Подземная тюрьма Пучков Лев

То есть притормозили у многоподъездного дома, Юра сказал:

— Семнадцать мгновений подождите, за матбазой сгоняю. — И нырнул во двор.

Вернулся он минуты через три и притащил две бухты крепкой капроновой веревки.

— Ух ты, — удивился я, принимая на хранение «матбазу». — Где взял?

— У корешей позаимствовал, — ответствовал Юра, усаживаясь за руль.

— Здесь живут твои друзья?

— Ага, — кивнул Юра. — У меня вообще полно друзей. Так что держитесь за меня и всегда будете с салом.

— Сало — это хорошо, — одобрил доктор. — Особенно хохлятское, с чесночком, да на халяву.

— А разве вероисповедание позволяет вам есть сало? — вежливо поинтересовался я.

— О да! — Доктор радостно улыбнулся. — Мое вероисповедание позволяет мне творить поистине ужасные вещи. Напомню вам, поручик: я атеист.

— Пардон, доктор, задумался. Извините, если этот вопрос показался вам оскорбительным.

— Надо же, эть вас так, какие мы культурные! — хмыкнул Юра. — А ничего, джентыльмэны, шо я к вам ж… сижу? Этот ньюанус вас не удрочает?

— Это старая шутка, — оценил Степа. — Но «ньюанус» — это зачет. Сам придумал?

— Ни, Степа, на майдане пидслухал, — съязвил Юра. — Я ж тупой, как я могу шо-то придумать?

— Ничего страшного, — кивнул мне доктор. — В отличие от наших суровых коллег я не накладывал вето на вопросы, так что можете смело спрашивать все что угодно.

— Спасибо, доктор. Непременно воспользуюсь вашей благосклонностью.

Вскоре мы заехали в небольшой тихий дворик. Юра припарковал машину на свободном месте, забрал одну бухту веревки и, сообщив нам: «Я на разведку. Буду через пару минут…» — шмыгнул в ближайший подъезд.

Каким образом он открыл кодовый замок на двери подъезда, я не видел, но произошло это молниеносно, буквально в одно касание. Просто дернул дверь, и она распахнулась, словно на ней не было никакого замка.

— Хм! — оценил Степа. — Разведчик, однако…

— А по-моему, я рассмотрел у него в руке магнитный ключ, — предположил доктор. — Так что, вполне возможно никакой ловкости рук, а просто хорошая подготовка. Поручик, вы ключ видели?

— Я… ммм… даже и не знаю…

А я пребывал в состоянии озадаченного осмысления происходящего: покидая машину, Юра забрал у меня одну бухту веревки, походя выудил из середины несколько желтых прищепок и по-хозяйски сунул их в кармашек дверцы. Вот этот последний Юрин жест заставил меня слегка призадуматься. Во второй бухте тоже были прищепки, я машинально выудил их и также сложил в кармашек на дверце. Это что же получается… Юрины друзья подарили ему веревку вместе с прищепками? Занятно…

Юра вернулся минут через пять, пыльный, вспотевший и слегка опечаленный.

— Без болтореза не пройти, — сообщил он, садясь за руль и заводя двигатель. — Какие-то чайники спалили мой залаз монтерам. В результате — решетка.

— А к друзьям заехать за этим… за болторезом — нельзя? — посочувствовал я.

— К друзьям? Хм… Нет, поблизости нету таких друзей, чтоб имели такие полезные штуковины. Ну ничего, в другой точке должно быть все пучком…

Следующий двор, в который мы заехали, был большим и отнюдь не безлюдным. Прибывали и убывали машины, на лавочках у подъездов сидели люди — и не везде пьяные, а местами просто молодые и шумные, и, словно дежурные патрули режима, сновали бабки с разномастной собачатиной.

А по-моему, не самое лучшее место для организации тайника, не находите?

— Это что, вторая точка? — Степа, похоже, разделял мое мнение.

— Ага, — кивнул Юра, уверенно направляя машину в глубь двора, к большущей трансформаторной будке.

— Может, подъедем, когда стемнеет? — выдвинул я разумное предложение. — Мне кажется, это не самая удачная идея — показывать всем подряд, где у тебя оборудован тайник.

— Тайник? — Юра как-то странно усмехнулся. — Да, наверно, не самая. Но теперь это без разницы.

— Почему?

