Роман с Постскриптумом Пушкова Нина

Президентская печать под ногами (в доме Форда)

Несколько лет назад в заснеженном лесу, в окружении Скалистых гор, в Колорадо, деловые, как и во всем мире, американские риелторы осматривали дом в тысячу квадратных метров. Он был выставлен на продажу. Хозяева хотели получить за него тринадцать миллионов долларов. Дом был не новый, к тому же не такой большой, как у голливудских звезд. И конечно, такие деньги за него никогда бы не запросили, если бы этот дом не имел особой истории. Его строил и первым владельцем был сам президент США.

Риелторы осматривали спальни (их там было семь), столовую, библиотеку, бассейн, и уверена, что когда они уходили, то просто не могли не замереть от величественной красоты, которая открывалась сразу же за дверью. Когда входишь в дом, то картины живой природы, захватывающие дух, остаются за спиной входящего. Ну а когда покидаешь этот дом, открыв дверь, даже не на улицу, а в мир — в горный, вечно переменчивый пейзаж, — вот тут-то и ощущаешь, как происходит чудо! Прямо дух захватывает. Во всяком случае, так было со мной, когда я там оказалась. А было это за двенадцать лет до смерти тридцать восьмого президента США Джеральда Рудольфа Форда. Неожиданно для себя мы оказались у него в гостях. Но обо всем по порядку.

Это был 1994 год. В тот год у Алексея было очень много поездок и выступлений на самых разных международных форумах. И вот в июне, когда уже начались отпуска, он получает предложение принять участие в работе Всемирного форума, организуемого Американским институтом предпринимательства. Это крупный интеллектуальный центр, в котором работали многие известные политики, экономисты, финансисты и банкиры. Их разработки нередко определяли решения президента США. Президент Форд, уже отошедший от власти, возглавлял попечительский совет института.

В гостях у президента Форда с мужем и дочкой Дашей на его ранчо

Америка — такая страна, в которой не принято обращение «бывший». Во всяком случае, к послам, вышедшим на пенсию, или к президентам, завершившим свою политическую карьеру, либо к министру, который уже давно как не министр, все всё равно обращаются «господин посол», «господин президент», «господин министр». Меня, я помню, это очень удивило. То есть нация признает и помнит свой выбор.

Президент Джеральд Форд в 90-х годах задумал создать американский вариант знаменитого европейского Давоса — в маленьком и очаровательном городке Бивер-Крик, где неподалеку находится его собственное ранчо.

На первый форум были приглашены бывшие и действующие главы правительств, министры, капитаны большого бизнеса, эксперты-аналитики. Алексей Пушков, хорошо известный в США как аналитик по публикациям в New York Times, Wall Street Journal и своими докладами для НАТО, оказался на этом мероприятии фактически единственным представителем от России.

К этому году мы уже немало успели поездить по Европе. Но трансатлантическим рейсом Pan American я летела впервые! Нас ждала Америка, и сердце замирало в предвкушении встречи с этой пока далекой землей.

Поскольку приглашение пришло довольно неожиданно, по крайней мере — для нас с дочкой, то собираться пришлось очень быстро. Визы были сделаны за один день, и билеты мы получили сразу же.

Накануне отъезда я помчалась в Подмосковье за дочерью: находящаяся на каникулах Даша тем вечером красила забор у дедушки на даче, а уже утром мы все вместе сели в самолет знаменитой тогда Pan American.

В Нью-Йорк мы прилетели ночью. Разместились в гостинице, оставили вещи, и я в нетерпении потянула мужа:

— Пойдем! Город нас ждет! Пойдем! Это Америка! Надо идти!

Втроем мы вышли на улицу, сверкающую огнями, прошли буквально несколько шагов, и тут я поняла, что по улице передвигаться крайне сложно. Ночной Нью-Йорк встретил нас ураганным, пронизывающим ветром с океана. Он почти сбивал с ног. Навстречу неслись какие-то плакаты, пакеты, летели обувные коробки, ветошь: это неподалеку перевернуло помойку. Мы с дочерью повернулись спиной к ветру, ухватившись за Алексея с обеих сторон. Он единственный из нашей компании был вперед смотрящим.

— Алеша! — силясь перекричать шум ветра, дергала я мужа за рукав. — Это чудовищно! Ведь мы еле двигаемся! Здесь надо за что-то держаться! Я-то думала, что они все придумывают про свои штормы, торнадо, ливни, смывающие все на своем пути.

Действительно, все это напоминало кадры из голливудских фильмов-катастроф. Хотелось немедленно спрятаться от непогоды, хоть в гостиницу возвращайся.

Мы решили свернуть в первую же улицу, где ветер казался не столь сильным, и буквально через сто метров увидели мигающие огни японского ресторана. Когда мы оказались почти у входа, то заметили, как дорогу спешно пересекает одинокая мужская фигура, накрытая с головой плащом.

