Обнаженная жара Касл Ричард
— Боюсь, что в этом деле мы вышли за пределы любезностей. Клиентка пожаловалась, что вы ее преследуете, и я посоветовала ей молчать.
Сидевшая рядом Солей нашла себе занятие: начала покусывать костяшки пальцев. Убрав руку ото рта, она качнула головой, но в ее лице Никки не видела уверенности. Певица выглядела не задиристой, а скорее беззащитной. Задираться она предоставила адвокату.
— Итак, мы явились на допрос только потому, что не могли отказаться. А теперь вы сбережете нам немало времени, если признаете, что все это напрасно, и закончите встречу.
Никки улыбнулась.
— Благодарю вас. Признаю, я очень старалась. Вы не забыли, как все выглядит с нашей стороны? Людей убивают, копам приходится задавать вопросы… такая морока!
— Вы дважды явились к Солей на работу, устроив охоту на ведьм. По вашей вине она пропустила выступление в ночном шоу, а теперь вы выводите ее из равновесия, между тем как с утра ей предстоят съемки нового музыкального ролика. Это все от отчаяния или вы поставляете материал для очередной статьи? — Адвокат искоса посмотрела на Рука.
— О, не волнуйтесь, — ответил он. — Продолжения не будет. Я здесь только потому, что мне нравятся люди, которых можно встретить в участке.
Никки не дала ему развить мысль.
— Повторный визит к Солей был вызван необходимостью получить правдивые ответы, поскольку в первый раз она засыпала нас ложью. Ваша клиентка фигурирует в двух делах об убийствах и…
— Пустые слова. Фигурирует! — презрительно передразнила Миксит. — Бросьте, детектив.
Никки прекрасно изучила стиль атаки этой женщины, но привыкла видеть ее в зале суда рядом как союзницу, а не через стол. Теперь ей предстояла борьба за право направлять беседу. Хит упорно гнула свое, не обращая внимания на выпады противницы.
— А одна из жертв, Кэссиди Таун, как мы недавно узнали, писала книгу о смерти сердечного друга мисс Грей.
— О, неужели вы пригласили нас ради этого!
Солей прокашлялась и сглотнула. Элен Миксит демонстративно поддержала ее за локоть.
— Нельзя ли обойти этот вопрос? Он задевает еще не зажившую рану.
Никки тихо сказала:
— Солей, у нас почти не осталось сомнений: Кэссиди Таун убили, чтобы предотвратить публикацию, посвященную смерти Рида Уэйкфилда. — Она помедлила, осторожно подбирая слова: ведь еще неизвестно, находится Солей в числе виновных или жертв. — Если вы что-то знали или каким-то образом замешаны — пора рассказать об этом.
Элен Миксит вмешалась:
— Я с самого начала предупредила, что мы, конечно, придем, но это не значит, что мы будем с вами разговаривать.
Никки склонилась к Солей:
— А вы ничего не хотите сказать?
Певица задумалась, открыла было рот, потом взглянула на адвоката, покачала головой и снова принялась грызть костяшки пальцев.
— Вы поняли, детектив Хит? Полагаю, на этом можно закончить?
Хит бросила на Солей еще один взгляд — как мостик над пропастью, — но та не поднимала глаз.
— Можно и закончить. Пока.
— Пока? О нет! Это конец. Если вы мечтаете увидеть свой портрет на шестой странице, найдите себе другую жертву. — Миксит встала. — Позвольте вас предостеречь. Пиар-машина не всегда так дружелюбна, колесики могут повернуться и в другую сторону.
Никки проводила их к выходу и, глядя как женщины идут через вестибюль, окончательно уверилась, что Солей замешана. Осталось выяснить, каким образом.
Когда Никки вернулась в рабочий бокс, Рук уже вывел на компьютер первую страницу присланной по электронной почте рукописи. Детектив Гинсбург устроилась на месте Хит, и что-то писала в ее блокноте ее ручкой.
— Располагайся со всеми удобствами, Шерон!
Никки еще не отошла после стычки и с удовольствием выпустила пар на Гинсбург. Покаяться можно будет позже.
— Шутишь? — как ни в чем не бывало улыбнулась Шерон. Ее непробиваемость всегда раздражала Хит, но в данном случае избавляла от необходимости извиняться. — Просто оставляю тебе записку. Я проверила агентство, в которое обращалась Элизабет Эссекс, чтобы следить за своим мужем. Это местные частные детективы, с которыми сотрудничают ее адвокаты. Наш техасец тут ни при чем.
Хит этого ожидала. Что ж, одна версия исключается.
— А как насчет других клиентов Рэнса Вольфа?
