Дети Силаны. Паук из Башни Крымов Илья

– Митан!

Подбежал Торш. Он запыхался, стягивая с лица черную повязку.

– Что нам делать с преступниками? Мы можем…

– Ничего. Просто оставьте их там и уходите. Днем агенты пусть отсыпаются, следующей ночью у них будет много работы.

– Но… как же… Но…

– Исполнять!

– Слушаюсь!

И мы убрались прочь из Доков Зэфса, подальше от Пустого леса. Я приказал всем спрятаться как можно глубже, затаиться и потратить весь следующий день на отдых, на самый банальный и самый нужный отдых, потому что когда все завертится, будет не до отдыха. Лишь маленькая группа агентов занялась тем, что доставила четверым жителям столицы написанные лично мной письма. В дальнейшем судьба империи зависела лишь от того, отзовутся ли эти четверо на мои послания.

Инчиваль долго готовился к тому, чтобы снять с меня чужое лицо. День, отведенный на отдых, подходил к концу, а я все еще болтался с мордой Тузза. Инч убедил меня, что лучше потерпеть еще немного и дать ему как следует подготовиться, чем поторопиться и что-то сделать не так.

– Глаза тебя не выдали?

– Щурился.

– А зубы?

– Никто не присматривался.

– Не шевелись.

Он поднес руки к моему лицу, кончики указательных и средних пальцев засветились. Их он прижал под ушами, на линии челюсти, и медленно потянул. Я почувствовал, будто от моего лица отделилось нечто неприятно-теплое и жирное. Инч аккуратно стянул серую, маслянисто блестящую массу и бросил ее в стеклянную чашку, после чего внимательно уставился на меня.

– Да, это твоя родная морда, узнаю. Зеркало, полотенце.

Необычайно приятно видеть свое лицо, смотрящее из зеркала. Никогда не был красавцем, нос слишком остер, скулы слишком широки, а брови слишком густы для высокородного тэнкриса, но все это я и иным быть никогда не желал.

Ночь близилась, и Себастина помогла мне собраться.

– Я тоже еду?

– И ты, Инч, мне не помешает опытный маг для прикрытия.

– Куда едем?

Я позволил себе придержать ответ до того момента, пока мы не залезли в кузов старенького грузового стимера.

– Эммерфельт.

– Что?! – Мой друг вскочил с небольшой скамьи. – Это шутка?!

– Нет, это правда. Лучшего места, чтобы спрятаться от колдуна, не найти.

– А обо мне ты подумал?!

– Я решил не ставить тебя перед тяжелым моральным выбором: исполнить дружеский долг и сопроводить меня либо не сопровождать меня и чувствовать угрызения совести.

– Ты не имел права!

– А если бы ты знал заранее, что бы ты сделал? Отказался?

– Я… Я нет… Но ты не имел права!

– Согласен, прости.

Вообще-то его можно понять, а я действительно повел себя мерзко. Для магов Эммерфельт то же, что для дахорачей отсутствие света, а для оок открытое пламя – источник страха.

Природу астрально пустотной аномалии, в которой не действовали никакие заклинания, маги и простые ученые пытались понять вот уже пятый десяток лет, но тщетно. Вдобавок ко всему, попадая внутрь аномалии, маги постепенно теряли самообладание, впадали в состояние, близкое к прогрессирующему умственному расстройству. Не сразу, конечно, все начиналось с паранойи, а потом симптомы наслаивались один на другой, образуя целый букет, превращающий мага в буйного сумасшедшего. Я знаю это потому, что читал отчеты о работе Эммерфельтского узилища. Да, какое-то время Ковен использовал аномалию в качестве тюрьмы для магов-преступников. Она проработала пятнадцать лет, и за это время ее гостеприимные стены содержали в себе по разным данным от пятидесяти до ста тридцати магов, провинившихся перед законами Мескии. Аномалия начисто лишала их магической силы, а со временем и рассудка. В конце концов, Ковен распорядился прикрыть это заведение, и от некогда грозной тюрьмы осталась лишь серая башня и стены, которые никому не были нужны. Даже бездомным. Это место плохо влияло не только на магов. Поначалу незаметно, но со временем все сильнее оно подавляло и высасывало из живых существ все, что делало их живыми. Эмоции, например. Одной из причин, почему тюрьму закрыли, было именно это – Ковену пришлось выплатить семьям надзирателей солидные суммы за то, что кормильцы превратились в безразличных ко всему на свете живых мертвецов, которые продолжали ходить, говорить, думать, но и только. Никаких эмоций. Никаких душ.

– Ты все еще можешь…

– Будь другом, полковник, заткнись к чертям.

Мы прибыли раньше, как и было задумано. Сама территория тюрьмы и близлежащие к ней здания буквально кишели агентами, засевшими на огневых позициях со снайперскими винтовками. Мои люди предварительно обшарили башню на предмет нежелательных личностей и случайных трупов. Трупов обнаружили три. Я ожидал больше.

В выбранное помещение принесли минимальный набор мебели, стол, четыре стула и керосиновую лампу, после чего все заняли свои посты, а мне осталось ждать. Я встал у пустого оконного проема, чтобы видеть въезд на тюремную территорию. Краем глаза я следил за тем, как мечется по комнате Инчиваль.

