Дети Силаны. Паук из Башни Крымов Илья

– Она уродлива, как старая облезлая самка люпса.

– Лжец! Мне говорили, она прекрасна и свежа, как холодная утренняя роса после осеннего полнолуния!

– Себастина, увози меня!

– Вы часто разговариваете? Она смеется над твоими остротами? Покусывает нижнюю губу? Наматывает локоны на палец? Учти, если она все это делает, она хочет тебя убить!

Комедиантка.

Себастина вынесла меня под холодное сумеречное небо и немного прокатила вдоль парковой ограды.

– Я схожу за стимером, хозяин.

Она оставила меня под густым навесом из спутанных побегов розового куста. Это довольно мерзкое растение, на мой взгляд, особый сорт роз с мелкими бело-розовыми бутонами и множеством шипов. Летом в этих растениях селится туча насекомых, особенно пауков, которым удобно плести там паутину. Ненавижу этих членистоногих с детства! У отца в кабинете, в том самом, который теперь мой, стоял большой террариум, в котором жил клан пауков-жнецов. Страшнее арахнидов я не видел, крупные, черные, с серебристыми крапинами, а на брюшках сложенное из двух полумесяцев око. Брр! А теперь Пауком называют меня. Еще одна шутка судьбы.

От размышлений меня отвлек звук цоканья копыт по брусчатке. Респектабельный черный экипаж без гербов, запряженный четверкой восхитительных ангаронских жеребцов вороной масти, подъехал к воротам «Розового бутона». Мое внимание привлек звук, с которым цокали копыта, звонкий, мелодичный. Новехонькие подковы, такие же дорогие, как экипаж и лошади. Добавление серебра, возможно. Я внимательно проследил за тем, как на тротуар без посторонней помощи сошел высокий мужчина в черном плаще с высоким воротником. Под цилиндром лицо скрыто маской. Он вошел в ворота, исчезнув из моего поля зрения, а через десяток минут вышел обратно, держа в одной руке чемодан, а другой поддерживая женщину в черном платье и чепце. На ней тоже маска. Невольно я вспомнил две удаляющиеся от меня спины, которые видел в свой прошлый визит. Высокий мужчина и женщина в черном. Если бы я не запоминал всего, что вижу, слышу или делаю, то, наверное, и не… Внезапный проблеск белизны заставил меня сжать кулаки на трости. Под маской скрывался тан, судя по проблеснувшим волосам, один из высокородных. Вся партия монодоминантов и практически вся партия тоталитаторов – белые, как полярные совы, и это только те, кто заседает в Парламенте. В каждой шутке есть доля шутки, в гости к Ким действительно захаживают даже высокородные таны. Беловласый помог женщине сесть и неуклюже устроил чемодан на багажных ремнях. Видно было, что он не привык к таким делам. Экипаж тронулся, а мой жуткий стимер наконец показался.

– Простите, хозяин, пришлось искать его слишком долго. Мне кажется, наш шофер идиот. Позвольте усадить вас.

Мы ехали домой, я перебирал в уме все, что сказал на заседании Парламента, в тысячный раз сопоставляя факты и безуспешно пытаясь разрешить все противоречия и нестыковки. За последнее время мое видение происходящего существенно дополнилось, я стал абсолютно уверен в виновности Зинкара, но вместе с тем никак не мог понять, куда делось оружие из Квартала Теней? Почему Кожевенник убил Вольфельда? Старший инспектор сунул нос в Квартал Теней, ему повезло больше, чем мне? Он что-то узнал? Как Зинкара, не владея магией, ухитряется руководить армией очарованных марионеток, и кто из влиятельных господ, а может, и танов, помогает ему? Страшно искать предателей в родном отечестве, но что делать, если это моя работа. Опять же я не знаю, почему мои враги напали на Инчиваля? Он что-то узнал? Или так они решили нанести удар по мне? Не проще ли было ударить именно по мне? Себастина, конечно, надежный защитник, но если у врага за пазухой армия и арсенал, достойный императорских гвардейцев, даже горничная не сможет спасти мою шкуру. Тогда что? Пожалуй, высшим аккордом в этой симфонии абсурда стал открытый штурм Башни. О какой подготовке восстания может идти речь, когда его члены выпрыгивают из подполья и устраивают кровавую бойню в сердце всей системы исполнительной власти государства? Или же наши враги настолько уверены в себе, что даже такой вызов Мескии мало влияет на их планы. Они не боятся. О том, как пошатнулась репутация слуг закона, и говорить не стоит. Овчинка стоила выделки? Удар по нашей репутации и смерть арестованной марионетки.

