Подземная тюрьма Пучков Лев

— Понял… А зажигалку?

— Не дам.

— Не понял… Из вредности, что ли?

— Нет. Это для тебя.

— В смысле?

— Для развития. Это простой вопрос. Попробуй решить его самостоятельно.

— Ладно, попробую.

А Степа тоже порядочный кондом. Зря я про него хорошо подумал. «Для развития»! Это еще разобраться надо, кто из нас недоразвитый. Нет, я решительно не желаю иметь ничего общего с этими солдафонами!

Я пошел «на камбуз» и заглянул под кровать. Там была пятилитровая канистра с соляркой и фитильная лампа с разбитым стеклом, которую, судя по запаху, заправляли из этой же канистры. Почему не заглянул сюда при первом осмотре? Да потому что рядом с кроватью валяются благоухающие мужланы и концентрация сивушного выхлопа там была предельно высока. Я по этой же причине и матрац-то стянул с верхнего яруса — не хотелось без нужды лишний раз нагибаться и вдыхать губительный аромат.

Вытащив в коридор все, что может мне пригодиться, я встал в дверях «камбуза» и крепко призадумался.

Окурки на полу были вполне свежие и не успели отсыреть. Значит, мужланы курят и у них могут быть средства добычи огня. Но… Юра не зря посмеялся насчет «нехорошо шарить по карманам»: я не так воспитан, чтобы вот так запросто залезть в чужой карман. Кому-то это может показаться смешным, но мне нужно некоторое время и усилия, чтобы убедить себя в насущной необходимости такого нехорошего деяния.

— Если что-то есть — я возьму, подожгу и сразу же верну… Вы же все равно пьяные, так что даже ничего не заметите…

Я наконец решился и принялся несмело похлопывать по карманам штатского. К инженеру я даже и прикасаться не стал. Потому что шарить по карманам своих (пусть даже и таких «своих», что нализались в стельку и валяются на грязном полу наподобие трупа) — это вообще последнее дело.

В кармане куртки штатского я нашел зажигалку. И как раз такую, что советовал мне приобрести Степа в качестве основного варианта: старую, но добротную «Zippo».

— Спасибо безымянный друг, ты меня здорово выручил, — пробормотал я, пятясь к двери и воровато озираясь — как завзятый домушник, только что стянувший невесть какие драгоценности и всерьез опасающийся, что его могут застукать на месте преступления. — Я верну… Я сейчас… Я мигом…

С костром я управился быстро — помогли туристические навыки. Когда пламя занялось как следует, я предоставил костру самостоятельность и помыл чайник и кружки. Затем наполнил чайник и поставил его прямо в огонь, на обломки бетонных блоков. Через некоторое время чайник стал потихоньку посвистывать: и тотчас же, словно услышав этот негромкий сигнал, подтянулись мои коллеги с табуретами и уселись рядом с очагом. Кстати, я впервые увидел Степу в рост, да еще рядом с Юрой, и в комплексе оценил антропометрические данные нашего маленького отряда. Богатырей среди нас нет. Я — метр семьдесят два, Юра где-то метр шестьдесят пять, и Степа — метр семьдесят пять, он самый высокий. Интересно, это имеет какой-то скрытый смысл или просто так получилось само по себе?

Я сбегал «на камбуз», притащил оттуда два табурета и на одном из них накрыл импровизированный стол: сполоснул кипятком уже вымытые кружки, распечатал пакеты с сухарями, добавил сюда же банку с кусковым сахаром и в завершение, заварив трубно взревевший чайник, резюмировал:

— Готово. Прошу к столу, господа офицеры…

Пили чай, грелись у костра, и было нам хорошо. На улице сыро и прохладно, градусов этак восемь, но в помещении ни капли не теплее, так что здесь, у очага, было уютно и даже некоторым образом комфортно. Идея насчет чая, которая вначале показалась мне тривиальным издевательством, оказалась едва ли не лучшим решением сегодняшнего суматошного дня. И вот эти пресные сухари, бог знает сколько времени валявшиеся на складах НЗ — они ведь наверняка мои ровесники, если не старше, — казались сейчас удивительно вкусными и необычными, и сам чай тоже был превосходным, хотя, помнится, вода до кипячения имела мазутную отдушку, и разогревшийся организм, взбодренный горячим сладким напитком, благодарно потел в пользу служения Отчизне…

Да-да, я не буду спешить с выводами. Желание все бросить и удрать — оно наносное, вызванное временными трудностями.