— Алеша, смотри, это идет Аксенов! — воскликнула я, почти не веря своим глазам.

— Ну откуда здесь Аксенов? Мы же не в Москве, — возразил муж. Мы тогда еще не знали, что популярный в то время писатель перебрался в Америку.

Однако это действительно был Василий Аксенов. И направлялся он в тот же японский ресторан, куда шли и мы.

Укрывшись от шквального ветра в ресторане, мы весело вспоминали кошмар, оставшийся на улице. Аксенов тоже был рад, что встретил соотечественников. Мы обменивались впечатлениями сразу обо всем: и об ураганном ветре, столь несвойственном нашим краям, и о городе с его сверкающими небоскребами, который сразу тебя помещал в другое измерение. И о людях, бродящих по ночному Нью-Йорку, среди которых было много афроамериканцев, латинос — это все был другой человеческий и архитектурный ландшафт. Оказавшись здесь, можно было не сомневаться, что ты не просто за океаном, а может быть, и на другой планете.

Аксенову было любопытно слушать мои первые и свежие впечатления от страны, в которую он вживался. А Алексею интересно было понять, как на «другой планете» чувствует себя русский писатель и чего ему больше всего не хватает здесь, в стране, где есть все.

Ответ Аксенова нас поразил. Он сказал удивительную вещь:

— Вы знаете, в Москве я мог, забыв бумажник с деньгами и правами, спокойно сесть за руль, а не возвращаться домой, особенно если куда-нибудь торопился. Если меня притормаживали, то, когда я выходил из машины, мне доставляло удовольствие смотреть в лицо гаишнику: «Ведь я вас знаю», — как правило, говорило это лицо. А иногда встречались совсем продвинутые гаишники и обращались ко мне сразу по имени-отчеству: «Василий Павлович, вы же Аксенов?» Некоторые из них даже советовали мне, о чем написать следующий роман. Другие делились впечатлениями от новой книги. И я испытывал колоссальное наслаждение от того, что я популярный даже в среде гаишников. — Он смеялся. — А здесь — совсем другое. Здесь меня, кроме эмигрантов (и то не всех), никто не знает. И когда я прихожу читать лекции студентам, я им должен доказать, что я из себя что-то представляю. Мне здесь, пожалуй, очень не хватает наших гаишников, наших начитанных гаишников.

Вечер в джинсовых рубашках и шляпах. Скромное обаяние американских миллионеров

Еще мы говорили об эмигрантах, об их судьбах. Василий Павлович в свою очередь жадно расспрашивал Алексея о жизни в Москве.

— Мне любопытно именно ваше мнение, — признавался он, — потому что эмигранты, как правило, часто сгущают краски, пытаясь оправдать свой выбор. Их оценки зачастую очень субъективны, неверны. За всем этим легко прочитывается их желание еще раз подтвердить себе, что выбор, который они сделали, — правильный. А вообще, эмигрантская жизнь тяжелая: приходится отказываться от многого. Не все могут найти в себе силы начать новую жизнь. Приходится менять представления о себе, отказываться от профессиональных навыков, забыть об образовании, которое ты получил. Для многих трудно освоить новый язык. Так и живут в своем кругу, окруженные проблемами, горечью о содеянном и невозможностью вписаться в новую жизнь.

Вот такой встречей открылась наша американская поездка.

А уже на следующее утро мы улетали в Колорадо. В аэропорту Денвера нас ждал огромный белый лимузин. Это был кадиллак, потому что Америка обожает свои машины. Эта огромная длинная машина стала для меня продолжением Голливуда в моем американском опыте.

Мы ехали по удивительным тоннелям, которые были заполнены красивыми машинами. Дорога то была очень узкая, двусторонняя, где мы резко замедляли движение, то превращалась в широкий хайвей, по которому мы неслись, как мне казалось, с космической скоростью.

Из Денвера мы направились в маленький городок Бивер-Крик. Это переводится как «бобровая заводь». И было трудно себе представить, что это не просто поэтическое сравнение, а вполне себе житейская реальность. Гуляя там позже вдоль реки, я видела много бобров, занятых построением заводей.

Бивер-Крик производил впечатление места, где не бывает грязи. Пейзажи были там столь хороши, что создавали ощущение выстроенного киношного павильона, а воздух был там такой чистый и хрустальный, которым редко подышишь в мегаполисах.

Американцы очень здорово используют свои естественные красоты. Меня, например, поразило джакузи на воздухе, умело вписанное в природный пейзаж. Оно располагалось на лужайке перед отелем. Расслабленно лежащий в джакузи человек, конечно же, завороженно смотрит в открытое небо, на облака, и может не сразу обнаружить, что с противоположной стороны ванны его разглядывает альпийский сурок. Или, как их здесь гордо называют, мармот. Чтобы не спугнуть его, ты лежишь и притворяешься, что ты тоже часть природы, неподвижная, лежащая в булькающей и дымящейся кислородной воде.

