Как выжить в старшей школе де ла Круз Мелисса
– Ой, да просто я была жутко занята – перед всеми позорилась, вот на друзей времени и не осталось.
– Все так плохо? – спрашивает Люси. – Тебя обижают, Леле? Ты же знаешь, я могу отбить у них… охоту.
– Спасибо, Люс. Просто меня приняли… немного недоброжелательно. У учеников общественных школ проблемы с контролем гнева. Особенно у одной девицы, Иветт.
– Какая у нее фамилия? – Арианна уже открывает Фейсбук у себя на новеньком айфоне.
– Ампаро.
– Это она?
– Ух ты, как быстро. – Я смотрю на страничку, где на фото Иветт, волосы которой чернильным водопадом спадают на плечи, позирует на том самом балконе над бассейном. Моем балконе позора и ненависти к самой себе. – Ага, она.
– Да ты гораздо красивее, – заглянув в телефон, говорит Мара. Я так не считаю, и сама Мара, наверное, тоже, но для того и нужны лучшие подруги: чтобы врать друг другу, какие мы красивые.
– Ты просто ангел небесный. – Я целую ее в щеку. – И почему вы не можете учиться в Майами-Хай вместе со мной? Я так сильно по вам скучаю!
– Мы тоже по тебе скучаем! С тех пор как ты ушла, стало так уныло, – говорит Люси.
– Очень, – соглашаются остальные.
Вот они, мои девчонки, по-настоящему ценят меня.
Хочется уменьшить их до карманных размеров и повсюду таскать с собой, чтобы никогда не быть одной. #ДружбаМечты. Я уже собираюсь рассказать им о своей идее, но вдруг понимаю, что прозвучать это может жутковато.
– Вы лучшие в мире друзья и люди, – говорю я и ухожу, чтобы попросить добавить в мой йогурт еще немного карамельной крошки.
У прилавка я наблюдаю, как мальчишки-скейтеры заценивают моих подружек.
– Эй, девчонки! – Один из них приветственно поднимает руку.
Мара машет ему в ответ и тут же, будучи мастером флирта, продолжает лакомиться йогуртом. Правильно, детка, потоми их. Такое безразличное отношение заставляет парней пялиться на моих подружек еще больше. Им нравится то, что они видят, и они хотят добиться внимания этих девушек, до которых уровнем явно не дотягивают.
– Привет! – плюхаясь рядом с подругами, говорю я. – Как дела?
Скейтеры чуть ли не отпрыгивают назад от отвращения. Они неловко переглядываются, и один, очевидно, лидер, их собственная Мара, отвечает:
– Э-э-э, мы уже уходим. Пока.
На их лицах брезгливость и подлинный ужас.
Видите? Я самая страшная. К тому же никому не нравятся девушки с брекетами.
– О, Леле, не расстраивайся, – говорит Мара. – Просто парней пугает уверенность в себе.
Я? Уверенная в себе? Нет-нет. Это лишь иной способ сказать, что парни предпочитают симпатичных скромных леди, которые будут готовить им еду и завязывать шнурки. Не бывать этому! Я ведь могу оставаться самой собой и при этом быть желанной, разве нет? Чуть-чуть усилий, и я смогу стать королевой красоты и разбивать мужские сердца, а другие девушки будут уважать, почитать и даже побаиваться меня. Другими словами, я могу стать популярной, не принося в жертву собственную индивидуальность, – я знаю, что могу, мне лишь нужно сказать миру (то есть Майами-Хай), что я здесь и беру власть в свои руки, что больше никогда не буду мисс Паинькой и мишенью для насмешек!
Может, пусть я не самая красивая девушка в Майами-Хай, но стоит мне всерьез взяться за какое-нибудь дело, и я получаю все, что хочу.
Вот это, друзья мои, и называется уверенностью в себе.
Дома я достаю из холодильника упаковку шоколадных конфет (конфеты всегда вкуснее есть холодными, понятное дело) и, усевшись за компьютер, принимаюсь поглощать их, загружая видео под названием «Когда ты самая страшная из подружек», потом наблюдаю, как начинают набираться лайки. Ох, сколько успокоения всегда дарит людское признание. Затем мне приходится потратить двадцать минут на очистку брекетов от шоколада. Взять на заметку: избавиться от этих штуковин. НЕМЕДЛЕННО.
