Джек Ричер, или Личный интерес Чайлд Ли
Глава 51
Кейси держала фонарик. У меня в каждой руке было по пистолету, главным образом из-за того, что я лишился карманов на куртке. Беннетт шел за нами, прикрывая тыл и фланги. Найс быстро водила лучом из стороны в сторону, окрашивая ночной воздух, освещая разные предметы, словно стробоскоп, позволяя нашему зрению достраивать недостающие части.
Никаких следов Джоуи. Во всяком случае, сначала. Луч фонарика освещал довольно длинный участок шириной в ярд, но Джоуи мы не видели. А он должен был находиться где-то рядом, если собирался нас атаковать. Однако он едва ли мог рассчитывать на внезапность. Ему пришлось бы отойти в сторону и двигаться боком, не слишком быстро. Мы проверили дальний угол, где я ждал Беннетта, но Джоуи там не было. Мы проверили противоположный угол – ничего.
Тогда мы остановились и прислушались. Тишина. Небо все еще озаряло желтое сияние, но дома вокруг нас были темными. Их обитатели выключили свет, собираясь лечь спать. Их дети уже улеглись в кровати. Очень скоро мы будем окружены спящими людьми. Тут и там я видел голубое мерцание экранов телевизоров, фильм, или футбол, или что-то документальное, полезное с точки зрения образования, но не для здоровья. Мы охотились на великана в темноте.
И у нас ничего не получалось, пока я не сделал то, с чего следовало начать, – поставил себя на его место, стал им на несколько мгновений. Что сделал бы на его месте я? Пистолета нет, телохранители выведены из строя, водитель слишком далеко, чтобы звать его на помощь, спускаться вниз по склону холма слишком медленно. К тому же мне не требуется поддержка, я и сам справлюсь. Я – Малыш Джоуи Грин и буду таковым всегда.
Но мне нравится, когда есть зрители.
Однако сейчас их нет. На лужайке не проходит мировая серия по боулингу. Люди в домах задвигают шторы и закрывают глаза. Осталось лишь одно место, где Джоуи мог найти зрителей. Возможно, единственного зрителя, но очень заинтересованного. Союзника, быть может, даже друга, собрата-профессионала, как хотелось бы думать Джоуи.
Возможно, Джон Котт наблюдал за ним через прибор ночного видения.
Или прицел ночного видения.
Я сделал знак рукой, Кейси Найс выключила фонарик, и мы осторожно приблизились к дальнему углу домика, оказавшись на одном уровне с окнами, то есть в одном или двух градусах от того места, откуда открывался прекрасный вид на превосходную квадратную лужайку. Теперь мы увидели ее снова, но на этот раз посредине стоял Малыш Джоуи, одинокий великан под желтым ночным небом, – он танцевал, двигал бедрами, шаркал ногами, размахивал руками и дергал головой из стороны в сторону.
Я сразу понял, что он делает, как и почему. Животная хитрость. Разум грызуна.
Это ДНК. Как у крыс.
Пистолета у него в руке не было. Как он мог забрать наши пистолеты?
Мы окружены спящими людьми. Их дети уже в кроватях.
Он танцевал, чтобы заставить нас промахнуться. А мы никак не могли себе это позволить. Только не здесь. Впрочем, опасаться промаха не стоило. В девяносто девяти случаях из ста. Или наши шансы были еще лучше.
Это один из тех философских вопросов, которые обсуждают в газетах.
Какая вероятность окажется достаточной для ответственного человека? Но даже удачный выстрел может пройти навылет. Например, через мягкую ткань шеи. И это едва ли замедлит скорость полета пули. Следующая остановка – комната, выкрашенная в голубые или розовые тона. Или наша пуля заденет кость и срикошетирует под самым неожиданным углом, низко над землей и далеко. Она может попасть в какого-нибудь полуночника до того, как игра в футбол будет закончена. Ничейный счет и дополнительное время. Он так и не узнает, что случилось.
Мог ли я выстрелить? Проклятье, да. Малыш Джоуи представлял собой достаточно крупную цель. Следовало ли стрелять? Со спящими детьми за его спиной, слева и справа, за тонкими стеклами окон?
Мы переместились в тень и прислонились к стене домика. «Можно позволить ему потанцевать еще с минуту, – подумал я. – Возможно, он устанет. А это может помочь». Так я рассчитывал.
Найс и Беннетт стали двигаться вдоль края лужайки, к ее дальней стороне, к утоптанной дорожке, усыпанной гравием. Может быть, по ней бегали судьи; я не знал правил этой игры. Беннетт отошел дальше, чем Найс, так что их разделяло двадцать футов, триангуляция в действии. Теперь за спиной Джоуи находился домик, и если им придется стрелять, то в случае промаха их пули может остановить дерево, которому лет шестьдесят. Или, в худшем случае, частично задержать.
Я лишился карманов на куртке, поэтому засунул пистолеты в задние карманы брюк, шагнул на лужайку и сразу сдвинулся влево, чтобы масса Джоуи находилась между мной и далеким домом, за огромными окнами которого имелось множество удобных позиций для снайпера. Четыреста ярдов. Менее секунды. Вспышка, одна тыся… игра закончена.
