Далеко от Земли Комарницкий Павел
– Следующая неделя уже «горячая». Воскресенье – девятое число.
Более вопросов задавать я не стал. Девятого – отделение спускаемого аппарата «Веги-1», тринадцатого – «Веги-2». Одиннадцатого и пятнадцатого соответственно – вход в атмосферу. Я не в курсе, как именно здешняя иномейская агентура координирует свои действия с их Службой неба, тем более какими средствами контролирует наш Центр управления полётами, мне и не положено этого знать… меньше знаешь – крепче спишь, ага. Но и без технических подробностей очевидно, что до завершения операции – а зонды-аэростаты рассчитаны на пару суток работы – куратору проекта «Вега» придётся почти не смыкать глаз.
«Ушастик» между тем уже заруливал во двор моего отчего дома.
– Зайдёшь поздороваться?
– В таком виде? – улыбнулась Вейла. – Ультрамини с разрезами, и никаких на сей раз спасительных колготок. Одно моё неосторожное движение, и твоего папу хватит инфаркт. А что скажет мама?
– А маму добьёт кружевная блузка с открытыми плечами и без лифчика, – заверил я. – Ладно, сиди тут, приветы я сам передам. Я скоренько!
Передавать приветы, однако, оказалось некому. Ленка по случаю окончания учебного года укатила куда-то с подружками, оставив на столе объяснительную записку. Куда девались папа-мама, осталось невыясненным… а впрочем, если мне не изменяет память, они как-то намеревались посетить театр.
Пара раскладных спиннингов была на своём месте – в чехле за дверью кладовки. Там же находилась и скатанная в рулон палатка. С надувной лодкой пришлось изрядно повозиться, за зиму неиспользуемый инвентарь завалили всяким хламом, но с помощью грубой силы и невнятных ругательств вещь таки удалось извлечь на свет.
Через десять минут я, распаренный и потный, спустился вниз, держа в охапке всё добытое.
– Надо бы ещё покушать чего-то взять…
Я осёкся, встретив её взгляд.
– Нет, Антон. Не поедем мы на рыбалку. Шеф вызывает. Вот такие дела.
Голограмма парила над полом, не касаясь его. Изображение было неплотным и сильно просвечивало, отчего иномейский резидент здорово смахивал на привидение.
– Плохие новости. Как я и предполагал, необычное дело из милиции передали в КГБ.
Пауза.
– Теперь остаётся ждать, когда гэбисты догадаются совместить показания умалишённой, находящейся на излечении в психдиспансере, с этим инцидентом. Показания подонков, правда, излишней информативностью не страдают, амнезия обрезала последние пять-шесть минут… Никто из них даже не запомнил, как они оказались в том углу. Шли себе по улице, пили пиво «Колос», дебильно ржали, искали повод прицепиться к одинокому прохожему, ещё лучше парочке влюблённых… Очнулись уже на асфальте.
Пауза.
– Зато имеются показания одной востроглазой старушки, наблюдавшей эпизод из окошка. Старушка углядела даже цвет твоей юбчонки.
– Шеф, но в Москве полно девушек в коротких юбках!
– Это только так кажется. Эффектная девица с буйной чёрной шевелюрой в предельно укороченной юбке… особенно если учесть, что на тот момент погода была не столь тёплой, как сейчас… Светлые небеса, хоть бы ты в тот раз надела длинную юбку!
Вейла молча перебирала свои амулеты.
– Время всё ещё есть. Но в отличие от следователей райотдела милиции, замотанных рутинными делами до упора и не имеющих свободной минутки, у гэбэшных следователей время имеется в достатке. И они в общем-то натасканы как раз на решение всевозможных головоломок, а не типовых краж и убийств по пьяному делу.
Иномеец вздохнул.
– В общем, так. Менять длину юбки поздно, раз уж ты создала себе такой имидж. Сегодня же возьмёшь собаку…
– Собаку?
– Не придуривайся, охранного робота, разумеется. Сегодня же, поняла?
– Будет сделано.
