Институт моих кошмаров. Здесь водятся драконы Дорн Алиса

Длинный язык прошелся по моему подбородку, слизывая выступившие капельки крови.

— Но это и не важно.

Сон оборвался так же внезапно, как начался. Вот я в лесу, завороженная взглядом черных глаз, а в следующий момент переворачиваюсь на бок в постели, жадно глотаю воздух, как после долгого погружения под воду. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы осознать, где я — и что с той ночи прошло почти два месяца. В последнее верилось с трудом — слишком яркими были воспоминания.

И отрывочными. Даже сил мары не хватило, чтобы полностью вернуть стертое. Я оглянулась: как я и думала, Саги в комнате уже не было. София тоже отсутствовала, ее постель осталась неразобранной. Оно и к лучшему… Наверное.

Быстро переодевшись, я выскользнула из комнаты. Чего зря лежать, если все равно ясно, что больше не засну. Лучше подумать… и успокоиться.

Дойдя до кухни, совершенно пустой в то ли слишком поздний, то ли слишком ранний час, я устремилась к кладовке. Сколько себя помнила, готовка всегда успокаивала.

На душе было гадко. От страха, поселившегося между лопаток, — я всегда понимала, что я трусиха, но от этого было не легче, — от ощущения беспомощности перед Мором. Я никогда не думала, что возможно потерять себя. Теперь знала, что нет ничего проще. Гораздо сложнее найти себя вновь.

Достала муку и масло. Миксер решила не включать, бедные студенты из ближайших комнат не заслужили такой подлости. Залезла в шкафчик со специями, где с трудом отыскала среди полутора сотен баночек нужные.

Еще беспокоило то, что я ничего не выяснила. Что такого я видела, чтобы Мор посчитал меня угрозой? Может быть, кто-то, более сведущий в магии, понял бы, чего пытался добиться демон, но не я. Я в этом совершенно не разбиралась. И оставался еще главный вопрос…

Что мне теперь делать? Я получила свои воспоминания обратно.

Через час, когда по помещению поплыл знакомый с детства аромат ванили, кардамона и имбиря и настала пора вынимать печенье из духовки, я так и не пришла ни к какому решению.

— Вкусно, — раздалось у меня за спиной, когда я вынимала последний, пятый противень (в голову к тому времени начали закрадываться мысли, что с количеством я промахнулась. Дома-то я привыкла печь на всю семью с родственниками и друзьями разом, а кому отдавать печенье здесь?).

Я взвизгнула от неожиданности и чуть не рассыпала печенье. К счастью, оброненный противень подхватила мужская рука.

— Осторожно, — предупредил он меня. — Так и обжечься можно.

Кто бы говорил! Я, по крайней мере, за горячий металл без прихваток не бралась. Впрочем, судя по тому, как он спокойно поставил противень на стойку, рожденному в адском пекле обычный огонь был не страшен.

— Нельзя же так подкрадываться! — возмутилась я. — А если бы у меня нервы не выдержали?

Уголки губ чуть дрогнули, но улыбка так и не появилась.

— Извини.

— Что ты тут вообще делаешь? Опять за мной следишь?

— Нат, мы живем на одном этаже, — закатил он глаза. — Ничего удивительного, что мы можем столкнуться на кухне. Кончай параноить. Я вообще пришел кофе налить.

— В пять утра?

Диз пожал плечами и прошествовал к автомату.

— У меня экзамен сегодня. Сложный.

Он не был похож на человека, который тщательно готовится к экзаменам, о чем я не преминула сообщить.

— Я не знаю, за кого ты меня принимаешь, — флегматично заметил демон, нажимая на кнопки, — но на самом деле я тот скучный чувак, который спрашивает пользователей, пробовали ли они перезагрузить компьютер.

Конечно. И никто кроме.

Но, глядя на синяки под его глазами, можно было поверить, что он всю ночь учился. Возможно, я ошибалась на его счет — как ошибалась раньше. В чем только я его ни обвиняла, если подумать, и раз за разом оказывалась неправа. Он был ни при чем той ночью. Он не лгал мне.

— По какому предмету? — примирительно спросила я, заливая пакетик с чаем кипятком.

— Педагогика.

Горячий ромашковый отвар попал не в то горло, и я судорожно закашлялась. Я не ослышалась? Демон войны (а я специально посмотрела: Абигор, папаша Диза, был не просто каким-то там демоном войны, одним из многих, а Тем Самым, с большой буквы) решил податься в учителя?

— В ассистенты профессора. А что в этом плохого?

Да нет, ничего. Воображение сразу нарисовало Диза в белой рубашке, костюме и очках, стоящим у классной доски. Не надо было поступать на факультет прорицателей (был в ГООУ и такой), чтобы предсказать: если он получит должность, информатика станет очень популярным среди женского контингента предметом.

— В чем дело? — заметил он мое смущение.

Я покраснела. Не признаваться же, в самом деле?

— У тебя карандаш за ухом торчит, не мешает? — зачем-то спросила я.

Демон рассеянно достал его, покрутил в руках и положил на стол. Потянулся за вытащенным из духовки печеньем, которое я так и не успела переложить на блюдо, но остановился и посмотрел на меня.

— Можно?

— Конечно! — спохватилась я. — Угощайся.

На некоторое время на кухне повисла тишина. Я подцепляла лопаткой рогалики с противня и выкладывала на тарелку, Диз листал записанные аккуратным убористым почерком конспекты. Как ни странно, его молчаливое присутствие умиротворяло — но, возможно, сейчас я была бы рада любой компании. Особенно той, которая не задавала бы вопросов, почему мне не спится, и не заставляла бы вспоминать увиденное в кошмаре.

— Вкусно, — повторил Диз. — Как это называется?

— Вон то — ванильные полумесяцы, а слева — спекулятиус.

Последний был совершеннейшей профанацией: как бы хорошо ни были оборудованы кухни ГООУ, фигурных досок для традиционного в некоторых краях рождественского печенья на них не нашлось, и пришлось просто нарезать тесто квадратиками. Прабабушка, научившая меня рецепту, за такое побила бы, если бы увидела.

Рождественского… В голове зародилось нехорошее предчувствие.

— Что? — поинтересовался демон, увидев, как я изменилась в лице.

— Как ты относишься к Рождеству?

А что, если ему станет плохо? Если я его отравлю? Надо было раньше предупредить.

Диз, впрочем, умирать не собирался и спокойно закинул в рот очередную печеньку.

— Рождество, знаю. Это одно из ваших новомодных верований, верно? Про святую троицу.

Новомодных? Всего-то пара тысяч лет ему исполнилась… Но сейчас не о религии речь.

— И… как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, неплохо, — удивленно ответил Диз. — В чем… Ах вот оно что! Решила, что меня убьет суеверие?

Нет, я их, конечно, не на святой воде замешивала, но мало ли. Откуда мне знать, что при встрече демона и религии происходит? Может, он от одного только упоминания Иисуса огнем вспыхнет?

Отсмеявшись, демон перегнулся через стойку и пододвинул поближе к себе следующую тарелку.

— Вынужден тебя разочаровать, но от меня не так просто избавиться, — подмигнул он мне. — Даже если бы ты их в Ватикане освятила, ничего бы не произошло.

Во мне проснулось любопытство.

— Совсем-совсем ничего?

— Угум.

Вообще-то с набитым ртом разговаривать невежливо.

— А если я тебя перекрещу?

Вместо ответа Диз оттянул вниз ворот футболки. Не успела я спросить, чем обязана бесплатному сеансу стриптиза, как заметила под левой ключицей татуировку. Крест. Правда, не тот, к которому привыкли христиане: у этого все стороны были равны, а украшения напрочь отсутствовали. Просто две перпендикулярных линии. Дальше спускался узор из прямых и точек — словно карта созвездий. По крайней мере, одна из пунктирных линий очень напоминала Дракона. Проверить догадку мешала ткань, скрывавшая нижнюю часть рисунка. Смутившись, я отвела взгляд.

— Зачем он тебе?

— Не крест — перекресток. Место, где завеса между нашими мирами тоньше, а магия, и наша, и ваша, сильнее. У вас он раньше тоже считался символом колдунов.

Что-то такое припоминалось. А еще обиталищем чертей, демонов и просто крайне неприятным по ночам местом. Именно от таких, как некоторые сидевшие напротив меня личности, перекрестки в свое время строили по кругу, чтобы линии не пересекались.

Но интересно. Себе на заметку: если придет в голову когда-нибудь убить демона, запастись чем-то посильнее распятия и крепкого — в смысле молитвенного — слова (а вдруг, кстати, попадется демон, который латынь не знает? Поможет ли тогда экзорцизм?).

— Ладно, пора сдаваться, — Диз кивнул на остывающие рогалики. — Не против, если еще пару возьму?

— Бери всю тарелку, — посоветовала я, размышляя над демонологическими проблемами (спросить? Или неловко?). — Мне столько все равно не съесть.

Поправка: оставшееся количество мне было не съесть даже вместе с Максом, Райли, Софией и всей редколлегией.

— Спасибо, — улыбнулся без насмешки компьютерщик.

А я почувствовала, как у меня снова начали гореть щеки.

Утром в коридоре перед дверью обнаружился Макс, выглядевший немногим лучше меня.

— Кофе? — протянул он мне картонный стаканчик.

— Печенье?

Охотник удивленно посмотрел на сверток, но все же принял его.

— Когда ты успела?..

— Ночью не спалось.

Мы молчали, пока ехали в лифте. Я грела руки о стакан с горячим эспрессо, Макс думал.

— Всё плохо? — виновато спросил он, когда мы добрались до первого этажа.

— Нет.

— Получилось хоть?

Я кивнула.

— И что? — заметив мои сомнения, он выставил вперед перебинтованную ладонь. — Можешь не рассказывать, что выяснила. Просто скажи, оно того стоило?

Я не знала. Часть меня говорила, что я поступила правильно. Другая, более громкая, спрашивала, чего я добилась. Ничего, наверное.

— Да, — сказала я, пытаясь убедить и его, и себя, — стоило. Что у тебя с рукой?

Перемена темы Охотника не обрадовала. Спрятав забинтованную конечность в карман куртки, он постарался улыбнуться.

— Ничего.

Как же. Я уже дважды видела это «ничего». Один раз — после того как он обнаружил восемь пропущенных звонков из госпиталя святой Елизаветы (не задавая вопросов Максу, я поискала ее в интернете и выяснила, что ошибалась: это было не какое-то тайное общество, а лечебница для душевнобольных). И второй — когда Коннор, младший брат Макса, позвонил обрадовать его известием о скором исключении из школы. После разговора Макс вернулся в гостиную со сбитыми в кровь костяшками, и мне пришлось помогать их перевязывать. Тогда и стало понятно, что у кого-то были не только проблемы со злостью, но и плохая привычка использовать стенку вместо боксерской груши.

Но что на этот раз?..

Я порывалась задать вопрос, однако разговор с Софией научил меня, что не стоит лезть и допытываться до правды, даже если очень хочется, даже если кажется, что делаешь это из лучших побуждений. Если Макс пожелает — сам расскажет. А до тех пор я могла только ждать — и надеяться, что этот момент когда-нибудь наступит.

— У меня еще час до занятий, — сообщила я. — Не хочешь себе тоже взять кофе в столовой?

Эта улыбка была бледнее, но искреннее.

— Извини, но должен бежать. Просто хотел убедиться, что ты в порядке.

Я была не в порядке. Уже два месяца, с тех пор как попала в этот странный и пугающий мир, где магия была частью повседневности, а бок о бок с тобой существовали чудовища. Но, как бы удивительно это ни звучало, после прошлой ночи я чувствовала себя немного спокойнее, будто сумела отвоевать толику контроля над своей жизнью обратно. И я надеялась — хотела верить, — что сегодняшний день станет первым шагом к тому самому порядку.

Алхимический корпус встретил меня хаосом и запахом гари. Прямо передо мной по изрядно покосившейся лестнице сбежала группа пристыженных студентов, подгоняемая гневными окриками.

— И чтобы, пока не найдете ошибку, обратно не возвращались! — ассистент Байер выглядел бы сурово, если бы не сажа, размазанная по щеке. — А, Соколова. Необходимо, чтобы вы кое-что подписали.

«Кое-что» оказалось примерно тридцатью различными формами, напечатанными с двух сторон и максимум четвертым кеглем. Заявление на выдачу драконьей крови, уведомление об ответственности, справка о возможных рисках и опасностях, правила хранения, правила безопасности при работе с драконьей кровью… Последние, к слову, выглядели следующим образом: «Не пить. Не проливать. Не допускать контакта с кожей. Не допускать контакта с неодушевленными предметами из списка в приложении шесть (я пробежалась глазами по верхним строчкам: растения, книги, техника, изображения людей и животных, запорные механизмы…). Не вдыхать. Вообще не находиться рядом и не иметь к ней никакого отношения».

— А стерильный бокс для работы с ней мне не полагается? — пошутила я, впечатлившись требованиями.

Сердито посмотрев на меня, ассистент профессора собрал все необходимые подписи (я оказалась почти права: их было двадцать девять) и выдал мне малюсенькую пробирочку с золотой жидкостью. Миллилитра три, не больше.

— Так мало? — не смогла я скрыть удивления.

— Мало? При неосторожном обращении этого количества будет достаточно, чтобы сравнять корпус с землей. Поэтому будьте внимательнее.

Преисполнившись уважения, я предельно аккуратно положила пробирку в сумку. Однако… я была уверена, что ритуальный круг, в котором я нашла той ночью Ребекку, был нарисован драконьей кровью. И ее там было гораздо больше, чем дали мне. Что же задумал Мор?

Мысленно я приказала себе остановиться. Что бы он ни планировал, меня это не касалось.

Ладно, вообще-то касалось. С тех самых пор, как я умудрилась наткнуться на них посреди леса. Но сейчас у меня был выбор: наконец остановиться, к вящей радости Макса, или переть дальше напролом и пытаться выяснить, во что я вляпалась. Здравый смысл подсказывал, что первый вариант — верный, а второй может закончиться историей любопытной кошки.

Когда я вернулась в общежитие, на дверной ручке висел пакет. Опять, видимо, Леонор решила что-то Софии передать, не встречаясь с ней лично. Или нет. На упаковочной бумаге черным маркером было выведено «Наташе».

Действуя предельно осторожно, как сапер при разминировании, я заглянула внутрь. Содержимое оказалось не таким страшным, как я ожидала: толстая пачка отксерокопированных листов и записка с одним-единственным словом.

«Спасибо».

Достав копии, я взглянула на титульный лист. «Введение в демонологию», — было накарябано торопливым почерком. Чей-то конспект? Пролистала чуть дальше. «Лекция 6: традиционные способы изгнания демонов в литературе позднего средневековья». На полях, напротив перечисления методов (святая вода, молитва, перевернутые башмаки) тот же автор оставил неразборчивые комментарии карандашом: «не действует», «посоветовал поработать над произношением», «только ржет, зараза».

Теперь ясно, от кого подарочек… Я улыбнулась. Это было даже мило.

Тем же вечером пришлось осаждать Нору.

— Я всего лишь прошу тебя сказать, в какой комнате он живет!

Главная по этажу была непреклонна.

— Это запрещено правилами.

— Ты дала ему мой номер телефона, — напомнила я. — Разве это не нарушает правила?

Конечно же, это нарушало правила. И Леонор прекрасно знала это, как и то, что с тех пор за ней был должок.

— Хоть передай ему тогда!

Нора затравленно посмотрела на картонную коробку у меня в руках.

— Я должна проинспектировать содержимое, — предупредила она, сдаваясь.

Пожалуйста. Полдюжины имбирных маффинов (предвкушая целую ночь кошмаров, я нервничала, а бурная радость, с которой сотрудники редакции — и наши вечно голодные соседи-некроманты — обнаружили, что к кофе есть печенье, давала мне формальный повод и дальше зависать на кухне) смотрели на нас совершенно безобидно, но ее это не убедило. Леонор тщательно изучила их на вид и даже наклонилась, чтобы понюхать.

— Ты ведь знаешь, что травить других студентов запрещено? — на всякий случай уточнила она.

— В них нет никакого яда.

Вот почему она меня подозревала? Да, вначале я реагировала на айтишника немного негативно, но это ведь не подразумевало, что я решила отравить его — с глаз долой, из сердца вон?

— И ты помнишь, что проводить алхимические эксперименты на студентах тоже нельзя?

— Никаких экспериментов, — заверила я ее.

— И никаких вплетенных в них заклинаний?

— Нет.

Вообще ничего опасного, никаких подводных камней. Просто мой способ — и моя очередь — сказать «спасибо».

Мне снова шесть. Или семь? Нет, все-таки шесть. Мой день рождения должен был наступить как раз через неделю.

— Мы заберем тебя в воскресенье в пять, — напомнил отец, высаживая меня, ту, шестилетнюю, с туго (слишком туго, даже больно, как она стягивает волосы на висках, но, пока мама видит, не распустить) заплетенной косичкой и школьным рюкзаком на плечах, в засаженном яблонями дворе. — Передавай привет бабушке!

Не дожидаясь ответа, отец завел двигатель. Сквозь приоткрытое окно было слышно, что родители начали ругаться еще до того, как отъехали, — в тот год они опять чуть было не развелись.

Пропрыгав на одной ноге по узкому бордюру, я добралась до подъезда и, привстав на цыпочки, набрала код домофона.

Сорок четыре. Буква «К». Один. Два. Три. Шесть.

Подъезд встретил меня знакомыми, но от того не менее противными запахами. Между ног на улицу прошмыгнул полубродячий, прикормленный Валентиной Ивановной с первого этажа кот, белый в рыжее пятнышко. Осторожно забравшись на первую лестничную площадку (выщербленные цементные ступеньки у входа были самыми опасными и будто скалились проглядывавшими прутьями арматуры), я стала подниматься выше.

Второй этаж. Вечно забитый мусоропровод с незакрывающейся дверцей.

Третий этаж. На подоконнике — консервная банка, полная воняющих окурков.

Четвертый этаж. Хлорка и подгоревшая пшенка.

Старая дверь была обита рыжим дерматином. По периметру — гвоздики с декоративными шляпками; высоко, выше, чем я могла дотянуться, — дверной глазок.

— Нет, — прошептала та я, которая лежала в кровати. — Нет.

Я — шестилетняя, проживавшая все это заново, — открыла дверь своим ключом. Как я гордилась, когда прабабушка вручила его мне на прошлый день рождения! Такая ответственность.

— Я пришла! — крикнула я, предупреждая.

Прабабушка не выглянула мне навстречу. Должно быть, зачиталась и не услышала. Пожав плечами, я достала из советской галошницы тапочки со смешными собачьими мордами и прошлепала на кухню.

Будь я старше, меня бы насторожил стоявший в квартире запах, сладкий и гнилостный — протухшего мяса — и кислый — от старого борща на плите, — но тогда я только удивилась. Прабабушка никогда не оставляла такого беспорядка.

— Нет… пожалуйста…

«Это всего лишь сон, — твердила я себе. — Я в любой момент могу проснуться».

Это был не сон. Он уже давно мне не снился. Я даже забыла половину деталей, всплывавших сейчас с пугающей четкостью.

И проснуться так просто не получится.

Желтый линолеум под ногами сменила паркетная доска. Если бы я могла, зажмурилась бы, но я всего лишь повторяла действия десятилетней давности.

— Я не хочу это видеть…

Чья-то рука потрясла меня за плечо. Я распахнула глаза: у моей кровати присела на корточки София, обеспокоенно разглядывавшая меня.

— Все в порядке? Ты кричала во сне.

Две секунды ушло на то, чтобы осознать: все в прошлом. Мне восемнадцать. Я в ГООУ. В общежитии, в своей постели, наволочка под щекой намокла от слез.

— Да. Просто… кошмар приснился.

И какой. Честно говоря, когда мне расписывали все «прелести» посланных марой снов, я была готова. К Чужому и Хищнику, к бесконечным лабиринтам с чудовищами и лесу, где единственной добычей буду я (что там еще могла придумать фантазия, сдобренная магией?). Чего я не предполагала, так это того, что против меня используют мои собственные воспоминания.

Я вцепилась в краешек кровати. Тогда меня должны были отправить на выходные к прабабушке. Она звонила во вторник — сказать, что вернулась с дачи и что всё в силе, она ждет меня в пятницу после школы. А потом… Родителям сказали, что смерть, вероятно, наступила в тот же вторник. И никто не знал. Нужно было позвонить ей, но родители были заняты своими проблемами, а мне это в голову не пришло — да и никто не думал, что что-то могло случиться. Несмотря на возраст, прабабушка была такой… живой. Энергичной. Жила отдельно, отказывалась от любой помощи, сердилась, когда ее пытались опекать. Никого не удивило и то, что она сама не звонила: у нее была своя жизнь, поездки за город, походы в театр, встречи с немногочисленными оставшимися подругами. Никто не верил, что всё может так внезапно кончиться.

Говорят, для ребенка травма, когда он узнает, что Деда Мороза не существует. Не знаю. Ни в него, ни в Санта-Клауса в моей семье не верили, поэтому я не могла сказать, так ли это больно — выяснить, что чудес не бывает. Зато я навсегда запомнила, как страшно впервые встретиться со смертью — и понять, что на самом деле значит «никогда».

Кое-как убедив Софию, что я в норме, я прошла в ванную и остановилась у раковины, прислоняясь к зеркалу лбом. Прикосновение разгоряченной кожи к холодному стеклу успокаивало. И заставляло поверить в реальность происходящего.

«Я в ГООУ», — напомнила я себе. Призраки прошлого понемногу отступали туда, где им и полагалось находиться: в тень, в ночь, в самые темные уголки моей памяти.

Поплескав на лицо прохладной водой, я посмотрела на свое отражение: красный нос, опухшие глаза, губы, подрагивающие так, будто в любой момент я опять ударюсь в слезы. «И ведь это только начало», — пришла в голову неприятная мысль. Вряд ли мара выбрала в первую же ночь мой самый большой страх.

Еще раз умывшись, я тихо пробралась в комнату за одеждой — София к тому времени опять заснула, — кое-как стянула волосы в хвост и отправилась на кухню. Если я больше не буду сегодня спать, мне понадобится кофе. Отыскав в сушке турку, я залила в нее воду, засыпала перемолотые в пыль зерна и поставила на огонь.

— Что ты делаешь? — в голосе спрашивавшего звучало искреннее любопытство.

Я обернулась так стремительно, что умудрилась хлестнуть себя волосами по лицу. За стойкой, на том же месте, что и вчера, сидел Диз. А я, поглощенная своими переживаниями, умудрилась его не заметить.

— А ты? — вместо ответа спросила я.

— Учусь, — если демон и обратил внимание на мой непрезентабельный вид, он оказался достаточно деликатен, чтобы никак его не комментировать.

Я подошла поближе и заглянула через его плечо в монитор ноутбука. Не соврал. В текстовом редакторе был открыт файл с титульным листом. Проектная работа по семинару «Разработка мобильных приложений для пассивных заклинаний второго уровня»?

Не буду спрашивать. Ничего не хочу знать.

— Пассивными считаются заклинания, не изменяющие напрямую структуру мира, — все равно объяснил он мне. — Ко второму уровню относятся заклинания массового ненаправленного воздействия, к примеру, неадресные иллюзии.

— То есть открыл приложение — и окружающие больше не замечают, что у тебя рога и хвост?

— Типа того. Только, — он забавно сморщил нос и почесал его под оправой очков, — пока батарейка не сядет. А она быстро садится, никак эту проблему не решу. Но все-таки что ты делаешь? Это как-то связано с алхимией?

Опять они с Софией мыслили на одной волне. Соседка меня о том же спрашивала, когда впервые увидела турку.

— Кофе варю.

— Ты ведь знаешь, что за твоей спиной стоит отличная кофемашина? — удивленно осведомился демон.

Я знала. Но так и не смогла найти с ней общий язык. Несмотря на то что на панели было всего четыре кнопки, каждый раз вместо кофе у меня получалась отменная гадость. Это его позабавило.

— А инструкцию к ней читать не пробовала? Вон она висит.

Я оглянулась, но увидела только яркий плакатик «Сохраняй спокойствие и думай о хорошем». Не его же имел в виду Диз?

— Ну да. Это старый эксперимент кафедры исследований эмоционального интеллекта. Они создавали алгоритм для распознавания эмоций, и им надо было протестировать его на как можно большем количестве человек. Тогда они и подумали: что нужно каждому студенту в университете? Кофе. Эксперимент закончился, алгоритм написали, а машина у нас так и осталась — ректор сказал, что она дает хороший воспитательный эффект. Она же очень обижается, когда к ней приходят с негативом, и варит вместо кофе бурду. Зато когда даешь ей хорошие эмоции… Смотри.

Выскользнув из-за стойки, он направился к монстру-автомату и уже через минуту вернулся с кружкой, даже оттуда благоухавшей ароматом хорошо приготовленного эспрессо.

— Меняемся, — заявил Диз и, прежде чем я успела возразить, переставил чашки.

Мне досталась красная пол-литровая — такую и поднять тяжело, не то что из нее отпить. Ему — моя с совой, которую я только успела поставить на стойку.

— Пить можно, — вынес он вердикт, с потешной осторожностью пробуя сваренный по старинке кофе.

Я, справившись с возмущением, пригубила свой.

— Интересно, о чем ты сейчас думал? — вырвалось у меня против воли.

Компьютерщик расплылся в довольной улыбке.

— Секрет. Что, вкусно?

Не то слово. Нектар и амброзия, напиток богов. Что, кстати, напомнило мне…

— Я ведь так перед тобой не извинилась.

— За что?

— За футболку, — готова поспорить, то пятно от вина было не отстирать ничем.

Улыбка погасла, зеленые глаза мигом посерьезнели. С тяжелым вздохом Диз отставил чашку в сторону.

— Что ты теперь натворила?

Я бы, наверное, не стала ничего говорить. Не ему. Но с того самого… возраста я тяжело переносила кошмары. И я устала. Безумно, словно все произошедшее за два последних месяца разом навалилось и норовило погрести меня под собой. А он был рядом — и, видимо, правду говорят: ничто не сближает так, как бессонница, поделенная на двоих.

— Ты рассмотрела круг? — спросил он, когда я закончила рассказывать.

Очки, которые на протяжении последних минут он крутил в пальцах, исчезли. Просто растворились в воздухе. Так и знала, что что-то здесь нечисто, без колдовства не обошлось! Откуда он их все время доставал? Точно не из кармана джинсов, туда и паспорт запихнуть было бы проблематично — настолько узкими они были. А сумки у него при себе обычно не было.

— Нет, — ответила я, оторвав взгляд от его рук.

Это не было неправдой. И не было совсем правдой. Чертов ГООУ, я здесь скоро в патологическую лгунью превращусь! Но все же что-то удерживало меня от того, чтобы открыться ему полностью. Диз встал и, подцепив по пути опустевшие чашки, отправился к автомату — заваривать кофе по новой.

— Значит, мара, — задумчиво протянул он. — Оригинальный подход, но в случае Гаапова круга понятный: они стирают знания, но не трогают эмоции. Не могут. Мары подцепляют переживания… А мы еще удивлялись, как Охотникам удается восстанавливать память.

— Я ведь не раскрыла никакой страшной тайны Охотников? — спросила я испуганно и виновато.

Об этом я не подумала. Интересно, у них есть статья за выбалтывание секретной информации? Я надеялась, что нет.

— Не переживай, я никому не расскажу. Обещаю.

Он поставил передо мной чашку — на этот раз мою — и снова занял место напротив.

— А договор о неразглашении подпишешь? — без особой надежды поинтересовалась я. Не было у меня особой веры в его честное слово.

— А что я за это получу?

— Мою благодарность? — предложила я.