— Ща забросимся, и все — считай, что залазу хана. В общем, нам без разницы. А тут всегда оживленно, до глубокой ночи, так что ждать придется очень долго.

Мы проехали мимо трансформаторной будки и стали притормаживать возле киоска вентиляционной шахты, снабженного внушительными решетками и крашенного в темно-зеленый цвет.

— Мы на месте. — Юра подогнал машину вплотную к киоску, взял веревку и, уверенно рванув одну из решеток, обнажил неширокий проем. — Я пошел смотреть, а вы тут разберитесь с публикой, если вдруг что.

Затем он привязал веревку к сиденью, буркнул:

— Дверь не закрывайте…

…И с ловкостью циркового акробата нырнул в киоск.

Надо же… Никогда не думал, что через здесь можно лазить. Аналогичные киоски я много раз видел во дворах родного города, но их «окна», забранные решетками, казались мне слишком мелкими для того, чтобы в них мог пробраться человек средней комплекции.

— Так… И что, если у него все получится, мы все полезем через это оконце?

— Угу, — кивнул Степа.

— Думаешь, пролезем?

— Запросто, — уверенно кивнул Степа.

Ну что ж… Если Степа так считает…

Разбираться с публикой пришлось буквально спустя несколько секунд: сразу две бабки с лохматой собачатиной резво явились к киоску и задали вопросы по существу:

— А вы кто такие? А чего, это вы тут делаете?

— МЧС, — солидно доложил доктор, тряхнув красивым удостоверением в кожаной «корочке». — Абульфаса достаем.

— Эт-та…

— Это такая специальная научно-экспериментальная порода, — благосклонно пояснил доктор. — Абульфас малый, лабораторный.

— Песик, что ли?

— Точно, он самый.

— Упал, что ли?

— Да упал-то ладно, полбеды. — Доктор душераздирающе зевнул и состроил официальное лицо. — А вот тот факт, что у него Кемпендяйская лихорадка — вот это в самом деле проблема. Не видели здесь, такой мелкий черный бегал? Не кусал случайно, ваших питомцев? Или вас самих?

— Ой, да что вы такое говорите? Страсти-то какие, прости господи!

— Так что, не кусал?

— Нет-нет, что вы!

— Ну, нет так нет, очень хорошо: не отходите далеко, если не найдем Абульфаса, будем производить принудительную эвакуацию всего скотопоголовья в этом районе.

— Это для чего?

— Как для чего? Вам что, приказы по гражданской обороне не доводят? В целях предотвращения эпидемий и эпизоотий — двухмесячный карантин, если выявим заражение — усыпим, не выявим — через два месяца вернем хозяевам. Так что не теряйтесь…

Бабок словно ветром сдуло. Вместе с собачатиной.

— Версия интересная, — оценил Степа. — Но, по-моему, чересчур резонансная. А если здесь поблизости кто-то из МЧС живет?

— А вы полагаете, что каждый сотрудник МЧС в курсе, чем занимается каждое подразделение МЧС Москвы и области? Даже если предположить, что прямо сейчас из подъезда выскочит какой-то чрезвычайный начальник со сверхскоростным доступом к информации: для проверки и уточнения потребуется уйма времени.

— Доктор, а что такое Кемпендяйская лихорадка? — заинтересовался я.

— В Якутии есть такой поселок — Кемпендяй, — пояснил доктор. — Мне как-то довелось там бывать. Вы и представить себе не можете, коллеги, насколько вкусен окунь из тамошних озер, да приготовленный с молодым папоротником на углях!

— И вы, значит…

— Нет-нет, я ничего не придумал. У одного тамошнего охотника была скоротечная лихорадка. Я его вел. Точнее, пытался. Симптомы — более чем странные. Он неумеренно пил водку, диким голосом пел якутские песни, пытался беспорядочно совокупляться со всеми подряд женщинами, попавшими в поле зрения, и бросался драться со всеми мужчинами, угодившими в то же самое поле. Ну так вот, представьте себе, если точно так же будет вести себя лабораторный Абульфас…

— Гы-гы! — Степе, похоже, клиническая картина, расписанная доктором, доставила немалое удовольствие. — Да, док, видал я сказочников — но таких…

Через пару минут подтянулись трое молодых людей: без телосложения, но с пивом, с волосами, в очках и умными лицами в первом пуху.