– Хорошо. Легенду в случае нужды запустишь простейшую – подбежал пёс и привязался, откуда, чей – у собаки не спросишь… На прогулки, особенно со своим воздыхателем, будешь непременно брать этого стража, что избавит от необходимости использовать парализатор и батарею ужаса. К тому же девушка с собакой и девушка без – две совершенно разные девушки. Память людей имеет такое свойство, уже через неделю никто из соседей не вспомнит точно, когда у тебя появилась собака. А через две все будут искренне полагать, что она у тебя была всегда.
Пауза.
– А через три проект «Вега» в части исследования прекрасной Иноме будет исчерпан.
Девушка вздрогнула.
– Да, моя девочка, да. Я в курсе, что ты замыслила. Возможно, твоя безумная затея и удалась бы – нет закона, принуждающего свободного иномейского гражданина жить там, где он не хочет. Даже на прекрасной Иноме. И беру в свидетели светлые небеса, я не стал бы тебе мешать. Но сейчас вступает в силу Инструкция. Ты вот-вот окажешься под колпаком местных спецслужб.
Девушка вдруг медленно опустилась перед голограммой на колени.
– Инбер… Ты резидент. Ты работаешь тут уйму времени. Ты можешь всё, ну если не всё, то очень многое. Я прошу о помощи. Я молю и заклинаю. Спрячь меня и Антона… передай в Австралию, там же есть кто-то из наших, ну что тебе, трудно?!
Иномеец молчал так долго, что казалось, ответа уже не будет.
– Ещё не так давно твоя мать просила о прямо противоположном. Я отказался проводить твою принудительную эвакуацию, и хотя это, похоже, стоило мне нашей стариннейшей дружбы, я ни о чём не жалею. Совесть моя чиста. Любовь священна, и это не просто слова. И каждый сам волен выбирать судьбу. Но сейчас ты, по сути, просишь меня помочь тебе совершить самоубийство. Про должностное преступление я уже молчу.
Пауза.
– Нет, Вейла. Тебе придётся вернуться на Иноме.
– Оп-па! Слушай, откуда такой роскошный пёс?!
Действительно, пёс, разлёгшийся наискосок поперёк прихожей, поражал воображение. Я вообще-то не очень разбираюсь в собаках, но, по-моему, этот принадлежал к славному роду мастифов.
– Сидеть! Свой… – Голос ненаглядной дрожит от сдерживаемого плача.
– Что случилось, родная?!
Она лишь молча глотала слёзы. Не тратя более слов, я ткнул пальцем в бляшку телепатора, и меня словно опалило горем.
– Маленькая моя… ну что ты… ну не надо… – Я уже целовал её как попало и куда попало. Могучий робот-пёс бесстрастно взирал на сценку.
– Постой… погоди, Антоша…
Мы уселись на диван, я обнял её и принялся тихонечко-тихонечко баюкать.
– Отец был прав… Ваша Иннуру – подлинная обитель горя и зла. У вас нет ничего святого. Даже любовь… он и она любят друг друга, и всё, чего они хотят, это быть вместе. Но и это тут оказывается невозможно… как может вообще существовать такой мир?!
Я молча собирал губами её слезинки. Правый глазик… а теперь левый…
– Ну вот что… Если гора не идёт к Магомету, Магомет может прийти к горе. Скажи, у вас там в горах как с погодой? Высоко в горах…
Она оторвала голову от моего плеча, внимательно вглядываясь в мои глаза.
– Даже очень высоко в горах в низких широтах в полдень бывает плюс сорок, считая по-вашему. А то и сорок пять.
– Уже не так страшно. А в полярных горах? – я чуть улыбнулся. – Прикинь, ты будешь женой горного отшельника. Почти йети. Я буду жить в хижине и писать мемуары про дикую Иннуру. Колоссальная популярность!
Её глаза вспыхнули.
– Ладно, Антоша… Мы ещё поборемся за наше счастье!
– …Таким образом, межпланетная станция «Вега-1» триумфально завершила этап исследования Утренней звезды и в настоящее время движется к своей основной цели, комете Галлея!
– Урааа!