Я медленно пошел вперед. К Джоуи. Он увидел меня, его фигура высилась в желтом сумраке, и я заметил, как сверкнули в улыбке зубы. Джоуи стал отступать к дальнему углу лужайки, стараясь двигаться со мной шаг в шаг. Он вел меня к своему дому. Джоуи не был глуп. Сделав три шага назад, он вышел из зоны безопасного огня для Найс, а после четырех – из зоны Беннетта. Я почувствовал, как опустились их плечи, и в тишине загудел телефон Беннетта – он получил сообщение. Я рассчитывал, что это информация о стекле. Что же, интересно будет прочитать. Если я доживу.
Джоуи оглянулся через плечо, убедился, что достиг нужного места, остановился и снова начал пританцовывать, прыгая из стороны в сторону, наклоняясь то влево, то вправо. Его огромные ноги оставляли следы на идеальной траве. Наверное, боулинг-клуб будет изрядно возмущен. Надеюсь, у них есть страховка. Или большая сумка с семенами.
– Послушай, Джоуи, – заговорил я. – Вот какое дело. Мне нужно проникнуть в твой дом. Чтобы тебя там не было. Первый вариант – ты можешь согласиться прямо сейчас.
– А второй вариант? – поинтересовался он.
– Я советую тебе выбрать первый.
– Дом англичанина – его крепость.
– Я тебя понимаю, Джоуи. Действительно понимаю. Но тебе не следует считать меня викингом. Или мятежником и мародером. Или захватчиком. Я намерен взять твою крепость штурмом. И будет лучше, если ты в процессе не пострадаешь.
– А если пострадаешь ты?
– Тут ты можешь мне помочь, Джоуи. Например, рассказать, где прячется Котт и где находятся его охранники. И предупредить меня о других опасностях. У тебя есть рваные ковры? Или низкая мебель? Я не хочу поскользнуться и упасть.
– Ты покойник.
– Это почему, Джоуи? У тебя есть пистолет?
Он не ответил.
– Я так не думаю, – продолжал я. – Или с тобой другие парни, кроме тех четверых, что лежат на полу в домике, без сознания и со сломанными костями?
Он не ответил.
– Я так не думаю.
Джоуи продолжал танцевать, но уже не так резво; он смещался то вправо, то влево, и я вместе с ним, чтобы его тело все время оставалось между мной и далеким домом. Я находился в двух шагах от него или в одном шаге от самого Джоуи. Тут было о чем тревожиться, ведь на стоянке возле супермаркета я видел, как быстро он способен двигаться.
Джоуи засунул руку в правый карман куртки. Большая рука. Большой карман. И вытащил сотовый телефон. Поднес его ко рту и сказал:
– Звонок Гэри. – Потом прижал телефон к уху, как обычный человек. У него были слишком большие пальцы, чтобы набирать номер. Телефон повиновался голосовым командам. И система работала, потому что Гэри взял трубку. – Гэри, это Джоуи. Перезвони мне через десять минут. Понятно? Если я не отвечу, уходите. Каждый за себя. Ты понял?
На этом разговор закончился, Джоуи убрал телефон в карман и продолжал молча стоять.
У моей матери были правила относительно драк. Она растила двух сыновей на военно-морской базе, поэтому не могла просто запретить нам в них участвовать. Однако она ввела ограничения. Первое правило имело практический характер.
Не деритесь в новой одежде.
По иронии судьбы, именно так я сейчас и собирался поступить. Второе правило можно было бы назвать этическим или моральным, но моя мать считала его правильным, что на французском звучало иначе. Второе правило состояло в том, чтобы никогда не начинать драки первым. Но имелось еще и третье правило: никогда не проигрывать.
Я возражал, когда был маленьким ребенком. Иногда ты должен нанести первый удар, иначе одержать победу невозможно. Я чувствовал, что второе и третье правила несовместимы. Возможно, это был тест Роршаха[27]. Ты человек второго правила или третьего? Мой брат Джо придерживался второго. А я – третьего. Впервые наши родители стали смотреть на нас немного по-разному. И мы не знали, что правильно, а что – нет. Их сигналы не совпадали. Они были достойными людьми, но служили в морской пехоте.
Никогда не проигрывать – я всегда придерживался этого правила. И оно хорошо мне служило. Даже если приходилось забывать о правиле номер два. Иногда нужно самому начать драку. Как, к примеру, в данном случае. Грубый эмпирический метод: я должен ударить Джоуи раньше, чем он ударит меня.
Неожиданно он заговорил:
– Я – «Мальчик Ромфорда».
– Ну, кто-то должен им быть.
– Мы держим свое слово. Чтобы добраться до мистера Котта, вам сначала придется пройти мимо меня.
– Как при посещении дантиста. Что ж, тогда нужно это сделать.
– Ты думаешь, что можешь со мной драться?
– Вероятно.
– Мне не особенно нравится мистер Котт, – сказал Малыш Джоуи.
– Мне тоже, – ответил я.
– Но я – «Мальчик Ромфорда». Я держу слово.
– И что?
– Так давай получим удовольствие. – Он явно задумался, словно пытался найти короткое объяснение происходящему, а потом указал на свой карман: – Ты слышал мой телефонный разговор?
– Да, – сказал я.
– Сегодня ночью Гэри – главный охранник мистера Котта. Ты слышал, что я ему сказал. Если я отвечу на его звонок, значит, тебя больше нет на карте и мы продолжаем действовать, как обычно. Я – «Мальчик Ромфорда», и я держу свое слово. Но я не хочу, чтобы мои люди имели дело с этим дерьмом без меня. Поэтому, если я не отвечу на звонок, они немедленно уйдут, и мистер Котт твой.
