Далеко от Земли Комарницкий Павел
– «Спасибом» ты не отделаешься, – в её глазах вновь всплыли смешинки. – Такие сомнения есть тяжкое оскорбление девушки, смыть которое можно лишь кровью. В крайнем случае потом. Идём танцевать!
– А как же?.. – Я указал глазами на столик, где гонял чаи генконструктор.
Её глаза близко-близко.
– Всё, что нужно, я уже узнала.
Стена ущелья, испещрённая малахитовыми прожилками, уходила ввысь, загибаясь над головой массивным карнизом. Корявый ствол дерева с красноречивым названием «стенолаз» плотно прижимался к камню, цепляясь многочисленными корнями за малейшие расщелины. Ручей, протекавший по дну ущелья, сонно журчал, переливаясь меж округлыми валунами. Как тихо тут…спокойно… так и тянет закрыть глаза…
Инбер усмехнулся. Всё это иллюзия, вся эта тишь и спокойствие. Сразу после полудня тут будет кошмар. Рушащиеся с небес потоки горячего ливня и бешеный поток, распирающий ущелье, ворочающий камни размером с голову… Не зря стенолаз предпочитает держаться за скалу, не слишком надеясь на нижний корень…
Вот так и у него. Да, пока тишь и спокойствие. Пока девчонка-практикантка крутит свой невозможный роман, в то же время исправно исполняя служебные обязанности. И этот абориген, что правда то правда, хранит инкогнито не хуже самого иномейского резидента. Вербовка прошла отлично, получен ценный материал…
Только всё это иллюзия. Так не может продолжаться долго. Как там, в учебнике, – «не следует путать стабильную ситуацию с метастабильной»… Копятся, копятся где-то в вышине водяные пары, и пусть пока они незримы – очень скоро гроза явит свою мощь.
«Ладно, Инбер. Считай, что мы поговорили».
Вздохнув полной грудью, иномеец вцепился в жёсткую кору и решительно полез наверх, цепляясь пальцами где за каменные выступы, где за ветки стенолаза. Это было старое хобби – скалолазание. Вообще-то обычно для такого дела подбирается подходящая компания, но в этот раз желающих не нашлось. У всех дела, и потом в Медных горах вот-вот наступит Время Ливней… в общем, ты не поверишь, как жаль, дружище… А отпуск-то не резиновый… тьфу ты… вот же до чего въелись эти иннурийские поговорочки…
Пот уже заливал глаза, но Инбер упрямо лез и лез ввысь, не давая себе отдыха. И хорошо, что нет компании. Думать вообще-то лучше в одиночку… Думать всегда полезно, а порой просто жизненно необходимо. Вот как сейчас…
«Ладно, Инбер. Считай, что мы поговорили».
Ствол стенолаза огибал карниз, так что приходилось ползти, обхватив дерево руками и ногами. На секунду возникло странное ощущение – небо и земля поменялись местами. Вот сейчас он обогнёт карниз, и стоит разжать пальцы – улетишь, рухнешь со свистом в самые светлые небеса… Странная иллюзия, конечно.
Странная, как сама жизнь.
Корень растения предательски хрустнул под рукой, и ремни заплечного гравитора мгновенно натянулись – аппарат готов подстраховать. Предотвратить падение в пропасть. Мягко опустить скалолаза-неудачника наземь… Хороший аппарат, просто замечательный. Как жаль, что такая подстраховка невозможна для всех случаев в жизни…
«Ладно, Инбер. Считай, что мы поговорили».
Выбравшись наконец наверх, иномеец некоторое время восстанавливал дыхание. Внизу, в пятистах шагах, серебрилась ниточка ручья.
Ладно, Иллеа. Когда не знаешь, что делать, следуй старому мудрому правилу – не делай ничего. Так будет вернее всего.
Считай, что мы поговорили.
– Вах! Настоящый мушчына, слюшай! Дэвушке сваей автомобыл дарат толко настояшые мушчыны, генацвале!