Если бы я не был тэнкрисом, то, возможно, я бы усомнился в правильности своего поступка, допустив его пребывание в Эммерфельте, но самоуверенный тан во мне говорит, что даже без магии его боевые возможности, его Голос, могут быть незаменимы. Слишком многое зависит от этой ночи, ведь послезавтра Йоль. Друг может проявлять сострадание к своим друзьям, но Паук из Башни не сострадает никому, ибо на его плечах лежит забота о судьбе Мескии, ни больше, ни меньше.

– Первый на подходе. Инч, тебе лучше перейти в соседнее помещение. Инч?

Мой друг сидит на стуле, тупо глядя в стену, притоптывает ногой и крутит в пальцах по паре ножниц. Завораживающее зрелище, практически филигранная работа умелых и сильных пальцев, блеск металла, щелканье лезвий. Он нервничает.

– Инч!

– Что?!

Краешек стола упал на пол, срезанный нервным движением кисти.

– Первый из четверых уже здесь.

– Понял, я буду рядом. Если что, войду через эту… Нет! Через вон ту стену!

Первым явился Марцеллус Морк. Я встал спиной к входу и спрятал лицо. Оборвав его попытку заговорить, я указал на стул.

– В письме было сказано…

– Вы не единственный. Еще трое.

Вторым прибыл Бур. Промышленник и начальник Скоальт-Ярда обменялись несколькими удивленными взглядами, но беседовать не стали. Третьим стал Лизмерт Шанкарди. После напряженной невербальной дуэли с Морком он занял свое место и спешно огладил стоящие дыбом на затылке черные перья. Последним, заставив себя ждать дольше всех, как и положено благородному тану, появился Аррен л’Калипса.

– Я опоздал?

– Да, но иного я от вас и не ожидал. Садитесь. – Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. – Итак, господа и таны, у нас есть слуга закона, высокопоставленный чиновник, опальный аристократ и богатейший промышленник. В своих письмах я пообещал вам то, чего вы желаете больше всего. Каждому свое. Одному реабилитацию в глазах света, второму стабильность и возможность остаться на теплом месте, третьему защиту от нападок видистов, четвертому… защиту закона и порядка. Но если бы я лишь пообещал вам желаемое, ни один из вас не пришел бы ко мне. Я посулил вам большее, а вы пребывали в таком отчаянии, что рискнули и пришли. Я пообещал вам вылечить империю от болезни, поразившей ее.

Я решил, что пафос и драматизм достигли приемлемого градуса и открыл лицо, встретившись взглядами с теми, на кого возлагал свои надежды.

– Хм, я знал, что вы не погибли, тан л’Мориа.

– Ну еще бы, – хмыкнул я.

Безупречный тан решил сыграть на равных с остальными гостями. Не вижу его выгоды. Что ж, хоть этот спектакль и не входил в мои планы, любопытство толкало меня подыграть.

– Такие, как вы, живут не благодаря, но вопреки, – важно сказал он. – Трудно убить таракана, если он отлит из стали.

– Мило сказано. Господин Бур, я изрядно наслышан о ваших трениях с Особой комиссией, и вы можете не убеждать меня в своей невиновности. Я знаю, что вы честный сын империи.

– Благодарю, тан верховный дознаватель, сейчас эти слова значат для меня чрезвычайно много.

Мужчина под пятьдесят, рост выше среднего, волосы, усы и бакенбарды с проседью, телосложение крепкое, плотное. Человек, всю жизнь упорно и тяжело работавший, наделенный, однако, не только силой, но и острым умом. Инженер-конструктор, изобретатель, строитель, экономист. Это далеко не все таланты Бура, с помощью которых он создал свою промышленную империю и поднялся на недостижимые для большинства вершины. А теперь все, что он создал, оказалось под угрозой, и даже у него нет сил, чтобы спасти это.

– Господа и таны, ближайший час я намерен потратить на то, чтобы открыть вам свой план. План, который должен быть приведен в исполнение этой же ночью, до рассвета, и чтобы это произошло, мне нужно лишь ваше добровольное содействие. Я знаю, что то, что вы услышите, может вас шокировать, оттолкнуть от меня в отвращении и презрении, но если меня не поддержите вы, Мескии придет конец. Итак, вот чего я от вас хочу…

Час не потребовался, я уложился в половину отведенного самому себе времени. Когда я наконец замолчал, следя за изменением эмоций моих гостей, первым не выдержал Морк. Он резко встал, отчего его стул повалился на пол, и развернулся к дверному проему.

– Меския превыше всего, Марцеллус.

Он замер, перья на его затылке встопорщились.

– Это ваши слова, мой друг, слова, под которыми я, можно сказать, подписался. И вы говорили их искренне, я знаю. Но моя готовность на все и ваша готовность на все, это в сущности разные величины. Поэтому есть Паук, который стоит вне морали и пользуется дурной репутацией, но он есть, потому что он нужен. Мне не привыкать к грязи, а вы, мой добрый честный друг, готовы испачкаться? Господин Шанкарди, у вас есть какие-то проблемы со своей частью плана?

– Никаких, – каркнул коракси, поглядывая на орла.

– Господин Бур?

Промышленник, словно забыв о нас, углубился в изучение списка, который я ему предоставил.

– Я смогу собрать все это. Без проблем. Но что до винтовок системы Шолагаэ, я могу предоставить куда более совершенные системы Брюджа…

– Никакой самодеятельности. Именно то, что я запросил, и ничего другого. Мундиры?

– Все указанные размеры есть на наших складах. Это необычный выбор, придется аннулировать заказ, который был направлен на Восток, и отдать его вам.

– Тан л’Мориа?

– Да, тан л’Калипса?

– Помимо моего личного участия, вы упомянули некий особый вклад. Что под этим подразумевается?

