Игольное ушко Фоллетт Кен
– Возможно, получил ранение в схватке с патрульными, – предположил Блогс.
– Где находится больница? – спросил Терри.
– В пяти минутах ходьбы от Юстонского вокзала, – ответил Годлиман. – Поезда оттуда идут в Холихед, Ливерпуль, Глазго… из всех этих мест можно паромом добраться в Ирландию.
– Точно, из Ливерпуля он наверняка попадет в Белфаст, – сказал Блогс. – Затем на машине через Ирландию к побережью, а в океане его уже ждет подводная лодка. Он не воспользуется вариантом Холихед – Дублин из-за паспортного контроля, а отправляться через Ливерпуль дальше в Глазго не имеет смысла.
– Фред, сходи-ка ты на вокзал, покажи там фотографию Фабера, может, кто-нибудь видел, как он садился в поезд. Я соединюсь с администрацией вокзала, чтобы тебя ждали. Да, и узнай, какие поезда ушли сегодня где-то с половины одиннадцатого.
Блогс надел плащ и шляпу.
– Иду, уже в пути.
Годлиман снял телефонную трубку.
– Это ты верно заметил, мы действительно уже в пути.
На Юстонском вокзале было много народу. Раньше вокзал закрывался на ночь где-то в полночь, но во время войны нередко случались такие задержки в отправлении составов, что поезда, которые должны были отправиться вечером, утром следующего дня все еще стояли на перроне. Вокзал предстал перед Блогсом заваленным чемоданами, саквояжами, сумками, на вещах спали пассажиры.
Блогс показал фото трем полицейским. Никто из них Фабера не опознал. Он опросил десять носильщиков – тоже безрезультатно. Подошел к каждой стойке билетного контроля. Видимо, он настолько всем надоел, что один из контролеров даже огрызнулся:
– Мы ведь смотрим на билет, а не на лицо.
С пассажирами тоже ничего не получилось. Фабера никто не видел. Расстроенный, он подошел к билетным кассам и показал фото служащим.
Толстый лысый железнодорожник с плохо подогнанными коронками во рту узнал фото.
– Видите ли, у меня есть своего рода игра, – сообщил он Блогсу. – Я пытаюсь определить, почему тот или иной человек садится в поезд. Например, черный галстук, скорее всего, означает похороны; грязные ботинки – наверное, фермер едет домой; бывают шарф со знаком определенного колледжа или белая отметина от обручального кольца на пальце у женщины. Вы понимаете, что я имею в виду? В любом можно отметить про себя что-то такое, а затем выдумать целую историю. Знаете, работа у нас довольно скучная, сидеть в кассе надоедает… только не подумайте, что я жалуюсь.
– Хорошо. Что вы отметили в этом человеке? – перебил его Блогс.
– Ничего. Странно, но ровным счетом ничего, как будто он специально хотел выглядеть неприметным, даже не знаю, как вам все объяснить…
– Нет, нет, я прекрасно понимаю. Теперь прошу сосредоточиться. Помните, куда он брал билет?
– Помню, – ответил толстяк. – В Инвернесс.
– Это еще не значит, что он едет именно туда, – сказал Годлиман. – Фабер профессионал, отлично понимает, что мы можем опрашивать людей на вокзалах. Полагаю, агент сознательно взял билет не в тот пункт. – Годлиман посмотрел на часы. – Скорее всего, он уехал на поезде, который отошел в 11.45. Поезд тащится сейчас в Стаффорд. Я связался с железнодорожниками, они дали команду, в общем, поезд остановится около Кру. Кроме того, удалось договориться насчет самолета. Вы двое вылетите сейчас спецрейсом в Стокон-Трент.
– Паркин, твое дело попасть в поезд, когда он остановится, не доезжая Кру. Мы оденем тебя в форму контролера, ты будешь заглядывать в каждый билет – и, естественно, в каждое лицо – на этом поезде. Как только заметишь Фабера, оставайся рядом с ним.
– Ты, Блогс, будешь ждать в Кру у билетного контроля на случай, если Фабер решит выйти там. Но он этого, конечно, не сделает. Твоя задача – как только ты поймешь, что его нет, немедленно вскочить в поезд, в Ливерпуле выйти первым, ждать Паркина и Фабера на билетном контроле. Там тебе помогут ребята из местной полиции, ты получишь столько людей, сколько потребуется.
