На полпути к себе Иванова Вероника
«Между тем, мой милый, ему действительно повезло, поскольку изначальный приговор был совсем иным…»
Приговор? За какие же преступления?
«Это неважно…» — отмахивается Мантия, но я уверен в обратном. Важно. И важно именно для меня, а не для кого бы то ни было. Только не расскажет, поганка. А строить догадки не хочу. Потому что от обрывочных сведений и призраков логических построений веет холодом. Тем холодом, от которого стынут не пальцы, а маленький комочек где-то в груди, называемый душой. Стынет и плачет, жалобно скребя лапками по рёбрам.
Скажи мне, драгоценная… В словах эльфа была правда?
«Каких словах?» — деловитое уточнение.
О неразделённой любви и всяком таком — была?
«Ты сам мог бы понять… Что ж, если приятнее получать удары извне, скажу: мальчик обрисовал только внешнюю канву событий… Красивую историю, ставшую легендой… А на деле всё было гораздо проще… И гораздо печальнее…»
Расскажи!
«Ну что с тобой поделать? — усталый вздох. — Они должны были выполнить приказ — и выполнили… Отдав свои жизни, а ведь большего никто не в состоянии отдать… Девочка была не единственной, но именно ей довелось стать последней… Последней каплей надежды, покинувшей его сердце… Он умирал вместе с ними — с каждым из них… Умирал и вынужден был снова открывать глаза… Но всё-таки его сил хватило на то, чтобы не дать улететь её душе… А может, она сама страстно желала остаться, и его участия в случившемся чуде не так уж много… Неважно…»
А что насчёт любви?
«Любовь… — горький смешок. — Её не было…»
Совсем?
Почему-то мне становится обидно.
«В том смысле, который близок и понятен большинству из живущих? Нет…»
Но тогда…
«Любовь бывает разной, мой милый… Девочка не была влюблена… Ни минуты из тех, что провела рядом с ним… Сначала она исполняла долг, не испытывая чувств и не терзаясь сомнениями… Она презирала его… Возможно, ненавидела…»
За что?
«За то, что он всегда прятался за чужими спинами… Но любое её чувство вряд ли было сильнее, чем его ненависть к самому себе… Понимаешь, о чём я говорю?»
Кажется, да. Он не имел права НЕ ДОЙТИ туда, где решалась судьба мира. Даже если дорогу мостили трупы друзей.
«Умница… Видишь, как всё просто? Так вот, девочка презирала его за трусость и нерешительность… Презирала за то, чего вовсе и не было… Можешь себе представить, как это страшно: быть обвинённым и осуждённым без надежды на оправдание?»
Могу. Это не просто страшно, это… убийственно.
«Вот-вот… И только в последние минуты жизни она поняла, насколько была несправедлива… Нет, насколько была СЛЕПА… И захотела вымолить прощение за свою ошибку, но сил хватило лишь на один взгляд… Взгляд, которым девочка и убила его…»
Убила?
«Да… Он уже был мёртв — задолго до того, как новорождённое лезвие вспороло грудь… Он умер, увидев в серых глазах жалость…»
Жалость.
Я понимаю ПОЧЕМУ. Легче бороться с ненавистью, насмешками, злорадством, унижением… Но когда тебя начинают ЖАЛЕТЬ… Хочется удавиться. Жалость — самая смертоносная вещь для того, кто хорошо знаком с чувством вины, потому что первая действует на второе подобно маслу, вылитому в очаг: пламя взвивается злыми птицами, обугливая всё, что встретится на пути. А первым под смертоносные поцелуи огня обычно попадает сердце.
Если он был таким же, как я… Ему было очень больно.
«Не таким же…» Ворчливое одёргивание.
То есть?
«Он стоял совсем на другой Ступени… Нет. Он поднимался по другой Лестнице…»
Объяснись!
«Придётся чрезмерно углубиться в теорию и историю… Пока поверь на слово: вы разные… Девочка сказала тебе то же самое, помнишь?»
Она сказала, я непохож на того Джерона, и только.