– И ещё одна радостная новость. Только что пришло сообщение из Центра управления полётом – спускаемый аппарат межпланетной станции «Вега-2» успешно отделился от пролётного. Так что ждём нового триумфа, товарищи!
– Урааа!
До чего всё-таки любят партийные фунтициклёры величественные речи, думал я, хлопая в ладоши вместе с коллективом. Утренняя звезда… триумф… знали бы вы, дорогие товарищи, что кроется за этим самым триумфом…
Сегодня я присутствовал на кратком рабочем митинге, посвящённом успешной работе миссии «Вега» в одиночку, без своей ненаглядной. Вейла взяла больничный лист, благо ей это ничего не стоило – всего-то вызвать врача на дом и продемонстрировать вынутый из-за пазухи градусник. И строго соблюдала домашний режим. Без больничного ей сейчас никак, сейчас самый аврал у них, спит по три часа, слушает ЦУП и прочие интересные точки – страхует операции иномейской Службы неба…
– Антон Эдуардович!
Помедлив долю секунды, я обернулся. Вообще-то в силу возраста по имени-отчеству меня в родном учреждении величают покуда нечасто.
– Антон Эдуардович, ну наконец-то я вас нашёл, – председатель профкома нежно подхватил меня под локоток. – Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
– Да, пожалуйста. Однако в чём дело-то? Хотя бы вкратце.
– Понимаете, тут такой компот образовался… короче, без вас никак. Да идёмте, идёмте, ну не для коридора разговор!
Следуя за ультравежливым предпрофкома, я незаметно нажал на бляшку телепатора. Вот так… сейчас узнаем точно, что за компот.
В кабинете нас дожидались двое. Одного я узнал, этот товарищ из Первого отдела присутствовал при моём оформлении на работу – режимное предприятие как-никак. Второй товарищ был мне неизвестен, однако и без телепатора ошибиться было трудно. Кагэбэшник, он и в бане кагэбэшник.
– Здравствуйте, – я не счёл за труд поздороваться первым.
– Антон Эдуардович? Здравствуйте, здравствуйте! Присаживайтесь, пожалуйста.
«Интересный парень» – этот гэбист – «должен здорово нравиться девкам».
– Антон! – в отличие от профбосса первоотделец предпочитал задушевный стиль общения, накоротке, и при малейшей возможности переходил на «ты». – Как хорошо, что ты не в командировке! Слушай, тут такая петрушка… Ты же в курсе, что случилось с нашей Ниной Смирновой?
– Ну в общих чертах да. Мне Саша Кравченко сказал…
– Да, вот ведь какое несчастье… – лицо «первача» выражало довольно глубокое горе, но телепатор эту мимику не подтверждал. В общем и целом пофиг товарищу. – Вот так живёшь, живёшь, и вдруг бац… Хорошая ведь такая девушка, активная комсомолка…
Он тяжко вздохнул.
– Как она сейчас?
– Да плохо… Спутанный бред. Тебя вот всё время вспоминает, кстати. Вот Вениамин Иваныч, психотерапевт – знакомьтесь, кстати! – в недоумении. Лечение прописано, первоклассные медикаменты, а толку чуть… Вот к нам приехал за помощью. Кто, говорит, этот самый Антон Привалов, которым пациентка денно и нощно бредит.
«А про Марину Рязанцеву мы пока умолчим, пожалуй. Не к месту сейчас».
– Позвольте мне, – заговорил наконец гэбист. – Тут вот какое дело, Антон… эээ… Эдуардович. В моей практике встречались случаи, когда системно-упорный бред разрушался при личном контакте. Возможно, тут мы имеем как раз такой случай? Вы бы навестили её, м?
«Вообще-то это называется очной ставкой, но мы не будем», – шелестит в моей голове бесплотно-телепатическая речь.
– Да и вообще, как-то не по-товарищески выходит, – вновь встрял «первач». – Комсорг уже сколько в больнице, а друзья-коллеги и не навестили ни разу…
– Девчонки пытались, да завернули их. Закрытое заведение…
– Ну вопрос с закрытостью-открытостью мы уладим.
– Я готов, – не стал я спорить. – Когда?