– Мой тан, – впервые заговорил шофер, – над нами летит какой-то авиак. Судя по тому, что он что-то чирикает, у него к вам дело.

– Останови, – приказал я, сжимая рукоять револьвера.

Авиак опустился рядом со стимером почти сразу. Чичири, небольшой, молодой, тощий воробей, острый клювик, расцветка черно-бело-коричневая, мимика пугливая, обыденная для этого подвида. На нем форма посыльной службы Скоальт-Ярда.

– Митан! Митан л’Мориа!

– Это я.

– Конечно, это вы! – взволнованно чирикнул он. – Вам послание! Прошу! Послание!

– Неужели?

Себастина передала мне конверт.

– Мне было поручено перехватить вас в здании Парламента, мой тан! Но, но, но вас не оказалось! Тогда я отправился по адресу проживания, но милая девушка в очках сказала, что вас и там нет!

– Как интересно. – Я распечатал конверт и достал письмо.

– А, а, а потом я начал метаться по городу! Я искал вас! К счастью, я узнал ваш стимер!

– Очень кстати… Как тебя зовут, покоритель небес?

– Монро! Монро Хо…

– Отправляйся обратно, Монро, и скажи начальству, что в этом месяце тебе полагается премия за старание и переработку. И добавь, что тан л’Мориа проверит. Лично. Лети.

– Спасибо, митан! Огромное! – Воробей взмыл ввысь.

– Едем в Скоальт-Ярд. Оказалось, что я должен быть сейчас там. У госпожи Уэйн что-то настолько срочное и важное, что она не может доверить это бумаге и нашим посыльным. А ведь некоторые из них по-настоящему старательны. Это странно.

– Странно, что у нас есть старательные посыльные?

– Странно, что госпожа Уэйн уже давно украдкой подсунула мне прошение о декретном отпуске. Думала, что я не замечу его в той кипе бумаг, которые мне приходится постоянно просматривать и подписывать.

– Ребенок родится вне брака.

– Они тайно обвенчались в храме человеческого божка уже полгода как. Их брак зарегистрирован.

– Я не знала.

– Тебе просто все равно.

– Вы правы как всегда, хозяин.

Пришлось пересечь искусственный канал, разделяющий Тромбпайк и Брудж, а когда мы въехали на Доленский мост, над нами словно небеса разверзлись, такой прозвучал раскат грома, и стимер подпрыгнул, оконные стекла задребезжали.

– Что это было?!

– Мой тан, – промямлил шофер, – я не знаю, как сказать!

– Себастина!

Горничная распахнула дверь и выглянула наружу.

– Хозяин, Башню взорвали.

Я перестал дышать.

– Все верхние этажи полыхают. Думаю, она похожа на исполинский факел. Небо посветлело. Хозяин?

Я закричал, выгибаясь дугой и скатываясь на пол. Боль в спине, к которой я успел попривыкнуть, внезапно разлилась по ногам! Словно какую-то плотину прорвало, и бушующий поток мучений ринулся вниз по конечностям!

– Хозяин?

– Башня!

– Горит, хозяин. Все этажи Ночной Стражи.

– Туда! Быстро!

Когда стимер подлетел к Башне, все улицы вблизи нее уже превратились в разбуженный муравейник! Сотрудники нижних этажей старались эвакуироваться, в то время как сверху летели горящие куски камня и… люди. Некоторые из них прекращали визжать, лишь встретившись с землей.

Неподалеку маячила фигура Морка. Авиак отчаянно пытался раздавать указания, заставлял перепуганных насмерть нетэнкрисов выходить из оцепенения и давать дорогу пожарным расчетам и группам спасателей.

– Это кошмар наяву, Себастина.

– Желаете выйти, хозяин?

– Ради чего? Я как-то смогу им помочь? Или же я просто помешаю Морку? Себастина, я снова не знаю, что мне делать.

Башня горела, как верно сравнила моя горничная, исполинским факелом, освещающим всю столицу. Мои этажи, моя служба, все было охвачено ревучим голубым огнем, жар от которого поднимался ввысь вместе с клубами жирного черного дыма и там смешивался с ледяной зимней ночью. Куски здания откалывались и мчались вниз, развивая умопомрачительную скорость… Чудом выжившие при взрыве сотрудники выпрыгивали из окон, выбирая быструю смерть.

Сколько я смогу вынести все это, прежде чем сердце разорвется от волн боли, страха и отчаяния, разливающихся вокруг?

– Только сам тан знает, что ему надо делать.