«Этого достаточно… В самом деле не похож… Ни внешне, ни…»
То, что он сделал… Он выпустил Пустоту, да?
«И что с того?.. Не ищи подобия там, где оно и не ночевало!»
Не ночевало? Если он умел разрушать, значит, по сути, мы одно и то же!
«Очередной идиотский вывод! Когда ты научишься принимать верные решения? Опять громоздишь ошибки одну на другую… Всё, не желаю больше обсуждать эту тему!»
Мантия зло хлопнула крыльями и замолчала.
Не желает обсуждать… Стерва. Почему каждый факт приходится тянуть из неё клещами? Почему сразу не рассказать всё и обо всём?
Потому, что гора противоречивых откровений меня попросту раздавит. Даже того бугорка, что имеется сейчас, уже хватает для головной боли.
Мин, острокосая ты моя, что мне теперь делать? Как поступить? Почему прозревать всегда невыносимо? Почему действовать правильно и логично всегда болезненно? Причём для всех участников представления.
Уже в самый первый раз прикасаясь к твоим губам, я знал: будущего у нас нет. Не может быть. Наверное, следовало бы сразу отказаться от глупой и беспочвенной надежды обрести крупицу счастья… Следовало. Но эгоизм сильнее разума, и я до последнего цеплялся за невыполнимую мечту. Цеплялся, причиняя боль и себе, и Мин. Фрэлл, а ведь девочке было больно в самом прямом смысле! Когда мои прикосновения сминали зыбкую плоть чар, из которых состояла Нэмин’на-ари, ощущения должны были быть… омерзительными. Словно гниёшь заживо. Но она терпела. Она не позволяла себе даже на миг замешкаться и усомниться. Тогда я посчитал, что её действиями руководила любовь, но теперь… Теперь подозреваю, что видел лишь жалость. Жалость и груз неискупленного проступка. Если слова Мантии правдивы хотя бы на четверть, Мин должна испытывать просто бескрайнее чувство вины. Перед тем, кто отдал свою жизнь, чтобы…
Пожалуй, я не смог бы придумать более достойной награды для той, что до конца исполнила долг. А с другой стороны… Жестоко было обрекать девочку на вечные муки сожаления о собственной невнимательности. Жестоко. И это я не смогу простить. Лучше было подарить забвение, нежели память. Лучше. Но не рациональнее, а ведь усталый воин посреди закопчённой залы думал только о пользе. Думал о будущем, которого лишён сам.
Он был сильнее меня. Сильнее, мудрее и могущественнее. Он умел назначать цену и умел платить по счетам. По своим счетам… Счастливчик! И как Мин могла не видеть этого? Почему ей нужно было оказаться у самого Порога, чтобы понять: нет ни трусости, ни слабости — есть только предначертанный путь. Путь, по которому должно пройти.
Прости меня, милая. Наверное, я не решусь больше взглянуть тебе в глаза. Тот Джерон был отважнее, а этот… Действительно трус, недостойный даже твоей жалости. Не хочу, чтобы ты искупала свою вину, погибая в угоду мне. Не хочу и не позволю! Уж это-то я смогу — отказаться… Всё, решено: мы не увидимся. Никогда. Пусть я стану клятвопреступником, так будет лучше. Хотя бы для тебя…
Полуобгрызенное яблоко всё ещё лежит в ладони. Доесть, что ли? Аппетит пропал. Напрочь. Нет, ну на что я рассчитывал, скажите, пожалуйста! Что способен вызвать в чьём-то сердце любовь? Какая глупость! Какая самонадеянность! Какая…
Фрэлл!
Пальцы сжались, впиваясь в сочную мякоть.