Люди вежливо поздоровались и задали вопрос по существу:

— Какая, говорите, лихорадка?

— Вы врачи? — деловито уточнил доктор.

— Нет, но у нас сетевой стаж — лет десять как минимум…

— В таком случае, клинический термин вам ничего не объяснит. Кроме того, это пока лишь гипотеза. Когда поймаем, возьмем анализы, тогда и можно будет утверждать с очевидной достоверностью.

— А на каком основании вы строите гипотезу? — умно поинтересовался один из волосатиков.

— На том, что девиантная собака. Для простоты восприятия: симптомы примерно такие же, как у человека при бубонной чуме.

— Ну так… при бубонной чуме оно же обычно подыхает, разве нет?

— «Обычно»? Коллега, вы что, вели пациента с бубонной чумой?!

— Нет, но… Сетевой стаж… Мы тут в тырнете… В «Гугле» смотрели как-то…

— Ключевое понятие: инкубационный период, — снизошел до разъяснения доктор. — Пока не начались судороги, животное пребывает в состоянии крайнего возбуждения и ведет себя агрессивно. Так что будьте внимательнее: присматривайтесь ко всем собакам, особенно к незнакомым, приблудным и так далее.

— Спасибо, что предупредили… — И волосатики тоже убыли восвояси. Спустя еще пару минут мы заметил, что ближайшие к нам лавки опустели, и вообще, народу во дворе стало намного меньше — особенно в той зоне, где производились Абульфасоподъемные работы.

Воспользовавшись затишьем, я задал мучавший меня вопрос:

— Доктор, не подскажете, что такое самофинансирование?

— В каком аспекте? — уточнил доктор.

— Ну вот шеф сказал, что комплектоваться снаряжением будем по принципу самофинансирования…

— А, вы про это… Коллега, это очень простой вопрос, так что отвечу с удовольствием, буквально за минуту, и безо всяких аллегорий.

— Нет-нет, вы не подумайте — мне очень нравятся иносказания, но… Вот именно в этом случае хотелось бы конкретики.

— Легко. Вы в курсе, как работает таможня?

— «Как» — в смысле «как плохо»?

— Нет, я имею в виду принципы работы.

— Ну, в общих чертах…

— Ну так вот, мы будет работать по похожему принципу. Не по шаблону, конечно же, но в целом алгоритм будет примерно такой же.

— А подробнее? В чем суть алгоритма?

— Суть в том, что в процессе работы нам будут регулярно встречаться преступные элементы, равно как и заветные места, где эти элементы хранят незаконным образом нажитые материальные ценности.

— Ух ты! Именно ценности?

— Да-да, коллега, именно так. В случае если не удастся установить принадлежность этих ценностей — а это будет происходить почти всегда, — вот эти самые ценности будут приходоваться и возвращаться в государственную казну. А часть их — в зависимости от процента, установленного в законодательном порядке, — будет заноситься на баланс нашего ведомства: на развитие материальной базы и поощрение сотрудников. Вот так все просто.

— Да, действительно, ничего сложного… И вы полагаете, что…

— Да-да, такие ситуации у нас будут регулярно, — с видом знатока кивнул доктор.

— Я имею в виду, вы полагаете, что мы таким образом сумеем укомплектоваться всей необходимой матбазой? То есть разжиться экипировкой и всем прочим?

— Таким образом можно не только укомплектовать, а просто сказочно разбогатеть, коллега! Это не домыслы, а вывод из практики работы некоторых наших ведомств.

— Как интересно… То есть если мы, допустим, найдем тонну золота в слитках…

— Об этой тонне обязательно позаботятся, можете не волноваться. Но вы особо не настраивайтесь на этакое скоропостижное рокфеллерство: лично мне и вам, коллега, разбогатеть не дадут. Богатеть будет государство и наше начальство. Однако и нас с вами без куска хлеба не оставят, поскольку старый принцип: «исполнитель должен быть кровно заинтересован в успехе предприятия и не будет вкалывать за одну идею» — никто не отменял. Вот именно это и имел в виду господин Домовитый, когда говорил про перспективы и прочие заманушества, привлекшие каждого из нас в команду.

— Понятно… Спасибо за ликбез, доктор.

— Не за что, коллега. Обращайтесь, у меня всегда открыто.