– Да-да… – я рассматривал генацвале без всякого энтузиазма. Пять тысяч за потасканный ушастый «запор»… нет, как хотите, не перевелись ещё в горах Кавказа абреки…
– Нэ пэрэживай! – верно истолковал мой взгляд бывший владелец авто, засовывая за пазуху сдвоенную пачку двадцатипятирублёвых купюр. – Сэйчас дэнги тьфу! Думаэшь, мэнэ за «Волга» пэтнадцат тысяч бэрут, да? По докумэнтам толко пэтнадцат, а свэрху еще столко!
Я лишь ухмыльнулся. Да уж… Воистину «весь мир театр, все люди в нём актёры»… Спектакль, конечно, разыгран на славу. Я даже свой собственный вклад из сберкассы изъял для полной достоверности. Так что даже если и возник бы, предположим, у кого-то чрезмерно любопытного вопрос, откуда у девушки-сироты взялись две тысячи рублей – официально озвченная цена этого самоката, – то ответ вот он, на поверхности. Друг сердечный одолжил в полном бескорыстии. Ну а то, что сберкассовские рубли преспокойно лежат в ящике письменного стола и за пазуху сейчас абрек прячет продукт высоких иномейских технологий, это уже совсем несущественные мелочи.
Распрощавшись наконец с абреком-генацвале, я уселся за руль новоприобретённого транспортного средства.
– Ну что, мадмуазель, с покупочкой вас!
– Поехали! – засмеялась Вейла. – Слушай, я забыла, как тут печку включать?
– Да вот, – я включил обогрев. – Только учти, у него печка бензин жрёт, это не «Жигули». Не успеешь отогреться как следует, глядь – а бак-то уже пустой.
– Переживём, – в её глазах плясали смешинки. – Зато теперь ты сможешь быть уверен, что по утрам в набитом автобусе небритые типы не лезут под юбку твоей девушке. Разве это не стоит пачки раскрашенных бумажек?
– Однозначно стоит! – авторитетно заверил я, выруливая на оживлённый проспект. – А ты ещё хотела «горбатого» покупать…
– А этот лучше? Ой, я не разбираюсь, для меня это всё тележки с колёсиками… Впрочем, ту тележку уже продали. Не дождался хозяин…
– Слушай, это же тебе придётся в автошколу поступать. Учиться вождению, на права сдавать…
– И не говори, – она вздохнула. – Голова кругом…
Собственно, основная тяжесть хлопот по приобретению транспортного средства легла на мои широкие плечи. Поскольку Вейла, как я успел убедиться, действительно понимала в автомототехнике не больше, чем я в балете. То есть автомобиль от садовой тачки отличала довольно уверенно, но вот мотоцикл с коляской с той тачкой перепутать могла вполне. Иномейка лишь предоставила те самые пачки раскрашенных бумажек – как я понял, раскраска нужного количества бумажек не представляла для иномейской науки и техники ни малейшего затруднения.
– Если вдруг откажет, сразу звони мне, – я попробовал было пойти на обгон тяжёлой фуры, но мотор «ушастика» предупреждающе зачихал, и я счёл за благо воздержаться. – И вообще, надо покупочку срочно перебрать, мало ли… нет у меня никакой веры этому грузину…
– О! Ты ещё и автомеханик?
– Ну, просто не совсем безрукий… Папа поможет советом, если что.
– Спасибо, Антоша, – улыбнулась иномейка. – У меня свой знакомый механик имеется. Очень классный.
– Кто такой, как звать, почему не знаю?
– Ага, заревновал! – она засмеялась. – Нет у него имени. Только номер.
– Робот? – я покрутил головой, переваривая очередную порцию ценной информации. – А ты говорила – нельзя…
– Что я говорила? Что в жилище не должно храниться ничего, что в отсутствие хозяина могло бы стать прямой уликой. Скажем, при обыске… Но это не значит, что нет совсем ничего. Оно всё есть, когда в том возникает нужда.
– Приехали, – я уже заруливал во двор. – Куда прикажете поставить карету, мэм?
– Куда сочтёте нужным, сэр, – она засмеялась. – Только учти, я же учусь у тебя и всё буду делать точь-в-точь, как ты. Так что отнесись с выбором места стоянки со всей ответственностью!
– …Куда ставить-то, хозяйка?
– Сюда, сюда заносите! Вот, тут, ага… Спасибо!
– Хе… Спасибо не булькает, хозяйка! – ухмыльнулся старший грузчик, и его напарник энергично-утвердительно замотал головой.