8. Когда твоя одежда идет твоей подруге больше, чем тебе (3827 подписчиков)
Дом Дарси – мой новый любимый дом. Очаровательный и теплый, он несет в себе нотку старомодных пляжных домов – ракушки, которыми он украшен, похоже, действительно достали из океана, а не купили в магазине. Я в восторге от его естественности, Дарси и ее семье такой дом очень подходит. Я даже спросила ее маму, можно ли мне переселиться к ним, но она не разрешила. Кто бы сомневался.
– Я решила начать все с чистого листа, – говорю я Дарси. Мы лежим на ее кровати и листаем «Севентин», а на потолке крутится вентилятор.
– Да? И что это значит?
– Я решила, что перестану стесняться самой себя. Я собираюсь преобразиться и доказать всем, что могу быть крутой. Но при этом я останусь собой.
– Но выглядеть будешь по-другому.
– Нет, просто теперь это будет улучшенная версия меня. Леле 2.0, так сказать.
– Ладно, а что тогда поменяется?
– Ну, я начну с того, что на следующей неделе сниму брекеты!
– О боже, без них ты станешь гораздо счастливее. Когда я сняла свои, то будто заново родилась, серьезно. – Она сверкает улыбкой с идеальными зубами, словно в рекламе чертовой жвачки.
– Да, Дарси, ты прекрасна. Но давай вернемся ко мне, все-таки это я собираюсь менять свою жизнь. – Она закатывает глаза, но жестом призывает продолжать. У Дарси есть недостатки, как и у всех нас, но она замечательная подруга. Мне кажется, она по-настоящему понимает меня. Понимает, что у меня золотое сердце, хоть мне и приходится трудно с людьми. – Наверное, сделаю стрижку, ну, поменяю форму, может, добавлю немного светлых прядей.
– Каких таких светлых? Твои волосы и так уже светлые до невозможности.
– Чуточку платинового блонда не помешает, это придаст моему образу утонченной изысканности.
– Звучит так, будто ты и впрямь понимаешь, о чем говоришь.
– Это хорошо, конечно, но вот только я пока не понимаю. Придумываю на ходу.
– Леле, ты просто нечто, честное слово.
– Merci, mon ami[8], – отвечаю я, решив, что в Леле 2.0 не помешает добавить немного французского. – А еще из-за беспокойства насчет того, что я оказалась недостойным любви социальным изгоем, я сбросила два кило, что очень актуально для моего нового образа.
– Ты, конечно, со странностями, но заслуживаешь любви. Примерь-ка свои сегодняшние покупки.
– О, да! Показ мод!
Я отыскиваю пакет и достаю из него черный укороченный топ и серые шорты с принтом под змеиную кожу. Да! Утонченная изысканность, именно об этом я и говорила. Мигом переодевшись, я смотрюсь в зеркало в полный рост. Не буду врать, вид у меня просто потрясный.
– О-о-очень красиво, Леле, – улыбается Дарси. – Ты выглядишь изумительно.
– Спасибо! Я тоже так думаю.
– Хм, а можно я примерю?
– Конечно, почему нет? – Я пожимаю плечами, раздеваюсь и отдаю наряд Дарси, а затем облачаюсь в свои заурядные, ничем не примечательные шмотки. Совсем не утонченные и не изысканные.
Дарси надевает топ и шорты, и я прямо-таки слышу, как Шон Пол поет «Get Busy» и просит потрясти задницей мисс Кана-Кана и мисс Аннабеллу. А-а-а, посттравматический стресс времен седьмого класса повторяется! Я к тому, что выглядит она шика-а-а-арно. Гораздо лучше меня. Я понятия не имела, что Дарси в такой хорошей форме – у нее стройные ноги и отличный пресс, а кожа цвета мокко гладкая и ровная. Недавно высушенные волосы блестящим водопадом ниспадают на плечи. Она похожа на русалку, изысканную и утонченную русалку. Проклятье. По-моему, я сижу с открытым ртом.
– Тебе нравится? – спрашивает она.
– Нет. – Я качаю головой и быстро утыкаюсь в журнал. Супер, и здесь тонны горячих цыпочек – они просто везде, куда ни глянь!
– Ну хватит, Леле, перестань, – говорит Дарси. – На тебе это тоже классно смотрелось.
– Ты даже не представляешь, как классно все это смотрится на тебе. Ты должна носить эти вещи. И я не знала, что ты занимаешься спортом!
– Я не занимаюсь.
