Четверо детей и чудище Уилсон Жаклин
— Ты присмотри за зеброй, Робс, а то лев и ее погрызет, — сказала я. Я взяла зебру и поставила себе на ладонь. Бедняжка дрожала мелкой дрожью. — Какая красавица! Такие симпатичные полосочки у нее.
— Бизьянка! Малипуська бизьянка! — сказала Моди и взяла обезьянку — рассмотреть поближе.
— Тихонько, Моди. Очень, очень аккуратно, — предупредил Робби.
Обезьяна тявкнула, побежала по ее руке и забралась в рукав.
— Щекотно! — захихикала Моди.
Обезьяна уютно устроилась в рукаве футболки и явно собралась подремать.
— Я тогда возьму большую, — сказала Шлёпа. — Иди сюда, обезьяночка. — Она ткнула гориллу в пузо. Та встала на дыбы и ударила себя кулаком в грудь, оскалив крошечные зубы. — Только попробуй меня цапнуть! — Шлёпа щелчком сбила гориллу с ног.
— Шлёпа, прекрати! Оставь моих зверей в покое. С ними надо уважительно обращаться. Они хоть маленькие, но все равно дикие звери.
— Ах-ах, а не то она меня съест? — пропищала Шлёпа.
— Моя горилла — травоядная, такую гадость есть не станет, но она очень сильная. Если захочет, палец тебе оторвет, — сказал Робби.
— Тогда к Моди ее не подпускай, — предостерегла я.
Слон затрубил и задрал хвост. На песок упали маленькие слоновьи катышки.
Мы все вылупили глаза — а потом покатились со смеху.
Верблюд презрительно посмотрел на нас и выразительно сплюнул. Мы снова прыснули.
— Робби, ты здорово придумал! — засмеялась я.
— А то! — Он был горд.
— Хорошо, правда, что псаммиад их маленькими оставил, иначе бы нас всех уже загрызли, — поежилась я.
— Некоторых и загрызли, — сказала Шлёпа. — Если у меня будет бешенство, я тебя, Робби, тоже покусаю.
Тут лев зарычал, а зебра спрыгнула с моей ладони и вовсю припустила из ямы.
— Скорее, лови ее, а то убежит! — крикнул Робби. — Надо для них загон соорудить. Или два, чтобы лев и зебра в разных были.
Я поймала бедненькую зебру и попыталась ее успокоить. Я гладила ее косматую гривку и нежно почесывала между ушками. Потом я поймала жирафа, он опустился на колени на другой моей ладони и беспокойно завертел головой на длинной шее. У Робби в одной руке был лев, а в другой — горилла. Лев перестал рычать и смиренно лег, а горилла свернулась клубком, устроившись у Робби на ладошке как в гнезде.
Шлёпа взяла слона и верблюда.
— Чур не какать и не плеваться, — сказала она, строго покачав головой.
Моди все играла с обезьянкой. Та выскочила у малышки из-под футболки и устроилась на мочке ее уха, крепко ухватившись крошечными лапками за ее шелковистые волосы.
— Так, дайте подумать. Верблюд пусть остается в песке. Надо только построить большую гряду, чтобы он мог на нее взбираться, — всего делов! — сказал Робби. — А ты, маленькая, поспи пока у меня в кармане. — Он очень осторожно опустил гориллу в карман, а потом нагреб песка в кучу и соорудил гряду. — Пусти его по пустыне погулять, Шлёп. Верблюдик, хороший верблюдик, вот ты и опять в песочке.
Верблюд сдержанно поблагодарил его, похлопав густыми ресничками, улыбнулся и побрел вперед.
— Теперь надо для слона найти дом, скорей, пока он опять не обкакался, — сказала Шлёпа.
— Слону нужна травка. — Робби выбрался из ямы на травянистую кромку. Он соорудил из нескольких больших веток ограду, потом аккуратно взял слона и поставил его на мягкую мшистую траву. Слон помахал хоботом.
