Убийство под аккомпанемент Марш Найо
— Нет, — медленно произнес ее голос, приглушенный руками. — Нет, я не уверена.
Наверху, там, где лестница упиралась в первую площадку, неуловимо изменилось освещение. Аллейн поднял глаза. Там в тени стояла Карлайл Уэйн. Ее фигура и поза еще сохраняли инерцию движения, словно она хотела спуститься, но замерла, не сделав шаг, — так замирает действие в кинофильме, подчеркивая важность момента. Поверх склоненной головы Фелиситэ Аллейн легким движением руки попросил Карлайл не двигаться. Тем временем Фелиситэ заговорила снова:
— Опять-таки испытываешь некоторый подъем. Не каждый день на неделе люди дают кому-то в ухо ради прекрасных глаз любимой. — Подняв лицо, она посмотрела на Аллейна. — Как нехорошо со стороны Неда, но как мило. Милый Нед!
— Нет! — резко произнесла Карлайл. — Это уж слишком.
С приглушенным криком Фелиситэ вскочила на ноги.
— Доброе утро, мисс Уэйн, — сказал Аллейн. — У вас есть теория, почему мистер Мэнкс ударил в ухо Риверу? А ведь он ему врезал, знаете ли. Почему?
— Если вам так надо знать, — тоненьким голосом сказала Карлайл, — это было потому, что Ривера поцеловал меня, когда мы столкнулись на площадке.
— Боже ты мой! — воскликнул Аллейн. — Почему вы не сказали раньше? Так он поцеловал вас? Вам это понравилось?
— Не будьте чертовым глупцом! — крикнула Карлайл и бросилась вверх по лестнице.
— Должна сказать, — вставила Фелиситэ, — это очень нехорошо со стороны милой Лайл.
— Прошу нас простить, — сказал Аллейн и вместе с Фоксом оставил ее задумчиво рассматривать ногти.
III
— Побриться, — сказал Аллейн в машине, — принять ванну и, если повезет, часа два поспать. Все разберем дома и отправим собранное дальше экспертам. А вы как, Фокс? Трой будет рада вас принять.
— Большое спасибо, сэр, но мне и в голову бы не пришло беспокоить миссис Аллейн. Есть одно местечко…
— К черту ваше местечко! Хватит с меня вашей несубординации, дружище. Вы едете к нам.
Фокс принял это удивительное приглашение в духе, в каком оно было сделано. Он достал очки, блокнот Аллейна и расписание лорда Пастерна. Аллейн провел рукой по подбородку, передернулся и, зевнув, закрыл глаза.
— Проклятие, что ли, лежит на этом расследовании? — пробормотал он и как будто заснул.
Фокс начал шептать себе под нос. Машина скользила по Кливиден-плейс, оттуда свернула на Гросвенор-плейс, потом на Гайд-парк-корнер.
— Тц-тц-тц, — цокал языком над расписанием Фокс.
— По звуку, — сказал, не открывая глаз, Аллейн, — ни дать ни взять доктор Джонсон по пути в Стритхэм. Вы умеете хрустеть пальцами, Братец Лис?
— Понимаю, что вы имели в виду, говоря про проклятие.
— А что я имел в виду? Подбейте меня и потопите, если я знаю, что имел в виду.
— Э, сэр, нашему клиенту, кто бы он ни был, а моя точка зрения вам известна, надо было побывать в бальном зале, чтобы забрать кусок французского зонта, в гостиной, чтобы раздобыть шильце, и одному в кабинете, чтобы приспособить шильце к ручке зонта шпатлевкой.
— Вы обойдете гору, когда прибудете.
— Тут своего рода гора, и это факт. Согласно тому, что сказала вам, сэр, молодая леди, то есть мисс Уэйн, со злосчастным зонтом все было в порядке, когда она зашла в бальный зал и его открыла, а, опять же по ее словам, его светлость находился в кабинете, где извлекал из патронов пули. Если она не лжет, у него не было шанса повозиться с зонтом до обеда. Более того, это укладывается в собственное заявление его светлости, которое может подтвердить Морено, если вообще проснется, а именно что он развинчивал зонт после обеда. Забавы ради.