Глава 52
Возможно, сократический метод сумел бы извлечь глубокий смысл из слов Джоуи – высокие ставки, вымышленные принципы верности, чести и самопожертвования, – или же он просто любил драться, но не мог найти противников, не подкупая их. В любом случае я больше не обращал внимания на его слова, потому что Джоуи отступил на шаг и слегка присел, словно ждал, когда прозвучит гонг. Очевидно, он услышал его раньше, чем я, потому что бросился на меня из темноты, точно ядро, которым разрушают здания, в два раза быстрее, чем на парковке супермаркета, и направил на меня правый локоть, словно молния, сверху вниз, – жуткая версия моей атаки на парня из фургона. Он хотел покончить со мной сразу.
Есть только один способ борьбы с внезапным ударом локтя – повернуться, нырнуть вперед и принять его на предплечье. Так я и поступил. Что всегда очень болезненно, а иногда приводит к онемению. Так и вышло. Но тебе удается устоять на ногах. И я устоял.
Но с огромным трудом. Триста восемь фунтов в местных мерах веса – серьезный аргумент. И тут возможен единственный ответ – проскочить мимо и развернуть противника. В результате я оказался спиной к дому Джоуи, и, как мы договорились заранее, Кейси Найс осветила меня фонариком, очень быстро, всего на две секунды. Мы решили, что это должно ослепить того, кто наблюдает за происходящим в прибор ночного видения, и даст мне дополнительные мгновения в схватке с Джоуи. Так что я провел левый хук ему в горло и короткий удар правой по почкам. Никогда в жизни я не наносил таких сильных ударов: полнейшая концентрация всех возможностей. Затем я сразу отступил по широкой дуге – если б ослепленный Котт выстрелил, то попал бы в Джоуи, а не в меня; к тому же я хотел оценить нанесенный ущерб.
Оказалось, что он не слишком велик. И это не вдохновляло. Размер не имеет особого значения – во всяком случае, сам по себе. Опасаться следует парней, которые так входят в раж, что перестают обращать внимание на боль. Это как-то связано с химией. Их тела не посылают им сообщений, что пора заканчивать. И тогда размер становится важным. Как в случае с Джоуи.
Я нанес ему два удара – а это очень серьезно, – однако он оставался на ногах и сохранял веселое настроение. И его рост все еще превышал мой на шесть дюймов, а вес – на шестьдесят фунтов.
– Десять минут, – сказал он. – Больше у тебя не будет. А теперь уже немного меньше.
Он произнес эти слова, и на его лице появилось выражение блаженства, точно у старого профессионального боксера из девятнадцатого века, который оказался в двадцать первом, лондонца, как в одном из фильмов по романам Чарльза Диккенса. Молодой человек, но давно вышедший из моды, чьи методы устарели, – ничего больше. Между тем задняя часть моего мозга подсказывала, что следует продолжать наносить удары по почкам в надежде, что я попаду в телефон, лежащий в кармане, и Гэри в любом случае не получит ответа, что может упростить задачу Беннетта и Кейси Найс.
Джоуи переместился вперед. Профессиональный боксер, но не лучший. Он собрался нанести удар правой в голову, но я понял, что он задумал, увернулся вниз и вверх, как если бы приседал в спортивном зале, кулак пролетел у меня над головой, и инерция увела Джоуи вперед; его правая почка направилась прямо ко мне, и я снова нанес короткий удар правой, вложив в него всю массу своего тела. От такого сломалось бы молодое деревце, а мул тут же упал бы замертво. Третий по силе за всю мою жизнь, а это говорит о многом. Его реакция получилась соответствующей. Джоуи наклонился назад, воздух с шумом вырвался из его груди, он пошатнулся, и его нога одеревенела.
Однако он не повалился на землю, крича от боли, как должно было произойти. Нормальный человек уже впал бы в кому. Все внутренние органы в огне, миллион ножей в спине, дыхание перехватило так, что даже кричать невозможно. Однако Джоуи лишь крякнул, изогнулся, как хиропрактик-любитель, и снова принял боевую стойку. Может быть, ему помог «Золофт». Я решил обязательно уточнить у Найс, какие преимущества в драке он дает.
Тогда я изменил план, превратив схватку в войну движения и решив, что если мне не по силам сбить его с ног, возможно, я сумею заставить его упасть. Потому что конец игры наступит только после того, как он окажется на траве. Другого способа не существовало. Я приблизился к нему и тут же отскочил; по любым другим стандартам, до смешного неловко, но по сравнению с Джоуи – раз в жизни – я превратился в ловкого маленького парнишку, порхающего как бабочка и жалящего как пчела.
Трава была мягкой, а Джоуи – очень тяжелым; он трижды споткнулся и едва не упал. Я продолжал быстро перемещаться, частично из-за Котта, частично исходя из смутной теории, гласящей, что более крупный парень устает быстрее. Мы продолжали кружить друг относительно друга, в какой-то момент у него подвернулась нога, и я нанес удар локтем, но он парировал его тем же способом, что и я. Мы возобновили свой танец.
Тогда я изменил план во второй раз, сделав вывод, что он не упадет сам по себе и ему необходимо помочь. И я буду счастлив это сделать. И с каждым мгновением я чувствовал себя все более счастливым.
Ты думаешь, что можешь со мной драться?
Возможно, Скаранджелло была права. Ты не можешь перенести вызова.
