Подземная тюрьма Пучков Лев
— Прыгаем в канал… — И, отодвинув небольшую металлическую заглушку в стене, ввинтился туда этаким бодрым червяком. Степа синхронно последовал за ним: мне не оставалось ничего другого, как повторить маневр моих коллег.
Теперь мы оказались в сводчатом кирпичном тоннеле, довольно просторном по сравнению с коробом: здесь можно было гулять в полный рост и даже в колонну по три, места вполне хватало.
— Повнимательнее, турист, — предупредил Юра. — На маршруте три ямы. Неглубокие, но неприятные.
— Понял.
Да хоть десять, мне-то какая разница?
Дно тоннеля было залито водой, примерно по щиколотку, никаких тротуаров тут не было, и я мгновенно промочил ноги. Вообще, с водой тут был полный порядок: вода сочилась по старым кирпичным стенам, покрытым каким-то неприятным осклизлым налетом, капала, а местами и лилась тонкими струйками со свода, незатейливо изукрашенного темными разводами, и, неуловимо трансформируясь в туман, парной взвесью клубилась над ватерлинией в свете Юриного фонаря. Это было просто какое-то водяное царство. И запах в этом царстве стоял такой, словно какой-то злыдень регулярно подбрасывал сюда тухлые яйца. Не сказать, чтобы уж совсем сшибало с ног, но благоухало весьма ощутимо: клубы водяной взвеси, казалось, были пропитаны этой яичной тухлятиной.
В дополнение к промоченным ногам я на пятнадцатом шаге неловко ступил вбок и едва не ухнул в какую-то выбоину, наполненную вязкой жижей, наподобие трясины в болоте (ей-богу, она этак аппетитно чавкнула и попыталась засосать мою туфлю!). Пытаясь сохранить равновесие, я принялся махать руками, поскользнулся и шмякнулся плашмя в воду, пребольно ударившись об пол и тотчас же вымокнув, в буквальном смысле, с головы до ног.
О, боже… У меня был шанс отказаться от всего этого. Не далее как сегодня в полдень. Эй там, что за скотство?! Кто-то обещал, что мы тут везде пройдем посуху!!!
— Внимательнее, — напомнил идущий спереди Степа.
— Это первый пролом. — Юра язвительно хмыкнул. — Слышь, турист, тебе ж сказали — след в след.
Б…! Б…!! Б…!!! Бхагават вашу Гиту во все известные места!!!
Стоит ли говорить, что я испытывал дискомфорт? Да, я его испытывал. Впрочем, такое тривиальное определение не передаст вам даже малой части моих ощущений в тот момент. Эта затхлая водица воняла непонятно чем, а я еще и хлебнул ненароком — немного, но достаточно, чтобы почувствовать ее мерзкий вкус, — и это приятное дополнение чуть было не ввергло меня в натуральную истерику. В общем, я чувствовал себя этакой хрестоматийной Белоснежкой, которая нарядилась в лучшее платье на первый звонок в школу Волшебства, но в результате происков некоего злобного тролля провалилась в тридевятое подземелье, где и была немедля обо… эмм… в общем, семь гномов непреднамеренно приняли ее за ночной горшок и сделали свое грязное дело. А гномы эти, твари бородатые, судя по всему, не просто попили накануне чайку у костерка, а только что прибыли с Октоберфеста, где зависали три дня и три ночи.
Между тем впереди меня топали двое совершенно сухих мерзавцев в высоких шнурованных ботинках. Это ли не повод для неприязни? Мне стоило просто неимоверных усилий, чтобы взять себя под контроль: в какой-то момент рот мой уже открылся для произнесения ключевой фразы: — «Да ну вас на… с вашими тренировками!!! Вы как хотите — а я пошел домой!»
Но я таки справился с эмоциями и тут же поблагодарил себя за выдержку — включившееся несколькими секундами позже рациональное мышление подсказало: неизвестно, сумею ли я вернуться тем же путем один, без помощи коллег. Тем более в таком плачевно-подмоченном состоянии, со сломленным духом и подступающей к горлу истерикой.
Итак, я — ушибленный, мокрый и морально убитый — покорно топал за своими коллегами и пытался сосредоточиться на анализе ситуации, дабы окончательно привести свои эмоции в порядок. Я давно заметил: если ты не владеешь ситуацией и течение жизни неумолимо влечет тебя в неизвестность, словно зазевавшегося рыбака в лодчонке к водопаду, самое лучшее, что ты можешь сделать, — это расслабиться, любоваться видами и между делом считать попугаев на прибрежных елках. Толку от такого времяпровождения — никакого, но нервы успокаивает неплохо.
