Игольное ушко Фоллетт Кен
Блогс огляделся. Он увидел стены грязно-белого цвета, дощатый пол, простую массивную мебель: письменный стол, несколько стульев, шкаф для хранения документов. Все выглядело довольно блекло: ни картин, ни украшений, никаких следов хозяев. На полу лежал поднос с грязными чашками, от курева стоял дым коромыслом. Похоже, здесь работали всю ночь.
У Кинсайда небольшие усы, тонкие седые волосы, на носу очки. Высокий, интеллигентного вида, мужчина в рубашке, брюках с подтяжками, говорит с заметным местным акцентом – как и Блогс, он сохранит его навсегда, хотя, конечно, Кинсайд продвинулся по служебной лестнице далеко не так быстро, как его коллега из Лондона.
– Что вам известно об этом деле? – спросил Блогс.
– Немного. Хотя ваш шеф Годлиман прямо сказал, что лондонские убийства – по сути, самое мелкое, что совершил этот тип. Кроме того, мы знаем, на какую контору вы работаете, так что, если все сложить, получается интересная вещь…
– Что удалось предпринять?
Кинсайд опустил руки на стол.
– Человек прибыл сюда два дня назад, верно? Мы сразу начали его искать. У нас есть его фотография – впрочем, она наверняка имеется у всех полицейских в стране.
– Правильно.
– Мы проверили отели, пансионы для приезжих, железную дорогу и автовокзал. Делали это тщательно, хотя еще не знали, что он здесь. Думаю, не надо говорить, что поиск не дал результатов. Разумеется, снова проводили проверки, но если хотите знать мое личное мнение, он, скорее всего, сразу же покинул город.
Вошла женщина в форме констебля, принесла Блогсу чай и толстый бутерброд с сыром. Блогс поблагодарил, сразу принялся за еду.
– На железной дороге первый поезд отошел сегодня утром, наши люди его проверили. Такая же картина с автовокзалом, поэтому если он уехал, то либо украл машину, либо на попутке. Поскольку сообщения о краже машин не поступали, остается последний вариант…
– Он мог уйти морем, – промычал Блогс, жуя бутерброд.
– В тот день из бухты выходили только мелкие лодки, на них нельзя уйти далеко от берега. А позже вообще ничего не выходило – из-за шторма.
– Какие-нибудь украденные суда?
– Никаких сообщений на этот счет.
Блогс пожал плечами.
– Если в море все равно не выйдешь из-за шторма, владельцы могут вообще не появляться на пристани – в таком случае о пропаже узнают, лишь когда буря утихнет.
– А ведь мы, по-моему, упустили это из виду, шеф, – заметил один из офицеров.
– Да.
– Может быть, начальник порта обойдет все причалы и сам посмотрит? – предложил Блогс.
– Точно. – Кинсайд уже набирал номер. – Капитан Дуглас? Здравствуйте. Да, извините, я знаю, в это время все приличные люди еще спят, но обождите, худшего вы еще не услышали – я вынужден просить вас прогуляться по дождю. Да, правильно меня поняли. Нет, к сожалению, не ослышались… – Кинсайд зажал трубку рукой. – Так, пошли сплошные непечатные слова, можно не слушать. – Через минуту он заговорил снова. – Вам надо обойти все причалы и посмотреть по списку, все ли суда на своих местах. Те, которые точно, вы знаете, давно вышли из бухты, можно не учитывать, только сообщите мне фамилии, адреса и, если возможно, телефоны владельцев. Правильно. Да, это уж конечно, с меня причитается. Бутылочка за мной. И удачи вам, старина. – Кинсайд повесил трубку.
– Ну что? Жарко? – Блогс улыбнулся.
– Черт побери, если я сделаю своей дубинкой то, что советовал мне старик, больше на заднице мне не сидеть. А если серьезно, я даю ему полчаса, затем часа два на проверку адресов. Да, этим стоит заняться, хотя я все же считаю, он убрался из города на попутке.
– Я такого же мнения, – согласился Блогс.
Открылась дверь, вошел мужчина среднего возраста в штатском. Кинсайд и его помощники встали, Блогс последовал их примеру.
– Доброе утро, сэр. Это мистер Блогс из Лондона. Мистер Блогс, разрешите представить вам Ричарда Портера.
Они поздоровались. У Портера красное лицо, аккуратно подстриженные усы. На нем легкое двубортное пальто серо-песочного цвета.
– Здравствуйте, рад вас видеть. Я – тот несчастный, что подбросил вашего человека в Абердин. До сих пор как-то неловко себя чувствую. – Портер старался говорить без акцента.
– Всякое бывает, не расстраивайтесь. – На первый взгляд, Портер очень походил на дурака, который возит шпионов в своей машине почти через полстраны. Однако Блогс знал, что за простодушием и внешне пустой головой вполне могут оказаться хорошие мозги, поэтому он решил особо не выступать. Кроме того, разве у него самого было мало досадных ошибок за последние дни?
– Я уже слышал о машине марки «моррис», оставленной в кустах. Где-то там, рядом, я и подобрал парня.
– Вы опознали его на фото?
– Да, конечно, хотя сначала мы ехали в темноте, и я особо не приглядывался. Зато потом, когда въехали в Абердин, рассмотрел достаточно. Это он, вне сомнений. Если бы мне показали фото раньше, я бы его моментально распознал.
– Понимаю. – Блогс мучительно думал, о чем спросить этого простофилю с пользой для дела. – Что вам в нем больше всего запомнилось, бросилось в глаза?
Ответ прозвучал очень быстро.
– Меня поразили его усталость, нервное состояние и вместе с тем решительность. Да, вот именно в такой последовательности. И потом, сразу видно, он не из Шотландии.
– Опишите, пожалуйста, его акцент.
– Ну что, самый обычный. Учился, видно, в частной школе, впрочем, не в ведущей, в одном из графств Средней Англии. Одевается безвкусно, если вы понимаете, что я имею в виду. Тогда был просто в комбинезоне. Вот, пожалуй, и все.
Кинсайд на секунду прервал беседу, предложил присутствующим чаю. Все согласились. Полицейский направился к двери.
– О чем вы говорили в машине?
– Так, в общем ни о чем.
– Но вы ведь ехали достаточно долго, какие-то темы так или иначе затрагивали…
– Видите ли, главным образом он спал. Фабер быстро починил мою машину – правда, там всего отошел проводок, но я совершенно в технике не разбираюсь – затем сказал, что его машина сломалась в Эдинбурге, а ему надо в Банф. Упомянул, что не хотел бы ехать через Абердин, поскольку у него нет пропуска в запретную зону. И тогда я… Да, я ответил, что об этом он может не беспокоиться, в моей машине патруль не страшен. Свалял этакого дурака, видите ли, но тогда я считал себя обязанным, он же меня вытащил ночью черт знает из какой дыры, понимаете.
– Вас абсолютно никто не винит, сэр, – обратился к нему Кинсайд.
Блогс имел свое мнение, но промолчал.
– Дело в том, что очень немногие люди встречались с Фабером и могут сейчас описать его нам. Подумайте еще, что он за человек? Важна любая деталь.
– Ну, помню, проснулся он, как воин. Вежливый такой, обходительный, умный. Твердое рукопожатие, я всегда подмечаю, как человек здоровается.
– Может, что-либо еще?..
– Да нет. Вот только, когда он проснулся, – Портер сморщил лоб, – правая рука у него как-то неестественно пошла в левый рукав, вот приблизительно так.
– Это уже что-то. Там он, очевидно, держит свой нож. Рукав вместо ножен, занятно.
– Все. Боюсь, больше ничем не могу помочь.
– Значит, сказал, что собирается в Банф? Вот там его совершенно точно можно не ждать. Готов поспорить, вы сообщили ему, куда едете до того, как услышали сказку про Банф?
– Да, наверное, вы правы.
– Теперь остается либо Абердин, либо он повернул на юг после того, как вы его высадили. Но ехал-то ведь Фабер в северном направлении, и вам сказал, что поедет дальше на север.
– Не стоит гадать, гаданье здесь не поможет, – заметил Кинсайд.
– Иногда помогает. Вы сказали ему, что работаете в магистратуре?
– Да.
– Вот почему он не убил вас.
– Боже, что вы такое говорите!
– Он определенно знал, что вас будут искать.
Опять открылась дверь. Заглянул какой-то мужчина и прямо с порога заявил:
– Ребята, а у меня тут кое-какая информация, которая вам наверняка интересна, черт меня дери.
Блогс улыбнулся. Судя по речи, это мог быть только капитан Дуглас – коренастый старикан с короткими седыми волосами, в зубах внушительного размера трубка, носит блейзер на медных пуговицах.
– Входите быстрее, капитан, – громко воскликнул Кинсайд. – Где это вы так промокли? Вот, старина, не надо шататься по улицам в дождь, говорили вам.
– Катись к черту. – Дуглас простодушно обвел взглядом присутствующих.
Портер выступил вперед.
– Доброе утро, капитан.
– И вам также, ваша милость.
– Ну, выкладывайте, что там у вас? – поторопил Кинсайд.
Капитан не спеша снял фуражку, смахнул с нее капли дождя.
– «Мария II» исчезла. Я сам видел, как она пришла накануне шторма. Как выходила, не заметил, но знаю, что должна была быть на месте. Так или иначе, ее нет ни там, ни на других причалах.
– Кто ее владелец?
– Тэм Хафпенни. Я ему уже звонил. Он оставил ее в порту и с тех пор там не появлялся.
– Что это за судно? – спросил Блогс.
– Сравнительно небольшая рыбацкая лодка, шестьдесят футов в длину, но широкая, крепкая, с мотором. Тип самый обычный для местных вод, рыбаки у нас вообще на это не смотрят, главное – как ведет себя в море.
– Хотел бы в этой связи задать вам один вопрос. А она может выдержать сильный шторм?
Капитан не спешил отвечать, прикуривал трубку.
– Трудно сказать, многое зависит от того, кто на борту.
– На сколько судно могло отойти от берега до шторма?
– Не на много, может, на несколько миль. «Марию II» только вечером привязали.