Но это было не совсем так. Дело не в вызове. Причина всегда состояла в противнике. Мне не нравился Джоуи Грин. Частично по правильным причинам, из-за девочек-подростков из Латвии и Эстонии и мужчин, которым нужно кормить семью, но еще – по другим, древним и диким мотивам, потому что человек оставался примитивным животным в семьдесят раз дольше, чем человеком разумным, а сейчас задняя часть моего мозга полностью взяла меня под контроль.
Моему племени нужно, чтобы ты исчез, приятель. К тому же ты уродлив. Ты отвратителен.
Я сместился влево, сместился вправо, рискнул и нанес удар пяткой по его коленной чашечке – так обычно выбивают двери, – но гораздо сильнее, чем в тех случаях, когда меня интересовали двери. Может быть, у него был очень слабый болевой порог, но кость есть кость, и, если она ломается, результат есть всегда. Я услышал треск под своим ботинком. Однако коленная чашечка не является структурной костью. Он не упал. Вместо этого он шагнул вперед с упором на здоровую ногу и провел удар правой рукой мне в грудь. На этот раз все произошло так быстро, что я не успел его увидеть и упал, задыхаясь и кашляя, пытаясь сделать вдох, откатиться в сторону и подняться на четвереньки. Что мне и удалось, после чего я отполз в сторону прежде, чем он успел меня прикончить – пусть и со сломанным коленом.
Джоуи сразу возбудился, увидев, что я упал, и, хромая, устремился ко мне. Он двигался достаточно быстро, и я понял, что нельзя терять времени. У меня закончились планы, а в запасе осталось около шести минут. Я двигался, не забывая о далеком доме, продолжая маневрировать, в какой-то момент заставил его неловко повернуться и снова ударил в сломанное колено, довольно сильно, но за это мне пришлось заплатить – он резко отмахнулся. Джоуи не видел меня и действовал наугад, но ему удалось попасть. Тыльная сторона его массивной ладони ударила меня в лоб, и у меня возникло ощущение, будто я налетел на бегу на натянутую бельевую веревку.
Я упал на спину, но проделанная прежде работа спасла мне жизнь. Джоуи не сумел повернуться, не мог сообразить, как это сделать. Его колено заклинило. Возможно, он не испытывал боли, но колено – это инженерное сооружение. Я отполз назад на спине, снова вскочил на ноги и секунду постоял, упираясь руками в колени, тяжело дыша и моргая, потеряв способность понимать происходящее. Я нанес Малышу Джоуи пять ударов левой, дважды правой и два раза ногой, но он так и не упал. Второй удар правой мог свалить любого человека. Или лошадь, или гориллу, или слона.
У меня возникла проблема.
А потом я вспомнил о футболе, который, возможно, смотрели те, кого мучила бессонница, и окинул взглядом гладкую траву лужайки, влажную от вечерней росы. Джоуи смотрел куда-то в сторону. Я отступил на шаг и побежал, потом сделал подкат, заскользив бедром по влажной траве, и мои голени врезались в его икры сзади – грубейший фол в футболе, достойный желтой карточки или даже красной, если нарушение было сознательным, как в моем случае. Удар получился очень сильным, Джоуи подбросило в воздух, и он рухнул на спину, театрально разбросав руки, как какая-нибудь европейская суперзвезда.
Теперь мне оставалось лишь вскочить на ноги, повернуться, сделать короткий боковой шаг, вытащить «глок» из заднего кармана брюк и подпрыгнуть, как ребенок, радостно устремившийся коленями вперед к сугробу. Вот только радости во мне не нашлось, а сугробом стал живот Джоуи. Я разворачивал «глок» по дуге вниз, так что все три точки, образующие правильный треугольник, соприкоснулись с телом Джоуи одновременно – мое левое колено, правое колено и дуло «глока», которое ударило в его солнечное сплетение с силой движущихся двухсот пятидесяти фунтов. И я спустил курок.
Я всегда придерживался третьего правила.
В анатомическом классе входную рану назвали бы звездной. Дуло находилось вплотную к корпусу Джоуи, поэтому пуля пробила аккуратную дыру в его теле, однако отверстие оставалось аккуратным совсем недолго. Далее наружу вырвалось облако пороховых газов, которые могли двигаться лишь в сторону пулевого отверстия, глубоко в тело Джоуи, не такое твердое, как сталь пистолета, так что газ быстро превратился в пузырь размером с баскетбольный мяч, разорвавший кожу в районе точки входа. В результате рана превратилась в пятиконечную звезду.
Выстрел сразу убил Джоуи – и это было первым преимуществом. С такого расстояния, практически в центр, где находилось очень много важных органов. Спина, сердце, легкие и огромное количество артерий. Второе преимущество – пуля почти наверняка прошла навылет, так что могла убить лишь земляных червей. Может быть, личинок каких-то паразитов. В таком случае боулинг-клуб должен был бы выразить мне благодарность.
Ну, а третьим преимуществом стала грудная полость Джоуи, сыгравшая роль глушителя. С тем же успехом я мог бы приделать к дулу пистолета здоровенную канистру. Звук выстрела получился очень тихим. Тем не менее Беннетт решил подстраховаться.
– Я его слышал, – сказал он, подходя ко мне.
– Конечно, слышал, – ответил я. – Ты находился всего в пятидесяти футах.
– Если его слышал я, то соседи тоже могли.
Он вытащил телефон и быстро набрал короткое текстовое сообщение.
