Шесть камешков на счастье Милн Кевин

Глава 38

Хэлли

Сейчас утро, вторник. Я в своем цветочном салоне «Бархатные лепестки», и все валится из рук. Мало того, что во все стороны сыплются увядшие лепестки, а я не успеваю справиться с потоком заказов, автоответчик к тому же переполнен недовольными сообщениями от клиентов, которым я должна была доставить заказы еще вчера. На витрине завяли все цветы, и в довершение ко всему из-за вчерашней «прогулки» Элис я не закупила свежий товар, поэтому учет с переучетом временно откладываются.

Впрочем, с какой-то точки зрения я даже рада, что на работе такой бедлам, ибо так я могу хоть чуть-чуть абстрагироваться от недавних событий. Теперь, когда я осведомлена, как Мэделин использовала моего мужа, я знаю: нужно быть к нему чуть снисходительнее, но какая-нибудь мелочь то и дело напоминает мне, что в глубине души я его все еще не простила.

Так, в двенадцатом часу позвонил мужчина и заказал букет красных роз для жены в честь годовщины свадьбы. Повод вполне безобидный, но я почему-то сразу вспомнила про Нэйтана.

– Это ваш первый брак? – спрашиваю.

– Конечно.

– В самом деле? Или это вы только так говорите?

– Прошу прощения? – не понимает мужчина.

– Ох… Не обращайте внимания, – спохватываюсь я.

Через некоторое время позвонила женщина – ее дочь только что родила ребенка, и она хотела заказать букет цветов с доставкой.

– Это ее первый ребенок? – интересуюсь я.

– Именно! – отвечает женщина. Волнение в ее голосе заставляет меня думать, что бабушкой она тоже стала впервые. – Они с мужем меньше года в браке, но ждать не хотели.

– Это прекрасно. А у ее мужа до этого не было детей?

– Что? – изумляется женщина.

– Ой, простите. Просто… вдруг ваш зять был женат или у него были дети, а ваша дочь не в курсе?

В ответ – короткие гудки. Кладя трубку, я уговариваю себя посмеяться над той глупостью, которую только что сморозила, но вместо этого злюсь.

– Я не могу так больше! – кричу я во всю силу голоса, не заметив, как в магазин вошла клиентка.

– Не можете что, дорогая?

От неожиданности я прикусываю язык. Но это старушка Мэри Лу, одна из моих постоянных клиенток, пришла за своей еженедельной гвоздикой.

Не думаю, что она знает о смерти моего мужа. Даже не уверена, что она вообще знает, кто такой Нэйтан. Судя по ее улыбке, смысла рассказывать ей о моей трагедии нет.

– Простите, Мэри Лу, – извиняюсь, – я просто ною.

Мэри Лу смешно морщит и без того покрытый морщинами нос.

– Не ври. Я слышала, как ты говорила по телефону. По-моему, у тебя неприятности с мужчиной.

– Угадали.

– О, со всеми бывает, милая. Правда, с некоторыми чаще. Прости за любопытство: речь о твоем муже?

– Да.

– И что он натворил? – интересуется Мэри Лу.

– Погиб, – отвечаю я про себя. – Соврал мне, – говорю вслух.

– Серьезно? Или по какому-нибудь пустяку?

– Достаточно серьезно.

Она пожимает хрупкими плечиками:

– Все мы ошибаемся – твой муж не первый и далеко не последний. Понимаешь, дорогая, мужчины – всего лишь люди. Мне говорили, женщины тоже.

Боюсь, я хотела бы услышать совсем не это.

Мэри Лу подходит к ведру с гвоздиками и достает одну длинную розовую гвоздичку. И продолжает:

– Когда мы с Джорджем только-только поженились, он сделал кое-что, что меня очень сильно расстроило.

Она делает паузу, словно вспоминая о прошлом.

– Ох. Это было так давно – даже не могу вспомнить, в чем было дело. Джордж даже несколько ночей спал на диване. А потом отправился в цветочный магазин и купил мне гвоздику, чтобы задобрить. С тех пор он повторял это каждую неделю. Говорил, что когда-нибудь точно ошибется снова, и хочет, чтобы наготове была свежая гвоздика.

