Убийство под аккомпанемент Марш Найо

III

Когда позвонили, Карлайл была у себя в комнате и ответила на звонок там, сидя у себя на кровати и рассматривая цветы на обоях. Сердце точно молоток застучало ей по ребрам, а горло сдавило. В далеком закоулке мозга шевельнулась мысль: «Словно я влюблена, а не напугана до тошноты».

Необычайно низкий и внятный голос произнес:

— Это вы, мисс Уэйн? Прошу прощения, что снова тревожу вас так скоро, но мне бы хотелось еще раз с вами поговорить.

— Да, — механически отозвалась Карлайл. — Я понимаю, да.

— Я мог бы приехать на Дьюкс-Гейт, или, если бы вы предпочли, мы поговорили бы в Ярде. — Карлайл ответила не сразу, и голос продолжил: — Что вам больше подошло бы?

— Я… думаю… я приеду к вам.

— Возможно, так было бы проще. Большое вам спасибо. Можете приехать сейчас?

— Да. Да, конечно, могу.

— Великолепно.

Он дал ей подробные указания, через какой вход войти и где его спросить.

— Вам все ясно? Тогда увидимся минут через двадцать.

— Минут через двадцать, — повторила она, и ее голос сорвался на нелепо веселую ноту, точно она радостно назначает ему свидание. — Ладненько, — произнесла она и подумала с ужасом: «Я никогда не говорю „ладненько“. Он решит, что я выжила из ума».

— Мистер Аллейн, — сказала она вслух.

— Да? Алло?

— Мне очень жаль, что я так глупо повела себя сегодня утром. Я не знала, что случилось. Кажется, я стала весьма эксцентричной.

— Не страшно, — любезно ответил низкий голос.

— Я… хорошо. Спасибо. Сейчас приеду.

Он ответил вполне дружеским хмыканьем, и Карлайл повесила трубку.

— Бежишь на свидание к симпатичному инспектору, милочка? — спросила от двери Фелиситэ.

При первом звуке ее голоса тело Карлайл дернулось, и она пронзительно ойкнула.

— А ты и впрямь нервничаешь, — сказала Фелиситэ, подходя ближе.

— Я не знала, что ты здесь.

— По всей очевидности.

Карлайл открыла платяной шкаф.

— Он хочет меня видеть. Бог знает зачем.

— Так ты убегаешь в Ярд. Какое для тебя развлечение.

— Чудесно, правда? — сказала Карлайл, стараясь придать ответу побольше иронии.

Фелиситэ смотрела, как она переодевается в костюм.

— Тебе лицом надо чуток заняться, — обронила она.

— Знаю. — Карлайл отошла к туалетному столику. — Впрочем, это не важно.

Посмотрев в зеркало, она увидела у себя за плечом лицо Фелиситэ. «Глупое и злобненькое», — подумала она, проводя по носу пуховкой.

— Знаешь, дорогуша, — сказала Фелиситэ, — а я прихожу к выводу, что ты темная лошадка.

— Ох, Фэ! — раздраженно бросила она.

— Ну, вчера ты тот еще спектаклей устроила с моим покойным молодым человеком, а сегодня тайком договорилась о встрече с энергичным инспектором.

— Он, наверное, желает знать, каким зубным порошком мы пользуемся.

— Лично я, — сказала Фелиситэ, — всегда считала, что ты помешалась на Неде.

Дрогнувшей рукой Карлайл провела пуховкой по следам слез под глазами.

— Ты ведь в жутком состоянии, верно? — не унималась Фелиситэ.

Карлайл повернулась к ней.

— Ради Бога, Фэ, перестань. Как будто без того все недостаточно плохо, ты вдруг решила донимать меня глупыми насмешками. Неужели ты не поняла, что даже находиться рядом с твоим дурацким, насквозь фальшивым молодым человеком невыносимо? Ты же должна понимать, что вызов мистера Аллейна в Скотленд-Ярд попросту до чертиков меня напугал. Как ты можешь!

— А как насчет Неда?

Карлайл подобрала перчатки и сумочку.

— Если Нед пишет чудовищную чушь, на которую ты клюнула в «Гармонии», я и разговаривать с ним больше не хочу, — с нажимом произнесла она. — Бога ради, успокойся наконец и дай мне пройти, чтобы меня выпотрошили в Ярде.