– Что это было? – спросил я.
– Теперь все предупреждены. Если кто-то позвонит в местный полицейский участок, им скажут, что это выхлоп карбюратора и им ни о чем не нужно беспокоиться.
– Ты это сумел сделать вот так – сразу?
– Да.
– И с каких пор?
– Некоторые неудобства были устранены в самом начале операции.
Я промолчал.
В кармане Малыша Джоуи зазвонил телефон.
И продолжал звонить довольно долго.
Мы не стали отвечать. Наконец звонки смолкли.
– Пора уходить, – сказал я. – Нужно убедиться в том, что Котт не сбежал вместе с остальными охранниками. Нам необходимо взять под наблюдение переднюю часть дома. И подойти гораздо ближе.
– Кратчайшее расстояние между двумя точками – прямая линия, – заявила Кейси Найс и зашагала вперед, в сторону недавно срубленного дерева и дыры в заборе одного из соседей.
Глава 53
Мы нарушили границы частной собственности, пройдя через дворы пяти домов, в последнем мы остановились, притаившись за низкой стеной, прямо напротив дома Джоуи. Отсюда все было видно гораздо лучше, чем через любые бинокли. На подъездной дорожке стоял одинокий черный «Ягуар». Ворота и гигантская дверь оставались закрытыми. В дверях имелась щель для писем, ручка и пластина под ней с одинокой замочной скважиной. Наверняка там был какой-то многоуровневый врезной замок, какие рекламируют страховые компании, хотя Джоуи Грин не нуждался ни в какой страховке – ему вполне хватало собственного имени.
На наших глазах створки ворот отъехали в стороны, затем распахнулась гигантская дверь, и четверо парней выскочили наружу, как парашютисты из самолета. Все они выглядели смущенными и неуверенными. Остановившись на дорожке, парни начали озираться по сторонам; один застегнул куртку, другой провел ладонью по волосам. Затем они сели в «Ягуар», выехали за ворота на улицу, водитель нажал на газ, и очень скоро автомобиль скрылся из виду.
Ворота остались открытыми.
Джон Котт из дома не вышел.
Ни через одну минуту, ни через две, пять или десять.
Он решил остаться внутри и принять бой.
Я посмотрел на Беннетта.
– Ты получил информацию о стекле? – спросил я.
– Да, но текст на французском.
Он показал мне сообщение на экране телефона – отсканированную копию распечатки или факса секретного документа. Очень длинную. Мне пришлось несколько раз перемещать текст, чтобы дочитать его до конца. В нескольких местах говорилось, что это совершенно секретная информация.
– А текст исчезнет через пять минут? – спросил я.
– Нет, но вот я вполне могу, – проворчал Беннетт.
– Спасибо, что сумел достать эту информацию, – сказал я.
– Пустяки. Надеюсь, сведения окажутся полезными.
Сообщение было на французском, потому что стеклу во Франции придается большое значение. Французы знамениты во всем мире как его производители. Все виды столового стекла, фужеры и бокалы, с упором на надежность, прочность и эффективность. Вы можете швырнуть бокал из французского стекла, как бейсбольный мяч, и он почти наверняка не разобьется. Кому еще следовало поручить изготовление пуленепробиваемого стекла? Исследовательская лаборатория в Париже приняла вызов. Как всегда, задача состояла в том, чтобы добиться максимальной прозрачности в сочетании с максимальной прочностью. Нет никакого смысла прятать президента за надежной, но туманной завесой. Визуальный момент очень важен. Агентства безопасности во всех крупнейших странах НАТО приняли участие в финансировании проекта. Парни из Парижа взяли деньги и начали работать.
Первой неожиданностью стало то, что его не стали называть пуленепробиваемым стеклом. Оно получило название прозрачной брони. Второй – что ее сделали не из стекла; в ней не оказалось даже примеси такового. Предыдущие пуленепробиваемые панели делали из слоев, которые разделялись мягким поликарбонатом или термостатическими материалами. Некоторые стеклянные панели были твердыми, другие – более гибкими. Результаты обычно получались неплохими, но возникало две проблемы. С торца панель выглядела как фанера. Каждый слой имел разный коэффициент рефракции; в результате, когда вы смотрели сквозь такое стекло под определенными углами, возникало ощущение, что вы видите шесть различных плавательных бассейнов одновременно. Визуальная сторона страдала, а это плохо для телевидения.
Поэтому ученые отвернулись от стекла и взялись за алюминий. Мне это показалось странным, но, как и всегда в химии, все не совсем такое, каким кажется. Речь шла об оксинитриде алюминия, который, по их словам, представляет собой поликристаллическую керамику с кубической шпинельной кристаллической структурой, состоящей из алюминия, кислорода и азота. Далее приводилась химическая формула с большими буквами, маленькими цифрами и красивыми скобками. Была также нарисована молекула, похожая на канделябр в столовой моей двоюродной бабушки в Нью-Гэмпшире.
Оксинитрид алюминия сначала использовали в виде порошка, который тщательно размешивали, как муку для пирога, потом сдавливали так называемым полусухим изостатическим прессом, а затем нагревали до очень высоких температур. Полученный образец грунтовали и полировали до тех пор, пока он не начинал походить на стекло больше, чем само стекло. С оптической точки зрения получилось идеально. Тяжелый материал, но не запредельно. И прочный. Такая панель должна была выдержать попадание бронебойной пули калибра.50. Тестирование проводили со всей возможной тщательностью. Я читал текст очень внимательно. Большую часть статьи я понял, хотя некоторые технические детали оказались слишком сложными. Однако числа оставались неизменными, и я всегда мог понять суть. Тесты показали, что такие панели на сто процентов защищают от выстрелов из пистолетов калибра 9 миллиметров, а также использующих патроны типа «магнум» калибров.357 и.44, с дистанции от пятидесяти футов до выстрелов в упор, как в случае с Джоуи.