Рассматривая толпы тэнкрисов и нетэнкрисов, испуганно суетящихся у распахнутых ворот, я приметил одного человечка.

– Бродис Торш. Приведи его.

Через минуту агент Ночной Стражи уселся напротив меня.

– Мой тан!

– Коротко и по существу, что произошло?

– Взрыв, мой тан! Это просто непостижимо! Синий огонь! Синий, митан! Алхимическая бомба!

Напыление сахарной пудры на подбородке, отдернут рукав пиджака, из которого торчит краешек игральной карты, слабый аромат мяты.

– Вы пили мятный чай, заедая его сладостями, и играли в карты с констеблями в их буфете. Это вас и спасло, не так ли?

– Да прямо Все-Отец вырвал из этого огненного ужаса! – воскликнул он.

Снаружи вновь прервался долгий пронзительный крик, с грохотом упала часть фасада.

– Почти все, кто дежурил сегодня в штабе, погибли, митан! Несколько десятков агентов! Это какой-то кошмар!

– Возьмите себя в руки, – приказал я. – По нам нанесли удар. Страшный удар, если вам так угодно, но носиться туда-сюда, как обезглавленные куры, мы не будем, потому что мы не куры, и головы у нас на плечах.

– Я…

– Госпожа Уэйн, где она?

– Дома… у себя дома. Я имею…

– Прекратите ломать этот спектакль. От кого пытаетесь хранить секреты, от меня? Легче утаить свежее мясо от голодного люпса.

– Митан…

– Слушайте меня внимательно, Торш, Ночной Страже объявили войну. Враг располагает всеми ресурсами, чтобы эту войну выиграть, а мы до сих пор, как авиаки в темноте, слепы и беспомощны. Пока не изменится обстановка, я объявляю для всех агентов столицы экстренный приказ под номером сорок четыре.

– Сорок четыре?

– Растворение.

– Я знаю, мой тан! Но мы же никогда еще ничего подобного не делали!

– Не было необходимости. А теперь, Торш, скажите, у вас есть место, чтобы спрятаться? Вы сможете скрыться?

– Да, митан, я смогу!

– Тогда на вас я оставляю распространение сведений о приказе и еще кое-что. Я хочу, чтобы агенты разыскали всех ветеранов дивизии «Сангуашлосс», которые участвовали в малдизской кампании и которые проживают в столице. Приказы ясны?

– Полностью!

– Исполняйте и постарайтесь выжить.

Когда Торш выпрыгнул наружу, я приказал править в Олдорн.

– Вас хотели убить, хозяин.

– Меня и еще больше полусотни моих сотрудников. Милостью Императора я выжил. Если бы он запретил мне уехать раньше конца собрания, я получил бы послание вовремя, отправился в Скоальт-Ярд и, возможно, сейчас летел бы с крыши вниз, визжа, как недорезанная свинья. Наш враг играет мускулами на всю империю. Мои люди мертвы, а моя репутация разрушена, как и обитель моей организации. Отныне нас в столице нет.

Приказ сорок четыре. Ха! Не верилось мне, что придется его использовать, когда я составлял список чрезвычайных приказов. К сожалению, тогда у меня было предвидение. Сорок четвертый приказ предписывает всем агентам столицы бросить текущие задания и уйти в подполье. Запрещено собираться в группы больше троих служащих, запрещено носить форменную одежду. Запрещено как бы то ни было привлекать к себе внимание и выходить на связь. Всем агентам предписано сменить место жительства и желательно изменить внешность. Приказы идут только в одну сторону, от действующего главы организации и никак иначе. Все, нас больше нет.

Высадив нас, шофер погнал стимер в государственный гараж. На пороге нас встретил Луи.

– Мы слышали, что пгхоизошло, монсеньогх, – сказал мой повар, опуская армейскую винтовку. – Вы живы, какое счастье!

– Пока мы одни, можешь выйти из образа, мон ами.

– Благодарю.

– Мелинда? Аноис?

– Тани Аноис, когда до нас долетела новость, страшно заволновалась, места себе не находила. Порывалась отправиться в Эрценвик. Пришлось подмешать ей в ромашковый чай успокоительное посильнее. Кажется, она заснула. Мелинда с ней, а я обходил дом.

– Все окна, двери…

– Закрыты. Все охранные артефакты активированы. Мы сразу поняли, что целью были вы, монсеньор, и решили ждать визита непрошеных гостей.

– Себастина, закрой дверь и отправляйся в обход. Луи, отдыхай.