Юра что-то задерживался, и я, воспользовавшись случаем, пристал к Степе:

— Степа, это не вопрос, а предположение.

— Слушаю.

— Это ты поставил фингал Юре?

В стальных глазах моего сурового коллеги блеснула отчетливая мысль: «Это, может, и предположение, по слишком уж смелое!» Однако он спокойно ответил:

— Да, я.

— Так… а в чем конструктивность данного деяния?

— А что, когда кто-то кого-то офонаривает — это всегда бывает конструктивно?

— В твоем случае — да. Ты не похож на кемпендяйского оленевода, что бросается на всех подряд.

— Охотник, — поправил доктор. — Это был охотник.

— То есть это реальный случай? Вы ничего не придумали?

— Да, это был реальный человек, с реальной лихорадкой. И он реально умер. Но не от лихорадки: он был застрелен соседом, когда в седьмой раз хотел оплодотворить соседскую жену.

— Примите…

— Да мне-то что, я же не родственник. Хотя, конечно, жаль парня, ему бы еще жить да жить… Степан, так вы скажете нам, с какой целью вы наделили Юрия гематомой?

— Хм… Ну, в общем, просто он повел себя некорректно. Я подсказал ему, что в некоторых вопросах надо бы держать дистанцию. Он не понял. Ну вот и…

— Ясно, — да, аффект тут явно ни при чем, и конструктив присутствует в полной мере. — А почему ты мне фингал не поставил в угоду конструктивизму? Я тоже не сахар — вопросов кучу задаю…

— Тебе не надо, — покачал головой Степа. — Вопросы — это совсем другое. А ты и так хорошо дистанцию держишь. Сам.

— Ну так я вообще весь из себя воспитанный и просто на диво скромный! — гордо подбоченился я. — А позвольте, коллега, в связи с этим вопрос…

— Нет. — Степа кивнул на киоск. — Все, работаем.

И точно — из киоска показалась довольная физиономия Юры.

— Ну и как там?

— Все пучком, можно прыгать. Щас, кое-что сделаем…

Юра отвязал веревку от сиденья и прикрепил ее к решетке с внутренней стороны. Развернув решетку, он придирчиво осмотрел ее. По-моему, получилось неплохо: если не всматриваться, да не пихать пальцы, то и не заметишь.

— Значит, смотри сюда, доктор. — Юра почесал нос, прищурился и деловито затараторил: — По логике, нам бы надо две тачки. Но у нас одна. Поэтому сделаем так: заброс-выброс — здесь (тут он кивнул на киоск вентиляционной шахты). Мы прыгнем, ты аккуратно поставишь решетку на место, поедешь со двора прямо, потом направо, считаешь ливневки, у третьей тормозишь. Через нее будем давить хабар, потому что сюда таскать — замучаешься. Док, все понятно?

— Понятно, — кивнул доктор. — Решетку на место, покидаю двор через противоположный выезд, останавливаюсь у третьей по счету решетки ливневой канализации.

— Правильно. Док, у тебя будет порядка получаса, так что не поленись, поезди по окрестностям, поищи знак.

— Знак?

— Да, «дорожные работы» или просто «кирпич»…

— Юра, я не буду заниматься такими глупостями.

— Ну, я так и подумал… Но тогда придется развернуться и встать против движения. Если встать почти над ливневкой, раскрыть задние двери, один сзади встанет, второй принимать будет — и не видно, пока проедут, оглянутся, особо и не рассмотришь ничего… Да, так будет нормально. В общем, как натаскаем, вы — на выброс через «вошку»,[17] а я останусь, буду подавать. Потом там же и выброшусь. Док, смотри, вторую веревку береги как маму: без нее вся операция пропадет.

— Ну так может снять с киоска сразу…

— Нет, это на выброс, так что это святое. Да и вдруг кто-то из народных мстителей отвяжет — ну, мало ли… В общем: береги.

— А почему бы нам всем троим не выбраться потом через «ливневку»? — внес я рацпредложение.

— Наверное, там тесновато будет, — сказал Степа.

— Точно, — подтвердил Юра. — Вы, жиробасы, там не пролезете.

— Это мы — жиробасы? — Я не удержался и хмыкнул. — А ты, значит, Дюймовочка, и пролезешь?