— Видишь, он доволен. Тебе тоже сюда, лёвушка, травянистая равнина — твой дом родной. И твой тоже, жираф. Давай его сюда, Роз, — сказал Робби.
— В один загон со львом? Ни за что!
— Он может за себя постоять, честно. Если лёвушка попробует его цапнуть, он станет лягаться и бодаться. А вот для зебры мы построим отдельный загончик, потому что зебры — любимая львиная еда.
— А давай на всякий случай сделаем зеброчке загон с другой стороны ямы, — предложила я. Зебру я полюбила больше всех других зверей. Я помогла обустроить ей персональное пастбище в маленькой уютной долине и отпустила ее щипать травку.
— Готово! — довольно сказал Робби. — Так. Горилла и обезьяна колобус живут в лесу, так что поселим их вон в тех папоротниках. Иди сюда, горильчик. — Он аккуратно достал гориллу из кармана. Обезьяна нашла там завалявшееся драже и грызла его как печеньку.
— Не очень-то полезная еда, — покачал головой Робби. — Хотя листья тебе, наверное, жутко надоели. Меня от салата тоже иногда воротит. Вот так, хороший мальчик. Добро пожаловать в чудесный лес. Моди, неси сюда обезьянку.
— Нет, моя бизьянка, — сказала Моди. — Она щекочется.
— А давай я тебя пощекочу, а обезьянка в папоротниках побегает. Ей там очень понравится, — сказал Робби.
Моди с неохотой отцепила от уха обезьяну и опустила ее в тенистый папоротниковый лес. Колобус весело затараторил, мигом забрался на папоротник, а потом, раскачавшись, перебрался с него на соседний.
— Здорово! Он по деревьям лазает лучше нас с тобой, Шлёп, — восхитился Робби.
Он сидел скрестив ноги и зачарованно смотрел на свой маленький зоопарк. Я беспокойно маячила над зеброй и одним глазом следила за львом. Моди уселась в папоротниках, и обезьяна то и дело сигала с «дерева» и пробегалась по ней. Шлёпа щекотала травинкой слона и жирафа. Льва она благоразумно остерегалась. Но через полчаса Шлёпа начала зевать и ерзать.
— Все это, конечно, мило и трогательно, и зверье симпатичное, но что-то мне это желание уже надоело, — сказала она.
— Ничего ты не понимаешь, Шлёпа. Это самое классное желание в мире, — не согласился Робби.
— Но ведь ничего не происходит, — пожаловалась она.
— А ты понаблюдай за животными! Это ж так интересно — смотреть, как они приспосабливаются к естественным условиям, — настаивал Робби.
— Зато я к этим условиям приспосабливаться не собираюсь. Хочу компьютер и «Икс-бокс». Домой хочу, — заупрямилась Шлёпа.
— Ну, Шлёп, так нечестно. Пусть он еще немножко со своей живностью поиграет, — сказала я.
— Он может взять зверье с собой и построить им новый зоопарк у Моди в комнате, — не сдавалась Шлёпа.
— Но им там не понравится, на воле им лучше, — сказал Робби. — Хотя, кстати, я у Моди под кроватью уже построил зоопарк. Ой! — Он резко выпрямился и стал нервно кусать губу. — Розалинда, а ты слышала, как я желание загадывал?
— Конечно.
— Что я сказал, дословно? «Хочу, чтобы эти звери ожили»?
— Да.
— Или «Хочу, чтобы все мои звери ожили»?
— Откуда нам-то знать, — сказала Шлёпа. — Это ж твое желание, а не наше. Какая разница вообще?
— Но лев, слон, зебра, обезьяна, горилла и верблюд с жирафом — это не все мои животные. Все в карманы не поместились. Я с собой взял только африканских млекопитающих, потому что они у меня первыми появились и они мои любимые. Но у меня еще есть индийские млекопитающие. Я их под кроватью оставил. Я вот подумал — а вдруг псаммиад и их тоже оживил?
— М-да, не исключено, — сказала я. — Но всё равно ничего страшного-то в этом нет.
— Нет, есть. Там тигр, леопард и кабан — они все передерутся, а еще носорог, он будет все подряд таранить, — встревоженно сказал Робби, чуть не плача.
— Спокойно, Робс, все хорошо. Я уверена, всё обойдется. Хотя на всякий случай нам лучше вернуться домой. Устроишь им всем новый зоопарк, в детской. Отлично выйдет. Можно из кубиков загоны сделать, — пыталась я его успокоить.
— Надо набрать побольше песка для верблюда и травы и листьев для остальных, — сказал Робби. — Как же я всё это дотащу, со зверями в придачу?
— Придумала! — воскликнула я и побежала к папе с Элис. Папа разгадывал кроссворд в «Таймс», а Элис листала «Грацию». Оба безмятежно мне улыбнулись.
— Всё возитесь в песке? — снисходительно спросил папа. Он поискал взглядом остальных. Увидел и Моди, и Робби, и Шлёпу — но не увидел маленьких зверей, которые носились туда-сюда, рычали, трубили, лаяли и радостно ржали.
— Да, но вообще-то хорошо бы уже собираться. По-моему, Моди с Робби устали, — сказала я. — Давайте я посуду соберу?
— Спасибо, Розалинда, — сказала Элис.
Я схватила большую сумку-термос.
— Бутерброды остались? Сейчас уберу. Ой, минуту, по-моему, Робби песок в глаза попал, — схитрила я. Закинув сумку на плечо, я поскакала к яме и сгребла Робби в охапку.
— Ты чего? — спросил он, вырываясь. Я пальцами раздвинула ему веки:
— Как будто тебе песок в глаза попал.
— Ничего не попал!
— Да знаю я. Это обманный маневр.
— Какой еще маневр?
— Мы наберем в сумку песка и засунем туда же зверей. Только зебру я сама понесу, а то мало ли что. Не доверю я твоему льву. Там бутерброды — пожуют, если голодные. Хищники могут бекон есть, а травоядные салатом закусят.
Мы погрузили передвижной зоопарк и закрыли сумку, от души надеясь, что животные угомонятся и лягут спать. Путь был неблизкий, Робби обычно еле плелся и хныкал, но сейчас шагал бодро: переживал, как там дома звери — ожили или нет.
— Не волнуйся ты так, Робби. Если они ожили, то небось просто бродят по детской. А если даже и выбрались оттуда, папа с Элис все равно не увидят, что они настоящие.
Папа-то с Элис — да, но вот другие взрослые… Когда мы всей толпой вошли в калитку дома номер 52 по улице Акаций, входная дверь распахнулась и из нее вылетела крепко сбитая тетенька с сумкой в одной руке и тряпкой в другой. Тетенька истошно голосила.
— Что это с Бриджет? Это мамина уборщица, — удивилась Шлёпа.
— Бриджет! Господи, что с вами? Кто вас напугал? — бросилась к ней Элис.
— В доме воры? — спросил папа и полез за телефоном.
— Нет-нет, там крысы! — всхлипывая, проговорила Бриджет. — Ужасные крысы, целые полчища. Они рычат! Я стала у Моди под кроватью пылесосить — а они как набросятся на меня! Ноги моей больше не будет в этом доме, хоть мильон фунтов заплатите. Страшные крысы! Звоните в дезинфекцию.
— Крысы! — Элис прижала к себе Моди и тоже как давай вопить.
— Боже мой, крысы? — повторил папа и побледнел как мел. — Так, Элис, дети, оставайтесь здесь, от греха подальше. А может, лучше нам всем тут постоять. Я звоню профессионалам.
Но Робби, не долго думая, прошмыгнул в открытую дверь.
— Робби! Робби, а ну вернись! Не делай глупостей, сын, крысы кусаются. Робби, прошу тебя! — заорал папа.
Робби, не обращая внимания на папины вопли, помчался по коридору к лестнице.
— Я за ним, — сказал папа. — Стойте на месте.
Папа взбежал по лестнице, а мы стояли, оцепенев. Элис с Моди на руках ретировалась к калитке:
— Идите сюда, девочки. Вдруг Дэвид крыс погонит. Господи, ужас какой!
— Да успокойся ты, мам. Нет там никаких крыс. Наверняка Бриджет показалось, — протянула Шлёпа. — Зуб даю, Дэйв там даже малюсенькой мышки не найдет.
В этот момент из дома вышел папа, в лице по-прежнему ни кровинки, зато улыбка до ушей. Одной рукой он обнимал Робби:
— Порядок, народ. Отбой! Бриджет показалось. Вот бедолага, ты ей позвони попозже, Элис, узнай, как она там.
— Но она сказала — там полчища крыс.
— Она у Моди под кроватью пылесосила, а там Робби своих игрушечных зверей оставил. Она приняла их за крыс и перепугалась! — Папа нервно засмеялся. — Покажи, Робби.
Робби вытянул вперед руки. На одной ладони у него был леопард, на другой — тигр. Оба рычали и скалили зубы — но папа, спасибо псаммиадовым чарам, не видел, что они живые.
— Просто куски пластика! — сказал папа.
— Какое облегчение! — сказала Элис.
— Кисоньки-кисули! — сказала Моди и потянулась погладить тигра.
— Осторожно, Моди, смотри, чтоб не цапнул, — сказала Шлёпа.
Элис с папой рассмеялись, как будто она пошутила.
— Ох уже эти ваши игры! — сказал папа. — Кстати, Робби, ты же не мог знать, что на самом деле там нет никаких крыс. И ведь бросился не раздумывая, а я же помню, что ты тоже крыс не переносишь. Спать не мог после той жуткой сказки Марвела О’Кэя. Ты настоящий смельчак! Я очень тобой горжусь, сын.
— Да я и не думал, что там правда крысы, — честно сказал Робби.
— Не скромничай, парень. Молоток!
— Вы оба на сто процентов уверены, что там нет крыс? — боязливо спросила Элис.
— Иди сама посмотри, — сказал папа.
И мы все пошли наверх. Папа с Элис увидели раскиданных по ковру неподвижных пластмассовых зверушек. А мы с Робби, Шлёпой и Моди — маленького кабана, который зверски потрошил плюшевого медвежонка, а еще шакала, грызущего тапочку, и разъяренного носорога, таранящего детский горшок.
Глава 12
— Эй, Роз, просыпайся, — сказала Шлёпа. — У меня гениальная идея!
А мне снился удивительный сон: мы с Антеей и Джейн играли в куклы. Моя была самая красивая, с большими голубыми глазами и длинными золотыми волосами, в платье цвета топленого молока, в маленьких ромашках. Ужасно не хотелось просыпаться.
— Ну просыпайся, соня! — Шлёпа выпрыгнула из своей кровати, уселась на мою и давай стаскивать с меня одеяло.
— Не надо! Я сплю, — простонала я и глянула одним глазом на часы у кровати. — Только шесть утра. Ты рехнулась?
— Да послушай ты! Сейчас Моди проснется, а Элис всегда рано вскакивает, чтобы дать ей молока. Давай скажем, что мы все уже хотим завтракать, и попросим завтрак-пикник в лесу. Тогда у нас на желание будет целый день. Сегодня моя очередь — и я хочу летать. Мне ночью сон приснился. Я летала у мамы и Дэвида над головой, а они не могли меня достать — прыгали, прыгали, но никак. Умора. Потом я полетела к папе на Сейшелы, и он закружился со мной — так классно! — но потом она тоже давай летать — ну Тесса, мачеха моя. Она была прямо как фея Динь-Динь — кстати, она правда типичная Динь-Динь. Странно, когда во сне такое, да? И они с папой умчались в облаке волшебной пыльцы, а я осталась висеть в воздухе. Дальше ничего особо интересного — но летать было очень классно.
У меня на лице, видимо, отобразилось сомнение. Шлёпа взяла меня за плечи и легонько встряхнула:
— Я попрошу, чтобы мы все летали, дурында. И ты, и Робби, и Моди — хотя она, конечно, маловата для таких дел.
— Хочешь, чтоб мы все полетели на Сейшелы к твоему папе? — удивилась я.
— Сначала хотела. Для этого и летать-то не надо. Можно пожелать сразу там оказаться. А потом я стала представлять, как оно все будет. Во-первых, Динь-Динь поднимет кипеж, а папа решит, что я тайком в самолет пробралась или еще чего похуже, и распсихуется. И вообще — если б он правда хотел со мной повидаться, он бы сам меня позвал.
— Шлёп, ну кто берет с собой в медовый месяц детей? — мягко возразила я. — А если хочешь просто полетать — по-моему, это замечательное желание. Антея пожелала крылья, и все было просто супер — пока они не сели на крышу высокой башни и не заснули там, а потом солнце зашло, крылья исчезли, и они не могли спуститься.
— Ладно. Тогда летаем — но никаких башен. Пошли разбудим Моди и уболтаем ее попросить завтрак-пикник. Тогда сможем летать весь день. Слетаем за границу, не на Сейшелы, поближе куда-нибудь, может в Париж, вокруг Эйфелевой башни покружим, или в Италии вокруг Пизанской, или… или еще какой башни в Европе. С географией у меня паршиво.
— Зато идеи у тебя — высший класс, — сказала я.
— Ну, скажи? — ухмыльнулась она.
Мы пробрались в детскую — будить Робби и Моди. Робби спал, свернувшись клубком, сжимая в руке своего льва. Когда мы его разбудили, он с такой грустью посмотрел на пластмассового зверя, что я чуть на разрыдалась.
— Мы суперское желание придумали, Робби! — поторопилась сказать я. — Летать!
— Это я придумала, — сказала Шлёпа. — Надо родителей уговорить на завтрак-пикник у песчаной ямы. Просыпайся, малютка Моди! Вот умница, просыпайся, муся, нам нужна твоя помощь! — Шлёпа легонько пощекотала Моди. Она заерзала и потянулась, а потом обняла Шлёпу за шею.
— Шлёп-Шлёпа, — сказала она.
Я старалась радоваться за Шлёпу — что Моди ее больше всех любит. В конце концов, у меня же есть Робби. Хоть он и встал сегодня не с той ноги.
— Не хочу завтрак-пикник в такую рань, — пробурчал он и заполз обратно под одеяло.
— А полетать хочешь? — спросила я, пытаясь его выманить.
— Не особо. Все равно небось у меня не получится. Или укачивать начнет, или еще что. Никогда ничего не получается как надо, — сказал Робби.
— Но ведь со зверями здорово вышло, Робс, все как ты хотел, — похвалила я. Медвежонок и тапочки получили тяжкие увечья, но Моди вроде не расстроилась.
— Да, но больше я никогда не смогу такое пожелать, а это было самое классное желание в мире, — скорбно сказал Робби.
— Сунь уже его в ведро с водой, а? — не вытерпела Шлёпа. — Так, Моди, беги к маме с папой и возьми с собой тарелочку и чашку с блюдцем. Мы все сложим в корзинку — они помрут от умиления, — и ты скажешь, что хочешь завтрак-пикник. Они станут с тобой играть в пикник понарошку, но ты должна сказать, что хочешь настоящий завтрак-пикник. Упроси их, чтобы повели нас в лес, только чур всех. Справишься, Моди?
— Пикник! — просияла Моди, побросала половину кукольного сервиза в корзинку и пошлепала как была, в пижамке.
Мы со Шлёпой драпанули к себе. За стенкой папа с Элис что-то сонно забормотали. Потом засмеялись. Зазвенели посудой — играли в пикник, не иначе. Потом мягко сказали «нет». Снова «нет». Немножко попрепирались. Потом вздохнули. Вылезли из постели. Моди захихикала.
Папа постучался и сунул голову в дверь:
— Вы уже проснулись, девчонки? Хотите сюрприз? У нас будет завтрак-пикник.
Когда он ушел в ванную, мы со Шлёпой победно хлопнулись ладонями.
— Моди никогда не подводит, — сказала Шлёпа. — В следующий раз то же самое провернем, а потом еще и…
— Еще только один раз получится: мы с Робби послезавтра домой уезжаем, — грустно сказала я.
— Вот засада! А я тут еще на две недели!
— У мамы в субботу учеба заканчивается.
— Но вы же все равно можете остаться?
— Не-а, мама нас к бабушке повезет.
— Так нечестно! Я не хочу тут одна торчать! — взбрыкнула Шлёпа.
— Сможешь желания загадывать без очереди, — сказала я.
— Но без тебя это будет уже не так весело. Странно, вот раньше, когда мы виделись, я думала, ты жуткая зануда и зубрила…
— Спасибо, — ухмыльнулась я.
— Но просто я тебя толком не знала. И Робби тоже — хотя он-то вот точно зануда. Я рада, что ты моя сводная сестра.
— А я рада, что ты моя сводная сестра. — Я с удивлением поняла, что действительно так думаю. Иногда Шлёпа до печенок меня достает, и да, она вечно выпендривается — зато она смелая, находчивая, и с ней весело.
Умывшись и одевшись, мы спустились вниз — помочь Элис с завтраком-пикником.
— Интересно, что едят на завтрак-пикник? — спросила Шлёпа. — Бутерброды с хлопьями?
Элис, хоть ей и пришлось действовать без подготовки, не ударила в грязь лицом. Она сделала гренки с беконом (и упаковала в специальные пакетики, чтобы они не остыли) и нарезала бананы кружочками в мягкие пресные булочки. В сумку-термос сунула шесть греческих йогуртов и пакет апельсинового сока, налила в термос кофе, прихватила банку домашнего абрикосового компота.
— Столько вкусностей! Пикники у вас просто замечательные, Элис, — сказала я. Странно было нахваливать ее — коварную блондинку, которая отбила у мамы нашего папу. Наверное, я начинала к ней привыкать.
К моему удивлению, Элис залилась румянцем.
— Приятно для всей семьи пикники устраивать, — ответила она. Потом помолчала и прибавила: — Здорово, что мы вот так все вместе собрались.
— Готовься, мам. Со следующей недели я одна у тебя на шее буду сидеть, — сказала Шлёпа. — Когда Роз с Робби уедут, я от скуки в пять раз вреднее стану.
— Придется мне подсобраться и потерпеть, — пошутила Элис и взъерошила копну темных Шлёпиных волос.
Когда папа споткнулся, наступив на пластмассовых зверей на лестнице — африканский слон с индийским взбирались на высокую гору, — я чуть ли не выдохнула с облегчением. Папа разозлился и наорал на Робби, Робби надулся. Ненормально как-то, когда все такие добрые и терпимы друг к другу. А может, это и загадать завтра, подумала я, — чтоб все были добрыми и терпимыми? Хотя это перебор — да и не так уж весело.
В Оксшоттском лесу ранним утром было на удивление много народу. Люди гуляли с собаками, бегуны-энтузиасты рассекали между деревьями. При виде наших пикниковых корзин все улыбались. Моди скакала по дорожке со своей плетеной корзинкой, в которой звенели чашка с блюдцем и тарелка. Когда мы уселись на наше место у ямы, Элис подала малышке завтрак в ее собственной посуде: четвертинку сэндвича с беконом, половину булочки с бананом и сок в чашечке.
— Никогда раньше не был на завтраке-пикнике. Неплохая, кстати, идея! — сказал папа. — Он взял кружку с кофе и произнес тост за Моди: — Молодчина, малютка Моди!