Так… ну что: очевидно, воспаление легких мне не грозит. Здесь, почему-то, даже теплее, чем на улице, хотя никаких признаков отопления я не заметил. Кроме того, у меня есть туристический опыт, над которым регулярно потешается мелкое животное по имени Юра. Было дело, я провалился в ледяную воду, и дядька заставил меня бежать вдоль берега до самой стоянки — километра полтора, если не больше. Было что-то около нуля, но ничего, прибежал, и даже согрелся, потом меня переодели в сухое, напоили горячим чаем, и после я ни разу не кашлянул. Вывод: движение — это жизнь. Если ты промок и не можешь привести себя в порядок на месте, нужно непрерывно двигаться, так что тут у нас пока все в норме.
Что там у нас еще по части подсчета попугаев? Ага, вот интересная деталь: Юра весьма необычно организует нам светооформление. Мне, как и многим из вас, довелось немало пользоваться фонарем, особенно во время туристических экспедиций. Как обычно ведут себя люди с фонарем в темном незнакомом месте? Думаю, что не ошибусь, если выдам вот такой алгоритм: светят во все стороны, прощупывают лучом углы, потолок, стены, гоняют яркий пучок по всем доступному пространству, желая собрать как можно больше информации для безопасного преодоления участка с ограниченной видимостью.
Юра держал фонарь под углом градусов в пятьдесят, не меняя положения, можно сказать — статично. В результате метрах в четырех-пяти впереди нас, как будто некое прирученное существо, размеренно плыл круг света, неспешно раздвигая тьму и словно бы прокладывая нам дорогу. Из-за такого необычного способа освещения возникал странный эффект: темные силуэты моих спутников, в том же темпе и так же размеренно следовавших за световым пятном, как бы расслаивались и теряли очертания — мне приходилось регулярно трясти головой, чтобы поймать их в фокус.
Ну вот, отвлекся, более-менее привел мысли в порядок, успокоился и почти что пришел в норму. Безусловно, это не высушит мою одежду и не избавит от отвратительного привкуса во рту, но с эмоциями более-менее совладать удалось…
— Э, турист, хорош уже плеваться!
— Да я тут хлебнул маленько…
— Да ты хоть все тут выпей, не жалко! А плюешься — тебя слышно за километр.
Искупать бы тебя, мерзавец мелкий, нахальной рожей в той вымоине с чавкающей жижей — я бы посмотрел, как бы ты не плевался. Сволочь!!!
— Накопи побольше слюны и тихо сцеживай, — посоветовал Степа. — Плеваться, в самом деле, не стоит. Слышно.
— Или глотай. Хе-хе…
Б…! Б…!! Брахмапутра вам во все карманы. Полпуда сразу, чтоб потом добавки не просили. Да и на воротник тоже — про запас.
Вообще, надо будет как-нибудь это полечить на досуге. Не подумайте плохого, я вполне вменяемый товарищ и местами даже выдержанный, но у меня бывают моменты, когда я не могу совладать с эмоциями. То есть, несмотря на вопиющую вежливость и воспитание, могу нагрубить человеку или даже броситься. Может, это оттого, что нет тренировки, опыта регулярно повторяющихся пиковых ситуаций: жизнь моя, как и у многих из вас, вполне размеренная, спокойная и до скуки ординарная. Самый большой стресс, как правило, это опоздание на службу или задержка получки. А тут два дня подряд — сплошь нетипичные ситуации и странные люди с нестандартным поведением, так что нервной системе приходится ох как несладко. Между тем хотелось бы в любой ситуации быть монументально-спокойным и, вообще, иметь стальные нервы. Мне в книгах всегда нравятся именно такие герои, которые, презрев любую опасность, сохраняют глубокое присутствие духа даже перед лицом неизбежной смерти. Понятно, что это непросто, и для достижения результатов в этой сфере придется приложить немало усилий. Но я к этому готов. Игра, знаете ли, стоит свеч.
Во-первых, только люди со стальными нервами могут подняться на самую вершину в любой сфере и отрасли. Остальные до этой вершины просто не доползают, поскольку где-то посредине пути закономерно отдают концы в результате инфаркта или инсульта.
Во-вторых, даже если мыслить вне карьерных категорий, это во всех отношениях полезно для любого человека, которому не наплевать, как к нему относятся окружающие: близкие, знакомые, коллеги по работе и так далее. Потому что в этом аспекте возможны только два варианта: либо ты управляешь своими эмоциями, либо они управляют тобой. А это, как вы понимаете, чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Если ты замечаешь, что склонен ко второму варианту (вот я, например, над этим никогда не задумывался, а в последние два дня — да, замечаю!), тебе нужно срочно принимать меры. Хотя бы уже лишь потому, что все с симпатией относятся к людям выдержанным и спокойным — таким, как Степа, и не любят истеричек — таких, например, как Окоп-два. Впрочем, не будем об этом, договорились же: про Окопа-два теперь либо никак, либо о погоде.