— Верно.
— Хорошо. Ну и к чему это нас приводит? Если расписание верно, его светлость ни на минуту после не оставался один в кабинете после обеда.
— И более того, единственное время, когда он вообще был один, он бегал по дому, ревя как бык и требуя сомбреро.
— Не походит на установление алиби, как по-вашему? — вопросил Фокс.
— Скорее уж как на изначальное алиби, Братец Лис.
— Он мог носить тюбик шпатлевки при себе, в кармане.
— Мог, конечно. Вместе с куском ручки зонта и шильцем, а между приступами рева их соединить.
— Фу! Как насчет того, что он принес все с собой в кармане в «Метроном» и там состряпал орудие убийства?
— О Господи! Когда? Как?
— В уборной? — с надеждой предложил Фокс.
— И когда он затолкал оружие в револьвер? Не забывайте, Скелтон осматривал дуло как раз перед тем, как начали играть.
Машина остановилась на светофоре на Пиккадилли. Фокс неодобрительно воззрился на Грин-парк. Аллейн все еще не открывал глаз. На Биг-Бене пробило семь.
— Вот черт! — выругался Фокс, хлопая себя по коленке. — Вот черт! А если так? А если его светлость у всех на виду вставил снаряд в револьвер, пока сидел за барабанами? У всех на виду, за ним никто ведь не наблюдал, пока остальные по очереди играли свои сольные номера? Удивительно, сколько всего можно провернуть, если хватит наглости! Какое там старье вечно цитируют, сэр? Ах да. «Украденное письмо»! Доказывая, что если выставить что-то напоказ, его никто не заметит.
Аллейн приоткрыл один глаз.
— «Украденное письмо», — повторил он и открыл второй глаз. — Фокс, моя шпаргалка, мое редкое издание, мой object d’art[39], моя личная любимая bijouterie[40], будь я проклят, если вас не посетило вдохновение. Скорей! Давайте разовьем вашу мысль.
Они напряженно обсуждали, пока машина не остановилась в тупичке позади Ковентри-стрит перед домом Аллейна.
Свет раннего утра струился в небольшой коридор, под картиной Беноццо Гоццолли[41] семейка георгин, бумажно-белых в голубой чаше, отбрасывала тонкие тени на стену цвета пергамента. Аллейн довольно огляделся по сторонам.
— Трой велено не вставать до восьми, — сказал он. — Вы первый в ванну, Фокс, пока я с ней переговорю. Воспользуйтесь моей бритвой. Нет, погодите. — Он исчез и вернулся с полотенцами. — В половине девятого будет кое-что перекусить, — пообещал он. — Гостевая комната в вашем распоряжении, Фокс. Хороших снов.
— Вы очень добры. Несомненно, — сказал Фокс. — Могу я передать привет миссис Аллейн, сэр?
— Она будет рада его получить. Увидимся позже.
Трой уже проснулась в своей белой комнате, ее голову темным ореолом окружали короткие локоны.
— Ты похожа на фавна, — сказал Аллейн, — или бронзовый георгин. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Здоровой и бодрой, а ты?
— Как видишь. Невыспат, небрит, ненаглажен, короче, все «не».
— Ужасное положение вещей, — улыбнулась Трой. — Ты выглядишь как джентльмен с того двадцатифутового полотна в Люксембурге. Крахмальная рубашка помята, и смотрит на Париж в щель меж роскошных занавесей. Кажется, оно называется, да… «Безнадежный рассвет»! Как ты помнишь, его потаскушка еще спит в гигантской кровати.
— Не помню. Кстати о кровати, разве тебе самой не положено спать?
— Господи помилуй! — пожаловалась Трой. — Меня же не муха цеце укусила. Уже почти девять часов, как я легла, черт побери.
— Ладно, ладно.
— Что случилось, Рори?
— То, что мы больше всего не любим.
— О нет!!