– Все это очень хорошо, но только в том случае, если он меня не узнает, – сказал Паркин. – Что, если он помнит меня еще с Хайгейт?
Годлиман открыл ящик своего стола, вынул пистолет, протянул Паркину.
– Если Фабер тебя узнает, застрели его.
Паркин молча спрятал оружие в карман.
– Вы уже слышали, что сказал полковник Терри. От себя могу добавить только одно: если мы не поймаем этого человека, высадка в Европе будет отложена, возможно, на год. Год – большой срок, всякое может случиться. Не исключено, что баланс сил изменится не в нашу пользу. Подходящего случая может уже и не быть.
– Мы даже приблизительно не знаем, сколько времени осталось до высадки? – спросил Блогс.
Годлиман на минуту задумался, но затем, видимо, решил, что его люди вправе знать то немногое, что было известно ему, ведь должен же он доверять тем, кому предстояла встреча с противником один на один.
– Я знаю лишь то, что это вопрос нескольких недель.
– Значит, июнь, – сказал Паркин.
Зазвонил телефон. Годлиман снял трубку, молчал, внимательно слушал. Потом увидел, что Паркин с Блогсом еще в комнате.
– Машина у подъезда.
Они встали.
– Задержитесь на секунду.
Они тихо стояли и смотрели на профессора. Годлиман отвечал кому-то коротко, четко.
– Да, сэр. Конечно. Обязательно. Всего доброго, сэр.
Хорошо зная Годлимана, Блогс и думать не мог, что его начальник может называть кого-то сэром.
– Кто это был?
– Черчилль.
– Что он сказал? – спросил пораженный Паркин.
– Он желает вам удачи, и да благословит вас Бог.
15
В вагоне был очень темно, но никто не унывал. Фабер слышал шутки типа: «Уберите руку с моего колена. Нет, не вы, вот вы». Англичанам нравится шутить, они не расстаются с юмором даже тогда, когда дела идут плохо. Вот сейчас, например, их дороги в ужасном состоянии, однако никто не ноет, все понимают почему. Что касается Фабера, то ему нравилась темнота, она помогала ему оставаться незаметным.
В вагоне пели. Песню затянули три солдата, стоявшие в коридоре, затем к ним присоединились остальные пассажиры. Спели «Журчи и пой, как котелок», «Всегда жива моя Британия», «Весь Глазго – мой», «Земля отцов», «Сейчас уж мало где бываю» – это были разные песни, разных жанров, но пели их все.
Прогудел сигнал воздушной тревоги, поезд замедлил скорость до тридцати миль в час. По инструкции пассажиры должны лечь на пол, но места не хватало. Молодой женский голос громко произнес:
– Ой, Господи, боюсь.
Ей ответил парень на кокни:
– Брось, милашка, ты на лучшем месте, в безопасности – нам самое главное двигаться, тогда немец не попадет.
В вагоне раздался хохот, похоже, никто не боялся. Какой-то дядька открыл чемодан и угощал всех домашними бутербродами с яйцом.
Ехавший рядом матрос сказал:
– Неплохо бы сыграть в карты.
– Как же играть в темноте? – спросили его.
– На ощупь. У Гарри все карты крапленые.
Где-то в четыре утра поезд неожиданно остановился. Один из пассажиров – наверное, тот, что раздавал бутерброды, – произнес на хорошем английском:
– Похоже, мы уже рядом с Кру.
– Зная нынешние дороги, мы с таким же успехом можем быть в любом месте от Болтона до Борнмута, – ответили на кокни.
Состав вздрогнул и тронулся, все обрадовались. Где же привычный англичанин, которого мы видим на карикатурах, – хладнокровный, степенный, где снобизм, самомнение, подумал Фабер. Определенно не здесь.
Через несколько минут в коридоре раздалось:
– Приготовьте билеты, пожалуйста.
Фабер обратил внимание на йоркширский акцент; что ж, сейчас они на севере. Он стал искать в карманах билет.
