Налог на Родину. Очерки тучных времен Губин Дмитрий

Экзамен кислых щей

Дело в том, что моя жена – ресторанный критик. Мои супружеские обязанности – ходить с женой по ресторанам. И я исполняю их с тем же воодушевлением, что когда-то в свой первый брачный обед. (Ах какой был обед! В ленинградском кафе «Тет-а-тет». Это было первое постсоветское кафе, его сделал драматург Генрих Рябкин. Все столики были на двоих. Играл тапер. Свечи отражались в ведрах с шампанским. Рябкин, в твидовом пиджаке, шейном платке, элегантный, как Мефистофель работы скульптора Антокольского, орлиным взглядом следил из-за двери кухни, счастливы ли гости. Мы – были.)

У нас, конечно, в семейной жизни всякое случалось. Жена без меня летала на гастрономический фестиваль в Гонконг и потом говорила, что Гонконг стал любовью ее желудка. А я изменял ей со стейками в Нью-Йорке и с лобстером в Бостоне (но вы бы видели этого лобстера, сваренного в атлантическом кипятке! Вы бы и Родине с таким лобстером изменили!).

Но в целом – по ресторанам вместе. И в радости и в горе. И к индусам на Бэйсуотер в Лондоне, и к евреям в Марэ в Париже, и к ресторанному гению Мнацаканову, в «Рыбу на даче» под Сестрорецком, где подают не чебурек с бульоном, нет! Там знакомят гневного, пылкого Тамерлана с Европой, покорной и нежной! И сватовство свершается у вас во рту!

Все эти прелестные картинки я нарисовал не затем, чтобы превратить свой текст в фистулу для опытов академика Павлова. А для того, чтобы поделиться: мы, русские – гастрономически восприимчивая нация. Даже те, кто кричит, что, кроме картохи с сосисками, ничего не приемлет. Потому что даже они прекрасно отличают пожаренную со шкварками картошку, подернувшуюся корочкой стыда за свое деревенское происхождение, и сочнейшие, помнящие луга и буренок сосиски – от гадости с крахмалом. И я отнюдь не банальности пишу, потому что разная восприимчивость к раздражителям и отличает нации друг от друга. Французы или бельгийцы – те гурманы. А голландцы, с их молочно-картофельной культурой, – нет. Англичанам же и вовсе медведь на язык наступил, в Лондон берите с собой чемодан консервов, – но зато тончайше чувствуют архитектуру и дизайн. В отношении которых, в свою очередь, у русских вкус слаб: посмотрите на кошмар наших новостроек и загородных поселков…

Так вот, это к тому, что, вопреки российской гастрономической одаренности, мы с женой в России страдаем. Первое страдание состоит в том, что у нас приличной отечественной кухни не найти. То есть, конечно, в Москве выдает ежедневный спектакль кафе «Пушкинъ» (партер и ложи блещут запонками бизнесменов и дипкорпуса). И в Петербурге есть отличная, хотя и дорогая «Рюмочная № 1». Далее – пустота. Закончились эксперименты с высокой русской кухней шефа Ильи Лазерсона. Из не то чтобы низкой, но повседневной жизни исчезли пельменные, пирожковые, бутербродные, да и те же простые рюмочные (а что? соорудить на закуску соленый груздь или рыжик в сметане, плюс селедочку с лучком под белоголовую – такое же искусство, как искусство испанских тапас). Русская кухня сегодня живет на правах либо рабыни в придорожных харчевнях, где дальнобойщик уминает борщ, щи, солянку (качество – на «троечку»), либо наложницы в шалманах, где икра, блины, шоу в кокошниках, цыгане, медведи и прочая интуристская лабуда.

По-настоящему массовая, популярная, повсеместная кухня в России сегодня – это японские роллы. С дополнениями из апеннинской кухни. И меню заведения, претендующего на поток посетителей, которые, в свою очередь, претендуют быть модными, таково: салат «Цезарь» (в компании «Нисуаза» и «Греческого», а также, для ублажения фитнес-девиц, – руколлы с креветками) + паста + пицца + дорада (для фитнес-публики побогаче) + стейк (не спрашивайте только, какого вызревания) + тирамису с чизкейками + кальян. Поверьте, именно так обстоит дело повсюду: и в Казани, и в Рязани (где, однако, не найти ресторана с местными пирогами «с глазами», – их едят, они глядят).

А теперь ответьте: почему все эти «Япоши», «Японы мамы», «Части суши», «Суши весла», «Японские городовые» победили в битве при ресторанной Цусиме? Нет-нет, предположение, включающее слово «экзотика», неверно. Хотя бы потому, что в России, за исключением Петербурга с его двумястами китайскими шалманами, нет пристойной китайской кухни, куда более экзотичной и яркой – с ее рыбами-хризантема-ми, жареным бамбуком и мясом в кисло-сладком соусе. Нет даже на Дальнем Востоке, не говоря уж про Москву, где искать хороший китайский ресторан – за исключением «Дружбы» на Новослободской, он на «четыре с минусом» – гиблое дело.

Нет, правда: почему всюду модные молодые люди, держа в руках палочки, тратят стипендию или папенькино вспомоществование не на кулебяки, бефстроганов и курники, а на роллы «Калифорния»? А? Почему опорой французского общепита является brasserie au coin (пивнушка, то есть кафешка с национальной кухней «на углу»), бельгийского – такая же кафешка с мидиями и фриттами, английского – паб с pies, «пирогами», то есть тестом с полужидкой начинкой на сковороде (стишок про запеченные в пироге «семьдесят синичек, сорок семь сорок» в переводе Маршака помните?), а у нас ничего подобного нет? И даже советские пивные сдались в плен немецким биргарденам, с их франкфуртскими сосисками и картофельным салатом?

Не мучайтесь.

Правильный ответ таков: суши и паста победили русскую кухню, потому что их готовить просто, дешево, быстро и – главное – невероятно прибыльно. Суши-шеф начинает строгать роллы (рис, водоросли или икра летучей рыбы, пара граммов лосося, огурца или авокадо) после двухнедельных курсов. Отварить готовую пасту до консистенции al dente можно вообще научиться зараз. Научиться готовить хорошую русскую или французскую (и серьезную итальянскую) еду ни за день, ни за месяц, ни за год невозможно. Это трудоемко, это долго, это затратно, и шеф встает в пять утра, чтобы лично выбрать лучшие продукты на рынке, и поставщик встает в четыре утра, чтобы привезти лучшие продукты на рынок, и работа на кухне – это 12, а то и 14 часов в день, в жаре и чаду, и потому многие французские заведения закрываются в воскресенье после обеда и не работают в понедельник: шеф должен отдохнуть. И, кстати, Петербург потому и является столицей китайских ресторанов, что там на кухнях сплошь китайцы, которых местные менты не успели прижать к ногтю, как в Москве.

А современный российский успешный ресторан строится по иной формуле. Минимальные затраты за персонал (официант в России, заметьте, вообще не профессия, официант – это подработка, официантам не дают пробовать блюд и не учат, как они готовятся), плюс обкатанное меню (то самое, где «Цезарь» и роллы), а чтобы ни у кого не было сомнений, что попал в модное место, – модная музыка и навороченный интерьер. Что самое чудовищное – формула предполагает, что ресторанный бизнес есть способ извлечения прибыли. И, что еще более чудовищно, публика с этим по умолчанию соглашается: бизнес – это способ заработать. Какие могут быть сомнения?!