Я подумаю. Может, еще и останусь…

— Неплохо. — Я вытер вспотевший лоб платком, налил себе еще чаю и простодушно признался. — Честно говоря, сначала подумал: это вы издеваетесь надо мной.

— Когда предложили чай сделать? — уточнил Юра.

— Ну да.

— Почему сразу «издеваетесь»? Горячий сладкий чай в такую погоду — это очень полезно. Тем более с сухарями: считай что пообедал.

— Да нет, это я так… Это по аналогии с крышей.

— Ты думаешь, тебя на крышу загнали просто так, чисто для прикола? — удивился Юра.

— А для чего еще?

— Для общей пользы.

— Да неужели? Ну так растолкуй мне, тупому, хотя бы в общих чертах, какая тут может быть общая польза?

— Ну так слушай, тупой. Сыро, холодно, сидим довольно долго. Настроение на нуле. А тут прогулялись, размялись, настроение подняли. И тебе, кстати, тоже.

— И мне?

— Ну да.

— Это каким же образом?

— Ты поднялся — метров на восемь. Ну и твое настроение тоже поднялось, вместе с тобой. Хе-хе…

— Да уж… Это вот точно — «хе-хе»…

— А ты правильно поблагодарил за урок, — неожиданно сказал Степа.

— За какой урок?

— Ты слез с крыши и сказал: спасибо за урок, — напомнил Степа.

— Вообще-то, это была ирония. А вы не поняли, да?

— Вообще-то, для тебя это в самом деле урок.

— Какой?

— Не задавай вопросов, на которые можешь ответить сам.

— Ну, не знаю, в чем тут урок… Иногда задавать вопросы крайне полезно, — возразил я. — А некоторую информацию вообще можно раздобыть только задавая вопросы. И никак иначе.

— Да, это тоже верно, — кивнул Степа. — Но, задавая вопросы, ты раскрываешься. Ты выдаешь свой интерес к объекту. Ты не знаешь, у кого ты спрашиваешь: а вдруг это враг? Короче. Прежде чем задавать вопросы, подумай как следует: может, ты в состоянии ответить на них сам?

И для этого надо было загнать меня на крышу?

— Ты сам полез, никто силком не заставлял. — Степа добродушно улыбнулся. — Ты мог бы сам осмотреться и заметить, что в радиусе километра нет других зданий. Мог бы?

— Ну-у… В общем, да, ты прав. Я понял. Не задавай вопросы, на которые можешь ответить сам. Простое правило, но многие почему-то никогда над этим не задумываются.

— Потому что эти многие — пассажиры, — компетентно заключил Юра. — В последнее время этих пассажиров развелось — просто не меряно. В движении участвовать никто не хочет. Все хотят удобно сидеть на попе, курить и смотреть в окно и чтобы кто-то вез их, куда им надо. Вот таких я очень сильно не люблю.

— Кстати, у меня для вас есть сентенция, — неожиданно для себя озарился я.

— Спасибо, конечно, но на службе — ни грамма, — решительно отказался Юра. — Тем более шеф должен подскочить.

— Эмм… — Я, честно говоря, не понял. — А при чем тут…

— Это не то, Юра, — усмехнулся Степа. — Это, типа, такая умная мысль в назидание «тормозам».

— Да я знаю! Просто послышалось — «эссенция», вот я и подумал… Ладно, выкладывай, — нимало не смутившись, вывернулся Юра.