Мэри Лу счастливо улыбается, возвращаясь к прилавку.

– Ох уж этот Джордж… Никогда не забывал купить гвоздику.

Мне очень неловко спрашивать, но удержаться не могу:

– А что, Джордж… умер?

Улыбка Мэри Лу становится немного грустной.

– Пока нет, хотя не думаю, что он долго протянет. Пять лет назад с ним случился инсульт, и с тех пор только хуже. Он не может ходить. У него проблемы с речью. Почти не встает с постели. Но по-прежнему хочет, чтобы каждую неделю в доме была свежая гвоздика, даже если покупать ее приходится мне. Джордж считает это напоминанием, что мы любим друг друга такими как есть, без прикрас.

Она протягивает мне цветок и достает кошелек.

– Вот о чем тебе нужно спросить у самой себя. Он тебя любит? И если да, тогда достаточно ли этого, чтобы простить его и снова полюбить?

Старушка стоит у прилавка напротив меня, ожидая, что я возьму деньги.

– Эта гвоздика за мой счет, – говорю я.

Мэри Лу улыбается:

– Спасибо, милая. Увидимся на следующей неделе.

Она идет к выходу, но оборачивается и указывает на ведро с гвоздиками возле двери.

– Если твой муж любит цветы, здесь еще куча гвоздик – для перемирия.

И Мэри Лу скрывается за дверью в лучах полуденного солнца.

День проходит неторопливо, а наш с ней разговор не идет у меня из головы. К тому времени, как я закрываю магазин и приступаю к доставке, чувствую, что вконец запуталась. Думая о Мэри Лу и ее муже Джордже, я размышляю, что было бы дальше со мной и Нэйтаном, если бы он не погиб. Остались бы мы вместе, как они? А если бы он со временем решил рассказать мне о своем первом браке и дочери, Зоуи? Я бы простила его? Смогли бы мы с этим справиться? Или эта его ложь перечеркнула бы все, что нас связывало?

Доставив заказы, я даю себе еще полчаса поколесить по городу, чтобы побыть в одиночестве и как следует обо всем подумать. Не случайно в конце концов я оказываюсь на кладбище, где похоронен Нэйтан. Темно, а фонарика у меня с собой нет, но на небе полная луна, и путь к его могиле виден хорошо.

Когда я подхожу к надгробию, лунный свет выхватывает из тьмы надпись, выгравированную на нем. Я уже знаю, что там написано, но в любом случае еле слышно произношу эти слова, прикидывая, верно ли все это после того, что узнала о муже за прошедшую неделю.

Нэйтан Стин. Прекрасный муж и любящий отец. Всеобщий друг. Человек принципа.

У меня в руке букет из розовых и красных гвоздик. На улице непривычно холодно, и когда я начинаю плакать, слезы обжигают мое замерзшее лицо.

– Одна пожилая женщина сказала мне, что тебе, возможно, это понравится.

Смотрю я на могилу, но обращаюсь куда-то во Вселенную, надеясь, что Нэйтан меня слышит. Выжидаю мгновение – может быть, нужно дать моим словам время просочиться сквозь землю.

– Для нее эти гвоздики значили «Я тебя прощаю». Для меня… Думаю, они значат «Прости меня».

Я пытаюсь улыбнуться – знаю, что Нэйтану бы это понравилось. А потом кладу цветы рядом с надгробием.

– Я знаю, о чем ты думаешь. За что она извиняется? Ну, для начала за то, что злилась на тебя, когда ты погиб. Я обиделась, потому что подумала, что ты ставишь помощь другим выше собственной семьи. Это глупо, я знаю. И в глубине души уверена, все было совсем не так. Я знаю: если бы ты действительно видел угрозу, то придумал бы что-то другое. А как я могу винить тебя за то, что ты помогал людям? Иного я от тебя и не ожидала. И я делаю все возможное, чтобы поверить в то, что ты сказал мне в свой последний вечер. Если предначертано умереть молодым, никакой доктор тут не поможет. Должно быть, просто пришло твое время, – говорю я.