Мы с женой – одни из немногих сомневающихся. Для нас ресторанное дело, как и вообще всякое дело, – это любовь к тому, чем ты занимаешься: то есть маниакальная страсть к гастрономии и желание превратить ужин в счастье. А прибыль – это способ поддержать гастрономический корабль на плаву. Никто из наших знакомых шеф-поваров никогда не гордится прибылью. Они гордятся, что готовят выдающуюся в своем классе еду.

Бизнес ради денег – это, как мне кажется, не формула успеха, а формула национального позора. Именно эта идея превратила Россию – страну, повторяю, с гастрономическим чутьем и вкусом – в страну ресторанов а-ля Аркадий Новиков: дорого, модно, невкусно, доходно. В Москве, где рестораны растут как грибы, сегодня негде поужинать: за этим следует ехать в Петербург, откуда сбежали все любители денег, но еще остались поклонники еды. Эта формула – бизнес ради денег, а не ради идеи – выжгла наши свежепосаженные гастрономические леса. Да, боюсь, не только гастрономические. Она убивает вообще все живое на своем пути. Я вот с печалью слежу за судьбой ресторанной петербургской сети Ginza, ведущей наступление на Москву. Когда-то Ginza делала выдающуюся кухню – например, идеальную советскую, с гречневой кашей на сухой сковороде, с жареной печенью с луком, открыв загримированный под коммуналку ресторанчик «Мари Vanna», и я водил туда друзей, как водят друзей в Петербурге в тайные, настоящие городские места. Сейчас у «Гинзы» ресторанов больше чуть не втрое, а денег, вероятно, вдесятеро, в московскую «Мариванну» ходят Михаил Прохоров с Дашей Жуковой (а в нью-йоркскую ходят Клинтоны), но я если и хожу, то по супружескому долгу. В «Гинзе» стало как везде; моя любовь оскорблена.

Извините, что повторяюсь: мы с женой правда любим хорошую кухню, но я сейчас не о еде, а о картине окружающего нас безумия. Помешавшись на деньгах, страна вокруг нас решает, что именно в этом смысл и работы, и жизни и что именно так живет весь мир.

Мир, по счастью, живет не так.

Я знаком не только с выдающимися кулинарами, но и с производителями, например, эталонных рубашек и безупречных автомобилей. Их объединяет перфекционистское стремление сделать лучшие в мире вещи. Что является отнюдь не достаточным, но необходимым условием, чтобы действительно их делать.

И я знаком с парочкой молодых соотечественников, которые грезят стать рестораторами «как Новиков», но которым смешна идея положить на кухонный алтарь жизнь. Они повторяют как мантру: «Нужно придумать успешный проект».

А на этот алтарь и правда кладут жизни – или, по крайней мере, меняют. Шеф-повара Ален Зик и Бернар Луазо кончали с собой, потеряв высокие оценки гидов «Мишлена» и «Го-Мийо». А главный редактор журнала «Афиша Мир» Алексей Зимин, оставив успешную работу, однажды уехал из России учиться в кулинарную школу Cordon Bleu (где один из его сокурсников, провалив экзамен, тоже пытался покончить с собой, но откачали). То есть служение своему делу – это жизнь, это серьезно.

Зато, вернувшись, Зимин возглавил журнал «Афиша Еда» и, самое главное, открыл с группой товарищей кафе Ragout – чуть не единственный в сегодняшней Москве кулинарный оазис с невысокими ценами. Господи, какой там суп из порея с сырными гренками! Какие тартар и свекольный салат! Как изощренность прикидывается наивной простушкой! (В прочих модных заведениях – наоборот…)

В таких, как Зимин, моя вера.

Если у него будут последователи, однажды эталонные кислые щи будут варить под каждой российской березой.

Если же нет, то все березы порубят на капусту – и придется искать во Франции убежища, хотя бы гастрономического.

2010

Имперские слезы

Как-то в разговоре со студентами (человек пятьдесят ходят на мой мастер-класс в МГУ) я обронил, что русские – весьма юная нация, потому что определяют себя в основном отрицанием. Мы не хотим быть похожими на американцев, китайцев, немцев, финнов, тунгусов – не говоря уж про друзей степей калмыков.

Отрицание – подростковая черта, с нее начинается самоопределение: Мишка – козел, Катька – дура, я не такой. Взрослый человек определяет себя по-иному: он знает, что любит, например, симфоническую музыку и академическую греблю, что сближает его с Михал Петровичем и Екатериной Сергевной. Я хотел добавить, что вечное русское детство объясняется чередой исторических обнулений, взять хоть 1917-й или 1991-й, но по тихому гулу в аудитории понял, что со мной не согласны.

Ну хорошо, развернул я разговор, а если попробовать позитивно себя идентифицировать? Ведь определяют же себя, скажем, немцы через Ordung, то есть через «порядок», синонимичный точности и аккуратности? А в чем наша идея? Вот нам, русским, свойственно особое сверхнациональное, имперское сознание, которое определяет российское бытие в системе особенных – евразийских – координат? Ритм нашего развития и территория нашей ответственности измеряются континентальными масштабами? (Кавычки с цитат михалковского «Манифеста просвещенного консерватизма» я благоразумно опустил.)

О да, – был мне ответ.

А что такое империя? – спросил я.

Империя, ответили студенты, это огромные расстояния, территории. И подчиненные народы. И уважение. То есть внушаемый метрополией страх. И ресурсы покоренных территорий. И борьба за ресурсы.

То есть они прилежно воспроизвели тот шум времени, который слышали каждый день. Что империя – это когда много и страшно, но без чего мы, русские, не можем жить. Такой у нас характер, особенный такой. Что студенты! Знавал я одного сильно пьющего и нигде не работающего мужичка, пропившего все, включая собственную жизнь, – но он готов был убить любого за одну мысль вернуть японцам Курильские острова. А вот мысль вернуть Аляску – напротив, грела его неимоверно. И анекдот не в том, что точно так же думали и думают многие поклонники группы «Любэ». Анекдот в том, что империя для поклонников «Любэ» состоит лишь из расстояний да подчинения.

А ведь суть империи не в расстояниях и даже не в ресурсах заморских территорий.

Империя – это вообще не вопрос выгоды. Империя – это вопрос ответственности за идеи. (Да, я знаю, что эти утверждения заставляют моих современников смеяться. Современные русские вообще отчего-то путают империю с кассой.)

Потому что империя – это сила, дозревшая до осознания ответственности за мир. Осознавшая свою миссию в мире.

Имперское сознание сводится к ответственности за то, что метрополия, совершившая прорыв в науке, технике, культуре и религии, берет на себя бремя просвещения народов, пребывающих в варварстве. Греческие колонии-поселения распространяли по всему миру греческую архитектуру, культуру, земледелие, логику, искусство – и затем стали тем плодородным слоем, который до сих пор питает Европу. А Рим был империей не потому, что завоевывал другие страны ради рабов. А потому, что нес колониям цивилизацию со сводом законов, с еще более изощренной, чем у греков, архитектурой, письменностью, медициной, ремесленным производством и прочим. И конкистадоры в Латинскую Америку не шли грабить золото инков. Они несли слово Христово аборигенам-язычникам, у которых, к слову, не было ни Христа, ни письменности, ни даже колеса. (Другое дело, как к этому относились сами инки.)

То есть основа, смысл любой империи в том, чтобы цивилизовать дикарей. Любая недавняя империя – хоть британская, хоть российская, хоть османская – несла другим народам слово пророка, а также науку, медицину, просвещение и прочее, совокупно определяемое как «цивилизация».

А если не верите мне, то поверьте хоть Чаадаеву, писавшему в 1829-м: «Вся история нового общества происходит на почве убеждений… Интересы в нем всегда следовали за идеями и никогда им не предшествовали. В этом обществе постоянно из убеждений создавались интересы, никогда интересы не вызывали убеждений… Только так объясняется исключительное явление нового общества и его цивилизации; иначе в нем ничего нельзя было бы понять».