В этом плане, кстати, у меня есть надежда на помощь доктора. Он психиатр, вроде бы неплохо ко мне относится и, вообще, производит впечатление толкового парня.
Так что, если брать по большому счету, может, еще и неплохо, что со мной все это случилось и я попал в эту странную команду. Буквально за два дня раскопал в себе недостатки, на которые раньше не обращал особого внимания ввиду незначительности их проявлений, и познакомился с доктором. Попробуйте быстро найти толкового психиатра, чтобы бесплатно поковырялся в ваших комплексах — и вы со мной согласитесь. Только не говорите, что у вас нет комплексов! Если вы так считаете, психиатр вам нужен не просто факультативно, для досуга, а буквально в срочном порядке…
Только я об этом подумал, пришла еще одна приятная весть. Словно бы в оправдание за свое гнусное поведение Юра сообщил:
— Сейчас будет предбанник. Быстренько чопаем по диагонали, потом по южному каналу, и мы на месте. Турист, по воде не шлепай, идем тихо.
— Понял. А там, на месте — тоже вода?
— Нет, там сухо.
Ну, слава богу. А то я уж думал, мы будем плавать тут до летних каникул.
Через несколько секунд Юра предупредил:
— Входим в зону. Пролетаем на одном дыхании. Не задерживаемся. Турист, не шлепай! Быстро, но тихо. Ты понял?
— Понял…
Да я и так пытаюсь изо всех сил идти потише: на мгновение остановился, прислушаться — коллеги спереди вообще двигаются бесшумно, как это у них получается, не знаю, но факт — получается!
— Все, чопаем! — скомандовал Юра и вдруг погасил фонарь.
Ну спасибо, теперь совсем здорово! Темнота…
Приглядевшись, я заметил тусклый свет и, осторожно выдирая ноги из воды, как заправский цапель (очевидно, именно так обзывается цаплин бойфренд — другого слова я не припомню), двинулся вперед, держась за стенку.
Через несколько шагов я оказался в просторном помещении. Слева в углу, под потолком, светила тусклая лампочка в решетчатом кожухе. Пол был на том же уровне, что и в тоннеле, и также залит водой. Где именно находится обещанный «южный канал», с ходу определить было затруднительно: в стенах помещения виднелись три темных узких проема, каждый из которых мог оказаться тем самым каналом, и одна лестница, ведущая вверх.
Так… Сейчас бы очень пригодился Юрин фонарь. Лампочка такая слабенькая, что далее полутора метров от угла почти ничего не видно.
Несколько мгновений я посвятил созерцанию угла, над которым светила лампочка: здесь было свалено множество табличек с надписью «ЗАРАЖЕНО!». В готичном антураже мрачного помещения с низкими кирпичными сводами они смотрелись весьма зловеще и многообещающе.
«И куда это нас занесло?» — с тревогой подумал я, цапельным шагом припуская к лестнице. Лестницу выбрал интуитивно: Юра сказал, что дальше будет сухо, а в трех проемах поблескивала вода. Значит — что? Правильно, нужно подыматься на уровень выше.
Осторожно поднявшись по железной лестнице, я оказался перед железной же дверью и, не раздумывая, толкнул ее.
Дверь со скрипом распахнулась: передо мной был небольшой тамбур, в котором светила такая же тусклая лампочка, что и в «предбаннике». Втянув голову в плечи, я юркнул в тамбур и закрыл за собой дверь, ожидая, что из-за второй двери, видневшейся спереди по курсу, сейчас выскочит Юра и обругает меня за скрип. Они-то вошли тихо, я ничего не слышал, хотя у меня скрипнуло весьма ощутимо.
Юра не выскочил (спасибо!), я обождал пару секунд и толкнул вторую дверь.
Она оказалась запертой.
— Вольно же вам, коллеги, шутки шутить… — пробурчал я и тихонько постучал по двери.
Дверь распахнулась — я тотчас же рефлекторно зажмурился и даже прикрылся ладонью: свет в этом помещении показался мне после подземелья невыносимо-ярким, он в буквально смысле ударил по глазам, резко, больно, наотмашь.
— Вот так ни куяс-се… — растерянно пробормотал поблизости высокий мужской голос. — Это чо за чучело?
Голос не принадлежал ни Юре, не Степе: я незваным гостем вперся к чужим людям!
— А ну, иди сюда, — по-хозяйски распорядился другой голос, более грубый и низкий — и меня тотчас же кто-то крепко ухватил за руку.
