Сказания умирающей Земли. Том III Вэнс Джек

Подошла еще одна женщина, уплатила три терция и разъяснила Кугелю сущность своей проблемы: «Муж заверял меня, что спрятал жестянку с золотыми монетами – на черный день. Но после его смерти я не смогла найти ни гроша! Где он спрятал золото?»

Задернув шторки, Кугель посоветовался с поваренком и снова появился перед клиенткой: «У меня для вас плохие новости. Ваш супруг, Финистер, потратил почти все накопленное им золото в таверне. На оставшиеся деньги он купил аметистовую брошь для женщины по имени Варлетта».

Слухи о невероятных способностях Кугеля быстро распространились, и его услуги становились весьма популярными. Вскоре после полудня дородная женщина, закутанная в шаль и закрывшая лицо вуалью, подошла к киоску, уплатила три терция и спросила высоким, странно напряженным голосом: «Предскажите мою судьбу!»

Кугель задернул шторки и вопросительно повернулся к поваренку – тот не смог ничего сообщить: «Я ее не знаю. Поэтому ничего не могу сказать».

«Неважно! – заявил Кугель. – Ты только подтвердил мои подозрения». Широко раздвинув шторки, он сказал: «Предзнаменования неясны – я отказываюсь брать ваши деньги!» Кугель вернул женщине монеты: «Могу сказать только одно: вы – персона властная и уверенная в себе, но вам не хватает сообразительности. Что вас ждет? Почести? Дальнее плавание? Месть врагов? Богатство? Картина будущего искажена – вполне может быть, что я вижу не вашу судьбу, а свою собственную».

Женщина сорвала вуаль – под ней оказалась бородатая физиономия нольде Гуруски: «Господин Кугель! С вашей стороны было очень предусмотрительно вернуть мои деньги, так как в противном случае я арестовал бы вас за жульничество в публичном месте! Так или иначе, я рассматриваю вашу деятельность как мошенническую и противоречащую интересам общественности. Из-за ваших разоблачений весь Гундар раздирают скандалы, и я этого больше не допущу! Снимите объявление и будьте благодарны за то, что вы отделались так легко!»

«С удовольствием закрою предприятие, – с достоинством ответил Кугель. – Работа ясновидца быстро утомляет».

Гуруска раздраженно удалился. Кугель поделился заработком с поваренком, и оба покинули киоск с чувством глубокого удовлетворения.

Кугель полакомился лучшими блюдами кухни Майера, но впоследствии, когда он зашел в таверну, он не мог не заметить полное отсутствие дружелюбия со стороны других посетителей, и почти сразу же направился к себе в номер.

На следующее утро, пока он завтракал, в город с грохотом заехали, один за другим, десять фургонов. Важнейшим грузом в этом караване, по-видимому, была группа из семнадцати девиц, занимавших скамьи в двух фургонах. Три другие повозки служили им спальными вагонами, а остальные пять были нагружены провизией, сундуками, тюками и ящиками. Вожатый каравана, коренастый человек с лицом, казавшимся мягким и благодушным, длинными коричневыми волосами и шелковистой бородой, помог своим очаровательным пассажиркам спуститься на землю и провел их в сад при гостинице, где Майер подал им легкий завтрак – овсяную кашу, приправленную пряностями, айвовое варенье и чай.

Кугель наблюдал за тем, как девицы ели, и думал о том, что путешествие – куда угодно! – в такой компании оказалось бы исключительно приятным.

Появился нольде Гуруска, чтобы засвидетельствовать почтение вожатому каравана. Они дружески побеседовали – Кугель нетерпеливо ждал окончания их разговора.

Гуруска наконец удалился. После завтрака девицы пошли прогуляться по площади. Кугель подошел к столу вожатого каравана: «Сударь, меня зовут Кугель, и я хотел бы с вами посоветоваться».

«Пожалуйста, почему нет? Будьте добры, присаживайтесь. Не хотите ли чашку чая? Он превосходно заварен».

«Благодарю вас. Но прежде всего, могу ли я поинтересоваться, куда направляется ваш караван?»

Вожатый поразился невежеству собеседника: «В Лумарт, конечно! Я везу „Семнадцать девственниц Симнатиса“, традиционно украшающих собой Большой Карнавал».

«Я недавно прибыл в Гундар из дальних стран, – пояснил Кугель. – В связи с чем местные обычаи мне практически неизвестны. Так или иначе, я сам направляюсь в Лумарт и был бы очень рад, если бы вы позволили мне сопровождать ваш караван».

Вожатый дружелюбно согласился: «Я буду рад оказать вам такую услугу».

«Превосходно! – сказал Кугель. – Значит, дел в шляпе».

Вожатый каравана погладил шелковистую коричневую бороду: «Должен вас предупредить, что я взимаю плату, несколько превышающую общепринятую – в связи с тем, что мне приходится обеспечивать довольно-таки дорогостоящие удобства, необходимые семнадцати девственницам».

«Неужели? – поднял брови Кугель. – И сколько же вы возьмете с меня за проезд?»

«Мы проведем в пути почти десять дней, а я взимаю не меньше двадцати терциев в день, так что с вас причитаются двести терциев, не считая дополнительного сбора за вино, составляющего двадцать терциев».

«Это гораздо больше, чем я могу себе позволить, – уныло признался Кугель. – В настоящее время в моем распоряжении не больше трети названной вами суммы. Существует ли какой-нибудь способ, который позволил бы мне отработать стоимость проезда?»

«К сожалению, такого способа нет, – покачал головой вожатый каравана. – Только сегодня утром была открыта вакансия охранника – охранник не только едет бесплатно, но и получает небольшую мзду. Но Гуруска – нольде собственной персоной – выразил желание прокатиться в Лумарт и согласился выполнять обязанности охранника, так что вакансия заполнена».

Кугель разочарованно хмыкнул и поднял глаза к небу. Когда он, наконец, нашелся, что сказать, он спросил: «Когда же вы намерены продолжить путь?»

«Завтра на рассвете, и ни в коем случае не позже. Жаль, что мне не удастся провести несколько дней в вашей компании».