— Ты все равно про него услышишь, поэтому давай расскажу. Тот напыщенный тип, что играл на аккордеоне, сплошь волосы и зубы…
— Не хочешь же ты…
— Кто-то пырнул его эдаким кинжалом, сварганенным из трубки от зонтика и вышивального шильца.
— Ух ты!
Он объяснил подробнее.
— Да, но… — Трой уставилась на мужа. — Когда тебе нужно быть в Ярде?
— В десять.
— Ладно. У тебя есть два часа и время позавтракать. Доброе утро, дорогой.
— В ванной Фокс, и я знаю, что не гожусь для спальни леди.
— Кто сказал?
— Если не ты, то никто. — Он притянул ее к себе и обнял. — Трой, можно мне попозже утром рассказать Фоксу?
— Если хочешь, милый.
— Возможно, захочу. Насколько сильно, по-твоему, я тебя люблю????
— Мне слов не хватает, — ответила Трой, пародируя покойного Гарри Тейта.[42]
— И мне.
— Мистер Фокс выходит из ванной. Прочь отсюда.
— Пожалуй, ты права. Доброе утро, миссис Квиверфул.[43]
По пути в ванную Аллейн заглянул к Фоксу. Инспектора он застал лежащим на кровати, без пиджака, но невероятно опрятного: влажные волосы зачесаны назад, подбородок сияет, рубашка туго натянута на крепких грудных мышцах. Глаза у него были закрыты, но он открыл их, когда Аллейн сунул голову в приоткрытую дверь.
— Разбужу вас в половине десятого, — пообещал Аллейн. — Вы знаете, что быть вам крестным дедушкой, Братец Лис?
Когда глаза Фокса расширились, старший инспектор закрыл дверь и, посвистывая, направился в ванную.
Глава 9
Скотленд-Ярд
I
В половине одиннадцатого в кабинете старшего инспектора Аллейна в Новом Скотленд-Ярде была официально начата рутинная процедура расследования убийства.
Сам Аллейн, сидя за столом, принимал доклады сержантов Гибсона, Уотсона, Скотта и Солиса. Мистер Фокс, в котором благодушие и отличное настроение умерялись строгостью, обычной его реакцией на доклады о наблюдении, критически слушал подчиненных, каждый из которых держал перед собой служебный блокнот. Шестеро мужчин серьезно занимались повседневной работой. Ранее тем же утром в других районах Лондона другие специалисты занимались каждый своим делом: капитан Энтуистл, эксперт по баллистике, вставил стрелку, изготовленную из трубки зонта, в револьвер и выстрелил ею в мешок с песком; аналитик мистер Каррик подверг пробку различным тестам на ряд смазочных веществ; а сэр Грэнтли Мортон, прославленный патологоанатом, которому ассистировал доктор Кертис, вскрыл грудную клетку Риверы и с большой осторожностью извлек его сердце.
— Хорошо, — сказал Аллейн. — Несите сюда стулья и курите, если хотите. Разговор скорее всего будет долгим.
Когда все устроились, он указал черенком трубки на сержанта с тяжелым подбородком, соломенными волосами и, по обыкновению, удивленным лицом.
— Это ведь вы обыскивали комнаты покойного, Гибсон? Давайте начнем с вас.
Гибсон большим пальцем перелистнул до нужного места блокнот, с явным изумлением глянул на записи и пустился докладывать нараспев и тоненьким голосом:
— Покойный Карлос Ривера проживал по адресу 102, Бедфорд-мэншнс, Остерли-сквер. Квартира с гостиничным обслуживанием, арендная плата пятьсот фунтов в год.
— И почему только мы все не играем на гармошках? — спросил Фокс, ни к кому, в сущности, не обращаясь.
— В три часа утра первого июня, — продолжал визгливо Гибсон, — получив ордер на обыск, я произвел вход на вышеозначенную территорию посредством ключа на кольце, снятого с тела покойного. Квартира состоит из холла шесть на восемь футов, гостиной двенадцать на четырнадцать футов и спальни девять на одиннадцать футов. Обстановка в квартире следующая: в гостиной — ковер, пурпурный, толстый; занавеси, от пола до потолка, пурпурного атласа.