Гр-р-р.
– Ты злая, сексуальная колдунья и промышляешь черной магией!
– Расистка, – смеется Дарси.
Я заталкиваю ее в шкаф.
– Убирайся отсюда.
– Слушай, Леле. Ты почти достигла цели, еще немного стараний и ты станешь самой горячей девчонкой в школе, если это для тебя так важно. Ну, вернее, одной из самых горячих девчонок. – Она перебрасывает волосы через плечо и подмигивает мне.
Я пытаюсь подмигнуть в ответ, но мне это катастрофически не удается. Наверное, больше похоже, что у меня припадок.
Возможно, Дарси права. Возможно, я в шаге от того, чтобы стать самой сексуальной и популярной, возможно, конец моего изгойства уже совсем рядом. Это что же, мне теперь краситься придется? И спортом заниматься? О боже, и шоколадом больше объедаться нельзя?! Да я же умру, я просто умру. Соберись, Леле, чтобы завоевать мир, нужно идти на жертвы. Звучит злодейский хохот.
9. Когда ты собираешься сделать новую стрижку (3998 подписчиков)
Мама разрешает мне сделать новую стрижку, потому что она самая лучшая в мире мама. И, наверное, еще потому что я пригрозила ей, что если она не даст мне благословления и парочку Бенджаминов[9], то я буду вынуждена взять дело (и ножницы) в свои руки.
– Детка, но у тебя ведь такие красивые волосы. – Она морщится, а потом сжимает мои щеки в ладонях.
– Спокойно, спокойно. – Мне удается вывернуться из ее тисков. – Это всего лишь небольшая стрижка и немного светлых прядей. Клянусь, ничего особо не изменится.
– Ох, ну ладно, тогда я отведу тебя к Хуану.
– Что за Хуан?
– Мой стилист. Я хожу к нему уже много лет.
– Но ты никогда ничего не делала со своими волосами.
Она чуть ли не хрюкает от смеха. Очаровашка.
– Если бы я ничего не делала с волосами, они были бы серыми, как летучая мышь, – говорит мама.
– Это такое выражение, что ли? Разве летучие мыши не черные?
– Понятия не имею. – Она пожимает плечами и проводит рукой по своим смоляным локонам. И как так получилось, что я блондинка? Может, меня удочерили?
Она везет меня в «Джанини», парикмахерскую на Эспаньола-Вей. Поверить не могу, что мама бывала здесь годами, но ни разу не взяла меня с собой! Во вселенной парикмахерских это просто рай. Большие фарфоровые ванны и блестящие полы из гранита, в воздухе витают успокаивающие ароматы лаванды и жимолости, на тумбах возлегают белые ангелочки. Я могла бы здесь жить.
– Hola, hola[10]! – Из-за черной занавески появляется высокий женоподобный мужчина с идеально зачесанными назад волосами. Он одет в фартук, где нашлось место всем парикмахерским инструментам, какие только можно вообразить, блестящим и серебристым. Должно быть, это и есть Хуан.
– Хуан, дорогой! – восклицает мама, когда он притягивает ее к себе, чтобы поцеловать в щеку.
– Как же я рад тебя видеть, Анна. А это кто?
– Это моя дочь, Леле. Она хочет новую модную прическу. Конечно, я посоветовала ей обратиться к Хуану.
– Ну а к кому же еще? – Они смеются, как старые друзья. – Леле, скажи мне, что у тебя на уме? Какой образ хочешь?
– Изысканный и утонченный, – бормочу я.
Он ахает и хлопает в ладоши.
– Ни слова больше! Я все понял!
Хуан одним движением усаживает меня в кресло и приступает к работе. Пока он моет, режет, накручивает фольгу, я расслабляюсь под его умелыми руками и медленно погружаюсь в транс, зная, что скоро стану Леле 2.0.
– Ну, что скажешь? – спрашивает Хуан, казалось бы, всего через несколько секунд. Он разворачивает меня лицом к зеркалу, и к своему бесконечному, леденящему кровь ужасу я вижу, что стала лысой.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Я просыпаюсь с криком и вся в поту, сердце колотится со скоростью бегущих в паническом страхе диких животных.
О боже, это был всего лишь сон. Я касаюсь лица, шарю руками по одеялу, хватаю свои длинные, прекрасные волосы. Это по-настоящему? Да, теперь я не сплю; нам ничто не грозит. Ну и кошмар!