Свои «Философические письма» Петр Чаадаев сочинял уж точно не ради персональных интересов. И он был современником европейских империй («нового общества») в эпоху как раз их подъема.

То есть еще раз: имперское сознание, имперское мышление, имперская идея состоят в ответственности и осознании миссии цивилизатора. Ты несешь передовые идеи отсталым народам, хотя бы и силой, хотя бы и за океан, хотя бы и ценой жизни. И поднимаешь их до себя.

И хотя империи развалились по самой очевидной причине – насильно мил не будешь, – сознание миссии цивилизаторов осталось в крови многих народов, переживших имперскую фазу. Я столкнулся с этим в Англии, когда увидел, что десятки, сотни организаций и тысячи частных лиц уезжают в страны третьего мира строить или поддерживать то, что является частью европейской цивилизации. Дочери газетных магнатов использовали законный год отпуска между школой и университетом, чтобы преподавать язык африканским школьникам. Мой знакомый Майкл Рэндалл, потомственный аристократ, сын члена парламента, занимался тем, что создавал радиостанции для зэков в российских колониях. Он получал за это три копейки, на него косились как на, разумеется, шпиона, – но в этом он видел свою миссию. Жизнь в Лондоне вообще разбила в пух и прах мои прежние представления об этой стране – я не нашел там никакой «милой старой Англии» или любви к монархии, но нашел невероятную тягу к свободе, бешеную гордость мультикультурностью и мультинациональностью и, повторяю, чуть не в состав крови входящее осознание долга.

Собственно, на идее долга и ответственности перед миром, осознании себя форпостами цивилизации и культуры основана деятельность таких институций, как Британский совет, Институт Сервантеса, Институт Гете, Французский альянс. Материальных прибытков от их работы никаких, а проблемы случаются: тот же Британский совет закрывался в Восточной Европе при коммунистах, в Китае при маоистах – ну еще и в современной России (вследствие чего несколько тысяч разновозрастных русских так и не освоили английский язык). Потому что в современной России каждый убежден, что только дураки пашут за идею, а на самом деле всеми движут интересы. И оттого-то все на свете, от Крестовых походов до работы Британского совета, определялось и определяется материальной выгодой: в форме хоть грабежа, хоть шпионажа…

Впрочем, тут я убежал в сторону.

Но все же, если возвратиться и имперскому сознанию и к идее империи как таковой, согласитесь – разве империя не означает распространение метрополией передовых научных, технических, культурных идей на отсталые территории?

Означает?

Но тогда ответьте, пожалуйста, и на другой вопрос. А какие такие народы и страны являются отсталыми по отношению к сегодняшней России? Грузия, выжегшая каленым железом взяточников в милиции и ГАИ? Украина с ее раздольем свободных выборов и прессы? Эстония, Латвия, Литва, ставшие частью Большой Европы? И даже если мы где-то такие территории нашли, то какие такие свои великие идеи мы можем туда принести? Ну, назовите хотя бы одну? Чем таким передовым мы можем поделиться? Управляемой демократией? Управляемыми телеканалами? Замечательной работой милиции? Доблестной и любимой призывниками армией? Системой социальной защиты? Системой автомобильных дорог? Пустошами, на которые ради «бабок» переведены наши леса? И – положа руку на сердце – как бы выглядели сейчас Курильские острова, останься они у Японии? Только честно ответьте, а? Так кому и что в окружающем мире мы можем дать? Нет, господа империалисты, это ж серьезно – ради какой такой современной русской идеи не жалко всерьез положить свою жизнь? Дайте ответ!

Потому что без ответа на этот вопрос то, что в России называют имперским сознанием, является никаким не имперским сознанием.

А сознанием хулигана, который знает, что в своем дворе он многих мальчиков крупней, а оттого требует, чтобы все ему кланялись.

2010

Чиновник Леня Голубков

Для сведения невыездных: о прилете миланских рейсов всегда можно узнать по таможенникам. Они бросаются к прилетевшим русским, как когда-то советские таможенники бросались к прилетавшим иностранцам, и с таким же энтузиазмом дербанят сумки и чемоданы.

Впрочем, на «дербанят» таможенники наверняка обидятся – ведь они действуют в соответствии с законом. А закон говорит: граждане могут беспошлинно привозить из-за границы товары «для пользования или потребления самим физическим лицом и членами его семьи» на сумму не более 65 тысяч рублей. Это если бывают за границей не чаще раза в месяц.

И статья 281 Таможенного кодекса заявляет, что если «у должностных лиц таможенного органа будут достаточные основания полагать, что товары перемещаются не в целях личного пользования», то они вправе требовать оплаты пошлины в размере 30 % от стоимости ввозимого товара, но не менее четырех евро за килограмм.

Вот моей знакомой из глянцевого журнала, часто летающей за границу, было предложено заплатить сотню евро за пару бутылок недорогого кьянти. Когда же глянцевая девушка заявила о произволе, ей напомнили про диктатуру закона и предложили, коли не согласна, отправить бутылки на ценовую экспертизу, каковая, тоже в полном соответствии с законом, должна дать ответ в трехмесячный срок. Когда же знакомая повысила голос, ей предложили отправить на экспертизу еще и оба чемодана, а также фотоаппарат, компьютер, телефон и шубу, ибо, судя по штампам в паспорте, за границей она бывает чаще одного раза в месяц и поэтому обязана платить пошлину с любого товара.

Что? Компьютер не товар, а рабочий инструмент? А временный вывоз был задекларирован? Нет? И телефона – нет? И фотоаппарата? И что значит «весь исцарапанный»? Может, вы в Италии его, гражданка, купили – и специально исцарапали? Тут, на миланском рейсе, вы такие фокусники! Этикетки спарываете, новые вещи пачкаете! И у нас есть достаточные основания полагать! Ну а коль мы не правы, то все вам вернем. Через три месяца…

Догадайтесь, как поступила девушка. Правильно догадались. А потому она вскоре нервно пила в буфете коньяк, а таможенники вечером того же дня – кьянти. Надеюсь, что за здоровье девушки. Они ведь джентльмены. Удачи. Которая на миланском – самом шмоточном – рейсе им неизменно сопутствует. Слава богу и виа Монтенаполеоне…

С установкой кондиционеров тоже забавная история, с которой столкнулся – и затем описал в своем блоге – другой мой знакомый, заместитель главреда «Эха Москвы» Владимир Варфоломеев. Он – хитрый человек, – предчувствуя невыносимо жаркое лето, решил установить в своей квартире кондиционер. Помимо хитрости, коллега Варфоломеев обладал законопослушанием, а потому решил действовать в соответствии с постановлением московского правительства от 11 августа 2009 года «О мерах по формированию и сохранению художественного облика города Москвы». Грубо говоря, постановление требовало установку кондиционера согласовать. Что, конечно, по-европейски разумно: выносные блоки сплит-систем ужасно уродуют облик города.

Однако хитрость вкупе с законопослушанием не избавила Владимира Варфоломеева от наивности.

Он не знал, что для согласования ему придется утвердить план перепланировки квартиры (да-да, установка кондиционера – это перепланировка!), а для того подготовить: а) техпаспорт на квартиру и поэтажный план (выдаются в БТИ не позднее одного года от даты подачи заявки); б) правоустанавливающие документы на жилое помещение (нотариально заверенные); в) письменное согласие всех проживающих; г) единый жилищный документ; д) паспорт и сертификат кондиционера.

