На полпути к себе Иванова Вероника

Я прислонился к стене рядом с дверью и взглянул на незадачливого мстителя.

Держится неплохо, хотя… Это уже не гордость и не сила — лишь усталое принятие неизбежного. Помнится, у меня схожее состояние возникало дома по десять раз на дню. Особенно при визитах родственников.

— Зачем вы пришли? — Тихий, очень спокойный, но совершенно отчаявшийся голос.

— Чтобы задать один вопрос.

— Только один? — Попытка усмехнуться. Неудачная.

— Вопрос всегда один, граф… Просто иногда он состоит из тысяч предположений, требующих подтверждения.

— И что же вы хотите узнать?

— Почему вы сделали то, что сделали?

В тоскливом взгляде на мгновение вспыхивает свет, но тут же гаснет, скрытый тяжёлыми тучами отчаяния.

— Зачем вам знать?

— Я любопытен от природы.

— Если я скажу… вы оставите меня в покое?

— Вам так ненавистно моё общество, граф?

— А вам было бы приятно беседовать с человеком, из-за которого вы должны умереть? — Наверное, он хотел меня уязвить или обидеть. Глупый… После общения с кузеном Ксо я обидам не поддаюсь. Временно.

— Ай-вэй, граф! Вы сказали всего несколько слов, но умудрились ошибиться дважды, и ошибиться серьёзно! Хотя настоящую ошибку вы совершили в другое время и в другом месте.

— Хотите сказать: когда появился на свет? — Шэрол попробовал пошутить.

— Мой дорогой граф, не беритесь за то, чего не умеете! Например, не примеряйте на себя роль шута, пока не привыкнете к оплеухам… Но речь не об этом. Вы сказали: «должен умереть» и уточнили: «из-за вас». Верно?

— У вас плохо со слухом?

— Не так, как порой хотелось бы… Давайте рассмотрим обе ваши ошибки. По очереди. Да, я вижу, насколько неприятен вам, но, поверьте, не уйду, пока не сделаю то, что намерен!

Шэрол скривился, однако промолчал, рассчитывая, что отсутствие реакции охладит мой пыл. Логичный поступок, не так ли? Но не при общении с вашим покорным слугой, у которого под хвостом оказалась очередная вожжа.

— Итак, начнём с первой. «Из-за меня». Почему, дорогой граф? Помнится, я отнёсся к вам со всем возможным почтением и не давал повода для того, чтобы вы искали способ досадить мне… Или нет? Только не говорите, что я оскорбил вашу возлюбленную! Фу! Она оскорбила и унизила себя сама и без моей скромной помощи, потому что негоже благовоспитанной девице опускаться до насмешек, более подобающих черни… Вы со мной не согласны?

— Вы переворачиваете всё с ног на голову, — нехотя пробурчал Шэрол.

— Разве? Отнюдь! Зачем милейшая Роллена решила испортить настроение графине Агрио? По какой причине? Думается, делить им нечего и некого, встречаются они редко, да и Равель не принадлежит к числу людей, нарывающихся на зряшную ссору… Так почему же было просто не проехать мимо? Потому, что она узрела мою персону рядом с девушкой и… возможно, её самолюбие было уязвлено.

— Вы ещё скажите, что она приревновала! — фыркнул молодой человек.

— Почему бы и нет? — Я от души веселился. — У меня больше шансов завоевать расположение женщины, чем у вас, дорогой граф. О нет, я не хвастаюсь и не стремлюсь вас унизить, просто таково теперешнее положение вещей… Очень редкие люди обращают внимание на содержание, не ослеплённые формой…

А форма в самом деле получилась — загляденье! То, что обычно не привлекало взгляд, вдруг приобрело значительность… Хотя всё объясняется даже проще, чем требуется: я играл роль. Человек, который выходил на улицу… Да нет, который открывал глаза утром в доме Агрио, не имел ничего общего с Джероном. Ну совершенно НИЧЕГО. Это был вполне уверенный в себе мужчина, хорошо изучивший не только свои собственные возможности, но и место, которое занимал в мире. Спокойный, позволяющий себе ответить ударом на удар, а не спешащий уйти в сторону, только бы не столкнуться с кем-то интересами… В общем, сильный мужчина. Сильный не столько физически, сколько… да, наверное, духовно. И вспышка интереса у Роллены, и нелепая страсть Юджи тому подтверждение. Но боги, как это больно — понимать, что люди вокруг очарованы не тобой самим, а маской, которую… ты даже не выбрал сам. Которую тебе навязали. Удачно, не спорю, но… А ведь потом её придётся снимать. И что произойдёт, когда лэрр Ивэйн исчезнет? Кто останется?

Нет, сейчас мне некогда переживать по этому поводу. У меня есть дело. И я хочу довести его до логического завершения. Продолжим задавать вопросы.

— Впрочем, мне нет никакого дела до истинных мотивов вспышки ярости у вашей возлюбленной. Важно другое: она втянула в свою месть вас. Почему вы позволили ей это сделать?

— Я не позволял…

— Вас заставили?

Он отвернулся.

— Что же, граф… Что послужило достаточным поводом для вашего отчаянного поступка?

— Вам этого не понять…

— Позвольте мне судить самому.

— Я… я люблю Роллену.

— И почему же вы считаете, что я не смогу этого понять? Думаете, что любовь мне недоступна?

Шэрол болезненно вздохнул:

— Сначала вы показались мне простым и открытым человеком, не носящим камня за пазухой… Но теперь я убеждаюсь, что первое впечатление было неверным.

— Это открытие для вас? Если да, то мне жаль того времени, что вы провели в библиотеке! Первое впечатление почти всегда ошибочно, потому что человек — самое загадочное явление природы!

— Да, наверное, так и есть… На вашем примере это особенно хорошо видно.

— Польщён услышанным, хотя и подозреваю, что это не комплимент. — Я подмигнул графу, и он растерянно расширил глаза. — Но почему я не должен понимать любовь?

— Такие люди, как вы, никого не пускают внутрь… Не открываются перед чувствами.

— Вы так много знаете о природе отношений и так глупо себя ведёте… Нехорошо, граф. Нужно использовать полученные знания, а не складывать их в сундук… Далеко не всегда нужно «пускать»: наступает миг, когда стены любой крепости падают. Перед завоевателем, пришедшим покорять. Можно противиться, бороться, убегать, но… Не поможет. Любовь подстерегает нас в самых неожиданных местах и, как правило, бьёт без промаха… Всего один удар, и уже невозможно вспомнить, как выглядел мир, в котором ты не пробовал вкус ЕЁ губ…

Я говорил, а передо мной, на расстоянии вытянутой руки, лениво потягивалась Мин, улыбаясь той самой странноватой улыбкой полуженщины, полуребёнка, полумеча… Улыбкой, которая предназначалась мне одному…

Шэрол вздрогнул как от удара, когда последнее слово растворилось в воздухе камеры.

— Ну так что, граф? Вы ошиблись и на этот раз!

— Да… — признаёт он. — С вами опасно спорить.

— Опасно? Просто необходимо! Как же иначе можно узнать, прав я или нет? Итак, вы действовали во имя любви. Ваша страсть к Роллене настолько сильна?

— Я… не знаю. Но я не могу жить без её взгляда.

— А что она? Разделяет ваши чувства?

— Я очень на это надеюсь…

— Но не уверены? Вы… были близки?

— О таких вещах не спрашивают!

— Почему? — Я искренне удивился. — Это очень важно. Так были или нет?

Шэрол определённо смутился. Наверное, и покраснел, но свет факела не позволял разглядеть всех подробностей.

— Похоже, были… Не стоит на меня обижаться, граф! Я бываю бесцеремонным, но никогда не переступаю черту… Просто я хотел уточнить, как близко она допустила вас к телу. Следующий закономерный вопрос: вы у неё один?

— Ну знаете! — Он возмущённо дёрнулся, зазвенев оковами.

— Это тоже немаловажно, поймите! Мной руководит не праздное любопытство, а желание докопаться до Истины.

— Можно подумать, что вы дознаватель, — осторожно заметил Шэрол.

— В каком-то смысле, в каком-то смысле… Вы у неё один?

— Я был у Роллены первым! — почти выкрикнул он, и я недовольно покачал головой:

— Орать совершенно незачем…

— Ваши вопросы не закончились? Я устал.

— Отниму ещё немного вашего драгоценного времени, граф… Меня откровенно радует, что между вами и вашей возлюбленной такие нежные отношения, но они не повод разрушать чужие жизни. Вы знали, чем грозит эльфу употребление «росы»?

— Да!

— ВСЕ детали?

— Что вы имеете в виду? — Молодой человек насторожился.

— Видите ли, граф, сие зелье оказывает потрясающий эффект на магические способности листоухих. Проще говоря, наделяет Могуществом самого заурядного заклинателя.

— И что?

— А то! Кроме усиления способностей к волшбе «роса» внушает эльфам ярость и страх, и они не могут контролировать своё отношение к окружающим… Они начинают видеть во всём угрозу. Если вы пока не догадались, поясняю: Мэй мог убить всех присутствующих в доме. И убить весьма жестоким способом.

— Не может быть… — Глаза Шэрола округлились.

— Так и было бы, если бы он задержался в гостиной, а не поднялся ко мне в комнату… В этом вам и всем остальным повезло.

— Но… Я не мог подумать…

— Верю. Однако недостаточная осведомлённость не освобождает от ответственности, дорогой граф. У вас есть время: посидите и подумайте над тем, что натворили… И над тем, что, к счастью, не случилось. Дабы ошибок осталось только две.

— Две?

— Помните? «Должен умереть» и «из-за вас»?

— Да, но…

— Со второй мы худо-бедно разобрались. А что касается первой…

— Где же там ошибка?

— А с чего вы взяли, что «должны умереть»? — ухмыльнулся я и постучал в окошечко на двери, вызывая охранника.

Шэрол уставился на меня как на идиота.

— Вы, должно быть, не знаете… Приговор уже подписан.

— Вот как? — Дверь камеры распахнулась. — Подписан? Вы когда-нибудь делали ошибки при письме? Наверняка делали… Но такую ошибку легко исправить, не так ли? Хотя бы просто зачеркнуть…

И я шагнул в коридор, оставляя молодого человека наедине с ватагой сомнений.

Хорошо, что удержался и не ляпнул… Первый, как же! Если учесть, что братец Роллены — придворный маг, вопрос о девственности не имеет смысла. В общем-то даже магии нужно не особенно, чтобы из прожжённой шлюхи сделать невинную девицу накануне первой брачной ночи. Другое дело, что можно установить сам факт вмешательства в естественный ход вещей. Если задаться целью. Но милейший Шэрол вряд ли мог помыслить о таком коварстве юной прелестницы…

Нет, я никого ни в чём не обвиняю. Просто… Она непохожа на саму целомудренность. Впрочем, я могу и ошибаться. А поскольку вижу так много ошибок в поступках и помыслах других, не имею права отрицать, что и сам способен заблуждаться…

И всё-таки, что со мной случилось? Почему я так странно себя чувствую? Хочется, с одной стороны, раскинуть руки крыльями и взлететь, а с другой… Погрузиться в толщу земли и неисчислимую тьму мгновений смотреть, как пробивается к свету бесконечно хрупкий, но невероятно сильный росток… Что со мной?

Почему даже сырой воздух тюрьмы, пропитанный зловонием умирающих тел и разлагающихся рассудков, кажется мне ПРАВИЛЬНЫМ? Не единственно возможным, но отвоевавшим право на существование? Как будто окружающий мир встряхнулся, подобно мокрому псу, и ворсинки Сущего, сбросившие с себя капельки иллюзий, заняли предписанное испокон веков место… Какое странное ощущение… Словно я пытался разобраться в сложной задачке и… Нет, пока не нашёл решения, но понял, каким путём нужно к нему идти, и усталый, но довольный учитель ободряюще похлопал меня рукой по плечу…

Фрэлл! Меня и в самом деле кто-то коснулся!

— Только не проси теперь свести тебя с Ролленой! — запричитал у моего уха Ксо, и я едва не оступился.

— Подслушивал?

— Куда же без этого? Тонкий нюх и чуткий слух — главные добродетели начальника сыска! — хитро прищурился толстячок, поджидавший меня у двери камеры Шэрола.

— Зачем ты ходишь за мной? — Я почти разозлился.

— Забочусь о твоей безопасности, любезный племянник! — Мимо нас прошагал караул.

— Со мной ничего не случится!

— Мне бы такую уверенность… — мечтательно проговорил Ксо.

— Хорошо, раз уж ты здесь…

— И не проси! — Лысая голова судорожно дёргается из стороны в сторону.

— Ну что тебе стоит?

— Не позволю!

— Ты не понимаешь… Мне нужно…

— Это-то меня и пугает, — вздохнул кузен. — То, что тебя тянет на подвиги неизвестно во имя чего.

— Какие подвиги? — хлопаю ресницами.

— Ну поговорил с этим парнем, и что? Он сразу превратился в невинную жертву обстоятельств?

— Я не утверждаю…

— Но пребываю в полнейшей уверенности — это хочешь сказать? Тьфу на тебя! И слушать ничего не хочу!

— Ксо… Я же не прошу тебя творить чудеса…

— Поверь, это было бы безопаснее!

— Ну пожалуйста… — Жалобно заглядываю в маленькие глазки, на дне которых плещется знакомое изумрудное море.

Ксаррон недовольно отворачивается.

— Я прошу…

— Только не думай, что уговорил!

— Не буду. — Стараюсь удержаться от торжествующей улыбки.

— Она сейчас в приёмной коменданта тюрьмы, — мрачно сообщает кузен.

— Что же ты сразу не сказал?!

— Чтобы ты не мчался туда сломя голову! Пойдёшь, как все нормальные раненые люди, медленно и гордо…

— Спасибо! — Чмокаю толстячка в блестящую лысину. Разумеется, после происшествия с Магрит я принимал меры предосторожности и не приближался к активным чарам без Вуали. Если в тот раз урон был нанесён всего лишь искусно созданным украшениям и причёске, то сейчас моя излишняя «открытость» могла вызвать весьма нежелательные последствия… Не думаю, что Ксаррон не сумел бы с ними справиться, но очки, заработанные в таком зигзаге Игры, были бы записаны вовсе не на мой личный счёт.

— Тьфу на тебя ещё раз! — Он ожесточённо потёр клочок кожи, которого коснулись мои губы.

— Идёмте, дорогой дядюшка, а не то… я вас до смерти зацелую!

Перспектива столь ужасной кончины подстегнула кузена, и к приёмной мы шли наикратчайшим путём…

Она не пожелала сесть ни в одно из кресел у мрачно-чёрного и совершенно чистого стола.

Стройная фигурка в простом белом платье. Ни следа украшений — одно тонкое полотно, в котором наверняка холодно: я вижу, как дрожат хрупкие плечи…

Роллена обернулась на звук шагов, и несколько мгновений — пока вошедший не был узнан — васильковые глаза сияли надеждой. Но недолго. Моё появление вызвало на прекрасном, но чрезмерно бледном лице презрительную гримаску, и белокурая голова снова продемонстрировала мне свой затылок.

Я хмыкнул, пересёк комнату и присел на край стола, оказавшись с Ролленой лицом к лицу.

— Что вам угодно, сударь? Я жду коменданта и не намерена… — надменно начинает девушка.

— Терпеть моё присутствие? Понимаю.

— Как вы вообще сюда попали? — Запоздалое удивление. — А, благодаря своему дяде! Конечно, с такими связями…

— Насколько я знаю, ваш брат — придворный маг, так что ваши возможности столь же широки, любезная сударыня!

Она поджала губы.

— Могу я узнать, что привело вас в эти унылые стены?

— Я не обязана отвечать! Тем более вам! — Подбородок гордо взлетает вверх.

— Разумеется. Но я и так знаю: вы пришли добиваться свидания с Шэролом.

Васильки глаз вспыхнули.

— Вам-то что до этого?

— Ровным счётом ничего, сударыня. Только ведь вас не пускают, верно? Да и я бы на вашем месте не рвался: кандалы графа Галеари не украшают…

— Сволочь! — Тонкие пальцы сжимаются в кулачки.

— Простите, но не я отдавал приказ об аресте, любезная сударыня!

— Это всё из-за тебя! — На бледной коже начинают выступать пятна гнева.

— А вот здесь вы не правы. Полностью. Я не тянул вас за язык. Не заставлял оскорблять графиню Агрио. Случившееся целиком ваша заслуга, и только ваша.

Стараюсь говорить спокойно, ровно, не выделяя слова, а придавая одинаковое значение каждому из них.

— Мерзавец! — Тонкая ткань мнётся от яростных движений пальцев, вцепившихся в платье.

— Ответьте на мой вопрос, и я оставлю вас наедине с вашим горем, сударыня… Зачем вы задели Равель? Она вам не ровня, особенно по красоте, так почему вы просто не прошли мимо?

— Какая разница?! — Она чуть не плачет от злости.

— Мне любопытно.

— Возьмите ваше любопытство и засуньте… — Роллена подробно описала, что и как я должен сделать, чтобы доставить себе удовольствие.

Восхищённо аплодирую:

— Браво, сударыня! Вас этому научил Шэрол? Сомневаюсь… Значит, кто-то из предыдущих гостей вашей спальни?

— Да как вы… — Пунцовая краска залила щёки.

— Признаться, я так и думал. Девственность вы потеряли задолго до знакомства с графом Галеари.

— Да! Довольны? Это всё, что вы хотели знать?

— Нет, не всё. Вы оскорбили Равель, потому что хотели привлечь моё внимание, верно? Зачем?

— Зачем женщина привлекает внимание мужчины? — Красавица облизнула верхнюю губу. — Вы прекрасно знаете зачем.

— Вас сопровождал Шэрол, но его присутствие нисколько не помешало… — Мозаика начала складываться. К сожалению. — Вы кидаетесь на любого встречного?

— А если и так? — Вызов на грани истерики.

— И Шэрол это терпит? Только не говорите, что он не знает о вашей… слабости! — Подпускаю в голос участливости.

— Шэрол… — Васильковые глаза набухли слезами.

— Должно быть, ему очень больно наблюдать за всем этим… — Ещё один крохотный укол. Ну же, дорогуша! Реагируй!

— Не смейте о нём говорить!

— Почему же?

— Вы не стоите даже его мизинца!

Вот как? Неужели чувство взаимно? А почему бы и нет, собственно? Продолжим.

— Очень может быть, — киваю. — Жаль, что такой великодушный молодой человек обречён расстаться с жизнью.

— Вы… Вы могли бы его спасти, да? Снять обвинение? — В голосе Роллены проскальзывает надежда.

— Возможно.

— Сделайте это! Прошу вас! — Она падает на колени. — Всё что хотите, только сохраните ему жизнь!

— Всё что хочу? — Насмешливо приподнимаю бровь, и девушка трактует сие движение превратно.

