Дети Силаны. Паук из Башни Крымов Илья
– Вот-вот! Ты думаешь, это что-то значит?
– Нет, – ответил я честно.
– Неужели? Следователи Скоальт-Ярда видят в этом аспекте дела некоторые перспективы.
– Они идиоты. Прошу прощения, ваше величество.
– Поясни свою точку зрения.
– Да. Ваше величество, все жертвы Кожевенника принадлежат к разным видам, разным расам, разным полам, разным вероисповеданиям, разным возрастам, разным социальным уровням и живут в разных частях города. Между ними нет никакой связи, и лишь одно их объединяет – они все нетэнкрисы. Люди, люпсы, авиаки, дахорачи, кто угодно, но не господа Голоса. Ни один тэнкрис не пострадал от рук Кожевенника.
– Это верно.
– Семь лет назад, когда я вернулся в столицу после падения Малдиза, я был удивлен накалом межрасовых трений. Вы должны помнить, тогда часто вспыхивали уличные конфликты между знатью и чернью на почве межрасовой ненависти. Смерды обвиняли танов в том, что мы развязали очередную войну, на которой гибнут и калечатся их дети. Называли нас кровососами, строящими свое благополучие на их боли, и прочая чушь, которую крикливые агитаторы впихивают в глотки тупому обывателю.
– Ты жесток в словах и мыслях. Но продолжай.
– Благодарю, ваше величество. В то время столичные таны избрали самую глупую тактику поведения из всех возможных – диаметральный ответ. Агитаторы Белой Бури пропагандировали идеи монодоминации на улицах благополучных районов, призывали урезать права младших видов, пророчили возвращение тех светлых времен, когда в наших государствах иные виды существовали в лучшем случае как рабы, но никак не полноценные подданные. Война закончилась нашей победой. Щедрые ветеранские пенсии и компенсации, слава победителей и новый приток богатств помогли многим признать правоту правящей верхушки в вопросе нецелесообразности колониального конфликта. Горлопанам обеих сторон посоветовали заткнуться, и им пришлось подчиниться.
– Тогда шла война, мальчик л’Мориа, а сейчас войны нет.
– Я читал об успехе генерала Стаббса, ваше величество, и могу точно сказать, что пока махараджа Малдиза и вся верхушка аджамешей не уничтожены, война не завершена, сколько бы трофеев генерал ни прислал. Враги короны чувствуют это и старательно расшатывают лодку. Горожане тоже не слепы, они видят, что происходит на улицах, кто рискует больше, оказываясь в темноте, а кто меньше, и пусть пока рано, но когда страх захватит их полностью, они либо обвинят власть в бездействии, либо в том, что она и есть причина всех их несчастий.
– Во всех бедах народ винит власть, это естественный порядок вещей.
И все мы, власть имущие, знаем об этом, подумал я.
– Они обвинят не вас, ваше величество, они назовут имена открытых ультрарадикальных видистов, беловласых танов, которые успели прославиться своим жестоким обращением с представителями иных рас или призывами к такому обращению. Они потребуют крови и справедливого суда, то есть суда, на котором им дадут убить неугодных, а когда не получат желаемого, возьмутся за оружие и проклянут уже ваше имя.
– Арсенал в Квартале Теней, – проговорил он, глядя куда-то в сторону.
– И, скорее всего, в столице он не единственный. Я более чем уверен, что и сейчас в городе действуют слуги врага, которые поднимают недовольство в сердцах низших слоев населения, распаляют страх, разносят скверные слухи. Если им удастся подорвать эту информационную бомбу, а затем направить гнев взорвавшейся толпы в нужное русло, мы получим восстание.
– И при этом ты списываешь со счетов столичные полки, не так ли, мальчик л’Мориа?
– Ваше величество, в этих полках, как и во всех других военных соединениях империи, мы, тэнкрисы, лишь офицерский состав и магическая поддержка, нас слишком мало, и мы слишком ценны, чтобы сражаться в строю. Солдаты набираются из всех остальных поданных, и если им прикажут направить оружие на сородичей, чтобы защищать от них правящую элиту, многие, очень многие не смогут соблюсти присягу, а это приведет к куда более страшным последствиям. Раскол в рядах армии.
– Один шаг от гражданской войны, – понимающе кивнул он. – Вот как ты это видишь?