– Ну вот это на бульканье, – Вейла сунула пролетарию пятёрку.
– Нуууу…
– Однако возьмите себя в руки, товарищ, – лучезарно улыбнулась иномейка. – Не хотите ли вы, чтобы хрупкая девушка стояла за вас очередь в винном отделе? Сами, сами, чай, не маленькие!
– Спасибо и на том, хозяйка, – вновь ухмыльнулся пролетарий. – Твоя правда… совсем задавили народ…
Дождавшись, когда представители народа очистят прихожую, Вейла со вздохом достала тряпку и принялась оттирать следы, оставленные сапогами пролетариев. Нет, наверное, никогда она не привыкнет к здешним порядкам… Недаром опытным агентам после долгого проживания на Иннуру положен курс обратной адаптации…
Покончив с эрзац-уборкой, девушка принялась осторожно распаковывать плоские ящики, внутри которых таились листы зеркального стекла. Вот, пожалуйста, и это тоже… Пришлось ехать на мебельную фабрику, искать нужного человека, договариваться… и опять-таки совать крашеные бумажки… Ладно, это эмоции. Зато теперь проблема гидроизоляции ванной будет решена радикально.
Иномейка извлекла из обширной хозяйственной сумки небольшой металлический ящичек – с виду совсем обычный, в таких аборигены обычно носят инструменты. Помедлив, сжала пальцами нужный брелок. Внутри слесарного чемоданчика что-то звонко щёлкнуло, и он раскрылся. Сунув руку, девушка извлекла из недр ящика предмет, более всего напоминающий металлическую палку. За первым последовал второй, третий, четвёртый… Шестнадцать штук, полная ремонтная бригада.
Повинуясь команде амулета, металлические палки разом пришли в движение, трансформируясь в чудовищных монстров, более всего напоминающих земных насекомых-палочников, только увеличенных до неприличных размеров.
Настройка роботов заняла минут пять, не меньше – всё-таки задание было не слишком стандартным. Отдав команду «исполнять!», Вейла покинула бригаду, прошла на кухню. Ставя чайник на плиту, улыбнулась, вспоминая, как Антон предлагал свои услуги по ремонту… Антошка, Антошка… Нет у меня проблемы с ремонтом этой самой ванной и с ремонтом тележки на колесиках тоже никаких проблем… Проблема, Антоша, – это мы с тобой.
Невнятные звуки в ванной стихли, брелок на груди коротко пискнул. Отставив недопитую кружку чая, иномейка направилась в ванную. Критически оглядела работу. Ну вот, другое дело…
Стены, пол и потолок были сплошь облицованы зеркальными листами, причём на полу зеркала были сработаны из толстенного витринного стекла, закалённого – хоть кирпич роняй. Плотно пригнанные листы со швами, проклеенными резиновым клеем, должны были обеспечить помещению гидроизоляцию, сравнимую с подводной лодкой. Покачав дверь, также превращённую в сплошное зеркало, Вейла задумчиво вгляделась в собственное отражение. Тысячи Вейл сверху, снизу и с боков повторили её движение. М-да… шеф явно будет ругаться. Шикарно жить начала девушка. Ну да ладно… семь бед – один ответ. Пусть хоть эта комната будет соответствовать иномейским понятиям о комфорте.
Вейла вновь улыбнулась. Надо тут поролоновый коврик у входа постелить, что ли… Ведь упадёт Антошка, как увидит. Столбом рухнет, и будет бытовая травма.
Улыбка вдруг исчезла с её лица. Антон, Антон… Разговора с родными не избежать. И нечего тянуть. Некуда дальше тянуть. Только сперва не с мамой и отцом… мама, это на десерт. Сперва – с братишкой. Если он поймёт… будет легче. Вот правда, ей, Вейле, будет легче.
Роботы уже сложились, смирно лёжа рядком металлических колбасок на полу. Помедлив, девушка принялась укладывать их в чемоданчик. Надо сегодня же вернуть на склад, вот что. Не дело держать на дому подобные артефакты.