— Переговорила с Вегасом. Там охотно составили для меня список. Он обслуживал корпорации и отдельных лиц. Я еще спросила, кого техасец мог найти без посредников. Говорят, что вся внештатная работа подотчетна, потому что агентство требует, чтобы сотрудники избегали столкновений интересов. Эти сведения они тоже пришлют, и я дам тебе знать.
Подобная скрупулезность и инициативность делали Гинсбург отличным следователем и заставляли Никки прощать ей мелкие недостатки.
— Хорошая работа, Шерон. Да, извини, что я на тебя накинулась.
— Когда? — удивилась Гинсбург, перебираясь на свое место.
Каньеро позвонил из компании по прокату лимузинов. На заднем плане в трубке слышалось пыхтение домкрата — шикарной машине меняли колесо.
— Нашел кое-что странное. Сейчас я тебя удивлю.
— Заказ от Рида с предсмертной запиской на том же листке? — предположила Никки.
— Нет заказа от Рида. И вообще ни одного заказа в ночь его смерти. Я уже попросил Таррелла проверить — в тех нарядах, что мы забрали, их тоже нет. Мы их разбирали до того, как всплыла связь со смертью Уэйкфилда, поэтому просто решили, что у Падильи был выходной. Но сейчас передо мной наряды всех водителей компании, и похоже, что все шоферы в ту ночь отдыхали. Поняла, к чему я веду? — Никки задумалась, что бы это могло значить. В трубке снова зажужжал мотор. — Ты еще слушаешь?
— Так в чем дело, Каньеро? Как они это объясняют?
— Управляющий изображает идиота: мол, меня не спрашивайте. Хорошо хоть что-то удалось доказать, уж больно скользкий тип.
— Да, — согласилась Никки, — сошлется на кражу или объявит, что виноват кто-то из шоферов. Может, даже сам Падилья. — И тут она спохватилась: — В ту ночь Падилья ведь должен был работать?
— Это они признали. И как раз после той ночи уволили его.
— И что? Просто вырвали страницы?
— Нет, вырезали бритвой.
Часом позже Никки вышла из кабинета капитана Монтроза. Она ввела его в курс дела, чтобы капитан знал, что говорить начальству с Полис-плаза. Он доверял Хит и не сомневался, что та ничего не упустила. Лишняя встреча нужна была, чтобы отбиваться от напора пресс-службы главного управления. Помня о предстоящем повышении, капитан завел привычку улыбаться и названивать начальству чуть ли не ежечасно.
Таррелл разложил на своем столе кассеты с камер наблюдения парковки, где утром был сбит Перкинс, а также с камер соседних магазинов и жилых домов по всей 96-й.
— Работы на всю ночь, но, если повезет, мы получим приличный снимок грабителя, — обратился он к Никки, загружая очередную запись, и добавил: — Ты ведь не думаешь, что это техасец?
— В данном случае, Тэрри, я ничего не исключаю, — ответила Никки, — но Вольфу я сломала ключицу и прострелила плечо. Перкинс — не Железный человек, но, чтобы так с ним управиться, нужно было приложить силу — вряд ли это сделал раненый.
Она перебралась к столу, где Рук просматривал рукопись Кэссиди Таун, и уловила странные вибрации, исходящие от журналиста, еще до того как тот заговорил. Никки списала это на мальчишескую ревность к Петару.
— Ну, что интересного?
— Я просмотрел всего четверть, — сказал Рук. — Все примерно так, как говорил Перкинс. Ретроспектива жизни Рида Уэйкфилда. Кэссиди подготавливает читателя к взрыву. По правде сказать, тут не помешала бы хорошая редактура. — Опять тот же странный взгляд.
— Что такое?
— Я положил вторую копию тебе на стол. Вернее, в стол. В ящик для бумаг.
— Рук, говори, что случилось, не то, клянусь, хоть у нас и нет «обезьянника», тебе я его организую!
Журналист чуть помедлил, открыл свою репортерскую сумку и вытащил газету. Вечерний номер «New York Ledger», сложенный так, что сверху оказалась колонка «Шум и гам». В редакции, как видно, решили, что после смерти Кэссиди Таун ее рубрика поднялась в цене, поэтому колонка печаталась по-прежнему, но вели ее пока приглашенные колумнисты. В этом номере вместо имени колумниста значился псевдоним: Стингер.[135]
Просматривая первую заметку, Никки чувствовала, как загораются щеки.