— А вы не думали, какова цель движения поезда?

— В смысле?

— То есть если там есть пассажиры — значит, поезд не грузовой?

— Ну да.

— То есть вся работа: машиниста, двигателя, колес и так далее — в общем, всего состава, она направлена не на то, чтобы перевезти какие-то полезные грузы, а именно для доставки пассажира в нужное место. Для чего? Ну, например, чтобы он там сделал какое-нибудь нужное дело. А потом забрать его и привезти обратно. Потому что это и есть смысл функционирования пассажирского поезда.

— Ну ты загнул, турист! — Юра присвистнул и озадаченно почесал затылок. — Это кто ж у нас такой ценный пассажир будет… Ты? Или то инженерное тело, что за стенкой бухое лежит? Или еще кто-то?

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Может, вообще никто. Но в любом случае смысл функционирования пассажирского поезда — это перевозка пассажиров. Если я не прав, поправьте меня, коллеги.

— Да уж… Ты, турист, умен не по годам, — после недолгих размышлений резюмировал Юра. — Может, с тебя еще и толк будет.

А Степа ничего не сказал, но посмотрел на меня пристально и, как мне показалось, несколько по-особенному. Иными словами, не так, как в самом начале, когда вдруг выяснилось, что я — пассажир.

А может, в самом деле — показалось, и ничего особенного в этом взгляде не было, а так, обычная оценка в процессе узнавания…

Не успели закончить чаепитие — к нам в гости пожаловала «Скорая». Допотопная «таблетка» (УАЗ-452) с приличествующей статусу полосой и крестом на борту заехала во «двор» мимо дороги и, уверенно обогнув здание, финишировала в двух метрах от очага.

— Ты «Скорую» не вызывал? — настороженно уточнил Юра.

— Нет, а вы?

— Это, наверно, наш медик, — предположил Степа.

— О, это хорошо, — обрадовался Юра. — На «Скорой» нормальные врачи.

— В каком плане — нормальные?

— Ну, не кабинетные, а вполне рабочие, «полевые», с большой практикой, все умеют…

Дверь с водительской стороны распахнулась и выпустила на волю субъекта мужеска полу. Субъект был облачен в хорошее длинное пальто, вполне пид… эмм… скажем так: шелковый шарфик в пастельных тонах, светлые брюки в полоску и модельные туфельки. Смолянистые кудри вразлет соседствовали с благородной плешью и артистической двухнедельной небритостью, а водруженные на проникновенно длинный нос изящные очочки вполне гармонично довершали общий план. Этакий ухоженный и приодетый Паганель — на врача, а тем более врача «Скорой», субъект был совершенно не похож. А на кого похож? Пожалуй, на деятеля культуры, или завсегдатая творческой тусовки. Рост средний, телосложение среднее, легкое брюшко и явные проблески нечеловечьего ума в спрятавшихся за тонким стеклом карих глазах — больше пока что сказать нечего. Да, возраст — лет этак тридцать пять — тридцать восемь, но это приблизительно: плешь всегда слегка старит человека. Я знаю сравнительно молодых художников с плешью, которые выглядят значительно старше своего возраста. Так что по возрасту я вам доложу позже, если познакомлюсь с этим товарищем поближе.

— «Бункер»? — деловито уточнил субъект.

Степа молча кивнул.

— Я ваш врач, — кивнул в ответ субъект. — Можно сказать — доктор, у меня в самом деле есть докторская степень.

— А предписание у тебя есть? — пробурчал Юра, явно недовольный тем, что предстало его взору.

— Голубчик, предписание — это прерогатива вояк, служак и прочего подневольного люда, — снисходительно пояснил доктор. — А я — свободный художник, так что мне предписания не надо. Да и некому мне его… гхм… предписывать.

— А как докажешь, что ты врач? — не отставал Юра.