– Да вот прямо сейчас, – улыбнулся «психотерапевт». – Я на машине, чего проще.
– Надо бы собрать передачку в больницу-то…
– Предусмотрено уже! – встрепенулся профбосс.
– В самом деле, – гэбист продемонстрировал пластиковый пакет, гружённый роскошными импортными яблоками, апельсинами, персиками и поверх всего богатства стопкой шоколадок. – Профком ваш просто молодцы. Чуткость к людям… – «Доктор» взглянул на часы. – Время к концу рабочего дня идёт, я вас потом до метро подброшу или до дому – как хотите. А то мне неловко, право…
«Ему неловко… сказанул, угу» – мысль первоотдельца.
– Тогда поехали. – Я встал.
Машина «психотерапевта», естественно, оказалась чёрной «Волгой». Настолько предсказуемо, что я даже поморщился. Коряво работаете, товарищи, ну что это такое – док из психушки на чёрной «Волге»… приметней разве только школьный учитель на «Чайке», неужто трудно взять «Жигули»… А впрочем, лень и пофигизм – национальная черта советского человека, и органы, очевидно, не исключение.
«Морщится пацан-то. Несоответствие углядел, стало быть. Вечером расскажет подружке, и если там что-то и впрямь нечисто, подружка должна занервничать».
– Скажите, а вы давно знакомы со Смирновой?
– М? Ну, в общем, я пришёл, она уже в комсорги выбилась…
– Простите за нескромность, Антон Эдуардович, но я всё-таки спрошу… Вы были достаточно близки с моей подопечной? Мне это важно знать как врачу-психотерапевту.
– Вообще да, вопрос достаточно нескромный, – я чуть улыбнулся. – Но я отвечу. Нет, не были мы близки. То есть абсолютно.
– Хм… Видите ли, если откровенно, то, что мы наблюдаем у пациентки, трудно назвать иначе, как «сохнуть от любви»… есть такой меткий термин в народном фольклоре.
Мне стоило усилия сохранить бесстрастное выражение лица. Что ты знаешь, мужик, про настоящую любовь? Ничего не знаешь. И женился ты на дочке начальника. Она тебе даёт, ты её ночами е…ёшь, касса общая, сын подрос, карьера на мази – что ещё нужно для полного счастья?
– Если это неразделённая любовь повлияла, одна схема лечения, если что-то другое – другая… – продолжал «психотерапевт». – Вы уж простите мою назойливость…
– Да ничего, – я слегка улыбнулся, как можно безмятежней. – Насчёт неразделённой любви вполне реальная версия. Я вообще-то замечал иной раз, что она ко мне неровно дышит, но поводов никаких не давал. У меня имеется любимая девушка, с двумя сразу – вообще не мой принцип.
– Да верю, верю! Так, по ходу дела спросил…
Улица Потешная оказалась скорее переулком, нешироким и тихим, почти без автомобилей. Возможно, тут и не услышишь, как падают осенние листья, но для спокойствия пациентов тишины более чем достаточно. Ворота возле приземистой белой будки проходной при приближении «Волги» дрогнули и поползли вбок.
– Я вас в палате сопровождать не буду, уж простите, – «доктор» круто зарулил на стоянку. – Сделаем, как будто вы по своей инициативе навестили… Но на всякий случай там у двери кнопка и у кровати на тумбочке, так что я недалеко.
– Кнопка-то зачем?
– Ну… мало ли… Приступы буйства могут возникать совершенно внезапно.
Палата, в которую поместили несчастную Ниночку, оказалась одиночным боксом. Войдя, я сделал над собой усилие, чтобы не вертеть головой в поисках телекамеры. А она тут, если я верно понял мысли «психотерапевта», где-то присутствовала.
– Здравствуй, Нина.
Девушка, лежавшая на постели, если и имела сходство с нашей Ниночкой, то весьма отдалённое. Та Ниночка была живчик, вулкан энергии, а тут… Худое, измождённое лицо, не лицо даже, маска… И руки, тонкие руки, исколотые иглами шприцев, – они лежали поверх одеяла, точно протезы.