ХИТ ЖАЖДЕТ СЛАВЫ
Звезда нью-йоркской полиции и журнальная знаменитость Никки Хит вместе с репортером и по совместительству своим возлюбленным Джеймсоном Руком расследует новое дело, разгадывая тайну смерти основательницы этой колонки, Кэссиди Таун. Как видно, минута славы разожгла аппетит Хит, и она стремится под свет софитов, в частности терзая певицу Солей Грей. Детектив преследует бывшую солистку «Оттенков серого», настигая ее даже на репетициях. Супер-Хит сорвала выступление мисс Грей в шоу «Еще позже», перед самым эфиром предъявив ей снимки зарезанной жертвы! Учитывая, что Солей репетирует номер не для «Суини Тодда»,[136] вы, возможно, удивлены, откуда такие страсти? Похоже, один детектив готовится к крупному плану, не так ли, мистер де Милль?[137]
Когда Хит подняла взгляд от газеты, Рук сказал:
— Никки, мне очень жаль.
У нее кружилась голова. Перед глазами стояли фургоны, выгружающие пачки «Ledger» возле всех киосков города. Газета ложится на столики в приемных, падает в щели почтовых ящиков… Капитану Монтрозу звонят из пресс-службы главного управления. Никки вспомнила состоявшуюся несколько часов назад беседу с Солей и Миксит и прощальные слова адвоката. Она не сомневалась, что это очередной выстрел Бульдога.
— Ты в порядке? — спросил Рук.
В его ласковом голосе она услышала сочувствие. Он понимал, какая буря сейчас у нее в душе.
Никки сунула ему газету.
— Вот вам и пятнадцать минут славы!
Джеймсон Рук вернулся домой на такси. Никки сказала, что сегодня ночью хочет побыть одна. Рук все понял и согласился без лишних вопросов, лишь на мгновение заподозрив, что она может провести ночь с Петаром. После того как Никки показала Монтрозу заметку из «Ledger», журналист и детектив взяли домой по экземпляру рукописи Таун, и Рук пообещал звонить, если наткнется на что-то, имеющее отношение к делу.
— Лучше пошли сообщение, — попросила Никки, и Рук почувствовал, насколько ей сейчас необходимо одиночество. Пожалуй, для начала спрячется в лавандовой пене, наполнив ею свою ванну на львиных лапах.
Выйдя из черной машины у дома в Трайбеке, Рук пробрался между мусорными завалами и, остановившись у входной двери, зажал в зубах пакет с китайской едой, нашаривая в кармане ключи. Ему послышался звук шагов на лестнице. Улица была пуста. Огни такси скрылись в конце квартала. Вспомнив о рукописи в сумке, Рук задумался: принять бой или бежать? В тени что-то шевельнулось, и журналист, сжав кулаки, застыл перед шагнувшей на свет дочерью Кэссиди Таун.
— Я вас напугала? — спросила Холли Фландерс.
— Мм… — Журналист вытащил изо рта пакет. — Нет.
— Я часа два уже жду.
Рук огляделся, опасаясь нападения со спины.
— Я здесь одна, — сказала Холли.
— Как ты узнала мой адрес?
— На прошлой неделе пару раз видела вас у матери. Когда сделала слепок ключей от нового замка, нашла ваше имя и адрес на счете от почтовой службы.
— Да ты предприимчивая шпионка!
— Мне нужно с вами поговорить, — сказала Холли.
Рук посадил ее за кухонную Г-образную стойку так, чтобы не находиться рядом — хотел видеть лицо.
— Китайские радости! — провозгласил он, открывая пакет. — Я всегда заказываю больше, чем съедаю, так что угощайся.
Поначалу Холли почти не разговаривала, сосредоточившись на еде. Девушка была худенькой, но круги под глазами и цвет кожи выдавали в ней человека, не ставшего рабом пищевой пирамиды.[138] Когда Холли опустошила тарелку, Рук подложил ей еще обжаренного риса со свининой. Девушка вскинула ладонь:
— Хватит.
— Ешь, — возразил Рук. — Знаешь, в Беверли-Хиллз дети голодают. Конечно, по собственному желанию.
Когда Холли справилась с добавкой, он спросил:
— О чем ты хотела поговорить? Кстати, знаешь, почему я такой великий репортер? Умею задать неожиданный вопрос.
— Ага… — Она вежливо хихикнула и кивнула. — Ну, в общем, вы были так добры в тот день, когда меня арестовали. И поняли, что значит жить без родителей.
— Верно, — кивнул Рук и стал ждать, гадая, к чему она ведет.
— Вы собирались писать статью про мою мать, да? И… — Холли запнулась, и в ее глазах заблестели слезы. — И вам, наверное, все говорят, какая она была плохая. А я пришла, чтобы сказать: черт, именно такой она и была! — Руку представилась Холли, стоящая над спящей матерью с пистолетом в руке, готовая нажать на курок. — Но раз уж вы решили о ней написать, не превращайте ее в чудовище.
Губы у Холли дрожали, и по щекам катились слезы. Рук протянул ей салфетку, девушка вытерла лицо и высморкалась.