— «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками!..»[44] — пробормотал Аллейн. — Пурпурные.
— Можно называть это муаром, мистер Аллейн?
— Э… Продолжайте.
— Диван, обитый зеленым бархатом, три кресла, то же самое, обеденный стол, шесть обеденных стульев, открытый камин. Стены выкрашены в желтовато-коричневый цвет. Подушки: семь штук. Зеленый и пурпурный атлас. — Он посмотрел на Аллейна. — Прошу прощения, мистер Аллейн? Что-то не так?
— Ничего-ничего. Продолжайте.
— Книжный шкаф. Четырнадцать книг. Иностранные. Опознал четыре как отчеты о полицейских расследованиях. Картины — четыре штуки.
— Они-то на что похожи? — поинтересовался Фокс.
— Не важно, грязный вы старикашка, — сказал Аллейн.
— Два наброска ню, мистер Фокс, что называется, «настенные девушки». Остальные еще откровеннее. Портсигары: четыре штуки. Сигареты коммерческого производства. Взял по одной из каждой коробки. Стенной сейф. Комбинационный шифр, но я нашел записку с цифрами в записной книжке покойного. Содержимое…
— Минутку, — прервал Аллейн. — Во всех квартирах есть такие сейфы?
— В ходе изысканий я установил, что покойный договорился об установке.
— Хорошо. Продолжайте.
— Содержимое. Мной был извлечен ряд документов, два гроссбуха, или бухгалтерские книги, и запертый ящик для наличности, содержавший триста фунтов банкнотами малого достоинства и тринадцать шиллингов серебром. — Тут Гибсон остановился по собственному почину.
— Надо же! — удивился Фокс. — Тут мы и впрямь, возможно, на что-то наткнулись.
— В сейфе я оставил записку с описью содержимого сейфа, а сам сейф запер, — сказал Гибсон с нотой неуверенности, вызванной, вероятно, опасениями за стиль своей прозы. — Мне представить содержимое сейчас, сэр, или продолжать со спальней?
— Сомневаюсь, что я способен снести спальню, — сказал Аллейн. — Но продолжайте.
— Она выдержана в черном, сэр. В черном атласе.
— Вы все это занесли в протокол? — внезапно вопросил Фокс. — Все про цвета и атлас?
— Вы велели проявить основательность, мистер Фокс.
— Есть же мера всему, — серьезно возвестил Фокс. — Порошу прощения, мистер Аллейн.
— Вовсе нет, Братец Лис. Спальня, Гибсон.
Но ничего стоящего в подробном отчете Гибсона о спальне Риверы не нашлось, если не считать откровением, что покойный питал пристрастие к черным атласным пижамам с вышитыми инициалами владельца, что, как предположил Аллейн, изобличает его личность, вынося ей окончательный приговор. Гибсон представил добычу из стенного сейфа, и она была должным образом изучена. Аллейн взял себе гроссбухи, а Фокс — стопку писем. На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое только шелестом бумаги.
Однако наконец Фокс хлопнул ладонью по колену, и Аллейн, не поднимая глаз, отозвался:
— А?
— Странно, — хмыкнул мистер Фокс. — Только послушайте, сэр.
— Валяйте.
— «Как нежен, — начал мистер Фокс, — первый цвет любви! Как хрупок крошечный бутон, как легко подвержен заморозкам! Касайтесь его нежно, милый мальчик, не то его аромат будет утрачен навсегда».
— Ух ты! — вырвалось шепотом у сержанта Скотта.
— «Ты говоришь, — продолжал мистер Фокс, — что она непостоянна. Но и небо по весне тоже. Будь терпелив. Жди, когда раскроются крохотные лепестки. Если хочешь получить особый „Разговор по душам“ и так далее». — Сняв очки, Фокс воззрился на начальника.