«Поверьте мне, я тоже об этом сожалею», – откликнулся Кугель. Вернувшись на свое место, он угрюмо погрузился в размышления. Через некоторое время Кугель прошел из сада в таверну, где к тому времени за несколькими столами уже началась оживленная игра в карты. Кугель пытался присоединиться то к одним, то к другим игрокам, но все ему отказывали. Помрачнев пуще прежнего, Кугель облокотился на прилавок, за которым Майер усердно распаковывал ящик, заполненный керамическими бокалами. Кугель попробовал завязать разговор с владельцем гостиницы, но на этот раз Майер не пожелал отвлечься от трудов праведных: «Нольде Гуруска отправляется в поездку на карнавал, и сегодня вечером будет отмечать это радостное событие с друзьями – мне нужно как следует подготовиться к их прощальной вечеринке».

Кугель отнес кружку пива на стол у боковой стены и снова глубоко задумался. Уже через несколько секунд он вышел с заднего хода и взглянул на открывшийся перед ним вид. Ниже текла река Иск. Кугель спустился размашистыми шагами к краю воды и обнаружил небольшой причал, к которому рыбаки пришвартовали свои лодки-плоскодонки; рядом сушились их сети. Посмотрев вверх и вниз по течению, Кугель поднялся по тропе в гостиницу и провел остаток дня, то поглядывая на семнадцать девиц, гулявших по площади, то прихлебывая горячий сладкий чай с лаймом в гостиничном саду.

Солнце зашло; сгустились сумерки оттенка старого вина, наступила ночь. Кугель занялся своими приготовлениями и закончил их довольно скоро, так как его план, в сущности, был предельно прост.

Вожатый каравана Шимиль – Кугель позаботился заранее узнать его имя – собрал своих прелестных пассажирок на ужин, после чего настойчиво проводил их к спальным вагонам – несмотря на гримасы и протесты девиц, предпочитавших остаться в гостинице и участвовать в предстоявшей вечеринке.

Прощальная вечеринка в честь отъезда Гуруски уже начиналась. Кугель уселся в темном углу и через некоторое время привлек внимание вспотевшего от беготни Майера. Кугель всучил хозяину заведения десять терциев: «Не могу не признаться, что в свое время у меня зародились неблагодарные мысли по поводу вашего нольде, – сказал он. – Тем не менее, теперь я хотел бы выразить в его адрес свои наилучшие пожелания – совершенно конфиденциально, разумеется! Как только Гуруска поднимет очередную кружку эля, ставьте перед ним следующую полную кружку, чтобы веселье продолжалось непрерывно. Если он спросит, кто заплатил за выпивку, отвечайте, что один из его друзей пожелал сделать ему приятное – только так, не называйте мое имя!»

«Все понятно – сделаю, как прикажете. Очень великодушно с вашей стороны, должен заметить. Гуруске это понравится».

Вечеринка продолжалась. Приятели Гуруски пели заздравные песни и провозглашали многочисленные тосты, причем Гуруска не пропускал ни один круг выпивки. В точном соответствии с указаниями Кугеля, каждый раз, когда градоначальник только начинал опустошать очередную кружку, у него под рукой появлялась еще одна полная кружка; в конце концов Кугель не мог не поразиться объему внутренних резервуаров почтенного нольде.

Наконец Гуруске пришлось извиниться и покинуть компанию. Пошатываясь, он практически вывалился с заднего хода и направился к каменной стене со сточным желобом под ней, предусмотренным в качестве удобства для посетителей таверны.

Как только Гуруска повернулся лицом к стене, Кугель подступил к нему сзади и набросил ему на голову рыбачью сеть, после чего ловко накинул петлю на мощные предплечья градоначальника, затянул ее и дополнительно связал ноги и руки пленника. Гуруска яростно ревел, но, к счастью для Кугеля, его вопли заглушил хор приятелей, фальшиво горланивших заздравную песню в честь нольде.

Кугель оттащил ругающуюся и дергающуюся тяжеловесную тушу к причалу и перекатил ее в рыбацкую лодку. Отвязав швартов, Кугель вытолкнул лодку подальше к середине реки, и ее подхватило течение. «По меньшей мере два моих предсказания сбылись, – сказал себе Кугель. – Гуруске отдали почести в таверне, после чего он пустился в дальнее плавание».

Он вернулся в таверну, где уже заметили отсутствие нольде. Майер предположил, что Гуруска предусмотрительно решил отойти ко сну пораньше, так как ему предстояло отправиться в путь на рассвете, и присутствующие согласились с тем, что, по всей видимости, так оно и было.

На следующее утро, за час до рассвета, Кугель уже был на ногах. Он наскоро позавтракал, уплатил Майеру по счету и поспешил туда, где Шимиль приводил в порядок свой караван.

«Гуруска просил передать, – сообщил вожатому Кугель, – что в связи с некоторыми достойными сожаления обстоятельствами личного характера он не сможет сегодня отправиться в путь, и приказал мне занять ту должность, которую вы ему предоставили».

Шимиль удивленно покачал головой: «Жаль! Вчера он с энтузиазмом ожидал возможности полюбоваться на карнавал! Что ж, каждому из нас приходится приспосабливаться к обстоятельствам. Так как Гуруска не может нас сопровождать, я с готовностью предоставлю вам должность охранника. Как только мы двинемся с места, я разъясню ваши обязанности – они достаточно просты. Вы должны будете нести ночную вахту и отдыхать днем, хотя в том случае, если возникнет опасность, естественно, вам надлежит сразу же встать на защиту каравана».

«Думаю, что моя компетенция достаточна для выполнения этой роли, – заверил вожатого Кугель. – Если вы готовы, я готов!»

«А вот и Солнце восходит! – объявил Шимиль. – В путь! Нас ждет карнавал в Лумарте!»

Десять дней спустя караван Шимиля проехал по Метьюнскому ущелью, и перед глазами путешественников открылась огромная долина – Корам. В долине блестели, постепенно тускнея вдали, излучины полноводного Иска; напротив темнела полоса Дравенского леса. Ближе радужно сверкали пять глянцевых куполов Лумарта.

Шимиль обратился к спутникам: «Перед вами, внизу – все, что осталось от древнего Лумарта. Пусть вас не обманывают купола – некогда это были храмы, посвященные пяти демонам: Йонту, Джейстнейву, Фампуну, Адельмару и Суулу; они сохранились во времена Сампатиссичских войн исключительно благодаря своей неприкосновенности.

