Путь хеджера. Заработай или умри Бартон Биггс
Очаровывая «слона», Спокейн никогда не формулировал свое видение рынка. Он считал это играми для дураков. Предположим, вы допустили ошибку в краткосрочной перспективе. Если сообщить об этом «слону», он разочаруется в вашем фонде. Вместо этого Спокейн показывал потенциальным инвесторам висевшие на стене его кабинета фотографии, на которых он был запечатлен вместе со многими богатыми и знаменитыми людьми, и рассказывал свои любимые истории. Затем он усаживал потенциального клиента перед бутафорским камином со старинной резной облицовкой из Лондона. В этом акте спектакля он смотрел на инвестора особым отстраненным взглядом, чем придавал себе вид человека с оригинальным видением (многие считали, что он выработал этот взгляд, рассматривая поле для гольфа), и начинал разглагольствовать о жизни. При этом он произносил такие фразы: «Когда я виделся с Аланом на прошлой неделе, он выглядел на удивление замкнутым» или «Генри говорит, что проблема Буша в том, что он не знает истории». Разумеется, речь шла об Алане по фамилии Гринспен и Генри по фамилии Киссинджер. Все эти действия Спокейна и предложение крупному потенциальному инвестору популярного, высокоэффективного фонда, как правило, приводили к заключению сделки. Но иногда менее доверчивые «слоны» уходили из кабинета Спокейна, качая головами и бормоча что-то о куче очаровательной ерунды.
После рождественских праздников Спокейн появился в двери кабинета Джо, как всегда, прекрасно одетый: облегающая рубашка Thomas Pink и широкие коричневые брюки Burberry. «Должно быть, его мягкие кожаные туфли Berluti стоят тысячу долларов», – подумал Джо.
– Ребята, да вы по-прежнему на высоте. Все удивляются, как вам удается обеспечивать такие высокие результаты при почти полном отсутствии рыночного риска. Клиенты любят такие бета-фонды. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
Джо улыбнулся ему своей самой сдержанной улыбкой.
– «Невероятно» – вполне подходящее слово, Джад.
– Думаешь, вы сможете удержаться на этом уровне?
– Наши модели показывают, что спред между верхним и нижним децилями все еще достаточно велик – около четырех стандартных отклонений.
– Ха! – вырвалось у Спокейна, затем после паузы он произнес:
– Джо, как насчет того, чтобы вы с Эмили полетели со мной в Палм-Бич на этот уик-энд, чтобы поиграть в гольф? Мне бы хотелось увидеть, как ты делаешь замах в более напряженной игре. Мы отправимся туда в пятницу после обеда и вернемся назад в воскресенье днем. Я сниму для вас с Эмили номер в Breakers.
Джо был польщен.
– Большое спасибо за приглашение. Мне нравится эта идея. Я поговорю с Эмили. Насколько я знаю, у нас нет никаких планов на выходные.
– Отлично, – сказал Спокейн. – В пятницу вечером вы будете предоставлены сами себе, а в субботу вечером приглашены на прием, который состоится в моем новом доме. Оба дня будем играть в серьезный гольф: в субботу – бизнес-гольф, а в воскресенье – на счет и на деньги. А Эмили сможет пообщаться с моей спутницей – новой моей подружкой.
Улыбнувшись, Джо произнес: «Звучит отлично», но в глубине души содрогнулся. Он знал, что Эмили не придет в восторг от того, что ее собираются отстранить от участия в игре.
Вечером того же дня Джо сообщил Эмили о поездке в Палм-Бич, но допустил оплошность, упомянув слова Спокейна о его спутнице.
– Прекрасно, – сказала она. – Мне кажется, он считает меня какой-то подружкой, которую можно повезти с собой на курорт, чтобы, пока большие парни играют в гольф, она делала там маникюр и массаж. К черту все это! Я никуда не поеду!
Через пятнадцать минут, когда вспышка гнева Эмили улеглась, Джо убедил ее в том, что было бы интересно понаблюдать, как новые богачи из хеджевых фондов играют в гольф. Кроме того, в пятницу вечером они смогут провести время так, как им захочется. Джо пообещал пройти в субботу только восемнадцать лунок, чего бы ни потребовал Спокейн, а после гольфа поиграть с Эмили в теннис. Уступив его уговорам, девушка неохотно согласилась.
Как ни странно, уик-энд оказался достаточно интересным, даже поучительным.
В пятницу Джо и Эмили вылетели из аэропорта Тетерборо на самолете G-5, принадлежавшем Спокейну. Никто из них еще не летал ни на G-5, ни на любом другом частном самолете, поэтому молодые люди были просто поражены. Спокейн с удовольствием показывал всем самолет, рассказывая о его удобствах и о том, какие условия созданы в нем для комфортного сна. Он без конца хвастал скоростью и дальностью полета своего G-5.
«На этом самолете я могу добраться до любого города Европы без посадки. В нем я даже мог бы прилететь домой из Японии. На свете нет женщины, которая устояла бы передо мной после полета на этих крылышках. Такого самолета нет даже ни у Пола Джонса, ни у Джулиана[31]. Это отличная игрушка».
Спутница Спокейна оказалась довольно застенчивой, хорошо одетой молодой женщиной с темными волосами, невинным лицом и приятными манерами. Ее представили всем просто как Робин. Без фамилии. Она была примерно того же возраста, что и Эмили. На борту самолета находился также Боб Шапиро, директор по инвестициям гигантского фонда хедж-фондов White Rock. Джо было известно, что White Rock Capital Partners вложил в Bridgestone 400 миллионов долларов, из них 110 миллионов – в фонд ВА.
Джо уже встречался с Шапиро в прошлом году при оценке тем ВА. Боб был крупный, немного грузный мужчина сорока с лишним лет. Тогда Джо показалось, что этому человеку свойственно преувеличенное чувство собственной важности. Он знал, что обладает достаточной властью, для того чтобы решать судьбы хедж-фондов, поэтому рассчитывал на то, что к нему станут прислушиваться и относиться с уважением. Шапиро тепло поприветствовал Джо.
На борту самолета оказался также Джимми Браун из отдела маркетинга Bridgestone. Браун, худощавый, приятный в общении мужчина примерно одного возраста со Спокейном, хорошо играл в гольф и, по слухам, ходил в любимцах у старшего партнера, ходя Джо и не заметил в нем признаков особой одаренности. На самом деле в компании его называли «другом детства» или «придворным шутом». В этой поездке в его задачи входило облегчить людям общение.