— Что вы имели в виду этим «и так далее», Фокс? Почему не продолжаете.
— Тут так сказано. И так далее. Тут текст обрывается. Сами посмотрите.
Он развернул на столе перед Аллейном смятый лист голубой писчей бумаги. Тот был заполнен машинописным текстом с малым интервалом между строками. Наверху листа был штамп с адресом по Дьюкс-Гейт.
— И о чем вы умолчали? У вас же что-то еще есть.
Фокс положил перед ним второе вещественное доказательство. Это была вырезка из газеты, напечатанная на бумаге, какую предпочитают вычурные издания. Аллейн прочел вслух:
— «Дорогой НФД, я помолвлен с молодой леди, которая временами бывает очень нежной, а потом вдруг снова обращается со мной холодно. Дело не в дурном запахе изо рта, потому что я ее спрашивал, а она сказала, что нет, и что ей бы очень хотелось, чтобы я не заводил про него разговор снова. Мне двадцать два года, рост у меня пять футов одиннадцать дюймов с головы до ног, и я хорошо сложен. Я зашибаю пятьсот пятьдесят фунтов в год. Я автомеханик первой ступени, и у меня есть виды на повышение. Она считает, что меня любит, но так вот себя ведет. Как мне к этому относиться? Карданный Вал».
— Я бы рекомендовал хорошенькую порку, — сказал Аллейн. — Бедный старина Карданный Вал.
— Продолжайте, сэр. Прочтите ответ.
Аллейн продолжил:
— «Дорогой Карданный Вал. Ваша проблема не столь необычна, как вы, возможно, склонны думать в своих расстроенных чувствах. Как нежен первый цвет любви…» Да, вот опять. Да. Хорошо. Фокс. Вы, похоже, нашли отрывок черновика и законченную статью. Черновик, отпечатанный на писчей бумаге Дьюкс-Гейт, выглядит так, словно лежал скомканный в чьем-то кармане, верно? Минутку.
Он открыл собственную папку, и мгновение спустя письмо, которое выронила из сумочки Фелиситэ в «Метрономе», лежало рядом со вторым. Аллейн склонился над обоими.
— Разумеется, это выстрел наугад, но готов поспорить, машинка одна и та же. Буква «с» несколько расшатана. Все обычные признаки.
— И к чему это нас приводит? — спросил Фокс.
Гибсон, очень довольный собой, кашлянул.
— Это приводит нас к некоторой путанице, сэр.
— Вот именно. Письмо, адресованное мисс де Суз, было напечатано на машинке в кабинете лорда Пастерна на бумаге, которой он пользуется для своей корреспонденции. На машинке имелись только его отпечатки. Я рискнул и спросил его в лоб, как давно ему известно, что Нед Мэнкс и НФД одно и то же лицо. Он не пожелал отвечать, но, клянусь, я выбил его из колеи. Я бы предположил, что он напечатал письмо после того, как увидел, что Нед Мэнкс вставил в петлицу белую гвоздику, пометил письмо «Доставлено почтой» и подбросил на столик в холле, где оно было обнаружено дворецким. Идем дальше. Не так давно Мэнкс три недели жил на Дьюкс-Гейт, и, думаю, разумно будет предположить, что он пользовался тамошней печатной машинкой и голубой писчей бумагой в кабинете, когда набрасывал заметки для своих тошнотворных статеек НФД для «Гармонии». Значит, черновик был напечатан Мэнксом. Но насколько нам известно, Мэнкс познакомился с Риверой только вчера вечером и, так уж получилось, по выражению Уильяма, съездил его по уху, потому что Ривера поцеловал не мисс де Суз, а мисс Уэйн. Так вот, если наши догадки верны, как и когда, черт побери, Ривера мог завладеть черновиком Мэнкса с галиматьей НФД? Не прошлым вечером, потому что мы извлекли его из сейфа Риверы, а он к себе не возвращался. Ответьте-ка на это, Фокс.
— Одному Богу известно.
— Во всяком случае, не нам. И если мы это выясним, то увязывается ли это с убийством Риверы? Ладно, вперед, ребята, вперед.