– Волосы.

– Что, простите?

– Ваши белые волосы. Я давно мечтал побрить вас наголо, просто ради забавы, но никогда не мог представить, что мне действительно придется склонять вас к подобному. Вы согласны? Я бы побрился сам, но, увы, цвет не тот.

– Это не вопрос. У вас есть бритва?

– Вам ее передадут в соседней комнате. Там уже есть зеркало. Итак, Морк?

Решение далось ему с большим трудом, и это понятно, ибо я принуждал авиака не только пойти против всего, что он отважно защищал, предать все, во что он свято верил, но и согласиться на весьма сомнительный с точки зрения простейшей человечности… или авиачности, поступок.

– Меския превыше всего. Но после я подаю в отставку.

– Я тоже, – кивнул я. – Уже решено. Таким образом я прошу вас приступить к подготовке. У вас ночь, а следующий день войдет в историю. Опоздание недопустимо.

Трое покинули Эммерфельт сразу, четвертый остался. Его присутствие рядом со мной требовалось вплоть до конца операции. Странно видеть лысого тэнкриса. Наш народ не теряет волос на голове и не растит волос на лице. Маскимум – высокие залысины и небольшие бачки, ничего более. Впрочем, у л’Калипса оказался правильный, можно даже сказать, красивый череп. Порой меня бесило, насколько безупречным мог быть этот тан.

– Все здесь. – Инчиваль передал мне пакет с волосами. – Теперь мы можем уйти?

– Идем. Тан л’Калипса, не отставайте.

– О, я рядом. Необычное ощущение, никогда не был безволосым.

– У вас будет время на ощупывание скальпа. А пока… Что вы делаете?

– Подержите, тан л’Файенфас.

Безупречный тан передал моему другу свою трость и цилиндр, после чего начал расстегивать пальто. Блеснули серебряные пуговицы, мягко засветилась безупречная белизна кителя. Мундир офицера дивизии «Равендорвфф».

– Предусмотрительность – это все для истинного тана.

– Полагаю, сабля, офицерский плащ и пикельхельм в вашем экипаже?

– Конечно! С собой я взял лишь револьвер и кинжал на всякий случай. Думаете, это излишне?

– Ничуть, но пока что вам кителем лучше не сверкать. Думаю, большинство горожан не отличат пехотинца от артиллериста, солдата колониальной армии от служащего регулярных войск, но в нынешнее время люди в форме и при оружии пугают старкрарцев, как призраки черного мора.

– Да, Император изнежил свой народ.

Мы направились в Череп-На-Костях, лишь немного отставая от Шанкарди, который должен был оперативно подготовить все для нашего визита. Точнее, всех. Всех, кого я ему назвал, всех осужденных за убийство, изнасилование, измену, шантаж, похищение. Всех, чья вина доказана перед имперским правосудием и кто приговорен к высшей мере, а также к пожизненной каторге без права на амнистию. Всего должно набраться более трех сотен душ. Ровно столько, сколько мне и требуется.

В тюремном дворе уже ждали грузовые стимеры с моими агентами, под присмотром надзирателей. Гарнизон Черепа-На-Костях – маленькая, хорошо обученная армия, подчиняющаяся исключительно коменданту тюрьмы. Плевать, кто это, они будут абсолютно верны тому, кто имеет над ними официальную власть. В свое время именно Ночная Стража занималась набором и проверкой персонала тюрьмы, ища опытных и безжалостных служащих с особым складом ума и характера. Им можно было доверять.

Начальник лично проводил нас в подземелья своего учреждения, где все уже подготовили. Я и еще ровно двадцать четыре моих агента получили запрошенные мной кожаные фартуки и инструменты.

– Инчиваль, уходи. И вам, л’Калипса, не нужно быть рядом.

– Боитесь, что запачкаю китель?

– Нет, он и так будет испачкан к утру Йоля. Просто есть вещи, которые я должен делать исключительно сам. – Я перевел взгляд на своего друга. – Есть вещи, к которым ты не желаешь возвращаться. Уходите. Прошу.

Первую партию заключенных в кандалах ввели в просторный подземный зал уже через десять минут. Двадцать пять душ, двадцать пять преступников, двадцать пять жертв. Многих из них я знал лично. Многих лично посадил. Многие из них были некогда неприкосновенными уличными баронами, которых взял за горло л’Зорназа. Многие пользовались авторитетом даже из-за решетки. Иные же были мелкими сошками, но оказались наравне с господами ночного народа в эту ночь и этот час.

– Приступим. – Хотя я верю в своих подчиненных и знаю, что среди них не осталось места слабонервным, я не могу требовать от них инициативы в том, что нам предстоит сделать. Поэтому инициативу я проявил сам.

Энрих Ордман, один из главарей банды «Ормааль», схваченный л’Зорназа не далее чем пять дней тому назад, попытался что-то сказать, видя, как к нему приближаюсь восставший из мертвых я с ножом. Но он не успел сформулировать мысль. Я полоснул его ножом по горлу и толкнул на пол. Затем перешел к следующему и уже под вой двух дюжин глоток убил и его. Не все дознаватели успели промокнуть ножи в крови, я прирезал восьмерых, когда мои подчиненные наконец осмелились приступить к работе. Но за первой партией последовала вторая, и там уж за работу взялись все. Дело пошло быстро, хотя наши жертвы и сопротивлялись. Крики убиваемых и запах крови заполнили подземелье от пола до потолков. Сама кровь текла по каменному полу и обильно покрывала стены. Все это ввергало жертв в ужас, словно стадо баранов перед воротами скотобойни, но надзиратели безжалостно и упорно подтаскивали все новых и новых преступников к нам, палачам-мясникам в кожаных фартуках, а мы наносили точные удары, и умирающих оттаскивали в сторону. Шесть подходов по двадцать пять душ: люди, люпсы, авиаки, дахорачи. С последними особенно трудно, но да ничего. Справились. Достаточно было потушить свет и действовать быстро.