– Бедняжки мои! – восклицаю я и подношу пряди волос к губам, чтобы поцеловать.
Хм, может, мне и не нужна стрижка. Совсем не хочется рискнуть и вдруг стать лысой! Но я собираюсь измениться, показать всем, что могу быть очаровательной, привлекательной, популярной. Я человек, мне нужна любовь, как и всем остальным. Верно, Моррисси[11]?
На часах на прикроватной тумбочке светятся неоновым зеленым три ноль-ноль. Как обычно! Ненавижу три ночи, мое самое нелюбимое время. Из всех двадцати четырех часов это, несомненно, худший час, хотя обычно в нем нет ничего особенного, потому что в это время вы спите. Но сегодня мне не повезло. В девятом классе мы читали роман Рэя Брэдбери «Надвигается беда», и там были строчки о том, что три часа ночи – это время, когда наше сердце бьется настолько медленно, что мы ближе к смерти, нежели к жизни. Наверное, я тут сильно переврала, но суть в том, что эти слова очень травмировали мою психику. Теперь три ночи кажутся мне эдаким зловещим часом, который лучше всего переспать. Все эти тени и полнейшая тишина – от них прямо мороз по коже.
Взять на заметку: больше никогда не просыпаться в три ночи.
Чтобы отвлечься от страха из-за трех часов и панической боязни облысеть, я вылезаю из постели и начинаю делать приседания. Боже, если мне удастся стать обладательницей такого же пресса, как у Дарси, я стану очень счастливой Леле 2.0. Ладно, начнем с базовых скручиваний. Раз, два, три, четыре, пять, о господи, жжется как, шесть, семь, восемь, господи, я горю, девять, и десять… а-а-а-а-а, никогда больше не буду так делать, никогда. Слишком. Тяжело. Слишком. Устала. Чтобы. Продолжать. Дальше. Я поднимаю футболку, чтобы проверить, есть ли какой-то прогресс.
Нет, никакого.
Ладно, значит, это надолго, я поняла.
Я заставляю себя сделать еще два подхода, а следующие два часа провожу в интернете в поисках нового макияжа. Оказывается, на Ютьюбе полно роликов, в которых девушки показывают – Бетани Мота и Ингрид Нильсен особенно помогают – как правильно следует пользоваться косметикой.
Как раз то, что мне нужно! Следующий час я учусь, как делать «кошачьи глаза», «смоки», как сделать губы более пухлыми и как создать иллюзию высоких скул, а потом ввожу цифры с маминой кредитки (заучены наизусть) и заказываю в интернет-магазине все, что нужно мне для операции «Макияж». Не пытайтесь повторить это дома.
Когда встает солнце, мои веки тяжелеют, как у зомби, и я снова и снова бормочу «Может, это Мейбеллин», не в силах остановиться. Короче говоря, я в бреду.
– Ого, неважная выдалась ночка? – спрашивает Алексей, увидев меня утром на уроке английского. Я смотрюсь в зеркальце: огромные темные круги под глазами, опухшее лицо. Выпуск версии Леле 2.0 придется отложить до тех пор, пока я хорошенько не высплюсь.
– Мне приснился кошмар.
– Ничего себе! Ненавижу их.
– Мхм, – это единственное, что мне удается выдавить. Я хочу положить голову на парту и отрешиться от всего мира. Я слишком устала, и мне плевать, что Алексей смотрит на меня с беспокойством и даже как-то с опаской.
– Ладно, – говорит он, – а ты видела, что твой последний вайн набрал двадцать тысяч просмотров?
– Двадцать тысяч? – Я мгновенно просыпаюсь.
– Ага. «Когда твоя одежда больше идет твоей подруге, чем тебе». Двадцать тысяч просмотров.
– Что-о? – У меня нет слов. Я пялюсь в пустоту куда-то рядом с красивой светловолосой головой Алексея, слишком усталая, а теперь еще и шокированная, чтобы нормально соображать.
Алексей смеется.
– Выглядишь так, словно тебя удар хватил.
– Да, – отвечаю я. – Для меня это в порядке вещей.
– И я говорил совершенно серьезно – я хочу сделать это с тобой.
– Что-что сделать? – Он только что сказал «сделать это с тобой», да?! Ух ты, а европейские парни, оказывается, кота за хвост не тянут!
– Сняться в вайне вместе с тобой? Помнишь? – отвечает он, да еще так невинно.