– Антон… – она слабо улыбнулась. – Значит… ты всё-таки пришёл…
Осторожно ступая, я подошёл к койке, присел на стул.
– Ты не старайся так, ты топай… это же хорошо, когда топают… живые шаги… Страшно, когда тихо.
– Что с тобой, Нина…
Вновь слабая улыбка.
– А ты спроси у своей суккубы. Она расскажет.
Не найдя внятного ответа, я поставил пакет к тумбочке.
– Я вот тут тебе апельсинчиков…
– Спасибо, Антоша… Можно тебя попросить? Ты возьми меня за руку. Тихонько так…
Я осторожно взял в свою ладонь её исхудавшие пальцы.
– Вот… – она вновь слабо улыбнулась, закрыла глаза. – И можно представить, что мы идём, идём… взявшись за руки… через всю жизнь… и что ты меня любишь…
Судорожный вздох.
– Каких детишек я бы тебе родила, Антоша… сыновей и дочек… Сколько ты захотел бы, столько и рожала… правда-правда… А твоя суккуба тебе никого не родит. Разве могут быть дети от нелюди? А ноги… что ноги… и фигура… и глазища эти её нелюдские, которые душу твою высасывают… Погубит она тебя, Антоша.
Короткий стук в стекло. Я обернулся. На подоконнике, с той стороны, сидел чёрный голубь и косил в окно бусинкой глаза.
– Чёрный голубь!!! – Ниночка прыжком соскочила с кровати, забилась в угол. – Уберите чёрного голубя!!! Уберите!!! Уберите-аааааа!!!
Она уже извивалась на полу, и тут же в бокс ворвались трое дюжих санитаров в сопровождении «психотерапевта».
– Молодой человек, уходите, уходите! Выйдите из палаты, скорее!
Тетрадный листок, наспех прилепленный кусочком изоленты на двери лифта, надпись фломастером – «лифт не работает». Под основной надписью было коряво выведено шариковой авторучкой дополнение – «б…ди!!!» Всё как обычно.
Тупо постояв секунду-другую, я двинулся вверх по лестнице. Ступенька… ещё ступенька… ещё… ещё… какая грязная лесница у нас в подъезде… отчего раньше не замечал?
Я криво усмехнулся. Потому и не замечал, что не смотрел под ноги. Ввысь устремлён был мой взгляд… к светлым небесам…
Ключ в замке провернулся мягко, почти беззвучно. Так же мягко открылась дверь. Стараясь не шуметь, я осторожно прикрыл её, щёлкнул язычок замка.
– Погано тебе, Антоша?
Она возникла в дверном проёме, как привидение. Медленно подошла, глядя своими глазищами, осторожно прильнула. Я обнял её, зарылся носом в волосы.
– Очень погано.
Могучий кибер-пёс Роб, как я его окрестил, бесстрастно наблюдал за сценкой, по-собачьи вывалив язык. На вешалке сидел маленький попугайчик, по-птичьи наклонив голову, блестел бусинкой глаза. Попугайчик на случай, если не справится пёс. И ещё где-то за окном на ветке должен сидеть воробей, маленький такой нахохлившийся воробышек… И прикрывая всю эту глубоко эшелонированную оборону, где-то в небесах реял стриж, один стоивший эскадрильи истребителей-бомбардировщиков.
– И утешить тебя мне сейчас некогда, вот беда… Работа кипит, Антоша…
– Ты работай, не отвлекайся. – Я сделал попытку улыбнуться. – А я посижу на кровати. Просто буду смотреть на тебя. Молча. Можно?
– Да, конечно…
В малой комнате были задёрнуты плотные шторы, съедая солнечный свет. Бляшки-кругляшки амулетов были разложены на гладкой полированной поверхности письменного стола. Над столом сияли развёрнутые бриды – объёмные голограммы-клавиатуры, переливавшиеся и мерцавшие огоньками. Вейла коснулась пальцами двух, и клавиши скачком раздулись, превратились в экранчики. На одном виднелись ряды пультов и склонённые головы персонала, на другом бежали колонки значков. Где-то в ЦУПе были установлены иномейские «жучки», необнаружимые для примитивной аппаратуры аборигенов, и качали информацию.