Делая свое дело, я постоянно напоминал себе, что срезаю гниль. Все они виновны, и все они заслужили наказание. Так пусть же послужат с большей пользой! Я напоминал себе это, старательно закрываясь от потоков дикой боли и страха своих жертв. Не помогало. Руки по плечо в крови, а Себастина, которой я запретил помогать, лишь стояла в стороне и наблюдала. Мерзкий маслянистый запах смерти, витающий обычно над мясными рядами всех рынков мира, перемешивался с горьким запахом железа. И заполнял все помещения. Меня подташнивало, но я держался.

Забив три сотни живых, я, не давая подчиненным опомниться, сменил мясницкий нож на шкуросъемный и приказал класть мертвецов на столы.

– Не забывайте – срезать по одному клочку, но чтобы это было заметно! С лиц, шей, рук! Начали!

Три сотни трупов с частично содранной шкурой за три часа. Я посчитал это неплохим результатом. Следя за своими подчиненными, я выбирал самых стойких, тех, кто еще мог продолжать. Отметив их, я приказал им следовать за мной наверх, а остальным отдыхать. Они сделали намного больше, чем мог требовать долг службы, и я не собирался об этом забывать.

Вместе с пятеркой отобранных агентов мы поднялись наверх, в зимнюю ночь, и вдохнули холодный, относительно чистый воздух с благоговением. Я сразу с ужасом представил, куда мне придется скоро возвращаться, но подавил в себе новые рвотные позывы. Примерно через полчаса ворота тюрьмы раскрылись, впуская внутрь два грузовых стимера с эмблемами Скоальт-Ярда. Из одного из них выпрыгнул Морк. Он брезгливо оглядел нас, покрытых потом и кровью, источающих смрадный пар, и я почувствовал его омерзение.

– Сколько?

– Двадцать три.

– Жаль, – сказал я, – мало. Они должны стать острием ментальной атаки. Ну да ладно, выгружайте!

Двадцать три свертка были выгружены из стимеров и спущены вниз, в обитель нашей кровавой пирушки. К этому моменту надзиратели еще не закончили упаковывать в брезент те три сотни, что мы обезобразили, но достаточное количество свободных столов уже образовалось.

Каждую зиму от холода и голода в Старкраре погибают от восьмисот до трех тысяч человек. Да, такова она, реальность столицы самой могущественной и богатой державы мира – голод и холод, безжалостность к бездомным. Это наш Старкрар. И, конечно, среди павших столь страшной смертью есть и дети. Несчастные существа из беднейших семей, а порой и вовсе без оных. Иногда констебли обнаруживали их при утреннем обходе участков, и по процедуре такие находки отправлялись в мертвецкую Башни на срок до трех седмиц, чтобы в случае заявки о пропаже можно было попробовать опознать. Именно их, детские трупы, я и приказал Морку вывезти из Башни и доставить мне.

– Я понимаю, что вы чувствуете, господа, – сказал я агентам, перебирая инструменты рядом со своим столом, – но раз я на это иду, должны идти и вы. Здесь нужна более жесткая работа. Помните, не мы их убили, а зима, и мы ни в чем не виноваты. В конце концов, отнеситесь к этому как к полезной хирургической практике и… проявите фантазию. – С этими словами я взял молоток.

Когда все закончилось и последние тела были подняты наверх, а стимеры с ними разъехались из тюрьмы во все части города, я воспользовался предоставленной начальником комнатой, снабженной сантехническим оборудованием, и принял ванну, смывая с себя кровь и пытаясь избавиться от запаха мясной лавки. За несколько последних часов я устроил кровавую бойню с последующим надругательством над трупами и чувствовал себя так, словно нахлебался гнилой крови. Да, именно так, именно нахлебался гнилой крови. Иных ассоциаций у меня с моим состоянием не находилось. Но все это лишь прелюдия к тому, что должно было вскоре начаться. Как я надеялся.

Себастина помогла мне вытереться насухо и одеться. Это мой старый полковничий китель, радикально алый, как и вся униформа моей дивизии. На манжетах утвердились успокаивающе тяжелые отцовские запонки. Из всех орденов, полученных за время службы, я надел лишь один – красную повязку на шею поверх воротника, на которой висит каплевидный серебряный кулон с темно-красного цвета камнем. Орден Карминной капли, награда для всех ветеранов «Сангуашлосс», побывавших в бою. Кровь за кровь. На поясе повисла боевая сабля, проверенная в сотнях битв, револьвер опустился в кобуру. Пикельхельм и офицерский плащ я надевать не стал, приказал Себастине держать их при себе.

– Итак? – Инчиваль с безупречным таном дожидались меня у ворот тюрьмы. Он тоже надел мундир, уж не знаю, когда успел вернуться за ним домой. К тому же в руке у него обитый медными полосками массивный чемодан.

– Что это?

– Это? – Он улыбнулся хитро и гордо. – Это моя собственная разработка. Мы с Мозенхаймом регулярно переписываемся, он увлекся изучением электричества на старости лет. Считает, что может воссоздать процесс выделения энергии алхимическим путем.