Так вот, они привезли панели в местечко Драгиньян на юге Франции, рядом с тем местом, где мой дед прикончил змею и где имелся крупный военный объект и множество стрельбищ, установили дистанцию в триста футов, и панели показали стопроцентный результат при выстрелах с применением патронов «ремингтон» калибра.223 и патронов НАТО калибра 7,62 мм. В этот момент ученые удвоили ставку. Должно быть, они остались очень довольны своими достижениями. Они уменьшили расстояние до двухсот футов, потеряв чувство реальности при стрельбе большими калибрами, не стали проверять таких серьезных конкурентов, как «винчестер».308 и британский.303, и сразу перешли к «ремингтон магнум».44. С двухсот футов. То есть менее семидесяти ярдов. Как линкор, стреляющий в волнолом.
Панели вновь показали стопроцентный результат.
И тут наступил момент истины. Они приготовили калибр.50. Бронебойный. Для которого выстрел с расстояния в семьдесят ярдов представляется совершенно нереальным. Но я понял, что они хотели доказать.
Панели вновь показали стопроцентный результат.
А потом то же самое произошло при стрельбе с дистанции сто футов, пятьдесят и двадцать пять. Впрочем, ученые честно признали, что после каждого выстрела с таких коротких расстояний на панелях остаются бороздки, поэтому их необходимо менять. Даже высоколобые типы понимали, что нельзя кандидату появляться за панелями с дырками от пуль, оставшимися от предыдущих неудачных попыток. Как в том случае, когда он вовремя успел выбраться из «Доджа». Плохо для имиджа. Люди могут все понять.
В проект было вложено немало денег разных государств, и жизни многих ценных людей зависели от исхода испытаний, поэтому тестирование проводили в присутствии всех заинтересованных сторон. Их представители проверяли числа, задавали вопросы, заглядывали за занавес. Все были выходцами их различных разведок, но получили достаточную научную подготовку. Старая гвардия, которая не имела срочных дел, но обладала огромным опытом. Парни из Парижа не возражали. Происходящее не отличалось от обычной экспертной оценки. Только время было ограничено. Я просмотрел сообщение до конца и сразу перешел к списку участников, точнее, к букве Е, Etats-Unis d’Amrique.
Соединенные Штаты Америки.
Пентагон послал Тома О’Дея.
Глава 54
Я посмотрел за низкую стену дома Джоуи. Ворота оставались открытыми, свет в доме все еще горел. Но больше ничего не происходило. Я вернул телефон Беннетту и спросил:
– Почему бы тебе немного не прогуляться?
– Зачем? – удивился Беннетт.
– Мне нужно поговорить с госпожой Найс наедине.
– Что ты собираешься ей сказать?
– То, что ты не сможешь услышать.
Беннет немного подождал, потом встал и исчез в темноте. Только что он был здесь, а через мгновение его уже нет, как на балконе в Париже. Мы с Найс присели на корточки, опираясь спинами о стену.
– Сейчас я постараюсь от тебя избавиться, – сказал я.
Она не ответила.
– Но совсем не по той причине, о которой ты думаешь. Я могу использовать твою помощь десятками разных способов, и ты будешь хороша в каждом из них. Но это между мной и Коттом. Он хочет меня убить, а я хочу покончить с ним. Нечестно вовлекать других людей в частную ссору. Беннетту я намерен сказать то же самое.
– Беннетт в любом случае останется в стороне, – возразила Кейси Найс. – Он должен. Есть правила. Но я могу делать все, что пожелаю.
– Речь обо мне и Котте. И тут также есть правила. Мы должны встретиться один на один.
– Это просто слова.
– Но я так считаю.
– Я думаю, что ты слишком добр.
– Меня не часто в этом обвиняют.
– Почему он взял мою таблетку? – спросила Кейси Найс.
– Как сама думаешь? Чтобы отобрать у тебя или проглотить самому?
– Проглотить.
– Думаю, он принимал самые разные таблетки. У таких больших парней всегда что-нибудь болит. Спина и суставы… Поэтому он давно пристрастился к опиатам и болеутоляющим и начал принимать всякую дрянь, которая проходила через его руки. А потом попросту стал глотать все таблетки, попадавшиеся ему на глаза. Профессиональный риск.
– Я больше не хочу их принимать. Ты видел его рот? Он был отвратительным.
– Сейчас ты не можешь их принимать. Даже если б захо-тела.
– Так вот в чем причина… Ты думаешь, что я могу потерять хладнокровие?
– А ты можешь?
– Во всяком случае, не от волнения. Я не вижу причин для волнения даже в зеркале заднего вида.
– С нами все будет в порядке.
– С нами?
– С тобой здесь, со мно там.
– Я должна тебе помочь.
– Это я и Котт, – повторил я. – Я не собираюсь брать его в окружение, потому что потом буду чувствовать, что все произошло неправильно.
Ворота все еще оставались открытыми, но я не хотел входить в дом со стороны фасада. Именно это место Котт должен прежде всего держать под контролем. Возможно, МИ-5 могло бы выдать какое-то число.