Я дернулся, пытаясь освободиться.
— Стоять! — рявкнул грубый голос.
— Да стою, стою — спокойно, ребята…
Да уж, держали крепко, можно сказать, мертвой хваткой. Мне не оставалось ничего другого, как усиленно моргать. Нужно как можно быстрее адаптировать зрение, чтобы оценить обстановку и выработать линию поведения.
— И чо, типа, тут такое часто бывает? — поинтересовался обладатель высокого голоса.
— Первый раз за все время, — почти что мне в ухо прогудел наделенный грубым тембром мужчина. — Я, вообще, не понял, откуда он взялся: сюда в принципе-то забраться невозможно, кроме как через нас.
— Так это чо, типа — диггер?
— Да какой, на хрен, диггер! Ты только глянь на него: туфельки, пиджак… Хм… Да еще и рваный весь.
— Может, провалился? — предположил высокий.
— Может, и провалился. Если где-то стройка рядом или земляные работы — тогда запросто. Эй, студент, ты что, провалился где-то?
К этому моменту я более-менее проморгался и с грехом пополам сумел оценить обстановку.
Ну надо же… А всего-то обычный плафон дневного света. А мне показалось что врубили тысячеваттный прожектор. На будущее надо сделать зарубку: человек, который долго ползает в потемках, при резком перепаде светового режима некоторое время дезориентирован и беспомощен.
Я находился в сравнительно небольшом помещении: пульт охраны, несколько мониторов, стойка с металлическими шкафчиками-пеналами, два офисных стула на колесиках, куб с водой, еще одна дверь — точно такая же, в которую я вошел, только с противоположной стороны — и люди в черном. То есть один примерно моего возраста, длинный и жилистый, а второй лет сорока пяти, приземистый, полноватый, с сильными руками (это я оценил собственнолично) — и оба одеты в черную униформу с нашивкой на левом плече: «ЧОП „Недотрога“».
О как! Я постигаю смысл понятия «…быстренько копаем…». Я начинаю догадываться, что мелкий бес Юра не очень дружит с аллегориями и многие его высказывания следует принимать буквально…
На поясах у моих супостатов — резиновые дубинки и кобуры с каким-то оружием: очень может быть, что оно травматическое, но смотрится вполне внушительно.
— Слышь, чучело, — ты чо, немое?! — Молодой снял с пояса дубинку и легонько ткнул меня в колено.
— Погоди, он сейчас сам все расскажет, — остановил его приземистый. — Он, наверно, в шоке. Ты как сюда попал, студент?
— Я на задании… — Я решил не врать этим людям: мы ведь не банда какая-то, а целая федеральная служба. — У нас тренировка. Федеральная служба по надзору за ВГО… и К.
— И «ка»?! — Чоповцы переглянулись и вдруг отчаянно заржали. — И «ка»?! Ыхххх!!!
Ну вот, видите: не так уж все и плохо, вполне веселые люди, с юмором.
— Раздевайся, — отсмеявшись, приказал приземистый.
— Не понял?
— Обыщем тебя да сдадим «серым братьям».
Ох ты, вот это как-то нехорошо получается. И что же им предложить? У меня неплохой мобильник, но он остался в куртке. А денег, боюсь, будет маловато.
— Эмм… А может, договоримся?
— Может, и договоримся. Деньги у тебя есть?
— Да, тысячи полторы наберется.
— Евро, долларов?
— Рублей. Но — мокрых. Видите ли…
— Шутишь, что ли? Тебя за проникновение будут закрывать, как минимум полтинник отдашь, чтоб отмазаться. Банковская карта есть?
— Нету.
— У тебя нет банковской карты? А как же ты живешь вообще?
— Эээ… ребята, я ведь вас не обманываю. У меня и бумажка есть. — Тут я вспомнил про предписание и полез во внутренний карман пиджака. — Вот…
Увы, предписание насквозь промокло, при извлечении порвалось и выглядело как клочок бумаги из мусорного бака.
— Ты эту бумажку в ж… засунь. — Молодой призывно взмахнул дубинкой: — Те чо, непонятно было сказано — раздевайся!
В этот момент дверь со стороны канала распахнулась и впустила моих коллег. Я был к этому готов, рано или поздно они должны были заметить мое отсутствие. Но вот что меня удивило, так это тот факт, что коллеги мои, ворвавшиеся сюда из темноты, оказались вполне готовы к перемене освещения! Они не щурились и вели себя вполне адекватно: разве что у обоих слегка слезились глаза.
— Оп-паньки… — Молодой от удивления разинул рот… и тотчас же прыгнул назад, высоко вскидывая ноги и смачно впечатываясь спиной во вторую дверь.