– Скажи… Разве нельзя иначе?
У неё задрожали губы.
– Можно. Спустя недолгое время эта активистка излечится. И ты сможешь на ней жениться. Сочетаться законным браком. Абсолютно законным, без подвоха браком, каких миллионы и миллионы. Она тебе детишек родит, и станете вы жить-поживать да барахло наживать. Чем плохо?
Иномейка резко повернулась ко мне.
– Только фото мои тебе придётся сжечь. Жена ревновать будет. И собственную душу бередить ни к чему – ну был и был романчик, был да забылся… чем скорее, тем спокойнее. Красивая была девка, спору нет… да чего её жалеть? Нелюдь…
– Говорят, баба дура не потому, что дура, а потому, что баба. Оказывается, это справедливо не только в отношении здешних аборигенок. Не проходит твой вариант, родная. Я ТЕБЯ люблю. Больше жизни. Так доступно?
– А коли так, не ной! – её глаза вспыхнули. – Она сама решила свою судьбу, затеяв чёрное дело! Это был её выбор, не мой!
Вздохнув, я опустился на пол и положил голову ей на колени.
– Пусть мне расплющат яйца молотком, если в твоих словах есть хоть капля неправды. Всё верно… Но всё равно погано мне сегодня. Ты уж прости…
Долгая пауза.
– Ладно, Антоша. Мне надо работать.
Ртутная лампа уличного фонаря за окном всё так же ровно изливала свой мертвенно-белый свет, но густая листва деревьев надёжно гасила его, и лишь редкие белёсые зайчики прорывались сквозь блокаду, прыгая по потолку. Вот так-то, фонарик… это тебе не зима, когда голые ветки ничего не могли противопоставить этому мёртвому свету…
Сегодня я лёг на диване, поскольку спальня была временно превращена в рабочий кабинет. Не нужно мешать, право, и так моя родная спит урывками. Сегодня тринадцатое… впрочем, уже четырнадцатое. Завтра пятнадцатое, суббота… завтра спускаемый аппарат «Вега-2» войдёт в атмосферу прекрасной Иноме. Такова легенда.
Тоненькая нагая фигурка выплыла из спальни, неслышно ступая.
– Ну что?
– М? Коррекция после отделения прошла нормально, ЦУП доволен, все зверски устали… Вот с первым аппаратом лопухнулись наши, и я не проследила – имитатор досрочно начал выдавать сигнал, так что пришлось на ходу импровизировать. Фиговый из меня куратор… шеф вломит по шее и правильно сделает… Зажги торшер, не видно ничего…
Я послушно дёрнул за шнурок, и торшер залил комнату мягким светом, приглушённым жёлто-оранжевым абажуром. Вейла, открыв «бардачок», сосредоточенно в нём копалась.
– Досрочно… а наш партбосс сегодня всех поздравлял с абсолютным триумфом.
– А то ты не знаешь ваших этих партбоссов… даже я успела усвоить… Триумф ведь для широких трудящихся масс, и притом сегодня, а про небольшую досадную мелочь, как то: досрочное срабатывание посадочной платформы, интересно знать лишь узким специалистам…
Она повернулась, держа в руках два тонких заряженных шприца. Жидкость флуоресцировала в неярком свете торшера.
– Что это?
– Включи свой телепатор.
– А словами?..
– Включи, говорю!
Я нашарил своё ожерелье, висевшее на торшере, надел на шею и сжал пальцами гладкую бляшку телепатора. Вслушался в мысли любимой, и дыхание у меня спёрло.
– Вейла… родная…
– Страшно?
Её глаза, как две космические бездны.
– Надо признать, кое в чём активистка права. Масло с водой просто так не смешиваются. Но принудительно смешать их можно, будет эмульсия. Этот препарат, точнее комплекс нанороботов, специально разработан для биоэкспериментов в целях отдалённой межвидовой гибридизации. Отдалённой гибридизации, что очень важно. С его помощью можно скрестить даже, как тут говорят, ужа с ежом. Как будет с иннурийцем и иномейкой, я не в курсе – никто ведь не проверял. Но твоя суккуба готова рискнуть. Слово за тобой.