Но покинуть дом без дальнейших инцидентов ей не удалось. На площадке второго этажа она встретила мисс Хендерсон. После сцены ранним утром с Аллейном на лестнице Карлайл вернулась в свою комнату и не выходила оттуда, борясь с бурей беспричинных рыданий и слез и сама не понимая, что на нее нашло. Поэтому до сих пор она мисс Хендерсон не видела.

— Хенди! — воскликнула она. — В чем дело?

— Доброе утро, Карлайл. Дело, милая?

— Мне показалось, вы выглядите… извините. Полагаю, мы все немного не в своей тарелке. Вы что-то ищете?

— Потеряла где-то серебряный карандашик. Тут его быть не может, — сказала она, когда Карлайл стала неопределенно оглядываться по сторонам. — Ты уходишь?

— Мистер Аллейн хотел, чтобы я к нему заехала.

— Почему? — резко спросила мисс Хендерсон.

— Не знаю. Хенди, это ведь ужасная история, правда? И в довершение всего я, кажется, поссорилась с Фэ.

Свет на первой площадке всегда был довольно странным. Карлайл сказала себе, что холодный отблеск из дальнего окна всегда придает лицам зеленоватый оттенок. Наверное, в этом все дело, потому что ответила мисс Хендерсон совершенно безмятежно и с обычной для нее мягкостью:

— И почему именно сегодня утром вы решили поссориться?

— Наверное, мы обе раздражительны. Я сказала ей, что считала злополучного Риверу ужасно неприятным, а она считает, что я строю глазки мистеру Аллейну. Слишком глупо, чтобы рассказывать.

— Пожалуй, так.

— Мне лучше пойти.

Легко коснувшись ее руки, Карлайл отошла к лестнице. Тут она помедлила, не поворачиваясь к мисс Хендерсон, которая не двинулась с места.

— В чем дело? — спросила мисс Хендерсон. — Ты что-то забыла?

— Нет. Вы ведь знаете, Хенди, верно, про фантастический снаряд, которым, как говорит полиция, его убили? Про трубку от зонтика, в которую вставили вышивальное шильце.

— Да.

— Вы помните… знаю, звучит нелепо… но вы помните, вчера вечером, как раздался тот страшный грохот из бального зала? Все мы — вы и тетя Силь, Фэ и я — были в гостиной, и вы разбирали шкатулку для рукоделия тети Силь, помните?

— Разве?

— Да. И вы подпрыгнули от неожиданности и что-то уронили.

— Правда?

— А Фэ подобрала.

— Разве?

— Это было вышивальное шильце, Хенди?

— Я ничего такого не помню. Совершенно ничего.

— Я не обратила внимания, куда она его положила. Я просто думала, вдруг вы заметили.

— Будь это что-то из шкатулки для рукоделия, полагаю, она положила его на место. Ты не опоздаешь, Карлайл?

— Да, — сказала Карлайл, все еще не поворачиваясь. — Наверное, мне лучше пойти.

Она слышала, как мисс Хендерсон ушла в гостиную. Дверь мягко затворилась, и Карлайл спустилась вниз. В холле дежурил незнакомый мужчина в темном костюме. Увидев ее, он встал.

— Прошу прощения, мисс, но вы мисс Уэйн?

— Да.

— Спасибо, мисс Уэйн.

Он открыл перед дней двойные стеклянные двери, а затем дверь на улицу. Карлайл быстро проскользнула мимо него на солнечный свет. Она совершенно не обратила внимания на мужчину, который отделился от угла дома чуть дальше по Дьюкс-Гейт и, раздраженно глянув на часы, подождал автобуса и поехал с ней до Скотленд-Ярда.

— За всем кварталом, черт побери, наблюдайте, — раздраженно приказал перед отъездом в шесть утра старший инспектор Аллейн. — Мы не знаем, что нам понадобится.

В Ярде Карлайл проследовала за констеблем, который выглядел странно ручным и милым без положенного шлема, по выстеленному линолеумом коридору в кабинет старшего инспектора. Она думала: «Полиция приглашает кого-то прийти и дать показания. Это что-то значит. Предположим, меня подозревают. Предположим, они выискали какую-то мелочь, из-за которой решили, что это сделала я». Ее воображение неслось во весь опор. Что, если, когда она войдет в кабинет, Аллейн скажет: «Боюсь, дело серьезное. Карлайл Лавдей Уэйн, арестую вас по обвинению в убийстве Карлоса Риверы и предупреждаю вас…»? Потом он попросит другого констебля позвонить, чтобы привезли одежду, какая ей может понадобиться. Хенди — наверное, это будет она — упакует чемодан. Возможно, они тайком испытают небольшое облегчение, будут почти приятно встревожены, потому что им больше не придется бояться за самих себя. Возможно, Нед придет ее повидать.

— Сюда, пожалуйста, мисс, — объявил тем временем констебль, положив ладонь на дверную ручку.

Аллейн быстро поднялся из-за стола и направился к ней. «Донельзя педантичный, — подумала она. — У него приятные манеры. Они у него такие и тогда, когда он собирается кого-то арестовать?»

— Мне так жаль, — говорил он тем временем. — Наверное, это для вас такая досадная трата времени.

За спиной у него маячил седой массивный инспектор. Ах да, мистер Фокс. Инспектор Фокс. Он пододвинул ей стул, и она села лицом к Аллейну. «Чтобы свет бил мне в лицо, — подумала она. — На допросах так всегда поступают».

Фокс отошел и устроился за вторым столом. Ей видны были его голова и плечи, но не руки.

— Вы, наверное, думаете, что я просил вас приехать сюда из-за какого-то пустяка, — начал Аллейн, — и мой первый вопрос, без сомнения, покажется вам нелепым чудачеством. Но так или иначе, мне нужен ответ. Вчера вечером вы сказали, что находились с лордом Пастерном, когда он изготавливал холостые патроны и заряжал револьвер.

— Да.

— Хорошо, не случилось ли чего-нибудь, особенно в связи с револьвером, что показалось бы вам комичным?

Карлайл уставилась на него во все глаза.

— Комичным?

— Я же сказал, что вопрос нелепый.

— Если вы про то, что мы только взглянули на револьвер и разразились неконтролируемым хохотом, то простите, нет, такого не было.

— Нет, — повторил он. — Как я и боялся.

— Настроены мы были скорее сентиментально. Револьвер — один из пары, которую подарил дяде Джорджу мой отец, и дядя Джордж мне об этом рассказывал.

— Значит, он был вам знаком?

— Ни в коей мере. Мой отец умер десять лет назад, а при жизни у него не было обыкновения показывать мне свой оружейный склад. Думаю, они с дядей Джорджем оба были меткими стрелками. Дядя Джордж рассказывал, что отцу изготовили револьверы на заказ для стрельбы по мишеням.

— Вы осматривали вчера вечером револьвер? Внимательно?

— Да… потому что… — Тут ее обуяла нервная и беспричинная осторожность, и она помешкала.

— Потому что?..

— На нем были выцарапаны инициалы моего отца. Дядя Джордж велел, чтобы я их поискала.

Повисла долгая пауза.

— Да, понимаю, — сказал Аллейн.

Она поймала себя на том, что крепко стиснула, перекрутила перчатки. Испытав приступ острого раздражения на себя саму, она резким движением их разгладила.

— Один из пары, — повторил Аллейн. — Вы оба осмотрели?..

— Нет. Второй лежал в своей коробке, в ящике на столе. Я только видела его там. Я его заметила, так как ящик стоял почти что у меня под носом, и дядя Джордж все складывал и складывал в него обманки, если они так правильно называются.

— Ах да. Я их там видел.

— Он сделал больше, чем нужно. На случай… — Ее голос пресекся. — На случай если когда-нибудь его попросят повторить выступление.

— Понимаю.

— Это все? — спросила она.

— Очень любезно было с вашей стороны приехать, — с улыбкой ответил Аллейн. — Возможно, нам удастся придумать что-нибудь еще.

— Спасибо, не утруждайтесь.

Улыбка Аллейна стала шире.

«Утром на лестнице Фэ строила ему глазки, — подумала Карлайл. — Она взаправду с ним флиртовала или просто старалась сбить с толку?»

— Дело в стальном острие того эксцентричного снаряда. Болта или стрелки, — сказал Аллейн, и она разом напряглась. — Мы почти уверены, что это острие вышивального шильца из шкатулки для рукоделия в гостиной. Мы нашли выброшенную рукоятку. Вы, случайно, не помните, когда в последний раз видели шильце? Если, конечно, обратили на него внимание?