— Я на нее очень зла. Наверное, теперь, когда ее нет, злюсь еще сильнее, потому что не на кого выплеснуть злость. Отчасти потому я ее и не убила: мы с ней еще не разобрались, понимаете?
Рук не понял, но кивнул и стал слушать дальше.
Холли хлебнула пива и, успокоившись немного, продолжила:
— Что плохого о ней ни скажешь, все правда. Но за всем этим было кое-что еще… Восемь лет назад мать со мной связалась. Отыскала у очередных приемных родителей и с их разрешения отвела пообедать. Мы пошли в закусочную «Джексон-Хол», которая мне очень нравилась. Мать попросила официантку нас сфотографировать, будто мы отмечали мой день рождения или что-то подобное. Сама она ничего не ела, все рассказывала, как туго ей пришлось, когда узнала, что беременна, и что сначала она хотела меня оставить, потому и не сделала аборт, но в первый же месяц передумала, поскольку это не вписывалось в ее жизнь, — она так и сказала: «это», будто я какое-то «это». В общем, разглагольствовала насчет того, почему так сложилось, и как это было тяжело, и как ей было плохо… Помню, она сказала: «в агонии», мол она все время была в агонии, и спросила, как я думаю, нельзя ли нам сойтись.
— То есть…
— Ну да! Она решила, что можно вот так объявиться, после того как она меня бросила, и я кинусь ей на шею, и будем мы жить долго и счастливо.
Рук дал девушке немного прийти в себя, прежде чем спросил:
— Что же ты ответила?
— Я плеснула ее в лицо водой со льдом и ушла, — с гордостью объявила Холли.
Рук заподозрил, что она не раз за последние годы произносила эти слова перед подружками и клиентами, наслаждаясь великой местью. Но он видел и другую Холли Фландерс — ту, что два часа ждала его в темноте, девушку, в которой копилось чувство вины, неизбежное для человека, наделенного совестью, когда тот отверг другого человека. Выплеснув в лицо ледяную воду.
— Холли, ты тогда была еще подростком?
— Я не для того пришла, чтобы вы меня утешали, ясно? А потому, что раз уж узнали, что она отказалась от меня, не хочу, чтобы вы думали, будто для нее все было так просто. Оглядываясь назад, теперь, когда я старше и все такое, я вижу, что она не просто умыла руки, понимаете? — Одним глотком допив пиво, Холли медленно опустила стакан. — Плохо уже то, что это на всю жизнь останется со мной. Но было бы еще хуже, если бы я позволила вам писать вашу статью, не рассказав. Вы должны знать: хоть она меня и отвергла, в ней что-то… в ней все-таки что-то было.
Уходя, Холли привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Рука. Потянулась к губам, но он повернул голову, подставив щеку.
— Это из-за моей работы? — спросила она. — Потому что иногда я ими торгую?
— Это потому, что у меня сейчас кое-кто есть. Во всяком случае, — улыбнулся Рук, — я стараюсь.
Холли оставила ему номер мобильника на случай, если он захочет обсудить статью, и ушла. Вернувшись на кухню мыть посуду, Рук поднял ее тарелку. И нашел под ней цветное фото четыре на шесть со следами старого сгиба. На снимке Кэссиди с дочерью-подростком сидели за столиком в «Джексон-Холе»: Кэссиди улыбалась, Холли терпеливо слушала. Но Рук не мог отвести взгляда от стакана воды со льдом.
На следующее утро Хит и Рук сели за ее рабочий стол, чтобы обменяться впечатлениями о рукописи. Журналист первым делом спросил, не было ли у Никки неприятностей из-за статейки в «Ledger».
— Нет еще, но день только начинается.
— Знаешь, это ведь все Бульдог, — сказал Рук.
— Вряд ли она писала сама, пусть даже под псевдонимом, но я уверена: адвокат Солей использовала свои связи, чтобы послать мне предупреждение.
Выслушав рассказ о визите Холли Фландерс, Никки заметила:
— Как мило, Рук. Это поддерживает мою веру в людей.
— Хорошо, а то я сомневался, рассказывать или нет.
— А почему ты не хотел рассказывать?
— Сама знаешь. Боялся, что ты не так поймешь. Принимаю у себя ночью молодую даму, когда должен был сидеть в одиночестве, погрузившись в чтение…
— Как мило, что ты решил, будто мне не все равно.
Никки отошла за рукописью, оставив его разбираться в подтексте последней реплики.
Хит пользовалась скрепками, а Рук стикерами, однако оба отметили в рукописи всего по несколько абзацев. И ни один не давал оснований подозревать в убийстве колумнистки конкретного человека. Более того, они не нашли ни одного точного указания на скрытые обстоятельства смерти Рида. Рассказ велся в типичном для Кэссиди Таун ключе: намеки и коварные вопросы, подготавливающие заключительный аккорд.
