспыхнула лампа…

Он вскочил с постели и шагнул к этому человеку.

– Сидеть, – скомандовал хриплый голос, и Эвальд увидел бездонный зрачок пистолетного ствола. – Спокойнее, брат, не заставляй меня стрелять.

Эвальд сел на кровать, взял папиросу.

– Дай спички.

Юлиус бросил коробок. Эвальд прикурил, глубоко затянулся.

– Зачем ты пришел?

– А ты не рад мне?

– Нет. Мне сказали, что ты с Сяргом в Швеции. Лучше бы тебе оставаться там.

– Тогда я спрошу тебя: зачем ты здесь, брат? Лучше бы ты жил в своей Москве.

– Я приехал на родину. – Эвальд начал натягивать сапоги.

– А я остался защищать родину.

– Какую родину защищаешь ты здесь, в Эстонии? – Эвальд встал, притопнул ногой, чтобы сапоги сели, как нужно.

– Твою и мою.

– Свою родину я защищал от фашизма. – Эвальд взял со стула гимнастерку. – А что защищаешь ты, Юлиус?

– Я тоже защищаю свою.

– Зачем же ты все-таки пришел?

– Я пришел забрать тебя, брат. Давай бросим все это. Красных, немцев, местных розовых. Давай уедем в Швецию, к дяде, ведь нас осталось двое. Ты и я.

– К дяде в Швецию… Мы будем кататься на яхте и играть в теннис? – Эвальд застегнул портупею.

– Да, да! Кому нужна эта война и кровь, когда мы опять будем вместе.

Эвальд смотрел на него и не мог поверить, что в двух шагах сидит его брат, о встрече с которым он так мечтал все эти годы. Он учился в Москве и вспоминал Юлиуса, дрался с немцами и вновь думал о нем. Думал с тоской, нежностью, горечью, но никогда с ненавистью.

– Зачем ты пришел ко мне, брат?!

Брат. Он только что видел его во сне. Несчастного, маленького, беззащитного человечка, в грязной от копоти ночной рубашке. Брат твой!

Вот он сидит в кожаной куртке, волосы расчесаны на косой пробор, в опущенной руке «беретта». Зачем ты пришел ко мне, человек, который был моим братом?

– Ты почему молчишь? – спросил Юлиус.

– Я думаю.

– О чем?

– О детстве.

– Я тоже много думаю о нем. Но теперь ведь все позади.

– Мы снова вместе. Завтра утром мы будем в Пярну, потом Сааремаа и Швеция.

– Ты пришел пригласить меня в гости к Сяргу?

– Нет, я пришел напомнить тебе, что мы два последних Пальма на этом свете. Напомнить тебе, брат, о той крови, которая течет в нас.

– Считай, что напомнил.

Нет, он только похож на его брата. Разве в них течет одна кровь? …Песок был мокрым от крови его и Васи Тихонова, веселого ленинградца Васи. Немецкие автоматчики перли на окоп, и, собрав последние силы, раненный в грудь Вася Тихонов протянул ему гранату. «Взорви ее, когда подойдут эти гады. Взорви вместе с нами». Кровь пузырилась у него на губах, а глаза были бездонно-черны, как стволы автоматов…

– Так зачем ты пришел?

– Отдай мне Юхансена.

– Ты думаешь, это просто?

– Ты все можешь. У меня машина. На ней приедут люди, одетые в советскую форму. Ты скажешь, что это конвой из уезда или из Таллина. Все равно. Ты выведешь Юхансена, сядешь в машину, а утром мы будем в Пярну.

– Сколько у тебя людей?

– Семь человек.

– Сколько их приедет?

– Пятеро.

– Где Инга Лаур?

– У меня. Ты согласен?

– Пусть приезжают.

– Они будут через час. – Юлиус встал, разрядил пистолет Эвальда, сунул обойму в карман и шагнул к окну.

– Помни, ты станешь братоубийцей. – Он перенес ногу через подоконник и бросил обойму на кровать.

– Помни, – донеслось из-за окна.

Эвальд взял новую обойму, с треском вогнал ее в рукоятку пистолета. Посмотрел на часы. Три. Через час. Он сунул оружие в кобуру, натянул фуражку и вышел.

Ночь была темной и беззвездной, и все-таки он сумел рассмотреть, что до дверей отделения его провожали двое.

– Скажите мне, Вялис. Вы старше, вы больше видели, вы опытнее меня.

– Что сказать вам, Пальм?

– Он мой брат.

– Да, он ваш брат. Но я был знаком с вашим отцом. Когда-то батрачил у Сярга.

– На меня падет кровь единственного близкого мне человека.

– А чем он близок вам, Пальм? Вы дрались с немцами в Эстонии и под Ленинградом, потом наступали, были ранены. Где был ваш брат?

– В СС.

– Так кто же вам ближе – мы все или он один? Скажите мне, сын Альфреда Пальма.

– Но он тоже его сын!

– Нет, он сын Сярга. Забудьте оба о нем.

– Но ведь прольется кровь…

– Она уже пролилась. Давно, в семнадцатом. И одни стали по эту сторону, другие – по ту.

– Он мой брат.

– Нет, он не ваш брат, Пальм. Он наш враг. А вы чекист, помните об этом.

– Я помню.

– Это хорошо, а то мне показалось, что вы забыли. Знаете, чем занимался ваш брат? Нет, не знаете. Он служил в полицейском батальоне, он и некий Соммер. Вот дело Соммера, в нем есть газета. Прочтите.

«Северное слово 25(270) 1 марта 1944 г.