Несмотря на то что это маленький горный городок, объединивший когда-то три деревни, в нем находятся высококлассные отели. Нам с мужем дали номер в отеле «Хайятт», а шестнадцатилетнюю дочь Дашу поселили в отдельный номер, соединенный с нашим дубовой дверью. Ее Даша тут же заперла на ключ с обратной стороны, для того чтобы ощутить полную независимость от родителей, и свою взрослость, конечно же.

Место, в котором проходило само мероприятие, тоже напоминало американские фильмы. На взгорье — довольно большая ферма с лошадьми, длинная дорога среди альпийских цветов, уходящая в горы. В долине приятный городок. А между высокими горами и самим городком в живописном месте были расположены рядом несколько гостиниц, где и разместили участников форума.

Среди его гостей был экс-президент Франции Валери Жискар д’Эстен со своей женой. Были также министр торговли США — очаровательная женщина, конгрессмены, экс-канцлер Германии Гельмут Шмидт, другие крупные в прошлом и настоящем политики. Президент Форд пригласил на свой форум нескольких людей, которые были главами государств в ту пору, когда он возглавлял Америку.

Сразу бросалось в глаза, что, несмотря на возраст и серьезную операцию на ноге, он был не по годам подвижный, живой человек.

Французский президент был зажатым и слишком церемонным. Все знали, что он из старинного французского аристократического рода. Он не очень-то располагал к общению. Зато его американский коллега был его полной противоположностью. Он выглядел гораздо моложе своих лет. Высокий, под метр девяносто, а может быть, и выше, загорелый, улыбчивый, без живота, спортивный.

Колорадо. Бивер-Крик. Так выглядит лошадиная ферма

Когда мы подошли к теннисному корту, мистер Форд как раз расчехлял ракетку. Его партнер с тренером отрабатывал подачу.

— Ну что, покидаем? — неожиданно предложил Форд Алексею. — Никогда не играл с журналистом из Москвы.

— Для меня это большая честь, — галантно ответил мой муж.

Я пошла тренироваться у стенки. Успела только заметить, что одна нога у бывшего президента Америки была от середины бедра до икроножной мышцы укутана как бы в муфту. «Может, он так колено бережет», — подумала я.

— Алеша, сколько же ему лет? Пятьдесят пять? Шестьдесят? — спросила я, когда Алексей, поиграв с Фордом, присоединился ко мне.

— Нет, постарше… Может, под семьдесят. Ему бегать тяжело. Да и с ногой что-то. Но вообще, молодец!

Как же мы оба изумились, когда на следующее утро в брошюре об участниках форума мы увидели дату рождения Форда — 14 июля 1913 года! То есть человеку, который бегал по корту с моим сорокалетним мужем, буквально через несколько дней исполнялся восемьдесят один год! Мы никак не могли поверить в этот факт, несколько раз пересчитывали — выходило невероятное — восемьдесят один! А он свеж и бодр! На всех заседаниях выступает, не сбивается, все помнит…

Нас это настолько впечатлило, что мы много говорили о том, что старости нет или она очень далеко, если человек активен. А у нас под ногами бегали непуганые бурундучки и горные сурки.

Дни форума пролетели очень быстро. Организаторы постарались заполнить свободное время между сессиями знакомством с обычаями и пристрастиями американцев. То они приглашали участников на местные фермы, то на длительные конные походы, то на «рафтинг» — спуск на лодках по высокогорным рекам. Алексей с Дашей решили попробовать спуститься.

Мы пришли на инструктаж. Всем желающим там выдавали дутые жилеты и очень толстые шлемы на голову. Я как услышала правила поведения — так сразу же отказалась. Они состоят в том, что если человека выбросит из лодки, то главное — не грести, а плыть по течению, непременно головой вниз, иначе закрутит, а в водоворотах побьет о камни.

— Постарайтесь держаться так, чтобы ноги были наверху, а голова — внизу! — наставлял инструктор. — Вас обязательно выловят. Вы не бойтесь! Просто ждите, пока вас вынесет на спокойное место, и там вас подберут.

Когда я услышала инструкцию подобного рода, я сама себя сняла из этой лодки. И потом, что значит «не грести»? Что значит «доверять реке и лететь вниз головой по реке»? Это было не для меня, с моим нетерпеливым характером. К тому же в моей жизни уже был опыт, когда меня в состоянии клинической смерти доставали со дна реки. Поэтому покорять бурный горный поток Алексей отправился с дочерью, а я пошла по магазинам с целью купить себе вечерний наряд. Вечером президент Форд со своей женой Бетти устраивали заключительный прием у себя на ранчо.

Их дом был не в городке, а на склоне в горах. Нас повезли туда на мини-автобусах. Шаттлы с гостями сновали туда-сюда целый вечер.