– Вот как?

– Именно так! И, читая его письма, я подумал, что и сам мог бы поработать в этом направлении. – Мой друг похлопал по чемодану. – Здесь опытный образец, и, я думаю, сегодня он будет испытан.

– Это своевременно?

– Если не сейчас, то никогда!

– И все же, что дальше по вашему плану, тан… полковник л’Мориа?

– Дальше ты, майор, отправишься в Велинктон. Созови, скоординируй их, и ждите моего знака. Ракетница с тобой?

– При мне!

– Отлично. Я прослежу за тем, чтобы все правильно началось. Встретимся там, где взойдет луна.

– Понял! – Он браво отдал честь, стукнув правым кулаком по сердцу, и вскинул руку вперед и вверх.

– А вы, господин генерал, сопроводите майора и… не сверкайте мундиром.

– Постараюсь, – кивнул л’Калипса.

– И да, я возьму вашу карету.

Так мы разъехались. Ночь еще не закончилась, а мои люди, словно трудолюбивые пчелки… Нет, скорее, трудолюбивые пауки-жнецы, опутывали столицу гигантской паутиной лжи. Агенты получили тела и приказ – развесить их по всему городу в стратегически важных местах. Обезображенные трупы, наши суррогатные подделки под Кожевенника. Каждой группе «декораторов» были розданы таблички с тарабарщиной на языке тэнкрисов, вроде тех, что Кожевенник вешал на некоторых своих жертв, чтобы спровоцировать вспышку народной ненависти против моего вида. Еще у них были тела умерших детей, очень важный ресурс – смерть детей всегда являлась лучшим катализатором для создания невероятной вспышки ненависти и жажды мщения. Последней каплей должны были явиться найденные на телах и рядом с ними образцы «белой нити». Волосы носителя древнейшей крови и серебряная кровь. Кровь я отдал свою, немного, лишь чтобы проставить несколько пятен на кожу и одежду.

Столица встречает тусклый зимний рассвет воем и воплями. Постепенно, одно за другим, горожане находят страшные украшения, развешанные на столбах и стенах домов. В Чернь и Дно были отправлены трупы тех, кто когда-то был там в почете. Он был прав, мой враг, неприкосновенных не осталось.

Мои агенты растворились в толпах людей, разнося весть об очередной страшной резне, которую устроил Кожевенник. Другие «случайно» указывали на найденные белые волосы и следы серебряной крови, третьи указывали на таблички с тэнкрискими литириями, пятые вопили о том, что белые таны вышли на охоту, четвертые узнавали «своих» детей и вопрошали, когда же все это кончится?! Помогало то, что в Ночной Страже работали агенты разных видов: люди, авиаки, люпсы, только тэнкрисов было очень мало, а дахорачей и вовсе не было. Первые считали такую службу ниже своего достоинства, вторые боялись темноты. Разноголосица воплей роняла в сердца толпы семена бунта, и моим подстрекателям вторили голоса уставших от страха за семьи отцов, голоса матерей, с ужасом видящих в обескровленных детских лицах лица своих детей, голоса подданных, которые больше физически не могли переносить удары террора и, конечно, склонны были во всем обвинять власть, как и должно было быть. Мои агенты начали подталкивать толпу мягко, сначала – потребовать объяснений! Народ имеет право, ибо весь город теперь одна сплошная кровавая баня! Террористы вновь показали, что Старкрар – это их охотничье угодье! Террористы ли? С разных концов города стекались и варились в одном котле вести о тэнкриских следах, о белых волосах, о серебряной крови. Содранная кожа, трупы, повешенные ночью для всеобщего обозрения! Террористы? Да это же сами белобрысые звери открыли охоту на «низшие виды»! Убийцы! Чудовища!

Постепенно мои агенты уходили на второй план. Они прекращали кричать громче всех, а лишь одними из первых горячо поддерживали тех, кто занимал ведущее место – обычных подданных. Образовались одиннадцать очагов возмущения, два в Копошилке, три в Черни, по одному в Олдорне и Оуквэйле, два в Дне, еще по одному на Птичьем Базаре и в Блакхолле. Мои люди внедрили в толпу идею идти и требовать объяснений, защиты, извинений, хоть чего-нибудь! Я же передвигался по столице в карете с гербом л’Калипса, и никто пока не смел мне препятствовать.

То, что я видел, мне не нравится. Общее настроение кажется решительным, но не радикальным, не жестоким. Народное волнение никак не может перерасти в настоящий бунт, в восстание, которого я так жажду. Но кое-что идет согласно замыслу. Как только до властных структур дошла новость о положении в городе, о реальных масштабах народных волнений, Особая комиссия выдвинула требование Скоальт-Ярду немедленно принять меры. Морк же беспрекословно подчинился этим требованиям, чем наверняка вызвал у л’Зорназа кратковременный шок. Доселе авиак в меру своих сил пытался сгладить топорные методы двуличного тана, которыми тот чинил расправу направо и налево. Однако в этот раз отряды констеблей и даже ош-зан-кай выдвинулись в восточную часть города для перекрытия улиц и укрепления огневых позиций на мостах. Провокация продолжилась.

В Тромбпайке меня догнал всадник с донесением от Торша. Старший агент просит как можно быстрее прибыть на площадь Амшира в Эрценвик. Перекрытие мостов дало мало пользы в деле сдерживания бунтарских порывов, так как агенты уже распределены во все северные и восточные части города и создают волнения повсеместно. Эрценвик – зона второстепенного интереса, слишком благополучный район и слишком законопослушные жители.