Все правильно. Вайн. Не «это». Ну и ладно! Запросто!
– О-о-о, точно. Да, я помню. Придумаю что-нибудь и тебе скажу.
– Отлично! Спасибо, Леле, так круто, что ты согласилась.
Я лишь киваю в ответ и лениво улыбаюсь. А после первого урока ухожу на стадион и засыпаю под деревом. Ах, жизнь прекрасна.
10. «Круто» глазами родителей (4004 подписчика)
Я приняла мамино предложение устроить вечеринку. Пока что Алексей и Дарси – мои единственные друзья в Майами-Хай, но я всю пятницу приглашала всех, кто казался мне милым, и попросила Дарси о том же. Мы даже сделали приглашения с помощью старого набора канцтоваров от Лизы Франк[12], который я нашла под кроватью. Дельфины цвета «вырви глаз» резвились среди россыпи сердечек в пестром неоновом океане. По моему скромному мнению, продукция Лизы Франк бессмертна, а вы как думаете?
И вот он, вечер субботы. Я работаю над макияжем «кошачий глаз», шаг за шагом следуя инструкциям девушки из учебного видео, в голосе которой слышен выдержанный британский и протяжный австралийский акценты. Такое ощущение, что меня пытается соблазнить кенгуру, и это, скажу я вам, порядком сбивает с толку. Конечно же, в итоге я больше похожа на барсука, чем на кошку, но, слава богу, еще только пять часов и у меня есть куча времени в запасе.
Стук в дверь. Это мама с папой. Я разрешаю им войти.
– Волнуешься перед вечеринкой? – спрашивает мама, как будто мне шесть лет и ко мне уже едет Барни[13].
– Наверное.
– Просто хотим убедиться, что мы разобрались насчет правил на сегодняшний вечер, – говорит мама.
Я лишь смотрю на нее, хлопая глазами.
– Мы просим лишь об одном – не включай музыку слишком громко, – продолжает папа.
– Ну ты понимаешь, из-за соседей, – добавляет мама.
– И проследи, чтобы никто не пил алкоголь, – говорит папа.
– Но если будут, обязательно забери у них ключи от машин, – продолжает мама.
– Уж лучше они останутся ночевать у нас, чем сядут пьяными за руль, – кивает папа.
– Но если кто-то останется ночевать, напомни им, что у нас запрещено заниматься с-е-к-с-о-м.
– Ну мам, фу.
– Так что, ты согласна с этими правилами? – скрестив руки на груди, спрашивает папа.
– Конечно, согласна, все, как вы скажете. Но и вы ведите себя как крутые родители, ладно? Ведь суть вечеринки в том, чтобы помочь мне наладить общественную жизнь, а не разрушить ее раз и навсегда.
– О, мы можем быть крутыми, – отвечает мама, даже как-то угрожающе.
– Крутейшими, – добавляет папа.
Я морщусь и очень вежливо прошу их ВЫЙТИ ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ.
После второй попытки сделать «кошачьи глаза» стрелка на одном глазу загибается вверх, на втором убегает вниз, а по векам расплываются черные следы, оставшиеся после первой попытки. Может, для вечеринки я и не готова, но для ограбления банка выгляжу в самый раз. Супер!
Я спускаюсь на кухню за газировкой, и перед моими глазами предстает ужас ужасный: мама и папа, одетые в стиле хип-хоп, включая парики и золотые цепи, танцуют под диско восьмидесятых.
– Круто, да? – кричит мне папа.
Такси!
Водитель такси: Куда, мисс?
Я: Куда угодно, только подальше отсюда.
Эй, дайте девушке помечтать.
Дарси и Алексей приезжают около восьми и помогают мне загнать диких животных (родителей) в надежное убежище спальни. Мы включаем Игги Азалию и разбрасываем по гостиной конфетти, чтобы комната блестела. Дарси говорит, что нам нужен стол для пиво-понга, и я неохотно помогаю ей организовать его.
– Что это вообще такое, пиво-понг? – спрашиваю я. – Просто бросаешь мячики в стаканы с пивом, а потом выпиваешь? Отличный способ подхватить микробы. А если хочется напиться, почему нельзя выпить пива просто так? Зачем нужно придумывать какую-то игру?
– Так веселее. Смысл в том, чтобы другая команда напилась быстрее, – пытается объяснить мне Алексей.