В моих дневниковых записях этот вечер описан сплошь в превосходных степенях. Даже сейчас мне это нетрудно понять. Конечно, я помню свое тогдашнее состояние. Ведь 1994 год в нашей стране — это еще неизжитой голодный социализм. Обстановка на улицах, в местах досуга, жизнь в квартирах, в ресторанах, клубах была скромной. И конечно, мне было очень интересно оказаться в доме президента абсолютно другого мира. Глаз поневоле подмечал все подробности, различия в поведении, реакции, проявлениях.

Мне было интересно все и иногда казалось, что я присутствую в Голливуде на съемках грандиозного шоу. Собственно, в определенном смысле, это и было шоу с участием американских звезд и гостей форума.

Как только мы вышли из машины перед домом Бетти и Джеральда Форд, мы сразу оказались в толпе нарядных, улыбающихся всем и одновременно друг другу людей.

Моя новая американская подруга, жена губернатора одного из штатов, несмотря на свой достаточно преклонный возраст, была одета в платье на тоненьких-тонюсеньких бретельках. При этом ее совершенно не смущало, что она открыла руки далеко не первой и даже не второй молодости. На некоторых дамах были меха, несмотря на теплый летний вечер. У кого-то была открыта спина — не длинная полированная спина Наоми Кэмпбелл, а такая реальная, подернутая жирком, с наплывами, женская спина. Глядя на голову, посаженную прямо на плечи, без всякой шеи, я подумала: «У нас бы такое точно прикрыли, не демонстрировали бы всем». А здесь получалось «ну вот уж какая есть, не в этом главное». И было очень много разговоров об истории Бетти Форд. Я сначала не понимала, о чем идет речь. И только потом мне стало ясно, что речь идет о книге хозяйки дома, она называлась «Великое пробуждение Бетти», и о фильме «История Бетти», который был снят позже с ее участием.

Оказывается, жена Форда лечилась от алкоголизма. После поражения мужа на выборах она так переживала, что начала страшно пить и спилась. Потребовалось серьезное лечение и фактическое восстановление личности. Вот об этом все говорили. Об этом она, не стесняясь, рассказывала в книге и верила в то, что это может помочь другим людям с такой же проблемой.

Вот в такой бурной реке, если ты вылетишь из лодки, надо не грести, а ждать, когда тебя выловят

Мне это все было в диковинку. Я примеряла это на нашу страну. Скажем, у нас Наина Ельцина никогда бы не написала о том, как трудно и больно жить с алкоголиком-мужем. А у них — вот тебе, пожалуйста.

Мы все, гости, расходились, разбредались по патио, по лужайкам. Везде были расставлены столы. Это был фуршет с обилием напитков и запахом жаренного на камнях мяса. Но есть не хотелось. По московскому времени это была глубокая ночь. Общение было интереснее. Дом, как бы на возвышенности, сверкал огнями и сообщал атмосферу праздничной приподнятости. После всех разговоров мне очень хотелось познакомиться с женой Форда. А тут еще Даша, которая очень сильно чувствовала восьмичасовую разницу во времени, стала меня теребить:

— Мам, я уже спать хочу. Отправьте меня в гостиницу. Я только поблагодарю хозяйку дома и уеду. Ладно, мам?

— Как же ты ее поблагодаришь, ее еще найти здесь надо. — Мне было приятно, что Даша крепко усвоила правило благодарить хозяев за приглашение.

Дашин дедушка, мой свекор, был дипломатом, и бабушка научила внучку некоторым правилам этикета. В частности, всегда перезванивать и благодарить принимающую сторону за приятно проведенный вечер. Когда она была маленькой, она даже иногда нас контролировала: «Родители, позвоните тем-то. Ведь мы у них вчера были».

Когда у нас возник разговор о намерении дочери отправиться в гостиницу, рядом с нами стоял сын директора Института предпринимательства Крис де Мус-младший. Младшим он был потому, что его отец носил то же имя — Крис де Мус, но с приставкой «старший».

Младшему де Мусу было семнадцать лет. Он заканчивал обучение в колледже и готовился к поступлению в университет. Будучи только на год старше Даши, Крис не выглядел школьником. Он ходил на все заседания и круглые столы, постоянно что-то записывал и производил настолько серьезное впечатление, что однажды я ему сказала:

— Крис, ты, наверное, когда-нибудь будешь президентом США.

На что молодой человек, не восприняв это как шутку, ответил мне серьезно и убежденно:

— Конечно, миссис Пушкова, я буду. Ведь я уже начал готовиться к этому.

На правах знатока этих мест, где он часто бывал с отцом, Крис де Мус-младший опекал Пушкову-младшую. Было видно, что Даша ему нравится, и он хотел понравиться ей. А тут такой повод — блеснуть своим знакомством с женой президента.