И детектив, и журналист отметили одни и те же места: в основном эпизоды, где упоминалась Солей Грей и их с Уэйкфилдом наркотический роман. Рассказы участников съемок рисовали весьма мрачного Рида Уэйкфилда, который после разрыва с головой ушел в роль незаконного сына Бенджамина Франклина. Многие считали, что страсть, с которой он входил в образ, скрываясь от реальности, принесет ему «Оскар», хотя бы и посмертно.
Большую часть книги составляли общеизвестные факты жизни Уэйкфилда, но с подробностями, которые могли предоставить только люди из близкого окружения. Одну мелкую, но выразительную деталь сообщил актер, блиставший рядом с ним в трех фильмах. Сотрудничество закончилось вместе с дружбой, после того как Рид счел, что его приятель уговорил режиссера выделить ему более крупный план в «Девах пустыни». Рид не только порвал с бывшим другом, но и решил отомстить. Он послал его жене фотографии с мобильного телефона, на которых рука ее мужа шарит под юбкой актрисы второго плана. Сообщение, приложенное к снимкам, гласило:
«Не волнуйтесь. Это не любовь, это ракурс».
И Хит, и Рук сделали заметки в этом месте, чтобы обсудить друг с другом, и оба согласились, что, хотя для обидчивого актера эта история закончилась разводом, у него не было повода убивать Кэссиди Таун, поскольку он сам же и рассказал ей все.
Значительная часть рукописи посвящалась анекдотам о том, как талантливый и нервный актер уходит в загулы, пьет, нюхает и колется. Хит и Рук дружно пришли к заключению, что, если бы недостающая глава оправдала ожидания, книга стала бы бестселлером, однако на прочитанных страницах не было ничего настолько скандального, чтобы стремиться замять это любой ценой вплоть до убийства автора. Не говоря уже о том, что до последней наличествовавшей страницы Рид Уэйкфилд был еще жив.
Детектив Таррелл, нередко сетовавший на судьбу, приговорившую его просматривать видео с камер наблюдения за весь отдел, в то утро подписал себе приговор. Вслед за Каньеро направляясь к столу Таррелла, Никки уже издали заметила, с каким благочестивым трепетом тот уставился в монитор.
— Что у тебя, Тэрри? — спросила она, когда коллеги полукругом обступили рабочее место.
— На самом последнем видео, детектив. Гаражная камера показала только ноги нападавшего. По-видимому, после стычки он направился на восток, потому я прочесал тот квартал и следующий за ним. Камера магазина электроники на углу Девяносто шестой и Бродвея через шесть минут после ограбления запечатлела прохожего. Соответствует описанию, к тому же в руках пачка бумаги наподобие рукописи.
— Ты покажешь, наконец? — не выдержала Хит.
— Конечно-конечно, детектив.
Таррелл поднялся из-за стола, уронив при этом одну из трех пустых кофейных чашек. Никки передвинулась так, чтобы видеть стоп-кадр на мониторе. Рук последовал за ней. Стоп-кадр показывал взломщика в упор — тот обернулся лицом к камере, возможно привлеченный движением на работающем экране в витрине магазина. Несмотря на темный капюшон и темные очки, сомнений не оставалось. Более того, даже на зернистом черно-белом изображении различалась неопровержимая улика: похищенная рукопись в руке.
— Умница, Таррелл! — Детектив не ответил, но его покрасневшие глаза сияли. — В качестве награды можешь сам получить ордер. Каньеро?
— Готовить «тараканью тачку»?
— Да, пора, — отозвалась Никки. И когда коллеги отправились выполнять поручения, обернулась к Руку, не в силах скрыть улыбку. — Я готова к крупному плану, мистер де Милль.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
О съемках музыкального ролика детектив Хит узнала от адвоката Солей Грей — та упомянула об этом, обвиняя полицию в преследовании ее клиентки. «Ну что ж, одним разом больше», — подумала Никки, разыскивая в блокноте номер Элли из студии звукозаписи. Ассистентка сообщила, что съемка натурная, а не студийная, и в подробностях объяснила, куда ехать и даже где поставить машину.
Через пятнадцать минут Хит и Рук, проехав немного по 12-й авеню, свернули в решетчатые ворота и обогнули маявшихся снаружи папарацци — кое-кто из них подпирал свои мотоциклы. Никки махнула значком перед носом охранника и завела машину на стоянку «Интрепида»[139] на 86-м причале. По дороге Рук спросил, не опасается ли Никки, что Элли звонком предупредит Солей.