– Это единственный вариант развития событий, который сохраняет смысл в моих глазах. Атаковать город страхом. Оптимальным решением для нас было бы заранее вывезти семьи солдат и офицеров в безопасное место и поместить под надежную охрану. Таким образом мы сможем укрепить боевой дух солдат, гарантировав короне их верность.
– Вижу. Но ты не все знаешь. Вот, прочти это сейчас. К вопросу о том, что не пострадал ни один тэнкрис.
Император вытащил из ящика стола тонкую папку и бросил ее мне. Раскрыв папку, я углубился в чтение, жадно впитывая новую информацию. Тэнкрис мертв, тан Фрозан л’Гахан убит в собственном доме в Бескли, сердце пробито железным штырем.
– Фрозан л’Гахан…
– Ты должен был встречать его недавно, при том инциденте с юным л’Зорназа.
– Это так, ваше величество, но мы не были представлены. Когда это произошло?
– Вчера. Тело нашли на рассвете.
– Но почему я…
– Потому что я приказал утаить факт от всего Старкрара. Этим занимались уборщики во главе с Варзовым. Все свидетели допрошены, а затем их головы должным образом обработали мэтры из КГМ.
Я буквально за пару секунд осознал и внутренне одобрил действия Императора. Фрозан л’Гахан был убит особым образом, считается, что, если пронзить сердце тана железным штырем и оставить оружие в теле, душа не сможет ступить на Серебряную Дорогу, поэтому самые яростные ненавистники тэнкрисов сделали железный штырь своим символом возмездия. Конечно, это полная чушь, но для всего высшего общества подобное убийство – особенно болезненная и оскорбительная пощечина.
– Каковы твои идеи? Что нам делать дальше?
– Сокрыть обстоятельства смерти тана л’Гахана для всех, включая ближайших родственников, а затем обставить все так, будто он стал жертвой Кожевенника. По моему, его смерть есть не что иное, как вызов нам, тэнкрисам. Как только молодежь монодоминантской партии получит этот вызов, она немедленно облачится в серебряные капюшоны и ринется мстить всем, кто, по ее мнению, не достоин дышать с тэнкрисами одним воздухом. Еще один шажок к пропасти.
– Я тоже так подумал. Приказы отданы три часа назад, Варзов позаботится о безопасности, конфиденциальности и достоверности.
– Я должен расследовать место преступления?
– Не нужно, преступники найдены.
– Если не секрет, кто ими оказался?
– Несколько людей и люпсов, убежденные видисты. Утверждают, что невиновны, что исповедуют видистские взгляды, но еще никогда не причиняли тэнкрисам физического вреда, однако все эксперты из КГМ и детективы Скоальт-Ярда буквально засыпают меня уликами и неоспоримыми доказательствами. Убийство оказалось скверно спланировано, но удачно совершено. Я слышал, ты добиваешься встречи с Вуле Акельдом?
– Да, ваше величество. Я хочу убедить его отдать тело Вольфельда нам, возможно, один небезызвестный тан из Башни может заставить покойного старшего инспектора говорить. Перед смертью Вольфельд заявил мне в лицо, что его следствие продвигается успешно и он не теряет времени в отличие от меня.
– И теперь он мертв.
– Что можно считать косвенным подтверждением его слов. Увы, никакие его записи не указывают на то, что он как-то смог продвинуться. Вольфельд не любил писать и составлять планы, он умел лишь действовать. По люпсовской погребальной традиции тело покойного члена общины семь дней лежит у подножия камня Акара, лишь после чего люпсы от него избавляются. К сожалению, я пять дней подряд не могу получить согласие Акельда на встречу, а труп тем временем разрушается все больше. Это не поможет делу.
– Как ты думаешь, мальчик л’Мориа, покойный инспектор заслужил орден Крови Балара посмертно?
Орден за самоотверженность и службу Мескии, орден Крови Балара. Вольфельда эта блестяшка уже не порадует, но его семье не помешает солидная прибавка к пенсии.
– Я знаю, что он целиком и полностью заслужил такой почет, ваше величество.
– Значит, решено. Аудиенция окончена.
– Ваше величество. – Я глубоко поклонился и стал продвигаться к выходу.
Когда я был уже у двери, то услышал насмешливый голос Императора:
– И не особенно волнуйся о гражданских войнах и развале империи, мальчик л’Мориа, у меня в рукаве есть один козырь, который перебьет эту смехотворную комбинацию. Иди, и не забудь, что для тебя на моей трибуне будет оставлено место, когда начнется парад.
Парад в честь возвращения победителя… совсем скоро. А я и забыл о нем! Когда я вышел в приемную, секретарь передал мне две бумаги, которых я не ждал. Первая являлась документом, позволяющим Ночной Страже заключить под стражу двух субъектов, только что лишенных дипломатической неприкосновенности, а вторая бумага – приглашение на Волчий остров. Сегодня же.
– Все прошло хорошо, хозяин?
– Даже лучше, чем могло бы быть. Найди нам экипаж, мы едем на Волчий остров, но перед этим в Ламблет, к Башне.
Переехав через Эстру, затем проехавшись по широким и очень деловым улицам Эддингтона, мы попали в Ламблет, к дворцу Скоальт-Ярда. Там, поднявшись к себе, я отдал несколько приказов лично старшим офицерам, после чего покинул Башню и направился через всю южную часть города, Эрценвик, Оуквэйл, Олдорн к Волчьему острову.
Этот остров граничит с Олдорном на западе, кварталом Теней и Маленьким Дзанкогом на севере, а остальное его соседство нисколько не примечательно. На всех пяти мостах Волчьего острова круглосуточно стоят отряды островной милиции. Люпсы не особо уживчивые существа и ценят уединенность. Это не значит, что представитель чужого вида не может свободно попасть на остров, но это значит, что он не может рассчитывать на особое гостеприимство, если не был приглашен.
Когда я вознамерился встретиться с главой столичной общины люпсов… точнее их вожаком, я понимал, что не могу просто нанести ему визит как верховный дознаватель. Скорее всего, меня бы просто оскорбили в лицо и в ближайшее время объявили бы нежелательной персоной в этом этническом районе. Люпсы вполне могли это сделать, и даже сделали бы с удовольствием при малейшем поводе. Поэтому я начал писать письма второму и последнему люпсу в столице, с которым был знаком лично. Его звали Куно Рупельт, и он занимал пост главы милицейских отрядов, несущих дозор на Волчьем. К сожалению, мои отношения с Рупельтом были далеки от теплой дружбы, он служил лейтенантом в «Сангуашлосс» и сражался под моим командованием, но никаких иных связей я с ним никогда не устанавливал. Тем не менее общее военное прошлое, как я надеялся, должно немного склонить чашу весов в мою пользу. Не знаю, волей ли Императора или все же благодаря моей удаче, но приглашение я получил.
– Дальше пешком, – рыкнул старший патруля, протягивая мне листок. – И поживее, вас там ждут!
Нас действительно ждал Куно Рупельт, люпс, вопреки сильной природной склонности сутулиться, умеющий держать спину прямо.
– Здравствуйте, – я бросил взгляд на рукава его кителя, – капитан.
– Здравствуйте. Не будем терять времени, господин Акельд выступает перед стаей с камня Акара, после этого он будет слишком занят, чтобы разбираться с тем, с чем не может разобраться ваш Император.
Мне стало ясно, что приглашением на остров я все-таки обязан помощи его величества.
– К тому же исходя из сути вашей просьбы, это место будет оптимальным. Тело Вольфельда все еще лежит там.
– Тогда поторопимся. И кстати, не забывайте, что наш Император и ваш тоже. Никогда не забывайте об этом, капитан. Даже во сне.
Он неприветливо приподнял верхнюю губу и пошел вперед.
Поторопиться не вышло, потому что район велик, а передвигаться в нем трудно, ведь люпсы не ездят верхом и не позволяют какому бы то ни было транспорту курсировать по Волчьему острову. Причин тому несколько, во-первых, они и сами по себе могут быстро передвигаться, во-вторых, на Волчьем нет дорог. То есть вообще. Я не знаю, как этот остров выглядел до того, как был передан люпсовской диаспоре в стародавние времена, но с тех пор мохнатые полностью приспособили его под свои вкусы. Нигде больше в Старкраре нельзя найти столько беспорядочно растущих деревьев. Пустой лес не в счет. Вместо построенных домов у люпсов самые настоящие пещерные логова! Оснащенные дверьми и застекленными окнами, но тем не менее логова! Да, люпсы живут в искусственных пещерах, выдолбленных внутри скальной породы, которую сами же на остров и завезли. Они устраиваются внутри голых скал и поросших травой холмов, которые заменяют им обычные дома. Трава растет везде, где только может, вместо дорог – тропы, и пользуются этими тропами далеко не все, многие предпочитают просто скакать в искусственном лесу, ориентируясь по запаху. А скачут люпсы на всех четырех, довольно дико со стороны, зато быстро и бесплатно. Хорошо хоть не гадят где ни попадя, с этим аспектом жизни на Волчьем очень строго. Единственным более-менее цивильно выглядящим местом во всем районе является круглая, выложенная камнем площадь вокруг камня Акара, святыни любой люпсовской диаспоры. Камень этот являлся чем-то ценным лишь для люпсов, но для прочих подданных он был не более чем куском скальной породы, с которой вещает вожак и под которым сидят старики – отголосок племенного социума. Вожаков общины выбирают старики, и критерии, которыми они руководствуются, далеки от принятых в цивилизованном мире. Самые большие шансы возглавить племя обычно есть у самых сильных и агрессивных представителей. Старики подбирают оптимальный баланс между силой и умом и отдают титул вожака наиболее подходящему претенденту. Имперские законы никак не влияют на институт внутренней власти люпсов. Правда, иногда с выбором старейшин согласны не все члены общины, и тогда вожаку бросают вызов.
Когда мы приближались к площади, я услышал многоголосый вой, рык, разъяренный лай.
– Похоже, кто-то пробивается на вершину вашей скалы, – сказал я.
Наш провожатый не произнес ни слова, но лишь прибавил шаг. Ему явно хотелось опуститься на четвереньки и ринуться вперед, но долгое общение с людьми научило его контролировать порывы. Когда мы наконец-то вышли на площадь перед камнем Акара, «дуэль» уже завершилась. Тяжело дышащего Акельда бинтовали серые жрецы. Белую шерсть нынешнего вождя во множестве мест покрывали бурые пятна. Претенденту повезло меньше, огромный черный люпс с белыми «перчатками» на руках валялся в стороне: из разодранного горла все еще сочится кровь, пасть распахнута, глаза выпучены, вывалившийся язык достает до земли.
– Я привел людей Императора, – коротко доложил Куно Рупельт.
– Мы не люди, – как можно вежливее уточнил я. – Бриан л’Мориа, верховный дознаватель. Моя горничная Себастина.
Она присела в реверансе.
– Я знаю, кто ты, тэнкрис, – отрезал Вуле Акельд, – у меня нет на тебя времени. Что надо?
– Тело Яро Вольфельда.
Вожак посмотрел на забинтованные трупы, разложенные вблизи камня Акара.
– Зачем он тебе?
– Хочу подвергнуть его процедуре, после которой он сможет заговорить в последний раз и рассказать мне, что смог разузнать и за что ему свернули шею. После этого тело будет уничтожено.
С люпсами, если у них есть хоть какой-то социальный вес, лучше быть честным, ведь если они поймут, что их обманывают, то не слезут с твоего хребта до гробовой доски. Упрямые, злопамятные твари… прямо как тэнкрисы.
– Забирай и уходи. Но сначала пусть отрежут ему руку. Семья должна похоронить хоть что-то.
Вот такая она, люпсова правда, разодранные глотки и расчлененные покойники. И они еще обвиняют нас в жестокости!
– Его здесь нет, – тихо сказал подошедший к Акельду жрец Акара.
– Что ты сказал?!
Вокруг вожака вспыхнуло облако гнева, густого и горячего, он схватил жреца за шкирку, а тот боязливо прижал уши к черепу, избегая смотреть Акельду в глаза.
– Тела Яро Вольфельда нет среди покойных, с которыми прощается община, вожак…
Акельд поставил жреца на землю, тихо рыча, и мотнул головой, будто пытаясь стряхнуть пелену ярости.
– Сообщите его родичам, переройте весь остров! Найдите мне это тело немедленно! Куно!
– Мы сейчас же перекроем все мосты…
– Это лишнее! – перебил его я. – Скажите, почтенный, эти покойники… которые лежат здесь посреди площади, их кто-нибудь охраняет?
Люпсы посмотрели на меня как на идиота.
– А зачем их охранять? – спросил глава островной милиции. – Кому из нелюпсов нужны наши мертвецы?
Сородичей он не подозревает.
– Я думаю, что тела на острове нет, его либо уже уничтожили, либо вывезли. Площадь не охраняется… Кто имеет право забирать мертвецов для погребения?
– Только жрецы, – ответил Рупельт.
– И на площади постоянно кто-то есть?
– Здесь нечего охранять, – повторил он, – мертвые никому не нужны… не были нужны. А нашу единственную святыню не сдвинуть с места и сотне дахорачей.
– Но обычно здесь кто-то бывает? Я имею в виду, что это место – центр всего острова, через него проходят тропы? Здесь часто бывают люпсы?
– Обычно площадь и прилегающие территории оживлены.
– На острове нет постоянных дорог, встретить ваших сородичей можно где угодно, прятаться трудно, а ваше обоняние еще больше все усложняет. Вывод: украсть тело с площади и остаться незамеченным невозможно. Если не пользоваться магией.
– Магию можете отметать сразу, – как-то очень уверенно сказал Акельд, чем заставил меня немедленно пересмотреть целый пласт знаний о люпсах и их жилище. К тому же Рупельт посмотрел на своего вожака с какой-то странной тревогой, но тот не заметил.
– Тогда все гораздо прозаичнее. У воров есть сообщники. Скорее всего, среди жрецов Акара, советую вам немедленно рассмотреть этот вопрос. И на всякий случай не исключайте простых горожан. Понимаю, неприятно думать о том, что в родной стае появился гнилой клык, но это единственное объяснение, которое я могу дать.
Оставив люпсов совещаться, я немного отошел и приманил к себе Себастину.
– Мне нужен кусок этого камня, – прошептал я как можно тише, – отломай и спрячь, так, чтобы никто не заметил.
– Слушаюсь, хозяин.
– Позвольте, я осмотрю место пропажи! – Я направился к камню Акара.
Шататься между пованивающими свертками удовольствие ниже среднего, но я старательно осматриваюсь, громко хмыкаю. Пару раз нарочито внезапно срываюсь с места, прохожу десять шагов и замираю, тем самым привлекая к себе внимание наблюдающих. Веду себя как клоун, иными словами. Себастина подает мне знак.
– Боюсь, больше нам здесь делать нечего. Я благодарен, что вы пошли навстречу, господин Акельд. Через пять дней моих настойчивых просьб. Жаль, что время было все-таки упущено.
– Послушай меня внимательно, тэнкрис, – прорычал люпс, приблизившись вплотную. – Теперь это и наше дело тоже! Вольфельд дал себя прибить, это его проблема, никто плакать не будет, и я не собирался как-то мстить за это, но теперь, когда нас так нагло обокрали, пусть даже и увели его дохлую тушу, мы этого так не оставим! Мы никому не позволим у нас воровать!
Последняя фраза заставила меня живенько представить себя вывернутым наизнанку, но я замкнул лицевые мышцы, изобразив маску безразличия.
– Пожалуй, я вернусь к цивилизации, господин Акельд, а вы тут ищите, что хотите, и мстите, кому хотите.
Вырвавшись с Волчьего острова, я с удивлением почувствовал, что воздух словно стал свежее. Исчез волчий дух. К тому же пошел снег, и белый слой осадков лег поверх темного грязного месива. Мы перешли через мост в Олдорн, где путь нам преградил черный экипаж.
– Меня пытались похитить уже трижды, но так бездарно этого не делал еще никто! – Я выхватил револьвер и наставил его на кучера, Себастина ворвалась внутрь.
– Пусто, хозяин.
– Конечно, пусто. – Кучер приподнял шляпу-котелок. – Экипаж подан для вас. Ну и трудно же было вас найти, тан л’Мориа!
– Ты от Тузза?
– Ага!
– Вы нашли того, кто продал украденные драгоценности?
– Лучше, митан, – усмехнулся он, – мы уже вычислили вора. Я должен отвезти вас на место.
– Думаешь, просто взять и отвезти меня к нему? Я должен знать, куда и за кем еду.
Кучер посмотрел в сторону острова. Близость обители волчьего племени его нервировала, и оставаться рядом дольше необходимого он не хотел.
– Прямо здесь?
– Вокруг ни единого лишнего уха.
– Эх… дом де Моранжака обокрал Кулбуро Ферис.
Услышав знакомое имя, я открыто выказал недоверие:
– А не лжешь ли ты часом, любезный?
– Как я смею!
– Ферис, должно быть, уже подох давно.
Авиаки… Это может многое объяснить – следы на подоконнике, на чердаке де Моранжака, отсутствие паутины на балках и нетронутая пыль на полу. Существо с крыльями могло пробраться в дом с крыши. Я сразу подумал об авиаках, однако в Старкраре есть и другие крылатые, те же жешзулы, малодиусы, и у тех и у других имеются когти. Если бы я не вычеркнул Фериса из памяти так поспешно, я бы остановился на авиаках, но я был уверен, что он давно помер.
– Птичий Базар?
– Верно, тан, он там.
– Едем. Но сначала в Башню.
– В Башню?! Ну уж…
– Поговори мне тут, – усмехнулся я. – В Башню! И если будешь хорошо себя вести, я гарантирую, что тебя там не оставят.
Пока мой бедный заложник везет нас к дворцу закона, я перебираю в голове досье на Кулбуро Фериса, досье, которое я некогда извлек из архива, прочел разок и бросил обратно за ненадобностью. Дело в том, что Кулбуро был приговорен к двадцати годам тюрьмы и отправлен в Череп-На-Костях. Две декады тому назад слава о неуловимом воре-домушнике гремела чуть ли не на всю империю. Он заглянул практически во все сокровищницы почти всех богатейших семей столицы, и никакие преграды, никакая стража и ловушки не помешали ему войти, взять и выйти. Пока однажды он не совершил одну непростительную ошибку – побывав в сокровищнице л’Калипса, он вернулся туда во второй раз. Видимо, удача этого вора была очень, очень капризна и не простила ему такой наглости. Как и семейство л’Калипса. Двадцать лет – громадный срок, особенно для существа, чья жизнь в лучшем случае продлится полвека. Мою ошибку можно простить, этот птенчик должен был быть уже давно мертв.
– Дай мне камень.
Себастина протянула мне булыжник величиной с кулак. Острые неровные грани, оттенок и текстура навевают мысль о желтовато-белом песчанике, но тяжел и тверд, как гранит.
– Хозяин, зачем вам святыня люпсов?
– Хочу кое-что проверить, хотя за это Акельд наверняка попытается отгрызть мне руки, когда заметит.
– Думаете, он заметит?
– Не сразу, но я уверен, он бы заметил пропажу и меньшего кусочка. Надо торопиться.
В Башне меня уже дожидались два десятка вооруженных агентов и три грузовых стимера без гербов и опознавательных знаков. Я собирался сразу после визита на Волчий отправиться в Танда-Тлун, в гости к господину послу, но вот планы молниеносно поменялись. Я приказал следовать за экипажем, и вместе мы выдвинулись к Птичьему Базару. Добраться до района авиаков удалось только во второй половине дня, все-таки Старкрар – большой город.
– Он облюбовал склад на Сорок четвертой, тот, что сгорел два года назад и наполовину развалился. Слышали о том пожаре?
– Склад рядом с конюшнями Матуиса? Слышал, конечно, несчастные животные тогда разбудили всю столицу. Останови здесь и езжай куда подальше, твоя работа выполнена. Передай Туззу мои благодарности.
– Ага, он их ждет, дождаться не может! Кстати, добрый тан, не бросите ли монетку за пользование экипажем?
– Себастина, выдерни этому засранцу ноги.
– Слушаюсь, хозяин!
Кучер изо всех сил хлестанул лошадей и, завывая, унесся прочь. Я остановил свою горничную.
Первый и лучший способ поимки авиака – это ловушка! Авиаки по природе своей любопытны, имеют живой ум и страдают от неуемного любопытства. Если авиак нужен живым, то лучше запастись сетями, а если риски слишком велики, то в дело идут меткие стрелки. Я расставил снайперов на крышах вокруг обугленного, наполовину сгоревшего склада с приказом стрелять быстро и только по крыльям. Если они убьют его, мне от этого будет не легче, а если он взлетит слишком высоко и рухнет, переломав свои полые кости… В общем, тот же цыпленок, только табака.
– Внутрь пойду только я и моя горничная. Ждите сигнала.