«Вот оно, — подумала она. — Револьвер — пустяк, отвлекающий маневр. На самом деле он вызвал меня поговорить о шильце», а вслух произнесла:

— Не помню точно, но сомневаюсь, что шкатулка была открыта, когда я заходила в гостиную перед обедом. Во всяком случае, я этого не заметила.

— Помнится, вы говорили, что леди Пастерн показывала вам и Мэнксу свою вышивку гладью. Это ведь было как раз тогда, когда все собрались в гостиной перед обедом? Кстати, рядом со шкатулкой мы нашли вышивку.

«Следовательно, — думала она, — шильце могли взять тетя Силь, или Нед, или я». Она повторила:

— Уверена, что шкатулка была закрыта.

Она старалась не думать дальше одного мгновения, того единственного безопасного мгновения, в которое сразу могла бы сказать правду.

— А после обеда? — небрежно спросил Аллейн.

Она снова мысленно увидела, как маленький блестящий инструмент выпадает из пальцев мисс Хендерсон, когда в бальном зале раздается грохот. Она увидела, как Фелиситэ автоматически нагибается и его подбирает, а секунду спустя разражается слезами и выбегает прочь из комнаты. Она услышала ее громкий голос на площадке: «Мне надо с тобой поговорить», и голос Риверы, произнесший: «Ну разумеется, если хочешь».

— После обеда? — пусто повторила она.

— Вы были тогда в гостиной. Перед тем как пришли мужчины. Возможно, леди Пастерн вынимала рукоделие. Вы в какой-либо момент видели шкатулку открытой или заметили шильце?

Как быстра бывает мысль? Так быстра, как говорят? Было ли ее промедление фатально долгим? Она шевельнулась, уже собираясь открыть рот. И что, если он уже говорил с Фелиситэ про шильце? «На кого я похожа? — панически думала она. — Я уже похожа на лгунью».

— Вспомнили? — спросил он. Выходит, она уже тянула слишком долго.

— Я… кажется, нет. — Ну вот, она это произнесла. Почему-то лгать о воспоминании было не так постыдно, как о самом действии. Если случится что-то дурное, она всегда может потом сказать: «Да, теперь я вспоминаю, но я забыла. В тот момент это не имело для меня значения».

— Вам кажется, что не можете. — Она не нашлась что сказать, но он почти тут же продолжил: — Мисс Уэйн, постарайтесь взглянуть на случившееся непредвзято. Попробуйте сделать вид, будто это история, о которой вы где-то читали и которая лично вас никак не затрагивает. Это непросто, но попробуйте. Теперь предположим, что группа совершенно неизвестных вам людей связана со смертью Риверы, и предположим, что одному из них, мало что знающему о происходящем и неспособному увидеть фактический лес за эмоциональными деревьями, задают вопрос, на который он знает ответ. Возможно, из-за ответа он или она сама попадет под подозрение. Возможно, ей кажется, что подозрения падут на кого-то, кого она любит. Она понятия не имеет, какие могут быть последствия, но отказывается брать на себя ответственность, рассказав правду об одной детали, которая может завершить картину, дополнив истину. По сути, она не хочет говорить правду, если, сделав это, примет на себя хотя бы тень ответственности за то, что к ответу будет привлечен бессердечный убийца. И потому она лжет, лжет в одном этом единственном случае, но вскоре понимает, что на этом все не заканчивается. Ей нужно заставить других людей подтвердить ее ложь. А тогда она обнаруживает, что, по сути, несется вниз с опасного обрыва, потеряв контроль над машиной, объезжая одни препятствия, наталкиваясь на другие, принося непоправимый урон и подводя на грань катастрофы себя и других, возможно, ни в чем не повинных людей. Возможно, вам покажется, что я чрезмерно утрирую, но поверьте, на моих глазах такое случалось достаточно часто.

— Зачем вы все это мне говорите?

— Я вам объясню. Вы только что сказали, что не помните, видели ли вообще шильце перед обедом. Но перед тем, как это заявить, вы помедлили. Ваши руки сжали перчатки и внезапно их перекрутили. Ваши руки двигались неистово, но при этом дрожали; даже после того, как вы замолчали, они продолжали жить собственной жизнью. Ваша левая рука мяла перчатки, а правая довольно бесцельно шарила по вашим лицу и шее. Вы сильно покраснели и напряженно уставились на мою макушку. По сути, вы явили собой ярчайший пример из любого учебника по поведению лгущих свидетелей. Вы оказались вопиющим образчиком неумелого лжеца. А теперь, если все это чушь, можете рассказать адвокату на суде, как я вас запугивал, и он тоже сможет меня мучить, насколько у него хватит умения, когда придет мой черед давать показания. Если подумать хорошенько, он будет весьма неприятен. Однако и прокурор тоже, если вы будете держаться своего провала в памяти.