— Я бы очень удивилась, поскольку велела ей этого не делать, пригрозив арестом. И очень внятно объяснила, что, если Солей кому-то приплачивает за информацию, этот человек будет обвинен в соучастии. Элли сказала, чтобы я не беспокоилась: она как раз собирается обедать, а телефон оставила на работе. Выключенным. По-моему, она вообще намерена разорвать контракт с оператором.
Вслед за Хит выстроился целый кортеж: «тараканья тачка», а за ней фургон с дюжиной полицейских — на случай, если придется иметь дело с толпой. Еще занимаясь организованной преступностью, Никки успела понять, что плановый арест редко проходит по плану и стоит потратить пару лишних минут на знакомство с обстановкой. На съемки вполне могли проникнуть поклонники Солей, а Хит совсем не улыбалось запихивать украшенную наручниками звезду на заднее сиденье своей «краун виктории» среди роя фанатов.
Они поставили машины по направлению к выезду, чтобы потом не терять времени. Выходя, каждый, включая Никки, задирал голову к нависшему над причалом старому авианосцу.
— Чувствуешь себя таким крошечным, — пожаловался Рук.
Каньеро, не сводя глаз с плавучего музея, спросил:
— Какой же высоты эта штуковина?
— С шестиэтажный дом, — ответил Рук, — и это мы с причала смотрим. До ватерлинии прибавь еще пару этажей.
— Мы куда собрались, — спросила Никки, — на задержание или на экскурсию?
Полицейские прошли сквозь импровизированный лагерь с машинами персонала, передвижными гардеробными и закусочной. На большом гриле жарились распластанные цыплята, и выхлоп генератора смешивался в осеннем воздухе с дымом. На верху главных сходен их приветствовала молодая женщина в футболке и мешковатых штанах. Ламинированная карточка на груди сообщала, что она — ассистент режиссера. Когда Хит, представившись, спросила, где проходят съемки, женщина махнула рукой к полетной палубе и поднесла к губам рацию.
— Я предупрежу о вас.
— Не надо, — отрезала Никки и, на всякий случай оставив с ассистенткой одного из полицейских, направилась к лифту.
На полетной палубе их встретил несущийся с кормы по ветру мотив «Дочери моряка». Никки и Рук пошли на звук музыки и, обогнув реликвию холодной войны — самолет-невидимку «Blackbird А-12» — один из тридцати с лишним летательных аппаратов, представленных на палубе, — оказались в тылу армии операторов с треногами, вспышками, километрами кабеля и камерами. Одна стояла на помосте, второй с балетной легкостью оперировал какой-то силач, а третья, подвешенная на кране, давала общий вид сверху.
Снимали номер, который Хит и Рук уже видели в Челси и потом в «Еще позже». Солей в белом купальнике с эполетами прошлась колесом между «F-14 Tomcat» и вертолетом «Чикасо», только на сей раз все выглядело иначе. В ее движениях появился волнующий драйв, приберегаемый для выступлений перед камерой. Певица выложилась на полную катушку, прокувыркавшись через всю палубу и безупречно опустившись на руки одетых матросами подтанцовщиков.
Рук шепнул Никки:
— Предсказываю появление дьявольского таланта в тюремном театре Таконика.[140]
Режиссер, наблюдавший за происходящим на экране прикрытого от солнца монитора, крикнул «стоп», оглянулся на операторов и, дождавшись кивков, потребовал нового дубля. Когда софиты потухли и рабочие принялись перетаскивать декорации на новую отметку, Хит выдвинулась вперед. В сопровождении Рука она приблизилась к шезлонгу, в котором Солей вытирала проступивший вопреки осеннему холоду пот. За десять шагов им преградил путь здоровенный парень с выбритой головой в желтой куртке охранника.
— Извините, сюда нельзя. Все экскурсии завтра.
Он держался вполне дружелюбно: просто выполнял работу, обозначенную на спине его куртки.
Никки показала значок и улыбнулась:
— Официальное дело.
Она говорила тихо, однако Солей чутко воспринимала все происходящее на площадке — а может быть, ждала чего-то подобного. Певица опустила полотенце и удивленным взглядом уставилась на Никки. Гримерша шагнула к ней, чтобы поправить макияж, но Солей отмахнулась и, не сводя глаз с посетителей, выбралась из шезлонга.