– Зачем? Чтобы весь вечер можно было этим пользоваться? Отвратительно. Может, пусть лучше каждый будет сам отвечать за то, сколько алкоголя выпьет?
– Расслабься, Леле, все не так серьезно. Это просто глупая игра, в которую играют на вечеринках, чтобы повеселиться. Не нужно так драматизировать, – говорит Дарси. – Научись развлекаться.
Вот так всегда. Если бы каждый раз, когда кто-то просит меня не драматизировать, я получала по монетке, то уже давно смогла купить бы весь Майами и обязала бы всех себя любить.
– Ладно, пусть все играют в пиво-понг хоть до потери пульса, мне плевать.
– Вот это по-нашему! – одобряет Алексей, который, будучи уроженцем Бельгии, наверняка вообще никогда не играл в пиво-понг. Я раздумываю, не швырнуть ли мячик для пинг-понга ему в голову.
Половина десятого, но ни один из двадцати трех учеников Майами-Хай, получивших наши радужные приглашения, до сих пор не явился. Дарси, Алексей и я сидим на диване, дуем в бумажные дуделки и уныло глядим в окно.
– Всего лишь половина десятого, – говорит Алексей. – Народ вот-вот подтянется.
– Они должны были подтянуться еще полчаса назад! – Я уже утратила надежду.
– Люди всегда чуточку задерживаются. Это такой этикет вечеринок.
– А кого мы пригласили?
– Всех, – отвечает Дарси. – Я позвала всех, кого знаю, как ты и просила.
– Ох. Если так подумать, куча народу получается.
– Тогда хорошо, что никто, видимо, не придет. – Дарси дует в свою дуделку. Она разворачивается, наполняясь воздухом, а потом скатывается обратно.
Десять тридцать, и по-прежнему никого.
– Все ясно, – говорю я. – Выходит, никому моя вечеринка не сдалась. Выходит, я неудачница. Ну и ладно, подумаешь. У меня есть вы, ребята. И мои родители. – Я опускаю голову и притворяюсь, что плачу. Драматизировать – это не так уж и плохо, можно немного поднять себе настроение в трудную минуту.
– Вы уверены, что приглашали кого-то? – спрашивает у нас с Дарси Алексей.
– Да, – хором отвечаем мы.
– Ну, вообще-то устраивать вечеринку в последнюю минуту бывает проблемно, да еще и в субботу – у многих уже свои планы. – О, Алексей такой милый, пытается меня подбодрить.
– Все нормально, Алексей, не надо меня утешать. Случаются вещи и похуже, чем печальная и одинокая вечеринка, на которую никто не пришел.
– Ты сама в это не веришь, – замечает Дарси.
– И правда, как хорошо ты меня знаешь! – Я обнимаю Дарси за шею. – Что может быть хуже этого? Назови хоть что-нибудь!
– Холокост, – бесстрастно отвечает подруга.
– Угу, Дарси, отличный ответ, – говорю я, тут же забыв про свою вспышку гнева, и смеюсь. – О-о-отличный ответ.
В десять сорок пять приезжают Люси, Арианна и Мара.
– О, слава богу, – облегченно выдыхаю я: по крайней мере, мои настоящие друзья по-прежнему меня любят.
– Мы… э-э-э… рано? – слегка смущенно спрашивает Арианна.
Они втроем так мило выглядят в своих ярких, незатейливых вечерних платьях, что мне хочется вскочить и расцеловать их. Что я и делаю.
– Нет! Вы не рано!
– Значит, опоздали? Просто мы очень хотели прийти попозже, для виду, чтобы твои новые друзья не подумали, будто мы какие-то лузеры. Но не планировали пропускать всю вечеринку.
– Вы не рано и не поздно, просто больше никто не пришел!
– О, Леле, мне так жаль. – Мара гладит меня по волосам.
– Нет, все нормально! Потому что сейчас мои старые лучшие друзья могут познакомиться с моими новыми лучшими друзьями, и все, кого я люблю, собрались под одной крышей! – Я всех знакомлю, чувствуя себя немного не в своей тарелке – меня переполняет любовь к верным друзьям, и в то же время я борюсь с разочарованием от того, что больше никого нет.
– Простите, что получилось так глупо, но я буду рада, если вы, ребята, потусуетесь у меня, – говорю я. – Кто захочет, может остаться на ночь.
– Да! – отвечает Люси. – Мы можем притвориться, что опьянели от коктейлей с рутбиром[14].