Котт проводит шестьдесят один процент времени, наблюдая за фасадом.
На втором месте задний двор. Третье и четвертое место – торцевые стены. Но какая из них на третьем, а какая на четвертом? Пожалуй, третье расположено напротив боулинг-клуба – именно там до сих пор проходили военные действия. Так что я направился в противоположную сторону, к другому концу дома, к четвертому месту, подальше от приборов ночного видения, прокрался в тени и перелез через стену. Задача оказалась не такой простой, но вполне решаемой, потому что кованая решетка состояла из скульптурных фигур, которые я использовал как ступеньки лестницы. Я соскочил на клумбу. Совсем рядом находилась стена дома, оставалось лишь пересечь узкую тропинку. На первом этаже было восемь окон. Ребенок цветными мелками нарисовал бы их маленькими, но я мог пройти в любое, не наклоняя головы.
Я проверил ближайшее; подоконник доходил мне до груди. За окном была маленькая комната. Ну, относительно маленькая. Укромный уголок, ниша или гостиная. Или библиотека, кабинет, или столовая. Я переместился к следующему окну. В него я увидел коридор и начало лестницы, расположенной примерно в тридцати пяти футах от окна. Уже намного лучше. Очевидно, коридор поворачивал под углом в девяносто градусов вправо и вел к входной двери.
Я стоял неподвижно и дышал. Вдох и выдох. И еще раз. Потом я воспользовался рукоятью добытого в бою «браунинга», чтобы разбить окно – бум, бум, бум, – стекло посыпалось на землю, и образовалась достаточно большая дыра, чтобы я мог в нее пролезть. Я решил, что Котт тут же посчитает это блефом. Не более чем отвлекающим маневром. И если он пойдет проверить, что происходит, я появлюсь через входную дверь и окажусь у него за спиной. Он предвидит именно такой вариант развития событий, поэтому будет охранять входную дверь. Однако, будучи профессиональным параноиком, Котт сочтет это двойным блефом и направится к разбитому окну, чтобы встретить меня лицом к лицу.
В результате я устроил тройной блеф и побежал к входной двери. Я знал, что она распахнута. Там был замок, который запирался ключом – как при входе, так и при выходе. Уносившие ноги охранники ничего закрывать не стали. Они сразу же направились к «Ягуару», на ходу надевая куртки и приглаживая волосы, и умчались прочь.
Ручку, в стиле георгианской архитектуры, увеличили до тридцати дюймов в высоту. Рычаг, который я повернул, был размером с предплечье обычного человека. Внутри я обнаружил прихожую с черно-белым мраморным полом и канделябр размером с яблоню.
И никаких следов Котта.
И это было хорошо. У меня появилась возможность полностью распахнуть дверь, чтобы получить неограниченную зону обстрела. За прихожей просматривался длинный участок коридора с лестницей в дальнем конце, из чего следовало, что коридор с разбитым окном находился слева, под углом девяносто градусов.
Я вошел.
Никаких следов Котта.
Получалось, что если он повелся на двойной блеф против моего тройного, то сейчас смотрит на разбитое стекло или обыскивает ближайшие комнаты, одну за другой, проходит через надоедливые ниши, библиотеки и гостиные.
Он находился слева от меня, под углом девяносто градусов.
Я пересек прихожую и оказался в коридоре. Как и любой другой коридор, этот имел прямоугольное сечение, где высота заметно превосходила ширину; здесь же стояла обычная для подобных помещений мебель, а по левую и правую стороны шли двери в комнаты, которых всегда много в больших домах. Мне и раньше доводилось бывать в больших домах, но этот, построенный по чертежам Джоуи, совсем на них не походил. Я помнил двери, расположенные слишком далеко друг от друга, из чего следовало, что за ними находились огромные комнаты. Оказалось, что они даже больше, чем я предполагал, главным образом из-за непривычной высоты потолков, словно комната говорила: «Ты знаешь, что я велика, потому что мои стены уходят в бесконечность». Иными словами, все дело в пропорциях.
Джоуи жил в самом обычном доме, только с увеличенными в одинаковое число раз размерами. Комнаты были огромными, но не казались таковыми из-за того, что двери находились на правильном расстоянии; вот только их высота составляла более девяти футов, даже больше десяти вместе с рамой, так что правильность размеров являлась оптической иллюзией.
Мраморные квадраты пола имели бы сторону в два фута в любом дизайнерском журнале, но в доме Джоуи их длина составляла три фута. Целый ярд. В модном викторианском доме плинтусы были бы равны двенадцати дюймам в высоту, у Джоуи – полтора фута. Обычная дверная ручка находилась на уровне моего бедра, а в доме Джоуи – на уровне ребер. И так далее. В результате я чувствовал себя очень маленьким. Словно меня уменьшил безумный ученый. Может быть, дальше эстафету подхватят люди, создавшие алюминиевое стекло…
И я чувствовал себя медлительным. Естественно, любое перемещение требовало на пятьдесят процентов больше времени. Три шага от точки А до точки Б превращались в четыре с половиной. Я словно двигался через черную патоку. Спешил, но никуда не успевал. Словно шагал вверх по спускающемуся вниз эскалатору. Все это приводило к потере ориентировки, будто я попал в другое измерение.