Скорее всего, вы никогда не видели людей, подобных обитателям Лумарта. Многие из них – чародеи-любители, несмотря на то, что Великий Теарх Чаладет строго запретил применение магии в черте города. Местные жители могут показаться вам томными и апатичными, ошеломленными чрезмерной чувствительностью – и вы будете совершенно правы. Все они одержимы идеей неукоснительного соблюдения ритуалов, исповедуя доктрину абсолютного альтруизма, принуждающую их к добродетели и благоволению. По этой причине их прозвали «добрым народом». Еще несколько слов по поводу нашего путешествия, которое, к счастью, обошлось без нежелательных происшествий. Погонщики умело справлялись со своими обязанностями, Кугель бдительно охранял нас по ночам – я доволен. Так что – вперед, в Лумарт! И не забывайте о благоразумии ни на минуту!»

Караван спустился в долину по узкой колее, после чего проехал по проспекту, выложенному крошащимся камнем, и под аркой, образованной огромными черными деревьями-мимозами.

У замшелых древних ворот, ведущих на центральную площадь, навстречу каравану вышли пять высоких людей в расшитых золотом шелковых одеяниях и роскошных двойных коронах корамских тюристов, придававших им впечатляющую величественность. Все пятеро выглядели почти одинаково – стройные, с бледной, почти прозрачной кожей, тонкими горбатыми носами и задумчивыми серыми глазами. Один из них, в великолепной горчично-желтой мантии с малиновыми и черными узорами, спокойно поднял два пальца – таково было принятое в этих местах приветствие: «Друг мой Шимиль, ты привез в целости и сохранности свой драгоценный груз! Тем самым ты оказал нам большую услугу, и мы исполнены благодарности».

«По всему Лирр-Эйнгу царило полное спокойствие, так что мы почти соскучились, – ответил Шимиль. – Нельзя не упомянуть, что мне посчастливилось заручиться помощью Кугеля, так хорошо охранявшего нас по ночам, что ничто не потревожило наш сон».

«Благодарим тебя, Кугель! – провозгласил главный тюрист. – Отныне мы возьмем под опеку драгоценных девственниц. Завтра вы можете выставить счет казначею. Рекомендую воспользоваться удобствами „Приюта странников“ – он неподалеку».

«Мы так и сделаем! Всем нам не помешают несколько дней отдыха!»

Тем не менее, Кугель решил не задерживаться в Лумарте. У входа в гостиницу он обратился к вожатому каравана: «Здесь мы расстаемся – мне пора идти дальше. Альмерия еще далеко на западе, а меня там ждут важные дела».

«Как же так, Кугель? Вам еще не заплатили за охрану каравана! Подождите хотя бы до завтрашнего дня, чтобы я успел получить причитающиеся суммы от казначея. До тех пор я не смогу с вами рассчитаться».

Кугель колебался, но в конце концов согласился переночевать в Лумарте.

Через час в гостиницу зашел посыльный: «Господин Шимиль! Вам и вашим служащим надлежит немедленно предстать перед Великим Теархом! Возникло неотложное дело исключительной важности».

Шимиль насторожился: «Что случилось?»

«Мне приказали больше ничего не говорить».

Помрачнев, Шимиль провел свой отряд через площадь к лоджии перед древним дворцом, где Чаладет сидел в большом, скорее напоминающем трон кресле. По обеим сторонам трона выстроились члены Коллегии Тюристов – все они сурово сосредоточили взгляды на фигуре Шимиля.

«По какой причине нас вызвали? – спросил Шимиль. – И почему вы на меня смотрите с таким осуждением?»

Великий Теарх провозгласил громогласным басом: «Шимиль! Семнадцать девственниц, привезенных вами из Симнатиса в Лумарт, прошли обследование, и к своему вящему сожалению я вынужден сообщить, что из этих семнадцати персон лишь двух можно рассматривать в качестве девственниц. Остальные пятнадцать были дефлорированы посредством полового акта».

Шимиль не мог найти слов от возмущения. «Это невозможно! – заикаясь, выпалил он. – В Симнатисе я принял все возможные меры предосторожности. Я могу предъявить подписанные тремя экспертами документы, удостоверяющие невинность каждой из девиц. В этом не может быть никаких сомнений! Вы допустили какую-то ошибку!»

«Нет, мы не ошиблись, господин Шимиль. Факты остаются фактами – их нетрудно подтвердить».

«Невозможно и невероятно! – кричал Шимиль. – Никак иначе нельзя ответить на ваше обвинение! Вы допросили девиц?»

«Разумеется. Но они только поднимают глаза к потолку и посвистывают сквозь зубы. Шимиль, как вы объясняете это возмутительное нарушение обычаев и условий договора?»

«Я в полном замешательстве! Девушки отправились в путь в состоянии полной невинности – как если бы только что родились на свет. Это неопровержимо! Впоследствии они постоянно, ежесекундно находились в моем поле зрения. Это так же неопровержимо».

«А тогда, когда вы спали?»

«По ночам дефлорация была настолько же невозможна. Погонщики всегда отдыхают вместе, в одном вагоне. Я разделял спальный вагон с главным погонщиком, и каждый из нас может поручиться за другого. Тем временем Кугель охранял весь лагерь».

«В одиночку?»

«Одного охранника вполне достаточно, несмотря на то, что нести ночную вахту – скучное и утомительное занятие. Кугель, однако, никогда не жаловался».

«Таким образом, Кугель – очевидный виновник святотатства!»

Шимиль с улыбкой покачал головой: «У Кугеля не было времени заниматься посторонними авантюрами».

«Что, если Кугель пренебрегал обязанностями?»

Шимиль терпеливо пояснил: «Не забывайте о том, что каждая из девиц ночевала в отдельной, закрытой на замок кабинке, а Кугель находился снаружи».

«Что, если девицы открывали Кугелю двери, и он потихоньку проникал в кабинки?»

Шимиль неуверенно погладил бороду – у него зародились сомнения: «В принципе, можно допустить такую возможность…»

Великий Теарх сосредоточил взор на Кугеле: «От вас требуется чистосердечное признание. Рассказывайте все без утайки!»

Кугель возмущенно воскликнул: «Это какое-то издевательство, а не разбирательство! Как вы смеете оскорблять мою честь!»