Степа бил молча и молниеносно: как прилетело молодому, я даже и не видел, а понял всю диспозицию только после того, как приземистый мягким кулем сполз на пол, глуховато стукнувшись головой об пол.
— Ни на шаг не отставай, — без малейшего намека на экспрессию изрек Степа, придирчиво осматривая свои кулаки. — Больше повторять не буду.
— Ну ты, турист, даешь! — пожурил меня Юра, деловито осматривая шкафчики. — Ты ж чуть всю операцию не спалил. О, на, это твой будет. Подарунок. И не говори потом, что я о тебе не забочусь!
С этими словами Юра вручил мне обнаруженный в одном из шкафчиков фонарь — допотопный, тяжелый и неуклюжий — при случае его можно было использовать в качестве дубины.
Я машинально принял фонарь и озабоченно кивнул на, распростертые тела:
— А что-то они того… Они, вообще, жить будут?
— Да куда они денутся? — Степа едва заметно хмыкнул. — Бил легко, встанут через пять минут. Юр, глянь там, надо их чем-то стреножить.
Это вот так — «легко»?! А как же тогда будет, если средне или даже тяжело?
— Турист, не стой, тушки ошмонай, — распорядился Юра, вытаскивая из-под стойки со шкафчиками небольшую дорожную сумку и рассматривая ее содержимое.
Я растерянно посмотрел на Степу. Степа опять усмехнулся уголком рта, покачал головой (…и что за белоручка нам достался?…) и принялся обыскивать чоповцев.
Это что же у нас получается? Я тут весь из себя в шоке, буквально сам не свой: мы ворвались в аппаратную, или как там ее, — в общем, в дежурку какого-то учреждения, вырубили охранников, мародерствуем тут…
Неплохое начало для тренировки сотрудников Федеральной Службы! И есть от чего впасть в шок — ну, или, как минимум, начать морщить лоб и прочие мыслительные принадлежности, верно?
Между тем мои коллеги ведут себя так, словно это какие-то детские шалости. И у меня возникает… нет, вы поймите правильно, подозревать соратников — это последнее дело, но…
У меня возникает подозрение, что для моих коллег это действительно детские шалости. И им в свое время приходилось заниматься гораздо более серьезными и страшными вещами. Поэтому-то они так легкомысленно и относятся к тому, что мы здесь натворили. Для них это отнюдь не происшествие и даже не проступок. Это скорее норма жизни.
Наручников у чоповцев не было, что вполне объяснялось отсутствием необходимости регулярно «принимать» непрошеных гостей. Ну, например, таких, как мы. Веревок тоже не было, поэтому связали их телефонным кабелем. Точнее, вязал Степа, мастерски — в три приема, а вандал Юра обрезал кабель острым ножом, который возник у него в руке буквально невероятным образом (возможно, вытряхнул из рукава — как доставал, я не видел, а только тряхнул рукой тихий щелчок, и нож уже в деле). Юрин нож меня заинтересовал: как мне показалось, у него был какой-то неправильный клинок — кривой, с этаким горбатым обушком, и довольно длинный для «складишка». Думаю, таким ножом можно не только кабель рубить.
Я приоткрыл вторую дверь — за ней был длинный коридор, в конце которого виднелась еще одна дверь, а над ней светилось что-то зеленое.
— Закрой, там камера! — шикнул на меня Юра. — Тут не пройти, я уже думал. Дальше будет еще один пост, потом лифт, и наверху у них КПП и дежурка.
Я послушно прикрыл дверь: а у меня даже и мысли не возникло, что здесь можно пройти, просто так открыл, из любопытства, посмотреть, что там дальше.
Юра быстро уложил в чоповскую сумку какие-то вещи — я особо не приглядывался, что именно он кладет, — после чего буркнул:
— Ну все, погостевали и будя.
— Да, пора уходить. — Степа посмотрел на часы и нахмурился: — Семнадцать минут до «ровно». Не густо.
— В смысле — до «ровно»? — не понял Юра.
Ага, не один я тут непонятливый! Вы не представляете, как это приятно, когда в команде кто-то еще, помимо тебя, начинает вдруг на ровном месте работать «чайником». Сразу возникает чувство локтя, и пропадает ощущение «одиночества в толпе».
— Девятнадцать ноль-ноль, — пояснил Степа. — Потом двадцать ноль-ноль. Короче, все нули — ровно.
— А, понял, — кивнул Юра, вешая чоповскую сумку на плечо и поспешая на выход (в канал, разумеется, а не в противоположную дверь).
Мы последовали за ним, и по дороге я все же поинтересовался, что такое «ровно», уже предвкушая, что мне сейчас будет указано на необходимость вникать во все самому.