Как я мог забыть?! Она же ПРЕДНАЗНАЧЕНА Дэриену! Точнее, была предназначена — до того момента, как Инициация завершилась неудачей, а потом… Потом досталась бы младшему отпрыску правителя Западного Шема. Но теперь… Теперь Дэриен будет инициирован заново, и Мин… будет отдана ему? Фрэлл! Какой же я…
Это называется: сам себе злобный дурак. Собственноручно выкопал могилку. Для кого? А для всех, начиная с себя. Ничего себе наказание меня постигло: вручить несостоявшуюся мечту тому, кого и видеть-то не хочу…
Впрочем, приговор справедлив. Если поможет устранить разрушения, вызванные моей неосторожностью и неосмотрительностью. Ксо же намекал: вмешательство в порядок престолонаследования ещё аукнется… Аукнулось. Дубиной по голове. Как же больно…
Больно. Но если зайти с другой стороны… В случившемся есть и несколько светлых пятен. Мин получит доступ к Силе и восстановит утерянное: я ведь боюсь и дотронуться до девочки. Особенно после близкого знакомства со Зверем… Одно неосторожное движение — и куча трупов. Нет, что я говорю? Даже трупов не останется.
Принц… Принц будет хорошим управителем артефакта. Если неприятности последнего года заставили его задуматься (а они заставили — можно не сомневаться!), Дэриен изменился — и скорее к лучшему, нежели в противоположном направлении. В любом случае помыслить о передаче кайрис в руки малолетнего Рикаарда я не могу. Категорически. До позывов к рвоте. Не согласен, и всё тут! В этом смысле старший брат — меньшее из зол. А может, и не зло вовсе.
Запутался я. Натворил столько необдуманных дел, что и за голову хвататься бессмысленно. Не поможет. Раньше надо было думать. Раньше… Нет, не награждён сим талантом. Слишком глуп. Слишком беспечен. Слишком…
О, ещё и насвинячил, раздавив в кулаке яблоко. Ковёр заляпал. Надо бы сходить на кухню за тряпкой и попытаться привести лестницу в порядок. Может, хоть отвлекусь от мрачных мыслей…
— А ты всё сидишь? — Стряхивающий снежинки с плаща Ксаррон сделал странное ударение на последнем слове.
Фрэлл! Я даже не заметил, как дверь открылась. Дожил… До полного отупения. Значит, королевский приём завершился. Ну и чудненько. Можно будет… Эй, а почему вошедших двое?
Ксо ухмыльнулся в ответ на мой озадаченный взгляд. Гнусно так ухмыльнулся и отошёл в сторону, позволяя рассмотреть, кого притащил за собой из дворца. Скажу прямо: первым ощущением от увиденного было полное и безоговорочное ошеломление, быстро уступившее место закономерной обречённости: а кого же ещё кузен мог привести? Точнее, кто из дворцовых обитателей мог бы желать посетить резиденцию Ректора Академии, зная, что в этой самой резиденции скрывается особа, очень не любящая поступать правильно и вежливо, когда обстоятельства того требуют? Разумеется, меня почтил визитом принц. А когда его высочество милостиво позволил Киану унести плащ и обратил свой взор на вашего покорного слугу, уныние слегка разбавилось удивлением: а куда же Дэриен подевал своего обычного спутника — рыжую дубину по имени Борг? Хотя зачем принцу телохранитель в присутствии такого умельца, как Ксаррон? Пусть толчётся где-нибудь за дверьми — и мне будет спокойнее…
Я облегчённо вздохнул и вспомнил, что так и не соизволил подняться на ноги, не то что поклониться. Ай-вэй, как опрометчиво! Но торопиться было уже бессмысленно, поэтому вставал я совершенно спокойно, хотя и не нарочито медленно.
Ксо взглянул на заляпанный раздавленной яблочной мякотью ковёр и скорчил хмурую рожицу:
— Так и не научился есть с достоинством.
— Я сейчас уберу! — отвечаю с таким воодушевлением, что можно подумать: исчезнуть мне сейчас нужнее всего. Хотя так и есть. Очень нужно. Но кузен понимает это едва ли не лучше меня и ехидно отрезает мой единственный путь к отступлению:
— Уборкой найдётся кому заняться… Проводи его высочество в мой кабинет.