Я прибыл, как только смог быстро, гербы защитили меня от досмотров на постах и пока что от взволнованных масс подданных. По пути они забрасывали меня оскорблениями и проклятиями, но пока что держали камни и тухлые овощи про запас. Мы встретились в проулке меж двух улиц, выводящих на площадь, где гремела толпа, требующая пропустить ее дальше. На пути народа встали слуги власти, констебли с дубинками и башенными щитами. За ними высился блестящий холмик легкого бронестимера модели «Уж». Эти модели поступили в пользование Скоальт-Ярда совсем недавно и из-за низкой скорости хода по пересеченной местности не были востребованы. В армии их заменили более скоростные и маневренные «Скорпионы». Насколько я знал, их впервые выкатили из гаража Башни.

– Митан!

– Что у тебя?

– Боюсь, здесь мы близки к провалу! Насколько я знаю, мы отстаем от ожидаемого графика.

– Несомненно. Если бы это было устроено заговорщиками, уличные армии уже вышли бы на бой с оружием и послужили бы завершающим штрихом для взрыва насилия. Но ночной народ на привязи. Им наверняка приказали ждать и сидеть тихо.

– Тогда мы должны…

– Да. Бомбисты готовы?

– Заряды заложены, мы ждем лишь вашей отмашки.

– Начинайте.

– И еще, митан, – Торш посмотрел в сторону площади, – здесь л’Зорназа.

– Сам? Бронестимер, понятно. Но я не думал, что он осмелится сам…

– О нет, мой тан, это его сын Микар!

– Что-что?!

Стараясь держаться незаметно, я вышел на площадь и увидел, как с крыши бронестимера к народу обращается высокий беловласый тан. Он, несомненно, пользуется своим гипнотическим голосом и ораторским талантом, а сотни разъяренных разумных индивидов постепенно успокаиваются. Их эмоциональный фон меняется, быстро, почти неотвратимо.

– Этот юнец вставляет мне палки в колеса.

– Это на руку вашему врагу, хозяин, – тихо сказала Себастина.

– И Императору. Знаешь, что нужно делать?

– Убить его?

– Нет. Нужно подтолкнуть. Последняя капля.

Я достал из кобуры револьвер, вынул особые патроны и вставил в гнезда обычные, прицелился, собираясь отправить говорливого тана на Серебряную Дорогу. Не знаю, что перенаправило мою руку, чувство вины перед отцом мальчишки или то, что, хотя Микар отказался от матери, она не перестала любить его. Не знаю, но вместо сердца я выбрал плечо. Выстрел громыхнул, и речи, призывающие толпу спокойно подумать, не принимать опасных, неверных решений, оборвались криком боли.

– Долой беловласых кровососов! – закричал я и произвел второй выстрел в сторону подданных. – Ишкельхиисэ меморибохари аттар![18]

Быстро убираясь прочь, я слышу рев сотен глоток и мысленно проклинаю себя.

Л’Зорназа за время своего террора протащил на рассмотрение Парламента законопроект, по которому любое насилие, направленное против высшего вида со стороны низших, должно было караться немедленно и жестоко. Не сомневаюсь, что кто-то видел меня, кто-то видел, что выстрелы были произведены одним и тем же субъектом, но когда констебли, которым было приказано жестоко подавлять любую агрессию, отреагировали и набросились на гражданских, раздавая страшные удары во все стороны, семена правды были уничтожены. Спустя час прозвучало пять взрывов, которые потрясли Чернь, Гарь, Клоповник, Дно и Танда-Тлун. Я нанес удары по логовам самых маститых уличных баронов Старкрара и устроил террор в квартале малдизцев вдобавок к партии трупов, которые я заранее приказал швырнуть на пороги их домов. Мне нужно было, чтобы все малдизские террористические ячейки, в существовании которых я не сомневаюсь, вышли на бой, чтобы они открылись. Того же я желал и от преступников, согласившихся служить делу свержения Императора. Воевать с ними, пока они сидят в тени, нет сил ни у кого в нынешней Мескии, ни у меня, ни у самого монарха. Они должны были выйти! И они вышли! Не знаю, чем их припугнул мой враг, приказав ждать нужного ему момента, но взрывы с десятками разорванных трупов буквально у них под боком оказались страшнее. Они поднимались из подполья, отлично вооруженные, с достаточным количеством боеприпасов, и смешивались с массами горожан, внося еще больше хаоса. Наконец-то настоящее восстание стало набирать обороты!

– Митан! – Торш поднял руку и указал на север. – Это не мы!

Я посмотрел в указанном направлении и увидел в небе выложенный яркими красными огнями стилизованный рисунок в виде трехбашенного замка. Точно такого, какой нанесен на шеврон моего мундира. Сангуашлосс, замок трех башен, обитель, из которой выходят самые безжалостные солдаты колониальной армии.

– Конечно, не вы. Докладывайте мне по необходимости. Если где-то восстание начнет затихать, подбрасывайте дров в огонь. Вы должны понимать, как это важно.

– Я понимаю, митан…

– Бродис.

– Митан?

– Я знаю, что вы ощущаете. Я чувствую вашу боль и разделяю ее. Но мы должны.

– Вы не обязаны говорить это мне, мой тан. Я верю в ваши устремления. Мы ведь Ночная Стража.

Да, мы Ночная Стража, не организация, но крепкий клан, который держится вокруг своего главы.