– Понял, митан, – отозвался Торш, передергивая затвор штурмового карабина.
– Зачем вы похватали эти здоровенные штуки? Мы же Ночная Стража, наше оружие – револьверы и кинжалы! Берите пример с меня!
– Простите, митан.
– Вам дай волю, вы и главный калибр с дирижабля свинтите.
– Прошу прощения, митан. А… какого сигнала нам ждать?
– Выстрела. Или я крикну ваше имя. Вы поймете.
Вместе с Себастиной я неспешно направился к раскрытым воротам складского помещения. Несколько лет назад здесь случился пожар, судя по всему, хозяин повздорил с людьми из Черни, отчего-то решив, что не нуждается в их «защите». Люди из Черни решили его переубедить, пустив на хозяйство «красного лиса». С тех пор это и еще несколько полуразвалившихся зданий отданы на откуп бездомным бродягам и любому проходимцу, который не боится к ним приближаться. Я тот еще проходимец, и я не боюсь.
Вынув револьвер, я прошел по длинному помещению. Грязный пол, грязные стены и балки, огромная дыра в потолке, шевелящаяся куча мусора…
– Себастина, что это?
– Это выглядит, как мусор, и пахнет, как мусор, но оно шевелится. Я не знаю, хозяин.
Мусорная куча повернулась и глухо выругалась, после чего пару раз… чирикнула?
– Святая Луна, ты только посмотри на это!
– Я вижу, хозяин.
– Это же… это же… это старый больной индюк, а не великий Кулбуро Ферис!
Существо, валяющееся под стеной на полу, заворочалось, когда моя горничная слегка пнула его острым носком ботинка. То, что мы увидели, было старым больным существом, обрюзгшим, с потускневшим растрепанным оперением и растрескавшейся восковицей. Некогда он был сверкающим арани с ярким красным оперением, огромным кривым клювом и широким размахом крыльев, а теперь…
– На тебя больно смотреть, старик.
– Тогда заткнись и отвернись, – прохрипел он, наконец проснувшись и с трудом сев. Ферис вытащил из кармана своего вонючего плаща-балахона деревянную флягу с длинным горлышком, приложился к ней клювом, мерзко закашлялся и спрятал обратно. – Кто такие? Я вас не знаю… Идите…
– Кулбуро Ферис, это твое имя?
– Было мое.
– А как тебя зовут теперь?
– А? Теперь? Ха! Теперь меня все чаще кличут Эй Ты и Старый Пьяница, и это только те имена, которые мне не стыдно восп… восспрвр… назвать в присутствии дамы!
– Хм, день полон разочарований. Сначала труп Вольфельда вышел погулять, теперь вот эта жухлая легенда тут ломает гипотезы… У меня такое чувство, что Тузз решил посмеяться надо мной! Это ему так не сойдет!
– Не сойдет, – согласно кивнула Себастина.
– Не сойдет! – спопугайничал авиак.
– Вставай, Ферис, съездишь с нами в Скоальт-Ярд, там тебя накормят и дадут пару одеял.
– Пошел ты в Темноту, благородный тан! – отозвался авиак, смотря куда-то мимо своими налитыми кровью, тусклыми глазами. – Никуда я с вами не пойду!
– Тогда погоним пинками.
– А вот пинками – пажалста! Летать я не могу, разучился, пока срок в клетке просиживал, а ноги у меня уже тоже не ходят! Ха-ха-ха! А ты думал, чего от меня так воняет? А того, что до ветру не могу сходить, все в себе держу! Ха-ха! Или под собой! Ха-ха-ха!
Авиак залился пьяным хриплым смехом, перемежающимся с приступами сильного кашля, а нам ничего не осталось, как ждать, пока он успокоится. Себастина резко подняла голову и уставилась сквозь огромную дыру в крыше. Заметив это, я тоже посмотрел туда. Платой за такое легкомыслие стал удар – авиак сбил меня с ног и всей своей вонючей массой придавил к земле.
– Лети, малыш! – заорал он во всю глотку. – Не дай этим тварям тебя сцапать! Лети! Лучше смерть, чем клетка! Лучше смерть! Лучше сме…
На крыше отчетливо послышались хлопки.
– Себастина, наверх! У него есть сообщник!