Я прикатился в кабинет, некоторое время повоевал с рабочим креслом, смещая его из-за стола, а потом зарылся в бумаги. Эта работа не так интересна, как слежка или перестрелки, но зато наибольшая опасность в ней это взопревший от долгого сидения зад и ломота в пояснице. К слову об этом, боль, которая так меня мучила недавно, поутихла, и я снова вернул себе ноги. Малейшее движение давалось с огромным трудом и разносилось эхом неприятных ощущений по всему телу. Мускулами надо пользоваться регулярно, даже во сне по телу идут нервные сигналы, поддерживающие их в тонусе. Ноги и руки, которыми хозяин не может пользоваться, сохнут, отмирают, истончаются настолько, что на них больно смотреть. Мои ноги не повреждены и нисколько не изменились за те дни, что я валялся в кровати, но и они болели.

Перелистывая бумаги, постоянно сравнивая показания экспертов, я готовился к тому кошмару, который ждал меня завтра, и пока весь город потихоньку сходил с ума, я отгородился от него стенами кабинета. Глубокой ночью, отложив все и протерев усталые глаза, я попытался встать. С трудом, опираясь на новую трость, это у меня получилось. Пришлось приложить кучу усилий, чтобы сохранить равновесие, а затем за дверью раздался звук чьих-то шагов. Продолжая опираться на трость, я сжал пальцы на рукояти револьвера и потянулся к своему Голосу. Для него стены не были препятствием, только расстояние, чем я также пользовался на войне, выискивая прячущихся партизан. Общий эмоциональный фон странный, блеклый, с редкими вспышками тревоги, страха, интереса. К счастью, я уже довольно долго изучал чувства Аноис и мог их узнать. Мелкими шажками я приблизился к двери и вышел из кабинета.

Она стояла в самом темном углу напротив портрета моего отца.

– Как вы убежали из-под бдительного взора Мелинды, Аноис?

– Что?

Она вздрогнула, и чувства ее прояснились, стали ярче, осмысленнее.

– Тан л’Мориа! Слава богу!

– Силане. Мы благодарим богиню Луны.

– Вы живы! А мы едва с ума не сошли от волнения!

– Незачем так волноваться. Взяли бы пример с Луи и Мелинды. Уверен, они вели себя сдержанно.

– Нет! Мне кажется, Мелинда едва не расплакалась! Мне пришлось ее утешать!

Мелинда едва не расплакалась? Хотел бы на это посмотреть.

– На ней были очки?

– Да. А что?

– Ничего, просто так спросил.

– Постойте… да вы же ходите!

– Пока что ковыляю. Не хотите составить мне компанию? Я сейчас пытаюсь придумать, что завтра скажу журналистам. Погребальную речь сочиняю иными словами.

– Я видела отсветы пламени, это было ужасно.

– Совершен террористический акт, который я должен был предотвратить. И акт этот совершен в месте, в котором я работаю. В глаза этого никто не скажет, но как верховный дознаватель я полностью дискредитировал себя. Возможно, в самом скором времени его величество мягко намекнет мне, что готов принять мою отставку. Хотя нет, меня уволят с позором.

Печаль и тоска родились в ее душе и быстро превратились в сильную тревогу. Тихо прокляв себя за это, я пригласил ее в свой кабинет и усадил в кресло.

– Не беспокойтесь. Пока голова на плечах, все со мной будет прекрасно, а Император порой бывает милостив. Он даже не обезглавливал семьи заговорщиков, которые пытались его свергнуть. Почти никого. Вам плохо, Аноис?

– Нет-нет! Просто глаза спросонья чешутся. Знаете, я много времени провожу в вашей библиотеке, там столько невероятных книг! Вот и перенапрягла зрение.

– Понимаю, я и сам изрядно подпортил глаза, когда разгребал эти полки.

– Поэтому вы носите очки?

Я усмехнулся.

– Не совсем. – Я снял очки и осмотрелся уже без розовой призмы. – Не люблю, когда на меня слишком откровенно глазеют. Знаете, каков порядок, серебряные глаза – признак великого почета, а вот красные несут в себе проклятие. Мои глаза пришли с другой стороны мира, и сородичи от этого не в восторге.

– Из… Темноты. Вы говорили. Это портрет вашего отца?

– Именно.

– Вы очень похожи.

– Больше, чем нужно, чтобы называться желанным членом этого общества.

– Скажите, Бриан, почему тэнкрисы так не любят своих… родственников с другой стороны?