– Мы жнецы, – сказал я вслух, забираясь в карету. – В Велинктон! Быстрее!

День перевалил за середину, и ярость подданных на востоке столицы только росла. С запада же стягивались все силы Скоальт-Ярда. Солдат пока не было, монарх наверняка не позволил армии вступать в дело, и это было мудро. Он надеялся на Скоальт-Ярд, и так будет продолжаться до последней минуты. А потом в ход пойдут штыки. В соответствии с планом действий гарнизона центрального округа на случай вооруженного восстания, регулярная армия перекрывала все дороги, ведущие в город. Блокада. Никакие волнения не выплеснутся из Старкрара. Но до попытки прорыва восставших не дойдет, солдаты пойдут в бой раньше. По моим подсчетам, этой ночью единичные стычки и забрасывание камнями перерастут в полноценные бои. Именно за это время, как я думаю, контрабандное оружие будет распространено среди бунтарей в достаточном объеме, и они начнут стрелять. По констеблям. Которые вооружены дубинками.

Путешествие по Старкрару существенно затруднилось, даже гербы л’Калипса перестали спасать. Когда карету в очередной раз остановил охранный пост ош-зан-кай на Бражном мосту, я высунул в окно инсигнию дознавателя и лишь тем избежал разоблачения. Свою инсигнию я потерял, имитировав собственную смерть, ее нашли на теле избранной Себастиной обманки в горящих обломках «Тирана» и передали семье, а другую я получил от Уэйн.

В Велинктоне сравнительно спокойно, все-таки здесь правит Бур, а он умеет держать рабочих в стальном кулаке. Промышленник в свое время добился от властей права самостоятельно обеспечивать безопасность Оружейного посредством рабочих охранных дружин, он же следит за тем, чтобы условия жизни и труда персонала его фабрик были достойными, соответствовали статусу ведущего промышленного производства в Мескии. Именно так, достойными! То есть его рабочим практически незачем вливаться в безумие всеобщего бунта. Опять же я приказал агентам обойти Велинктон своим вниманием, а Бур раздал указания через цеховых и фабричных начальников, старшин, чтобы рабочие запирались в своих домах и защищали свои семьи. Потом, возможно, спросят, как промышленник смог предсказать произошедшее… а может, и не спросят. В конце концов, Меския будет увлеченно следить за судебным процессом, в котором верховного дознавателя приговорят к повешению, потому что за содеянное он не удостоится усекновения головы как аристократ. Мне так кажется…

Из всех своих зданий Онтис Бур выбрал сталепрокатный цех под номером шесть, находящийся в составе третьей сталелитейной фабрики, одного из крупнейших промышленных комплексов в стране. Высокий забор с крепкими воротами – вот главный критерий его выбора. И хотя ворота эти широко распахнуты, на них бдят служащие отдела охраны корпорации «Онтис». Я выскочил из кареты и быстрым шагом направился к входу в цех, сбрасывая уличный черный плащ и надевая форменный офицерский с эполетами и аксельбантом. Блестящий металлический пикельхельм уложен на сгиб локтя. Именно так я вошел в огромное помещение цеха, под завязку заполненное людьми, авиаками, люпсами и даже тэнкрисами, которых заметно меньше, чем прочих. Я слышу шепотки, я слышу свое имя и свое прозвище, я слышу вести о том, что я поднялся из могилы. Мне уступают дорогу, и я подбираюсь к лестнице, ведущей под плавильный котел с кипящим металлом, от которого идет сильнейший жар.

Даже если вся работа сталелитейной промышленности замирает, котлы кипят, иначе, когда их содержимое застынет, придется демонтировать и переустанавливать рабочий инвентарь на сумму в несколько сотен тысяч империалов.

– Это все, кто откликнулся? – спросил я у Инчиваля, отчаянно вытирающего со лба пот.

– Все. Две тысячи!

Я окинул взглядом эту прорву народу. Мужчины занимают всю цеховую площадь, они смотрят на меня с производственных конструкций, с высоты в два-три этажа. Им едва хватает места.

– Итак, – я повысил голос, – это все? Две тысячи? Я ожидал большего от самоотверженных ветеранов!

– Нас было больше, но многие вернулись к семьям, когда началось это безумие! – выкрикнули мне из толпы.

– Совершенно замечательно! Значит, остались лишь несчастные бессемейные пропойцы, которым не о ком беспокоиться даже в колыбели гражданской войны! И впредь, капрал Эймсон, не смейте разевать пасть, когда говорит старший по званию! Господа и таны! К молчанию! Я сказал… Братья!

Этот возглас заставил зарождающийся ропот улечься. Нет, они взволнованы не моим к ним обращением, а двумя преднамеренно произнесенными вместе словами, которые нагоняют страх на любого солдата – гражданская война.

– Вы все знаете, кто я такой! А я знаю, кто вы такие! Вы знаете, что я творил, сражаясь во славу мескийского владычества, а я знаю, какие приказы исполняли вы! Некоторые из вас думают, что мой труп должен сейчас гнить в земле, а я полагаю, что некоторые из вас уже настолько отравили свою печенку, что не проживут дольше полугода после сего дня! Мы знаем друг друга, мы братья по оружию, и потому вы пришли, когда я направил вам письма с просьбами о помощи! Вы пришли под сень красного замка! – Я перевел дыхание, быстро и незаметно. Умение говорить для тана не менее важно, чем умение фехтовать, я убедился в этом давно и прочно, ведь не воители ведут народы, а талантливые лидеры! – Вы знаете, о чем я прошу вас! Вас, солдат! Ибо вы солдаты настоящие! Я видел, как вы жили в бою, и я был вынужден следить, как вы медленно разлагались в кабаках! Солдаты живут лишь на бранном поле, и даже когда они погибают, они остаются солдатами! Здесь же вы гнили заживо, превращаясь в то, чем стали сейчас! Призраки солдат! Я спрашиваю вас, готовы ли вы вновь надеть форму и обратить оружие против врагов империи, если я укажу вам этих врагов? Готовы ли вы вновь вдохнуть горький ветер войны полной грудью и взглянуть смерти в лицо еще раз? Готовы ли вы сразиться?