Глава 4
Хмурая весна
Воробьи, рассевшиеся по веткам старого клёна, чирикали звонко и радостно, явно стараясь переорать друг друга. С длинной сосульки то и дело срывались хрустальные капли, наполненные солнечным светом. Кап… кап… кап…
– Весна… – Я полной грудью вдохнул пьянящий мартовский воздух.
– Да… – эхом отозвался отец. – Вот уже и весна…
Ворота гаража были распахнуты настежь, и весенний ветер, казалось, на глазах вымывал из бетонной коробки зимнюю затхлость, пропитанную бензиновой вонью. Наша «жучка» стояла с поднятым капотом – батя, как обычно, затеял весенний техосмотр…
– Так что у вас с Вейлой? – внезапно спросил отец.
– Ы? – моё изумление было совершенно искренним. – Ты про что, па? Ты про Марину, что ли?
– Ну а про кого же ещё, – усмехнулся отец, вытирая руки ветошью. – Так что у вас с Мариной?
– Да… всё нормально вроде…
– Ну-ну… А что ж она не заходит к нам больше?
– Так это… дел много. А так мы встречаемся ежедневно почти. По работе и после…
– Ну вот что, Антон, – взгляд отца отвердел. – Не знаю, как у вас нынешних, но в мои с матерью времена, если уж парень ночует у девушки, тут всего три варианта. Либо свадьба в самое ближайшее время, либо он подонок, либо она шалава. Итак?
Я помолчал.
– Скажи, па… Вот ты её видел, как меня сейчас. Как, похожа она на шалаву?
– Значит, осталось два варианта на выбор. Когда свадьбу наметили?
Я усмехнулся.
– Круто забрал, па.
– Не понял? Ты по-простому давай. Коротко, ясно – дата регистрации. Ну?
Я вновь помолчал.
– Нет даты. Неясно пока…
– Чего тут неясно. Всё ясно. Отпал ещё один вариант. Остался последний. Мой сын – подонок. Так?
Я молча катал желваки.
– Да ты не скрипи зубьями-то. Зубья тебе по уму выбить бы следовало, чтобы нечем было скрипеть. В своё время в деревне с теми, кто так вот с девушкой-сиротой обходился, именно так и поступали.
Я вновь помолчал.
– Скажи… почему ты вдруг спросил про Вейлу?
Отец разглядывал меня долго и пристально, точь-в-точь Левенгук первого микроба в свой микроскоп.
– Ты во сне бормочешь каждый раз. Я уж не знаю, детское прозвище это или что… Но если ты сейчас скажешь, что Вейла, и та девочка на фото, и Марина не одно и то же лицо…
– Одно, – медленно кивнул я. – Что ещё ты желал бы узнать?
Взгляд отца потух.
– Похоже, не дошло до тебя. В общем, так… Впереди у нас как раз праздник, Восьмое марта. До его наступления ты приносишь мне радостную весть насчёт того, что мой единственный сын женится. Либо идёшь на хрен из родного дома. Так доступно?
– Вполне, – снова кивнул я. – Скажи… ты не боишься, что потом придётся горько каяться?
– Это ты насчёт последнего «прости» на смертном одре или речь идёт об отказе посещать могилку? – отец горько усмехнулся. – Я не Тарас Бульба, однако подонков нужно проучивать, пока они начинающие. Пока ещё можно вытащить из дерьма, сынок.
Пауза.
– Ну что с тобой, Антон? Очнись! Ночами бормочешь, плачешь… Не ты ли хранил в столе ту фотку все эти годы? Таких подарков судьба в третий раз не делает!
Я судорожно вздохнул.
– Па… Если ты скажешь уйти – я уйду из дому. Только не мучай меня сейчас, хорошо?
Старое кладбище и вообще-то не самое оживлённое место, сейчас же, укрытое снежными сугробами, оно представляло собой пустыню, где почти не ступала нога человека…
Вейла ещё раз оглянулась. Да, вот отсюда… вот чугунный крест, а вот каменный. Пора доставать ключ.