Он вернулся к гроссбуху, а Фокс — к связке бумаг. Наконец Аллейн удивленно протянул:
— Надо же, как у них все по-деловому поставлено.
— У кого, мистер Аллейн?
— У шантажистов, конечно. Мистер Ривера был многосторонней личностью, Фокс. Играл на аккордеоне, торговал наркотиками, шантажировал. Даже жаль, что придется посадить его убийцу. Наш мистер Ривера сам напрашивался, чтобы его укокошили. Вот тут аккуратный, по дням, перечень поставок и оплат за них. Например, третьего февраля у нас запись: «Наличными, 150 фунтов, третья сумма, С.Ф.Ф.», а неделю спустя загадочная пометка в колонке «Расход»: «6 дюж. Для С.С., 360 фунтов», за которой следует череда записей в колонке «Приход»: «Дж. С.М., 10 фунтов», «Б.Б., 100 фунтов», и так далее. Эти записи стоят особняком. Он подвел под ними черту и суммировал, выжав прибыль в двести фунтов при начальном вложении в триста шестьдесят.
— Черт побери, это же его записи по торговле наркотиками. Вы сказали «С.С.», мистер Аллейн. Интересно, а вдруг он был связан со «Снежными Санта»?
— А «Б.Б.» в графе плательщиков. Довольно выгодный клиент этот «Б.Б.».
— Морри Морено?
— Я бы не удивился. Сдается мне, Фокс, что Ривера был посредником, как раз из тех, кого нам не так-то легко поймать. Скорее всего он никогда не передавал товар напрямую потребителям. За исключением, несомненно, несчастного Морено. Нет, скорее уж дела Риверы велись в его пурпурно-атласной гостиной. При малейшем признаке того, что мы на него вышли, он сжег бы свои книги и, при необходимости, вернулся на родину или куда там еще.
— Или сам пошел нам навстречу, выдав информацию о мелкой рыбешке. Они и так довольно часто поступают.
— Да, верно. Что еще вам посчастливилось выудить, братец Фокс?
— Письма, — откликнулся Фокс. — Запечатанный пакет. И наличные.
— Вполне соответствует его бухгалтерии, пожалуй.
— Погодите, сэр. Нисколько не удивлюсь. Погодите.
Долго им ждать не пришлось. На стол Аллейну легли слишком уж знакомые орудия профессионального шантажиста: пошлые, бесцветные письма, за которые платили снова и снова, но так и не выкупали, потускневшие вырезки из давнишних газет, одна-две отчаянные мольбы о снисхождении, неумолимые записи в колонке «Расход». Аллейну показалось, он испачкал пальцы, перебирая их, а Фокс потирал руки.
— Вот и оно! — удовлетворенно констатировал Фокс, а через минуту-другую: — Посмотрите сюда, мистер Аллейн.
Это было письмо, подписанное «Фелиситэ» и с датой четырехмесячной давности. Внимательно его прочитав, Аллейн отдал его Фоксу, который сказал:
— Это подтверждает существование романа.
— По всей очевидности.
— Забавно, — сказал он, — глядя на него, даже мертвого, можно подумать, что любая девушка в здравом уме сразу бы его раскусила. Вот еще два письма. Более-менее в том же духе.
— Да.
— Да. Ну так вот, — протянул Фокс, — если оставить на время молодую леди, что — если вообще что-нибудь — у нас есть теперь на его светлость?
— Надо думать, не слишком много. Если только вы не найдете что-нибудь, проливающее свет на доселе неведомые скандалы в прошлом его светлости, а он, на мой взгляд, не из тех, кто скрывает свои выходки.
— Тем не менее, сэр, возможно, что-то найдется. Вспомнить только, как его светлость поощрял роман своей падчерицы. Вам не кажется, что Ривера что-то на него имел?