Далее господин Варфоломеев должен был заказать и представить в ГУП «ГлавАПУ» проектную документацию на «реконструктивные работы» (в форме сброшюрованного буклета, согласованного заказчиком и заверенного архитектором проекта, в следующем составе: 1.1. Пояснительная записка; 1.2. Исходные материалы БТИ; 1.3. План этажа М 1:100 (М 1:50) с указанием мест пробития и габаритов проемов во внутренних стенах; мест размещения инженерного оборудования)…

Заскучали уже? А зря. Там еще полтора десятка интереснейших пунктов и этапов, включая согласование с Мосжилинспекцией, ГлавАПУ Москомархитектуры, Роспотребнадзором, Мосэнерго, Москомнаследием и ФСО (ну, это если бы Варфоломеев жил у Кремля).

Догадайтесь, как Варфоломеев поступил. Правильно догадались: он все эти этапы прошел. И, заплатив 15 тысяч рублей за кондиционер, доплатил еще что-то около 80 тысяч рублей за согласования. Зато спокойно пережил жаркое лето, в отличие от жадин, некоторые из которых лета не перенесли. Умерли, понимаете ли. Портя государственную статистику.

Я бы мог продолжить примеры, согласно которым ради жизни по европейским законам гражданам России приходится и придется выкладывать весьма большие по европейским понятиям деньги (и придется все больше и больше).

Ну например, в Петербурге недавно озаботились разномастными окнами, уродующими облик исторических зданий: за это теперь будут штрафовать. А в ГИБДД России добились регистрации малолитражных скутеров – и уже проговаривались, что мечтают регистрировать велосипеды. Это ли не Европа? Это ли не забота о гражданах? Вон, в курортном городке на Атлантике по имени Сен-Жан-де-Люз, помянутом еще Хемингуэем в «Фиесте», вообще разрешено красить рамы и ставни ровно в три цвета. Чтобы не портить исторический облик. И в некоторых европейских странах действительно требуется ставить на велосипеде номера. Это, кстати, один из способов борьбы с велоугонами. И это в моих, кстати, интересах – увели же у меня дорогой велосипед прямо из подъезда, не оставив следов. Хотя в соседях у меня там – генерал ФСО, охраняющий, согласно подъездным слухам, Того, Чье Имя Не Называется (я имя генерала на всякий случай тоже опущу).

А теперь – о том, ради чего я привожу эти разрозненные примеры.

Дело в том, что к Европе и закону они никакого отношения не имеют. Хотя бы потому, что мой велосипед никто искать и не собирался: дознаватель нес мои показания (включая мои подозрения) следователю в соседний документ два месяца. А что касается окон – попробуйте отыскать в Петербурге хотя бы одну бригаду, берущуюся их не заменить, а отреставрировать.

Все эти примеры объединяет догадка, состоящая в том, что существующий в России строй является системой победившего бюрократизма, а такой строй всегда и везде организуется по принципу чиновничьей пирамиды. Впервые о такой пирамиде детально написал югославский диссидент Милован Джилас в книге «Новый класс», но сейчас изучавшие Джила-сову теорию видят ее воплощение с условиях современности.

Чиновничья пирамида обладает свойствами любой финансовой пирамиды, хотя бы и «МММ», лицом которой был Леня Голубков.

Чтобы не рухнуть, пирамида должна, во-первых, расти количественно: вот почему чиновников всех марок и рангов в России будет все больше и больше, как все больше и больше будет инструкций, регулирующих все до степени невозможности выполнения. То есть все больше и больше граждан начнут попадать в категорию налого– либо взяткооблагаемых.

Во-вторых, пирамида должна расти качественно: чтобы системе не схлопнуться, должны расти и взятки, и налоги, и штрафы, и обязательные платежи. Собственно, они и растут. Вот, например, генпрокурор Юрий Чайка в октябре сообщил «Российской газете», что средний размер взятки в России вырос за год на 25 процентов – и это несмотря на повсеместную, беспощадную и бескомпромиссную борьбу с коррупцией, а также на факт наличия самого Юрия Чайки. Растут квартплата, стоимость электричества, оплата учебы в институте, цены на лекарства, одежду, еду, хлеб и воду – и будут расти.

Электричество дорожает не потому, что дорожает сырье для ТЭЦ или повышена зарплата сотрудникам ГЭС. А потому, что этого требует пирамида.

Имея в виду пирамидальность российского устройства, можно предположить, как в ближайшее время будут изыматься деньги из наших карманов. Скорее всего, нас заставят регистрировать телевизионные тарелки – они же уродуют вид. Наверняка все больше медицинских услуг станут платными. Еще за пару-тройку нарушений ПДД начнут карать изъятием прав. Налог на автомобили вырастет – как и взятки гайцам (сейчас цена вопроса с изъятием прав – от 10 до 50 тысяч). Поднимут налог на недвижимость и дачные участки. Вообще облагаться – и через кассу, и через взятку – будет все, что нельзя утаить. Велосипедистам поэтому, может, еще повезет: попробуй догони! Но скорее всего, не повезет: регистрировать велосипеды обяжут продавцов.

А разговоры про Европу и законопослушание будут вестись с той же примерно целью, с какой в СССР велись разговоры про коммунизм.

Чем кончилось построение бюрократической пирамиды во времена СССР, не забыли?

Так что готовьтесь.

Но для начала готовьте кошельки.

2010

Перековать вертикаль на дороги

Вообще-то американский орнитолог, физиолог, географ и лингвист Джаред Даймонд, написавший 700-страничный труд «Пушки, микробы и сталь», полжизни провел на Новой Гвинее и Соломоновых островах, изучая птиц (а попутно – и все остальное: от языков до местного общественного устройства). Именно этот регион, представляющий лоскутное экономическое одеяло, подтолкнул его к вопросу о том, почему за 13 ООО лет, отделяющих нас от ледникового периода, одни общества образовали развитые цивилизации, а другие (например, аборигены Австралии) не овладели даже обработкой металлов.

Эта сложно написанная книга (я открыл ее в августе, а закончил читать к ноябрю, проглотив параллельно десяток-другой прочих томов) и представляет собой летопись 13 ООО лет человечества, скрупулезно иллюстрирующую основную мысль: различия между странами определяются не способностями населяющих их народов, но особенностями территорий, где они обитают. То есть если вы родились в Океании на атолле, у вас нет шанса дорасти до бронзового века: на атоллах нет руды. Или: если в вашем регионе мало животных и растений, способных к доместикации, – то вы проигрываете региону, где такие животные и растения есть. (Это одна из причин, почему Европа, одомашнившая дикую лошадь, получила преимущества перед Африкой, где такой трюк не прошел с зеброй.)

Шаг за шагом Даймонд описывает развитие в разных регионах сельского хозяйства, промышленности, общественного устройства, военного дела, письменности, медицины – и каждый раз возвращается к своей идее, которую критики окрестили доктриной «географического детерминизма». Если уж совсем кратко, то ее можно свести к фразе: «Европейская цивилизация является передовой, потому что континент, на котором она развилась, вытянут с запада на восток, а не с севера на юг и потому что Европе повезло с животными, растениями и климатом». (Почему протяженность с запада на восток дает преимущества? Да потому, что обеспечивает сходный климат, а значит, и быстрое распространение сельхозкультур и технологий.)

Эта концепция помогает объяснить историю человечества, но, к сожалению, не позволяет делать прогноз, поскольку не отвечает на вопрос о том, что же определяет различия между странами в наши дни, когда география и климат не так важны. Арабские Эмираты на наших глазах превратились из горстки отсталых монархий с бедуинами, печальными пасынками пустыни, в процветающий регион с намывными островами, небоскребами, автобанами!