— А зачем? — Доктор пожал плечами. — Не собираюсь ничего доказывать. Есть желание: звоните Домовитому, нет — и так обойдусь. В связи с этим вопрос: вы с неподтвержденным коллегой общаться будете, или как? А то тут работенка есть, причем срочная.

— Ну а че теперь делать? Придется общаться. — Юра ткнул меня локтем в бок. — Давай, турист, задай вопрос по существу.

— «По существу»?

— Ну да. Помнишь, что я тебя сразу спросил, прежде чем руку жать?

— А, да… Эмм… Но это как-то неловко…

— Да ладно тебе — «неловко»! Это ж по существу.

— А что за вопрос? — заинтересовался доктор.

— Ну давай, давай! — Юра опять пихнул меня локтем.

— Эмм… Доктор… Извините, конечно, но… А вы, случайно, не пид… гхм-кхм… не пидскажете, какова ваша сексуальная ориентация?

— Хмм… — Доктор пальцем приспустил очочки и остро глянул на меня поверх оправы. — Однако… Мы с вами еще даже не знакомы, а вы позволяете себе такие вольности? А вас не учили, юноша, что искать себе пару на улице, да еще в таких неподходящих местах, — это моветон?

— Ххэ! — глумливо хрюкнул Юра.

— Доктор, вы меня не так…

— Голубчик, вынужден вас разочаровать: придется вам тоскливо прозябать в одиночестве. Поскольку я — глубокий натурал. — Доктор сокрушенно всплеснул руками и для верности еще пожал плечами — дескать, увы, сожалею, что у нас тут не срослось. — Можно сказать — глубочайший!

— Ну надо же: он ответил то же самое, что и ты, — заметил Юра. — «Глубочайший»!

— Потому что мы с ним оба — интеллигентные люди, досадливо пробормотал я, чувствуя, что краснею, как свежая гвоздика на надгробной плите. — В отличие от некоторых…

— Не расстраивайтесь, — ободряюще кивнул мне доктор. — Я все прекрасно понимаю: команда, адаптация в коллективе, так называемая «притирка» — это все рабочие моменты.

— Ладно, пошутили, и будя. — Юра решительно протянул доктору руку: — Как тебя?

— Семен, — доктор так же решительно схватил Юрину ладонь и крепко сжал.

— А отчество? — Юра поморщился, — видимо, хватка у доктора была отнюдь не интеллигентская.

— А надо?

— Надо.

— Натанович.

— Не понял, ты что — еврей?

— А что, незаметно?

— Хм… Ну, в общем… А ты что, гордишься этим? Ну, типа богоизбранный народ, да?

— Вообще-то, по большому счету я русский.

— Это как так? — удивился Юра, пытаясь высвободить свою ладошку.

— Родился в Питере. — Доктор ладошку не отпускал, и теперь понятно было, что, несмотря на интеллигентную внешность, силенок у него хватает. — Все мои предки, про кого знаю, родились там же, говорили по-русски. И я тоже говорю и думаю по-русски, если что-то и знаю — так это «шолом», «шекель» и «шабат». Атеист, необрезан, и всего-то еврейства у меня — это кудри, шнобель да фамилия с отчеством.

— Семен, я против евреев ничего не имею! — патетически заверил Юра и тут же тихо попросил: — Отпусти руку, больно.

— Да пожалуйста. — Доктор отпустил руку. — А я против хохлов ничего не имею. Среди них тоже попадаются вполне нормальные ребята.

— Украинец, а не хохол, — поправил Юра. — А откуда знаешь? Я ведь не…

— Просто я ваши досье читал, — признался доктор. — Ну а догадаться, кто есть кто, — совсем нетрудно.

— Ну, если так смотреть, то я тоже русский. Живу в России, служу России. На родине предков бываю только в отпусках. Короче, сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул доктор. — Откуда синяк?