Прибор замигал инфракрасным огоньком, открывая проход. Помедлив секунду, иномейка двинулась вперёд, утопая в снегу выше колена. Шаг… ещё шаг… ещё… и ещё… Мокрый снег уже чавкал под ногами, норовя забиться за голенища сапожек. Ещё шаг… ещё…
Достигнув края снегового покрова, девушка не утерпела, оглянулась. Её следы позади выглядели дико, словно через гигантское увеличительное стекло. Вот изумится какой-нибудь абориген, решивший воспользоваться проторенным путём. Куда девался ходок-то? Вот есть след, а вот он обрывается… по воздуху улетел, что ли? А впрочем, аборигены, промышляющие поиском пропитания и выпивки на кладбище, не склонны к логическому анализу.
Горизонт уже загибался вверх, как полагается. Сухие будылья прошлогодней травы сменились роскошными зарослями цветов, с каждым шагом становившимися сочнее и выше. Какая это всё-таки непредставимо удивительная вещь – тинно…
Возле синего камня Вейла, не теряя ни секунды, сосредоточенно принялась раздеваться. Сложив все вещи в пластиковый мешок, включила «зеркало». Зеркальная голограмма послушно изобразила голую девушку с плотно сжатыми губами и нахмуренным лицом. М-да… забыла ведь про сводку погоды. Что там сейчас на выходе – не Время Гроз часом? Совсем оторвалась от родной Иноме, совсем…
Тряхнув волосами, Вейла решительно двинулась на подъём. Астры-переростки, перемежаемые родными иномейскими ассигейрами, при касании дружно качали разноцветными головами, словно одобряя решение иномейской девушки. Не трусь, подруга, любовь дело такое…
Горизонт уже опускался, открывая взору тёмные небеса, трепещущие голубыми сполохами грозовых разрядов. Ну так и есть… сейчас попаду под ливень…
У самого выхода земные растения исчезли, уступив место законным представителям иномейской флоры – восьмидесятиградусная жара Времени Зноя регулярно истребляла хлипкие иннурийские цветочки, не давая им как следует разрастись. Впрочем, иномейские цветы суровая Иннуру точно так же регулярно отжимала от соответствующих выходов свирепыми зимними морозами и просто ночными холодами… И даже выходы в приэкваториальную зону Иннуру, где температурный режим был вполне сносным, неизменно оказывались свободны от иномейской флоры – растения не могли приспособиться к рваному ритму освещения, череде бешено сменяющихся суток. Перестройка обмена веществ – дело длительное, а тут глазом не успеешь моргнуть…
Ещё шаг, и ливень обрушился на плечи – граница «пузыря» осталась позади. Не теряя времени, Вейла принялась тыкать в нужный амулет, вызывая гравилёт. Молния распорола косую пелену ливня совсем рядом, по ушам ударило громом. Ух, вот это гроза!..
Иномейка чуть усмехнулась. Молния, гром… надо же… Разве это гроза? Вот там, впереди, – та гроза будет не чета этой… И тем не менее разговор должен состояться. Нет смысла тянуть.
Сверкающее веретено упало сверху, развернулось в прозрачный мыльный пузырь. Девушка шагнула прямо сквозь упругую стенку и расслабленно упала в объятия гравикресла.
– Адрес, пожалуйста, – приятным баритоном возвестил автопилот.
– …Ма, а где у нас аджика?
– В холодильнике, на верхней полке.
– Тут только варенье и грибы!
– Лучше смотри.
– А! Вижу!
Мама, месившая тесто на пирог, тыльной стороной руки поправила выбившуюся из-под повязанного по-пиратски платка прядку волос.
– Вот интересно, ма, отчего так получается – завтра наш праздник, и мы же корячимся, ага. Мне порой кажется, все праздники придумали мужчины, чтобы вкусно поесть! – Елена с силой натирала аджикой здоровенную курицу, предназначенную для запекания в духовке.
– Совсем взрослая ты у меня стала, – засмеялась женщина, с удовольствием глядя на дочь. – В корень зришь! Увы, такова уж наша женская доля. Испокон веков кормить детей, мужчин и прочий домашний скот…
– Не, ну правда, ма…
– Ты что, хочешь допустить мужиков на кухню?
– Между прочим, некоторые мужики стряпают вполне прилично.
– Такие уникумы и работают где-нибудь шеф-поварами. Исключения созданы лишь для того, чтобы подчеркнуть правило, Ленуся. Обычный мужчина на кухне – это даже хуже, чем женский футбол. Макароны с тушёнкой и бутерброды с колбасой – это праздник?