Блогс нервно ходил по комнате.
– И где она сейчас?
– По всей вероятности, на дне моря. Что ты пристал ко мне, нет своей головы на плечах? – Дуглас говорил без злобы, поэтому никто не обижался.
Блогс не мог поверить в то, что Фабер, скорее всего, мертв. Не более, чем робкое предположение, никаких доказательств. Надо что-то делать, нельзя бездействовать. Такого финала он не ждал, чувствовал лишь разочарование. Он почесал щеку, наткнулся рукой на отросшую щетину – нужно побриться.
– Нет, я смогу поверить в это только тогда, когда увижу своими глазами.
– Не увидишь никогда.
– Оставьте, пожалуйста, свои замечания при себе. – Блогс начал сердиться. – Нам нужна ваша информация, а не пессимизм. – Тут присутствующие при разговоре офицеры вспомнили, что, несмотря на свою молодость, он являлся здесь старшим по званию. – Давайте, если вы не возражаете, рассмотрим варианты, которыми располагаем. Первый: Фабер уехал из Абердина, скорее всего, на машине, а «Марию II» украл кто-то другой. В этом случае сейчас он уже, вероятно, добрался туда, куда хотел, но из-за шторма пока не может покинуть Великобританию. Полиция ищет его везде, ничего больше сделать нельзя. Второй: он все еще в Абердине. В городе также идет розыск. Третий: Фабер покинул Абердин морем. Здесь много проблем. Давайте изучим подварианты. Итак. А): потерпел кораблекрушение, но смог добраться либо до материка, либо до какого-нибудь острова. В): погиб. – Блогс намеренно не упомянул подвариант С): благополучно пересел на другое судно – а возможно, на подводную лодку – до начала шторма. Времени у него, правда, было крайне мало, но полностью исключить такую возможность нельзя. Если только его подобрала в море немецкая подлодка, он ушел с концами. Даже не хочется думать об этом.
– Если же Фабер добрался до берега, – продолжал Блогс, – или потерпел кораблекрушение, рано или поздно у нас будут доказательства – либо «Мария II», либо то, что от нее осталось. Необходимо прямо сейчас начать поиск на взморье, а как только позволит погода, тщательно обследовать поверхность моря с воздуха. Даже если он сейчас на дне океана, можно найти в подтверждение хоть обломки судна. Таким образом, у нас есть три готовых направления. Мы продолжаем розыск, начатый в городах и селах; предпринимаем поиски на взморье севернее и южнее Абердина; готовимся к обследованию моря с воздуха. – Все то время, пока говорил, Блогс нервно расхаживал по кабинету. Сейчас он резко остановился, посмотрел вокруг. – Вопросы? Комментарии?
День сменял утро, и все словно стали бодрее. Внезапный прилив энергии, который выплеснул на них Блогс своей речью, окончательно вывел присутствующих из утреннего оцепенения. Один уже потирал руки, прикидывая конкретный план действий, другой завязывал шнурки на ботинках, третий надевал пиджак. Офицеры хотели побыстрее начать действовать. Никаких вопросов или комментариев не было.
23
Фабер не спал. Возможно, телу и нужен был отдых, несмотря на то, что он целый день провел в постели, однако голова работала с удвоенной энергией, в мозгу прокручивались различные варианты, сценарии… впрочем, все это касалось женщин и родного очага.
Сейчас, когда он был как никогда близок к тому, чтобы выбраться, наконец, из этой проклятой страны, ностальгия по дому стала особенно острой. Он думал о толстых немецких сосисках, таких больших, что их нужно резать кусочками, привычном правостороннем движении транспорта, о действительно высоких деревьях, но больше всего о немецком языке – метких лаконичных словах, твердых согласных и чистых гласных, глаголе в конце предложения, где ему и место, потому что фразе сразу придается законченность и четкий смысл, она достигает своей кульминации.
При мысли о кульминации опять перед глазами появилась Гертруда: ее лицо внизу на постели, помада размазана от жгучих поцелуев, глаза то закрываются от удовольствия, то широко открываются вновь, влажный рот, дыхание, шепот и приглушенные вскрикивания «да, дорогой, еще… еще…».
Как глупо. Последние семь лет он вел жизнь монаха, она наверняка провела эти годы иначе. После Фабера у нее было много разных мужчин. А может, ее нет, погибла в обломках при налетах британских ВВС или пошла под дулом автомата в газовую камеру, потому что какой-нибудь скот посчитал, что ее нос слишком длинный. Может быть, ее просто раздавила машина в темноте. Так или иначе, она его уже не помнит. Скорее всего, ему уже больше никогда ее не увидеть. Жаль, он ее не забыл.
Фабер обычно не позволял себе быть сентиментальным. В нем жила этакая холодная жилка, которую он всячески поощрял и развивал. Она помогала ему избегать неприятностей. Сейчас, однако, ситуация иная, успех кажется таким близким, поэтому он может не то чтобы расслабиться, но, по крайней мере, помечтать, пофантазировать.
Шторм в принципе играл ему на руку. В понедельник он без труда сможет связаться у Тома по рации с подводной лодкой. Капитан сразу пошлет в залив шлюпку, если позволит погода. Но вдруг шторм не пройдет до понедельника, тогда возникает небольшое затруднение: барка с продуктами, которая придет на остров. Дэвид и Люси, естественно, думают, что он ее ждет, чтобы быстрее попасть на материк.
Люси. Он не мог выбросить ее образ из головы, картина блистала перед его глазами во всех своих красках. Фабер и сейчас видел ее очаровательные янтарные глаза – они так выразительно смотрели на него, когда он накладывал бинт. Он запомнил ее походку, покачивание бедер там, на лестнице. Женщина смотрелась очень привлекательно даже в мужской, мешковато сидевшей на ней одежде. А в ванной… эти выпуклые, упругие груди. Его фантазия рисовала перед ним соблазнительные сцены. Он завязывает ей палец, а она неожиданно наклоняется, тянется своими влажными губами к его рту, безумно, лихорадочно целует… На лестнице вдруг поворачивается и обнимает его трепетными руками… Делает шаг из ванной и сама кладет на грудь его руки…
Фабер не мог заснуть. Он ворочался в маленькой кровати, ужасными словами ругал свое богатое воображение, создавшее перед ним такие пикантные сценки, которые он видел в последний раз только в школе. В то время, до того, как он впервые познал секс, его фантазия создавала живописные постельные сцены, где партнершами Фабера выступали уже зрелые женщины, те, кого он видел ежедневно: чопорная школьная экономка; интеллигентная стройная брюнетка – жена профессора Нагеля; деревенская лавочница, которая красила губы ярко-красной помадой и постоянно орала на мужа. Иногда больное воображение рисовало целую оргию, где он любил всех троих по очереди. В пятнадцать лет, когда он жил в Западной Пруссии, случилось то, что бывает в жизни сплошь и рядом – он соблазнил дочку горничной. Но даже это не заставило его забыть свои придуманные оргии, потому что первый опыт, скажем прямо, разочаровал, все произошло быстро, нелепо, слишком прозаично. Фабер недоумевал: а где же ослепляющий экстаз, полет чувств, загадочная тайна слияния двоих воедино? После того вечера в лесу фантазии стали даже как-то ранить душу, ибо косвенно напоминали ему о его неудаче в лесу. За первой его женщиной последовали другие, дела явно пошли на поправку. Для себя он понял, что экстаз – не та радость удовлетворения, которую приносит женщина мужчине, а совсем иное – удовольствие партнеров, которое они получают друг от друга. Он поделился своим мнением со старшим братом, но тот посчитал это банальностью, о которой и говорить-то не стоит. Впрочем, вскоре Фабер убедился, что был прав.
Из него быстро получился хороший любовник. Он видел в сексе не только средство физического удовлетворения, но и просто интересное занятие. Нет, Фабер не был великим соблазнителем. Победить, завоевать, подчинить себе женщину – все это его мало волновало. Зато он слыл мастером любовных утех, мог доставить женщинам истинное удовольствие. Для некоторых из них он являлся самым желанным мужчиной, и тот факт, что Фабер этого не знал, лишь делал его в их глазах еще более привлекательным.
Он попытался вспомнить, сколько у него было женщин: Анна, Гретхен, Ингрид, потом одна американка, две шлюхи из Штутгарта… всех не упомнишь, около двадцати… и одна из них – Гертруда.
Люси. Женщина с острова – самая красивая из всех. Фабер глубоко втянул в ноздри воздух. Он позволил себе увлечься только потому, что скоро должен быть дома, позади долгие годы воздержания. Фабер сердился на себя. В принципе он нарушает одно из основных правил, согласно которому не может быть никаких расслаблений, пока не выполнено задание, не закончена работа. Действительно, кое-какая работка оставалась.
Неясно, как быть с баркой, которая придет сюда после шторма, – есть несколько решений. Возможно, оптимальное – одного за другим вывести из строя всех жителей острова, самому встретить барку, отослать ее обратно, выдумать какую-нибудь историю, наплести с три короба. Он мог бы сказать, что прибыл навестить семью Роузов на моторке, он их родственник или, к примеру, естествоиспытатель, наблюдает за птицами. Ладно, успеется, особой проблемы здесь нет. Позже можно придумать хорошую легенду.
Действительно, вроде все складывается удачно. Одинокий остров в море, сравнительно далеко до материка, только четыре человека, замечательное место, где можно укрыться. Еще немного подождать – и, прощай, Британия. А как сложен путь сюда, как много препятствий, пришлось здорово поработать стилетом – сначала те пятеро патрульных из Местной обороны, затем парень из Йоркшира, связник из Центра… Кто следующий? Старик, калека, женщина, ребенок. Их убрать несложно.
Люси тоже не спала. Она прислушивалась. Звуков вокруг предостаточно, целый оркестр: снаружи дождь барабанит по крыше, на чердаке воет ветер, море и берег крутятся в бешеном танце. Старенький дом тоже издает звуки, треща по швам при сильных порывах ветра. Внутри в комнате можно слышать ровное сопение Дэвида, впрочем, не переходящее в храп, ибо он принял сегодня двойную дозу лекарства; частое глубокое дыхание Джо, который спит на раскладушке у дальней стены.
Не могу уснуть из-за звуков, подумала Люси. Нет, ложь. Кого я пытаюсь обмануть? В ее ночном бдении виноват только Генри, который смотрел на ее тело в ванной; мягко касался руками, перевязывая палец. Сейчас он лежит в соседней комнате и крепко спит. Спит ли?
Он не рассказывал о себе много. Ясно лишь то, что Генри не женат. Она не знала, откуда он родом, по акценту догадаться трудно. Чем занимается? Скорее всего, зубной врач или солдат. Он не такой скучный, как все адвокаты, слишком умный для журналиста, явно не доктор, тот бы не смог скрывать свою профессию более пяти минут. Для барристера недостаточно богатый, для актера слишком скромный. Наверное, все же военнослужащий.
Живет один? Или с матерью? А может, с женщиной? Как одевается, когда не на рыбалке? Есть у него машина? Да, вероятно есть, и водит он очень быстро.
При мысли о машине опять перед глазами встала авария, она до боли сжала глаза, чтобы прогнать кошмар. Надо переключиться, подумать о чем-то другом.
Люси снова вспомнила о Генри и наконец поняла: она хочет, чтобы он стал ее любовником.
Слишком смелая мысль для женщины. Женщина встречает мужчину, он начинает ей нравиться, она хочет его получше узнать, в итоге влюбляется, но физическое влечение, желание и даже потребность еще не возникают, не приходят сразу, если только это не… отклонение, если женщина нормальна.
Нелепо получается. Ей бы надо хотеть мужа, а не первого встречного мужика. Она не проститутка.
А все равно, как ни говори, помечтать приятно. Дэвид и Джо спят. Можно спокойно встать с кровати, пойти по коридору, войти в его комнату и тихонько лечь рядом…
Что, собственно, останавливает? Характер? Происхождение? Воспитание?
Раз уж она готова к этому, то лучше всего с Генри. Он мягкий, нежный, деликатный и не станет презирать ее за то, что она сама предложила себя, словно шлюха из Сохо.
Люси перевернулась на другой бок. Почему она решила, что Генри не будет ее презирать? Он находится в доме лишь один день, да и то почти постоянно в кровати.
Неплохо бы, чтобы он снова увидел ее обнаженной. Интересно еще раз понаблюдать, как на его лице удивление сменяется восхищением. Она почувствует его руки, они будут ее ласкать, гладить по всему телу.
Люси знала возможности своего тела. Она заметила, что лежит почти мокрая, рука потянулась к клитору. Стоп, не надо, не сейчас.
Ноги чуть раздвинулись, в груди что-то жгло. Нет, довольно, мне надо спать… спать…
Закончить мысль Люси так и не смогла. Она выскользнула из постели, быстро направилась к двери.
Фабер услышал шаги в коридоре, среагировал мгновенно. Никаких посторонних мыслей. Только безопасность. Он осторожно спустил ноги на пол, поднялся с кровати, неслышно подошел к окну и встал в темном углу, зажав стилет в правой руке.
Он услышал, как открылась дверь и кто-то вошел в комнату; щелкнул замок. Кто это? Если убийца, то почему не оставил дверь открытой, чтобы быстро исчезнуть, да и какой убийца здесь, на глухом острове?
Никаких случайностей. Береженого Бог бережет. Ветер на секунду стих, он услышал приглушенное дыхание рядом с кроватью, затем какой-то тихий возглас… Фабер прыгнул.
Он повалил пришельца на кровать лицом вниз, нож приставлен к горлу, колено упирается в спину, но тут догадался, что пришелец – женщина, и не просто женщина, а Люси. Фабер ослабил хватку, отошел к тумбочке и включил ночную лампу.
При тусклом свете ее лицо казалось бледным.
Фабер спрятал нож.
– Извините, ради Бога, – прошептал он. – Я…
Не вставая с кровати, она легла на спину, удивленно ощупала то место на шее, где ее душили. Жутко, но какая у него отменная реакция, какой быстрый мужчина. Люси захихикала.
– Я думал, это грабитель, – сказал Фабер, заранее зная, что его слова прозвучат нелепо.
– Откуда здесь грабитель, как вы считаете? – На ее щеки вернулся румянец.
Люси лежала в свободной старомодной фланелевой сорочке до пят. Ее темно-рыжие волосы разметались у него на подушке. Глаза казались очень большими, губы – влажными.
– Вы восхитительны, – прошептал Фабер.
Люси закрыла глаза.
Он наклонился к ней, поцеловал прямо в губы. Она ответила на его поцелуй. Кончиками пальцев он нежно касался ее шеи, ушей.
Фабер хотел ласкать Люси еще и еще, но понял, что ее время ограничено. Прижимаясь к нему всем телом, она просунула руки ему под пижаму и еле слышно застонала, дыхание ее было прерывистым.
Не отрываясь от ее губ, Фабер нащупал рукой выключатель, потушил лампу. На секунду он приподнялся, стащил с себя пижаму. Быстро и незаметно для нее он сорвал с груди кассету с пленкой, не обращая внимания на боль от прилипшего к коже пластыря. Кассета неслышно упала на пол, ногой он задвинул ее глубоко под кровать. Ремешок со стилетом запихнул туда же.
Фабер резко задрал вверх ее длинную сорочку.
– Ну, давай же быстрее, – прошептала Люси и почувствовала тяжесть опускающегося на нее тела Генри.
Странно, но потом она не чувствовала себя ни капельки виноватой – только удовлетворение и приятная нега после оргазма. Наконец, ей удалось получить то, чего она так долго хотела. Люси лежала на спине, глаза закрыты, рука гладит жесткие волосы на его шее, каждое прикосновение доставляет удовольствие.
– Дорогой, прости, я так торопилась…
– Помолчи, не надо слов…
– Ты еще не кончил?
– Нет, молчи, хочу тебя.
Он плавно соскользнул вниз между ее бедер, начал целовать живот, лаская его языком. Боже, как приятно, подумала она. Его рот пошел еще ниже. Нет, невозможно, он не станет делать этого там… ой… Фабер не просто целовал ее, он вовсю сосал клитор, захватывая губами лобок. Люси была в шоке, она не чувствовала своего тела, вокруг все кружилось, уплывало далеко-далеко… И только после этого он вошел в нее. Люси задрожала, ощущая его орган, внутри все горело. Наступило блаженство, ни о каком контроле теперь не могло быть и речи, ноги взмыли вверх, бедра ритмично двигались, она стонала, терлась о его щеки, нос, лоб, полностью поглощенная захлестнувшей ее звериной страстью. Ритм движений становился быстрее, рот широко открылся, сейчас раздастся крик… но в этот момент он зажал ей рот рукой. Оргазм пришел внезапно, поглотил волной все тело, крик потух в горле.
На какое-то время она отключилась. Люси смутно чувствовала, что он по-прежнему лежит у нее между ног, нежно треплет губами бедро, трется о него колючей щекой.
В полной тишине прозвучали слова:
– Вот теперь я понимаю Лоуренса.
Он поднял голову.
– О чем это ты?
– Не думала, что может быть так приятно. Было просто чудесно.
– Почему было?
– Неужели ты можешь еще? Я уже выдохлась.
Фабер поменял позицию, приподнялся, встал на колени возле ее грудей. Только сейчас она поняла, чего он хочет, и во второй раз ощутила шок… его орган такой большой, упругий… А почему нет? Ведь она сама этого хочет… хочет взять в рот его плоть. Люси приподняла голову с подушки, дотянулась к его животу губами… он застонал от экстаза.
Генри придерживал ей голову руками, задавал ритм, тяжело дышал… Люси посмотрела вверх, ему в лицо. Он дрожал и буквально пожирал ее глазами, опьяневший от того, что она делала губами. На секунду Люси подумала о том, что произойдет, когда он кончит. К черту! Ради огромного удовольствия, которое доставляет ей Генри, можно плюнуть на многое, в постели каждый сам себе хозяин, все нормы относительны.
Впрочем, мимолетное смущение оказалось напрасным. В момент, когда не оставалось сомнений, что произойдет неизбежное, когда, казалось, он перестал себя контролировать, Генри внезапно отпрянул, опустился вниз и снова вошел в нее. Сейчас ритм замедлился. Глубокое проникновение, вращение, боковые движения заставляли ее трепетать все сильнее. В такт движениям он сжимал руками ее ягодицы, Люси чувствовала себя самкой в безудержной власти самца. Увидев его лицо, дышащее страстью, Люси поняла, что он вот-вот кончит. Это до крайности возбудило ее, согнутые в коленях ноги поднялись вверх, обхватили его бедра. Она слилась с мужским телом, сжала его плоть, содрогаясь при каждом новом толчке… Оргазм пришел к ним одновременно.
Уставшие, они лежали на постели без движения. Люси ощущала, как по телу разливается тепло, такого она еще не испытывала. Когда его дыхание стало ровным, она услышала шум моря за окнами. Генри по-прежнему лежал на ней, но она и не хотела, чтобы он вставал – ей нравилось чувствовать тяжесть мужского тела, сладкий запах пота. Иногда он поднимал голову, нежно терся губами о ее щеку.
Да, этот мужчина умеет делать женщину счастливой. Генри понимает ее тело даже больше, чем она сама. Он прекрасно сложен – широкие плечи, мускулы, узкие талия и бедра, длинные волосатые ноги, кажется, есть шрамы. Сильный, нежный, красивый… словом, великолепный любовник. И тем не менее, она бы в него никогда не влюбилась, не убежала с ним, не вышла замуж. Что-то сквозит в нем жесткое, холодное – возможно, реакция на ее появление днем в детской – туманные объяснения, отсутствующий взгляд, будто он все время думает о своем. Нет, такого просто надо держать под рукой и использовать его мужские качества, только когда становится невмоготу, как глоток воды для утоления жажды.
Помимо всего прочего, он скоро уедет, они расстанутся навсегда.
Люси пошевелилась, и он моментально спрыгнул с нее, лег рядом навзничь. Она облокотилась головой на руку, взглянула на его тело. Действительно, есть шрамы – длинный на груди и небольшая отметка в форме звездочки – может, ожог – на бедре. Люси погладила волосы на его груди.
– Наверное, леди не должна говорить так, но все же спасибо тебе.
Он тронул рукой ее щеку, улыбнулся.
– Ты настоящая леди, правда.
– Дорогой, ты сам не знаешь, что сделал со мной…
Генри приложил палец к ее губам.
– Знаю, прекрасно знаю.
Она игриво укусила его за палец, положила тяжелую ладонь себе на грудь. Он теребил ее сосок.
– Генри, пожалуйста, сделай мне еще.
– Не думаю, что смогу сейчас.
И все же Генри смог.
Через несколько часов после рассвета Люси ушла от него. В соседней спальне послышались шорохи, она внезапно вспомнила, что рядом муж и сын. Фабер хотел уже сказать ей, что ничего не случится, наплевать, что думает или даже узнает муж, но промолчал. Люси поцеловала его в последний раз, встала, быстро разгладила руками скомканную сорочку и вышла.
Он внимательно, с любовью наблюдал за ней. Да, определенно неординарная женщина, думал Фабер. Он лежал на спине, смотрел в потолок. Такая наивная, неопытная и такая способная. С ней хорошо. Я бы, наверное, мог влюбиться в нее.
Он встал, достал нож и пленку из-под кровати. Что теперь с ними делать, где хранить? Держать при себе больше нельзя, он может захотеть женщину днем… В итоге Фабер решил оставить хотя бы нож, он настолько уже привык к нему, словно это был предмет одежды, без которого чувствуешь себя раздетым. Что касается кассеты с пленкой, то он положил ее сверху на комод, прикрыл документами и бумажником. Конечно, нарушаются все правила, но это его последнее задание, да и обидно упускать такую женщину. Хорошо, предположим, что она или ее муж увидят снимки, что они поймут? А если и поймут, то что смогут сделать на заброшенном острове?
Он лег на кровать, но через некоторое время снова встал. Нет, профессиональное чутье подсказывает, что так нельзя, слишком рискованно. Фабер положил кассету и документы в карман куртки. Так будет лучше.
Он услышал голос ребенка, шаги Люси, спускающейся по лестнице, затем Дэвид поволок свое искалеченное тело в ванную. Придется встать и позавтракать с ними. Ну и ладно. Спать все равно расхотелось.
Он постоял у окна, наблюдая, как дождь барабанит по стеклу, потом услышал, что дверь в ванной открылась. Фабер набросил на себя пижаму, пошел бриться. Никого не спрашивая, он взял бритву Дэвида.
Теперь это уже не имело никакого значения.
24
С самого начала Эрвин Роммель был уверен, что поссорится с Хайнцем Гудерианом.
Генерал Гудериан являлся типичным представителем прусских офицеров-аристократов, которых Роммель ненавидел. Он его хорошо знал. Они оба начинали с должности командира егерского батальона, затем встречались во время вторжения в Польшу. Когда Роммеля отозвали из Африки, он рекомендовал Ставке, чтобы его преемником стал Гудериан, ибо уже чувствовал, что кампания в Африке проиграна, однако маневр не удался по единственной причине, что Гудериан был не в фаворе у Гитлера. Предложение Роммеля сразу отвергли.
Роммель считал Гудериана чистоплюем, который пьет пиво в мужском клубе и при этом обязательно подкладывает себе на колени шелковый носовой платок. Он стал офицером, потому что это было заранее уготовано ему судьбой – отец военный, богач-дедушка… Роммель, сын простого школьного учителя, поднявшийся за четыре года от подполковника до фельдмаршала, ненавидел военную династическую касту, к которой никогда не принадлежал.
Сейчас он смотрел через стол на генерала, посасывающего бренди, реквизированное у французских Ротшильдов. Гудериан и сидевший с ним рядом генерал фон Гейер прибыли в штаб Роммеля, расположенный в Ля-Рош-Гийон (Северная Франция), чтобы указать, как расположить вверенные ему войска. Подобные визиты обычно приводили Роммеля в бешенство. В его представлении Генеральный штаб нужен для того, чтобы снабжать войска надежной развединформапией и обеспечивать снабжение, но он знал по своему печальному опыту в Африке, что штаб не справляется ни с тем, ни с другим.
Гудериан носил светлые, коротко подстриженные усы. Уголки глаз сморщены; кажется, он все время гримасничает. Высокий стройный Гудериан не идет ни в какое сравнение с маленьким некрасивым лысоватым человечком – так Роммель думал о себе. Казалось, Гудериан абсолютно спокоен а каждый немецкий генерал, который сохраняет невозмутимое спокойствие на данном этапе войны, по мнению Роммеля, полный кретин. И то, что он, Роммель, ест с ними французскую телятину, запивая ее отборным вином с юга, еще ровно ничего не значит.
Роммель наблюдал из открытого окна, как во дворе с лип стекают капли дождя, ждал, пока Гудериан начнет дискуссию. Когда генерал наконец заговорил, стало ясно, что он специально выдерживал долгую паузу, чтобы все обдумать и подойти к вопросу издалека.