— Пойдемте, я только что видел миссис Форд вон там. Крис быстро и ловко двинулся вдоль лужайки, заставленной столами. Я и Даша едва поспевали за ним. Под большим деревом, красиво подсвеченным низкими прожекторами, в окружении двух пар стояла изящная, коротко стриженная женщина. Несмотря на то что ей было уже хорошо за шестьдесят, она была одета в короткое черное платье с открытыми руками. Американское светское восклицание «You do look well!» в моем исполнении звучало не столько как комплимент: «Вы прекрасно выглядите», но как искреннее восхищение обликом женщины, которая по возрастным российским критериям была в глубоком пенсионном возрасте. А значит, выглядеть прекрасно была совершенно не обязана.

Крис де Мус представил меня и Дашу с самым серьезным видом, по-взрослому. В Москве я завершала фильм «Маленькая Голландия большого Петра». Я была продюсером и сценаристом этого фильма. Находясь в Америке, я продолжала работать. И однажды Крис застал меня, переписывающей сценарий.

Когда он спросил меня, что я пишу, то я объяснила, что доделываю сценарий фильма к трехсотлетию Российского флота. О флоте и русском царе Петре — так объяснила я ему сюжет фильма. Он запомнил этот момент. Поэтому, представляя меня миссис Форд, он торжественно назвал мое имя, и профессию, и последнюю работу.

Согласно его рекомендации, я звучала ну как новый Лев Толстой из России. Я не успела даже пошутить по этому поводу, как инициативу перехватила Даша. Одним словом, молодые люди лидировали. И вот уже Даша рассказывала, что она школьница и два дня назад красила забор у дедушки на даче, а тут вдруг Америка, и Скалистые горы в штате Колорадо, и дом президента Форда, и его жена, похожая на балерину…

Даша с блеском демонстрировала свой английский. И когда я была уже готова ее остановить, я вдруг заметила, что глаза жены президента увлажнились от искреннего монолога моей дочери. И она в ответ так же воодушевленно заговорила о том, что еще никогда не общалась с русской девочкой. И что она действительно мечтала в детстве быть балериной и училась в балетной школе. А после смерти своего отца, будучи в Дашином возрасте, она начала танцами зарабатывать на жизнь.

— Один доллар я платила за аренду комнаты, где проводила танцевальные уроки для всех желающих. Один доллар у меня уходил на пианиста. И шесть долларов я отдавала маме. И это были очень приличные деньги, должна вам сказать. Но что же мы стоим здесь? Пойдемте, я покажу вам дом. — И она повела своей красивой рукой в сторону дома, приглашая меня с дочерью последовать за ней.

Обычно в романах пишут: «Дом поразил нас своим великолепием…» В данном же случае, если дом чем и поражал, то скорее необычностью. Это был первый частный дом, который я увидела в Америке. И это был дом президента США — в этом тоже не было сомнений. В просторном холле на мраморном полу была искусно, из разных мраморных пород выложена президентская печать. Я сначала даже не поняла — подумала, что это просто центральный орнамент холла. А так как по-английски я не знала слова «печать», к тому же американский английский совсем по-другому звучит, то многие объяснения Бетти Форд я просто не улавливала. Переспрашивать по многу раз не хотелось и очень много любопытных подробностей просто от меня ускользнуло.

Но осталось ощущение, что орнамент на мраморном полу, менявший свой рисунок в зависимости от ракурса, содержал какую-то тайну. Казалось, что он закрывал что-то важное, сакральное. Что под ним какая-то глубина, как будто другое пространство, отдельное, как вход в другое помещение. Позже, в романах Дэна Брауна, все эти знаки, печати и другие символы находили мистическое, масонское объяснение.

Мы переходили из комнаты в комнату, из одного помещения в другое. Что-то я уточняла у Даши. Бетти оказалась прекрасной и очень живой рассказчицей. При этом она, как фокусник, сначала готовила слушателей в нашем лице к сюрпризам, а затем демонстрировала подтверждение рассказанному.

— Ты ведь знаешь, что президент Форд воевал, — обращалась она немножко как учительница к Даше. — Да, он был морским офицером, получил ранение в ногу. Позже ему отрезали часть ноги, и ему каждый день надо было плавать, чтобы постоянно разрабатывать прооперированный сустав.

«Ах вот оно что, — подумала я. — Вот чем объясняется та «муфта», которую я заметила на ноге Форда на теннисном корте».

— И вот сейчас, — продолжала жена президента, — вы увидите бассейн, в котором мой муж плавает каждый день по полмили.

Она распахнула дверь в новое помещение. Я готовилась увидеть огромный, олимпийский бассейн, но увиденное меня не впечатлило. Чаша бассейна была совсем невелика. Где-то метров десять — двенадцать в длину и метра четыре в ширину.