— Запросто. — Юра творчески подмигнул мне. — На свете, друг Херацио, не так уж много дыр, в которые не смог бы я залезть.

— Юра, вы меня убиваете, — прошептал пораженный доктор. — Вы знаете Шекспира?

— Я знаю Мыколу Пидмынюка, це вин казав… Итак, повторяем. — Юра мгновенно посерьезнел. — Мы прыгаем, док закрывает решетку, едет, куда сказано. Таскаем, передаем, когда осталось мало, вы возвращаетесь на выброс. Если успеем выдавить все, подъедем, прикроем ваш выброс, в смысле машиной закроем от двора. Ну это уже потом посмотрим, разберемся, это не суть важно. Вроде бы все… А! Турист, ты альпинист, нет?

— Ну… Я все больше пешком, да на понтонах… Вообще, было дело, по горам мы ходили, но без снаряжения, а так, ножками…

— Короче, ты с веревкой обращаться умеешь?

— А чего тут уметь? Вцепился и полез. Руки у меня довольно крепкие, так что…

— Перчатки есть?

— Нет.

— Плохо. Значит, слушай сюда, турист. Веревка тонкая, без узлов. Держаться трудно. Если вдруг не удержишься и начнешь скользить — отпускайся и падай. Там пять метров, пол ровный, не расшибешься.

— А почему…

— Потому что можешь запросто ладони до костей ободрать. То есть тогда нам придется вкалывать вдвоем. Более того, сам ты обратно выброситься не сможешь, тебя придется вытягать, и потом будешь месяц инвалидом. Турист, ты меня понял? Это очень серьезно.

— Понял, — кивнул я. — Если чувствую, что не могу удержаться, — ни в коем случае не скользить, отпускать веревку и прыгать.

— Молоток, — похвалил Юра. — Смотри, не забудь. Ну что, все готовы?

— Одну минуту. — Я обратился к доктору: — Позвольте ваш фонарик? Обязуюсь вернуть в целости и сохранности.

— Не знаю, стоит ли, — замялся доктор. — Видите ли, мне не жалко, но… Гхм…

Ну надо же, доктор зажал фонарик! Вот это новости.

— У нас на троих два фонаря, — неожиданно вмешался Степа. — Это плохо, но терпимо. Если ты заберешь у доктора — он останется без фонаря. Это понятно?

Это понятно. Тупейшая формулировка: ясно, что если я заберу фонарь, то он останется без него! Это что, обязательно озвучивать?

— Ну так он-то остается здесь! Зачем ему фонарь?

Наши солдафоны переглянулись, синхронно покачали головами — я бы сказал — осуждающе покачали, а доктор снял очки и принялся смущенно протирать их носовым платком, старательно отводя от меня взгляд.

— Не тормози, турист, — буркнул Юра. — Есть вещи, о которых непосредственно перед забросом говорить не стоит. Доктору нужен фонарь на тот случай, если ему вдруг придется лезть за нами. В одиночку. Ты понял, что я имею в виду?

— Да зачем ему лезть-то?! Чего он там забыл?!

— Нас, — тихо сказал Степа. — Вспоминай, о чем мы говорили на базе. Когда соображали, сколько нужно комплектов экипировки.

— А-а-а! Да-да: если кто-то из нас вдруг…

— Ша, малыш, больше говорить не надо, — предупредил Юра с явственной угрозой в голосе. — Короче. Никогда больше не клянчи фонари у друзей. Купи себе штук сто, запихай везде, где хочешь — и не клянчи. Ты понял, турист?

— Понял.

— Вот и молодец. А сейчас ты с нами, так что не пропадешь и без фонаря. Ну все, браты — прыгаем…

Приземлился я не хуже других. Или хуже? Ладно, не буду на ровном месте завышать результат, вы ведь знаете, каков из меня скалолаз: в общем, при низвержении я понес материальные потери и едва не получил травму.

Юрин инструктаж был весьма своевременным. Веревка в самом деле оказалась на диво скользкой, мои парадные туфли, совершенно не приспособленные для экзерциций такого рода, никак не желали упираться в стенки вентиляционной шахты и тоже отчаянно скользили, и вообще, мне удалось повыступать в амплуа альпиниста от силы с десяток секунд. Я успел стравить себя вниз по веревке едва ли на пару дюймов, когда почувствовал, что руки мои более не в состоянии держаться за нее. В этот момент я вспомнил Юрин совет, перестал бороться и рухнул вниз.