Фабер занимал угловое место, рядом с дверью, и видел оттуда коридор. Контролер проверял билеты, освещая их фонариком. В тусклом свете Фабер видел его силуэт. Фигура показалась почему-то знакомой.
Он откинулся в кресле и вспомнил кошмарный сон: «Этот билет вам дали в Абвере». Фабер улыбнулся.
Однако улыбка на его лице держалась недолго, чутье подсказывало, что нужно быть настороже. Поезд сделал странную, неожиданную остановку. Довольно быстро в коридоре возник контролер, профиль казался удивительно знакомым… Может, все это и ерунда, но Фаберу удалось так долго уцелеть только потому, что он обращал внимание на все, в том числе на ерунду. Он снова выглянул в коридор – контролер исчез в одном из купе.
Поезд вскоре остановился – все были уверены, что это Кру. Впрочем, стоянка оказалась короткой, состав тронулся.
Фабер бросил еще один взгляд на контролера и сразу вспомнил. Конечно же, тот дом на Хайгейт. Юноша из Йоркшира, который хотел попасть в армию.
Фабер внимательно наблюдал за ним. Контролер не просто проверял билеты, он водил лучом фонарика по лицам пассажиров.
Нет, говорил себе Фабер, соберись и подумай, в таких делах не надо спешить. Как они могли напасть на его след? Они не смогли выяснить, куда он точно едет, нашли одного из тех немногих, кто знал его в лицо, переодели его контролером и подсадили сюда – и все это очень быстро…
Паркин. Правильно, его зовут Билли Паркин. Сейчас он уже совсем не тот, заматерел, выглядит взрослым. Вот он, кажется, идет.
А может, просто кто-то похожий? Допустим, старший брат? Может, случайное совпадение?
Паркин зашел в соседнее купе. Времени почти не оставалось.
Фабер предположил самое худшее и стал действовать соответствующим образом.
Он встал, вышел из купе, пошел по коридору, пропихиваясь на пути в туалет сквозь людей, переступая через мешки, чемоданы, сумки. Туалет был свободен. Он вошел и закрылся изнутри.
Фабер только оттягивал время – даже глупые железнодорожные контролеры и те не забывали проверить туалеты. Он сел на сиденье и стал думать, как выбраться из столь сложного положения, в которое попал. Поезд шел на высокой скорости, и выпрыгнуть трудно. Кроме того, могут увидеть, как он прыгает, и, если его действительно ищут, состав остановят.
«Билеты, пожалуйста».
Паркин приближался.
И тут он придумал. Сцепление между вагонами представляло собой крошечный тамбур, что-то вроде гармошки между вагонами, с обоих концов имелись глухие двери, чтобы в вагонах не был так сильно слышен шум колес, лязг тормозов. Фабер тихо вышел из туалета, прошел в конец вагона, открыл дверь, попал в «гармошку», осторожно прикрыл за собой дверь.
Там гулял ветер, было жутко холодно и шумно. Фабер сел на пол, свернулся клубком, опустил голову, притворился спящим. Здесь мог спать только мертвый, но шла война, в поездах царила полная неразбериха, самое странное вчера казалось обычным сегодня. Он старался унять дрожь.
Дверь сзади открылась, голос над ухом произнес:
– Билеты, пожалуйста.
Фабер не двигался. Он услышал скрип закрываемой двери.
– Вставай, спящая красавица. – Нет сомнений, перед ним стоял Паркин.
Фабер медленно пошевелился, поднялся на ноги, оказавшись спиной к Паркину. Когда он резко развернулся, в руках у него был стилет. Он придавил Паркина к двери, прижал острие к его горлу и пробурчал:
– Веди себя тихо, или я убью тебя.
Левой рукой он взял у Паркина фонарь и осветил его лицо. Казалось, парень не слишком испугался, оказавшись в такой ситуации.
– Так-так, передо мной мой старый знакомый Билли Паркин, который так хотел попасть в армию, а в итоге надел форму железнодорожника. Ну что ж, какая-никакая, все равно форма, ты получил свое.
– Вы? – только и смог вымолвить Паркин.