Чаладет неотрывно смотрел на Кугеля со снисходительным, но неприветливым выражением: «Вам предоставят возможность искупления. Тюристы, передаю этого человека на ваше попечение. Проследите за тем, чтобы ему предоставили все доступные возможности для восстановления достоинства и самоуважения!»

Кугеля схватили – он ругался и вырывался; Великий Теарх игнорировал его. Сидя на возвышенном троне, Теарх задумчиво взглянул на площадь: «Нынче у нас третий или четвертый месяц?»

«Хронолог показывает, что месяц Йонта только что завершился. Начался месяц Фампуна».

«Так тому и быть. Прилежно исполняя свой долг, этот развратный бродяга все еще может заслужить наше уважение и нашу любовь».

Подхватив Кугеля под локти, два тюриста повели его по площади. Кугель дергался из стороны в сторону, но хватка тюристов не ослабевала. «Куда вы меня тащите? – кричал Кугель. – Что это значит? Вы с ума сошли! Чепуха какая-то!»

Один из тюристов благожелательно произнес: «Мы ведем тебя в храм Фампуна – и это вовсе не чепуха, уверяю тебя».

«Мне все это ни к чему! – настаивал Кугель. – Отпустите меня! Я намерен сегодня же покинуть Лумарт!»

«В этом тебе окажут всю возможную помощь».

Тюристы заставили Кугеля подняться по протертым мраморным ступеням и пройти под огромным арочным порталом в пустой, гулко отражающий звуки зал под обширным куполом, с алтарным альковом – адитоном – в противоположном входу конце. Кугеля завели в боковое помещение, освещенное большими круглыми окнами; стены помещения были обшиты панелями из темно-синего дерева. Туда же зашел старец в белой мантии и спросил: «Что у нас сегодня? Опять какой-нибудь недуг?»

«Недуг, требующий вмешательства. Кугель совершил ряд отвратительных преступлений и нуждается в очищении».

«Ни в чем таком я не нуждаюсь! – кричал Кугель. – Не предъявлено никаких доказательств! В любом случае, меня принуждали к действию вопреки любым разумным возражениям!»

Пропустив его слова мимо ушей, тюристы удалились, и Кугель остался наедине со старцем – тот проковылял к скамье и уселся. Кугель начал было снова говорить, но старец поднял руку: «Успокойся! Ты же знаешь, что мы – добрый народ, полностью лишенный злобы и мстительности. Мы существуем только для того, чтобы оказывать помощь любым разумным существам! И, если человек совершает преступление, нас потрясает щемящее, скорбное сострадание к преступнику, которого мы рассматриваем как основную жертву преступления, в связи с чем прилагаем радикальные усилия, содействуя его возрождению».

«Весьма просвещенный взгляд на вещи! – одобрил Кугель. – Я уже ощущаю прилив новых сил, вызванный регенерацией!»

«Замечательно! Твои замечания подтверждают справедливость наших принципов – тем самым ты уже завершил первый этап программы перевоспитания».

Кугель нахмурился: «Будут еще какие-нибудь этапы? Неужели это в самом деле необходимо?»

«Совершенно необходимо! Предусмотрены второй и третий этапы. Следовало бы объяснить, что обитатели Лумарта не всегда придерживались таких правил. В эпоху Великих Магов городом завладел Ясбейн Избавитель, проникнувший в пять демонических пределов и воздвигнувший пять храмов Лумарта. Ныне ты стоишь в храме Фампуна».

«Странно, – заметил Кугель, – что столь благожелательный народ истово поклоняется демонам».

«В высшей степени ложное умозаключение! Добрый народ Лумарта изгнал Ясбейна, чтобы положить начало Эпохе Любви, каковой надлежит продолжаться до окончательного затухания Солнца. Наша любовь распространяется на всех, даже на пятерых демонов Ясбейна, каковых мы надеемся избавить от их злонамеренной сущности. Тебе надлежит стать последним в длинной череде благородных людей, посвятивших себя этой цели – и в этом заключается второй этап нашей программы».

У Кугеля от испуга дрожали колени: «Я не способен на такие подвиги!»

«У каждого поначалу возникает такое впечатление, – сказал старец. – Тем не менее, Фампуну необходимо внушить понятие о необходимости снисхождения, соболезнования и добропорядочности. Приложив соответствующие усилия, ты почувствуешь прилив радости, сопровождающий искупление».

«А в чем заключается третий этап?» – поинтересовался Кугель.

«Когда ты исполнишь свое предназначение, тебя торжественно примут в объятия нашего братства! – старец проигнорировал стон отчаяния, вырвавшийся из груди Кугеля. – Посмотрим… Как раз закончился месяц Йонта и начался месяц Фампуна – пожалуй, самого раздражительного из демонов – ему досаждает болезненно чувствительное зрение. Фампуна приводит в ярость малейший проблеск света, так что тебе придется его увещевать в полной темноте. Есть еще какие-нибудь вопросы?»

«Конечно, есть! Что, если Фампун откажется исправиться?»

«Добрый народ отвергает „негативистическое мышление“. Забудь все, что тебе говорили о жутких привычках Фампуна! Решительно приступай к делу, без страха и упрека!»

Кугель воскликнул в полном отчаянии: «И как я вернусь, чтобы насладиться заслуженными почестями и наградами?»

«Не сомневаюсь, что Фампун, будучи просвещен твоей проповедью, вернет тебя в этот мир из преисподней – у него есть все необходимые для этого средства».

«Одну минуту! Мне не дадут ни еды, ни питья? Как я выживу?»

«Опять же, решение этого вопроса следует предоставить на усмотрение Фампуна». Старец прикоснулся к кнопке; под ногами Кугеля распахнулся люк – он провалился и стал скользить вниз по спиральному желобу с головокружительной быстротой. Воздух вокруг него постепенно сгустился до консистенции сиропа; Кугель наткнулся на невидимую мембрану, разорвавшуюся со звуком пробки, вылетевшей из бутылки, и оказался небольшой камере, озаренной единственной тусклой лампой.

Кугель застыл, не смея вздохнуть. На платформе с другой стороны камеры дремал в великанском тяжелом кресле Фампун – два черных полушария защищали его глаза от света. Серый торс раскинулся почти по всей длине возвышения; чудовищные, расходящиеся раструбами ступни упирались в плоскую поверхность площадки. Руки демона, не меньше человеческого пояса в обхвате, заканчивались пальцами метровой длины – каждый палец украшали десятки колец, сверкавших драгоценными камнями. Голова Фампуна, огромная, как нагруженная доверху повозка, устрашала длинной, напоминающей кабанью мордой с зияющим провалом полуоткрытой пасти, окаймленной дрожащими от храпа бородавками. Два глаза, каждый диаметром с кухонную раковину, нельзя было разглядеть под защитными полусферами.

Задерживая дыхание от страха, а также потому, что камеру наполняла удушающая вонь, Кугель осторожно смотрел по сторонам. От лампы по низкому потолку тянулся шнур, конец которого висел рядом с пальцами Фампуна. Кугель почти инстинктивно протянул руку и отсоединил шнур от светильника. Он заметил единственный возможный выход из камеры: небольшую чугунную дверцу за креслом демона. Желоб, по которому Кугель свалился в преисподнюю, исчез.

Складки вокруг пасти демона подернулись и слегка растянулись; из пасти выглянул гомункул, растущий на конце языка Фампуна. Гомункул уставился на Кугеля черными глазками-пуговками: «Ха! Как летит время!» Наклонившись в сторону, это существо сверилось с какой-то меткой на стене: «Да уж, в самом деле! Я проспал, Фампун разозлится. Как тебя зовут, и какие преступления ты совершил? Фампуна – то есть, по сути дела, меня – интересуют такие подробности. Имей в виду, что я называю себя Пульсифером – исключительно по своей прихоти, хотя кое-кто мог бы рассматривать такую привычку как симптом раздвоения личности».

Кугель придал голосу храбрую уверенность: «Меня зовут Кугель, я – инспектор, назначенный новым правительством Лумарта. Я спустился, чтобы удостовериться в том, что Фампуну предоставлены все необходимые удобства. Так как, на мой взгляд, тут все в порядке, я вернусь наверх. Где тут выход?»

Пульсифер жалобно спросил: «Так тебе не в чем признаться? Это просто жестоко! Мы с Фампуном обожаем рассказы о страшных преступлениях. Не так давно какой-то то ли пират, то ли купец – уже не помню, как его звали – развлекал нас целый час без перерыва».

«И что с ним случилось?»

«Лучше не спрашивай!» – Пульсифер занялся полировкой одного из кабаньих клыков Фампуна, орудуя маленькой щеткой. Язык высунулся подальше, и гомункул, повернувшись лицом к бородавчатой морде, пригляделся к ней: «Фампун все еще храпит – перед тем, как отойти ко сну, он здорово нажрался. Прошу меня извинить, мне нужно проверить статус его пищеварения». Отмахнувшись от болтающихся бородавок, Пульсифер нырнул в полуоткрытую пасть, после чего о его дальнейшем местонахождении свидетельствовало лишь перемещение вздутия на жилистой серой шее демона. Через некоторое время он снова показался: «Судя по всему, он уже успел проголодаться. Лучше его разбудить – он не прочь будет с тобой поболтать перед тем как…»

«Перед тем, как – что?»

«Неважно».

«Один момент! – поднял указательный палец Кугель. – Меня больше интересует беседа с вами, нежели с Фампуном».

«В самом деле? – откликнулся Пульсифер, усердно полируя клык демона. – Рад слышать! Мне редко делают комплименты».

«Странно! На мой взгляд, вы заслуживаете всевозможных похвал. Разумеется, ваша профессиональная карьера неотъемлема от карьеры Фампуна, но, возможно, у вас есть собственные цели и амбиции?»

Пульсифер приподнял щеткой губу Фампуна, установив ее на зубе в качестве укосины, после чего присел на образовавшемся уступе, скрестив руки на груди: «Иногда у меня возникает такое чувство, что мне не мешало бы взглянуть на другой мир. Мы несколько раз поднимались на поверхность, но только пасмурными ночами, когда тучи закрывали звезды – и даже тогда Фампун жаловался, что свет режет ему глаза, и поскорее возвращался вниз».

«Увы! – посочувствовал Кугель. – Днем на Земле можно многое увидеть. Вокруг Лумарта очень приятный пейзаж. Добрый народ как раз собирается устроить так называемый „большой карнавал непревзойденных контрастов“. Говорят, это незабываемое зрелище».

Пульсифер тоскливо покачал головой: «Сомневаюсь, что мне когда-либо приведется увидеть подобное празднество. Вам удалось засвидетельствовать какие-нибудь ужасные преступления?»

«В свое время я их видел немало. Например, невозможно забыть, как оседлавший пельграна карлик из Батварского леса…»

Пульсифер прервал его умоляющим жестом: «Подождите, подождите! Фампун не захочет пропустить эту историю!» Гомункул наклонился под невозможным для отдельного существа углом, приглядываясь к полусферам на глазах демона: «Интересно, он уже проснулся? То есть, проснулся ли я? Мне показалось, что он моргнул. Так или иначе, мне было очень приятно с вами побеседовать, но долг зовет! Гм, что-то случилось со шнуром от лампы. Выключите свет, будьте так любезны!»

«Спешить некуда. – возразил Кугель. – Фампун крепко спит, пусть отдыхает. Тем временем, я могу вас развлечь. Вы когда-нибудь слышали об игре под названием „рамполио“?»

Пульсифер отрицательно покачал головой, и Кугель вынул колоду карт: «Смотрите внимательно! Я раздаю вам и себе по четыре карты – мы их друг другу не показываем». Кугель объяснил правила игры: «Естественно, нужно делать ставки – золотыми монетами или какими-нибудь драгоценностями, иначе игра потеряет интерес. Я ставлю четыре терция, вы должны поставить столько же или больше».

«В углу за креслом два мешка с золотом Фампуна – другими словами, с моим золотом, так как я неотделим от этой громоздкой туши. Возьмите золота на сумму, равную вашим четырем терциям».

Игра продолжалась. Пульсифер выиграл в первом раунде и страшно обрадовался, но проиграл во втором, что заставило его разразиться бесконечными жалобами, после чего гомункул выиграл снова и в третий раз, после чего Кугель заявил, что у него не осталось денег: «Я не знал, что вы – такой проницательный, опытный игрок! Мне доставило большое удовольствие с вами сразиться. Тем не менее, я считаю, что мог бы победить, если бы у меня были с собой терции, которые я оставил в храме».