– Ну вообще-то тэнкрисы и друг друга не особо жалуют. А с родичами из Темноты мы разошлись во взглядах в самом начале. Наши предки вышли навстречу Силане, а их предки остались в тени. Раскаявшиеся и Упорствующие. И с тех пор мы живем в мире под Луной, а они в Темноте. Вы разве не знаете миф о заселении этого мира?

Она сохранила молчание.

– Если вкратце, то мы дети Луны и Океана, Силаны и Шелана. Шелан наш отец и мир, в котором мы появились, а Силана – Луна в том мире, которая всегда присматривает за нами с небосвода. В предании говорится, что тверди там мало, но воды его бесконечны. Отсюда проистекает тяга к морю, встречающаяся у особо благородных танов.

– Мне это так понятно!

– Вас тянет к морю?

– О… Порой я ловлю себя на том, что слышу рев прибоя, крики чаек, чувствую запах великой воды, колеблющей сушу… Я не сомневаюсь, что это они и есть, звуки моря, я точно знаю, что это они, хотя не помню собственного имени. Море… Продолжайте, пожалуйста.

Я кашлянул, возвращаясь к утерянной мысли:

– Нас было много, и только мы были их детьми. Одни только тэнкрисы в целом мире. А потом наши предки, будучи еще глупыми, бежали из Шелана, чтобы увидеть новые миры. В этот мир. Здесь они играли и резвились, наслаждаясь полной свободой. Здесь они начали петь Первые Песни, которые уносились ввысь серебряными искрами, цеплялись за небосвод и застывали в виде звезд. Песни о свободе и великом путешествии. Так продолжалось, пока взволнованная мать не пришла за ними. Испугавшись наказания, они спрятались в гостеприимных объятиях Темноты, под раскидистыми кронами ив, в тени скал, а Силана звала их и плакала. В конце концов, один из детей раскаялся в своем проступке и первым вышел к ней, а за ним пошли другие. Но не все. Примерно половина наших предков осталась в Темноте, и больше о них мы почти ничего не слышали. Однако те, что пришли к Силане, не получили полного прощения. Она была хорошей матерью и знала, что без наказания такой проступок оставаться не может. Луна собрала голоса наших предков, те самые, которыми они воспевали свой побег из-под ее опеки, собрала и превратила их в Голоса, которыми наделила каждого из своих детей. Она наделила нас первым оружием, которое должно было помочь нам выжить, и оставила здесь. С той поры, пройдя по смертному пути, мы ступаем на Серебряную Дорогу и отправляемся в Шелан. Вот так все и обстоит. В церковной теории. Но если обойтись без религии и мифов, то можно утверждать, что мы долгоживущий вид, склонный к магическому дару и поголовно владеющий способностями, недоступными большинству живых существ. Голоса неповторимы, нет двух одинаковых в один и тот же период времени. У большинства из нас по одному Голосу, но у членов императорской династии их от трех до семи. Именно их предок раскаялся первым, став избранным из избранных. Все тэнкрисы подсознательно стремятся к власти и величию, обладают харизмой и лидерскими способностями. Среди нас нет трусов и дураков, но есть чванливые гордецы и узколобые видисты. Единственное, что объединяет весь наш вид, это страх и ненависть к красноглазым родичам в Темноте. Так уж повелось, что и они нас ненавидят.

Она некоторое время отходила от сплошного потока новых знаний, которые с детства являются чем-то совершенно естественным для любого тэнкриса, включая меня.

– И все-таки, почему?

– Почему они ненавидят тех, кто живет по другую сторону? Тэнкрисы этого мира считают, что собратья из Темноты являются… воплощениями зла. Они используют самое темное и ужасное колдовство, повелевают тварями столь жуткими, что воображения не хватает, и живут бок о бок с демонами Темноты. К тому же их души после смерти отправляются в утробу Темной Матери, как они ее называют, и, уж поверьте, она благодарна им за верность. А любой дар Темноты это нечто грязное, сродни Изначальному Упадку.

– Что это?

– Это такое выдуманное понятие из человеческой религии. Грязное, испорченное семя, из которого восходят ростки зла. Мой отец был носителем исконного зла в глазах остальных тэнкрисов и передал его мне. Кроме того, он был черноязычником. Хуже только сама Темнота. Он, кстати, и собрал все эти книги в библиотеке, его магические трактаты. Правда, все они не стоят и одной страницы из той книги, которую он принес из Темноты.

– Книга из Темноты? Правда?