Нет, правда, что? Обладание энергоресурсами? Особенности религий?

Видимо, Даймонд и сам понимал, что вопрос остался без ответа, поскольку снабдил книгу пространным эпилогом, а переиздание – послесловием. Именно эти эпилог и послесловие должны быть крайне интересны современному россиянину (тем более что Даймонд не русофил и не русофоб, Россию он поминает мало и вскользь: нашествие Наполеона, кириллица, освоение Сибири).

Дело в том, что в эпилоге Даймонд фокусируется на мысли о том, что страны развиваются не благодаря местным талантам, счастливо дозревшим до великих открытий (привет ревнителям приоритетов!), а благодаря диффузии идей, технологий, политических устройств.

Механизм следующий: «Общества, изначально лишенные некоего преимущества, либо заимствуют его у обществ, им владеющих, либо (в противном случае) этими обществами вытесняются».

Тут Даймонд на некоторое время увлекается своей любимой темой – как географические особенности влияют на скорость диффузии, – но затем как честный ученый возвращается к главному: что обеспечивает скорость диффузии? Почему на одном континенте разные группы стран развиваются разными темпами? Почему, черт возьми, в Евразии вперед вырвалась Европа, а не Азия? Да-да, почему не Китай открыл и колонизировал Америку, – ведь он к XV веку был самой развитой страной мира, раньше всех изобретя литье, компас, порох, бумагу, книгопечатание? Почему не этот Китай, за десятки лет до авантюрной вылазки Колумба (на трех крохотных каравеллах, вместивших 90 человек) отправлявший через Индийский океан в Африку колоссальные флотские партии (корабли до 120 метров длиной, до 28 ООО человек в экспедиции)?!!

А все просто, отвечает Даймонд. Средневековый Китай был централизованной страной с вертикалью власти. Когда дворцовая фракция евнухов, поощрявшая флотоводство, в результате интриг утратила власть, экспедиции перестали финансировать, верфи же уничтожили.

А вот средневековая Европа была раздроблена. Поэтому, пишет Даймонд, «Христофор Колумб, уроженец Италии… успел послужить герцогу Анжуйскому, а впоследствии присягнул португальскому королю.

Когда король отверг его прошение о финансировании морской экспедиции на запад, Колумб обратился к герцогу Медины-Сидонии, который тоже ответил отказом, затем к графу Мединасели, поступившему так же, и, наконец, к королю и королеве Испании, которые отвергли первое прошение Колумба, но после повторного обращения дали согласие. Если бы Европа была объединена под началом любого из первых трех правителей, колонизация Америки могла бы закончиться не начавшись».

Даймонд приводит еще несколько примеров последствий решений в полицентристских и моноцентристских политических системах. Запрет в 1880-х на электрическое освещение в Англии общественных мест не остановил электрификации Европы (зато электрификация Европы вынудила Англию отменить запрет). А вот в Китае в XV веке запрет на производство механических часов привел сначала к уничтожению часов, а потом и любых механических устройств (за что швейцарцы должны быть благодарны Китаю вовеки). И та же самая китайская вертикаль, устроив в 1960-х «культурную революцию» (на пять лет все китайские школы были просто закрыты), окончательно превратила некогда передовое государство в одно из самых отсталых, пусть и больших.

Чтобы диффузия идей внутри страны и между странами проходила успешно, нужно то, что Даймонд называет «принципом оптимальной фрагментации»: это когда регионы (районы) «не слишком цельны и не слишком раздроблены».

«Не слишком цельны» – значит, разбиты на административно независимые структуры. В дробности, лоскутности Европы, в разнородности составляющих ее государств – на самом деле не европейская слабость, а европейская сила. Не случайно эту лоскутность скопировали и США, представляющие федерацию независимых штатов, внутри которых (об этом у нас известно меньше) действуют столь же независимые графства. А «не слишком раздроблены» – значит, связаны между собою коммуникациями, позволяющими современному Колумбу, жаждущему открыть «темную материю» или лекарство от СПИДа, не найдя понимания в одном месте, отправляться в другое (а куда, спрашивается, в России может отправиться не нашедший финансирования в центре Кулибин? Велика Россия, а податься некуда: всюду Москва).

И вот тут я подхожу к главному – ради чего и пересказываю идеи чужой книги, к тому же трудной для чтения.

Дело в том, что если идея Даймонда верна и преимущества роста действительно имеют децентрализованные страны и регионы, обладающие при этом мощными коммуникациями, то и в будущем экономическими лидерами останутся Евросоюз и США, – а крики наших соплеменников о «дряхлой Европе» и «близком крахе США» будут плясками дикарей, подбадривающих друг друга.

На второе место выйдет Китай, который делает все, чтобы соответствовать второй части формулы Даймонда: он невероятными темпами строит железные и асфальтовые дороги, аэропорты, порты, наращивает автопроизводство, увеличивает количество внутренних рейсов, развивает скоростной Интернет и т. д. Если китайские вожди придут к идее о независимости и самостоятельности не только Тибета, но и отдельных районов страны – у Китая будет шанс побороться за абсолютное лидерство. Хотя этот шанс невелик: вожди обычно приходят лишь к идее об укреплении собственной власти.

Ну а у нас, коли Даймонд прав, шансов вообще нет. Потому что после рывка 1990-х (самоуправление регионов, «берите независимости, сколько хотите», падение железного занавеса, вестернизация экономики) в 2000-х было сделано все, чтобы закрепить экономическое отставание. Регионы полностью подчинились Москве, была построена пресловутая вертикаль, а состояние наших коммуникаций знает каждый, кто пытался поехать на машине из Москвы во Владимир, но проторчал три часа в пробке в Балашихе – и, плюнув, повернул назад. Аэропортов в РФ втрое меньше по сравнению с РСФСР, и авиацией пользуется не больше 2 % населения нашей огромной, но территориально раздробленной страны. Кто, спрашивается, мешал строить аэропорты и автобаны в тучные нефтедолларовые годы?!

О том, что будет, когда кончится нефть (или высокие цены на нее), – лучше не думать, хотя, конечно, думать лучше. Но тогда придется думать о том, как уничтожать вертикаль, дробить Россию и строить дороги, а мысли об уничтожении и дроблении сегодня приравниваются к экстремизму и перевороту.

Так что я пока думаю о том, что в Китае, похоже, Даймонда наполовину прочли.

А у нас, похоже, и не открывали.

2010

Культура разговора с братом

Интернет упростил реакцию на мою работу – и мою работу по изучению реакции. Это раньше были вязанки писем. А сейчас на сайте «Огонька», в ЖЖ или на srns-портале «Вестей FM» я в секунду пробегаю камент, что меня гнать надо с работы и/или из России. И мне есть что ответить!

Про положительные отклики, то бишь каменты, мне сказать нечего. Кому-то понравилось написанное или оброненное в эфире; кому-то помогло сформулировать мысль. Спасибо, так сказать, за сладостные секунды, – как Савва Игнатьевич из «Покровских ворот» гравировал на часах. Вам тоже спасибо – что отозвались.

Все положительные каменты положительны одинаково; почти все ругательные тоже объединены: желанием подцепить, уязвить, вывести из себя, нахамить, испортить настроение. Однако способы отличаются. Для меня это удачно: ругань можно классифицировать, а классифицировав, продумать алгоритм ответа. Кстати, непременное желание доставить боль – наша традиция. Когда-то я увлекался IRC, тематических группами интернет-болтовни. И уже тогда резануло: если ты неловко вторгался в англоязычный кружок, тебя вежливо поправляли. Если в русский круг – то получал в ответ «пшелнах!». И банили, запрещая общение. Занимались этим, судя по лексике, компьютерщики, айтишники, мнившие себя тогда властелинами виртуального мира. Сейчас на месте их отрядов бьет копьями о щиты народное ополчение, но уклон – все тот же. Пшелнах. Ка-а-азел, блин! Ха-ха, журна-листишка, обосрался!