– Сам знаешь, что я, кто же еще, мальчик Билли. Ты ведь именно меня здесь ищешь, правда? Зачем? – Фабер старался говорить пострашнее, как матерый уголовник.
– А почему я собственно должен вас искать? Я что, полицейский?
Фабер театрально поиграл ножом в руке.
– Ну-ну, не надо врать мне, это небезопасно.
– Я серьезно, мистер Фабер. Отпустите. Клянусь, никому не скажу о нашей встрече.
Фабер засомневался. Или Паркин говорит правду, или перед ним такой же хороший актер, как он сам.
Неожиданно Паркин сделал резкое движение, правой рукой пытаясь достать что-то в темноте. Фабер перехватил его кисть в воздухе и железной хваткой зажал ее. Сначала Паркин сопротивлялся, но Фабер так надавил стилетом, что острие мягко вошло в горло где-то на четверть дюйма. Парень затих. Фабер нащупал карман, куда хотел залезть Паркин, вытащил оттуда пистолет.
– Надо же, какая игрушка. А я, дурак, думал контролеры ходят безоружными. На кого работаешь, Паркин?
– Мы все сейчас носим оружие – из-за темноты на железной дороге полно преступлений.
Паркин, надо отдать ему должное, лгал мастерски, словом, малый находчивый. Вряд ли одними угрозами ему удастся развязать язык.
Удар был внезапным, быстрым и точным. Стилет подпрыгнул в кулаке, пошел вверх. Лезвие вошло на полдюйма точно в левый глаз и тут же вышло обратно.
Фабер плотно перекрыл ему рот рукой. Приглушенный вопль боли и ужаса потонул в шуме колес. Паркин потянулся руками к страшной ране, глаз вытек.
– Побереги свой другой глаз, парень. Так кто твои хозяева?
– Военная разведка… о Боже, не надо, не надо больше, пожалуйста.
– Кто именно? Мензес? Мастерман?
– Боже, как болит, Год… Годлиман, кажется. Правильно, Годлиман.
Годлиман! Фаберу была знакома фамилия, но сейчас не время вспоминать, главное не это.
– Что у вас есть на меня?
– Фотография. Я опознал вас на фото.
– Какая фотография? Говори! Слышишь?
– Спортивная команда… бегуны… с кубком… в армии.
Фабер вспомнил. Черт, где они могли ее выкопать? Кошмарный сон все больше становится явью: у них есть его фото, теперь его лицо будет знать каждый.
Он развернул стилет в сторону правого глаза.
– Как узнали, где я?
– Не надо, не делайте этого, пожалуйста… посольство… перехватили ваше письмо… такси… Юстон – не надо, только не глаз… – Он прикрыл глаза руками..
Проклятье. Этот идиот Франциско… теперь он…
– Продолжай, говори все. Где засада?
– Глазго. Они будут ждать вас в Глазго. Там многие сойдут.
Фаберу больше ничего не нужно. Он опустил стилет напротив живота.
Чтобы как-то отвлечь Паркина, спросил:
– Сколько, говоришь, их будет? – И тут же сильно ударил – под ребро, затем вверх, в область сердца.
В уцелевшем глазе застыл ужас, но парень не умер сразу. Фабер с этим уже сталкивался, поэтому не удивился. Это было недостатком его любимого приема, которым он убивал свои жертвы. Обычно шок от удара стилетом приводит к остановке сердца. Но если сердце здоровое, так получается не всегда – ведь хирурги иногда вынуждены втыкать тонкую иглу в сердце, чтобы сделать инъекцию адреналина. Если сердце бьется, вокруг лезвия образуется дыра – через нее и потечет кровь. В принципе, смерть неизбежна, но наступает чуть позже.
Наконец, тело Паркина обмякло и стало оседать. Фабер прижал его к стене. Что это? Показалось? Странная улыбка промелькнула на лице умирающего – какая-то усмешка, радость, в общем, что-то было не так. Такие нюансы Фабер подмечал. Он по опыту знал, что здесь кроется какой-то смысл.
Он дал телу упасть на пол, сложил его в комок, будто человек уснул, запихал форменную фуражку в дальний угол. Потом вытер кровь с лезвия о брюки убитого, убрал остатки вытекшего глаза. Это была грязная работа.