Наверное, сейчас мои зрачки ничуть не уступали по размеру иномейским.
– А если… получится монстр?
– Значит, нам не повезёт. Не всем родителям везёт с детьми.
Её глаза, как прицелы.
– Твоё слово. Одно слово, только одно. Да? Нет?
– Да.
Её взгляд утратил прожигающую силу, и только тут я заметил, как девушку трясёт. Ещё спустя секунду я осознал, что мои собственные зубы также норовят выбить кастаньетную дробь. Ну ещё бы… скажу я вам…
– Не опасайся, нанороботы совершенно безопасны, в соматических клетках они не активируются, только в половых. Инкубационный, скрытый период два церка, ну, чуть больше. Пока-то будет проверен геном, пока подготовлена сшивка ДНК, овуляция у самки тоже процесс не мгновенный… Потом активная фаза. Так что в воскресенье к вечеру где-то будь готов.
– Колотун у меня маленько… – откровенно признался я. – Нервы… Могу не завестись, чего доброго.
– Ошибаешься, – она бледно улыбнулась. – С начала и до конца активной фазы ты готов будешь на крокодила залезть, прости за грубость. Ну и я соответственно.
Жидкость в шприцах переливалась неярким сиянием, буквально гипнотизируя, притягивала взор.
– Надо жгут… руку перетянуть, иначе в вену не попасть…
– Вены тут ни при чём, – впервые с начала дикого разговора в её глазищах всплыли робкие смешинки. – Как помнится, у иннурийцев для этого дела имеются превосходные ягодичные мышцы. Мне же укол удобней ставить во внутреннюю поверхность бедра. Там у нас нет крупных сосудов.
– В такое бедро иголкой! – я округлил глаза. – Это святотатство!
– Балбес ты, Антошка! – расхохоталась она. – Ох и балбес!..
Глава 6
Замкнувшийся круг
– Сашуля, ты не сможешь сегодня Мишеньку пораньше забрать?
– А что такое?
– Я его к зубному записала на три часа. Опаздывать никак нельзя, у Вайнштейна знаешь какая очередь?
– Ну, конечно, заберу, Ляля, о чём разговор!
– И меня потом отвези в музсалон. Когда уже тебе дадут собственного шофёра?
– Как только твой папа соорудит мне подполковника, Лялечка. Сама бы научилась водить, не хочешь? «Жигули» тебе купим…
– Ой, я тебя умоляю! – супруга дула на пальцы, оснащённые длинными лакированными ногтями, сушила лак. – В этой таратайке…
– Ну а до собственной «Волги» нам опять-таки потерпеть придётся, – вздохнул супруг.
– Приличные люди на иномарках давно уже ездят вообще-то!
Кофе в турке вскипел, выпирая шапкой пены, и гэбист торопливо подхватил сосуд, не давая напитку сбежать, вылил в фарфоровую кружку. Поболтал ложечкой, размешивая сахар. Вообще-то Лялька баба ничего, истерик особых не закатывает, и в постели хороша, и не так чтобы слишком дура… Но, видит бог, если б не её папаша, хрен бы он на ней женился.
Жуя бутерброд с сыром и ветчиной, «психотерапевт» поглядел в окно. Пасмурный день будет, похоже… Ладно. Итак, что у нас в планах на сегодня? Да, та девка… Вообще-то выставить наблюдение по-хорошему следовало бы заранее, но с этой волокитой-бюрократией… Значит, выставить наблюдение сегодня. Лазерные микрофоны на окна плюс видео. Это с утра. А к концу дня дать задание Барбосу с ребятами – пусть-ка хорошенько помнут этого парня. Прямо возле дома. Вот и проверим насчёт паранормальных способностей, или чего там у них… Если не парень, значит, девка. Впрочем, остаётся шанс, что был и третий, обзор у той бабки был ограничен… Но всё равно помять парня надо. Очень крепко, на полном серьёзе обработать. Должен же он в порядке самообороны отреагировать? Вряд ли человек, которого убивают, станет до последнего прятать за пазухой пистолет, жизнь дороже. Повалит Барбоса со товарищи, как ту шпану, и будут у меня козыри на руках…
Серый воробышек сел на подоконник, склонив голову набок, принялся разглядывать сквозь стекло хозяина квартиры. Гэбист подмигнул воробью. Ишь ты, смелый какой… кошки небось испугался бы…
Птичка вдруг надулась, взъерошив перья, крылья распустились веером, не по-воробьиному – ни дать ни взять маленькая параболическая антенна, промелькнула последняя мысль…
Кровь хлынула у мужчины из носа, мгновенно сворачиваясь в кружке с горячим кофе чёрными скользкими сгустками. Сделав нелепое судорожное движение, гэбист рухнул лицом на кухонный стол, опрокинув кружку.