— Да так, — засмущался Юра. — Это самое… Как там… А! Команда, адаптация в коллективе, притирка…

— Понял. — Доктор повернулся к Степе и внимательно посмотрел на его руки.

И я посмотрел. Ничего особенного: крепкие такие грабельки, но без специфических украшений, типа набитостей и мозолей на костяшках. И тем не менее взгляд доктора неожиданно открыл мне очевидную истину по поводу того, что это за художник нарисовал Юре фингал. Уж не знаю, какова природа этой логической конструкции, но в этот момент мне стало совершенно ясно: это сделал Степа.

— Степан?

— Он самый. — Степа с удовольствием пожал доктору руку — крепко, с силой. — А ты не хилый, доктор. Хотя на вид не скажешь. Чем-то занимаешься?

— Да нет, просто годами кистевой эспандер жму, — не стал набивать себе цену доктор. — Ну вот и выработалась железная хватка. Иногда помогает. Бывает, достаточно человеку крепко сжать руку, и разные дурные мысли сразу улетучиваются.

— Надо же, а я об этом как-то не подумал. — Степа озадаченно поскреб затылок. — Вообще-то верно. Совсем необязательно сразу бить, можно, наверно, и сжать что-нибудь…

— Кстати, вот такой вопрос, — пристально глядя на Степу, заинтересовался доктор. — Степан Сиверцев… Да?

— Ну да, верно.

— То есть Штефан Зиверс? — Доктор хитро ухмыльнулся. — Яволь, херр оберст?

— Какой, на хрен, Зиверс? — Степа вдруг впервые за все время проявил рефлексии: густо покраснел и стал непривычно колючим и грубым. — Какой, в ж…, Штефан? Там же русским языком написано: Степан Сиверцев. Что за тупые аналогии, доктор?!

— Считайте, что это была неудачная шутка, — торопливо отказался от своей версии доктор. — Немного промахнулся, с кем не бывает, верно? Степан так Степан, все, вопросов больше нет.

А для меня, честно говоря, этот эмоциональный всплеск остался непонятен. Любой человек с достаточным воображением мог бы предположить то же самое, что и доктор. Степа рыжеватый или золотистый — так до сих пор и не определил, профиль у него вполне себе нибелунговский, и глаза, возможно, голубые — когда будет яркое солнце, надо рассмотреть. Сейчас, под хмурым небом апреля, глаза моего коллеги имели цвет холодной стали, и характер его до сего момента был вполне нордическим, так что, сами видите, версия вполне играбельная…

— А вы, значит, Александр Иванович Дорохов? — перешел ко мне доктор.

— Так точно. — Мне доктор руку пожал в щадящем режиме, спокойно, несильно и даже как-то по-дружески.

— Да ладно, не надо так официально, — подмигнул мне доктор. — Мы не в армии. Художник?

— Ну, в общем…

— Это хорошо. Тут как раз есть задача по вашему профилю.

— Кстати, доктор, а как у тебя фамилия? — спохватился Юра.

— Вайсман.

— О! Совсем здорово, — одобрил Юра. — Значит будешь Ватсон.

— В смысле — позывной? Да не вопрос! — покладисто согласился доктор. — Только организуйте мне хатенку на Бейкер-стрит — для пущей аутентичности, и будет у вас полноценный Ватсон.

— Ну, насчет хатенки — не знаю, не знаю, — засомневался Юра. — Тут база — смотри, в каком состоянии, а уж насчет хатенки…

— Кстати, машина — наша. — Доктор кивнул на «Скорую». — Если кто разбирается, гляньте, что там внутри. На вид, конечно, антиквариат, но, в принципе, — едет, и даже неплохо.

— Ну так это вообще здорово! — обрадовался Юра. — Теперь мы совсем как настоящие, с колесами. Пойду, гляну…

— Это тоже от флотских? — уточнил Степа.

— Да, это их же собственность, госпитальная тачка. — Доктор ткнул пальцем в здание, обозначая, чья именно — «их». — Ну что, херр Алекс, займемся работой по вашему профилю?