Затем упрятал стилет обратно в рукав, открыл дверь в вагон, в темноте пробрался в купе.
Когда Фабер уселся на место, сосед спросил:
– Ну ты и задержался в туалете. Там что, очередь?
– Знаешь, съел что-то не то.
– Скорее всего, бутерброд с яйцом. – Сосед рассмеялся.
Фабер думал о Годлимане. Фамилия явно знакомая, он даже смутно представил его: среднего возраста мужчина, в очках, с трубкой, рассеянный вид человека науки… да он и на самом деле профессор.
Теперь Фабер все вспомнил. Первые пару лет в Лондоне у него было мало работы. Война еще не началась, большинство людей думали, что вообще не начнется (в этом плане Фабер был далек от оптимизма). Конечно, кое-что приходилось делать: проверять и вносить изменения в старые карты, которые имелись у Абвера, готовить отчеты об обстановке в стране, основываясь на своих собственных наблюдениях, газетах, но немного. Чтобы заполнить чем-то свободное время, повысить знания английского, освоиться со своей новой ролью, Фабер ходил, осматривал достопримечательности.
Он посетил тогда Кентерберийский кафедральный собор по собственному желанию, просто потому, что ему хотелось его посмотреть, хотя, конечно, о деле помнил – купил серию открыток, на которых с воздуха был запечатлен собор и весь город. Сделал он это специально, для того чтобы впоследствии помочь Люфтваффе. Ну и что, помог? Как с гуся вода – весь 1942 год эти растяпы летали и не смогли ничего сделать.
Целый день Фабер ходил по величественному зданию – рассматривал оставленные на стенах знаки древних мастеров, любовался различными архитектурными стилями, внимательно читал путеводитель, одним словом, бродил, дышал воздухом вековой истории, приобщался к культуре великой страны.
Он очутился в южной аркаде, предназначенной для хора смотрел на глухую стену, нишу в ней. Вдруг он почувствовал, что рядом с ним стоит незнакомый мужчина, старше по возрасту.
– Замечательно, не правда ли? – спросил мужчина.
– О чем вы?
– Посмотрите, вон та стрельчатая арка в аркаде. Странно, ведь все остальные – круглые. Непонятно, почему только она другой формы. Вроде бы эта часть собора потом не достраивалась. Так или иначе, чья-то рука воздвигла здесь эту арку. Интересно, зачем?
Фабер понял его. Действительно, хорошо видна одна стрельчатая арка, выполненная в готическом стиле; она резко выделялась на фоне остальных.
– Может быть, при строительстве собора монахи захотели увидеть, как будут смотреться здесь стрельчатые арки, и архитектор сделал одну специально для них?
Мужчина удивился.
– Надо же, как просто. Мне это и в голову не приходило. Гениальная догадка! Ну конечно же, наверняка причина в этом. Вы историк?
– Нет. Обыкновенный клерк, который иногда читает книги по истории, – рассмеялся Фабер.
– Знаете, некоторые получают докторские степени за такие вот неожиданные гипотезы.
– А вы сами историк?
– Да, должен это признать к своему стыду. – Он протянул руку. – Персиваль Годлиман, всегда к вашим услугам.
Возможно ли, думал Фабер, когда поезд громко стучал колесами по равнинам Ланкашира, что эта невыразительная фигура в твидовом костюме и есть человек, который его раскрыл. Обычно тот, кто так или иначе связан с разведкой, говорит, что он государственный служащий или что-то такое же неопределенное, но историк? Здесь ложь обнаружить довольно легко. Между тем, действительно ходили слухи, что сейчас на Военную разведку работают многие ученые из разных областей знаний. Фабер представлял их молодыми, пылкими, задиристыми, в хорошей форме и, конечно же, умными. Из всего этого у Годлимана был только ум, если только он не стал у них другим человеком.