– Саша? – супруга заглянула на кухню, дабы выяснить, что за шум. – Саша!! Сашааааа!!!
Инбер, вздохнув, погасил голограмму. Спрятал амулеты за пазуху, двинулся к выходу, пригибаясь, чтобы не удариться головой о выступающие бетонные рёбра плит перекрытия. Сейчас его было не узнать. Видавшая виды дешёвая клетчатая рубаха, кепка, грязные штаны, заправленные в сапоги, трёхдневная щетина – тракторист трактористом… К сожалению, дальность действия телепаторов до сих пор оставляет желать лучшего, с точки зрения иномейских миссионеров. И разрабатывать дальнобойный прибор никто не собирается ввиду незначительности количества нуждающихся в таковом. Загружать целый творческий коллектив ради хотелок жалкой кучки экстремалов, помешанных на своих дикарях-иннурийцах, – ещё чего! Вот и приходится подбираться к клиенту чуть ли не вплотную. Хорошо, что этот «психотерапевт» удачно жил на верхнем этаже и оказалось возможным скрытно разместиться прямо у него над головой в техническом этаже-чердаке. Живи он пониже, пришлось бы сидеть в подъезде на корточках, изображая пьяного бомжа…
Иномеец усмехнулся. Девочка моя, знала бы ты, насколько грузишь своего шефа-наставника. Право, лучше бы я сам сидел сейчас за развёрнутыми бридами, контролируя взаимодействие иномейского имитатора с Центром управления полётами здешних аборигенов… Ладно. Угроза контроля на ближайшее время снята. Этот «доктор» не дал распоряжения и теперь уже не даст. Сегодня будут возиться с его трупом – какое несчастье, такой обширный инсульт, и ведь совсем молодой ещё! – с понедельника начнётся процесс передачи дел… Так что не раньше вторника. Вернее всего, значительно позже, здес, на Иннуру, никто не рвётся работать. А может, подпалить к чертям полосатым и его кабинет в конторе? Вместе с сейфом… Палка о двух концах. С одной стороны, все материалы сгорят, и придётся начинать сначала. С другой – станет очевидной неслучайность инсульта… Сжечь всю их контору от подвала до чердака – дело другое, но на такой эксцесс уже нужна особая санкция… Да и со вторника надо прекратить прессинг той аборигенки-ревнивицы, что отдыхает в психушке. Пусть приходит в себя уже. За месяц станет резвее прежней на пшённой-то каше…
Добравшись сквозь завалы неубранного строителями мусора до крайнего подъезда и убедившись, что на верхней площадке никого нет, резидент открыл люк и быстро спустился по пожарной лесенке, придержав створку люка, чтобы не грохнула. Резвой пробежкой, прыгая через ступеньки, одолел межэтажные марши и вышел из подъезда, засунув руки в карманы и насвистывая какую-то привязчивую песенку. Мельком взглянул на небо, заворачивая за угол. Небо Иннуру сегодня было затянуто лёгкими тучами, и сквозь белёсую пелену проглядывал размытый ком огня – ни дать ни взять светлые небеса прекрасной Иноме… Да, эта девчонка ещё задаст всем жару. Ой, что начнётся, когда она притащит за собой аборигена-иннурийца! Все новостные каналы будут забиты, сам Патриарх озадачится… а уж Совет Матерей!