— Обычно в «ровно» — в начале каждого часа бывает контроль, — неожиданно проявил мягкость Степа. — Радиоперекличка — наверху, телефонная — внизу. Доклады об обстановке. Проверки. Контрольные сигналы из серии «жив, не сплю, на месте».
— То есть ровно в девятнадцать ноль-ноль тут может быть поднята тревога?
— Не обязательно в «ровно». Это будет зависеть от организации службы на объекте. Но реакция на отсутствие доклада, сигнала или ответа по телефону — обязательно будет, это всего лишь вопрос времени. Так что надо спешить.
После того как Степа сказал, что надо спешить, мы двигались очень быстро. И это было весьма некстати. Не хочу показаться вам хлюпико-нытиком, но к тому моменту мои ступни в мокрых туфлях начали опухать и каждый шаг давался мне с некоторым напряжением. Между тем коллеги мои, хоть и шли шагом, но перемещались так быстро, что мне пришлось за ними в буквальном смысле бежать: наученный горьким опытом, я понимал, что отставать ни в коем случае нельзя, а идти с такой же скоростью просто не мог. При этом, разумеется, я громко шлепал по воде, но сейчас, слава богу, Юра меня не одергивал. Что ж, спасибо и на этом.
К счастью, мучения мои были недолгими. Просочившись по пресловутому «южному каналу» (это был второй тоннель от угла, где были свалены «заразные» таблички, как раз по диагонали от того места, где мы вошли в «предбанник»), мы поднялись по бетонным ступенькам и вошли в длинный сухой коридор. Пройдя мимо нескольких зеленых дверей без замков, мы оказались в довольно просторном помещении с деревянными стеллажами. На стеллажах и на полу — в общем, повсеместно — стояли деревянные ящики с разнообразной маркировкой.
— Мы на месте, — доложил Юра.
— Неплохо, — оценил Степа. — Что берем?
— ГП-7ВМ. — Юра похлопал по ящику с соответствующей маркировкой. — Это самое дорогое, что тут есть.
— Понял, — кивнул Степа. — Как понесем? Толпой два или каждый по одному?
Что значит, «каждый по одному»? Ящики на вид довольно увесистые, замучаешься таскать!
— Не, по одному будет тяжеловато, — поддержал мой ментальный посыл Юра. — Давай возьмем два, потом будете с туристом по одному подтаскивать. Тут недалеко.
Мы бодро ухватили два ящика, выволокли в коридор и двинулись по нему дальше. В конце было несколько ступеней вниз, поворот и точно такой же «предбанник» — но без табличек и с двумя лампочками, — через который мы вышли в тоннель с другой стороны.
В этом тоннеле плескалась вода, причем даже несколько выше, чем в том, где я имею обыкновение купаться на досуге. Ну вот, как видите, счастье было недолгим.
Перемешались мы следующим образом: спереди шел Юра, нес ящик и светил фонарем, за ним двигался я, держа перекладины сразу двух ящиков — Юриного и Степиного, а уже в замыкании шествовал Степа, удерживая одну перекладину обеими руками.
В общем, Степа устроился лучше всех, как и полагается командиру. А я опять терпел мытарства — было не столько тяжело, сколько неудобно: приходилось идти боком, приставными шагами, я постоянно спотыкался и еле сдерживал желание громко высказаться в русской разговорной манере.
Б…! Б…!! Бельдюга, рыбонька моя — где ты? Выпрыгни из ямки да острыми зубками вцепись этим солдафонам в гульфики: за какие грехи они меня постоянно мытарят?!
Хорошо хоть, идти пришлось недолго. Этот маршрут был коротким и отчасти не совсем темным: из узких шахт сверху просачивался отфильтрованный решетками тусклый свет. Под третьей шахтой мы остановились: это была та самая «ливневка», у которой нас должен поджидать доктор — но сверху.
— Док, ты там? — негромко позвал Юра.
Доктор оказался на месте: он бодро снял решетку и предъявил лицо. Меня это даже удивило: я почему-то был уверен, что он непременно заблудится. Видите ли, я регулярно общаюсь с художниками и прочей богемой и знаю, что интеллигентным людям свойственно проявлять рассеянность и неорганизованность, причем, как правило, в самое неподходящее время.
— Как встал? — уточнил Юра.
— Как и было сказано, против движения. Пока что никто не возмущался. Я из отсека сидушку вытащил, сзади поставил, так что вроде бы обзор закрыт…
На фоне гула проезжающих машин голос доктора звучал глуховато и с металлическим оттенком. Я впервые был в тоннеле под проезжей частью, и мне показалось, что акустика здесь отнюдь не подземная: было шумно, слышны голоса людей, преимущественно почему-то женщин, и какой-то непонятный стук. Тоннель, в котором я купался, по сравнению с этим был в буквальном смысле могилой.