В пятницу вечером Джо и Эмили сыграли в теннис на площадке Breakers, поужинали в красиво оформленном главном обеденном зале отеля и довольно рано отправились спать. В субботу утром Спокейн назначил время начала игры на 10:15, а поскольку Джо необходимо было немного попрактиковаться, он приехал в клуб Seminole в 9:30. Четвертым игроком оказался Билл Ферлмен, директор пенсионного фонда Georgia Teachers и еще один клиент Bridgestone.
Был ветреный, немного прохладный январский день, типичный для Флориды в это время года. Они прошли девять лунок, пообедали, а затем прошли еще девять. Джо играл в паре с Шапиро, оказавшимся вполне пристойным игроком с гандикапом 12. Спокейн сказал, что Джо должен играть с гандикапом 10. Сам Спокейн играл с гандикапом 9, а крупный, сильный техасец Ферлмен заявил, что будет играть с гандикапом 3. Каждый поставил на игру 100 долларов.
Джо три раза играл в гольф с Доузом и уже начинал чувствовать себя более уверенно в этой игре. Все раунды, пройденные им на неухоженном городском поле для гольфа с Большим Джо, позволили ему отработать мягкий, плавный свинг и точный бросок на короткую дистанцию. Когда уже в стартовой зоне Джо послал мяч на 270 метров, Шапиро пробормотал слова одобрения. Пока они шли по полю, он расспрашивал Джо о его происхождении, а также о том, что он думает по поводу текущего медвежьего рынка. По всей видимости, Ферлмену тоже было интересно услышать его мнение.
Во время ланча в ресторане Grill Спокейн продолжал хвастаться, упоминая в разговоре имена известных людей (как будто был знаком со многими старыми членами клуба Seminole). Он рассказывал гостям, каких больших трудов и денег ему стоило стать членом клуба. Джо задумался, как ему вообще удалось это сделать. Джо почувствовал, что Шапиро сначала был озадачен тем, что Спокейн без конца бахвалится перед ними своим знакомством с богатыми и известными людьми, затем же такое поведение начало вызывать у него раздражение.
В тот день они завершили вторую половину игры в 15:00. Джо прошел поле за 77 ударов и был очень доволен своей игрой. Шапиро же, будучи очень хорошим игроком, открыто радовался тому, что они с Джо выиграли матч. Он обнял парня, когда остальные участники игры вручили им стодолларовые купюры.
Вечерний прием тоже оказался очень интересным. Вилла Спокейна, расположенная у тихой дороги вдоль пляжа неподалеку от отеля Breakers, была одной из самых роскошных в Палм-Бич. На приеме присутствовали сам Спокейн, тихая Робин, Шапиро, Ферлмен с супругой, Джо и Эмили. Кто такая Робин, осталось загадкой как для Джо, так и для Эмили. Она явно не принадлежала к числу тех эффектных женщин, которым отдавал предпочтение Спокейн. Когда утром Эмили попыталась поговорить с ней в спа-салоне, Робин как будто спряталась в свою скорлупу. Эмили сразу же почувствовала расположение к ней.
– Боже мой, – сказала она Джо, – бедную девочку смущает то, что она живет с таким болваном.
– Полегче, – предостерег ее Джо. – Ты говоришь о человеке, от которого зависит моя карьера.
После прибытия на виллу Спокейн устроил гостям экскурсию. Он описывал происхождение каждой картины, висевшей на стене, с гордостью называя цену. Сообщил даже о том, во сколько обошлась ему старинная кровать под балдахином – 75 тысяч долларов. Прозрачные шторы из тюля, висевшие на окнах столовой, стоили 50 тысяч долларов. Двухсотлетние десертные тарелки с нарисованными от руки портретами французских дворян периода, предшествовавшего Французской революции, были куплены в Лондоне по 800 фунтов за каждую.
– Надеюсь, вы не моете их в посудомоечной машине, – сухо заметила Эмили.
Спокейн бросил на нее сердитый взгляд, явно раздосадованный тем, что замечание девушки вызвало смех у других гостей.
– После ужина я позволю вам помыть их вручную, – парировал он.
Эмили мрачно улыбнулась Джо. Он ответил ей печальной улыбкой. Джо определенно не хотел, чтобы Эмили продолжала в том же духе. У Спокейна не было чувства юмора.
В гостиной на изысканном столике в стиле «чиппендейл» в тяжелых серебристых рамках стояли фотографии трех прекрасных, благосклонно улыбающихся женщин.
– Это мои бывшие жены, – гордо сказал Спокейн, небрежно махнув в сторону фотографий рукой. – И между нами нет никаких обид.
– А я слышала совсем другое. Думаешь, хотя бы у одной из них есть его фотография в гостиной? – тихо спросила Эмили Джо. Шапиро, стоявший рядом, подавил смех.
– Прекрати умничать! – прошептал Джо, когда они вышли на террасу.
Казалось, Спокейн с бокалом мартини в руке не обращал внимания на то, как реагируют на происходящее гости, и продолжал свои разглагольствования.
– Кто-то сказал, что брак со мной – это шесть месяцев в раю и шесть лет боев в полутяжелом весе. Но это несправедливо, поскольку я никогда не был женат достаточно долго, чтобы даже узнать привычки своих жен в ванной комнате.
Все засмеялись, кроме Робин и Эмили.
– Это замечание о туалетных привычках – просто бред какой-то, – прошептала она Джо.
Когда они вернулись в Breakers, Эмили предложила:
– Давай выпьем чего-нибудь и посмотрим на океан.
Они взяли по бокалу рома с тоником и вышли на безлюдную террасу. Тучи на небе рассеялись, и огромная луна висела прямо перед ними, отбрасывая длинную дорожку серебристого света на поверхности океана.
– Знаешь, Джо, – сказала Эмили, когда они пили напитки, вдыхая соленый воздух и любуясь пейзажем, – один из двух старших партнеров, публичное лицо компании, – напыщенный, закомплексованный, эгоистичный осел. В этом нет ничего хорошего.
Джо посмотрел на Эмили. Освещенная лунным светом, она показалась ему невероятно прекрасной. Он взял ее за руку.
– Ты права. Он что-то среднее между ослом и негодяем. Тем не менее Спокейн очень богат.
– Как же он стал таким успешным и богатым?
– Мне и самому хотелось бы это знать. Думаю, просто по случайному стечению обстоятельств. Его напористость в продажах, эффективность инвестиционной стратегии Рэвина, а также то, что они оказались в нужном месте в нужное время в период бума хедж-фондов, – вот составляющие его успеха. Но под влиянием этого же успеха всплыли на поверхность все те непривлекательные черты, которые всегда у него были, пусть он их и подавлял до поры до времени, – ответил Джо, наслаждаясь вкусом рома и наблюдая за тем, как волны накатывают на узкий пляж и скалы.