Поднимается ветер, шелестят листья на деревьях вокруг. Мне кажется, это Нэйтан так мне отвечает:

– И ты прости меня. Я тоже скучаю по тебе.

Но если ветер стих, то рыдания душат меня с новой силой. Всхлипывая, я продолжаю:

– А еще прости, что усомнилась в твоей преданности. Пока ты был жив, мне и в голову не приходило ничего подобного, но когда тебя не стало… Все, что я прочитала или услышала… просто не могло не заставить меня сомневаться. Но теперь все позади. В глубине души я твердо знаю, что между тобой и Мэделин ничего не могло быть, пока мы с тобой были женаты. Ничего, кроме переписки, уж точно. Да, мне было нелегко принять то, что ты не был со мной откровенен о своем прошлом, но я верю, что у тебя имелись на то веские причины. И, хоть я все еще не понимаю, почему ты скрывал это от меня, хочу, чтобы ты знал: я решила верить – ты знал, что делал.

Я вытираю лицо рукавом свитера.

– И наконец прости меня за то, как я вела себя перед нашими детьми. Не нужно было рассказывать им о Мэделин. Прости меня, что подорвала их веру в тебя. Я очень плохо с тобой поступила.

На мгновение вечерний воздух становится недвижим. В этой тишине и темноте я вижу еле заметно освещенные луной строки на надгробном камне – любимая цитата Нэйтана из Библии: «И вот некто, подойдя, сказал Ему: «Учитель благий! Что сделать мне доброго, чтобы наследовать жизнь вечную?»

– В своей жизни, милый, ты сделал много добрых дел, даже не придавая этому значения. Ты совершал добрые поступки каждый день, каждую неделю, не тяготясь этим, снова и снова, – говорю я.

Снова поднимается ветер и развевает мои волосы. Я закладываю непослушные локоны за ухо и достаю из сумочки завязанный шнурком мешочек. В нем камешки, которые Нэйтан так долго носил в карманах. Я высыпаю их себе на ладонь, а затем, на одинаковом расстоянии друг от друга, кладу на надгробие.

– Думаю, будет справедливо, если они по-прежнему будут с тобой…

И жду, пока ветер стихнет, опасаясь, как бы он не унес мои прощальные слова, прежде чем мой муж их услышит. Борясь с последними слезами, я шепчу:

– Ты всегда был для меня опорой, Нэйтан… и всегда будешь.

– Что-то ты сегодня поздно, – говорит Тай, услышав, как я вошла. – Были трудности с доставкой?

Да уж, труднее мне еще не было.

– Пожалуй, – отвечаю я и кладу сумку на край стола рядом с Таем. Он смотрит очередную серию «Американской семейки»[8], записанную на видео, но ставит на паузу, когда я спрашиваю, где Элис.

– Кто ж ее знает? Наверное, пишет очередной пост в свой блог.

– А бабушка с дедушкой?

– Бабушка наверху. По-моему, принимает ванну. А дедушку я в последний раз видел, когда он шел в гараж.

– Ты не мог бы их позвать?

Тай смотрит на телевизор, потом на меня.

– Сейчас? – уточняет он.

– Ага.

– Всех?

– Да.

Он смотрит на часы. И бросает пульт на диван.

– Хорошо.

Три минуты спустя в гостиной собрались все члены семьи. Колин прибежала прямо с мокрыми волосами. Элис в пижаме. Тим весь в строительной смазке. А Тай просто смотрит на меня хмуро.

– Зачем ты нас всех тут собрала? – спрашивает он, прежде чем я успеваю поблагодарить их за то, что они пришли.

– Чтобы начать сначала, – говорю я ему.

Элис поджимает под себя ноги.

– Начать сначала что?

– Все, – отвечаю я. – Мы перемотаем все события назад, ко дню похорон вашего отца, и просто начнем все сначала. Будем вести себя по-новому, по-новому друг друга любить и хранить старые воспоминания о папе, чтобы у нас могли появиться и новые.

Колин наклоняет голову и улыбается. Она берет Тима за руку.

– Почему? – спрашивает Тай.

Замечательный вопрос.

– Почему нет?

Он окидывает меня взглядом а-ля «Капитан Очевидность»:

– Потому что мы не можем вернуться назад и каким-то магическим образом стереть то, что уже знаем об отце.