Они не ответили мне громким согласием, как могли бы сделать обычные солдаты, воодушевленные речью своего офицера. Ведь они, эти ветераны, есть те, кто без пафоса и высокомерия зовутся элитой. Потрепанной, местами располневшей, где-то больной и морально истощенной годами беспробудного пьянства, но несомненно элитой. А элита не позволяет так просто собой играть, она заслужила право думать самостоятельно, если это настоящая элита, а не те, кто в нашем мире подчас смеют себя так прозывать. И они не прокричали мне «ура», а вместо этого очень быстро нашли знакомых капралов и без суеты разделились на подразделения. Капралы начали выдавать ветеранам обмундирование, экипировку, амуницию. Быстро нашлись и офицеры. Их мало, но они не потеряли авторитета со времен войны и принялись умело, быстро упорядочивать процесс подготовки. Ветераны дали свой ответ.

– Многие из них не держали оружие в руках со времен войны, – тихо напомнил мне л’Калипса. – Видите того рыжего человека с бакенбардами? Я отсюда слышу его отдышку, его брюхо переваливается через ремень.

– Капрал Мозес Идж.

– А вон тот люпс? У него лысин на теле больше, чем я могу посчитать, он слишком стар.

– Младший лейтенант Уко Дакфельт.

– На них вы собираетесь опереться? Их вы намерены вести в бой?

– Белые офицеры никогда не были высокого мнения об алых солдатах. И вы бы не сверкали кителем, наши солдаты отвечают вам взаимностью, генерал. Они до сих пор не простили трусливого стояния под Брехмари.

– О, этой старой песни я наслушался вдоволь!

– Три тысячи великолепно подготовленных и имеющих огромный опыт солдат полегли под парометным огнем, потому что вы не соизволили выступить из Лакшми, чтобы перехватить партию оружия, направленную махараджей аджамешам! Мы шли в атаку, не зная, что нас ждет чертова свинцовая жатва! Полегло бы больше, если бы я не приказал гробить всех полковых лошадей на экстренной перевозке артиллерии с последующей артподготовкой! Так что не вам, дорогой Аррен, указывать мне, на каких солдат мне полагаться! Ни один не повернулся спиной! Ни один не сбежал.

– Все в порядке? – К нам приблизился Онтис Бур.

– Полковник окунулся в военные воспоминания. Порой это бывает тяжело.

Краем глаза промышленник следил за тем, как солдаты разбирают его оружие, то самое, что он подготовил по моему заказу, и обмундирование, которое он должен был направить на восток, к нынешним дивизиям из замка Сангуашлосс. Все размеры, на любого солдата, к какому бы виду он ни принадлежал. Оружие, патроны, медицинские наборы, все.

– Все замечательно, господин Бур. У вас хватит грузовиков под наши нужды?

– Грузовых стимеров у меня достаточно, чтобы перевезти хоть десять тысяч солдат, да и запасные будут, на случай поломок. Но они не блиндированы, это вы должны знать наперед. Скажите лучше, куда везти ваших солдат? Я слышал, весь город бушует.

– Бушует. Но пока солдаты не нужны. Погрузите их, погрузите парометы и выезжайте на окраины Эрценвика. С вами будут агенты Ночной Стражи, их инсигнии послужат безотказными ключами для констеблей и ош-зан-кай, но не для солдат столичного округа и не для Провожатых.

– Вы думаете… – человек явственно вздрогнул, – гвардия выйдет в город?

– Если все будет так, как я задумал, выйдет. Так что берегитесь их, не дай Луна моим солдатам столкнуться с Провожатыми, потери с обеих сторон будут огромны, но нас перебьют всех.

– Потому что солдаты «Сангуашлосс» в столице появиться не могут по всем законам здравого смысла, – ввернул л’Калипса. – Это несуразица. Колониальная армия воюет за пределами метрополии, по метрополии она может лишь передвигаться и никак иначе. С оружием и при командирах, колониальные войска без соответствующего приказа его величества стоят вне закона. А учитывая, что творится сейчас, Провожатые будут очень подозрительны. А вы знаете, какова их главная и единственная реакция на все, что их нервирует?

Страницы: «« ... 2425262728293031 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Автор этой книги – Марк Джеффри, старший преподаватель Kellogg School of Management, ведущей бизнес-...
Книга Евгении Письменной рассказывает о неизвестной до сих пор стороне российской экономической поли...
Книга Александра Ахиезера, Игоря Клямкина и Игоря Яковенко посвящена становлению, развитию и совреме...
Не секрет, что тем, кто избрал связи с общественностью своим поприщем, зачастую, особенно в начале п...
То, что произошло с женщиной в давным-давно прожитой жизни, открылось ей на одре тяжёлой болезни, св...
Александр Кичаев – известный психолог делится секретами построения счастливой семьи для состоявшихся...