– Ну, как бы там ни было, завтра утром мы поднимемся в семь и поиграем в теннис, раз уж твой дурацкий гольф начинается в полдесятого.
– Но я хотел позаниматься в тренажерном зале рано утром, – возразил Джо.
– Забудь об этом! – сказала Эмили. – Я сидела здесь одна целый день и хочу провести время вместе с тобой. Мы играем в теннис.
Рано утром они сыграли в теннис, а затем Джо быстро отправился в душ. Вскоре после него туда пришла и Эмили.
– Эмили, ты ведь знаешь, что я должен немного попрактиковаться перед игрой и что я не могу опаздывать.
– Конечно не можешь! Так что моя задача теперь – упаковать вещи, расплатиться за номер и подобрать тебя в клубе Seminole по дороге в аэропорт.
Он нежно поцеловал ее.
– Ты такая милая!
– Да, – согласилась она. – И несчастная.
Немного позже в тот же день, когда игроки встретились у стартовой зоны, Спокейн распорядился, что они с Джо будут играть против Шапиро и Ферлмена. Сегодня каждый поставил по 200 долларов. Гандикапы игроков сочетались неплохо, и в самом начале поединка Спокейн сказал Джо:
– Хотя это бизнес-гольф, играй хорошо. Я не люблю проигрывать. Я хочу победить этих ребят. Шапиро меня просто бесит.
После шестнадцати лунок у всех участников игры были примерно равные результаты. На семнадцатой лунке (длинный пар-4), где Шапиро получил фору, он сделал свой третий бросок с края грина на расстояние примерно полтора метра от флажка, установленного на холмистом, трудном грине. Джо сделал на четыре удара меньше, но, если бы Шапиро сделал патт, он выиграл бы эту лунку и у его пары было бы преимущество в одну лунку, притом что оставалась всего одна, последняя лунка.
Спокейн посмотрел на мяч, на расстояние до флажка и холмистый грин. Этот патт нельзя было засчитывать автоматически; кроме того, в такой ситуации легко промахнуться. Джо знал, что босс любит наблюдать за тем, как люди ведут себя в напряженных ситуациях. Тем не менее, к большому удивлению Джо, Спокейн наклонился, поднял мяч и бросил его Шапиро.
– Лунка ваша. Хорошая игра.
– Спасибо, – ответил Шапиро с каменным выражением лица.
Последней была лунка пар-4, расположенная на трудном, неровном участке поля, за ручьем. У Джо снова был пар, тогда как Шапиро и Ферлман сделали на пять ударов меньше и с учетом одного дополнительного удара у них оставалось всего четыре удара. Теперь итог матча зависел от Спокейна, которому нужен был пар, что при его гандикапе дало бы ему преимущество в три удара. Он прекрасно выполнил второй удар: мяч пролетел почти 150 метров в воздухе и упал примерно в пяти метрах от лунки.
Все молча наблюдали, как Спокейн выполнил первый патт, бросив мяч мимо лунки на расстояние от 0,5 до 1 метра. Все посмотрели на Шапиро, ожидая, что он уступит этот патт, поскольку на предыдущей лунке Спокейн уступил ему гораздо более длинный и трудный патт.
– Думаю, я все-таки заставлю вас сделать этот патт, Джад, – выговорил Шапиро с неприятной ухмылкой. Джо поразился: это было крайне невежливо со стороны Шапиро.
Спокейн пристально посмотрел на него, после чего присел на корточки и внимательно изучил поверхность грина перед мячом и за ним. Затем он стал над мячом, сделал три пробных свинга своим паттером, снова искоса посмотрел на лунку, отступил назад и секунд тридцать простоял над мячом. Никто не шелохнулся. Вдруг Спокейн с силой взмахнул паттером и запустил мяч далеко за пределы грина, на фервей.
– За вами лунка и матч, ребята, – только и сказал он.
Спокейн вручил Шапиро четыре сотенные купюры.
– Вот ваши деньги. Я подвел тебя, Джо.
Все участники игры отправились в здание клуба, где быстро выпили, пообедали и приняли душ, перед тем как их отвезли на автомобилях в аэропорт. Во время обеда Шапиро выглядел подавленным, а разговор не клеился.
В самолете Спокейн сначала болтал с Робин, а затем надел маску для сна, откинулся в кресле и задремал. Ферлмен повернулся к Джо и начал расспрашивать его о ВА. Эмили сидела на заднем сиденье и читала воскресный номер New York Times.
В понедельник утром Спокейн зашел в кабинет Джо.
– Ты думаешь, я опростоволосился перед Шапиро? – спросил он.
Джо не успел произнести ни слова, как Спокейн ответил на свой же вопрос:
– Нет, ни в коем случае. Этот парень болван. Но он никогда не забудет, что я для него сделал. Теперь он у меня в кармане, поскольку боится, что я расскажу всем, какой он идиот на самом деле. Он мой навсегда! Это был лучший ход для получения контроля, который только можно сделать в бизнес-гольфе.
Джо кивнул. Ему казалось, что он все понял. Это была весьма изощренная форма запугивания.
В следующие месяцы Джо часто играл в гольф со Спокейном, его так называемыми друзьями и клиентами компании. Во время этих игр он часто размышлял о самом гольфе, о бизнесе и людях из хедж-фондов. Чем старше они становились, тем более одержимы были игрой в гольф и своими гандикапами. Создавалось впечатление, будто умение хорошо играть в гольф – это испытание на мужественность, успешное прохождение которого доказывает, что у человека есть все необходимые качества.
Через несколько лет Джо как-то спросил у Спокейна, почему тот уделяет такое большое внимание проверке работавших на него инвестиционных управляющих посредством игры в гольф. В ответ босс произнес избитую фразу о том, что характер человека можно лучше узнать за восемнадцать лунок игры, чем за много лет ведения бизнеса. Джо с сомнением взглянул на него, и Спокейн добавил:
– Кому бы ты доверил управление своими деньгами? Человеку, который может сделать красивый длинный патт и получить берди на восемнадцатой лунке, или тому, кто делает двойной богги, притом что он единственный игрок с форой?
«Ну, – подумал Джо, – я бы не доверил свои деньги ни одному из них. Какой примитивный способ оценки инвесторов!»