— Возможно, — согласился Аллейн, — будь его светлость кем-то иным, чем его светлость. Но возможно. Итак, вчера вечером, решив ликвидировать Риверу, он пишет письмо якобы от имени НФД с мыслишкой толкнуть чересчур впечатлительную мисс де Суз в объятия Эдварда Мэнкса.
— Вот видите!
— А откуда лорду Пастерну известно, что Мэнкс и НФД одно и то же лицо? А если Ривера шантажировал Мэнкса при помощи черновика НФД, то, будучи отпечатанным на машинке, оно не слишком-то действенное средство. Кто угодно на Дьюкс-Гейт мог его напечатать. И он не был знаком с Мэнксом. Ладно, оставим пока. Да-да, оставим. Но все сходится… Отчасти… Только, только… — Он потер переносицу. — Простите, Фокс, никак не могу примирить со всем этим характеры Пастерна и Мэнкса, мне все кажется, что не те они люди. Знаю, аргумент крайне шаткий. Я и не пытаюсь его оправдать. А что там в коробке?
Фокс уже ее открыл и подтолкнул через стол.
— Сами наркотики, — сказал он. — Отличный улов, Гибсон.
В коробке лежали аккуратные маленькие пачки, надежно запечатанные, и в отдельной картонке несколько сигарет.
— Скорее всего да, — согласился Аллейн. — Значит, он все-таки не был конечным получателем, а они отправлялись обычным своим треклятым лабиринтом. — Он посмотрел на Скотта, сержанта помладше. — Вы, Скотт, кажется, ни по одному такому делу не работали. Скорее всего это героин или кокаин, и, несомненно, он проделал немалый путь в фальшивых челюстях, пупках толстяков, фальшивых слуховых аппаратах, цоколях электрических лампочек и еще бог знает в чем. Отличный улов, как выразился мистер Фокс, Гибсон. Думаю, пока мы оставим Риверу. — Он повернулся к Скотту и Уотсону. — Давайте послушаем про Морри Морено.
Морри, судя по всему, проживал в меблированной квартире на Пайкстэфф-роу, возле Эбьюри-стрит. По этому адресу Скотт с Уотсоном отвезли его и не без труда уложили в постель. А там он с хрипами и храпами проспал остаток ночи. Они прочесали квартиру, которая в отличие от жилища Риверы была неопрятной и в полнейшем беспорядке. По словам сержантов, создавалось впечатление, будто Морри лихорадочно что-то искал. Карманы костюмов были вывернуты, ящики столов и шкафов выворочены, их содержимое разбросано где попало. Единственно опрятной во всей квартире оказалась стопка партитур. Скотт и Уотсон перебрали пачку корреспонденции, состоящей из счетов, настойчивых напоминаний кредиторов и писем поклонников, которых нашлось немало. У дальней стенки небольшой прикроватной тумбочки они нашли шприц, который и представили начальству, и несколько рваных и пустых пакетиков, в точности походивших на те, какие были найдены в сейфе Риверы.
— Даже слишком уж просто, — высказался Фокс с живейшим удовлетворением. — Конечно, от Скелтона мы уже знали, но тут налицо неопровержимое доказательство того, что Ривера поставлял Морено наркотики. Боже ты мой, — добавил он мрачно, — хотелось бы мне проследить эту торговлишку до самого верха. А вот теперь вопрос. Морри станет разыскивать наркоту и не поймет, где ее найти. Он впадет в истерику. И вот я спрашиваю себя: что, если Морри будет не в настроении и разговаривать?
— Тогда вам лучше вспомнить про кодекс полицейского, старина.
— Та же старая история, — пробормотал Фокс. — Морри не знает, где Ривера ее брал. Ха, конечно, откуда ему знать.
— Он не так давно начал колоться, — заметил Аллейн. — Кертис осмотрел следы уколов, и их не так много.
— Но укольчик ему ох как захочется, — сказал Фокс и после некоторого раздумья добавил: — А и ладно, мы ведь убийство расследуем.
Ничего больше интересного в квартире Морри не нашлось, и Аллейн повернулся к последнему своему сотруднику.
— Удалось поладить со Скелтоном, Солис?