ЧТО НЕСЕТ БОЛЬШЕВИЗМ. Новые жертвы «освободителей» в Эстонии. Какая участь ждет местных жителей в случае возвращения большевиков, показывают зверские убийства в Гугенбурге и Мерикюла.

Теперь мы узнали о новом подобном случае в пределах Эстонии, происшедшем в Аувере Алутагузской волости. Большевики пробыли здесь в одном доме лишь самое короткое время, но и за этот срок успели убить трех беззащитных женщин, ранить двух детей и одну русскую беженку из Советского Союза. Лишь прибытие немецких солдат помешало им довести до конца свою кровавую расправу.

Об этом происшествии сообщил житель Алутагузской волости К., в семье которого большевики учинили убийства. Сам К. спасся лишь потому, что успел спрятаться на чердаке, где большевикам некогда было его искать. Вот что он рассказал:

– Это произошло 18 февраля. Немецкие солдаты уже раньше советовали нам уйти. Отец пошел за кормом для скота в сарай, приблизительно в 200 метрах от жилого дома. Придя туда, он обнаружил там красных, которые набросились на него, приказывая поднять руки вверх. Ему все же удалось убежать от них и броситься за помощью к немецким солдатам. Тем временем вооруженные автоматами большевики вошли в жилой дом. Мне удалось быстро взобраться на чердак, другие же не успели скрыться… Прячась на чердаке, я услышал снизу щелканье автоматов. Минут через двадцать подоспели немецкие солдаты, и большевики бежали в лес.

Когда я вылез из своего убежища и вошел в дом, глазам моим представилась ужасная картина: на полу лежали убитыми мои мать, наша соседка Паулина Р. и 55-летняя Ида В.; тут же лежали моя 11-летняя сестра Айно с тяжелыми огнестрельными ранами в спине, мой 7-летний брат Лембит, которому пулей пробило ногу, и также раненая русская девушка, беженка из Советского Союза. Смерти избегла 84-летняя бабушка, спрятавшаяся в риге.

С помощью немецких солдат раненые были отправлены в больницу.

Эти убийства ясно свидетельствуют о намерениях большевиков по отношению к мирным жителям из освобожденных областей: убивать женщин, детей, стариков, не говоря уже о мужчинах.

На днях в эстонских газетах помещена была фотография матери и ребенка, зверски убитых большевиками при десанте в Мерикюла. Это Мета Сювалеп с ее малолетним сыном, дочь мерикюльского хуторянина Иоганесса Шульбаха, принимавшего в свое время активное участие в общественной жизни Нарвы.

С приближением зоны военных действий Мета Сювалеп намеревалась выехать из Мерикюла. Отъезд был назначен на 12 февраля, но из-за ряда обстоятельств отложен на несколько дней. Эта задержка оказалась роковой.

Э. С.».

– Я прочел, но при чем здесь…

– При том, что служащие полицейского батальона переодевались в нашу форму и уничтожали ни в чем не повинных людей. – Теперь вы все поняли?

Ночь раскачивала над городом редкие звезды. Эвальд стоял у входа в отделение под фонарем, и ему казалось, что темнота пронизана ненавистью и болью. И хотя он ждал машину, свет фар словно ударил его, и в нем все замерло в предчувствии конца.

Машина – зеленый «додж» – затормозила рядом с ним.

– Майор Пальм?

– Да.

Из машины выпрыгнули пятеро. Старший, с лейтенантскими погонами на плечах, подошел к нему вплотную. «Лоб низкий, дуги бровей развитые, нос хрящеватый, чуть искривленный, губы тонкие, подбородок заостренный. Рост 185–187». Автоматически сработала память: Соммер.

– Где брат?

– Ждет. – Соммер поправил автомат.

– Пошли. – Эвальд поглядел на машину. За рулем сидела женщина.

Он повернулся и шагнул к отделению. Дверь скрипнула, охнули ступени под тяжестью людей. Первая комната была пустой. Эвальд повернулся и прижал палец к губам. Соммер понимающе кивнул. Теперь еще одна дверь. Дежурная часть. На лавке спал милиционер. Дежурный младший лейтенант вскочил, застегивая воротник и поправляя фуражку.

– Конвой из Таллина, – коротко бросил Эвальд. – Где задержанные?

– Здесь, товарищ майор. – Дежурный говорил хрипло, словно спросонья, лицо его было помятым, как у людей, которые спят, положив голову на стол.

– Приведите.

– Надо расписаться, товарищ майор, – робко сказал лейтенант.

– Где?

– В книге, вот здесь, и заполнить бланк.

– Хорошо. – Эвальд шагнул за барьер. – Где книга?

– Вот. – Дежурный наклонился.

Эвальд на секунду взглянул на Соммера, тот глядел настороженно, рука сжимала рожок автомата. Эвальд наклонился к барьеру и положил руку на ППШ. Ну вот, надо немного успокоиться, и все. Совсем немного. Он рванул автомат.

– Стоять! Бросай оружие.

Двери распахнулись, из них глядели стволы автоматов. Соммер попытался сдернуть с плеча оружие.

Гулко ударила очередь, звеня покатились по полу гильзы. Соммер осел у стены.

На улице взревел двигатель. И словно в ответ из окна ударил пулемет. «Бум-бум-бум».

– Бросайте оружие, – повторил Эвальд.

Автоматы падали на пол, глухо ударяясь о доски. Оперативники обыскивали задержанных.

– Ну как? – В дежурку вошел Вялис.

– У нас все. – Эвальд положил автомат.

– Пришлось стрелять по машине. Шофер убит. Это была Инга Лаур.