Но вслух Джо ничего не сказал; он просто сидел и молча кивал головой.
Глава 10. Годы затишья
Фонд Bridgestone Alpha (BA) вступил в 2001 год (второй год своего существования) с 600 миллионами капитала и целым потоком новых инвестиций, ждавших своей очереди на оформление документов. Вдруг о нем заговорили повсюду, во всяком случае в мире хедж-фондов. Год назад к ВА никто не проявлял интереса, а к концу первого года работы посыпалось так много запросов на проведение презентаций, что компания Bridgestone поручила двум лучшим сотрудникам отдела маркетинга обслуживать только его. Теперь с потенциальными инвесторами работали уравновешенные, приятные в общении, вежливые специалисты, хорошо знающие инвестиционную историю фонда.
Благодаря помощи маркетологов ВА стремительно рос. В январе в экономике и на фондовом рынке обозначились яркие признаки серьезных проблем. В начале января ФРС снизила процентные ставки на 50 базисных пунктов, и рынок, вопреки ожиданиям многих, отреагировал активной распродажей акций в связи с угрозой дальнейшего снижения цен. Кроме того (что было очень важно для Микки и Джо), на рынке инвестиций в акции роста начался обвал. Формула ВА (открытие коротких позиций по акциям с ухудшающимися фундаментальными показателями, анализ таких показателей, как низкая доходность денежного потока и высокий коэффициент «цена-чистая прибыль на акцию», а также включение в инвестиционный портфель акций с повышающейся относительной силой) работала как нельзя лучше. Рыночная лихорадка заразила даже акции вполне здоровых технологических компаний; жадность уступила место страху. Микки и Джо оставалось только пересаживаться с одной умирающей лошади на другую – ту, у которой появились лишь первые признаки болезни. Тем временем они продолжали получать небольшую прибыль и со своего портфеля длинных позиций.
Как не очень изящно выразился Микки, они стали похожи на «свиней в навозе». На падающем рынке фонд ВА зарабатывал большие деньги на коротких позициях и еще немного – на длинных. Джо еще раньше нашел подтверждение подобному сценарию развития событий. В период рецессии компании по производству товаров массового спроса показывали прекрасные результаты, неизменно превосходившие среднерыночные показатели, поэтому Микки и Джо сосредоточились на этом секторе, в обычных условиях довольно вялом. Две попытки поглощения еще больше повысили эффективность их инвестиций. Прибавив ко всему этому еще и леверидж в размере 400 процентов, Микки и Джо обеспечили очень высокую доходность инвестиций ВА. (Для того чтобы понять, что происходило в тот период, см. рис. 10.1.) Инвесторы массово отказывались от акций роста и ценового импульса и вкладывали деньги в акции стоимости. За спиной у Микки и Джо бушевала настоящая буря. Возникли самые благоприятные условия для реализации их стратегии, хотя они пока еще не знали об этом.
Рис. 10.1. Мир перевернулся с ног на голову: акции стоимости превосходят акции роста
Однако еще довольно много «быков» решительно заявляли, что падение курса технологических акций – всего лишь коррекция бычьего рынка, а значит, сформировались благоприятные условия для их покупки. «Быки» провозглашали наступление новой эры.
Их интеллектуальными кумирами стали двое так называемых «инвестиционных гуру» – Джеймс Глассман и Кевин Хассетт. Хассетт – профессор в школе бизнеса Колумбийского университета и старший экономист ФРС. Глассман – «ученый» во всеми уважаемом Американском институте предпринимательства. Они написали «Доу 36 000» (Dow 36,000), и этот «бестселлер» опубликовало издательство Random House в самый разгар пузыря. В книге авторы утверждали, что акции следует продавать по цене, в сто раз превышающей прибыль на акцию. Они даже ради приличия не поставили знак вопроса в названии, придав тем самым научный вес пузырю фондового рынка.
Микки так высказался по этому поводу: «Этим двум парням должно быть стыдно. Какая отравляющая, провокационная глупость! Но нам она выгодна тем, что продлит период безумия».
Между тем у Эмили уходило все больше времени на обучение по программе для получения степени магистра в Колумбийском университете. Она в шутку говорила, что ей приходится читать почти так же много, как Джо. Научный руководитель посоветовал ей больше общаться с другими кандидатами на получение степени магистра, поэтому ее дневные семинары часто оканчивались ближе к вечеру. Эмили по-прежнему проводила пару дней в неделю в Совете по международным отношениям, и из-за ее очень плотного графика они с Джо редко ужинали вместе.
В начале февраля Эмили поручили организовать путешествие в Европу для группы главных спонсоров Совета. Она составила 10-дневную программу, в которую входили встречи с ведущими политиками, крупными бизнесменами и известными деятелями культуры в Варшаве, Праге и Будапеште. Планировалась поездка на десять дней. Эмили сказала Джо, что записались уже несколько интересных пар.
Эмили горячо уговаривала Джо поехать с ней. Во-первых, по мнению девушки, ему было бы полезно отвлечься от Bridgestone, фондового рынка и повседневной работы. В принципе он не возражал, но мысль, что придется целых две недели провести вдали от своего портфеля и рынков, его ужасала.
– Во-вторых, – настаивала Эмили, – нам было бы полезно уехать куда-нибудь вдвоем с такой группой, поскольку у нас была бы возможность понять, можем ли мы общаться с ними, а они – с нами. Нужно разрушить тот стерильный кокон, в котором мы живем в последнее время. Иногда я сомневаюсь в нашей социальной совместимости.
Последняя фраза насторожила Джо. К чему ведет Эмили?
– Что ты имеешь в виду под социальной совместимостью? – спросил он.
– Только то, что сказала, – ответила она и серьезно посмотрела на него. – Что с нами будет, Джо? Мне начинает надоедать статус сожительницы. Сможем ли мы жить в цивилизованном обществе? Сейчас все наши социальные связи разорваны.
Эти слова, произнесенные многозначительным тоном, повисли в воздухе.
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Джо. – Эмили, я люблю тебя. И хочу жениться на тебе и завести с тобой детей.
– Я тоже тебя люблю! Но где мы будем жить? С кем общаться? Мы живем в Америке XXI столетия, и браки между людьми разных рас – уже не в диковинку. Таких браков даже очень много. Но создается впечатление, что мы никак не можем приспособиться друг к другу, наладить отношения.
– Да, я знаю. Это никуда не годится, – ответил Джо. – Я одержим хедж-фондом. Что ж, я обязательно поеду с тобой в Восточную Европу.