Вот вам характеристики распространенных типов.

Этих злобствующих каментаторов объединяет общий аргумент, кажущийся (им) неоспоримым: «Ха! Щелкопер! Обо всем судит, а сам был только проездом! (варианты: долго не жил; а сам ничего не знает)». Вот из последнего. В моем ЖЖ идет дискуссия по поводу «огоньковской» статьи «Экзамен кислых щей» – о том, почему суши и роллы в России популярнее бефстроганов или кулебяк. Кто-то не согласился с моим замечанием, что в Лондоне ужасные рестораны. «Как вы можете судить? – раздался крик в ответ. – Можно подумать, вы там жили!» Ну да, я там жил и работал, и в ресторанах 50, наверное, побывал. Страшная гадость. И снова в ответ: «Вы непрофессиональны! Как можно по 50 ресторанам судить о кухне?!!» А по скольким можно? По 500? 5000?

«Деревенщики» убеждены, что о территории, предмете, объекте может судить только тот, кто здесь родился, обладает, охраняет. Это они подняли вой, когда осенью по ЖЖ пошел гулять текст «Братство конца»: московский журналист Панков выложил в ЖЖ путевые записки о поездке в Братск и Сибирь. Записки получились страшненькими. Что началось у народов Сибири! «Верхогляд», «Очки купи!» и просто мат – при почти полном отсутствии возражений по существу. А «деревенщиками» я таких людей назвал потому, что такова логика деревенского жителя, считающего, что у «коренного» и «пришлого» на информацию разные права: «Ишь, Надька-вертихвостка, дала интервью корреспондентишке! Да она вапче не местная! Она здеся и тридцати годов не живет!»

Спорить бессмысленно. Приводить в качестве контрпримера «Письма русского путешественника» (там точно галопом по Европам) тоже бессмысленно. Смысл имеет читать Карамзина. Или интервью с Надькой.

Они слетаются тучами, как только речь заходит, например, о строительстве мечетей в Москве (где сегодня от 1,5 до 2 миллионов мусульман) или до обсуждения последнего фильма Озона «Убежище», идея которого сводится к тому, что лучшие мамы получаются из гомосексуалистов. «Гордящиеся вместе» – это не просто те, кто орет: «Убирайтесь к себе!» (а на какую родину убираться родившимся в России мусульманам?). «Гордящиеся» своей нетерпимостью бравируют. Что анонимные интернетчики! Я недавно прочел интервью «Фонтанке. ру» Захара Прилепина, заявившего, что 31-я статья Конституции «на геев не распространяется! Я нетолерантный человек, и, надеюсь, у вас нет повода подумать обо мне как о либеральном, толерантном человеке!». Между прочим, роман «Санькя», написанный экс-омоновцем и экс-нацболом Прилепиным, содержит любовную сцену, одну из лучших в русской литературе. Там герой заканчивает акт с любимой поцелуем, ощущая ртом вкус собственной спермы. Это сильная сцена – такая же сильная, как однополый секс на помойке с негром в «Это я, Эдичка». Смысл сцены Прилепина – любовь позволяет невозможное делать возможным, превращая постыдное в нежнейшее. Смысл сцены Лимонова – что в фальшивом городе, где все на продажу, лучше подарить любовь по-настоящему живому мужчине, чем разменявшей жизнь на деньги женщине. Как Прилепин проделал путь от революционера-бунтаря до неандертальского уровня гомофоба – я не понимаю. Я мог бы написать, желая его поддеть, что-нибудь о его нынешних органолептических ощущениях. Но это неправильно, и ниже объясню, почему.

30 томов Большой советской энциклопедии стоят у меня дома, занимая две полки, и я не выбрасываю их лишь потому, что к книгам отношусь как блокадник к хлебу, хотя зря. Тридцать выверенных и сверенных томов представляют собой тридцать информационных гробов: половина информации закрыта цензурой, половина устарела.

Другое дело – Википедия, в которой можно найти все. (А, вы закричали, что Википедия – это свалка с кучей ошибок? Ну, значит, вы из третьей группы.)

Дело в том, что виртуальная жизнь имеет свои законы. Например, «закон текстового редактора», состоящий в том, что, несмотря на встроенные средства проверки, ошибок в компьютерном тексте всегда больше, чем в напечатанном. Почему? Не знаю. Но больше.

Другой, еще более важный закон состоит в том, что при большой скорости обработки обеспечиваются либо точность информации, либо объем. Это не вполне закон перехода количества в новое (дурное) качество. Это больше похоже на квантовый принцип неопределенности, согласно которому у частицы можно определить либо координаты, либо импульс: то есть рассчитать движение можно лишь с вероятностью, заведомо меньшей 100 %. Вот и в Википедии можно выверить все: но это займет столько времени, ресурсов и средств, что она будет никому не нужна.

Я много работаю: объем выдаваемой мной на-гора информации раз в 20 больше той, что я перерабатывал в СССР, когда телеканалов, радиостанций и журналов было раз в 100 меньше, но зато при каждом было бюро проверки. Но если советскую систему проверки восстановить, современные СМИ перестанут существовать. У меня порой случаются такие идиотские ошибки! В одной интернет-колонке, например, я назвал точки бифуркации (поворотных моментов) «точками бурфокации». В ответ мгновенно получил каменты с исправлениями и добавлениями типа «да гнать вас из журналистики надо!» или «поучите, европейский профессор, вы нас, русских мужиков сиволапых!».

Я очень благодарен «поклонникам БСЭ». Они – мое добровольное и бесплатное «бюро проверки». Среди них немало умных и знающих людей. Одно мне мешает любить их – их непременное желание уязвить…

Я мог бы продолжать классификацию (есть еще и элементарные путаники, когда ты пишешь про Фому, а они в ответ про Ерему, а когда ты их на этом ловишь, они: «Ха! С Еремой и Фомой опять попал пальцем в небо! Как и всегда!» – в какое небо? каким пальцем?). Но смысл все же не в перечислении, а в том, как отвечать, когда тебя унижают. Скажем, я – человек резкий, вспыльчивый, острый на язык. Но ответный удар, как убеждался, лишь множит злобу.

То, что я предлагаю, прекрасно известно уже две тысячи лет. Каждый раз, когда сажусь за ответ, я обращаюсь к хулителю как к брату. В том числе и буквально, набирая в компьютерном окне: «Спасибо, что меня, брат, поправил. Я написал глупость, а потому тебе благодарен. Но зачем ты хотел непременно ударить меня и унизить, брат? Разве наша цель – злоба и унижение, а не поиск истины?!!»

И знаете – действует! Попробуйте сами.

Тон в ответ становится другим. Аргументация. Находится общий интерес. Те люди, что злорадно уличали в незнании, теперь присылают список статей или книг, а ты в ответ пересылаешь свой.

Попробуйте, правда. Не хотите отвечать хулителям как братьям – ответьте им как родителям. Представьте, это ваша мама (ну хорошо – не мама, а тетя), прячась от смущения под ником, псевдонимом, прислала неудачный комментарий. Что вы ей будете в ответ писать? «Сдохни, дура, нах»?

У меня в ЖЖ полторы тысячи френдов – и я давно понятия не имею, кто прячется под псевдонимами. Но именно это анонимность заставляет меня сдерживаться. Потому что нельзя орать на соседа по дому, партнера по бизнесу, коллегу, одноклассника, брата. Даже если нехорошо себя ведут.