Пульсифер, слегка раздувшийся от удовлетворенного тщеславия, презрительно фыркнул в ответ на претензии Кугеля: «Нет уж, вам не удастся так легко меня перехитрить! Возьмите назад свои терции, и мы сыграем снова».

«Нет-нет, так не поступают настоящие игроки, в этом не будет никакого азарта! Кроме того, я слишком горд, чтобы принять от вас проигранные деньги. Могу предложить, однако, решение возникшей проблемы. Наверху, в храме, у меня лежит мешок с терциями, а также мешок с цукатами, которыми мы могли бы полакомиться во время игры. Давайте возьмем эти мешки – уверен, вам не удастся снова меня обыграть!»

Пульсифер опять нагнулся на конце далеко высунутого языка, чтобы проинспектировать глаза Фампуна: «По-моему, он чувствует себя неплохо – хотя у него уже кишки бурчат от голода».

«Он невозмутимо спит, как прежде, – заверил гомункула Кугель. – Нужно спешить, однако! Если он проснется, никакой игры не получится».

Пульсифер колебался: «Как насчет золота? Его нельзя оставлять без присмотра!»

«Возьмем его с собой, и вы сможете не сводить с него глаз».

«Хорошо, положите его на платформу».

«Сделано! Я готов. Как мы поднимемся?»

«Достаточно нажать на свинцовую бобышку ручки кресла. Но, пожалуйста, постарайтесь не разбудить при этом Фампуна! Если он проснется в незнакомом месте, он может выйти из себя!»

«Он даже не пошевелится! Поехали!» Кугель нажал на бобышку; платформа задрожала, затрещала и поплыла вверх по открывшейся над ними темной шахте. Через некоторое время они прорвались через разделявшую миры мембрану, сквозь которую Кугель проник в преисподнюю. Тут же в шахту проникло карминовое зарево солнечного света, и через несколько секунд платформа плавно остановилась на уровне основания алтаря в храме Фампуна.

«Теперь нужно взять мой мешок с терциями, – деловито сообщил Кугель. – Где же я его оставил? Ага, кажется, вот там. Смотрите! Через проем входного портала вы можете видеть центральную площадь Лумарта и „добрый народ“, расхаживающий по своим делам. Как вам нравится эта картина?»

«Весьма любопытно, хотя я не привык к таким обширным пространствам. По сути дела, у меня почти кружится голова. Откуда исходит этот жестокий, яростный красный свет?»

«Это свет нашего древнего Солнца – теперь оно уже склоняется к западному горизонту».

«Мне он не нравится. Поспешите со своими мешками! Мне не терпится вернуться вниз, здесь я начинаю нервничать».

«Я мигом вернусь!» – пообещал Кугель.

Луч заходящего Солнца пробился под аркой портала и ярко озарил алтарь. Зайдя за громадное кресло, Кугель сорвал две черные полусферы с молочно-белых выпученных глаз демона, заблестевших отражениями солнечного света.

На какое-то мгновение Фампун сохранял неподвижность. Его узловатые мышцы напряглись, ноги дернулись, пасть широко раскрылась; он издал оглушительный визгливый рев, высунув язык, на конце которого Пульсифер трепыхался подобно флагу на ветру. Фампун рванулся из кресла, растянулся на полу храма и принялся кататься по нему, непрерывно продолжая издавать сотрясающие стены и купол вопли. Вскочив на ноги, демон стал топать гигантскими ступнями, совершая прыжки то в одну, то в другую сторону, и в конце концов пробил каменную стену так, будто она состояла из картона; «добрый народ», толпившийся на площади, оцепенел от ужаса.

Схватив два мешка с золотом, Кугель выбежал из храма через боковой вход. Несколько секунд он наблюдал за тем, как Фампун кувыркался по площади, с воплями отмахиваясь от солнечных лучей. Пульсифер, отчаянно вцепившийся в клыки демона, пытался как-то сдерживать обезумевшую тушу, но великанское эго, не обращая никакого внимания на усилия гомункула, бросилось на восток по городу, сметая перед собой деревья и без разбора сокрушая попадавшиеся по пути здания.

Кугель поспешно спустился на берег Иска и прошел к концу причала. Там он выбрал добротно сколоченный ялик, оснащенный мачтой, парусом и веслами, и приготовился залезть в него. В тот же момент к причалу приблизилась плывшая по течению лодка-плоскодонка – ее энергично толкал шестом коренастый бородач в растрепанных лохмотьях. Кугель отвернулся, притворяясь не более чем обывателем, привлеченным красотой речного вида, и дожидаясь возможности воспользоваться яликом, не привлекая лишнего внимания.

Плоскодонка ткнулась носом в причал; толкавший ее человек взобрался по лесенке.

Пыхтя и ворча, бородач заметил Кугеля и замер, как вкопанный. Кугель чувствовал, что незнакомец внимательно его рассматривает; наконец Кугель не выдержал, обернулся и взглянул прямо в лицо Гуруски, гундарского нольде, почти неузнаваемое – настолько оно распухло от укусов насекомых, облюбовавших прибрежные болота Лалло.

Гуруска смотрел в глаза Кугеля – долго и неподвижно. «В высшей степени удачное совпадение! – хрипло произнес нольде. – Я почти не надеялся, что мы когда-нибудь снова встретимся. А что у тебя в кожаных мешках?» Гуруска вырвал мешок из руки Кугеля: «Судя по весу, золото. Все твои предсказания сбылись! Сначала мне оказывали почести, после чего мне пришлось вытерпеть долгое плавание, а теперь меня ждут богатство и месть! Приготовься к смерти!»

«Одну минуту! – протянув руку, воскликнул Кугель. – Вы забыли привязать лодку. Так не положено!»

Гуруска машинально обернулся, и Кугель столкнул его с причала в воду.

Пока Гуруска выбирался на берег с бешеным ревом и страшными ругательствами, Кугель лихорадочно пытался отвязать от тумбы швартов ялика. Наконец узел распустился; Кугель подтянул к себе ялик. В то же время Гуруска, наклонив голову, как разъяренный бык, с топотом приближался по причалу. У Кугеля не осталось выбора: забыв о мешках с золотом, он спрыгнул в ялик, оттолкнулся от сваи причала и принялся поспешно работать веслами. Гуруска остался на причале, выкрикивая угрозы и размахивая кулаками.