В падении я пытался упереться в стенки шахты. Уж не знаю, зачем я это делал, но в данном случае вопрос целесообразности не стоял. Я действовал рефлекторно, вне волевого посыла, растопырился, как тот паучище при внеплановом осеннем полете на первом попавшемся листочке, на последнем метре зацепился за какую-то выщерблину и при приземлении едва не вывихнул ступню.

По приземлении я слегка отдышался и сразу стал себя ощупывать. Ступня слегка ныла, но в остальном все было в порядке: вроде бы цел и невредим. А вот с костюмом была беда. Помнится, во время борьбы с веревкой слышал треск материи, но тогда мне было не до этого, а сейчас я определил на ощупь, что правый рукав моего парадного пиджака оторван почти напрочь.

Замечательно! Очевидно, именно об этом я и мечтал сегодня в полдень, задумчиво созерцая фасад Дома Номер Четыре.

Надо было снять этот проклятый пиджак и оставить в машине, вместе с курткой. Была же здоровая мысль, когда снял куртку: может, и пиджак заодно оставить… Что остановило? Прохладно на улице, нехорошо как-то — в одной рубашонке. Зря не снял. В такие моменты надо внимательнее прислушиваться к себе, и ни в коем случае не игнорировать посылы, идущие из глубины души.

Я постиг смысл понятия «Ну все, браты, — прыгаем». Сначала думал, что это всего лишь аллегория, сленг, а теперь понял: это буквально — прыгаем, и все тут. И в связи с этим у меня возникло опасение: выбираться обратно будет либо невероятно сложно, либо попросту невозможно. Как можно вскарабкаться тем же путем при помощи тонкой веревки, по которой ты даже спуститься-то толком не сумел?! Высказываться, однако, на этот счет я не стал: рядом были опытные и бывалые соратники, вели они себя так, словно все шло как надо, так что я оставил свои сомнения при себе.

— Ну ты че там, спать лег? — прошипел из темноты Юра. — Давай, двигай сюда! Пригнись, а то тыквой треснешься…

Я осторожно двинулся на звук: странно, но Юра не спешил включать фонарь.

— Привыкай, турист, — пробурчал Юра, когда я оказался рядом. — Прыгнул — сразу в сторону, дай место другому. Не торчи в точке высадки: сразу прилипай к стене, двигайся дальше, не загромождай проход, не будь мишенью. Ты понял?

— Понял, понял…

Сверху раздавались негромкие шаркающие звуки: судя по всему, Степа спускался по веревке, упираясь в стенки вентиляционной шахты ребристыми подошвами своих ботинок.

«Сволочи, — расстроенно подумал я. — Хорошо им — в „комках“ да таких классных ботах…»

Прыгать Степа не стал, спустился быстро и ловко, и через несколько секунд присоединился к нам.

— Ты в порядке? — Странно, но он совершенно не запыхался.

— Да, в порядке, — доложил я. — Правда…

— Что?

— Да нет, все нормально.

В самом деле, я жив и здоров, а остальное вторично. Денег заработаю, костюм куплю новый. Да еще и лучше этого!

— Хорошо. Я иду за Юрой, ты за мной. След в след, ни на миллиметр в сторону, ни на метр не отстаешь, все делаешь как я, чутко слушаешь команды, молчишь.

— И ни в коем случае не отвлекаешься, — добавил Юра. — Ты понял?

— Так точно.

— Так… И вот еще что: ты, наверно, грабку на тыкву поставь.

— Чего?!

— Левую ладонь — на темечко, — расшифровал Степа.

— Зачем?

— Каски нет, опыта нет, потолок низко. С непривычки будешь стукаться.

— Понял.

— Ну все, потопали…

Юра наконец-то включил фонарь, и мы пустились в путь.

Мы двигались, пригнувшись, по неширокому и низкому бетонному коробу, совершенно сухому и, как мне показалось, даже теплому: я несколько раз невольно коснулся потолка, следуя рекомендации коллег и прикрывая голову левой рукой.

Ну что ж: пока все нормально. Неудобно, конечно, в три погибели путешествовать, но вполне терпимо.

Однако это сухое счастье длилось недолго. Вскоре раздался характерный звук падающих в воду капель, Юра предупредил: