Далеко от Земли Комарницкий Павел
Инбер вновь усмехнулся. Девочка моя, сколько же от тебя мороки… и выговор мне влепят неслабый, это уж точно… но, светлые небеса, знала бы ты, как мне сегодня хорошо на душе! Отчего, кто знает?
– Ну вот и всё…
На голографических виртуальных экранах оживлённые люди хлопали в ладоши, хлопали друг друга по плечам, энергично пожимали руки и вообще бурно радовались по поводу завершения важного этапа миссии «Вега» – исследованию планеты Венера.
– Опять обманули наивных дикарей… – Я осторожно обнял ненаглядную, и она со вздохом привалилась ко мне.
– Что делать, Антоша… У вас тут тоже прячут спички от детей.
За окном угасали последние отблески заката. Тёплая июнькая ночь тихо опускалась на Москву, и узенький серп Луны висел в тёмном звёздном небе, какого никогда не увидеть на прекрасной Иноме.
– Устала смертельно… а сна ни в одном глазу.
– Так иногда случается, от нервного перенапряжения, – я осторожно целовал её в шею и за ухом… везде, везде… – Ванну бы горячую тебе сейчас…
– Нет, Антоша, – она улыбнулась. – Потерплю я. Забыл, что сегодня должно случиться?
– Я не забыл… я жду…
– Луна… – Вейла задумчиво и внимательно разглядывала ночную спутницу Земли, словно видела впервые. – Не хочу сидеть дома. На воздух хочу.
– Ну так пойдём прогуляемся. По ночному городу…
– Раз погуляли уже, спасибо, – она вздохнула. – Шеф велел носа не показывать на улицу без его личного разрешения.
Я задумался.
– Выход всё-таки есть. Хочешь, выберемся на крышу?
– М? – в её глазах промелькнули смешинки. – Нет, а что? Хороший ход. Приказ был насчёт улицы, а про крышу шеф ничего не упоминал!
– Ну и решено. Отмычка от чердака где у тебя?
– Погоди-ка… я ещё и глинтвейна в термос залью, ага?
– Великолепная мысль! И шезлонги возьмём, и ещё гитара нужна.
– Гитара?
– Ну сама посуди – чего ночью делать на крыше без гитары?
И мы разом рассмеялись.
– Как хорошо… – Вейла вздохнула полной грудью.
Я лишь блаженно улыбнулся в ответ. Двухлитровый термос с глинтвейном, мастерски сваренным моей ненаглядной из сухого красного вина, был уже наполовину пуст. Мы сидели в лёгких раскладных шезлонгах а-ля турист, растянутых на дюралевых рамках-трубочках, и перед нами расстилалось море переливающихся огней.
– Спой?
– Позже, – иномейка чуть мотнула головой. – Вообще-то, строго говоря, по иннурийским обычаям кавалер должен петь серенады или как?
Я вновь широко улыбнулся.
– Я могу. Только тебе же придётся это слушать.
– Ой, испугал! Итак, я жду.
Взяв в руки гитару, я пощипал струны, покрутил колки, настраивая инструмент.
- Заря упала и растаяла.
- Ночные дремлют корпуса.
- Многоэтажная окраина
- Плывёт по лунным небесам,
- Плывёт по лунным небесам,
- Плывёт по лунным небесам,
- Плывёт по лунным небесам…
Она смотрит и смотрит на меня, и в глазах её отражается лунный свет, смешанный с огнями великого города.
- И шапку сняв, задравши голову,
- Как зачарованный стою,
- Я на краю степи и города
- Земли и неба на краю.
- Земли и неба на краю,
- Земли и неба на краю,
- Земли и неба на краю…
Переливаются, мерцают небесные огни, им вторят огни земные – и меж этих огней только двое. Она и я. И нет ничего важнее…
- И снова песней нескончаемой
- Запела древняя струна,
- Веками числилась окраиной
- Моя родная сторона,
- Моя родная сторона,
- Моя родная сторона,
- Моя родная сторона…
Последний аккорд таял в воздухе долго-долго, будто в электронном ревербераторе.
Она сидела неподвижно, и по щекам блестели дорожки слёз.
– Ну вооот… расстроил я тебя…
– Нет, Антоша… – её глаза теперь будто сами излучали незримый свет, – не только от горя бывают слёзы. От счастья иногда тоже…
Да, это была святая правда. Моё сердце плавилось от невыразимой нежности. Родная моя…
– А теперь ты спой, угу? – я протянул ей гитару. – Свою, иномейскую. Можно?
– М? – она несколько мгновений раздумывала. – А отчего бы нет?
Ответить я не успел. Волна жара прокатилась по телу, сменяясь неистовым желанием. В ту же секунду Вейла изогнулась в шезлонге, выгнув грудь колесом.
– Опа… отменяется пение, Антоша…
– Это… оно?
– Ну разумеется! Снимай с себя всё… быстро, быстро! – Она двумя рывками освободилась от собственных жалких тряпочек.
Снять брюки мешала стремительно нарастающая эрекция – ещё чуть, и ткань, пожалуй, просто лопнула бы. Но я всё-таки справился. Всё прочее с меня мы срывали уже в четыре руки… впрочем, это уже не очень отчётливо…
И всё потонуло в огненной лаве дикой, невероятной силы страсти.
– …Надо сказать прямо… жутко скотский этот ваш препарат…
Короткий сдавленный смешок.
– Так ведь он и предназначен для животных, Антоша. Ветеринарный препаратик-то…
Мы лежали на грязном рубероиде крыши, полностью лишённые сил. Её груди высоко вздымались, и моя рука, в последнем порыве стиснувшая левую, так и лежала, словно сведённая судорогой. Но едва я пошевелился, намереваясь убрать свои пальцы с её соска, Вейла тут же требовательно прижала мою кисть собственной ладошкой – не надо, не отпускай… Тусклый свет лунного серпика не давал как следует рассмотреть, но, по-моему, округлые тугие полушария были в пятнах синяков.
– Похоже… я тебя… довольно здорово помял, родная…
Вновь короткий смешок.
– Что да то да… Хорошо рёбра целы… Губы чуть не оторвал, ненасытный… Четыре захода? Или пять? Не помню… Зато я тебя искусала. Сильно, да?
Действительно, на моих плечах саднили следы укусов. Губы тоже болели, кстати, неслабо.
– Пустяки… – я поцеловал её распухшими губами. – После свадьбы заживёт…
– Ладно… надо бы спуститься домой… тут такие антисанитарные условия… – иномейка зашевелилась, поднимаясь. – Светлые небеса, я же грязнее грязи… вся спина, и в волосах мусор… Срочно в душ, мыться. Повторный приступ случится не так уж скоро, я полагаю.
– Повторный? Когда?
Вздохнув, она бесстыдно пощупала мои яйца.
– Как только эти сосуды вновь наполнятся. Кстати, как скоро они наполнятся, м-м?
– …Наверное, уже всё?
Голос моей ненаглядной был тих и робок, как у первоклассницы, не выучившей урок. И то хлеб, по-пластунски проползла в голове вялая мысль, у меня-то сейчас голоса и вовсе никакого… напрочь утрачен дар членораздельной речи… или всё-таки не совсем?
– Е… если… ещё раз… я помру… зап-просто…
Скотский препарат, достижение высокоразвитой иномейской ветеринарии, оказался подлинным орудием пытки. Утро за окном уже сменилось ясным солнечным днём, но исключить возможности нового приступа адской страсти Вейла не бралась. Или дозировка зелья оказалась чересчур велика? Хорошо ещё, что после первого, самого жестокого приступа прочие оказались помягче – во всяком случае, моя ненаглядная больше не кусалась, да и я по мере возможности старался щадить её рёбра и груди. Тем не менее де-факто принудительные четырёхактные оргии с интервалом в полтора-два часа измотали нас до крайности. Особенно меня…
– На работе… прогул мне запишут…
Иномейка беззвучно засмеялась.
– Смешной какой ты у меня, Антошка… Трудовую книжку на Иноме возьмёшь?