Фабер видел его еще раз, но только со стороны. После короткой случайной встречи в соборе Фабер как-то обратил внимание на объявление о том, что состоится лекция по истории, посвященная Генриху II и его времени. Лекцию проводил в своем колледже профессор Годлиман. И Фабер пошел, просто так, из любопытства. Лекция поразила его прежде всего профессионализмом, к тому же профессор читал ее живым языком, приводил в пример убедительные факты. Фабер еще раз увидел, как комично выглядит Годлиман – жалкий профессоришка, гарцующий у аналоя, оживленно рассказывает о чем-то любимом и хорошо знакомом, полон энтузиазма и энергии. Одно было ясно, как день – этот человек обладает острым проницательным умом. Итак, именно он раскрыл Иглу. Любитель!
Ну что ж, нет худа без добра. Он неизбежно будет делать ошибки любителя. И одну уже сделал – послал сюда Билли Паркина. Фабер узнал мальчишку. Ему нужно было послать кого-то другого. Правда, Паркин имел лучшие шансы опознать Фабера, но у него не было никакой возможности уцелеть при встрече лицом к лицу. Профессионал бы все это просчитал заранее.
Состав замедлил ход, вздрогнул, остановился, простуженный голос откуда-то с улицы, из громкоговорителя объявил, что они прибыли в Ливерпуль. Фабер тихо выругался: он просто потерял время – надо было не вспоминать Персиваля Годлимана, а вырабатывать план действий.
Перед смертью Паркин сказал, что контрразведка ждет его в Глазго. Почему Глазго? Наверняка в Юстоне сказали, что он взял билет в Инвернесс. И даже если бы англичане догадались, что Инвернесс – просто «утка», все равно скорее ждали бы его здесь, в Ливерпуле – отсюда близко паромом до Ирландии, а там только его и видели.
Фабер терпеть не мог принимать скоропалительных решений.
Однако в любом случае придется сойти с поезда. Он встал, открыл дверь вагона, вышел, пошел в направлении билетного контроля.
Но думал в этот момент Фабер о другом. Что промелькнуло в глазу у Паркина, перед тем, как парень скончался? Нет, не ненависть, не страх, не боль. Это больше походило на… победу, триумф.
Фабер взглянул туда, за стойки, где стояли контролеры, и понял.
Рядом с контролем в плаще и шляпе стоял тот светловолосый тип, «хвост» с Лейкестер-сквер.
Униженный Паркин, умирая от смертельной раны, все-таки обманул Фабера. Засада именно здесь, в Ливерпуле.
Мужчина в плаще ещё не заметил Фабера в толпе. Фабер повернул назад и вошел обратно в вагон. В купе он отодвинул занавеску, выглянул на перрон. «Хвост» явно искал кого-то в толпе выходящих пассажиров, внимательно вглядывался в лица. Он не заметил человека, который сразу отделился от толпы и повернул обратно в вагон.
Фабер видел, как толпа понемногу рассеялась, люди прошли через контроль, и платформа опустела. Мужчина в плаще о чем-то оживленно разговаривал со старшим контролером, тот отрицательно качал головой. Казалось, он задает контролеру какие-то вопросы, а тот не может ответить. Вот мужчина машет кому-то. Появляется офицер полиции, тоже разговаривает с контролером. Подходит кондуктор, за ним человек в штатском – очевидно, кто-то из администрации вокзала.
Машинист с кочегаром слезли с паровоза и подошли к стойкам билетного контроля. Видно было, как они оживленно жестикулируют, пожимают плечами, кивают головами.
Наконец, железнодорожники удалились, всем своим видом показывая полное недоумение. Мужчина в плаще и офицер собрали остальных полицейских, гурьбой пошли по платформе.
Очевидно, намерены обыскать поезд.
Все железнодорожники, включая машиниста и кочегара, отправились в противоположном направлении – без сомнения, попить чайку и поесть бутербродов, пока этот псих пытается перетряхнуть забитый до отказа поезд; что ж, пусть попробует. У Фабера родился план.
Блогс чувствовал, что что-то произошло. Когда Паркина не оказалось среди идущих по платформе пассажиров, он уже знал, что Игла опять ускользнул. Полицейские заходили в вагоны по двое в каждый, а Блогс терялся в догадках, не знал, что и думать об отсутствии Паркина, но был полон самых мрачных предчувствий.