— Значит, за меня говорят руки? А если я сейчас на них сяду? Вы играете не по правилам.

— Господи Боже, — вскинулся Аллейн, — это не игра. Это убийство.

— Он был омерзителен. Гораздо отвратительнее всех в доме.

— Он мог быть самым мерзким типом во всем христианском мире, но он был убит, и вы даете показания в полиции. Это не угроза, а предупреждение; мы только начали, возможно, нам в руки попадет еще множество улик. После обеда вы были в гостиной не одна.

Она подумала: «Но Хенди ничего не скажет, и тетя Силь тоже. Но в какой-то момент приходил Уильям. Что, если он видел Фэ на площадке? Что, если он заметил у нее в руке шильце?» А потом она вспомнила, как видела Фелиситэ в следующий раз: Фелиситэ была на вершине блаженства, ходила по облакам из-за письма от НФД. Она переоделась в самое роскошное свое платье, и ее глаза сияли. Она уже выбросила из головы Риверу так же легко, как выбрасывала прошлых своих молодых людей. Какая глупость лгать ради Фелиситэ! И в этой сцене с Аллейном было что-то мелочное и тщетное. Она выставляет себя дурой, и ради чего?

Достав из ящика стола конверт, он его открыл и вытряхнул перед ней на стол содержимое. Она увидела маленький блестящий предмет с острым концом.

— Вы его узнаете? — спросил он.

— Это шильце.

— Вы так сказали, потому что мы говорили про шильце. А на самом деле он ничуть на него не похож. Посмотрите еще.

Она наклонилась поближе.

— Надо же, — сказала она, — это… карандаш.

— Вам известно чей?

Она помедлила.

— Думаю, Хенди. Она носит его на цепочке как старомодный амулет. Она всегда его носит. Сегодня утром она искала его на площадке.

— Действительно. Вот ее инициалы. ПКХ. Совсем крошечные. Нужна лупа, чтобы их различить. Как инициалы, которые вы видели на револьвере. Колечко на конце было, вероятно, из мягковатого серебра и разомкнулось под весом карандаша. Я нашел карандаш в шкатулке для рукоделия. Мисс Хендерсон когда-нибудь пользуется шкатулкой леди Пастерн?

Тут хотя бы безопасные воды.

— Да. Она часто ее разбирает для тети Силь. — И тут же Карлайл подумала: «Не умею я это делать. Ну вот, опять проговорилась».

— Она разбирала шкатулку вчера вечером? После обеда?

— Да, — безжизненно ответила Карлайл. — О да. Да.

— Вы заметили, когда именно это было?

— До того как пришли мужчины. Ну… пришел, собственно, только Нед. Дядя Джордж и остальные двое были в бальном зале.

— Лорд Пастерн и Морено в то время находились в бальном зале, а Ривера и Мэнкс в столовой. Согласно расписанию. — Он открыл папку на столе.

— Я знаю только, что Фэ ушла, когда вошел Нед.

— К тому времени она уединилась с Риверой в кабинете. Но вернемся к инциденту в гостиной. Можете описать сцену со шкатулкой? О чем вы тогда говорили?

Фелиситэ защищала Риверу, на нее в который раз нашел обычный ее дух противоречия. Карлайл тогда еще подумала: «Ривера ей надоел, но она не хочет в этом признаваться». А Хенди, слушая, перебирала что-то в шкатулке. В пальцах у Хенди было шильце, с шеи свисал на цепочке карандаш.

— Мы говорили про Риверу. Фелиситэ считала, что с ним обошлись пренебрежительно, и потому сердилась.

— И приблизительно в это время лорд Пастерн произвел в бальном зале выстрел, — пробормотал Аллейн, разворачивая на столе расписание. Он поднял на нее глаза, и Карлайл подумала, что взгляд у него всегда остается прямым и заинтересованным и тем сразу привлекает к себе внимание. — Это вы помните?

— О да.

— Скорее всего он вас напугал?