Ну да, брат мой Прилепин более чем странно поступил. Но он же брат мой. Я скорблю. Он поймет однажды, он изменится. Я своему брату верю.

2010

Как я был ЛВОКом

Патрульная машина ДПС выборгского ОГИБДД с включенной мигалкой пронеслась мимо и скрылась за поворотом. Был благостный вечер 4 июля 2010 года, и языки закатного солнца вылизывали, как кот сметану, шоссе, ведущее к поселку Рощино, попутно расчищая путь нежной северной белой ночи.

В этот день неподалеку, в Петербурге, президент Российской Федерации Медведев Дмитрий Анатольевич принимал участие в мероприятиях, посвященных укреплению авторитета судебной системы РФ. Парой дней раньше он сказал, что водители, предлагающие взятку сотрудникам ГАИ, провоцируют преступление.

Я ехал с дачи с женой и с пассажирами. Патрульная машина, повторяю, обогнала мою и скрылась. Я миновал перекресток (дурак! Нужно было уйти! Развернуться!) и проехал еще пару километров, прежде чем увидел патруль на обочине – возле остановленной им иномарки. Инспектор махнул палкой, веля остановиться и мне.

– Свидетелем заставят быть! – сказал я с досадой, прикидывая, насколько застрял.

Я, повторяю, был дураком.

Как становятся ЛВОКом

Тут я должен обратить ваше внимание вот на что. Человек, непринужденно сводящий в тексте президента страны, закатное солнце и себя-паиньку, поверьте, в состоянии навешать вам на уши эмоциональной лапши, объясняя, что его встреча с инспекторами ДПС была встречею с Вельзевулом. Тем более, что вы к гаишникам относитесь как? – правильно, если только сами не гаишник. То есть вы заранее на моей стороне, хотя понятия не имеете, нарушал я или нет и какие именно правила.

И это несправедливо, ибо махавший мне палкой инспектор ДПС по имени Кузнецов – дай бог здоровья его деткам! – не сможет ответить мне тем же. Как, спрашивается, может ответить мне человек, который даже в рапорте о нарушении мною правил движения указал номер автомобиля, которым я в жизни не управлял? Хотя этот удивительный документ – не мой вымысел, и факт. Поэтому там, где есть факты, я это буду помечать, а где лишь моя версия – тоже буду.

Итак, меня остановили в тот момент, когда я ехал по пустому шоссе, не совершая ни малейшего маневра (факт). Попросили пройти в патрульную машину (факт) и начали составлять протокол (факт). А на мое «что я нарушил?» дали ответ – «обгон с выходом на „встречку“ с пересечением сплошной линии разметки, пять месяцев лишения прав» (да, это моя версия, наказание за «встречку» – от 4 до 6 месяцев лишения прав, но мне врезалось в память про «пять»).

Я спросил, в каком же месте, черт побери, я эту сплошную разметку пересекал, но инспектор Кузнецов ответил, что в протоколе увижу (моя версия). Я попросил представиться второго инспектора, который не был Кузнецов, но он, ухмыльнувшись, сказал, что не будет, раз его имени не будет в протоколе (моя версия. Что его звали Семенов, я узнал много позже). Я спросил, могу ли ознакомиться с фотофиксацией (камера в патрульной машине была), но анонимный Семенов ответил, что «все будет в суде» (моя версия). Я сказал, что хочу рассмотреть дело по месту жительства, но Кузнецов с Семеновым захохотали, что «с 1 января все отменено» (нагло врали, но про «нагло» – все же версия). Затем мне выписали временное удостоверение, забрав водительские права (абсолютнейший факт).

Все, я превратился в JIBOKa – эту аббревиатуру используют юристы, чтобы скрыть имя клиента. Во ЛВОКа, совершившего правонарушение, предусмотренное частью 4 статьи 12.15 КоАП. В протоколе значились также места греха и суда.

Господа читатели, господин судья! Ваша честь! Клянусь, что в обозначенном месте я ни на какую «встречку» не выходил! (Моя версия.) И учтите также, что на этом отрезке прерывистая разметка! (Факт.)

Я просто не знал, что доказательство этого факта займет у меня 5 месяцев и тьму сил. То есть что инспектор Кузнецов, этот достойнейший джентльмен, в прогнозе грозящих мне сроков будет прав.

И еще я не знал, что с того момента, как вы превращаетесь во ЛВОКа, государство превращается для вас в мясорубку, цель которой – сделать из вас фарш.

Друзья у вас с этого момента другие: диктофон, фотоаппарат, видеокамера, деньги (они понадобятся, да, хотя бы на юристов) и ваши друзья. Разъясняю.

Это я сейчас расслаблен и поигрываю словами. А известие о превращении во ЛВОКа я встретил в совершеннейшем шоке. Ну, представьте: ехал, остановили, обвинили, отобрали, ухмылялись (моя версия), не представлялись (моя версия). Сразу скажу: взятку не вымогали (моя версия). Ну или я этого не понял (факт). Когда гайцы хотят денег, они ведут себя как цыпы-ляли: да как же так, товарищ водитель, нарушаем, а наказание сами знаете какое, вот на память вам снимочек… Мои же – откровенно хамили (моя версия), гаркнув подошедшей жене: «А вы вообще не фитюкайте!» (версия наша с женой). Может быть, у них был план по выездам на «встречку» (моя версия). Не знаю (факт).

Моя жена, по счастью, была мудрее меня. Она, выслушав гаишный совет, фитюкать и правда не стала, зато обфотографировала патрульную машину (потом пригодилось). А дома налила мне валерьянки, сказала: «Не психуй!» – и велела поутру звонить всем-всем-всем.

Звонки дали результаты. Во-первых, мне предложили вытащить права из ГАИ за 20 ООО рублей (это по-божески: мне жизнь не по лжи вышла дороже). Во-вторых, сосватали юриста Петра, который суды по «встречке» уже выигрывал. В-третьих, у меня нашелся добровольный помощник, он же защитник – чернобылец Сергей Кулиш. (Он когда-то принимал участие в одной моей телепрограмме, но я понятия не имел, что, будучи инвалидом, он сам несколько раз сталкивался с беспределом гаишников, в результате чего превратился в Робин Гуда, готового помочь каждому заблудившемуся в юридическом Шервудском лесу.)

В-четвертых, я раз семь прочел статью 1.5 КоАП про презумпцию невиновности, гласящую, что «лицо, привлекаемое к административной ответственности, не обязано доказывать свою невиновность» – за исключением нарушений, зафиксированных камерой.

Но я еще не знал, что мясо, попавшее в мясорубку, сколько угодно может орать, что не виновато. Презумпцию, торжество закона и прочее – это вы оставьте для баловства в каком-нибудь модном твиттере.

Должен сказать, что, несмотря на валерьянку, презумпцию, звонки друзьям и помощь зала, я психовал сильно. Было отчего. Например, ущемить в правах вас может только суд (мой был назначен на 20 июля), а до этого вам выдают временное удостоверение. Которое является пустой бумажкой, например, за границей, куда мы с женой собирались в отпуск. Причем на машине. Так что отпуск отменился.

Затем я испытал комплекс заключенного: это когда невиновный, будучи посажен в тюрьму, вскоре находит, что виноват, и вина гложет его сердце, как в твиттере червяк губернатора Зеленина глодал кремлевский салат.