Я тоже засмеялся. В самом деле, нашёл повод для беспокойства. Сегодня вечером, как лишний народ с погоста разбредётся, мы вдвоём навестим могилку бабушки Рязанцевой на старом кладбище, и прости-прощай, холодная Иннуру.
– Мне… с родными попрощаться надо…
Её бледное лицо стало задумчивым и очень серьёзным.
– А вот это аргумент. Очень даже аргумент… Но, может, всё-таки не надо?
Последние слова прозвучали жалобно, почти умоляюще.
– Ты же сама понимаешь, что надо. Иначе выйдет совсем по-скотски.
Она вздохнула.
– Да понимаю я, Антоша… всё я понимаю. Но гложет меня какой-то дикий, иррациональный страх. Вот отпущу я тебя сегодня, хоть на миг отпущу от себя – и всё… И больше мы не увидимся.
Холодная ящерка пробежала по хребту, царапаясь крохотными коготками.
– Ну-ну, откуда такие страхи… Не нагнетай. Ну хорошо, я возьму с собой твоего Роба. Для страховки. Можно же?
Она кусала губы, опухшие от лютых ночных поцелуев.
– Можно, конечно, бери… Когда?
– Отец обычно возвращается со службы к полседьмого, если не задерживается, конечно. Мама раньше, у неё рабочий день до пяти. Ленка вообще дома крутится, каникулы… – я ободряюще улыбнулся. – Полдень уже наступает. Семь часов осталось всего-то, аккурат четверть вашего церка. Двадцать пять цис всего. Не бойся.
– Полдень… – она всё грызла свои губы. – Полдень уже наступает…
Она вдруг заговорила нараспев, точно сомнамбула, чётко выговаривая иномейские слова, и я поспешно ткнул пальцем в бляшку телепатора.
- Полдень уже наступает,
- Небесный огонь неистов,
- Паром река курится,
- Вода, оскорблённая зноем,
- Незримо стремится к небу,
- Чтоб там, собравшись всей мощью,
- Обрушиться вновь на землю
- И отомстить за обиду…
- Всё живое затихло
- В ужасе перед ливнем…
Отчаянный взгляд.
– Антоша… Давай сейчас рванём в тинно? Вот прямо сейчас. Не теряя ни минуты. А?
– А как же приказ твоего шефа? Сейчас на кладбище довольно много посторонних глаз.
Из неё словно выпустили воздух.
– Ты прав. Ладно… Давай будем завтракать.
– Разрешите, товарищ полковник?
– Входи, Сагдеев, входи, – хозяин кабинета снял очки, зажмурив глаза, потёр переносицу. – Совсем глаза никуда стали, надо бифокальные очки заводить… Докладывай, Талгат, чего накопал.
– Кое-что накопал, товарищ полковник, – чернявый коренастый крепыш в штатском костюме с резкими монгольскими чертами лица извлёк из папки несколько листков. – Не зря все выходные за бумагами просидел. Интересные факты вырисовываются.
– Ну-ка, ну-ка… – гэбист придвинул к себе листки, вновь надев очки, принялся всматриваться в текст. – Хм… Не вижу связи. Инсульт – вещь такая, кого угодно и где угодно прихлопнуть может… при нашей работе особенно, тут мозги всё время гудят от перегрузки…
– Вполне допускаю, товарищ полковник, инсульт действительно случаен. Даже скорее всего так. Ну а если нет? Паранормальные способности – это же штука тёмная. Смотрите, какая картинка: банда уличной шпаны нарвалась – с копыт долой и не помнят ничего. Память всем разом отшибло – это как? Потом эта девчонка, комсомолка-активистка, в психбольницу загремела. Дорогу попыталась перейти гражданке Рязанцевой и враз ума лишилась – тоже случайность? Очень уж своевременная случайность получается, товарищ полковник.
– Хм… Очень зыбкие построения, Сагдеев. Если уж она такая супер-пупер колдунья, так проще было вовсе со свету соперницу сжить. Покойники – народ совершенно безопасный и тайны хранят превосходно. А тут эта деваха наплела… ты полюбуйся, какой цветистый бред – инопланетный агент у нас гражданка Рязанцева Марина Денисовна, она же суккуб…
– Так оно, товарищ полковник. Однако письмо к нам в Комитет всё равно дошло бы. И поскольку покойницу уже не спросишь, вопросы возникли бы уже к самой Рязанцевой. А тут бред полоумной, кто её станет слушать? Удивляюсь я ещё, как товарищ Граев, мир праху его, сумел свести эти два факта, контуженную шпану в подворотне и полоумную комсомолку. И вот теперь сам… опять случайность? Случайность, да случайность, да ещё раз случайность – многовато будет, товарищ полковник.
– Хм… Да, искренне жаль Граева, умный был мужик, работать умел… Талгат, меня бесит твоя манера вот так вот папку мять. Сколько можно говорить, к начальству надо заходить не с шестёрок, а с главного козыря. Доставай уже своего джокера.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – на скуластом монгольском лице не дрогнул ни один мускул. – Бумаги покойного я разгребал в выходные, а сегодня весь день ушёл на наведение справок насчёт этой парочки. Парень в порядке вплоть до прадедушек, а вот с этой Мариной не всё так просто.
На стол лёг лист бумаги с прикреплённой скрепочкой фотографией.
– Вот так выглядела Рязанцева Марина Денисовна. Ныне покойная.
– Оп-па! – полковник блеснул очками. – Чего ж Граев-то?..
– Так полагаю, ему просто времени не хватило дойти. Очевидно, он просмотрел только документы из нашего ЗАГСа и паспортного стола. А там фото в порядке, там на фото нынешняя гражданка Рязанцева во всей красе.
– Молодец, Талгат… Твой план?
– Покойный товарищ майор, мир праху его, тут вчерне набросал перечень дальнейших оперативных мероприятий, – на стол перед полковником лёг блокнот, завёрнутый и перетянутый резинкой на нужной странице. – Насчёт жёсткой проверки парня я бы не стал спешить. Поговорить сперва надо. А вот приборную слежку за квартиркой надо было ещё когда организовать. Дадите «добро», товарищ полковник?
– В свете вышеизложенного – обязательно. И с парнем этим надо поговорить срочно, ты прав. Он тоже в «Лавке» трудится, я верно понял?
– Так точно, товарищ полковник. Так я поеду?
– Не-не, не так. Организуем ему вызов к нам прямо сейчас. Да можно и ей, кстати. Если рыло в пушку, враз задёргаются.
– А если спугнём? Уйдут в нелегалы…
– Ха-ха… смешная шутка, – полковник снял с телефона трубку. – Чёрт, время шесть почти, сейчас там весь научный люд разбежится… Алё! Научно-производственное объединение имени Лавочкина? Всё верно, я в Первый отдел и звоню. Здорово, старый! Узнал? Эх, не быть мне богатым… Слушай, тут дельце небольшое вырисовывается. Трудятся у вас в организации некая Рязанцева Марина Денисовна и Привалов Антон Эдуардович… ага, ты слегка в курсе, это упрощает. Вот им обоим передай наш официальный вызов. Бланки есть у тебя? На больничном девушка? Ах, и он тоже приболел? Угу, понятно… Ладно, отложим, не вопрос. Ну бывай здоров! Да хорошо бы за коньячишком посидеть, кто спорит… покой нам только снится… Ну всё, супруге привет!
Положив трубку, полковник вновь снял очки, зажмурив глаза, потёр переносицу.
– Приболели они. Оба сегодня на службу не вышли. Сказать окровенно, если б я имел в молодости такую деваху, – тычок в одну из фоток, – с больничного бы вообще не вылезал. На почве сексуального истощения… Куда звонишь? В поликлинику?
– Так точно, товарищ полковник, – Сагдеев уже крутил телефонный диск. – Алё, регистратура? Здесь капитан Сагдеев Талгат Мусабаевич. Представьтесь, пожалуйста, девушка. Нет-нет, ничего такого, просто я должен знать, с кем имею честь. Официальный запрос всё-таки. Очень приятно. Тамара Александровна, тут вот в чём дело… нужно срочно выяснить, в каком состоянии пребывают Рязанцева Марина Денисовна – да-да, записывайте! – Рязанцева Марина Денисовна и ещё Привалов Антон Эдуардович. Я понимаю, что не мгновенно, но я терпелив и буду ждать, сколько потребуется. Нет-нет, не кладите трубку, я подожду на проводе.
Некоторое время капитан молча вслушивался в шумы телефонной линии. Хозяин кабинета задумчиво разглядывал фотографии.
– Необыкновенные всё же глаза у этой мадмуазель, не находишь? Тут само полезет в голову насчёт Аэлиты и прочих марсиан…
– Алё? Да, очень внимательно слушаю. Не явилась сегодня на приём? Угу… А Привалов? Вообще не обращался? Понятно… Огромное спасибо, Тамара Александровна, родина вас не забудет! Ещё раз спасибо!
Гэбист положил трубку на аппарат.
– Оп-па… – полковник остро взглянул на подчинённого. – А ну-ка бери ребят и скоренько на хату к этой Марине Денисовне. Быстро!
– …Вообще-то жаль, ты прав. Привыкла я к ней, что ли… Цветы вот погибнут…
Я лишь вздохнул. В самом деле… пропала московская квартирка. Уже на днях, возможно даже завтра, вероятно, тут будет устроена засада. Интересно, сколько могут ждать гостей товарищи из КГБ – год? два? Хватать случайно позвонивших в дверь соседей, ошибшихся этажом подвыпивших граждан… А потом, так и не дождавшись, эту квартиру передадут остро нуждающимся в улучшении жилищных условий.
– Шефу твоему придётся попотеть, подыскивая жильё новому агенту.
– Если он будет, тот агент, – иномейка вздохнула. – Похоже, надобность в кураторе венерианских экспедиций отпадёт в самое ближайшее время.
– На фирме идут разговоры насчёт запуска долговременной станции, способной работать в вашей адской топке несколько часов. Или даже дней.
– А ещё идут разговоры насчёт запуска венерохода, – она чуть усмехнулась. – Разговоры останутся разговорами.
– Уверена?
– Да, Антоша. Пока ты там у себя усердно проводочки крутил, я все ценные головушки облазила-обыскала. Для чего, собственно, меня и взяли в службу… Сначала вам банально не дадут денег, все средства выкачивает программа «Энергия» – «Буран»… А позже сменится парадигма.
– Что-что?
– Парадигма. Время беззаветных энтузиастов покорения космоса здесь, на Иннуру, уходит, оно уже практически ушло. Настала эпоха рутинёров, лишённых полёта мечты. За ними обычно приходят сизифы, согласные получать хорошую зарплату за бессмысленное катание камней. И всё заканчивается циниками, желающими получать деньги уже просто так. За болтовню.
Я лишь пожал плечами. Против парадигмы возразить нечего…
– Ладно, – Вейла поднялась. – Пора.
Мы спускались по лестнице, не пользуясь услугами наконец-то починенного лифта. Впереди цокал когтями Роб, для виду снабжённый ошейником и поводком, за ним хозяйка. Я замыкал процессию, и на моей голове просто и естественно расположился маленький ручной попугайчик. Прочая боевая техника в составе воробья и стрижа дожидались во дворе.
– Здравствуйте, Дарья Павловна, Ольга Петровна!
– Здравстуйте, здравствуйте, Мариночка! – пара востроглазых старушек прекратила обсуждение очередных сплетен. – Что-то не видно вас было!
– Болела всю неделю, представляете? Лето пришло, и тут такая простуда – ужас!
– Прогуляться никак решили?
– Да, надо размяться. Вот Робик уже устал, истомился, пока хозяйка болела, – улыбка иномейки стала совершенно лучезарной. – В Битцевский парк поедем!
– Доброе дело!
Раскланявшись наконец с соседками, мы забрались в «ушастика», смирно дожидавшегося своей участи. Робопёс с изрядным трудом разместился сзади, попугайчик – на спинке сиденья. Откуда-то сверху прилетел воробышек, бесстрашно уселся на решётчатый багажник и звонко чирикнул. Я поискал глазами в небесах, не видно ли где нашего боевого стрижа. Вот и машина пропадёт, промелькнула в голове очередная посторонняя мысль…
– Всё остаётся людям, – задумчиво произнесла Вейла, размещая детали распределённой киберсистемы «водитель» по местам. – Включи все свои приборы. Зачем они тебе выданы, м-м?
– Все?
– Все. И так до самой Иноме.
Не споря более, я активировал телепатор, достав из кармашка, нацепил клипсы автопереводчика. Индикатор потока внимания и искатель жучков коротко пискнули, переходя в рабочий режим.
– В Багдаде всё спокойно. А ты боялась…
– Я и сейчас боюсь, – она чуть улыбнулась. – Дура, наверное.
«Запорожец» плавно взял с места, осторожно выруливая со двора.
– Какой-то деликатный он у тебя сегодня…
– Это я задала такой режим. Не хотелось, чтобы было похоже на бегство.
Её глаза пугающе глубоки и чуть печальны.
– Мы же покидаем этот мир, Антон.
Автомобиль уже ровно катил по дороге, безукоризненно соблюдая все правила уличного движения. Сегодня даже самый рьяный инспектор ГАИ вряд ли нашёл бы повод остановить нас.
«Шеф, мы уходим. Пока всё тихо» – это её мыслепередача. Ответа я не услышал, естественно, – ответ адресован только ей.
– Слушай… – я сглотнул невесть откуда взявшийся в горле комок. – Ключ от тинно отберут у тебя?
– Конечно. Ключ положен только сотрудникам миссии, работающим на Иннуру.
– Но, может… когда-нибудь… потом… я смогу навестить родителей? И Ленку…
Короткий вздох.
– Давай для начала выберемся отсюда, с Иннуру.
«Ушастик» уже заруливал во двор моего родного дома. Дома, где прошло моё детство…
– Ну вот, Антоша… – Вейла бледно улыбнулась. – Иди. И возвращайся скорее.
Попугайчик бесстрашно залетел в подъезд вслед за мной, порхая туда-сюда, сопроводил до квартиры. Поколебавшись, звонить или нет, я отпер дверь своим ключом.
– Тоша? – Ленка выплыла из спальни, наворачивая золотые кудри. – Ты откуда? Привет!
– А ты никак теперь блондинка, – улыбнулся я.
– Ныне и присно и во веки веков! – сестрёнка гордо тряхнула локонами, рассыпавшимися по плечам. – Девушке блондинкой быть много выгоднее. Нравлюсь?
– Вполне, – совершенно искренне заверил я. – Тебе идёт, правда.
– Антон? – Мама вышла из ванной, одетая в короткий халатик, вытирая голову полотенцем. Принимала душ после работы, очевидно. – Ты один?
Сердце у меня больно сжимало незримой ладонью.
– Ма… ты такая красивая в этом халате. Молодая совсем…
– Спасибо за комплимент, Антоша, – мама вглядывалась в моё лицо. – Ты сегодня на себя не похож, слушай… Что-то случилось? С Мариной поругался?
– Всё в порядке, – я, похоже, научился от своей ненаглядной врать не моргая. – Папа где?
– На работе задерживается. Лене вон звонил, будет поздно, не раньше девяти.
Я судорожно вздохнул. Ну вот… Не судьба. И ждать нет смысла.
– Да что с тобой, Антон? – в голосе мамы нарастала тревога. – Ты прямо пугаешь!
– Да всё в порядке, ей-ей! Мимо ехал, дело у меня одно тут, ну и как не заглянуть на минутку к самым родным и близким? С отцом хотел проконсультироваться насчёт ремонта «Запорожца»…
Мой голос звучал на удивление беззаботно и, на мой взгляд, весьма убедительно. И я вдруг отчётливо понял, что не смогу им сейчас сказать… Просто не смогу.
Решение пришло мгновенно. Написать записку и подсунуть отцу в бумаги. Так будет небольно. Ну правда же, совсем не так больно?..