– Да, еще одна частичка отцовского наследства. Познакомившись с ней, я вдруг заметил, что многое, что говорят о братьях из Темноты, правда. Например, их колдовские изыскания – чистое зло. Даже нахождение вблизи этой книги вредит живым существам. Я заметил это, когда нанял в дом слуг. Они как-то сразу захирели… На нас с Себастиной книга не оказывала влияния, но потом все стало очевидным… Не беспокойтесь, книгу я спустил в экранированное помещение, откуда она никому зла не причинит. Но с тех пор, скажу честно, домашние вредители у нас перевелись. Один только Глэдстоун живет и в ус не дует, все другие птички, паучки, тараканчики передохли сразу. Правда, отец держал у себя в террариуме колонию пауков… Не знаю почему, но они были невосприимчивы к отрицательному воздействию.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Я тихо восхищался ее красотой и недоумевал, отчего же я не влюблен в нее? Считается, что каждому тэнкрису определена своя половинка, но никто не обещает, что в течение жизни удастся ее встретить. Со временем дети Луны перестали искать и начали заключать браки по расчету, укреплять межклановые связи. И вот я вижу перед собой чудо и понимаю, что не люблю и не смогу полюбить его никогда, а ведь где-то есть тан, который ищет ее.

В жизни своей никому не признавался, даже Себастине, но я раздумывал о том, учтены ли братья из Темноты? Темные родичи тоже ищут любовь? А если так, то разве найдется в мире под Луной кто-то… Хотя что я говорю! Мои отец с матерью родились по разные стороны от границы, но когда встретились, у них не возникло сомнений. Остается узнать, найдется ли в подлунном мире кто-то, кому предназначен порченый тан?

– Скоро утро. Надо хотя бы попробовать немного отдохнуть. Слава Силане, хотя бы Кожевенник успокоился.

Не стоило напоминать ей об уличном кошмаре посреди ночи, подумалось мне. Хотя, как оказалось, она не особо взволновалась.

– Спокойной ночи, Аноис.

Дворец правосудия, серая кубическая громадина на севере Эддингтона. Из этого угрюмого уродца служба государственных обвинителей зорко следит за соблюдением закона во всех делах имперских ветвей власти. Малейшее отступление от буквы закона, малейшее подозрение в коррупции или несостоятельности, и верховный обвинитель возбуждает против подозреваемых дело. Именно к Дворцу правосудия вызвали меня и еще нескольких видных чиновников Скоальт-Ярда.

Пришлось прорываться сквозь блокаду столичных журналистов и корреспондентов заграничных изданий. Себастина вкатила меня в холл, и охранники закрыли перед пронырливыми газетными хорьками двери. Повсюду здесь сверкает начищенный желтый и белый мрамор, напротив главного входа в стену вмурован огромный герб службы обвинителей, выполненный в бронзе и покрытый серебром.

– Тан л’Мориа.

– Господин Морк! Здравствуйте!

Себастина помогла мне избавиться от верхней одежды, и я протянул руку хозяину Башни.

– До недавнего времени я полагал вас мертвым.

– Я всего лишь калека, но еще не труп!

Я похлопал по подлокотнику своего кресла. Ходить у меня пока плохо получалось, чувствительность возвращалась ногам медленно, и я решил еще некоторое время изображать безногого, пока не пройду домашний курс восстановления. Возможно, эта уязвимость заставит моих врагов действовать менее осмотрительно.

– Я проезжал сегодня мимо Скоальт-Ярда, рад, что удалось все потушить.

– Все, что могло сгореть, уже сгорело.

– Если не возражаете, хотелось бы получить списки моих сотрудников, погибших в огне и пропавших без вести, как можно быстрее.

– Обязательно, но сейчас у нас с вами есть гораздо более насущные проблемы.

– Л’Зорназа собрал экстренную комиссию из компетентных экспертов и уполномоченных лиц, которые всю ночь разбирали плоды моих трудов, не так ли?

– И мои дела тоже.

– Ваши? Вы же безукоризненный управляющий.

– Который позволил группе боевиков разгуливать по своему ведомству, убивая служителей закона. Мне кажется, л’Зорназа хочет как можно глубже похоронить вас, тан л’Мориа, но попутно он не против вырыть еще пару могил. Просто потому что может.

– Тогда мне придется испытать на себе возмездие рода л’Зорназа как оно есть.

– Зря улыбаетесь, тан, все очень серьезно.

– Ну, разумеется!

– Будет присутствовать принц.

– О!

– Да. Император счел замысел верховного обвинителя недостаточно важным, чтобы присутствовать лично, но достаточно интересным, чтобы прислать наследника.

– Тогда поехали. Хочу быстрее с этим разобраться и в бордель.

– Ну, знаете ли, тан л’Мориа!