Женщины разом рассмеялись.
– Ма, а она придёт? – Елена размещала кур на противне.
Мама посмурнела.
– Вот Антон вернётся, его и спросишь.
Пауза.
– Ма… мне кажется, не всё у них ладно.
Алёна Павловна тыльной стороной ладони отёрла пот со лба.
– Тебе кажется… Маленькая ты всё-таки у меня, Ленка.
– А только что была совсем взрослая…
– Ошиблась я, польстила тебе. «Не всё у них ладно»… Всё неладно у них.
Пауза.
– Ма, ну почему? Она ж замечательная, Марина. И квартира своя притом, живи не хочу… Чего ещё Антохе надо?
Долгая пауза.
– Не в Антошке тут дело, Ленуся… Уж ты мне поверь как опытной замужней женщине. Без очков видно: наш Антон за неё готов хоть под трамвай прыгнуть.
– Ы? – девушка даже прекратила процесс заталкивания кур в духовку. – Марина не?..
– И не в ней дело. То есть не собственно в ней.
– Ма, я, наверное, в самом деле соплюха ещё. Но я ничего не понимаю.
– Ты не понимаешь… Скверно, что я тоже. Если бы она была, скажем, английской принцессой или там княжной Монако, объяснение было бы простое и очевидное – её родня нашего Антошку и знать не желает. Рылом не вышел… Но ведь она сирота?
Пауза.
– Ма, а может, всё-таки она… ну… динамо Тошке крутит?..
Алёна Павловна грустно улыбнулась.
– Если бы я её не видела, это было бы ещё более естественное объяснение. Но я видела… Как она на Антона смотрит – нет, Ленусь, с такими глазами динамо не крутят. Совсем другой взгляд у лярв да шалав…
Пауза.
– Ма, а ты не видела?.. ой…
– Да не закрывай ладошкой рот-то. Если ты про фото – конечно, видела. Это Антошка может полагать, что можно много лет утаивать что-то в доме от хозяйки того дома. Ну и от любопытной девчонки-сестрёнки, естественно.
Пауза.
– Вот это загадка так загадка, Ленусь.
– А ещё он ночами бормочет, ма. Там, во сне, он зовёт её Вейлой. Я слышала.
– Ну слышала и слышала. Не лезь к нему, вот что.
Мама критически оглядела готовый пирог.
– Отец на днях круто поговорил с Антошкой. Что взять с мужика – им лишь бы шашкой махать… Но в какой-то мере он прав. Либо туда, либо сюда – пока весь пар не вышел.
– Ма… А если есть что-то, что мы не знаем? Что-то мешает им… ну… жениться официально.
Женщина вздохнула.
– Ладно, Ленк… Подождём естественного развития событий.
– Ну рассказывай, дочь моя.
Инмун сидел в гравикресле неподвижно, словно изваяние, являя собой образец несгибаемого родителя, стойко переносящего любые удары судьбы. Иллеа, напротив, ни малейших попыток обуздания собственных чувств делать явно не намеревалась.
– А что тут рассказывать? – Вейла чуть улыбнулась. – Я люблю его, мама. И он меня.
– Замечательно, просто замечательно, – вне сомнения, Иллеа постаралась вложить в сказанную фразу весь сарказм, имевшийся в наличии, но голос дрогнул, и подлинного убийственного сарказма не получилось. – И что дальше?
– Мама, у тебя же где-то был телепатор? Включи и не нужно будет лишних вопросов.
– Я бы хотела услышать вразумительный ответ, не прибегая к копаниям в мозгах девицы, очевидно не совсем здоровой, – в голосе матери звякнул металл. – Итак, ты любишь его, он тебя. Ваши дальнейшие планы?
– Планы? – девушка светло улыбнулась. – Вот возьму и выйду за него замуж. Как там правильно-то… «зарегистрирован брак гражданки Рязанцевой»… Белое такое смешное одеяние. И кукла на передке смешной такой тележки с колёсами.
– Что?! – Иллеа даже поперхнулась от возмущения. – Что?!!
– Ну а какой ответ ты желала бы услышать, мама? Очевидно, наша Служба Соединённых Судеб откажется соединить наши судьбы по законам прекрасной Иноме.