Он поднял воротник плаща и пошел по продуваемой ветром платформе. Блогс страстно хотел поймать Иглу – не только ради успешной высадки в Европе, хотя уже одного этого было предостаточно – он хотел поймать мерзавца ради Перси Годлимана, из-за пяти убитых патрульных, из-за погибшей под обломками Кристины, ради себя самого.
Он посмотрел на часы: четыре. Скоро день. Блогс всю ночь провел на ногах, не ел со вчерашнего утра; до сих пор удавалось как-то держаться на таблетках адреналина. Неудача затеи с засадой – а он был уверен, что засада провалилась, – лишила его энергии и сил. Он вынужден был бороться с усталостью, голодом. Ему постоянно приходилось отгонять от себя мысли о горячей пище и теплой постели.
– Сэр! – Полицейский выглядывал из вагона, махал ему рукой. – Сэр!
Блогс, словно почувствовав неладное, пошел, затем побежал к нему.
– Ну, что?
– Не исключено, там ваш человек, Паркин.
Блогс влез в вагон.
– Что значит не исключено, черт побери?
– Лучше взгляните сами. – Полицейский открыл дверь межвагонной гармошки, посветил туда фонариком.
Да, несомненно, это был Паркин. Он сразу узнал это свернутое в клубок тело на полу в форме железнодорожника. Блогс взял у полицейского фонарь, присел рядом с Паркином, приподнял его.
То, что он увидел, заставило его отпрянуть назад.
– Боже, что с тобой сделали, – с трудом вымолвил Блогс.
– Я так понимаю, это ваш человек? – спросил полицейский.
Блогс кивнул, медленно, тяжело поднялся, стараясь не смотреть на Паркина. Надо опросить всех в этом и следующем вагоне. С каждого, кто что-либо видел или слышал, снять подробные показания отдельно. Хотя, в принципе, это нам мало что дает. Убийца, скорее всего, спрыгнул с поезда, не доезжая до Ливерпуля.
Блогс вернулся на платформу. Все полицейские уже закончили поиск и стояли кружком невдалеке. Он отобрал из них шестерых, которым предстояло заняться опросом пассажиров.
– Выходит, тот тип спрыгнул? – спросил полицейский.
– Почти наверняка. Кстати, вы не забыли, инспектор, проверить туалеты в вагонах и купе кондукторов?
– Нет, конечно. Облазили все – на крыше, под вагонами, в машинном отделении на паровозе, тендер с углем.
Какой-то пассажир сошел с поезда, подошел к ним. Это был маленького роста мужчина, который тяжело сопел – видно, страдал одышкой.
– Извините меня, – начал он.
– Да, сэр? – отозвался инспектор.
– Знаете, я подумал, не ищете ли вы кого?
– А почему вы спрашиваете?
– Да так, я просто думаю, не ищут ли того высокого типа.
– Почему вы об этом спрашиваете?
Блогс с раздражением перебил инспектора.
– Да, ищем высокого мужчину. Быстрее, не тяните.
– Так вот, один такой высокий сошел с поезда, но не на платформу, а спрыгнул прямо на рельсы, на противоположной стороне.
– Когда?
– Минуту-две спустя после прибытия поезда. Он сначала вошел в вагон, затем спрыгнул на другую сторону. У него не было с собой никакого багажа, я сразу посчитал это странным, подумал…
– Вот сука! – выругался инспектор.
– Должно быть, почуял западню, – сказал Блогс. – Но как, каким образом? Меня он в лицо не знает, а ваших людей видеть не мог.
– И все же что-то его насторожило.
– Итак, он выбрался с той стороны, перебежал полотно, добрался до соседней платформы и там уже исчез с вокзала. Как? Его же в любом случае заметили бы?
Инспектор пожал плечами.
– В такие часы обычно здесь мало народа. Даже если его где-то остановили, он вполне мог обмануть, притвориться, что очень торопится и не может стоять в очереди у билетного контроля.
– Вы что, не перекрыли стойки на других платформах?
– Боюсь, я об этом не подумал… хотя погодите, мы можем сейчас обыскать все вокруг, поищем его в городе и, разумеется, возьмем под контроль паромную переправу.
– Да, займитесь этим немедленно.
Но где-то в глубине души Блогс уже знал, что Фабер ушел от них.