Никки отодвинула охранника и, сделав шаг, заговорила:
— Солей Грей, у меня ордер на…
И тут Солей развернулась и бросилась бежать. Позади нее, со стороны причала располагалась палатка-раздевалка для танцоров, а за ней начинался проход к металлическим трапам. Певица направилась было туда, но из-за раздевалки выступили Таррелл и Каньеро в сопровождении троих полицейских. Солей дернулась обратно, к люку, через который поднялись на палубу Хит и Рук, но у этого выхода тоже стояли двое в форме. Рук бросился наперерез певице, и та снова резко свернула, не заметив при этом оказавшуюся совсем рядом Никки. Хит метнулась к ней, но Солей, заслышав ее шаги, увернулась, и Хит по инерции отлетела в палатку. За то мгновение, которое ей потребовалось, чтобы восстановить равновесие, подозреваемая пронеслась через широкую, как футбольное поле, палубу к самолетам по правому борту. Все прочие: рабочие, электрики, танцоры, режиссер — замерли, не веря своим глазам.
Хит достала оружие. Съемочная группа дружно ахнула, и в этом звуке было достаточно ужаса, чтобы Солей догадалась, что происходит у нее за спиной. Она замедлила шаг и замерла у края полетной палубы. Оглянувшись и увидев подходящую с пистолетом Хит, она не колебалась: развернулась и прыгнула за борт.
Под крики обомлевших зрителей Никки подбежала к борту, соображая на ходу, куда приземлится бросившаяся с шестиэтажной высоты беглянка. На стоянку машин? На причал? В Гудзон? За эти короткие секунды Хит успела еще подумать, можно ли выжить после такого падения, пусть даже в воду.
Однако перегнувшейся через борт Никки представилось совершенно неожиданное зрелище: Солей Грей дергалась, пытаясь выбраться из страховочной сетки, растянутой палубой ниже.
— Солей, стой! — Никки снова навела пистолет, хотя, конечно, ни за что не стала бы стрелять при подобных обстоятельствах.
И Солей это знала. Никки увидела, что двое мужчин — координаторы трюков, как она узнала позже, — дотянулись до певицы и втащили ее на палубу. Не представляя, что происходит наверху, они невольно способствовали побегу подозреваемой.
Никки оценивала ситуацию: сколько мест для того, чтобы спрятаться, можно отыскать на корабле, рассчитанном на две с половиной тысячи моряков. А если учесть еще лабиринты трюмов… Подумала она и о том, сколько времени потеряет, спускаясь на лифте или по трапам.
— Тараканы, — сказала она, — звоните вниз, пусть перекроют выход.
После чего детектив Хит, вложив «зиг-зауэр» в кобуру, прыгнула за борт.
Двое координаторов вытащили ее из сетки и попытались скрутить.
— Вы что делаете? Я коп!
— Она сказала, за ней гонится свихнувшаяся поклонница с пистолетом.
— Где она?
Мужчины смерили Никки взглядами и указали на дверь. Подбежав, Никки осторожно открыла ее, предполагая, что Солей затаилась по другую сторону, но той не было. Перед Никки тянулся длинный проход, и она бросилась по нему бегом. Проход уперся в поперечный коридор, и у разветвления Никки задержалась, представляя себя на месте Солей. Где она могла искать спасения? Интуиция подсказала ей двинуться влево — с той стороны лился дневной свет. Кажется, этот проход вел к корме.
Солнечный свет проникал в открытый люк. У него Хит опять задержалась, на мгновение высунув голову: нет ли засады. За люком она увидела металлический трап: возможно, продолжение того, к которому Солей пыталась пробиться сверху. Перепрыгнув через ограждение, Никки сбежала на следующий уровень: ступени кончались на маленькой площадке — полукруглом выступе над кормой, прямо над какой-то служебной постройкой.
Заслышав шаги наверху, Никки обернулась.
— Рук?
— Боже, ну у тебя и скорость. Как ты умудряешься? Я еще не отошел после прыжка.
Но Никки уже не слушала журналиста, потому что на причале внизу мелькнул белый купальник. Сообразив, что певица спрыгнула на крышу подсобной постройки, Никки повторила ее прыжок и, пробегая по плоской крыше к винтовой лестнице на стоянку, слышала за собой шаги Рука.
Единственный полицейский, оставшийся внизу, перекрывал только сходни, так что некому было остановить Солей, когда та, спустившись на дальний конец служебной стоянки, рванулась к выходу на 12-ю авеню. Отставшая где-то на пятьдесят метров ее Хит издали крикнула охраннику: «Задержать!» — но тот был настроен на защиту звезды и завертел головой, отыскивая предполагаемого преступника и ничуть не подозревая его в певице.
Та выскочила за ворота.
Проклятие звезд обернулось для Солей спасением: за воротами все еще маялись папарацци, и у троих были мотоциклы. Под вспышки камер, нацеленных на бегущую певицу, она крикнула знакомому:
— Чак, подвези меня. Быстро.
Чак, с сидевшей сзади Солей, уже сворачивал на 12-ю, когда подбежала Никки. Двое оставшихся репортеров с мотоциклами заводили свои машины, чтобы пуститься следом, но Никки, предъявив значок, приказала одному из них:
— Слезай. Машина временно реквизируется полицией.