— Доктор… — сурово нахмурился Степа.

— Степан, к вам это никакого отношения не имеет, — извиняющимся тоном заверил доктор. — Это у меня такая дурацкая привычка — приходится, знаете ли, регулярно общаться с немецкими коллегами.

— Да уж, привычка в самом деле — того…

— Я постараюсь от нее избавиться, — пообещал доктор. — Но сиюминутных результатов не гарантирую. Знаете, когда привычка формируется годами, процесс отвыкания тоже не бывает молниеносным.

— Хорошо, будем ждать результата, — проворчал Степа. — Кстати, доктор, ты кто по профилю?

— А вы как считаете, коллеги? Кем вы меня видите?

— Криптозоологом, — брякнул я первое, что пришло в голову.

— Вот даже как! — удивился доктор. — Версия интересная, но… неправильная. Степан, а вы как думаете?

— Лучше всего нам бы подошел хирург. — Степа до предположений не снизошел. — Но ты, доктор, на хирурга совсем не похож. Вид у тебя, извини — какой-то слегка шизанутый.

— Ну так… Очень верное замечание! Я психиатр.

— О-о, как все плохо, — мгновенно заскучал Степа. — Еще один пассажир.

— Но сделать элементарные назначения, поставить укол, обработать и зашить рану, а также наложить шину — все это я умею, — поспешно присовокупил доктор. — Приходилось, знаете ли, в свое время заниматься всем понемногу.

— То есть от столбняка мы не умрем?

— Ни в коем случае! — торжественно заявил доктор. — Я такого безобразия не допущу. А теперь, если не возражаете, перейдем к делу. А то время поджимает, можем не успеть.

— Хорошо, перейдем. Что там, ты сказал, надо сделать?

— Для начала хотелось бы увидеть нашего инженера и кое-кто уточнить у него. Видите ли, он должен был…

— Увидеть можно, — кивнул Степа. — А вот уточнить — вряд ли.

— Пьян? — мгновенно сообразил доктор.

— Точно, — подтвердил Степа. — В лежку. То есть вообще — никакой.

— Так я и думал, — огорченно нахмурился доктор. — Шеф почему-то предвидел это и на всякий случай продублировал задачу. Теперь придется работать мне и поручику Дорохову — то есть подготовить документацию к сдаче объекта.

— Опять что-нибудь чертить? — предположил я.

— Верно, — кивнул доктор. — Нужно подготовить экспликацию и два акта.

— А с какой целью? — уточнил я.

Степа укоризненно посмотрел на меня и покачал головой.

— Нет, я в курсе: «беспрекословно, точно и в срок», — стал оправдываться я. — Но для того, чтоб выполнить задачу, нужно знать, в чем состоит ее суть. Поэтому и уточняю.

— Да, разумный подход, — одобрил вольнодумствующий доктор. — А суть в том, что скоро подъедут субчики, которые, вполне возможно, хотят нас слегка приобуть. Со своей документацией. А может, и не слегка, я точно не знаю, известно только, что такие намерения присутствуют. Так что нам нужно сделать некоторые встречные шаги.

— Хорошо, сделаем, — кивнул я. — Головешек у нас — валом, сейчас подыщем стеночку поровнее и забабахаем экспликацию, да?

— А вы, коллега, юморист. — Доктор подмигнул мне и направился к машине. — Но нет, наскальной живописью мы заниматься не станем. У нас на этот случай все учтено.

В кабине была сумка с ноутбуком, мобильным принтером и комплектом аксессуаров для чертежных работ. Доктор вручил мне пакет с аксессуарами и уточнил:

— Я так понял, что вы уже познакомились с нашими владениями во всех подробностях?

— А почему вы так поняли, доктор?

— Молодость, пытливый ум, любознательность… Гхм… Ну и костер во дворе и чай, полагаю, всем этим занимались именно вы. А для этого нужно было, как минимум, пробежаться по помещениям и собрать дрова.