Я мучился. Кулиш объяснял, что мы должны непременно перенести рассмотрение дела из Рощина в Петербург. Потому что – а он суды проходил – мировые судьи обычно штампуют обвинения местных ГИБДД, а судье в Петербурге выборгский гаишник не указ. Хотя закон и суд – это у нас разные вещи, потому что вот, например, по закону, я имею полное право ознакомиться со своим делом безо всяких ограничений, а вот сейчас мы поедем в Рощино и увидим, как там оно на самом деле.

И мы поехали.

Представьте себе, любезный читатель, облупившееся здание, напоминающее привокзальный сортир депрессивного полустанка. На грязной стене – масляной краской три буквы. Вторая – «у».

Это и есть мировой суд поселка Рощино Ленинградской области, где мы с Сергеем Кулишом пытаемся снять копию с моего дела. И слово «суд», написанное кривыми буквами на стене, – единственная визитная карточка находящегося внутри заведения. Впрочем, внутри не до нас, близость президента Медведева вылились в спешный ремонт. Где мое дело? Девушка-секретарь недовольно объясняет, что все на совещании в области и выдать дело для ознакомления может только другая девушка, которая тоже там же. Извините, а где тут у вас для посетителей туалет? А для посетителей, товарищ, у нас тут кусты за углом.

Получается, ради орошения растительности проделали туда-обратно путь в 130 км.

А у Кулиша, забыл сказать, рак желудка, и этот желудок практически вырезан, и мне стыдно, что Кулиш не просто мне помогает, но заставляет меня ехать на трассу, вести видеосъемку участка, привязывать эту съемку к дорожным знакам и показаниям GPS, и вообще, тратит на меня который день, комментируя с неотвратимостью Хроноса: отказали в перенесении дела по месту регистрации автомобиля – незаконно… потребовали для этого переноса тьму справок – незаконно… пристав не пустил в суд в назначенный час суда – незаконно… сам судья в этот час отсутствовал – незаконно… и записывал все эти незаконности на диктофон, и снимал на видео (пристав отказался дать под камеру объяснения, почему не пускает, – незаконно…).

Он въедливый такой парень, Кулиш. Поэтому мы все же добились, чтобы дело передали по месту моего жительства в Петербург.

За окном было душное, жаркое, невыносимое лето 2009-го.

Мы спасались от жары на даче. Сергея эксплуатировать было совестно, и я нанял юриста Петра, а Петр организовал запросы в дорожные службы по поводу разметки там, где мне инкриминировали «встречку». Это тоже долгая история: в службы надо было ездить и с утра не было приема, а потом был обед, а потом письма отказывались регистрировать – я же говорю, мясорубка.

Петр узнал, что дело из Рощина уже переслали в Петербург. Предупредил, что почта идет неделями, если не месяцами. Я звонил в суд, телефон был занят, потом трубку не брали, потом снова занят – у них, как потом выяснилось, тоже был ремонт, им было не до меня. Зато я получил наконец схему разметки: ну правильно, всюду пунктир. А еще я ждал телеграммы или повестки, заглядывая в почтовый ящик чаще, чем Колумб глядел в подзорную трубу. А потом позвонил Петр и сказал, что мое дело в суде рассмотрели без меня. И что мы его проиграли. И что я дважды извещался о заседаниях телеграммами (вранье! – моя версия), и что в деле есть уведомления о рассылке телеграмм: одной – на неверный адрес, другой – на неверную фамилию (факт).

Закончилось лето, спала духота, дикий виноград на балконе налился краской стыда, Петр подавал жалобу на решение мирового судьи, районный судья назначал повторное заседание и вызывал свидетелем инспектора Кузнецова, выпал снег, и я испытал чувство злорадного (каюсь!) удовлетворения, когда в суде Кузнецова допрашивал, а допрашивал я его с пристрастием. Приятно было видеть, как отважный офицер на голубом глазу отказывается признать видеокамеру в патрульном автомобиле и как меняется его лицо (вместе с глазом), когда ему показывают разметку на трассе, выкладывают схемы, приводят аргументы.

В общем, серым вечером 25 ноября 2010 года, когда хилое зимнее северное солнце с головой забралось на ночевку в тучи, я был оправдан в связи с отсутствием «состава административного правонарушения».

JIBOK перестал быть ЛВОКом. Ура?

Держите карман шире!

Конец ЛВОКа

Последним приветом от мясорубки было то, что мое водительское удостоверение отправили не в суд в Петербург, а в ГИБДД в Выборг. Как написал в материалах дела рощинский мировой судья – дабы «избежать утраты».

В начале декабря по заснеженной разбитой двухрядной трассе международного значения «Евразия» (а иных, кроме двухрядных, шоссе к северу от Питера нет: любой обгон – выход на «встречку»), чтобы вернуть отнятое. Спасибо, что не пришлось лететь в Магадан. Утром я уже был у заветной двери. Инспектор, как оказалось, принимал дважды в неделю, и мне повезло, что день был приемный. Однако прием начинался после обеда. На двери был список необходимого: медсправка, копия медсправки, конверт с маркой, выписка из базы данных – я позвонил Петру, он сказал, что незаконно «абсолютно все».

В обед страждущих закона выставили на мороз, на улицу, за порог.

После обеда я вошел в кабинет с решением суда. Человек в форме равнодушно ответил, что он такого решения не получал, так что будет звонить и проверять. Скамейка в коридоре, ждите.

Я ждал минут сорок, вслушиваясь в разговоры за дверью. Никто никому не звонил. И тут я, все терпевший с июля по декабрь, не выдержал и сорвался, набрав заветный московский телефонный номер, который – я клялся – не буду набирать никогда. Номер, выслушав меня, хмыкнул и обещал перезвонить. И через пять минут перезвонил, покровительственно прорычав: «ТЕБЕ-В-ВЫБОРГЕ-НУЖЕН-НАЧАЛЬНИК-КОЗЛОВ!» «Это понятно, – буркнул я, – зовут начальника как?» – «Владимир Анатольевич! Назовешь ему фамилию такого-то и тут же наберешь вот этот вот номер!»

Но я должен признать, что Владимир Анатольевич Козлов оказался куда более проницательным и тонким человеком, чем я о нем думал. Я едва успел отметить его мгновенно сканирующий взгляд, как он был со мной уже не просто вежлив, но искреннейше предупредителен и мил. А едва я начал произносить важную фамилию, как он уже махал рукой – какие звонки, ничего не надо! – и переводил разговор на литературу, и показывал фото президента Медведева с автографом, и, полагаю, готов был предложить у него погостить (в смысле, у себя, хотя, если б мог, и у Медведева тоже). После чего вызывал подчиненного, мурыжившего меня, и ледяным тоном потребовал удостоверение вернуть и доложить.

Через минуту инспектор, прижимая к уху плечом мобильник и не переставая обсуждать чей-то диатез, раздраженно пододвинул ко мне пластиковую карточку с моим фото.

Мясорубка остановилась, или приостановилась – так будет вернее.

Я вышел к жене, как выходят на свободу. Жена поздравляла.

А я, поздравляя, в свою очередь, сотрудников ГИБДД с Новым годом, признаю их правоту в одном: в их абсолютном, нутряном убеждении, что наказания без преступления не бывает.

Именно с этими словами, если помните, Глеб Жеглов отпускал в объятия гражданки Желтовской профессора Груздева. Поясняя: «Надо было вовремя с женщинами своими разбираться».

Я-то думал, что с женщинами своими разобрался лет двадцать назад, когда женился.

Но я забыл про ту, которая родина.

2010

Почему я предпочел бы Рюрика

Знаете, я теперь жалею, что не побывал в Волгограде раньше, в школьниках, на экскурсии и с пионерским галстуком на груди. Любопытно было бы сравнить тогдашнее советское ощущение с нынешним, когда никакой идеологии, а чистый восторг.