Я остановился примерно в шести футах от того места, где коридор сворачивал. Однако это расстояние вполне могло равняться девяти футам. Так или иначе, но я затаил дыхание и стал слушать. И ничего не услышал. Ни хруста битого стекла под ногами, ни шороха открывающейся или закрывающейся двери. Я стал очень медленно приближаться к углу, держа «браунинг» в левой руке, а «глок» – в правой, один патрон в стволе и двенадцать в обойме. Всего я сделал пять выстрелов – четыре в радиатор «Ягуара» у дома Чарли и один в землю боулинг-клуба через тело Джоуи.
Я решил, что Котт ждет появления головы из-за угла на нормальной высоте, просто в соответствии с инстинктом. Но что считать нормальной высотой? Уровень глаз на высоте пять футов и шесть дюймов над полом составляет пятьдесят пять процентов высоты обычной комнаты. А в доме у Джоуи такая высота равняется примерно восьми футам и трем дюймам. Из чего следовало, что Котт должен был смотреть над моей головой. Тем не менее я решил подстраховаться и, опустившись на колени, заглянул за угол на уровне плинтуса, что в данном случае было вполне комфортно.
Я представил себе, как появляются мой лоб и глаза, которые выглядят совсем крошечными на фоне огромных размеров дома.
Никаких следов Котта.
Осколки разбитого окна на мраморе и очередные закрытые двери, ведущие в гостиные, библиотеки и кабинеты. Однако я нигде не видел Котта. Возможно, он спрятался за закрытой дверью? Может быть, временно? Или он вообще не менял позиции. Может быть, он все еще наверху, в комнате для гостей, где терпеливо, как и положено снайперу, ждет со своей винтовкой «барретт» калибра.50 на столе, направленной в сторону двери?
Я подумал о чертежах архитектора, которые мы видели. Гостевая часть находилась в задней левой четверти дома, над кухонным крылом. Нужно подняться по лестнице и свернуть направо. Я встал, проверил все четыре направления, выдохнул и вдохнул.
И начал подниматься по лестнице.
Глава 55
Один пролет лестницы шел влево и наверх, другой разворачивался на сто восемьдесят градусов и уходил вправо до самого верха. И, как и все остальное в доме, они были самыми обычными – только увеличенными в полтора раза; мне приходилось делать непривычно большие шаги, и моя мышечная память сопротивлялась. К тому же я чувствовал, что верхняя часть моей головы видна из коридора второго этажа, через перила лестницы. Там мог лежать Котт, направив дуло вдоль перил, и выстрелить мне в спину как раз перед тем, как я сверну на лестничную площадку перед вторым пролетом. Я шагнул на площадку. На дистанцию примерно в двенадцать футов. Или четыре ярда. И я не был сделан из алюминиевого оксинитрида.
Так что я прижался к стене и пошел спиной вперед, пока сам не начал видеть коридор второго этажа. Он был пустым. Никаких следов Котта. Я поспешно преодолел последний пролет лестницы и оказался в коридоре, таком же, как на первом этаже, только пол здесь был не мраморным, а деревянным и застелен ковром, широким, как свежескошенная прерия. Я увидел серию закрытых дверей, каждая высотой в девять футов, две слева, две справа и одна прямо, в конце коридора, в торцевой стене. Очевидно, там находились комнаты для гостей, и мне придется подойти к ним по прямой.
Впрочем, одно преимущество у меня имелось: широкий коридор гигантского дома позволял двигаться зигзагами. В обычном доме коридор второго этажа предоставлял узкое поле обстрела. Однако дополнительные пятьдесят процентов ширины давали мне шанс оставаться вне центральной линии огня. Возможно, Котт заготовил какую-то ловушку. Его винтовка заранее нацелена и готова стрелять сквозь дерево. Возможно, он использовал инфракрасный луч. Или очки с рентгеновским излучением.
Я благополучно добрался до торцевой стены, прижался к ней рядом с дверью, вытянул руку с «браунингом» и постучал рукояткой в дверь.
– Котт, ты здесь? – сказал я.
Молчание.
Я постучал снова, громче.
– Котт? Открой дверь.
Я решил, что он вполне может так поступить. С точки зрения баллистики дверь была открыта. Любой из нас мог выстрелить сквозь дерево. В его случае пуля пробьет все, что угодно. При желании он прицелится и выстрелит на звук. Для него двери и даже стены не препятствие. Он живет в прозрачном доме.
Но он захочет все видеть. Обязательно. Человек, который вешает на стену фотографию, чтобы та стала последним, на что он посмотрит перед сном, и первым, что возникает перед ним утром, постарается, чтобы пуля вошла в мое тело у него на глазах. Наверное, он думал об этом, когда занимался йогой. Мысленно представьте себе свой успех. Он ждал шестнадцать лет. Он вполне мог открыть дверь.
– Котт, сначала нам нужно поговорить, – сказал я.
Молчание.
– Нет ущерба, нет вины, – продолжал я. – Ты забудешь обо мне, а я – о тебе. Нет нужды делать из мухи слона. Я многих парней отправил в тюрьму, но ни один из них не принял это так близко к сердцу.
Я услышал шорох, и на секунду мне показалось, что это дверь, однако он доносился со стороны лестницы. Краем глаза я заметил, что мимо пробежал ребенок. Он пересек коридор и исчез из виду. «Маленький мальчик», – подумал я. Как Беннетт мог не сказать мне о нем? Где его мать? Проклятье, что здесь происходит?
Я ослабил палец на спусковом крючке «глока».