— Было очень трудно построить этот бассейн, ведь его пробивали в скале. Рабочие страшно уставали. И я очень часто, чтобы побаловать их, привозила с собой барбекю. И однажды на запах мяса из леса к ним заявился медвежонок гризли. Мужчины обрадовались гостю. Угощали его разными лакомствами, подкармливали. И, представьте себе, он к нам зачастил. Я об этом тогда не знала. А в один из моих приездов я его случайно застала и страшно перепугалась. Я предупредила рабочих, что этого делать никак нельзя. Ведь в любой момент может пожаловать его мама — и последствия могут быть самыми неожиданными. Гризли в наших краях просто огромные. Некоторые «мамы» могут быть весом больше полутонны и ростом — метра три с половиной. Представляете, что могла бы наделать такая мама, если бы она заявилась защищать своего детеныша. Рабочие страшно перепугались. Они об этом даже не думали, забавляясь с медвежонком. С тех пор они стали от него закрываться. На несколько дней мы даже прекратили работы, чтобы его отвадить. А мишка еще долго ходил к нашему дому: просился, чтобы его пустили, исцарапал все косяки дверей, требуя свою долю лакомств.

В 81 год президент США был строен и остр умом

Она показала нам опорную деревянную стойку, довольно глубоко и часто процарапанную.

— Вот — напоминание о его визитах, — весело закончила она свой рассказ.

Вообще, меня очень удивляло и впечатляло, как американцы легко приглашают к себе домой. Не просто в гости, на вечер, но и остановиться, пожить какое-то время. У нас, например, наши дома — наши крепости: с заборами, с запорами. У них же, напротив, — очень часто и забора нет. Стоит себе дом на лужайке, виден отовсюду, входные двери наполовину застекленные.

Сразу после окончания форума меня и дочь пригласили к себе в гости на несколько дней Сьюзан и Крис де Мусы. Алексей собирался улетать в Москву, у него заканчивался отпуск. А мы с Дашей получили еще одно неожиданное предложение погостить в Вашингтоне.

Американский дневник

Когда закончилась колорадская феерия и мы выезжали в аэропорт, наша дочь внезапно захотела купить солнечные очки. Как у американцев. Тогда американские подростки носили черные очки а-ля Джон Леннон. Маленькие, кругленькие, с тоненькими дужками.

— У тебя же одни уже есть. — Мне не хотелось терять время.

— Это были очки Криса. Он мне их дал поносить.

— Что же ты раньше не купила?

— Мам, ну это по пути. Прямо у трассы. Вон магазин, видишь?

Мы как раз спускались с холма вниз к главной магистрали, и прямо по пути нашего следования в трехстах метрах от хайвея действительно стоял одноэтажный супермаркет. Со всех сторон он был окружен рекламными щитами, крутящимися кубиками с картинками, а около входа топтались переодетые Микки-Маусом и котом Томом рекламные агенты. Они приветливо махали руками и зазывали прохожих. В июле был самый пик распродаж.

Алексей запротестовал:

— Какие очки, девочки? Мы опоздаем на самолет.

Но я очень хорошо понимала дочь и очень хорошо знала, что в Москве продают и по каким ценам.

— Алеш, на секундочку. Мы быстро. Ты даже не успеешь заметить.

— Пап, это прям при входе. Ну пожалуйста! — Мы выступили тандемом.

Поскольку мы были в большинстве, Алексей уступил. Мы, как нам показалось, быстро нашли нужные очки, вернулись в машину, но Дашиного папу это не успокоило.

— Вас не было пятнадцать минут! Зачем ты их покупала? Ты в них похожа на слепого Пью, — выговаривал он дочери. — Мы можем из-за тебя опоздать.

— Да ладно, Алеш, никуда мы не опоздаем. Здесь быстро. Ты же помнишь, как мы быстро сюда доехали и с какой скоростью?

Не успела я это произнести, как водитель начал тормозить. Более того, я увидела то, что в Москве является нормой, а в Америке я впервые с этим столкнулась, — пробка! На много-много километров. Сердце мое екнуло. А вдруг и вправду опоздаем?

Продвигались мы медленно, иногда в минуту на полкорпуса машины. Водитель сделал предположение, что это авария. Сколько времени мы потеряем, мы не представляли. Я видела, как нервничает Алексей. Даша засовывала поглубже в сумку свои новые очки с расстроенным видом. Даже я, несмотря на весь свой оптимизм, крепко задергалась и начала поддавливать на водителя.

— Давайте перестроимся, — дружелюбно советовала я. — Мне кажется, что правый ряд движется быстрее.

Недалеко от нас раздался вой сирены. Все машины начали прижиматься друг к другу, уступая место приближающейся скорой.

— Поезжайте, поезжайте сразу же за скорой, — советовала я водителю.

— Нет, мэм, я не имею права. Началась выделенная полоса, — было мне ответом.

Мы потеряли в пробке двадцать пять минут. Авария, мимо которой мы проезжали, была не слишком серьезная. Два слегка примятых автомобиля уже были оттащены в сторону. Тем не менее, мигая проблесковыми огнями, стояли пожарные машины, полиция и непонадобившаяся скорая.