— Ну все, трави стропу, начнем хабар давить, — распорядился Юра.
Да, решетка был довольно высоко, так что передавать что-то наверх было затруднительно. В связи с этим я внес рацпредложение:
— Давайте поставим ящики на попа, а Юру на ящики. Тогда он достанет до решетки.
— Хорошая мысль, — одобрил Юра. — Вы сейчас пойдете за грузом, кто будет подавать? Давайте так: вы по-быстрому сделаете несколько ходок, потом уже будем передавать с ящиков, из рук в руки. А пока я по старинке — прицепом, да «вира-майна».
Юра принялся бодро набивать противогазные сумки (противогазы, оказывается, хранятся в ящике в разобранном виде — вот новости!), а мы со Степой так же бодро пошлепали за следующей партией.
Притащив еще несколько ящиков, мы соорудили довольно приличный постамент, водрузили на него мелкого беса Юру и принялись «давить хабар» из рук в руки. Дело сразу пошло на лад: процесс передачи ускорился как минимум раза в три. А у меня в ходе этого процесса сформировалось гениальное умозаключение.
Как-то вдруг все легло в строку: острый Юрин нож, ровно обрезанные веревки (с прищепками!), ЧОП, склад этот, с ящиками… Юра не мог таскать сюда свои вещи через вентиляционную шахту. Это нереально. Тем более нереально забить под завязку такой склад одному человеку.
— Ребята, скажите мне правду… Мы что — воруем?!
Степа не удержался и прыснул. Юра перестал «давить хабар», всплеснул руками и патетически воскликнул:
— Ты что такое говоришь, турист? Да как у тебя только язык повернулся такое ляпнуть?! Что значит — «воруем»?
— А что, по-твоему, мы сейчас делаем?
— Как что? Запасаемся матбазой!
— А чья это матбаза? «Чопов» сюда просто так, что ли, посадили?
— Ну, турист, ты меня удивил…
— Ты можешь одновременно слова говорить и руками двигать, — подсказал Степа. — Это несложно.
— Да-да, конечно. — Юра возобновил передаточный процесс. — Понимаешь, турист: завтра нам предстоит выполнять задачу государственной важности. Улавливаешь: государственной! А снарягу для этой задачи нам дадут через полгода. Ну, то есть пока там эта «бета», законы и все прочее… Улавливаешь? Задача — завтра, снаряга — через полгода. Мы можем выполнить задачу без снаряги? Нет. Можем ускорить, чтоб нам дали быстрее снарягу? Нет! Ну и что нам делать?
— И что теперь, воровать?
— Да причем здесь, вообще, «воровать»?! Мы просто ускоряем процесс. На местном уровне. Берем то, что нам должны и так выдать — но только чрез полгода. Не для себя, нет! Для выполнения важной госзадачи. Ну и что, это, по-твоему, воровство?
— Нет, это не воровство.
— Ну вот видишь! — обрадовался Юра. — Ты, турист, налету все схватываешь…
— Если учесть тот факт, что мы вырубили и связали «чопов» — то это точно не воровство, а уже разбой, — определился я с формулировкой. — И самое страшное: я во всем этом участвую! Боже мой…
— Никто не держит, силком не принуждает, — философски заметил Степа. — Хочешь, можешь уходить прямо сейчас.
Тут Степа оценивающе посмотрел наверх.
— Нет, через здесь не получится, для нас с тобой и в самом деле — узковато. Но тут заплутать сложно, так что, думаю, дорогу назад и сам найдешь. Тем более у тебя теперь и фонарь есть.
— Не-а, фонарь краденый, — язвительно пробурчал Юра. — Низ-зя! А «чопиков», кста, рубанули чисто с твоей подачи, турист. Не вперся бы ты туда, никто б их не тронул.
Да, это верно. И вообще… Я не склонен оправдывать деяния такого рода, но наш разбойный рейд уже почти завершен. То есть, если нас возьмут прямо сейчас, меня привлекут как полноценного участника. Меня уже даже явка с повинной не спасет. Одним словом, влип по самое не балуйся.
— Не переживай, — неожиданно поддержал меня Степа. — Это хорошо, что ты честный и правильный. Просто у нас все так устроено, что многие правильные вещи — ну, типа, во имя Добра и Справедливости, законным путем сделать нельзя. А можно либо через ж… — с заносом денег кому надо, либо «слева», из-под земли, как мы сейчас. Так что привыкай: если поступил на службу государеву, с ЭТИМ тебе придется сталкиваться постоянно.