– Да-да, в бордель! Это архиважно!

Л’Зорназа не поленился и выбил для своего выступления зал заседания верховного суда Мескии. Выгнутый стол с семью креслами для судей, обширный подиум для выступления защитников и обвинителей, трибуны для наблюдателей. Все стены в панелях из драгоценного медового дерева и колонны золотистого мрамора.

Трибуны были уже заняты, но места судий пока что пусты. Как и места для обвиняемых. Все это напомнило мне военный трибунал, в котором я вынужден был участвовать однажды… Правда, тогда я давал показания.

– Заседание экстренной комиссии по вопросам государственной безопасности прошу считать начатым! – провозгласил Огарэн л’Зорназа, едва появившись в зале. Следом за ним вышли еще пятеро танов. Вместе с самим л’Зорназа всего шестеро членов комиссии. – Прошу должным образом почтить присутствие его высочества кронпринца мескийского!

Уважаемое собрание поднялось, приветствуя огромную фигуру в белоснежном кителе с серебряными эполетами. Ощущение его мощи заполнило зал, заставляя всех испытывать невольное желание подчиниться любому приказу, вытянуться по струнке, отдать честь и отправиться на фронт, дабы выполнить приказ. Аура власти императорской династии действительно обладает чудовищной силой. И один лишь я в этот момент продолжал греть сидение инвалидного кресла, хотя вполне мог встать. Это настолько меня шокировало, что я даже пропустил первые слова л’Зорназа.

Он разошелся не на шутку. Можно смело сказать, что свои выдающиеся ораторские способности юный Микар унаследовал от отца. Все тэнкрисы харизматичны, но некоторые харизматичны по-особому, именно они становятся лидерами среди лидеров. Огарэн говорил пламенно, яростно, красиво и эмоционально жестикулировал, а ненависть к моей персоне придавала его речи особый убеждающий окрас. Как и я, он может отлично манипулировать эмоциями толпы, словно из податливой глины лепя из них все, что заблагорассудится. Вот только ему для этого не приходится пользоваться Голосом и перенапрягаться до полусмерти. Л’Зорназа сыпал фактами, выявлял и указывал на недоработки, косвенно наталкивал слушателей на мысль, что все беды Мескии идут от моей личной некомпетентности и несостоятельности как верховного дознавателя. Меня косвенно обвинили в том, что я едва ли не потворствую террористам, закрываю глаза на чудовищные похождения Кожевенника и вовсе наплевал на безнаказанность убийц господина де Моранжака и его несчастной семьи. Разумеется, л’Зорназа не упомянул о том, что я полез на верную смерть в Квартал Теней, расследуя дело, что я неоднократно подставлялся под пули и мечи врагов империи, что я потерял ноги, исполняя свой долг. И пусть ноги ко мне вернулись, но этот лицемер пока что не мог знать о чудесном исцелении. И уж конечно, он даже и не рассматривал возможности того, что теракт в Скоальт-Ярде был направлен не только против моей службы, но и против меня. Я должен был находиться в штабе Ночной Стражи и погибнуть от взрыва или сгореть живьем. Но кого это волнует, когда говорит верховный государственный обвинитель? Меня, да и только. В своей обвинительной тираде л’Зорназа задел и Морка, и еще нескольких слуг закона, например Онро Рогельта, майора и старшего офицера столичных ош-зан-кай. Едва ли он был виноват в моих неудачах, но, видимо, обвинитель имел личные счеты к люпсу, как и к остальным «провинившимся».

Начала болеть голова. Слишком много отрицательных эмоций было направлено на меня, и я словно купался в чужом презрении. Шаря с помощью Голоса, пытаясь найти хоть одного, кто еще не представляет мою голову на плахе, я наткнулся на нечто странное. Эмоциональную аномалию без ярких чувств. Открыв глаза, я выискал движущегося к столу лакея с подносом, на котором лежала стопка книг. Вцепившись в колеса, я выехал из-за стола и, игнорируя непонимающие взгляды, покатился вперед. Верховный обвинитель пока что этого не замечал, слишком сильно захватила его собственная речь. А поскольку он-то и держал слово, никто другой не имел права сделать мне замечание. Лакей незаметно приблизился к столу заседателей. Незаметно, как и любой другой слуга в окружении танов. Таны не видят слуг, это ниже нашего достоинства. Внезапно лакей с грохотом бросил поднос на стол, его бледное лицо странно исказилось, и раздался крик:

– Утпира килиа моот![15]

Нож выскользнул из рукава в мою правую ладонь, и я метнул его. Клинок совершил один кувырок и вонзился крикуну в глаз.