— Всё, без исключения! Вам… нравится моё тело? Возьмите его!

— Щедрое предложение. — Делаю вид, что задумываюсь. — Очень щедрое… Самое любопытное то, что совсем недавно женщина, не менее прекрасная чем вы, также предложила себя в качестве платы за услугу, но…

— Но? — Взгляд Роллены готов померкнуть или воссиять.

— Я отказался. И был прав, отвергая то, что предлагают ВЗАМЕН. Потому как… Настоящий дар приносится не ЗА, а ДЛЯ… Не стоит торговать телом, сударыня. Даже во благо. Спасённый не поймёт такую жертву и не примет её.

По мертвенному перламутру щёк ручейками потекли слёзы. Я нагнулся и, закусив губу от боли в груди, поднял Роллену с колен:

— А вот плакать не нужно, милая… От рыданий глаза краснеют, а личико опухает, и красота меркнет… Обещайте, что не будете плакать!

— Мне нечему радоваться… — всхлипнула девушка.

— Но и грустить пока рано! Подумайте о чистоте своей души, раз уж тело вам не удалось сохранить в первозданной невинности…

— Я… я не хотела… я не могла… он был сильнее… он всегда был старше и сильнее…

— Кто?

— Герис…

Занятно.

— Мне жаль, что заставил вас вспомнить…

— То, что я никогда не забывала? Не жалейте, сударь! Он раскаялся… потом. И даже сделал так, чтобы Шэрол решил… — Заплаканное лицо скривилось от старой боли.

— Не продолжайте. — Я взял Роллену пальцами за подбородок. — Оставьте то, что прошло, спать глубоким сном в дальней комнате вашей памяти и думайте о будущем.

— У меня нет будущего, — прошептала она. — Когда голова Шэрола отделится от плеч, я перестану быть… Спасибо вам, сударь.

— За что? — Я удивился. Очень сильно.

— Вы не дали мне совершить ещё одно падение. И не стали смеяться надо мной…

— Я никогда не смеюсь над тем, кто попал в беду.

— И это делает вам честь… Простите, мне нужно уйти.

— Разумеется…

— Прощайте!

Роллена тихо покинула комнату, а я задумчиво царапнул ногтем полированную столешницу.

Была ли она искренна со мной? Фрэлл её знает… Хотя эмоциональный фон казался очень даже правдоподобным. Здесь и сейчас. Вдох спустя всё изменится, и место несчастного ребёнка вновь займёт холодная и расчётливая придворная красавица. Да, так и будет. И она возненавидит меня. Возненавидит за то, что я смог на несколько минут приподнять маску с её души… Роллене не нравится то, что прячется в глубинах. Мне… в принципе всё равно. Честно говоря, если бы всё это происходило год назад, я бы со спокойной совестью оставил события как есть. Но сейчас… Наверное, во всём виновато волшебное слово «любовь». Прикоснувшись к этому странному чувству, нельзя сохранить в первозданной целостности тщательно взлелеянный цинизм. Не получается. Никак. Они любят друг друга? Очень похоже. И пусть в случае Шэрола любовь смешана с благодарностью за то, что «его сочли достойным внимания», а в случае Роллены — за то, что «её приняли со всеми недостатками»… Я не хочу рвать ниточку, которую они протянули между своими сердцами. Она и так до невозможности тонка…

Как же поступить?

Из коридора заглянул Ксо. Удостоверившись, что девица ушла, кузен тщательно прикрыл дверь и укоризненно цокнул языком:

— И что ты будешь делать ТЕПЕРЬ?

— Теперь? — Рассеянно поднимаю взгляд.

— Когда утонул в чужих проблемах.

— Каких проблемах?

— Две исповеди за один день — не многовато ли? — Забота выглядит почти искренней.

— В самый раз.

— Только не оправдывай их обоих!

— Не буду… Скажи, её слова правдивы?