— Ну спасибо, утешил.
— На здоровье, — совершенно серьезно сказал Степа. — И особо не парься над этим. То что мы сейчас делаем — это так, «песочница». Даже и на тренировку не тянет…
Да кто бы сомневался! Для вас, дорогие коллеги, вот такой подземный разбой — просто детсадовские забавы, это я уже понял.
Выдав на-гора основную массу резиновых изделий, мы со Степой двинули «на выброс». Юра остался для завершающего аккорда: передав последний противогаз, он присоединится к доктору, выбравшись через «ливневку», и они поедут «прикрывать» нашу эвакуацию. Не знаю, правда, как Юра будет вывинчиваться через этот кошачий лаз: если бы не желание как можно быстрее покинуть мрачное подземелье, я бы ненадолго задержался, чтобы посмотреть на цирковой этюд такого рода.
— Да, чуть не забыл! — всполошился Юра, когда мы уже отошли шагов на двадцать. — Не забудьте заглушку задвинуть.
— В вентиляции? — уточнил Степа.
— Да, в ней самой. Вы ж видели, сколько тут добра. «Запал» — замки-решетки, это фигня. А вот если заглушку заварят, вам ход сюда будет закрыт — через «ливневку» вы не пролезете. Так что попрошу заглушку не «палить».
— Хорошо, — кивнул Степа. — Нет ничего проще.
То есть мы планируем забраться сюда еще разок? Невзирая на то, что после так называемого «запала» тут повсюду поставят решетки и навесят замки?
Замечательно. Мои коллеги — интересные люди. У них наверняка масса недостатков и личных проблем, но, подозреваю, скучно с ними не будет никогда…
У двери «нашего» склада я слегка притормозил:
— Я там упаковку с аптечками видел…
— Просроченные, — не останавливаясь, бросил Степа че рез плечо. — Промедола нет.
— Но там помимо промедола еще…
— Главное в них — промедол. Так что эти аптечки — только лишний вес.
Спорить я не стал — Степе виднее, но, хоть убейте, не мог припомнить, чтобы он раскрывал эти аптечки на предмет проверки. Помнится, мы вошли, перекинулись парой слов, взяли ящики и сразу потащили.
— Медикаменты группы «А» при длительном хранении изымают, держат отдельно и комплектуют по мере необходимости при ЧО и в военное время, — словно прочитав мои мысли, пояснил Степа. — Хм… После «коммунизма» их изымают просто так, без всякого хранения. А просроченные потому, что аптечки устаревшей модификации. Такие давно уже не выпускают.
— Понял. Спасибо за ликбез.
Посреди «южного канала» я опять притормозил. Вернее, в этот раз я застыл как вкопанный. Думаю, вы бы на моем месте тоже замерли: где-то впереди выла сирена! Негромко, но вполне отчетливо.
Черт, мы влипли!!!
— Эээ… Эт-то…
— Сейчас немного ускоримся, — с ледяной невозмутимостью сказал Степа. — Не отставай. Постарайся не шлепать.
Далее я бежал, поскольку Степа пошел очень быстро, а я по воде обычным шагом за ним не успевал. И разумеется, я старался — но все-таки шлепал, брызгая во все стороны, по-другому не получалось.
— Стой, — тихо скомандовал Степа в конце «южного канала» и погасил фонарь. — Жди здесь, фонарь не включай, я сейчас…
Я остался в темноте, с тревогой наблюдая за удаляющимся темным силуэтом, едва различимым на фоне скудного светового пятна со стороны «предбанника».
Через несколько секунд Степа включил фонарь и экономно помахал им слева направо, описывая полукруг. Мы ни о чем таком не договаривались, но я интерпретировал этот сигнал в самом выгодном для себя аспекте: сломя голову бросился к напарнику, шлепая по воде, как стадо бегемотов.
— Тише, — осадил меня Степа. — По диагонали — к точке входа. При обнаружении самостоятельно топаешь к заглушке, а я пробегусь. Вперед…
Мне очень не понравилось «при обнаружении» и «самостоятельно», а насчет «пробегусь» я вообще не понял, но вопросов задавать не стал: не время.
Благополучно миновав «предбанник», мы вошли в заветный тоннель «купающегося лейтенанта» (все лучше, чем «писающего мальчика», правда?) и тотчас же поменяли диспозицию.
— Фонарь. Вперед. Не шлепай. Слушай.
Я включил фонарь и цапельным шагом припустил по тоннелю, а Степа шел сзади, след в след, едва ли не дыша мне в затылок, и на ходу негромко инструктировал:
— Если не успеем до заглушки, я пробегусь, ты пойдешь самостоятельно. Ямы помнишь?