В Техасе без шляпы никак нельзя, а то неизвестно, что с неба посыплется

Рядом стояли, похоже, не слишком расстроенные пассажиры обеих машин. Все непринужденно общались друг с другом.

Поток, в котором мы ехали, прибавил скорости. Но у меня сложилось впечатление, что, кроме нас, никто никуда не торопился.

Я все еще надеялась на водителя, как участливые зрители надеются на Брюса Уиллиса. Но он меня все больше разочаровывал и, несмотря на то что был лысым, все меньше становился похож на «крепкого орешка».

На своем несовершенном английском я еще раз сделала попытку убедить его добавить скорости.

— Нет, мэм, здесь ограничение по знакам, — проговорил наш драйвер.

— Что он сказал? — спросила я у мрачного мужа.

— Это тебе не Россия, — сардонически проронил Алексей и посмотрел на меня так красноречиво, что даже ни слова не понимавший по-русски водитель все сообразил.

Но мне все еще верилось, что ничего плохого не может случиться, ведь мы только что общались с Фордом! Совсем недавно был рядом Валери Жискар д’Эстен! Премьеры, министры… И что? Мы опоздаем и не улетим?..

— Будьте добры, позвоните и скажите, чтобы самолет немного задержали, — предложила я водителю. От волнения я стала слишком разговорчивой и пыталась как-то разрядить обстановку в машине.

— Нет, нет. Я не могу никуда позвонить. Все, что я могу сделать, это дотащить ваши вещи до стойки.

Наконец показался аэропорт.

Когда мы подошли к регистрационной стойке и поставили вещи на весы, служащая аэропорта начала впечатывать в компьютер наши имена, фамилии и наклеивать чемоданные бирки. «Слава богу, — подумала я, — успели». Напряжение стало ослабевать.

Вот уже наш багаж по транспортерной ленте поплыл в недра аэропорта. Нам вернули паспорта и чемоданные бирки. Но когда через несколько минут мы подошли к выходу на посадку, служащая аэропорта, проверяющая посадочные талоны, нас огорошила:

— Господа, вы опоздали. Ваши места уже отданы другим пассажирам.

Мне показалось, что я ослышалась.

— Это вы нам?

— Да, мэм. Вы опоздали, и мы были вынуждены отдать ваши места ожидающим.

— Как это — отдать? Разве так можно? А тогда зачем же регистрировали наши вещи?

— Ваши вещи отправятся в Вашингтон и будут ждать вас там.

— Как??? Наши вещи отправить без нас??! — уточняла я, призывая в свидетели всю свою семью и еще веря в то, что я чего-то не поняла.

Поскольку муж отвернулся и смотрел в другую сторону, я терзала Дашу.

— Даш, они что, правда отдали наши места? Это так? И вещи полетят без нас?

— Да, мам, — со слезами на глазах ответила мне дочь, чувствуя себя виновницей разворачивающейся на глазах драмы.

— Смотрите, мэм, — нарушила наше минутное молчание служащая аэропорта. — Самолетов на Вашингтон сегодня больше не будет. Вы сможете переночевать в гостинице недалеко от аэропорта. Вы доедете туда на нашем шаттле. Я сейчас вам оформлю удобный номер. А завтра рано утром вы улетите.

И говорила она все это таким тоном, как будто ничего не произошло!

— Да как же так?! А вещи?! — уже не мигая глядя ей в глаза, драматически воскликнула я. — Наши вещи??! А если они мне понадобятся сегодня вечером? — продолжала я засыпать американку вопросами, но она, похоже, совсем не осознавала чудовищности создавшейся ситуации.

Вся Америка для меня стала постепенно превращаться в кошмар! И в этот самый момент через большие, начисто отмытые окна аэропорта я увидела маленькую машинку с прицепом, спокойно увозящую к самолету три наших родных чемодана.

То есть — вещи взяли! Их уже загружают! А нас туда не пускают!!!

Что может испытать человек с советским прошлым, когда его багаж с красивыми новыми вещами летит в неизвестность, вне его контроля, вне его сопровождения, — вы можете себе представить.

— Вы не волнуйтесь, — продолжала щебетать служащая аэропорта, — ваши вещи будут ждать вас в Вашингтоне. А гостиница здесь вполне милая — Red Lion, — сказала она, с дежурной улыбкой протягивая три ваучера на гостиницу.

Слушать ее у меня не было никаких сил. Я в один момент стала самой несчастной женщиной в мире: мое платье для приемов, обновки, сувениры, и все-все-все разом улетучивалось из моей жизни! При нас была только маленькая дорожная сумочка с паспортами и очками слепого Пью.

Пока мы ехали в Red Lion, Алексей ругал нас на чем свет стоит. Сверкающий Hyatt вместе с блестящей жизнью отлетал, как сон, в далекое прошлое. А впереди нас ждал какой-то «Красный Лев» и грустный вечер в ожидании утреннего рейса.