– В Турции, – начал он, – английские Девятая и Десятая армии совместно с турками концентрируют силы на границе с Грецией. В Югославии наращивают активность партизаны. Французские войска в Алжире готовятся высадиться на Ривьере. Есть данные, что русские планируют высадить морской десант в Швеции. В Италии союзники практически готовы к наступлению на Рим. Имеются и другие сигналы – на Крите похитили генерала, в Лионе убили офицера разведки, в Роде напали на радиолокационный пункт, в Афинах, в результате диверсии, потерпел аварию военный самолет. Кроме того, мы имеем рейд коммандос в Сагваге, взрыв на фабрике по выработке кислорода в Булони. Поезд сошел с рельсов в Арденнах, склад с бензином загорелся в Буссене… этот список можно было бы продолжать бесконечно. В целом картина представляется достаточно ясной. На оккупированных территориях кругом измена и саботаж, на наших границах заметна подготовка к широкомасштабному вторжению. Никто не сомневается, что этим летом мы столкнемся с крупным наступлением союзников. Сейчас противник старательно пытается сбить нас с толку, повышая свою активность на различных участках, чтобы застать наши войска врасплох.
Гудериан замолчал. Роммеля разозлила эта лекция, которую ему прочитали учительским тоном, словно мальчишке. Он воспользовался паузой, чтобы вступить в разговор.
– Все правильно. Вот для этого, собственно, и нужен Генеральный штаб – анализировать поступающую информацию, оценивать действия противника, предугадывать его будущие шаги.
Генерал снисходительно улыбнулся.
– И все-таки большей частью это лишь гадание на кофейной гуще. У вас, безусловно, я уверен, есть свое мнение на тот счет, где начнется вторжение. У нас у всех есть свои соображения. Поэтому, вырабатывая стратегию, необходимо учитывать самые различные мнения.
Роммель почувствовал, что с этим трудно спорить, и решил пока подождать открыто высказывать свои возражения.
– Под вашим командованием находятся четыре бронетанковые дивизии, – продолжил Гудериан. – 2-я танковая в Амьене, 11-я в Руане, 21-я в Канне и 2-я дивизия СС в Тулузе. Генерал фон Гейер уже предлагал вам отвести их все от побережья подальше в глубь страны, чтобы иметь возможность быстро нанести мощный ответный удар. Здесь все ясно, как день. Однако вы не только проигнорировали предложение фон Гейера, но и переместили 21-ю ближе к атлантическому побережью…
– То же самое я собираюсь немедленно сделать и с остальными, – вспылил Роммель. – Когда ваши подчиненные там в штабе научатся по-настоящему мыслить? Союзники, имея превосходство в самолетах, полностью контролируют воздушное пространство. Как только начнется вторжение, они будут усиленно бомбить, поэтому любое сколь-нибудь крупное продвижение бронетехники станет невозможным. Если танки, которые вы так бережете, в момент вторжения окажутся в Париже, они так там и останутся, пока союзники не войдут в Триумфальную арку. Я знаю это по собственному опыту, со мной уже дважды проделывали такие штучки. – Роммель на секунду остановился, чтобы набрать воздуха. – Сделать из наших танков и бронемашин мобильный резерв – значит погубить технику. Никакого контрудара не будет. Противника необходимо встретить огнем прямо на побережье, где он наиболее уязвим, и сбросить назад в море. – Краска залила ему лицо, он стал разъяснять свою оборонную стратегию: – Я создал под водой значительное количество заграждений, укрепил побережье, соорудил минные поля и держу под контролем каждую лужайку, где могли бы выбросить десант с воздуха. Всем моим войскам отдан приказ окапываться. Мои бронетанковые дивизии должны находиться на побережье. Стратегический резерв во Франции надо передислоцировать. Девятую и десятую дивизии СС срочно отозвать с Восточного фронта. Вся стратегия должна быть направлена на то, чтобы не дать противнику возможность укрепиться. Если только ему это удастся, можно считать, что сражение за Францию проиграно, а может быть… и война в целом.
Гудериан от волнения наклонился вперед, глаза сощурены, на лице презрительная улыбка.
– Вы что, хотите, чтобы мы защищали все побережье в Европе, начиная с Северной Норвегии и кончая Римом? А где взять такое количество войск?
– Об этом нужно было думать в 1938 году, – процедил сквозь зубы Роммель.
В комнате воцарилась тишина. Никто не рискнул комментировать крамольные слова фельдмаршала.
Наконец фон Гейер решил разрядить обстановку.
– Фельдмаршал, где по-вашему начнется вторжение?
Роммель ждал данного вопроса.
– До недавнего времени я считал, что это будет Па-де-Кале. Однако в последний раз на совещании у фюрера я был поражен его доводами в пользу Нормандии. Меня поражают его чутье, интуиция. Поэтому сейчас я твердо убежден, что наши танки нужно разместить в первую очередь на побережье в Нормандии и, наверное, одну дивизию у устья Соммы, естественно, обеспечив ей поддержку с тыла.
Гудериан покачал головой.
– Нет, нет, это слишком рискованно.
– Учтите, я буду отстаивать свою позицию у фюрера.