— А почему именно я? В смысле: костер и чай?

— Не обижайтесь, коллега, но вы самый молодой и неопытный. А коллеги как раз напротив: постарше и с опытом. Ну что, пойдемте?

— В принципе, схемку мне набрасывать не надо, я могу работать сразу набело, — с некоторой обидой пробурчал я. — Но, так и быть, пойдемте, организую вам экскурсию.

— Зря обижаетесь, коллега, — сказал доктор. — Вы действительно самый молодой из нас, вам предстоит долгое и непростое становление в команде, так что все эти нюансы — чай, костер, дополнительная нагрузка, а также разнообразные тупые шутки и подначки — суть неизбежные издержки этого непростого процесса. Так что крепитесь, у вас еще все впереди.

— Все понял, уже укрепился, пошли на экскурсию.

— Ну вот и молодец. Амбиции в данном случае не самый лучший советчик. А ирония — это хорошо. Это большой плюс в характере. Очень, знаете ли, помогает, даже в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. Проверено на практике.

С экскурсией мы управились за пять минут: сами знаете, смотреть там было не на что. Доктор посчитал кровати и матрацы, что-то отметил в своем блокноте и мило пошутил:

— А чем пьяные тела не инвентарь? Может, их тоже внесем в список — а то у нас тут предметов — раз-два да обчелся.

— Кстати, одно из этих тел — наш инженер, — сообщил я.

— Да-да, я в курсе, — кивнул доктор.

— А кто именно из них наш инженер, вы тоже в курсе?

— Ну, в общих чертах, чисто визуально…

— Хотите, подскажу?

— Нет, не хочу, — вежливо отказался доктор. — Меня это совершенно не интересует. Видите ли, коллега, я с детства ненавижу пьяниц. Тем более таких, которых отправляют с какой-то задачей, а они — вот так…

— Да я тоже их не люблю. Просто камрад Юра мне подкинул такую задачку…

— И я полагаю, вы с блеском ее решили. Потому что она очень простая. Здесь еще есть что-нибудь достойное внимания?

— Бункер.

— О! Вот это в самом деле интересно. Пойдемте, посмотрим.

Посмотреть там было проблематично, вы уже в курсе. Я, однако, из вежливости раскрутил задвижку и не без усилий распахнул тяжело заскрипевшую дверь. Из черного бункерного зева на нас пахнуло сырой гнилью и густо настоявшимся пенициллином.

Доктор извлек из кармана фонарик и посветил: нашим взорам предстал сводчатый бетонный потолок и полого убегающая вниз бетонная же лестница. Под потолком сохранились крючки от плафонов, а лестница заканчивалась у следующей двери — гостеприимно распахнутой и примерно до половины утопленной в черной воде, переливающейся в свете фонаря маслянистыми бликами.

— Да уж… — протянул доктор. — Вот так с ходу и не посмотришь.

— Точно, — подтвердил я. — Нужны ресапы, болосапы и этот… ммм… как там его, сын Али аль Маруфа… тьфу ты Аладдин нужен, короче!

— Нахватались, да? — Доктор кивнул в сторону входа. — Здесь нужен хороший насос и мощный «фен» на авиадвигателе — и через сутки можно будет ходить в туфлях.

— А вы что, знакомы со всеми этими терминами?

— Да, в свое время пришлось вволю поработать с этим контингентом. — Доктор опять мотнул головой в сторону выхода. — Так что по разнообразным формам терминологии я, считайте, дока. Скажите, поручик, а в вашем полку что, химза вообще отсутствует как класс?

— Эмм… Да нет, ОЗК[15] в подразделениях есть. Я этот ОЗК даже одевал два раза: на сборах и на проверке.

— АЛ-1 не было?

— А почему вы спрашиваете?

— Да такое ощущение, что вы про Л-1 услышали только сегодня.