– Так ты мне веришь, мама? – спрашивает Элис с надеждой. – Что миссис Цукерман врет?

– Мне очень жаль, Эл, – говорю я ей мягко. – Я хотела бы верить, но нужно быть честной с самой собой – есть кое-что, чего никто от вашего отца не ожидал. То, что мы не хотели бы, чтобы было правдой, даже если в этом была не только его вина, как вчера сказала Мэделин. Впрочем, неважно. Сегодня одна очень мудрая клиентка напомнила мне, что иногда нас нужно простить, а иногда простить нужно нам. Полагаю, сейчас как раз второй случай.

– Замечательная клиентка, – говорит Тим. – Я с ней совершенно согласен.

– И все? Мы просто забудем об этом и будем жить дальше?

Тай по очереди оглядывает всех, но я знаю, вопрос его адресован мне.

Я встаю с места, беру сумку и сажусь на диван рядом с сыном.

– Почти. Мы простим и будем жить дальше. Забыть будет сложнее. Я хочу, чтобы мы помнили Нэйтана человеком, которого мы все знали и любили. Поэтому забудем все эти истории, не имеющие к нам никакого отношения. Был ли он идеальным? Нет. Совершил ли он множество прекрасных поступков? Безусловно, и это главное. Я больше не хочу тратить драгоценное время, ломая голову над тем, что произошло давным-давно.

Я делаю паузу, пытаясь понять выражение лиц моих детей. Элис, кажется, довольна, а Тай, похоже, старается виду не подавать.

– Я ни в коем случае не заставляю вас со мной согласиться. Вы оба достаточно взрослые, чтобы иметь свое мнение на этот счет. Но мне хотелось бы, чтобы вы знали, что по поводу всего этого думаю я и как я решила поступить.

– Я всегда говорила, Нэйтану очень повезло с женой, – шепчет на ухо мужу Колин.

– Это еще не все, – говорю я, обращаясь к Элис и Таю. – Я принесла кое-что из своего магазина.

Тай закатывает глаза.

– Дай угадаю. Цветы?

– Не совсем, – улыбаюсь я, открывая сумку и доставая три небольших кисета на молнии. – Хотя иногда я использую их для украшения букетов.

Я даю два кисета детям, третий оставляю себе.

– Камешки! – радуется Элис. – Прямо как у папы!

Для нее я выбрала камешки розового оттенка. Для Тая – сине-зеленые. А себе взяла красные, как были у Нэйтана.

– Сегодня я вернула вашему папе его «камни помощи». Но подумала, что он, возможно, будет рад, если мы продолжим его традицию. У вас в кисетах по семь камешков. Опять же, я ни в коем случае вас не заставляю, но для себя решила, что так я дольше сохраню хорошие воспоминания о Нэйтане. Это будет мое доброе дело для него – на всю мою дальнейшую жизнь.

– Мне нравится эта идея! – восклицает Элис. – Я последую твоему примеру. И хотя я не люблю большую часть тех, с кем учусь в школе, попытаюсь найти способ быть с ними добрее.

Я кладу руку Таю на колено:

– А ты что скажешь?

Тай подносит кисет к глазам, спокойно изучая его содержимое, но потом его взгляд мрачнеет.

– Я… Не думаю, что у меня получится, – бормочет он, вскочив с места и идя к лестнице.

Джеки Уорд

28 октября

Проработав помощником юриста 31 год, я решила уйти на пенсию 12/1/2011. Расстраивало меня только то, что Нэйтан, мой босс, и его жена Хэлли, которую я очень полюбила с тех самых пор, как Нэйтан присоединился к нашей фирме, уехали в путешествие в честь годовщины свадьбы и не могли присутствовать на празднике в честь моего ухода. Так вот: не сказав никому ни слова, они сократили свою поездку, чтобы оказаться на этом очень важном для меня событии. Я невероятно тронута тем, как они поступили ради меня. Говорят, что работать приятно, когда коллектив состоит из хороших людей. Про Нэйтана лучше и не скажешь!

Глава 39

Тай

Я лежу на полу в своей комнате, подкидывая футбольный мяч в потолок. Раздается стук в дверь.

– Есть кто дома?

Голос дедушкин.

– Заходи, – приглашаю.

– Надеюсь, я ни от чего тебя не отвлекаю? – спрашивает он, просунув голову в дверь.

– Нет, я просто размышляю.

Он садится за мой письменный стол.

– В последнее время тебе есть над чем поразмыслить.

– Ага.

Дед молчит, наблюдает, как я бросаю мяч.

– Знаешь, мы с бабушкой улетаем очень рано утром. Наш рейс в семь утра.

– Да, я в курсе.

– Так вот, до отъезда я хотел бы кое-что тебе показать. Внизу. У тебя найдется минутка?

Мяч отскакивает от потолка, я ловлю его и, вздохнув, кидаю дедушке.

– Конечно. Пойдем.

Он ведет меня в гараж. Войдя, я вижу на папином верстаке какой-то непонятный предмет, похожий на кофейник. Только он жужжит и вибрирует, словно в нем есть моторчик.

– Что это? – спрашиваю я, хотя, в принципе, ответ уже знаю.

– Машинка для шлифовки камней, – с гордостью отвечает дедушка. – Новенькая. Я купил ее утром, пока вы с Элис были в школе.

С мгновение он смотрит, как работает машинка.

– Похоже, сегодня мы с твоей мамой на одной волне. По поводу камешков, – смеется он. – Только в этой штуковине камешки, конечно, шлифуются куда быстрее, чем в карманах.

– Зачем ты ее купил?

На лице деда появляется лукавая улыбка:

– Что ты мне там говорил на прошлой неделе, пока я делал блинчики? Ах да: «Я отвечу на твой вопрос, но сначала ответь мне».

Не уверен, что хочу играть в эту игру, и все же неохотно, но соглашаюсь.

– Хорошо. Один вопрос.

Дед достает из-под верстака стул и садится.

– Почему ты ушел из команды?

– Я говорил тебе. Не хочу играть, если папы нет на трибуне.

Ответ следует незамедлительно:

– Я помню, что ты сказал, но не верю тебе.

– И почему же?

– Потому что с самого твоего детства привык видеть тебя с футбольным мячом. И ты все время его то бросаешь, то ловишь. То, насколько сильно ты любишь футбол, даже смерть Нэйтана изменить не может.

Я беру еще один стул. Сажусь и провожу пальцем по наружной стороне шлифовальной машинки, скользя по холодному металлу.

– Потому что так мне было проще заставить всех перестать от меня чего-то ждать, – отвечаю я, не отрывая взгляда от своего пальца.

– Ждать чего?

Мне становится смешно.

– Да всего. Что бы я ни делал, я обязательно кого-то разочарую. Ну и зачем тогда мучиться?

Чтобы привлечь мое внимание, дедушка выключает машинку. Мотор со скрипом останавливается.

– Поясни.

– Нечего тут пояснять. У меня никогда не было таких шикарных результатов, которых все от меня ждут. Возьмем, к примеру, мои оценки. Я учусь нормально. Но не лучше всех в классе. А папа с мамой учились на одни пятерки. И Элис. Та вообще просто гений. Я терпеть не мог показывать папе дневник – когда он смотрел на мои оценки, в его глазах я всегда видел разочарование.

– Ты никогда с ним об этом не говорил?

– Нет. Из этого вряд ли бы вышло что-то хорошее – он просто стал бы проявлять свое недовольство открыто.

Дед настораживается.

– А что с футболом? Разве ты не лучше всех играешь?

У меня снова возникает желание расхохотаться.

– Только тогда, когда мы выигрываем. А когда нет, я «недостаточно хорош» – слишком мало удачных бросков, плохо обращаюсь с мячом или не умею правильно перехватить подачу. А я терпеть не могу, когда всех подвожу.

Он кивает.

– Это все? Только оценки и футбол?

Наверное, мне не стоит продолжать. Я уже сказал более чем достаточно, но, кажется, останавливаться слишком поздно. Я качаю головой и вытаскиваю из кармана мешочек с сине-зелеными камешками, которые дала мне мама.

– А еще – вот…