Мы со Шлёпой переглянулись и закатили глаза. Робби по-прежнему дулся и сидел к нам спиной, сгорбившись, чтобы никто не видел, как он кормит своего лёвушку беконом. Лев довольно порыкивал — только уже не по-настоящему, теперь за него рычал Робби.
Мы резво расправились с едой и побежали к песчаной яме, дожевывая на ходу.
Шлёпа стала копать. Мы с Робби присоединились. Мы искали, пока пальцы не засаднило, загребали песок как экскаваторы, но псаммиада было не видать.
— Вдруг Антея с остальными пожелала, чтобы он в прошлое вернулся, и он там застрял? — сказала я.
— Не такой он дурак, чтобы застрять в прошлом. В отличие от некоторых, — съязвила Шлёпа.
— А по-моему, в нашем времени ему не нравится, — сказала я. — Он считает, что дети нынче пошли очень невоспитанные. Интересно, с чего бы это?
Шлёпа хмыкнула и покачала перепачканным в песке пальцем — дельное, мол, наблюдение.
— А попробуй ты псаммиада поискать, Моди. Зуб даю, ты его вмиг нароешь, — сказала Шлёпа.
Моди с надеждой похлопала ладошкой по песку.
— Бизьянка? Бизьяночка, выходи! — позвала она. Но, похоже, сегодня даже Моди не могла его вызвать.
— Нет, только не сегодня, зря я, что ли, придумывала завтрак-пикник! — взмолилась Шлёпа.
— И летать научиться — правда обалденное желание, — похвалила я.
— А мое вчерашнее все равно лучше, — сказал Робби. Он лег на пузо и заговорил в землю, рискуя набрать полный нос и рот песка: — Это самое лучшее в мире желание было, милый псаммиад. А я даже не могу вас поблагодарить как следует.
В песке что-то шевельнулось. Потом два глаза-стебелька воззрились на распростертого Робби. Показалась псаммиадова голова, а за ней и мохнатые лапы. Он подпер ими подбородок.
— Вот тебе и представилась такая возможность, дитя! — сказало чудище прямо Робби в ухо. — Благодари как следует!
— Ой, псаммиадик, спасибо, спасибо, огромное спасибо! Это потрясающе было, когда мои звери ожили. Я вчерашний день до конца жизни не забуду. Вы самое доброе и самое умное волшебное существо в мире! — захлебывался Робби.
Псаммиад задрал голову и приосанился. Судя по всему, он не отказался бы от еще пары-тройки комплиментов.
— Мы самые везучие дети на свете, — подхватила я.
— Будем — если вы сегодня еще одно наше желание исполните. У меня идея ну просто закачаетесь! — не удержалась Шлёпа.
— Бизьянка! Добрая бизьяночка! — сказала Моди. — А где твои ножки?
Псаммиад выпрыгнул из норы, стряхнул со шкурки песок и хорошенько потянулся.
— Вот они, — благодушно сказало чудище и помахало Моди сперва одной задней лапой, потом другой.
— А где твой хвостик? — спросила Моди, вспомнив, что у обезьян обычно бывают длинные хвосты, которые болтаются из стороны в сторону.
— Псаммиад не совсем обезьяна. У него никогда не было хвоста, — сказала я.
— Вообще-то был, очень давно, — возразил псаммиад. — Весьма элегантный отросток, длинный, пушистый от основания и до кончика. Это был псаммиадов отличительный признак, и он вызывал всеобщее восхищение. Прошу заметить, я очень гордился своим прекрасным хвостом. Но вот однажды я раздулся, чтобы подать сочного мегатерия к воскресному обеду одного пещерного семейства, а мимо как раз громыхал тираннозавр рекс — а он тоже собирался обедать, вот и подумал, что из меня получится вкуснейшая закуска. Я был так поглощен раздуванием, что не замечал его, пока не увидел устремившуюся ко мне чудовищную голову с распахнутыми челюстями. Я покатился от него так быстро, как только мог, но вот хвост подобрать не успел. Челюсти клацнули — и я лишился хвоста.