Через некоторое время Кугель задумчиво поднял парус; ветер нес ялик вниз по течению, и вскоре городские доки скрылись за поворотом реки. Последний вид Лумарта, запечатлевшийся в памяти Кугеля, включал низкие перламутровые купола храмов демонов и темный силуэт Гуруски, беснующегося на причале. Издали все еще доносились вопли Фампуна и, время от времени, грохот обрушивающейся каменной кладки.

2. Грезы в мешке

За Лумартом Иск струился широкими излучинами – в целом и в общем в южном направлении – по равнине Красных Цветов. На протяжении шести безмятежных дней Кугель плыл под парусом на ялике вниз по полноводной реке, останавливаясь на ночь в том или ином прибрежном постоялом дворе.

На седьмой день река повернула на запад и теперь пересекала, извиваясь неравномерными изгибами и коленами, страну остроконечных скал и круглых лесистых холмов, известную под наименованием Пурпурного Чайма. Ветер, если он вообще поднимался, налетал непредсказуемыми порывами; Кугелю пришлось опустить парус и довольствоваться дрейфом вниз по течению, то и дело поправляя курс ялика взмахом весла.

Равнинные поселки остались позади; Кугель очутился в необитаемой местности. Учитывая многочисленность полуразвалившихся могильных плит по берегам, наличие густых кипарисовых и тисовых рощ, а также тот факт, что по ночам до его ушей доносились чьи-то неразборчивые тихие разговоры, Кугель рад был спускаться по реке, а не идти пешком, и в конечном счете с огромным облегчением миновал Пурпурный Чайм.

Около поселка Трум река впадала в Цомбольскую топь, и Кугель продал ялик за десять терциев. Для того, чтобы поправить свое финансовое положение, он нанялся помощником местного мясника, выполняя самую неприятную работу, относящуюся к этому роду занятий. Тем не менее, ему платили хорошо, и Кугель, сжимая зубы, терпеливо переносил временное унижение. Мясник научился ему доверять и воспользовался его услугами даже тогда, когда потребовалось готовить блюда для пиршества, посвященного важному религиозному торжеству.

По недосмотру, из-за усталости и спешки или просто вследствие стечения обстоятельств Кугель использовал двух священных животных, нарезая мясо, предназначенное для особого рагу. Ошибка была обнаружена уже после того, как банкет был в самом разгаре, и Кугелю снова пришлось бежать из города, чтобы спасти свою шкуру.

Он провел ночь, прячась за скотобойней от истерически взбешенной толпы, после чего побежал по тропе, пересекавшей Цомбольскую топь.

Извилистая тропа огибала трясины и застойные пруды, следуя насыпи, оставшейся от древней проезжей дороги, в связи с чем продолжительность пути практически удваивалась. Северный ветер развеял облака, и пейзаж приобрел необычную четкость и ясность. Кугель, однако, не наслаждался видами – тем более, что он заметил впереди пельграна, скользившего вниз вместе с воздушным потоком.

Во второй половине дня ветер затих, и над топью нависла неестественная глубокая тишина. Выглядывая из-за кочек, болотные проказники звали Кугеля мелодичными голосами несчастных дев:

«Кугель, о Кугель! Куда ты спешишь? Заходи в мой будуар, расчеши мои красивые волосы!»

«Кугель, о Кугель! Куда ты идешь? Возьми меня с собой, я сделаю тебя счастливым!»

«Кугель, любимый Кугель! Уже вечереет, и даже год подходит к концу! Зайди ко мне за кочку, и мы утешим друг друга самозабвенно и без сожалений!»

Слыша эти голоса, Кугель только ускорял шаг, надеясь найти какое-нибудь убежище до наступления ночи.

Когда Солнце уже дрожало на краю горизонта Цомбольской топи, Кугелю повстречалась небольшая гостиница, полускрытая под кронами пяти вечнозеленых дубов. Здесь он с благодарностью устроился на ночлег, и владелец заведения подал ему сытный ужин: жареных на вертеле тростниковых куропаток с пареной зеленью, сухое печенье с тмином и густое лопуховое пиво.

Пока Кугель ел, хозяин стоял, подбоченившись, неподалеку: «Не могу не заметить, что вы – человек хорошо воспитанный, очевидно благородного происхождения. И, тем не менее, вы бродите по Цомбольской топи на своих двоих, как последняя деревенщина. Меня удивляет это несоответствие».

«Все очень просто, – пояснил Кугель. – Я считаю себя единственным честным человеком в мире проходимцев и грабителей – исключая присутствующих, разумеется. В таких условиях накопление богатств – непростая задача».

Трактирщик задумчиво погладил подбородок и отвернулся. Позже, когда он подавал Кугелю пирожное со смородиной, трактирщик воспользовался случаем сказать: «Ваши затруднения вызывают у меня симпатию. Сегодня вечером я подумаю о том, что можно было бы с этим сделать».

Владелец гостиницы сдержал свое слово. Наутро, после того, как Кугель кончил завтракать, трактирщик отвел его на скотный двор и продемонстрировал ему крупное животное, окрасом напоминавшего поджаристую сдобную булку, с мощными задними ногами и пушистым хвостом, уже обузданное и оседланное.

«Это все, что я могу для вас сделать, – сказал владелец гостиницы. – Я продам это животное по чисто номинальной цене. Не могу не признать, что ему не хватает изящества – по существу, это помесь дунга и фелухари. Тем не менее, у него плавный ход, оно исключительно неприхотливо и отличается упрямой привязанностью к хозяину».

Кугель вежливо отступил на шаг: «Премного благодарен за ваш альтруизм, но любая цена за такую тварь окажется чрезмерной. Извольте заметить язвы у нее под хвостом и экзему на спине; кроме того, если не ошибаюсь, у нее нет одного глаза. Не говоря уже о том, что она воняет».

«Все это мелочи! – воскликнул трактирщик. – Что вам больше пригодится – надежное животное, которое провезет вас по нагорью Стоячих Камней, или капризный скакун, льстящий вашему тщеславию? Я передам эту тварь в вашу собственность всего за тридцать терциев».