Моя горничная прыгнула на ближайшую стену и через одно сальто оказалась на крыше склада, послышались выстрелы, крики людей. Сдавленно ругаясь, я скинул Фериса и вскочил на ноги. Старый авиак скрючился на полу и надсадно закашлял.
Выметнувшись на улицу, я столкнулся с Торшем.
– Я попал в него, митан! Он прятался на крыше, мы его не видели из-за дымохода, но он все время был там! А когда взлетел, я смог его зацепить! Быстрый, зараза, снайперы не достали, но я…
– Где Себастина?
– Ринулась за ним по крышам! Он смог лететь! Но уверяю вас, далеко не улетит! Вон туда! Видите?!
Силуэт моей горничной промелькнул в прыжке над улицей в семи домах от нас.
– Внутри преступник, взять под стражу и оставить караул! Остальные за мной!
Я понесся по скользким переулкам с револьвером и тростью наперевес, стараясь одновременно не врезаться ни во что и не потерять летящего авиака из виду. Это очень сложно, потому что в небе над Птичьим Базаром одновременно летают сотни авиаков, постоянно садящиеся и взлетающие! Я вырвался на широкую улицу, поймал взглядом несущуюся по крышам Себастину, а затем встал на пути катящейся повозки со свежими досками. Лошадь при виде меня поднялась на дыбы и чуть было не проломила мне череп копытом.
– Ночная Стража реквизирует эту повозку! Езжай вон за тем синим арани!
Кучер, старый коракси, испуганно каркнул, расправил крылья и полетел низко над землей подальше от меня. Пришлось мне взобраться на козлы и хлестануть лошадь поводьями по спине. Сидеть было дико неудобно, словно на какой-то жердочке для канарейки. Я погнал по улицам Птичьего Базара, распугивая гуляющих авиаков, снес два лотка, чуть не задавил нескольких горожан, услышал ругательство, громко брошенное мне в спину.
– А вам крылья даны для чего-то! Не думали их использовать?! – рявкнул я в ответ и уже тише добавил: – Тупые куры! Высотные дерьмометатели!
В этой погоне я и сам не заметил, как пересек половину Птичьего Базара и въехал в Гарь, промышленный район, куда более грязный и опасный, чем Велинктон, и оказался в лабиринте из темно-серых каменных громадин, убогих, давящих, угрюмых. Строения Гари отличаются пугающим заводским размахом… и снегом, перемешанным с угольной пылью и пеплом. Я догнал Себастину, несущуюся по улице. Фабричные рабочие в ужасе бросались в стороны, едва заметив в ее руках зачем-то вынутые из ножен разделочный нож и мясной тесак.
– Запрыгивай!
Через миг она оказалась рядом со мной и, убрав оружие, взяла поводья в свои руки.
– Хозяин, эта лошадь скоро падет.
– Плевать, я потерял его из виду!
– Храм Святого Порция, хозяин, он садился там. Его ранили, так что авиак постепенно теряет силы.
– Но отлетел достаточно далеко!
Храм Святого Порция, одного из человеческих святых, – место угрюмое и давящее, как и вся Гарь. Гигантский каменный куб с пятью заостренными куполами, со всех сторон обложенный зданиями пониже, без намека на наличие храмовой площади или фонтана. С фасада грозно надзирают каменные чудовища, горгульи, демоны, лики чумы. Мы ринулись проверять бесчисленные узкие проулки, окружающие храм, пока в одном из них я не увидел привалившуюся к стене высокую тонкую фигуру. Авиак заметил наше приближение и хотя миг назад стоял, словно без сил, припустил прочь с завидной прытью, оставляя на грязной земле тонкую цепочку красных пятен! Впереди в тонком переулке замаячила чья-то фигура, я лишь на миг успел заметить металлическую кружку для сбора милостыни.
– Останови его и получишь империал!
Попрошайка бросился навстречу беглецу, и вместе они покатились по булыжнику. Когда мы оказались рядом, он, наш нежданный помощник, уже поднимался, ощупывая стены. Судя по черным очкам, слепец. Авиак лежит на земле, часто дышит и кашляет.
– Вот твой империал.
– Спасибо! – воскликнул он. – Спасибо, благородный тан!
Нищий быстро заковылял прочь, крепко сжимая в руке монету (огромную, можно сказать, сумму), а я присел над синим арани, собрался было заговорить, и меня словно громом ударило.