– Хм, звучит круто. – Дарси в восторге от этой идеи.
Мы принимаемся за газировку с мороженым и поглощаем все это до тех пор, пока нас не начинает тошнить от сладкого, а потом кидаем дротики в воздушные шарики и наблюдаем, как они лопаются один за другим. Все идет прекрасно, пока брошенный мной дротик не прилетает прямиком в лоб Арианне. Ой. Ничего серьезного, но когда у человека по лицу течет кровь, праздник это немного портит.
Я всегда все делаю неправильно, я ходячая катастрофа. Сколько себя помню, так было всегда. В три года я затолкала себе в нос таблетку бабушкиного валиума. Ну, не специально, конечно. Честно, не знаю, как так получилось, но вдруг она глубоко застряла и ее никак нельзя было достать – маме пришлось срочно везти меня в больницу, чтобы достать этот валиум прежде, чем он попадет в мои маленькие детские мозги. Но может, он все-таки туда проник, и поэтому теперь должно случиться чудо, чтобы я хоть что-нибудь сделала как надо.
Очередной кошмар. Звенит звонок, школа закрывается на летние каникулы. Я выбегаю в коридор, навстречу своим друзьям, старым и новым, которые собрались у моего шкафчика. Они очень рады видеть меня, но ведь так и должно быть.
– Где ты была, Леле? – кричат они. – Мы так сильно скучали!
– Я только что с урока, – отвечаю я. – Но теперь я здесь!
Мне приходится сдерживать их рукой, как одичалых фанатов, чтобы открыть шкафчик. Но тут и начинается ужасное – дверца шкафчика распахивается, и изнутри вываливается бесконечная груда книг и заполняет весь коридор. Черт побери, нужно побыстрее их убрать, а то мне влетит, или того хуже, люди начнут тонуть.
– Ребята, подождете секундочку? – спрашиваю я. – Я очень быстро все уберу, клянусь.
Я лихорадочно начинаю собирать книги, но стоит мне положить одну стопку в шкаф, как оттуда вываливается еще дюжина, и вот последняя превращается в густую и черную, словно патока, жидкость и заливает мои туфли, в этом сне – от Кристиана Лабутена, а значит, очень дорогие.
Когда я отрываю взгляд от испорченных столь трагическим образом туфель, то вижу, как мои так называемые друзья уходят, они уже в дальнем конце коридора, смеются над чем-то, и все это происходит как в замедленной съемке. Это же кошмарный сон, в конце концов.
И, поскольку это только сон, мне удается угнать автобус как раз вовремя, чтобы встретить друзей у входа в школу. Конечно, они хотят поехать со мной, умоляют меня об этом, но я, показав им язык, уезжаю прочь. Я могу вести себя очень по-взрослому, когда захочу. Так им и надо. Как оказывается, угон автобуса был не очень хорошей идеей, потому что, проучив этих неудачников, я падаю с моста (очень старого моста, под которым мог бы жить тролль) и начинаю тонуть в чернильной ледяной воде. Глубже, глубже, глубже.
В этот миг я просыпаюсь, но уже не кричу. Теперь в жутких кошмарах для меня нет ничего страшного, они стали нормой.
– М-да, – я открываю глаза, – похоже, все правильно.
Вот они, темные времена, друзья мои, очень темные времена.
Мне хочется выпить чего-нибудь крепкого, но в моей комнате нет алкоголя (и я к тому же еще о-о-очень несовершеннолетняя), так что я решаю уйти с головой в искусство.
Да, все верно, под «искусством» я имела в виду свои вайны. И готова назвать их так снова! Искусство – это самовыражение в форме чего-то достойного, способ справиться с тем, что ты жалкий изгой. Я на все сто уверена, что так оно и есть с незапамятных времен. Что ж, раз мне приходится быть изгоем, то я могу документировать свои злоключения и разочарования – может, от этого другим изгоям будет не так одиноко. Жизнь без цели – это никчемная жизнь… разве не так говорят?
Я достаю свой блокнот и приступаю к поиску творческих идей. Если Алексей хочет сняться со мной в вайне, я хочу быть уверена, что у нас получится что-то классное. Что-то впечатляющее. В лунном свете я начинаю корябать: «Девушка, покинутая друзьями, хочет отомстить и угоняет школьный автобус… Как я поведу себя, если мои друзья не станут ждать меня…»