Потрясенный Кугель даже подскочил: «Тридцать терциев? Тогда как породистого камбалезского вериота можно купить за двадцать? Любезнейший, ваша щедрость превосходит мои финансовые возможности!»

Лицо владельца гостиницы сохраняло бесконечно терпеливое выражение: «Здесь, посреди Цомбольской топи, за двадцать терциев вы не купите даже от мертвого вериота уши».

«Давайте выражаться начистоту, – сказал Кугель. – Вы заломили несусветную цену».

На мгновение благодушное выражение почти покинуло физиономию трактирщика; он проворчал: «Каждый, кому я продаю эту тварь, пытается злоупотребить моей добротой».

Кугель не совсем понял, о чем говорил хозяин заведения. Тем не менее, почувствовав в его тоне готовность к уступке, он поспешил воспользоваться преимуществом: «Несмотря на всевозможные сомнения и подозрения, я готов предложить вам более чем достаточную цену: двенадцать терциев!»

«По рукам! – воскликнул трактирщик, даже не позволив Кугелю закончить фразу. – Повторяю, вы убедитесь в том, что эта скотина беззаветно предана хозяину – настолько, что она превзойдет ваши ожидания».

Кугель уплатил двенадцать терциев и осторожно взобрался в седло. Владелец гостиницы благожелательно попрощался с ним: «Желаю вам приятного и безопасного странствия!»

Кугель ответил в том же духе: «Желаю процветания вашему предприятию!»

Рассчитывая придать лихость своему отъезду, Кугель натянул уздцы, чтобы поднять животное на дыбы и заставить его развернуться в гарцующей позе, но тварь только прижалась брюхом к земле, после чего приподнялась и прошлепала на дорогу.

Седло попалось удобное; Кугель проехал несколько километров и, принимая во внимание все обстоятельства, остался доволен приобретением. «У твари действительно плавный ход, – говорил он себе. – Посмотрим, сможет ли она бежать легким галопом».

Он отпустил поводья; тварь пустилась по дороге причудливо пританцовывающей чопорной поступью, изогнув хвост дугой и высоко поднимая голову.

Кугель ударил каблуками по выпученным бокам животного: «Быстрее! Покажи, чт ты умеешь!»

Тварь ринулась вперед с поразительной энергией; за спиной Кугеля стал развеваться по ветру плащ.

На повороте у обочины рос развесистый вечнозеленый дуб, который животное, по-видимому, распознало в качестве ориентира. Ускорив галоп, оно резко остановилось, взбрыкнув задом – Кугель перекувыркнулся в воздухе и свалился в канаву. Когда ему удалось выбраться на дорогу, тварь уже ускакала, выделывая издевательские кренделя по трясине, но очевидно направляясь обратно к гостинице.

«Да уж, беззаветно преданная скотина! – пробормотал Кугель. – Беззаветно преданная уютному стойлу при гостинице!» Подобрав зеленую кепку, Кугель нахлобучил ее и снова поплелся на юг.

Поздно вечером он добрался до деревни, состоявшей из дюжины хижин и населенной приземистыми длиннорукими людьми, отличавшимися взъерошенными копнами выбеленных волос.

Кугель оценил высоту Солнца над горизонтом и ожидавшую его впереди местность – унылую череду болотных кочек и луж, простиравшуюся в смутную даль. Преодолев опасения, он приблизился к крупнейшей хижине, больше других претендовавшей называться «домом».

Хозяин жилища сидел на завалинке, выбеливая волосы одного из своих отпрысков и распуская их радиально торчащими пучками подобно лепесткам белой хризантемы; другие малолетние голодранцы играли рядом в грязи.

«Добрый вечер! – приветствовал его Кугель. – Не могли бы вы предоставить мне нолег и пищу? Естественно, я намерен за это заплатить».

«Сочту за честь! – отозвался местный житель. – Мой дом – самый просторный и удобный в Самсетиске, а я – именитый рассказчик анекдотов. Не желаете ли осмотреть помещение?»

«Я хотел бы отдохнуть час-другой в своей комнате, а потом принять горячую ванну».

Владелец хижины надул щеки и, стряхнув белила с ладоней, жестом пригласил Кугеля зайти внутрь. Указав на охапку тростника у боковой стены, он сказал: «Вот ваша постель; отдыхайте, сколько хотите. По поводу ванны должен предупредить, что болотные пруды кишат трелькоидами и проволочными червями – купаться в них не рекомендуется».

«В таком случае мне придется обойтись без ванны, – вздохнул Кугель. – Тем не менее, я ничего сегодня не ел, кроме завтрака, и хотел бы поужинать как можно скорее».

«Моя жена ушла в болота ловить живность, – отозвался хозяин хижины. – Обсуждать ужин бесполезно, пока мы не узнем, чт ей удалось поймать».

В свое время супруга хозяина вернулась с мешком и плетеной корзиной. Она развела огонь и стала готовить ужин, в то время как ее муж, Эрвиг, принес к завалинке двухструнную гитару и стал развлекать Кугеля местными балладами.

Наконец женщина позвала их внутрь и подала миски с зерновой кашей, салат из поджаренного мха с ганионами и несколько ломтей черного хлеба грубого помола.

После еды Эрвиг вытолкал жену и детей под ночное небо, объясняя свои действия следующим образом: «Нам нужно побеседовать – а то, о чем мы будем говорить, не для ваших ушей! Кугель – знатный путешественник и не желает тратить время, взвешивая каждое слово».

Вытащив глиняный кувшин, Эрвиг налил два стаканчика арака, поставил один перед Кугелем и завязал разговор: «Откуда вы пришли и куда направляетесь?»

Страницы: «« ... 1011121314151617 »»

Читать бесплатно другие книги:

Он ушел па фронт добровольцем в 17 лет. Он прошел Великую Отечественную «от звонка до звонка». Он ви...
Гостил ли ты, дорогой читатель, в замечательном городке, где чудеса столь обыденны, что местные жите...
Мерзлота, мерзлота, мерзлота —Твой покой называется вечным,Мерзлота уже стала не та,Твой покой не уй...
Перед вами вторая часть «НеАстрологии». В этой книге нет астрологических понятий. Это не учебник, эт...
Второе издание, исправленное и упрощенное. Эта книга полезна тем, кто в силу своей работы должен быс...
Исследуются исторические и современные проблемы психолого-педагогических наук в сфере образования, н...