Протестовать показалось мне совсем уж непристойным, посему не оставалось ничего другого, как согнуться в неловком поклоне и приглашающим жестом указать принцу дорогу в рабочие покои Ксаррона. В смысле намекнуть, что нужно подняться по лестнице. А потом забежать вперёд и распахнуть перед Дэриеном тяжёлую дверь.
Едва дождавшись, пока молодой человек опустится в кресло, я начал пятиться к выходу, но был остановлен тревожным:
— Ты не останешься?
— Где?
— Здесь.
— Зачем?
— Я хочу кое-что спросить. — Последовавшая далее пауза показалась мне странной, чем и заслужила укоризненное:
— Вы могли бы приказать мне остаться, dou.
— И ты бы…
— Я умею выполнять приказы. Сомневаетесь?
— Вовсе нет. — Почему-то ореховые глаза кажутся мне печальными. — Ты вообще много чего умеешь… Но не любишь объяснять свои поступки.
— Это моё право.
— Согласен. — Новый всплеск молчания, но не такой длительный, как в первый раз. — Посоветуй тогда, как я должен поступить, чтобы услышать ответы на интересующие меня вопросы.
— Вы просите моего совета относительно меня самого? — приподнимаю брови.
— Полагаю, ты знаешь себя лучше, чем все остальные, — пожимает плечами Дэриен. В голосе чувствуются ехидно-улыбчивые нотки, но выражение лица не становится веселее. И я догадываюсь, что заставляет принца грустить. Точнее, кто. Но и мне сейчас не до смеха.
— Не сегодня, ваше высочество.
— То есть?
— Сегодня я совсем себя не знаю.
— Такое бывает? — Кажется, мне удалось его удивить. Надеюсь, приятно, а не наоборот.
— А разве с вами такое никогда не случалось? Утром встаёте, как ни в чём не бывало завтракаете, выходите из дома, перебрасываетесь парой-тройкой ничего не значащих фраз с прохожими — знакомыми и не слишком, делаете шаг и… с ужасом понимаете, что мир, оставшийся позади, полностью разрушен и вернуться в него нельзя. А тот, в котором вы вдруг оказались, чужд и враждебен и останется таким ещё некоторое время — не особенно долгое, потому что привычка возьмёт своё, — но и недостаточно малое, чтобы боль потери не успела ранить ваше сердце… С вами такого никогда не бывало?
Принц не ответил, но в ореховом золоте глаз промелькнула целая вереница страхов и сомнений, свидетельствующих: бывало. Пусть всего раз или два, но бывало. Хм… А со мной подобное происходит почти каждый день. Правда, лишь в последнее время, но от этого легче не становится, верно?
— А что… случилось с тобой? — тихо спросил Дэриен.
— Ничего особенного. Узнал несколько любопытных деталей одного запутанного дела. И как водится, крохотной песчинки хватило, чтобы чаши весов поменяли своё положение…
Чуть было не сказал «на противоположное», но вовремя одумался. Разве я имею право судить и выносить приговор? Да никакого. Меня вообще вся чехарда вокруг и около престола не касается. Только она сама об этом, к моему глубокому сожалению, не знает.
— И что же лежало на этих чашах?
Ай-вэй, парень, ну почему ты никак не уймёшься? Почему не хочешь понять мои прозрачные намёки на несвоевременность откровенных разговоров? Зачем ты сюда пришёл? О, кстати — хороший вопрос!
— Позвольте и мне спросить, ваше высочество: что заставило вас посетить скромную обитель Ректора Академии вместо вкушения праздничных удовольствий?
Принц недовольно качнул головой:
— Не люблю, когда ты начинаешь сыпать такими цветистыми фразами!
— Не любите, — разрешил я. — Но это не повод уходить от ответа. Итак, какова цель вашего визита?
Глаза Дэриена озорно сверкнули:
— Ректор и в самом деле твой родной дядя?
— Почему вы спрашиваете?
— Уж больно похоже вы оба себя ведёте! Не всегда, разумеется, но если присмотреться…
— Не дядя. У меня родных дядьёв нет. В наличии имеется только тётушка.
— А кто он тебе?
— Скажем, родственник. Близкий. Ваше любопытство удовлетворено?
— Нет, — победно щурится принц.
— Представьте себе, моё тоже! Что вы пытаетесь найти в этом доме?
— Объяснения.
— Объяснения чего?
— Твоих действий.
— Вот как… — Делаю круг по комнате, останавливаюсь у стола и, недолго думая, сдвигаю бумаги кузена в сторону, чтобы освободить достаточно места для своего седалища. Обожаю сидеть на столах, знаете ли: и смотришь на всех свысока, и удобно, — правда, не настолько, чтобы расслабиться и потерять концентрацию. Может, среди моих предков всё же затесалась кошка? — И что же в моих действиях вам непонятно?
— Решительно всё!
Ну и заявление. Я даже удивлённо вытаращился на Дэриена, который только что не ёрзал в кресле от нетерпения.
На что ты надеешься, твоё высочество? Узнать всё про всех за несколько минут и желательно в нескольких словах? Не получится, по своему горькому опыту знаю. Впрочем, совершенство — нечто недостижимое, но необыкновенно заманчивое, почему многие и пытаются его достичь. Но я ведь не «многие», и в силу этого… Достигать мне ничего не нужно.
Вот оно, совершенство, с подоконника подмигивает, словно хочет спросить: будем сегодня в догонялки играть? Нет, милое, не будем. Во-первых, подвижные игры не самое моё любимое времяпрепровождение, а во-вторых… Чтобы ответить на вопросы принца, мне вполне достаточно того, что имею. Поиграем в другой раз, хорошо? Совершенство разочарованно вздыхает, куксится, но обещает подождать, позволяя мне вернуться к разговору:
— Значит, всё? И так бывает, согласен. Но следует придерживаться-таки некоторого порядка следования… Предлагаю двигаться от главного к несущественному. Выберите, пожалуйста, наиболее занимающий вас вопрос, dou.
Укоризненная гримаса на лице Дэриена недвусмысленно сообщила об отношении принца к моей манере вести беседу, но вопрос воспоследовал:
— Почему ты не пришёл сегодня во дворец?
Ох… Даже сердиться невозможно! Дитя малое.
— И как вы себе представляли бы моё появление? В качестве кого?
— Ты мог бы найти способ! — О, звучит как обвинение. Не рановато ли?
— Возможно. Хотя поиски «способа» были бы весьма утомительны.
— И ты решил не тратить силы зря?
— М-м-м-м-м… Примерно так.
— И ты спокойно это признаёшь? — Расширенные зрачки принца начинают меня тревожить. Правда начинают.
— Я должен изворачиваться и лгать?
— Нет, но… Ты должен был прийти!
— Должен? — хмыкаю. — Отнюдь. В том, что касается долгов перед вашим высочеством, я совершенно чист. Счёт закрыт. Полностью. Можно даже сказать, что я переплатил.
— Я… я хотел тебя увидеть!
Это уже ближе к истинной причине смятения, которое постепенно охватывает Дэриена. И он туда же… Мало мне эльфа!
— Зачем?
— Я хотел, чтобы ты… разделил со мной торжество!
— Торжество? — Ах вот в чём дело. Понимаю. Кажется… — И по какому поводу вы собирались торжествовать? Праздновать неудачу своих врагов? Это очень рискованно, dou: чужой триумф заставляет наполненные злобой умы превосходить самих себя в попытке изобрести новую пакость. Вам сие не приходило в голову?
Что я несу? Какая чушь… Мне бы радоваться: сам принц явился узнать, почему был лишён моего общества на праздничном пиру, так сказать, а я недоволен! Что особенно забавно, недоволен собой. Только и исключительно. Даже знаю — из-за чего. Знаю, но не хочу признать. Как всё запуталось…
— Ты считаешь, не надо было устраивать приём? — Осторожная попытка проникнуться смыслом моей странной отповеди.
— Надо. Насколько понимаю, весть об исцелении должна была быть объявлена во всеуслышание и в присутствии облечённых властью и доверием персон, так что всё правильно… Я лишь против того, чтобы торжествовать.
— Но…
— Расправиться со всеми врагами невозможно. Хотя бы потому, что их число неуклонно растёт, а состав меняется. Но необходимо иметь представление об их намерениях, ваше высочество. Дабы в вашем распоряжении всегда было несколько ходов, а не один-единственный.
— И при чём здесь торжество?
Всё ещё не понимает? Или только притворяется тугодумом? Версии равновероятны, но у меня нет желания выяснять, какая из них истинна.
— Поясняю: ваша искренняя радость не только уязвила тех, кто желал вам зла в прошлом и будущем, но и могла подтолкнуть к активным действиям тех, кто, полагая вас уже отстранённым от наследования, таил неприязнь глубоко в душе. То есть ваше торжество, скорее всего, увеличило список ваших недоброжелателей. Теперь понятно, о чём идёт речь?
— Да… Ты очень ловко объясняешь очень серьёзные вещи, — признал принц. — Но не желаешь откровенничать, когда дело касается тебя самого! Мне плевать, сколько врагов прибавилось за сегодняшний день! Но почему ТЫ не пришёл?
— Ваше высочество…
— Хватит мусолить мой титул! Иногда мне кажется, что ты нарочно возводишь стену между нами, стену из «высочеств», «dou» и всего прочего! Тебе нравится прятаться за ней, да? Нравится? А я не желаю больше биться головой об этот камень! Я предложил тебе дружбу, помнишь? И ты принял её!
— Принял. Моя память порой откалывает странные шутки, но такие события я не забываю.
— Тогда прекрати играть словами! — Дэриен вскочил из кресла и вцепился жёсткими пальцами в мои плечи. — Я хочу, чтобы мы разговаривали как друзья, а не… как не знаю кто! Ты можешь быть моим другом?
— Не знаю, — честно ответил я, и ореховый взгляд взорвался отчаянием.
— Но почему?!
— Видите ли… Видите ли, я просто не умею дружить.
— Как это? — опешил принц. — Все умеют…
— Счастлив за всех. Значит, мне одному не повезло.
— Я… я не понимаю!
— Собственно, я тоже. Не понимаю. Просто у меня друзей никогда не было. Не заводились почему-то. Наверное, я сам в этом виноват, но время вспять не поворотить, да и, честно говоря, возвращаться в прошлое не хочется… Я не знаю, что значит быть другом. Правда не знаю. Мне никто и никогда этого не объяснял… Ты сможешь?
— Что? — По-моему, Дэриен даже не заметил перехода на «ты». Или так долго его ждал, что не оценил важность момента.
— Объяснить, как надо дружить?
— Э… — Принц отпустил мои плечи и задумался. — В двух словах не скажешь.
— А в трёх?
— Ты опять шутишь!
— А должен бы плакать, хочешь сказать? Ну так что, твоё высочество? В чём состоит дружба?
Глаза моего собеседника подозрительно суживаются.
— Это новый экзамен?
— Экзамен?
— Ты всё время чему-то меня учишь, верно? Вот и сейчас… Проверяешь, как усвоен урок?
— И в мыслях не было!
— Врёшь!
— Так, значит? Хорошо, сам скажу, что такое дружба. Это когда, будучи один, тоскуешь и мечтаешь о встрече, а встретившись…
— Через пять минут понимаешь, насколько твой друг невыносим, разругиваешься с ним в пух и прах, хлопаешь дверью, а потом снова начинаешь тосковать! — весело закончил за меня Дэриен. Надо признать, угадал. И мы уставились друг на друга, чтобы вдох спустя расхохотаться.
Я ухитрился отсмеяться первым и сурово сдвинул брови:
— Ты забыл сказать, почему друзья всё время спорят и ругаются.
— И почему же?
— Потому что говорят в лицо вещи неприятные, но важные и правдивые. То, чего никто другой не скажет.
— Ага! — обрадовался принц. — Тогда признавайся наконец, почему не пришёл! Ты же знал, когда и где! Знал?
— Конечно. Мне Борг сказал.
— Борг? Ты с ним разговаривал?
— Не далее как вчера.
— Вчера… — В ореховых глазах появилась настороженность. — Что ты ему наговорил?
— Я? Наговорил?
— А кто ещё?! Когда Борг вернулся, на нём попросту лица не было!
— Совсем? — пытаюсь шутить, чтобы слегка разрядить напряжение.
— Совсем! И он не желал говорить, что произошло. Только прошение об отставке подал.
— ЧТО?! Какая дурость…
— А мне думается, что у него была веская причина. Борг не такой человек, чтобы совершать необдуманные поступки, — строго заметил принц.
— Причина… — нервно потираю шею. — Возможно, и была.
Что я наделал… Опять всё разрушил и растоптал.
Рыжий подал прошение об отставке? Уж не из-за необдуманно ли обронённых мной слов и скоропалительно вынесенных приговоров? Паршивая история, однако.
— Какая причина? — настаивает Дэриен, но меня куда больше занимает другое:
— Ты принял его прошение?
— Нет, но…
— И не принимай покуда. Он успокоится, обещаю. Успокоится, всё обдумает и будет сильно жалеть о своей поспешности.
— Что ты об этом знаешь? Что вообще произошло?
— Я совершил ошибку. Поделился своей обидой не с тем, с кем следовало бы.
— Ты хочешь сказать… — Замешательство и недоверчивость. — Ты обиделся? И на кого же? На Борга или… на меня?
— Тебе лучше сесть обратно в кресло, прежде чем я пущусь в объяснения.
— Почему?
— Потому что говорить буду долго и нудно! Присядь, пожалуйста!
Принц нахмурился, но выполнил мою просьбу, а я опёрся ладонями о край стола. Спросите зачем? Очень просто: чтобы пальцы не дрожали, а впивались в массив полированного дерева. Чтобы скрыть волнение. Хотя я и подозревал, что сие мне не удастся…
— Да, я обиделся, это точно. Но вот сказать, на кого именно… Затрудняюсь. Наверное, всё же на себя. Большей частью.
— Но как это связано с…
— Не перебивай! Нет ничего хуже, чем делать окончательные выводы при недостатке данных, так что потрудись дослушать до конца!.. В какой-то мере моя обида касается и тебя. Точнее, твоих поступков в прошлом. Я бы даже сказал, одного поступка. Я не вправе выставлять оценки — и прекрасно это знаю, но… Вчера моё душевное состояние оставляло желать лучшего, и Борг услышал то, что спустя сутки мне самому стыдно вспоминать.
— Да в чём дело-то? — не выдержал принц, вклиниваясь в мой монолог.
— М-м-м-м-м… Я припомнил твои отношения с Вийсой и представил их под углом зрения, новым для Борга. Проще говоря, нарёк тебя… неумным человеком.
Я ожидал всего: смертельной бледности, яростного всплеска эмоций. Кулака в челюсть, наконец. Но Дэриен всего лишь отвёл взгляд и тихо сказал:
— И ты был совершенно прав. Я поступил дурно. Не надо было позволять ей влюбляться…
— Ты не так меня понял, твоё высочество! Иначе, нежели Борг, но всё равно не так, как следует… Моральные категории трогать не будем, тем более что мораль у каждого существа в подлунном мире своя… Поговорим о других вещах, не таких возвышенных, но не менее важных. То, что понравившиеся друг другу мужчина и женщина оказываются в одной постели, не является ни чудом, ни преступлением. Но вот потом, когда плотская близость больше не является необходимой и желанной… Что происходит потом? Люди расстаются. По разному, согласен. Но мудрые люди расстаются друзьями, сохраняя в памяти свет и тепло прежних встреч. А вы… вы стали врагами. Допускаю, что Вийса была всего лишь мимолётным увлечением, и всё же… Кстати! Ты разорвал с ней отношения, потому что…