– Ма, а это чего у тебя? Оладьи? Я упру одну, эге?
– Да хоть пять. Чего, не кормила тебя сегодня Марина?
Засунутый в рот оладышек избавил меня от необходимости отвечать.
Улучив момент, я накарябал записку и сунул листок отцу на письменный стол.
– Ну ладно… – я вновь вздохнул. – Раз бати нету, поеду-ка я. На вас посмотрел вот на красивых… Я вам говорил, что люблю обоих? – мой голос всё-таки дрогнул. – Не говорил, хам такой… Вот, сейчас говорю.
– И мы тебя любим, Тоша, – Ленка, похоже, тоже почуяла неладное и говорила теперь тихо и вдумчиво.
«Антон, здесь Вейла. Срочно выходи, немедленно. Машина будет у подъезда».
– Ладно, пока-пока! – я абсолютно естественно чмокнул маму в щеку, притиснул Ленку. И, не дожидаясь реакции, выскочил вон из квартиры.
«Держись естественно, Антоша».
Индикатор потока внимания неслышимо зазудел на груди, едва я вышел из подъезда. «Запорожец» подкатил, резко тормознув у самого подъезда. Распахнув дверцу, я плюхнулся на сиденье, и «ушастик» немедленно тронулся в путь.
– Что случилось?
– Ремень пристегни!
«Вслух не говори, думай. За нами погоня».
Но я уже и сам видел новенькую тёмно-зелёную «Волгу ГАЗ-24». Вот как… вот так, значит…
«Дальше тянуть их за собой нельзя, сообразят, куда держим путь. Я даю команду на поражение».
«Волга» резко вильнула и с ходу влетела в фонарный столб. Удар!
«Вот так. Мне жаль… но если откровенно – не слишком».
«Запорожец» уже катил вдоль кладбищенской ограды. Резкие тормоза, меня кидает вперёд, но ремень держит надёжно.
– Выходи, быстро! – Вейла уже отстёгивала ремень.
При некотором навыке обращения с телепатором понять чужую невысказанную мысль совсем несложно. Действительно, погоня сейчас увяжется за «ушастиком», и робот-шофёр изрядно помотает тяжёлые гэбэшные «Волги» с форсированными моторами по дворовым закоулкам. А потом, когда его таки обложат и загонят, спалит нашу машинку и сам сгорит бесследно. Падёт в борьбе, добавив гэбистам на прощание ещё одну неразрешимую загадку… Прощай, «ушастик»…
– Сюда! – Вейла, похоже, знала тут все дыры в заборе. Выучила, стало быть, за время службы…
– Совсем стыд потеряли, охальники! – полоумная старушка, очевидно, промышлявшая поиском съестного, оставленного посетителями на могилках, потрясала клюкой. – Стадион себе нашли! С собакой ишшо! Юбка – п…зду наскрозь видать!
Дальнейшие гневные речи старушки-побирушки были на слух уже неразличимы, поскольку бежали мы довольно резво даже для стадиона. Тем более для кладбища.
«Оторвались?»
«Здесь они, Антоша!»
Звук моторов, лязг дверей. И сразу лай собак.
«Ого!»
«Вот именно – «ого!»
Две здоровенные немецкие овчарки, выскочившие из «уазика»-«буханки», очевидно, изначально не сомневались в успехе. Плёвое дело – догнать, повалить, вцепиться девке в голые ляжки… Сомнения у псин возникли лишь при виде несущегося навстречу Роба.
Первую овчарку Роб перехватил на лету, не по-собачьи ухватив прямо за оскаленную пасть. Хрустнули кости, псина завыла предсмертным воем, каким-то неестественно-булькающим – морда овчарки оказалась откушенной напрочь, точно саблей отрубили. Второй пёс сделал запоздалую попытку уклониться от встречи с монстром – куда там! Чудовищные клыки биоробота вошли в спину упитанного мускулистого зверя, словно в кисель. Рывок! Торчащие из растерзанного тела позвонки и сахарно-белые обломки рёбер – зрелище не для слабонервных, доложу я вам…
Бах! Бах-бах-бах!