– С дороги! – рявкнул я на всякий случай, налегая на колеса. – Место!

Возле рухнувшего тела я слишком резко остановил колеса, кресло перевернулось, и я выпал. Подтянувшись на руках, я сжал и скомкал лицо лакея, оказавшееся искусно вырезанной восковой маской, открывая настоящее, с коричневой кожей, густыми черными бровями и широким носом. Малдизец. Я распахнул дорогую шерстяную ливрею и обнаружил два пояса, перекинутых через туловище крест-накрест. На поясах крепились черные прямоугольники застывшей смолы. Так показалось. На самом деле это прямоугольные брикеты стрецария, покрытые смолой. Один из них уже вскрыт при помощи лески, которую потянул подрывник. Я отодрал поврежденный брикет от ремня и с трудом перевернулся на спину. Чувствуя стойкий привкус отчаяния, стал шарить взглядом по трибунам.

– Л’Норвин! Изолируйте немедленно!

Черноволосый тан непонимающе посмотрел на меня, а я метнул в его сторону брикет. Он применил свой Голос, и брикет замер в полете, окруженный золотистой световой сферой. На долгие секунды зал просто замер, не понимая, чего ждет, но предвкушая что-то. А потом раздался взрыв. Помещение дрогнуло, стекла с дребезгом вылетели из оконных рам, а внутри светосферы разбушевалась грандиозная по своей силе взрывная волна. Когда это закончилось, л’Норвин развеял сферу и выпустил наружу густое черное облако. Теракт не удался.

– Себастина, помоги!

Горничная оказалась рядом и усадила меня в кресло.

– Срежь как можно аккуратнее и забери.

– Тан л’Мориа, что здесь происходит?!

– Уже ничего. Но минуту назад происходил террористический акт с участием бомбиста-смертника.

– Почтенные таны! – Голос кронпринца заставил возмущенно переговаривающихся тэнкрисов прикусить языки. – Не будем терять голову, мы не переживем такого позора. Тан верховный обвинитель, тан верховный дознаватель, прошу пожертвовать мне толику вашего времени в закрытом помещении.

Мы переместились в смежную комнату, в которой обычно отдыхали верховные судьи во время перерывов.

– Говорить будете тогда, когда я вам позволю. Л’Мориа, эта женщина обязательно должна здесь быть?

– Я доверяю ей, как себе, и даже немного больше. Но если вашему высочеству будет угодно, она уйдет.

– Не стоит. Итак, коротко и по существу, что тут у нас произошло?

– На спектакль тана л’Зорназа проскользнул безбилетник, – позволил себе шутку я.

– Я сказал по существу.

– Прошу прощения. Очевидно, что заседание экстренной комиссии получило очень высокую огласку. Мои агенты в трущобах сообщили мне о том, что враг в экстренном порядке готовит теракт с целью массового истребления высокопоставленных тэнкрисов и прямого покушения на его Императорское величество. Ячейку бомбистов уничтожили, но оказалось, что смертник был выслан заранее, и мы не знали, ни как он выглядит, ни как намерен действовать. Оказалось, что ему слепили довольно хрупкую маску из консервированного воска и, войдя в здание под личиной слуги, он смог подобраться до безобразия близко к своей цели. К счастью, я был готов.

– А эта штука, которую держит ваша горничная? Бомба, не так ли?

– Простая и смертоносная. Эти брикеты есть не что иное, как металл стрецарий, синтезированная алхимическая взрывчатка. Ее создают и хранят в воде, по виду и весу она примерно соответствует алюминию. Но как только с брикета сходит последняя влага, он начинает быстро впитывать из атмосферы кислород. Это заметно по расползающимся по светло-серому металлу темным пятнам. Как только набор кислорода завершен, происходит колоссальный выброс взрывной энергии. Поэтому стрецарий запечатан в смолу вместе с тонкой металлической леской. Дернув леску, подрывник вспарывает смолу и активирует алхимический взрыватель. Чем меньше доступ кислорода, тем больше времени. В данной бомбе леска установлена вместе с тонкими пластинками стали, они снимают целый пласт смолы, и взрыв происходит быстро. У меня все.

– Л’Зорназа, ваш черед.

– Тан верховный дознаватель, вы были проинформированы о готовящемся теракте и не удосужились никому сообщить. Иначе как преступной халатностью это назвать нельзя. Вы понимаете, что вы могли погубить десятки жизней высокороднейших…

– Л’Мориа, что вы можете на это ответить?