– По-моему, ты уже хамишь матери, – вмешался наконец Инмун.
– Прошу прощения, папа. Но в самом деле – какой ответ устроил бы вас? Что я наигралась с этим парнем, пора и за ум браться?
– Ты… ты… Зоофилка! Моя дочь – зоофилка!
– Спасибо, мама.
– Подожди, мать, – Инмун поднял руку. – Буйством эмоций тут ничего не возьмёшь. Ну хорошо, предположим – я говорю, предположим! – Инбер плюнул на ситуацию и не стал вызывать эвакуаторов. И осталась ты жить-поживать на Иннуру со своим возлюбленным аборигеном. Интересная профессия, серп, мотыга… ах, да, ты же служишь в организации, клепающей космические аппараты! Раритеты, тскзть. И пусть здесь, на Иноме, рассветы сменяются зноем, а ливни ночными туманами… что тебе отныне до этого? Здесь день да ночь, и опять день, а там, на Иннуру, – сплошное безоблачное счастье… и дети не мешают опять же… какие дети могут вообще быть в межвидовом сожительстве?
Вейла до боли закусила губу.
– Я мог бы сделать ещё более фантастическое предположение, – невозмутимо продолжал Инмун. – Скажем, что вам удалось совместно прожить двести дней и ночей… сколько это по тамошнему счёту… да, где-то около семидесяти лет. И вот наконец твой любимый абориген упокоится, ты же ещё будешь достаточно крепка. И когда там, на дикой планете, ты начнёшь подводить итоги жизненных свершений…
– Прекрати!!!
– …когда начнёшь подводить итоги – что у тебя будет в итоге?
Пауза.
– Только я не стану делать такого совсем уж фантастического допущения. Всё закончится раньше. Возможно, гораздо раньше. Тут мать сгоряча кинула тебе обвинение в зоофилии. Это преувеличение, конечно, – всё-таки аборигены Иннури существа разумные. Насколько именно разумные, это уже другой вопрос… Однако факт остаётся фактом – они похожи на нас только внешне. Ничего особенного, обычный результат работы биологической конвергенции. Рыбы ведь тоже похожи…
– При чём здесь рыбы?!
– Верно. Оставим рыб в покое. Подумай лучше о себе. Тебе известна сказка о Снегурочке? Это такая девушка, персонаж иннурийского фольклора…
– Папа…
– …она не могла выносить повышенных температур, совершенно верно, – всё тем же ровным тоном продолжал отец. – Здесь мы будем иметь, скажем так, зеркальный сюжет.
Инмун чуть наклонился вперёд.
– Он ещё не искалечился, прости за грубость, засовывая тебе? Ничего, всё впереди. Не в сотый раз, так в трёхсотый. Когда-нибудь да не убережётесь. Или ты намерена искалечиться сама, пребывая постоянно в гипотермальной фазе?
Пауза. Долгая, очень долгая пауза.
– А ты, оказывается, можешь быть очень злым, папа, – выдохнула Вейла. – Ну так вот… Я не знаю, как это будет. Я знаю только одно. Я его не брошу.
Потоки воды, низвергавшиеся с небес, будто светились изнутри мерцающим голубым светом, не угасавшим ни на мгновение, – молнии били непрерывно, и шум ливня разбавлял рокочущий гром, перекатывающийся из края в край иномейского неба.
– Вейла…
Девушка, вздохнув, оторвалась от созерцания буйства стихий, царящего за прозрачной стеной.
– Входи, Ноан.
Мальчик, стоявший на пороге, медленно подошёл, прижался к сестре. Вейла прижала голову брата к груди, взъерошила волосы.
– Трудно тебе, Ве?
Она вновь вздохнула.
– Трудно, братик…
Пауза.
– Ты так сильно любишь его?
Девушка молча перебирала волосы брата.
– А ты знаешь что? Ты приведи его к нам в дом… Избранника ведь приводят в дом.
Несколько секунд Вейла озадаченно разглядывала мальчишку.
– Не, я без шуток… А чего? Или он совсем не может переносить наш климат?
Глаза девушки вдруг вспыхнули.
– А ведь ты прав, Но. Это будет ударный ход. Время Ливня заканчивается, жара спадает. Вот возьму и приведу!