— Сэр, — хорошо поставленным голосом ученика частной школы начал Солис, — вначале я не слишком ему нравился. По пути я захватил ордер на обыск, и ему это понравилось еще меньше. Однако остаток пути мы говорили о социологии, и я предложил дать ему почитать «Гуру йоги и комиссар», что немного подмыло барьеры. Он родом из Австралии, а я там бывал, так что это позволило завязать более товарищеские отношения.
— Переходите к докладу, — сурово приказал Фокс. — Не отклоняйтесь от темы. Мистеру Аллейну не слишком важно знать, любит ли вас Сид Скелтон.
— Прошу прощения, сэр.
Открыв блокнот, Солис перешел к докладу. Помимо большого количества коммунистической литературы, в комнатах Скелтона на Пимлико-роуд не нашлось ничего необычного. Аллейн представил себе, как Солис ведет обыск по ходу оживленного обмена идеями, а заодно и настороженную реакцию Скелтона на левацкие, поверхностные и намеренно ироничные замечания Солиса. Наконец вопреки себе самому Скелтон заснул в собственном кресле, а Солис тогда украдкой взялся за обеденный стол, служивший Скелтону также и письменным.
— Я заметил, что он нервничает всякий раз, когда я поворачиваюсь к столу. Он встал рядом с ним, едва мы вошли, и переложил там какие-то бумаги. У меня было такое чувство, что он хочет что-то уничтожить. Когда он благополучно заснул, я порылся на столе и нашел вот это. Не знаю, большой ли от него прок, но вот он.
Он протянул лист бумаги Аллейну, который его развернул. Это было неоконченное письмо Ривере, в котором последнему угрожали разоблачением, если он не перестанет снабжать наркотиками Морри Морено.
II
Остальные детективы ушли, и Аллейн предложил Фоксу заняться тем, что обыкновенно называл «прокруткой». Обозначало это безжалостное разъятие дела на части и попытки, так сказать, с чистого листа сложить кусочки в их истинную картину. Они провели за этим уже около получаса, как вдруг зазвонил телефон. Фокс поднял трубку и с многострадальной улыбкой объявил, что мистер Найджел Батгейт желал бы поговорить с мистером Аллейном.
— Я его ждал, — откликнулся Аллейн. — Скажите ему, что сегодня единственный из тысячи раз, когда я хочу его видеть. Где он?
— Внизу.
— Зовите его наверх.
— Шеф хотел бы вас видеть, мистер Батгейт, — степенно сообщил трубке Фокс, и через несколько мгновений появился несколько изумленный Найджел Батгейт из «Ивнинг кроникл».
— Должен сказать, — изрек он, пожимая руки, — что это крайне любезно с вашей стороны, Аллейн. У вас кончились все поносные слова в мой адрес? Или вы наконец поняли, у кого здесь мозги?
— Если ты считаешь, что я позвал тебя, чтобы побаловать заголовками на всю полосу, то прискорбно ошибаешься. Садись.
— С радостью. Как поживаете, мистер Фокс?
— Отменно, спасибо, сэр. А вы?
— А теперь слушай меня, — вмешался Аллейн. — Можешь мне что-нибудь рассказать про ежемесячник под названием «Гармония».
— Что именно? Вы поверяли свои тайны НФД, Аллейн?
— Я хочу знать, кто он.
— Это как-то связано с делом Риверы?
— Да, связано.
— Тогда предлагаю сделку. Я хочу хороший сладкий кус, жареную информацию прямиком из уст Ярда. Все про старого Пастерна, и про то, как вы случайно очутились на месте преступления, и про погибшую любовь…
— С кем вы говорили?
— С уборщицами, ночными портье, ребятами из оркестра. А четверть часа назад я столкнулся с Недом Мэнксом.
— И что он имел сказать?
— Сопротивлялся, будь он проклят. Ни слова не пожелал произнести. И в ежедневной газете тоже ничего не напечатал. Болван бесчувственный.
— Тебе бы следовало помнить, что он кузен главного подозреваемого.