Через десять минут в похоронном настроении мы входили в Red Lion. Но внезапно для себя я обнаружила, что служащая аэропорта была права. Гостиница действительно оказалась очень милой. К тому же в ней был бассейн и, что совсем удивительно, — SPA. Да и номер, не такой, конечно, как в Hyatt, но довольно уютный, с какими-то плюшевыми диванчиками. Покой и уют начали примирять меня с действительностью.

— Алеш, хватит горевать. Мы живы. Здоровы. Подумаешь, задержались. Завтра утром нас отправят. А вещи, может, они и вправду долетят. Пойдем, выпьем. Или в бассейне поплаваем, стресс сбросим.

В этот момент мы проходили мимо застекленной витринки с купальниками и принадлежностями для сауны. Цены были смешные. Пять долларов… семь долларов… Москва, Москва, когда же ты перестанешь спекулировать?

Но муж был зол и голоден и на мой преувеличенный оптимизм не среагировал. Я понимала, что его срочно надо накормить.

Когда мы сели ужинать, то на вопрос официанта: «Что вы будете пить?» я храбро сказала:

— Принесите мне двойной Macallan.

Потом был еще раз двойной виски, затем новый повтор. Так впервые в жизни я поступала по русской традиции и трижды окропила свою горечь спиртным. Но поразительная вещь: утром у меня была чистейшая голова. Я проснулась легко и в хорошем настроении.

Наскоро позавтракав, ни минуты не затягивая, мы отправились в аэропорт.

На этот раз приехали мы заблаговременно и сразу же зарегистрировались, а то мало ли чего. Повторения вчерашнего опыта не хотелось.

В Вашингтонском аэропорту «Нэшнл», несмотря на ранний час, было довольно многолюдно. Я разглядывала информационные таблички, пытаясь найти стойку «Утерянный багаж». Нам навстречу с огромной бляхой на груди двигался служащий аэропорта.

— Давайте спросим у этого человека, где тут у них потерянные вещи, — предложила я.

Но человек внезапно свернул к какому-то окошку и… О господи! Я не поверила своим глазам! Оказывается, за спиной у этого служащего, метрах в пятидесяти, прямо посередине зала стояли три наших цветных чемодана!

Я их угадала интуитивно, потому что мой мозг отказывался еще принять информацию, что они долетели, что они целы, не раскурочены, что не надо никуда идти, а вот они — стоят ровненько, недалеко от транспортеров, прямо в центре зала!

А вокруг ходят люди… Маневрируя тележками со своей поклажей, снуют подозрительного вида афроамериканцы в цветных вязаных беретах, шапках, несмотря на лето, но никто не посягает на наши чемоданчики! Так они простояли всю ночь. Их даже никто не толкнул-перевернул. Америка!

Вот так внезапно мы обрели свой багаж и пошли провожать Алексея. Ему предстоял путь в Москву, а нас с Дашей — ждали в американских домах.

Сначала мы жили в огромных апартаментах знаменитого комплекса Watergate, стоящего прямо на Потомаке. Огромная двухэтажная квартира принадлежала издателю Филу Мюррею. Он нас просто проинструктировал по телефону, где взять ключи, и предложил располагаться в его пустой вашингтонской квартире. Чем мы и воспользовались.

Все считают, что «Форбс» — это журнал, имя нарицательное. Но это и фамилия семьи, его создавшей. С Робертом Форбсом в швейцарских Альпах

Через два дня прилетевший из Колорадо Крис де Мус забрал нас с дочерью к себе. Его семья жила в большом красивом доме в пригороде Вашингтона.

Этот пригород оказался невероятно зеленым районом. Там даже живут орлы.

Хозяин дома был президентом Американского предпринимательского института.

Поначалу меня поражало, что нас, полузнакомых людей, американцы впускают в свои дома, дают возможность там жить, кормят, возят, развлекают.

Но потом я заметила одну важную вещь: при всем внешнем демократизме в США присутствует расслоение общества, кастовость. Она не такая явная, как в Англии, где существует масса всяких закрытых клубов, в зависимости от того, к какому сословию, к какому социальному слою принадлежит человек, каким профессиональным родом деятельности занимается.

В Америке это не столь заметно, но тоже существует. Если посчитают, что человек одного с ними круга, то его будут рады принять. И не только потому, что они такие уж добрые. За этим стоит житейский расчет, определенный прагматизм.

Американцы убеждены: если ты находишься в прослойке успешных людей, прошел через сито доказательств своей успешности, то в этом уже прямой смысл с тобой дружить. Ведь успешный знакомый может стать кем угодно: влиятельным сенатором, помощником президента, главой крупной корпорации, даже госсекретарем США. И можно быть уверенным, что помощь, которую ему оказали, когда он еще не был на столь высоком уровне, дружба или теплые отношения, которые сложились до того, как человек занял значительный пост, — это мало кем забывается и очень ценится.