С течением времени оптимизм «быков» начал угасать, когда стало очевидно, что в экономике США и большинства стран мира наступила рецессия. В конце января цены достигли максимума, а в феврале и марте резко упали. К концу марта индекс S&P 500 снизился на 20 процентов по сравнению с максимумом 31 января, а NASDAQ – на целых 40 процентов. Тем не менее на протяжении первых трех месяцев года фонд ВА показал общий рост доходности до 14 процентов. У Микки и Джо все было в порядке.
В середине февраля Спокейн пригласил Джо и Эмили еще на один уик-энд, но Эмили наотрез отказалась ехать. В итоге Джо, Спокейн и два важных клиента Bridgestone улетели во Флориду в пятницу утром, а днем и в субботу играли в гольф. Джо отпросился на воскресенье и тем же вечером улетел в Нью-Йорк коммерческим рейсом. В воскресенье они с Эмили поиграли в теннис на крытом корте в спортивном комплексе у Центрального вокзала, но играть на слишком жестком искусственном покрытии корта было не очень приятно. Джо знал, что между ним с Эмили еще не все уладилось.
Совершенно неожиданно первого апреля, после того как в конце марта настала кульминация продаж, на рынках началось оживление. К концу месяца индекс NASDAQ вырос на 32 процента по сравнению с минимумом, достигнутым в марте. Спекулятивные и мусорные акции (именно те, по которым в ВА были открыты короткие позиции) еще больше выросли в цене.
– Ну что же, мы поняли, что и «мертвая кошка подскакивает»[32], – заметил Микки.
– Да, – сказал Джо. – Сегодня я прочитал в Fidelity, что 62 процента средств по-прежнему сосредоточены в фондах, работающих с акциями технологических, телекоммуникационных и интернет-компаний. Этот показатель ниже 80 процентов, которые были там год назад, но все еще существенно выше среднего значения за двенадцать прошедших лет, составляющего 39 процентов.
– Огромные пузыри сдуваются еще долго после того, как дают течь. Нам просто нужно продержаться этот период.
В то же время длинные позиции ВА вели себя очень вяло. Набор коротких и длинных позиций портфеля ВА представлял собой довольно уязвимое сочетание. В апреле фонд потерял 4 процента. Но волатильность доходности беспокоила клиентов еще сильнее. Предполагалось, что в ВА не должно быть таких колебаний доходности.
Телефоны Микки и Джо звонили круглосуточно. Клиенты одолевали их вопросами: «Что, черт возьми, происходит?», «Ваша модель больше не работает?» Но самое ужасное, что многие из них говорили: «Если нам придется мириться с такой волатильностью, мы изымем капитал из фонда».
Угрозы об изъятии капитала вызывали у Микки и Джо особое раздражение.
– Их устраивает положительная волатильность, но отрицательная для них неприемлема. Могли бы продемонстрировать хоть каплю доверия и лояльности к нам! Чушь собачья! – жаловался Джо.
Микки только посмеивался.
– Добро пожаловать в НФЛ, парень. Ни о каком доверии и лояльности не может быть и речи, если получаешь вознаграждение по схеме два и двадцать.
Тем не менее такие звонки клиентов были очень неприятны; к тому же их становилось все больше и больше по мере дальнейшего оживления рынка в целом и рынка акций роста в частности. Теперь ВА отчитывался перед инвесторами об эффективности своей работы и в середине, и в конце месяца, а к 15 мая фонд потерял еще два процентных пункта. Такие задачи, как повышение доходности и особое внимание к клиентам, приобрели особую важность, поскольку инвесторы имели право изымать капитал из фонда только в конце календарного квартала, отправив уведомление о своем решении за тридцать дней. Другими словами, для того чтобы получить свои деньги 1 июля, они должны были отправить такое уведомление до 31 мая. И эта зловещая дата приближалась.
Микки и Джо очень волновались из-за изъятия капитала, опасаясь массового оттока инвестиций. Джо мучила мысль, что в сложившихся обстоятельствах он не сможет поехать с Эмили в Европу. Хотя Микки и не оказывал на него давления, Джо понимал, что лучше никуда не уезжать, так как он нужен Микки.
За три дня до отъезда Джо сообщил Эмили, что не может ехать. Она сердито выкрикнула:
– Спасибо большое! Ты искал повод отказаться с того самого дня, как я попросила тебя поехать.
– Но это неправда! Ты несправедлива! Я никогда не был за границей и хотел бы посетить в Восточную Европу. И мне действительно интересно было бы понаблюдать, как мы впишемся в твою группу. Просто возник этот инвестиционный кризис, и даже если я поеду, все равно буду беспокоиться, и мне будет не по себе.
– Конечно, – парировала Эмили. – А твое беспокойство не помешает тебе играть в гольф, пока меня не будет?
– Да ладно тебе, Эмили, это несправедливо.
Девушка немного смягчилась.
– Но ты всегда можешь изменить свое решение, если твои драгоценные акции снова повернут в нужном направлении!..
– Обещаю тебе, что так и поступлю.
Фонд ВА пережил период майского изъятия капитала с минимальным ущербом, и звонки клиентов стали раздаваться реже. Джо решил присоединиться к Эмили, но к тому времени тур уже проходил в Праге и почти завершился. Когда Джо позвонил Эмили, чтобы сообщить о приезде, она ответила, что теперь ехать уже не имеет смысла. Их встреча по возвращении Эмили в Нью-Йорк была довольно прохладной. В первый уик-энд после ее возвращения Джо не играл в гольф, и они поехали в городской теннисный клуб, чтобы поиграть там в теннис в субботу и воскресенье. Эмили попыталась организовать ужин с одной из своих коллег и ее мужем, но те были заняты, и вместо ужина молодые люди пошли в кино. Эмили немного смягчилась, но по-прежнему не была счастлива.
Жарким летом 2001 года рынок начал двигаться в боковом направлении по мере распространения оптимистичных настроений по поводу того, что вот-вот начнется оживление экономики. Микки и Джо были настроены скептически. Они утверждали, что такой гигантский спекулятивный бум не может завершиться умеренным падением рынка, при котором все останутся довольны и счастливы.
– В этом мире все устроено совсем не так, – заметил Микки.
В мировой экономике происходил спад, и им удавалось открывать больше коротких позиций, в которых они были уверены, чем длинных. В результате в портфеле образовалась небольшая чистая короткая позиция. Таким образом, в июне и июле фонд работал достаточно эффективно, обеспечив доходность в размере 2 процентов за каждый месяц.