Парень помедлил, прикидывая, стоит ли сенсационный снимок столкновения с законом, и тут же почувствовал на своей куртке руку Никки.
— Шевелись!
Хит устремилась в погоню, и второй мотоциклист тоже тронулся с места, когда у него на пути, размахивая руками, возник журналист.
— Рук? — узнал его фотограф.
— Леонард?
Хит с трудом держалась на хвосте у Солей. Мотоциклист гнал как сумасшедший, проскальзывая в малейшие щели между машинами и нагло выскакивал на тротуар. Служа на Манхэттене, Никки наблюдала, как папарацци обучаются стайной охоте, и при виде группы мотоциклистов всегда вспоминала погоню за принцессой Дианой в том парижском тоннеле. Сейчас, когда ей самой довелось участвовать в охоте, Никки решила, что, если это в ее силах, случайные люди не пострадают.
Даже соблюдая все предосторожности, Хит не потеряла певицу из виду, хотя расстояние между ними и не сокращалось. Ясно было, что у Солей нет четкого плана, она просто хочет оторваться от преследователей. Мотоцикл вилял по улицам, однако певица, как видно, начала уставать. Выехав на восточную 50-ю, она обернулась, увидела Хит и заорала что-то в ухо мотоциклисту.
На следующем углу байкер-папарацци, которому выпал неслыханный эксклюзив, показал, что поворачивает направо, а сам развернулся на 180 градусов и помчался назад по улице с односторонним движением, к тому же прямо в лоб Никки. Та уклонилась от столкновения, уйдя вправо и чуть не упав, но ухитрилась круто развернуться, едва не царапнув стоявший у обочины грузовик.
Нарушая правила, Никки мигала фарами и подавала сигналы гудком. К счастью, единственный, кто чуть не подвернулся ей под колеса, был мотоцикл с очередным папарацци. На заднем сиденье у него Никки заметила Джеймсона Рука. Журналист тоже участвовал в погоне!
В конце квартала мотоциклист, с которым ехала Солей, срезал правый поворот и понесся к северу по 11-й авеню. Никки держалась за ним, хотя и теряла время, притормаживая на красный свет — беглец на такие мелочи просто не обращал внимания. Никки успела пожалеть, что при ней нет рации: не было возможности объявить перехват. Но чего нет, того нет. Она сосредоточилась на том, чтобы наверстать потерянное время.
11-я авеню перешла в Вест-Энд-авеню, когда Солей снова обернулась, и Никки догадалась, что она готовит очередной трюк. Это случилось на углу 72-й. На перекрестке мотоциклист прошел по диагонали, ловко увернувшись от автобуса, и рванул к въездной эстакаде Генри Гудзон. Хит прошла перекресток по правилам, да еще притормозила, пропуская пожилую женщину на ходунках, которая переходила на красный свет. Пропустив старушку, Никки выжала полный газ, но на Риверсайд-драйв притормозила и выругалась.
«Ушли!»
Она уже выехала было на северную полосу Гудзона, когда что-то ее остановило. Движение шло сплошным потоком — даже юркий мотоциклист не мог бы здесь протиснуться. Услышав выхлоп, Никки обернулась на звук. За памятником Элеонор Рузвельт на пешеходной дорожке тянувшегося вдоль реки парка мелькнуло белое пятно. Никки пропустила внедорожник и рванула наискосок через перекресток, объехала барьер в начале дорожки и помчалась за беглецами через Риверсайд-парк. Когда Хит пересекала площадку для выгула собак, на нее наорали хозяева животных. Один пригрозил вызвать полицию — Никки понадеялась, что он выполнит угрозу. Поймав движение в зеркале заднего вида, Хит угадала, что Рук следует за ней.
На мощеной дорожке, тянувшейся к северу, она сбросила скорость. Здесь, несмотря на рабочее время и холодный день, было полно бегунов, велосипедистов и собак, норовивших сунуться под колеса. Никки подумала, что место для решающего броска нужно подыскать в менее людной части парка.
Такое место нашлось за Лодочным прудом и не доезжая до Гарлемских очистных сооружений, где теперь располагался парк. Дорожка здесь шла параллельно железнодорожным путям, которые отсекали пешеходов. Никки прибавила газу. Беглецы по свободной дороге тоже погнали вовсю, но машина у Никки была быстрее. Солей, в белом купальнике напоминавшая привидение, все оглядывалась через плечо и подгоняла водителя. Напрасно он ее послушался.
Перед самым парком тропинка вильнула вправо, резко отвернув от реки. Никки знала эти места по воскресным пробежкам, и перед поворотом затормозила. А свернув, увидела лежащий на боку мотоцикл.