— Какой ужас! — воскликнула я.
— Не стану отрицать, — согласился псаммиад. — До сих пор прихватывает в районе копчика, стоит об этом подумать. Но с годами я сумел примириться со своим новым тупоконечным обликом. Я все еще вполне привлекателен, если мне позволено будет заметить.
Псаммиад засиял от самодовольства. Я боялась поднять глаза на Шлёпу или Робби. Псаммиад — он совершенно замечательный, но с внешностью ему катастрофически не повезло. Мохнатый бочонок вместо туловища, морщинистое лицо, раскидистые уши летучей мыши, глаза, колыхающиеся на нелепых розовых стебельках, — сами посудите.
— Ну да, вы исключительно красивый, — сказала я, изо всех сил сдерживая смех.
Псаммиад благосклонно мне улыбнулся.
— Так что же, исполнить ваше желание, дети? — спросил он.
— Да, пожалуйста. Сегодня моя очередь, и мне бы очень хотелось, чтобы мы все могли летать. Будьте так добры. Если вас не затруднит. Я прям жутко надеюсь, что не затруднит, — затараторила Шлёпа.
— Разумеется, — сказал псаммиад и начал раздуваться. Он пыжился, и пыжился, и пыжился, казалось, еще чуть-чуть — и его разорвет пополам. Потом мгновенно сдулся, коротко кивнул и зарылся в песок.
В ту же секунду я почувствовала странное жжение и покалывание в спине. Шлёпа шарила сзади рукой, Робби чесал лопатки, а Моди изумленно смотрела через плечо.
— Что это? — спросила Шлёпа. — Что происходит?
Ощущение все усиливалось, в лопатках так зудело, как будто они сейчас кожу прорвут. Я буквально чувствовала, как они выпирают сквозь тонкую футболку. Я перепугалась. Изогнувшись, нащупала за спиной что-то острое, а потом мягкое, как перо, выбившееся из подушки. Перо!
— Ничего себе, по-моему, у нас крылья растут! — выдохнула я.
Два острия прорвали футболку, и, высвободившись, крылья поперли с немыслимой скоростью. Сперва они были туго скручены, как свернутые зонтики, но, когда еще выросли, у меня появилось странное тянущее, ноющее чувство. Я втянула голову в плечи, и вдруг мои длинные, темные, остроконечные крылья расправились. Я захлопала ими в воздухе, подняв вокруг себя страшный ветер. Крылья были небесно-голубые с серовато-синими кончиками.
— Смотрите, какие у меня крылья красивые! — крикнула я.
— Ты на мои посмотри! — завопила Шлёпа, кружась юлой и распахивая свои крылья как громадный плащ. Ей достались алые с золотой каемкой, ослепительно яркие.
— У меня тоже! — заорал Робби. — Звериные! — У него крылья были чудесного темно-желтого, как песок, цвета и в коричневых пятнышках — леопардовые.
— Крылышки, крылышки! — распевала Моди, подпрыгивая и хлопая прелестными малышовыми крылышками. Сверху они были белоснежные, а изнанка — розовая. — Моди летает! — сказала она, подпрыгнула повыше… и зависла в паре дюймов над землей. Она так энергично била крыльями, что разрумянилась, и щеки у нее стали под цвет нижних перышек.
— Смотрите на Моди! — сказала я. — Она правда летает. Осторожней, солнышко, высоко не взлетай!
Я тоже замахала крыльями, и в ногах и руках появилась странная легкость. Но оторваться от земли не вышло.
— Не получается! — Робби стоял на цыпочках и размахивал крыльями, а заодно и руками тоже. — Я пытаюсь, но ничего не выходит: так и знал, что у меня не получится!
— Смотри на меня! — Шлёпа сиганула вверх и так яростно замолотила крыльями, что порывом ветра нас чуть с ног не сбило, но и она шмякнулась на землю.