Как и следовало ожидать, в августе и в первые десять дней сентября рынки резко падали, индекс NASDAQ снизился на 40 процентов по сравнению с максимумом, достигнутым в январе. А затем, 11 сентября, после террористической атаки и крушения Всемирного торгового центра на фондовом рынке началась паника.
К 21 сентября индекс S&P 500 снизился на 28 процентов по сравнению с январским максимумом, а индекс NASDAQ упал почти на 50 процентов. С начала октября до конца года на обоих рынках происходило оживление, покрывшее большую часть убытков.
В целом в 2001 году действовал изматывающий, тяжелый медвежий рынок. За все двенадцать месяцев индекс S&P 500 упал на 11,9 процента, а NASDAQ – на 21 процент. Индекс J. P. Morgan Global Bond просел на 3,6 процента, Private Equity – на 4,5 процента, а Venture Capital – на 8 процентов. Инвесторам не оставалось ничего иного, как обратиться к хедж-фондам, в которых индекс HFR Composite показал скромный, но все же положительный результат – 2,3 процента доходности. Несмотря на двойные ставки вознаграждения в фондах фондов, индекс HFR Fund of Funds вырос на 3 процента. Однако ВА, неизменно занимавший длинные позиции по акциям стоимости и короткие по акциям роста, обеспечил валовую доходность инвестиций в размере 38,1 процента и чистую доходность – 28,8 процента. Фонд показал очень высокие результаты!
Однако другие фонды Bridgestone переживали не лучшие времена. В основе работы так называемых мультистратегийных фондов хедж-фондов лежала следующая концепция: управляющие инвестиционной компании создают под одной крышей диверсифицированную «империю», открывая ряд фондов, придерживающихся разных стратегий. Считалось, что Bridgestone относится к числу таких мультистратегийных компаний, но на самом деле она такой не была. В 1998 и 1999 годах (когда спекулятивный бум набирал обороты) Спокейн и Лейтер наняли ряд молодых аналитиков и трейдеров по акциям технологических и интернет-компаний, которые казались большими знатоками нового мира, поручив им управление несколькими фондами. Эти наемные «стрелки» гордились своим хорошо подвешенным языком, умением отыскивать и быстро покупать акции, обещающими большой рост, а также способностью быстро избавляться от акций, которые начинали вести себя неуверенно. Но, по сути, они были просто сплетниками, распространявшими квазиинсайдерскую информацию, и импульсными трейдерами, совершавшими спекулятивные операции на деньги фонда. В период расцвета бычьего рынка они вели себя крайне самонадеянно, ничего не боялись и использовали большой леверидж.
В итоге, когда пузырь лопнул, их ждал полный провал, поэтому 2001 год оказался очередным трудным годом для компании. Четыре самых крупных фонда Bridgestone завершили его сокращением доходности на 5 процентов, а пять более мелких фондов сократились на 15 процентов, следовательно, подлежали ликвидации. Только крупный фонд Рэвина, придерживавшийся стратегии макроинвестирования, показал положительный результат после вычета вознаграждения. Журнал Absolute Return, освещавший деятельность хедж-фондов, даже опубликовал статью под названием «Что пошло не так в Bridgestone?»
Учитывая все эти обстоятельства, Микки и Джо произвели простые расчеты. Дело было 5 января 2002 года – они как раз получили итоговые данные за прошедший 2001 год. На конец года объем активов под управлением их фонда составил 2,5 миллиарда долларов, но в среднем за год этот показатель составил 1,5 миллиарда долларов. Следовательно, компания Bridgestone заработала 2 процента от этих активов, или 30 миллионов долларов. После вычета фиксированного вознаграждения поощрительное вознаграждение ВА составило 108 миллионов (36 процентов от 1,5 миллиарда долларов равняется 540 миллионам, и 20 процентов от 540 миллионов – это и есть 108 миллионов долларов). Другими словами, компания Bridgestone получила от фонда ВА общую прибыль в размере 138 миллионов долларов. Согласно формуле, о которой говорил Рэвин, Микки и Джо должны были выплатить 50 процентов от размера поощрительного вознаграждения: 50 процентов от 108 миллионов равно 54 миллиона долларов. В итоге компания Bridgestone заработала 84 миллиона долларов за вычетом затрат и накладных расходов, объем которых не мог превышать 10 миллионов долларов. Партнерам интересно было узнать, сколько им заплатят.
В середине января Спокейн и Рэвин вызвали их в небольшой конференц-зал рядом с кабинетом Спокейна. Когда они вошли в прекрасно обставленное помещение, их приветствовал Спокейн, который потягивал газированную воду с кусочком лимона и излучал добродушие, тогда как Рэвин в напряженной позе сидел на старинном деревянном стуле.
– Итак, мы намерены заплатить вам, нашим гениям, ровно столько, сколько договаривались: 50 процентов от поощрительного вознаграждения, или 54 миллиона долларов. Предлагаем разделить эти деньги так: 29 миллионов Микки и 25 – Джо.
– Да, мы действительно так договаривались, и это вполне справедливо, – с энтузиазмом сказал Микки. – А что насчет бонуса за эффективность?
Рэвин просто рассмеялся, а Спокейн нахмурился.
– Вам повезет, если мы не урежем ваш фонд, – вымолвил Рэвин. – В конце концов, работай вы самостоятельно, вам бы ни за что не удалось привлечь такой капитал. Это просто исключено! Мы придали вашему фонду респектабельность, дали платформу, на которую можно опереться, и предоставили в распоряжение отличную маркетинговую команду. Собственно говоря, вы отняли деньги у других фондов.
В этот момент Джо произнес свои первые слова за всю эту встречу, удивившись собственной смелости.
– Если фонд по-прежнему будет работать успешно и наращивать активы, мы можем рассчитывать на то, чтобы в какой момент стать партнерами вашей инвестиционной компании? Мы хотим быть владельцами, а не наемниками.
Спокейн и Рэвин повернулись и посмотрели на него.
Спокейн произнес:
– Это исключено. Мы вдвоем – единственные владельцы компании. Мы ее создали и не намерены делиться ни с кем ни прибылью, ни полномочиями, ни, если уж на то пошло, риском. Если что-то пойдет не так, отвечать за это будем только мы сами.
– Да, – поддержал его Рэвин, – мы считаем, что такой бизнес, как у Bridgestone, со свойственной ему высокой волатильностью, где успех полностью зависит от эффективности инвестиций, не может работать по принципу партнерства. Что, если один из партнеров обленится и будет довольствоваться низкой доходностью? Мультистратегийный фонд хедж-фондов должен представлять собой благожелательную, а порой и не очень благожелательную диктатуру, что-то вроде правления Ли Куан Ю в Сингапуре. Мы готовы платить огромные деньги таким парням, как вы, если они добиваются высоких результатов, но ни с кем не станем вступать в союз по принципу «пока смерть не разлучит нас».
– Понятно, – сказал Джо.
В этот момент вмешался Микки.
– Ну хорошо. Мы любим и уважаем вас двоих, наших диктаторов, и ценим тот факт, что вы создали нас. Если вы согласны, мы хотели бы подписать договор на следующий год.
– О, да этим умникам-чудакам не хватает веры! – пробормотал Рэвин.
– Послушайте, – произнес Микки, – не обижайтесь, но сейчас мы говорим об очень больших деньгах. Вы же знаете, что мы можем уйти хоть завтра.
– Но вы сможете забрать с собой только от половины до трети своих денег.
– Да, но если мы будем работать так же результативно, в следующем году все станет на свои места и к нам хлынет целый поток денег.
– Наши юристы подготовят протокол о взаимопонимании, и мы все подпишем его и заверим у нотариуса. Ваше вознаграждение по-прежнему будет составлять половину т прибыли компании, полученной в качестве поощрительного вознаграждения.
– Но почему не половину общей прибыли от фиксированного и поощрительного вознаграждения? – спросил Микки.
– Потому что нам это не выгодно. Компания предоставляет вам офисные помещения и оплачивает все накладные неинвестиционные расходы. Фиксированное вознаграждение возместит нам эти расходы. Кстати, вам, ребята, следовало бы увеличить свой аналитический потенциал.
Джо покачал головой. На прошлых выходных он играл в гольф с двумя управляющими успешным фондом с объемом активов 2 миллиарда долларов в крупном мультистратегийном фонде хедж-фондов Rextun. По их рассказам, Rextun взимает со своих клиентов 2 процента фиксированного вознаграждения и 25 процентов от прибыли. Управляющие фондом получают половину от фиксированного вознаграждения (1 процент) и 15 процентов от прибыли, полученной их фондом. Другими словами, компания Rextun получала 1 процент от фиксированного вознаграждения и 10 процентов от прибыли. Джо подумал, что сейчас самый подходящий момент упомянуть об этом.
– Ну что же, в отличие от вашего крутого фонда фондов Rextun мы не можем взимать с клиентов 2 и 25 процентов, – возразил Спокейн, повышая голос. – Мы взимаем 2 и 20 процентов, и наше предложение остается прежним. Принимайте его или уходите. Вы, ребята, жадные, неблагодарные негодяи. Мы дали вам денег и ввели вас в этот бизнес.
– Да, это так, – сказал Рэвин. – Микки, два года назад твоя карьера шла под откос. А тебе, Джо, вообще повезло, что мы тебя наняли. Тебя вот-вот должны были уволить из Grant, потому что ты спал с дочерью своего руководителя, который по доброте душевной помог тебе выбраться из бэк-офиса. Говорят, ты обрюхатил там какую-то женщину.
Джо пришел в ужас. Они действительно выяснили о нем все. У Микки тоже был довольно глупый вид.
– Хорошо, хорошо, – сказал он. – Мы принимаем ваше предложение.
Рэвин поднялся.
– А теперь вперед, воины Христовы, на войну! – Он повернулся и вышел из зала.
Когда они тоже ушли, Джо тихо сказал Микки:
– На каких же хороших парней мы работаем!
– Да, но мы знали об этом с самого начала. Они негодяи, но они по крайней мере наши негодяи.
Как юридическое лицо компания Bridgestone была зарегистрирована в штате Нью-Йорк и в городе Нью-Йорк, поэтому, согласно действующему законодательству, полученное Джо и Микки вознаграждение попадало в категорию обычного дохода. По подсчетам Джо, после вычета всех налогов он получит чистыми 14 миллионов долларов. Его бухгалтер сказал, что Джо может подарить не облагаемых налогом 12 тысяч долларов кому угодно, но он хотел дать немного настоящих денег своей матери. Долорес не могла поверить, когда сын сообщил ей, что открыл на ее имя счет в ВА на сумму 1 миллион долларов. Джо не хотелось говорить матери, что за этот подарок ему придется уплатить еще 600 тысяч. То же самое он сделал для Большого Джо, который потерял дар речи, узнав об этом, и послал чеки на 12 тысяч долларов каждой из троих сводных сестер. В начале года на его счету был 1 миллион долларов, а теперь оставалось уже немногим более восьми. Что же, очень неплохой результат!
По какой-то причине, чего Джо не мог объяснить даже самому себе, он скрыл от Эмили истинные размеры своей щедрости. Он просто сказал, что очень доволен суммой вознаграждения, она же не требовала от него подробностей. Вполне логично, чтобы следующим шагом стала покупка новой, более просторной квартиры, но Джо сомневался, так ли уж удобно каждый день ездить на работу из пригорода.
Тем не менее он все-таки обратился к Спокейну, который, как ему было известно, состоял членом клуба Lone Tree, где имелось прекрасное, сложное поле для гольфа, совершенно новое роскошное здание в стиле «тюдор», великолепный бар, облицованный дубовыми панелями, и превосходное обслуживание. В этом относительно новом клубе было достаточно легко получить членство при условии, что занимаешься инвестиционным бизнесом и можешь представить рекомендации влиятельных людей. В нем состояли многие управляющие хедж-фондов.
– Так ты хочешь стать членом Lone Tree? – спросил Спокейн с понимающей улыбкой, весьма смахивавшей на злобную ухмылку. – Видишь ли, это совсем не загородный клуб. Там нет ни бассейна, ни теннисных кортов, ни спа-салона, ни раздевалок для дам. Все шесть моих бывших подружек говорили, что терпеть не могут этот клуб.
Джо рассмеялся, хотя и несколько неуверенно.
Спокейн сказал, что будет рад помочь, и сообщил, что знаком с создателем клуба Lone Tree Джоном Спенсером, президентом Merrill Lynch. Поговорив со Спенсером, Спокейн попросил еще троих членов клуба, игравших в гольф с Джо, написать рекомендательные письма и отправил заявку. Через два месяца Джо приняли в клуб. Вступительный взнос составлял 500 тысяч долларов, а членские взносы – 2 тысячи долларов в месяц. Так Джо попал в мир большого гольфа.
Шел 2002 год – и медвежий рынок по-прежнему не сдавал позиции. Микки и Джо продолжали придерживаться своей стратегии, полагаясь на формулы, свой «модус операнди», при выборе дорогих и дешевых акций, которые следовало проанализировать, и ждали подходящего изменения ценового импульса и фундаментальных показателей, чтобы начать действовать.
Управляя 2,5 миллиарда долларов, Микки и Джо увеличили число позиций в своем портфеле до трехсот в целях обеспечения удобного в управлении среднего размера позиций. Соответственно, вырос и объем работы по анализу количественных показателей, поэтому они наняли еще двух аналитиков, и теперь непосредственно на ВА работало четыре сотрудника.
Микки нравилось общаться с аналитиками, но, по мнению Джо, двое из них только отвлекали его от работы, слишком часто требуя непосредственного общения. Двух других он уважал и поддерживал с ними контакты. Однако постоянные визиты аналитиков в его кабинет все-таки отвлекали от важных дел. В итоге они с Микки установили строгое правило: подавать отчеты только по электронной почте. Такая практика также способствовала созданию письменных документов, которые можно было просматривать впоследствии. Если аналитику было что сказать Микки и Джо, он отправлял им электронное письмо. Если они хотели поговорить с ним, то вызывали к себе. Собственно говоря, они просто стремились свести к минимуму отвлекающие факторы и беготню сотрудников по офису.
К 30 июня фонд ВА вырос на 11 процентов; с учетом прироста капитала и поступлением новых денег партнеры управляли уже 3,3 миллиарда долларов. В портфеле фонда было больше позиций, причем более крупных, и им становилось все труднее поддерживать священный коэффициент альфа на высоком уровне. Поэтому Джо решил нанять Джоан. За прошедшие годы Джо хорошо узнал ее. Пару раз в неделю они завтракали или обедали вместе в кафе компании. Джоан была умна, сообразительна и восприимчива, Джо нравилось общаться с ней. Кроме того, он знал, что фонд Тома Лейтера, на которого она работала в то время, находился в 10 процентных пунктах от так называемого порогового уровня стоимости активов. Поскольку этот фонд терпел убытки в 2001 году, Лейтер оказался в трудном положении: ему предстояло возместить убытки, прежде чем получить поощрительное вознаграждение, из которого он заплатил бы себе и своим подчиненным.
Когда Джо сообщил Джоан, что хочет взять ее в свою команду, она спросила:
– Какими будут мои должностные обязанности?
– Ты будешь работать со мной и руководить работой аналитиков, нанятых нами. Это хорошие специалисты, но их нужно направлять на путь истинный, а я ценю твою проницательность и интуицию.
– Джо, ты ведь знаешь, что я хочу управлять деньгами. У меня будет возможность работать непосредственно с акциями?
– Не думаю, во всяком случае поначалу. Ты будешь скорее помощником портфельного управляющего.
– Тогда мой ответ – нет. Спасибо, но мне это не подходит.
Она взмахнула своими изящными руками, и это выглядело необыкновенно чувственно.
– Впрочем, – прибавила Джоан с усмешкой, – пошел к черту ты и лошадь, на которой ты ездишь!
Джо предположил, что под лошадью она подразумевает Микки.
Джо не осуждал Джоан, и ему нравился ее темперамент. Он рассказал об этом Микки, которому тоже импонировала эта женщина. Они сошлись на том, что выделят под управление Джоан 10 процентов, или 40 из 400 позиций (как длинных, так и коротких). Предполагалось, что Джоан станет придерживаться их системы, а они будут отслеживать доходность ее портфеля. Тем не менее это будет ее портфель.
– Звучит неплохо! – сказала Джоан; ее темные глаза засияли, когда Джо сообщил ей об их с Микки решении. – Я благодарна вам обоим. А сколько вы мне будете платить?
– Будешь получать вознаграждение по той же системе, что и мы. Ты получишь от компании аванс в размере 600 тысяч долларов, а в конце года мы поделим прибыль.
Джоан как будто колебалась.
– Все это кажется мне несколько неопределенным.
– Послушай, – возмутился Джо. – Мы не можем себе позволить подставлять тебя, ведь ты будешь частью нашей команды.
– Хорошо, – согласилась она. – Но я люблю четкие договоренности. Микки более жесткий человек, чем кажется.
Лейтер был взбешен, когда Микки сказал ему, что берет его сотрудницу в свой фонд, но поскольку он не мог предложить ей более выгодные условия, 1 июля Джоан приступила к работе в новой должности. Она вписалась в их команду с самого начала и довольно решительно взялась за управление своим портфелем (сегментом, как называли это Микки и Джо), состоявшим из 40 позиций. Операционный отдел отслеживал эффективность работы Джоан, а поскольку она «приняла религию» управляющих фондом, эффективность ее портфеля была почти такой же, как и эффективность портфеля ВА в целом.
К тому времени у Микки и Джо выработалась привычка сразу после общего утреннего совещания встречаться в кабинете Микки и обсуждать те события в мире инвестиций, которые требовали ответных действий. Во время таких встреч им всегда было о чем поговорить. Микки и Джо предложили Джоан присоединиться к ним, и поначалу во время этих совещаний она вела себя сдержанно и молчаливо. Джо не хватало свойственной ей откровенности, и он был удивлен ее нежеланием принимать активное участие в обсуждении. Он дал ей время, чтобы освоиться, но через месяц сказал:
– Послушай, мы не предполагали, что наш партнер и соуправляющий портфелем будет все время молчать. Я знаю, что у тебя есть свое мнение и идеи. Так не держи их при себе!
Джоан серьезно посмотрела на него.
– Хорошо. Спасибо за предупреждение. Я буду участвовать в обсуждении.
И она сдержала слово.
В июле Джо пригласил Большого Джо и Джоша в Нью-Йорк. Он планировал сделать этот уик-энд особенным, но вынужден был признаться самому себе, что ему просто хотелось немного похвастать своим богатством. В пятницу Джо отправил машину с водителем встретить их в аэропорту Ла Гардия и отвезти в отель Four Seasons. Эмили согласилась поужинать с Большим Джо и Джошем, что было для Джо очень важно, поскольку она еще не встречалась ни с одним из них. Разговор за ужином проходил довольно легко, но Большому Джо почти нечего было сказать. Джо знал, что Эмили очень интересны они оба: ведь эти люди сыграли важную роль в жизни Джо, и он был очень рад тому, что в субботу она сыграла вместе с ними в гольф в клубе Lone Tree. Во время игры Джо просто физически ощущал, как его отец чувствует себя все более непринужденно в компании Эмили.
Читать бесплатно другие книги:
