Не один Кушанашвили Отар

Секрет успеха Леонида Агутина

Я бы написал, что, когда Леня Агутин поет про меланхолию, песня кажется самой что ни на есть достоверной эманацией божественного, но ему не понравится, а вы не поверите. Он ненавидит вычурность, а вы любите его веселым, с песенкой-манифестом шофера-дальнобойщика, а не терзаемым грустью романтиком из недобитых.

За последние сто лет я читал о Лене только то, что он не дурак гульнуть и что они вот-вот расстанутся с лучшей женщиной Земли, чистой помыслами леди, обреченной на бонвивана. Между тем сохранить, сделавшись элитной штучкой, почти детское простодушие – такое удавалось до него только мне, покойному Джексону и И. Хакамаде.

Безвременная кончина многих музыкантов как музыкантов случилась именно по причине того, что они слишком заботились о благоустройстве латифундий и не заметили, как «солнышка стало мало». Раньше, когда мы пили, мы про предназначение искусства не говорили, он просто хотел сочинять и петь качественные песни. Жить, конечно, мы хотели шикарно, а как же, и когда остальные сосали из горла суррогат, Агутин уже тогда пил «Хэннэсси», но это так, штришок.

Он вообще не признает паллиативы, избегает недалеких ухарей, годами шлифует песни и теряется, когда надо сказать о себе хорошо; никто у нас уже не теряется, а он – в ступор. По его поведению за кулисами очевидно, что он до сих пор не очень-то понимает, где находится: слишком доброжелательный.

Со всеми оговорками, такие пьесы, как он, никто не пишет, вы, хотя б вот этой внемлите: «НЕ ПОЗВОЛЬ МНЕ ПОГИБНУТЬ», в ней смыслы жизни появляются один за другим, как асфальтовые шампиньоны.

Но публика хочет не тех песен, от которых ангелы рыдают, а святые задыхаются, а как у Сердючки: шоб весело, с гиканьем, чтоб «Нас не догонят», но поистеричнее.

Остановимся, однако, на утверждении, что ЛА голыми руками не взять. Он не за триумфами здесь, хотя от них не отказывается, он за песнями, которые помогают дышать. Нам тоже. У Лени Агутина первый полусерьезный полуюбилей, и он продолжает возделывать оазис интеллектуальной якобы легкой музыки.

Его «Пепел» стучит во мне

На шумном собрании некогда сверхпопулярной программы «Муз ОБОЗ» долго решалось, кто поедет на интервью к Игорю Талькову. Желающих было немного. Сейчас это звучит пошло и манерно, но тогда всех пугала его явственная интеллектуальность в обрамлении очевидной суровости. Это ведь он потом мне скажет (я записал): «Поскреби цивилизацию – полезет дикость», а еще вот это: «Меня волнует тема нравственных императивов», то есть душа его волновала.

Ехать вызвался я.

В подмосковном городе Видное в гримерке я обнаружил человека, который был расстроен тем, как прошел концерт: важные песни пропускали мимо ушей, требовали «Чистые пруды». Воспитанные культурой намека и многоточия, люди не знали, как реагировать на манифесты, и требовали лирику. И то сказать, лирика была что надо. Ведь даже песни о любви («Самый лучший день», «Летний дождь») он превращал в элегии по утраченным чувству и идеалам. Его метафоры были невесомы, как дождинки.

Я спросил, отчего у него в песнях так много хемингуэевского героического пессимизма, и он расхохотался: «Ну, ты и… фрукт. А как же "Я вернусь"?» Я спросил, что он считает для себя самым главным. Он ответил: как сделать жизнь полезной и необременительной тебе самому.

Пытаясь этого добиться, он без снисхождения (это слышно) относился к себе и снисходительно к другим. Он и ценим людьми сегодня, думаю, за абсолютный позитивный фатализм, который и есть основная часть его обаяния: да, непросто, но любите Родину и друг друга и тогда выстоим. И так уж и быть, будут вам «Чистые пруды».

Через неделю Игоря Талькова убили, и мы сопроводили интервью его малоизвестной песней со строчкой «Пепел к пеплу, прах к праху», надеясь, что это правда, что он есть – пепел, который стучится в сердца.

Когда ни апостолов, ни радости

Алексей Потапенко («Потап и Настя») только кажется хлопцем, действующим в рамках классической схемы «он был обычным человеком до тех пор, пока не превратился в атомного песика». Он нравится мне тем, что решительным образом отвергает высокопарную идиоматическую референцию «равно встречай успех и поруганье».

В этом разрезе олимпийское спокойствие не про него: успех он обожает, ругателям жаждет морды набить.

Он умеет писать песни, заставляющие неметь от изумления; под его водительством набрал обороты нешуточные дуэт «Время и Стекло».

Их пьесу, по тональности напоминающую апостольское «Радуйся!», «Имя 505» я объявляю безоговорочным победителем непростого лета, когда не до апостолов, не до радости.

Видимо-невидимо артистов, требующих себе венец из роз и при этом напрочь лишенных харизмы.

А тут – дивная энергетика юных «энерджайзеров», уверенных, что мир спасут не «занавес» и танки с самолетами, а знойные поцелуйчики херувимчиков.

В этой песенке, с которой вместе весело даже не шагать, даже не скакать, а прямо-таки летать по просторам, Потап с подопечными вывернули наизнанку все поп-схемы.

Любовную историю они преподносят с характерной только для Потапа смесью безалаберности и остроумия.

Узрел «Митя» красну деву – «и понесли ботинки Митю», а дева, что твоя гризетка, оказалась огневой.

У Потапа бывают разные эксперименты, случаются такие, к каким тьма вопросов, но данную песню не стыдно и Канье Уэсту в самодовольную рожу сунуть. «Имя любимое мое и непобедимая/ Любовь моя, моя именно/ Имя любимое твое – мое любимое».

И вправду кто услышит эту песню, тот покоя не найдет; пробовать вытравить, удалить из головы эту словесную эквилибристику – все равно что заставить себя поверить, что Капелло выдающийся тренер.

Пусть Ник Кейв хрипит про то, что второй молодости не будет (я всегда хотел съязвить, что, по роже судя, он и первую профукал) и не будет бесплатного счастья, а нам подавай песни живительные и животворящие, это наш субстрат, эликсир, пусть нет второй молодости, «Время и Стекло» делают первую бесконечной.

Пьесы Гребенщикова как часть его ДНК

Лучшие песни Гребенщикова – это высокий класс неостановимой гиперболы. Стиль его пьес и манера их исполнения – часть его ДНК. За Словом он признает сакральное значение, потому у него нет текстов, которые совсем мимо.

Однажды я был в грустях, слонялся по шереметьевскому ВИП-загону и набрел на Маэстро, который в полном согласии с общественным представлением о нем смотрел вдаль и блаженно улыбался. Ну, я сглупа и подошел и выпалил, что, хоть и понимаю, что он мастер плести из путанных между собой слов и идей колоритный гобелен, все равно считаю эти гобелены силлогистикой и беспредметным ля-ля-ля. Без намека на обиду БГ ответствовал мне, что песни его проще некуда, а кто их не разумеет, тот, как изящно ставят на место в Америке, «незаслуженно чувствует себя больше номинала».

Он был прав тогда, прав сейчас. Это большие песни и большие чувства – когда великосветский поп, когда старозаветный рок – про то, как увлекательно и тяжело жить на Руси парню, который все старается перепридумать РУССКИЙ смысл жизни.

У Бодлера описан типаж БГ: «Он – воплощенная жадность жизни»; он жадно живет, да, но при этом «одной надеждой меньше стало, одною песней больше будет», а «…душа не освежится, пока есть притяженье бездны».

БГ чужд крайних эмоций, а спросишь про политику, ответит, конечно, уклончиво, но для него тебя больше нет. Политика не «причиняет приливы крови к голове»; их причиняют только думы о Высоком, которое на поверку самое Простое: люди, огонь, горы, море, облака.

Мне всегда казалось, что БГ адепт великой романтической традиции. Но однажды он пригласил меня на концерт, а после, впечатленного до круглых глаз, заверил, что нет такой традиции, есть только талант и мастерство.

Танцующая на рассвете. Открытое письмо Жанне Фриске

…Подруга моя, Жанна моя, я помню, как мы улетали гуртом куда-то, у тебя случилась пикировка со случайно и временно популярной артисткой, и ты сказала ей, осаживая, что, вообще-то, «звезда – это шар раскаленного газа», не более, и вовсе не то, что она думает; я в это время нес тебе минералку, и чуть не выронил от смеха.

Ни сердце, ни рассудок не принимают твоей болезни, чушь это несусветная, собачья чушь; я ведь совсем недавно летал с тобой в Киев, и веселились мы, и умеренно интересничала ты со страховидными бизнесменами, признававшимися тебе в любви, и говорили мы обо всем, и о том, что, по Достоевскому, «жить и не меняться – это безнравственно».

А! Вот о чем я забыл сказать у нашего товарища Малахова: о твоей жадности до жизни, о том, что ты не просто не боишься перемен, ты жаждешь их, ты учишься. Я ж видел, какой смертной тоской для тебя было общение с плоскими людьми, как пугали и отвращали тебя жлобы и нытики, жовиальная ты моя подруга. Я помню, как мы поездом ехали в Харьков, и я тебя смешил наполовину, если не больше, завиральными рассказами о своих альковных похождениях, и ты заливалась, как дитя, а смех твой, и ты ведь знаешь об этом, влюбить в тебя способен даже бирюка.

Мы в нашем «тандеме», когда он спешно и в силу обстоятельств организовывался, всегда «работали»: ты – красотой и умом, я – бравадой.

Жанна, я ведь спросил тебя, когда мы подлетали к Владивостоку (эпоха «Блестящих»), ты спала, вдруг встрепенулась, потому что в иллюминатор вдарило солнце, красота была – не описать, – и я спросил тебя, выведя (в 5 утра!) разговор на магистральное, чего ты больше всего хочешь и чего ты более всего боишься. Ты улыбнулась и сказала, что хочешь семьи и детей, а боишься больше всего не добиться баланса уверенности и неуверенности в себе.

Жанна, поп-певицы так не отвечают, посему ты не поп-певица, ты шепелевский бриллиант, гордость родителей и моя подруга, Рэмбо в юбке и Тиффани разом.

До полного забвения себя ты дурачилась в Астане, и даже мне, дуралею, было понятно, что ты влюблена, вот как раз до самозабвения, и танцевала ты без остановки, и смеялась без умолку, и я очень хочу увидеть и услышать эти танцы и смех снова, и так оно и будет.

Жанна Фриске ушла

…Я предпочитаю теологии метафизику и не надо вопить: я ж не против, чтобы вы веровали в свои высшие силы, я просто считаю уход Жанны Фриске верхом несправедливости, черт бы побрал вас и ваши небеса, которые рыдали вместе со мной.

«ЗАБИРАЮТ ЛУЧШИХ» – такой же идиотизм, как «ВРЕМЯ ЛЕЧИТ».

22-го мне 445, и чем ближе день, тем «злее пробирает меня явь», тем сильнее я скучаю по Брату Ромке, а отныне буду скучать по моей Жанне.

Вольно вам врать себе про время и про «лучших», я не виноват, что вам недостает мужества, я плакал вчера и плачу сегодня.

Не обнять более мою Жанну, не рассмешить ее сомнительными гривуазностями, не станцевать под нее и с ней танец грузинских лесорубов, но память выше веры, сильнее слез, а слезы очистительны, они глушат вину, и память делает нас выше, сильнее, лучше, дарит нам право пусть не на индульгенцию, но на избавление от шелухи, я под солнцем утираю слезы и шепчу: спасибо за дружбу, Жанна, спасибо, пока.

Юрий Лоза и Алексей Глызин выжили из-за отвратительного характера и пофигизма

Юрий Лоза, которому исполнилось 60, и Алексей Глызин, который тоже разменял седьмой десяток, выжили потому, что у первого отвратный характер, а второму на все начхать, в том числе на юбилей и, боюсь, на Лозу тоже.

У Лозы полно претензий к жизни и к коллегам, у Глызина, кажется, нет ни единой. Лоза, как писал Бродский, «это памятник среднему пальцу», чемпион по воркотне, напоминает Ю. Антонова; Глызин, как писал Довлатов, «ходячий мемориал счастливых мгновений», у него золотая медаль по благостности, напоминает Рыжего «Иванушку».

Лоза видит себя Художником, Глызин является спецом по художествам.

Лоза суть самоед, он анализирует прошлое, много думает о будущем; Глызину интересно сегодня и сейчас, он живет точно подросток.

Хотя нет, совпадение есть: оба считают, что все зло от непрофессионализма, это бич, страна стонет от переизбытка непрофессионалов. (Лоза это говорит саркастично, Глызин это говорит иронично; сарказм и ирония, понятно, маски.)

Что меня удивляет в двух ветеранах, один из которых высокоинтеллектуальный бирюк, а второй, как выражается Шнур, солнечный…додуй, так это то, что уныние – это совершенно не их случай.

Они оба являют собой тот «олд скул», главной особенностью которого была и есть уверенность, что таланту суетиться незачем, нехай суетится бесталанная шваль.

Лоза прагматик и мнемоник, подробная память ему нужна для анализа, а Глызин если и прагматик, то очень скрытный, и память его избирательна, он помнит только добрые дни.

Как они сохранились, как вы понимаете после прочитанного, вопрос праздный – здесь нет никаких закономерностей. Вопрос другой: как сохраниться нам? С кого брать пример, если еще не поздно?

Или действительно проживать жизнь не геройски, а пусть неровно, но с удовольствием и качественно – это и есть незаурядность, обеспечивающая долголетие.

P.S. Оба, кстати, хорошо поют. Иногда даже хорошие песни.

Музыка закончилась

Даже Алла знает, что музыка прекратила свое линейное развитие, перестала быть эксклюзивной, как мои шутки, которые я дарю беспощадно облизываемому девчонками Артему Шалимову. Как будто забыв аксиому «от осинки не родятся апельсинки», она вся существует на расстоянии клика.

Ситуация труднопроницаемая настолько, что исполнители перестали делиться на топовых и «сбитых». Артисты с большой буквы, просто артисты и даже артистишки – благодаря айподам, телефонам-проигрывателям и прочим гаджетам-девайсам легко и одновременно умещаются в кармашке рубашки. Да, в одном кармане все: Del Rey, Guns’N’Roses, Баста и любимый певец Армана Давлетярова – Крэйг Дэвид.

Я никому об этом еще не говорил, но считаю такое положение дел абсурдным. Потому что Take that и Марк Тишман соседить не могут, у них даже каденции взаимоисключающие! Но соседствуют же! Каждый сам себе набирает из интернета что и кого хочет и слушает. Музыкальных телепередач у нас, которые хоть сколько-нибудь приобщали бы к настоящему, кот наплакал.

Как теперь может заработать артист? Тонко: токмо живым выступлением, а за бугром – если продаст песню в сериал, да чтоб сериал был знаковый. Тонкие и умные артисты так и делают. Но сколько у нас таких артистов? Подавляющее большинство похоже на жертв вяловатой безысходности похмельного утра, которым едва ли не отказано в чувстве изящного.

Скажем так, список далеко не бесконечный, пополнение нам в ближнее время не светит, не спорьте, я вчера смотрел «Новую волну». Я даю вам несколько секунд, чтобы вы назвали мне имена тех, кто не упадет в обморок от слов «живой концерт». Та-а-ак, Нюша, Сергей Приказчиков («Пицца»), «Градусы»… who, как говорится, еще?

Но, по крайней мере, так хотя бы честно: не умеешь очаровывать людей живьем – пошел прочь без дальних разговоров. Мик Джаггер и Ко, отмечающие в турне беспримерные 50 лет существования группы, просят, нет, требуют, уже 4 миллиона за концерт – и правильно делают, ибо в наши дни это единственный способ заработать.

Их песню возьмут в культовый сериал «Хор», молодые проникнутся, а после заглянут в «Википедию» – узнать, что это за банда. Музыка перестала быть линейной, границы между жанрами стерлись, и бритвенно острых выпадов заслуживают только те, кто не умеет простых вещей: петь качественно, не играя мракобесной музычки.

Как показал юрмальский ужас, эта колонка не имеет касательства к нашим артистам.

Теперь Скрипка, Вакарчук, Руслана, Приходько – наши враги?

Вот что делает с нами война: она лишает нас рассудка, зрения и слуха, выключает ту железу, которая отвечает в человеческом сознании за выработку элементарных моральных представлений.

Я обожаю три вещи: наблюдать, как уродует себя априорно уродливая Леди Гага, хороший футбол и шутки Алексея Потапенко.

Потапенко – это Потап из дуэта «Потап и Настя»; добродушный и прямой увалень, который остроумен, как авторы моего любимого сериала «Теория большого взрыва».

Заметьте, я не называю его феноменальным артистом, я полагаю его артистом достойным. На родине, однако, в Киеве, его клеймят ренегатом и подлым коллаборационистом, пишут ему в общенациональных изданиях, чтоб убирался с глаз прочь. За то, что выступил на РУССКОМ фестивале в Юрмале.

Он несказанно огорчен, более того, подавлен.

Еще бы, он, по-умному выражаясь, жизнь положил, чтобы славян развлекать, а теперь для части славян он – гнида. Тогда как он чистой воды скоморох.

Невыносимо видеть подавленного скомороха, перемещенного, по Воннегуту, в иную систему координат, где лицемерие – заглавная норма.

Избитые строки «Бывали хуже времена, но не было подлей» просятся на язык. Теперь Скрипка, Вакарчук, Руслана, Приходько – наши враги?

Шиш вам, закоперщики новомодной гоморры, Потап был, есть и будет мой друг, и я буду любить мову, как он – наш язык, а вы так и будете страдать страбизмом и так и сдохнете, не избыв слабоумия.

Почему «Блестящие» продержались 20 лет

Группе «Блестящие» 20 лет, этот юбилей и меня касается, ведь я любил и люблю их так, что готов испепелить любого их недруга, который позволит себе проявить непочтение.

Надо же, 20 лет. Ослепительные были годы, лихие случались годины, лютые неудачи обрушивались, а вот, поди ж ты, они в строю, и я рядышком стою.

В «Блестящих» уживаются легко эротизм и трепетность наитрепетная. Да, они не поют песен про аристотелевское дробление бытия, но они красивы и доброжелательны, а на унию эту и возлагаю я последние надежды.

Можно долго рассуждать, кто из группы всех милее и на сцене всех сильнее, но ясно, что знаменитее всех Фриске, воплощенные артистизм и стильность, душевность с задушевностью.

Жанна никогда не была самой мастеровитой в группе, но всегда была самой лучистой. Ей хватало одной улыбки и двух па, чтобы лихо брать в полон таких мазуриков, как я, наделенных самым гибким воображением.

Они все были воображалами, конечно, задаваками. На то они и девчонки, чтоб задаваться. Они появились из, кажется, ниоткуда ровно в тот момент, когда снотворная эстрада укатала даже меня, жовиального живчика.

Ну да, имела место спекуляция во вкусе ню, ну так это лучше, чем ню в исполнении напомаженных мальчиков; я ж из старой школы, немодной.

Оля Орлова, самая махонькая и самая голосистая, нонче мама и жена. Она хотела продлить пребывание на сцене, но не сбылось. Благодарение богам, хоть в суфражистки не подалась, как Полина Иодис, валькирия скандинавского вида, из первого состава, из-за которой я едва не повредился в уме.

Юлия Ковальчук хочет стать королевой нового бурлеска, но и старый, и новый «бурлески» уже оккупированы Семенович, которая начинала вульгарно, а после поняла, что грудь грудью, а лирика лирикой.

Ксюша Новикова воспитывает сыновей, которых едва отстояла в тяжбе с их тиранистым папой. Надя Ручка грезит о семье. Если, говорит, получится, тогда и жизнь моя, значит, блестящей будет.

Получится, Надя, иначе, зачем мы все тут?

Все беды – от нехватки безумцев

Даже в Экваториальной Африке группа «А-Студио» числилась эталоном рафинированности, у них было навалом стиля, но не хватало безумия. Батырхан Шукенов был необыкновенно обаятелен, но и неправдоподобно лощеный.

Требовалась дихотомия. И чтобы это разделение целого на две части проходило под знаком искрящегося безумия; чтобы появился человек, способный и выразительное стаккато забабахать, а не одни глянцевые песни.

Все беды нашего шоу-бизнеса, широко говоря, – от нехватки настоящих безумцев. Заметьте, не истероидных фриков, их полно, а ярких безумцев.

Как ни парадоксально, именно с Кети Топурией группа снова стала «командой молодости нашей», напомнила о том, что мы в самой поре. Что шикарные песни способствуют понижению стресса, расцвету, гормональной буре, стабилизации кровяного давления. А это слишком релевантные вещи-материи-категории, чтоб препоручать их невесть кому.

Группе «А-Студио» четверть века, и ее музыка истребляет микробов.

Распространенная точка зрения, что ничего хорошего с нашим шоубизом не происходит и он безнадежен, именно из-за таких ребят и терпит крах.

Начинали с «Джулии» под покровом Пугачевой, теперь мешают орнаментальность и медитативность; обзавелись (см. выше) обложечной героиней и научились извлекать из общения со зрителем «минимальные молекулы счастия».

И даже не в фиоритурах-колоратурах главное, хотя это и наисущественная статья, а в том, что у группы лозунг, он же кредо: «Нам будет светить солнце!»

О рейтинге лучших российских песен 21 века

Я не верю, что вы моментально, с кондачка, с наскоку назовете три знаковые песни (русские, разумеется) нового века. Отвратных песен миллионы, а, поди, назови те, через которые слышна эпоха, ее скрип, каноны.

Поскольку позвонили из уважаемого журнала (опрос), выглядеть несуразно не хотелось, и я выцыганил время на раздумья. Назвал.

Но сказать хотел о тех шедеврах, что назвали другие.

Очень часто упоминается песенка группы «Звери» «Районы-кварталы» – так часто, что можно подумать, будто речь идет об институции национального масштаба, о национальном достоянии.

«Звери» – это «Ласковый май» наизнанку, они тоже ставят планете ноль за черствость, но больше апеллируют к интимному, к поцелуйчикам.

Хотя странно и отчасти поразительно, что выбрана именно аутсайдерская песня, у банды тьма сколь ярких, столь и жизнеутверждающих песенок, например «Напитки покрепче, слова покороче». Аутентичный гимн эпохи «Камеди Клаба», умничающих хипстеров и боев без правил.

Ну, вот какую, например, песню вы слушаете, когда пребываете «во власти глубокого упадка духа»? Чтобы избыть это состояние или – есть же большое количество таких людей – посмаковать его? В большинстве анкет я прочел: «Одиночество-сука» певуньи Славы.

Ну, в том, что выбрали песню, которая спета замогильным голосом и украшена полуобсценным словом, есть понижение планки, но это тоже своего рода знак. Анализ вкусов нашей специальной публики до сих пор для меня, видавшего виды, предприятие занятное.

Вот, например, в ответах ни разу не упоминаются Алла, Филипп, Валерия. Зато есть Потап и Настя с «Чумачечей весной» и Дорн с галлюциногенными боевиками.

Нет Лепса и Брежневой, зато есть Максим с самоанализом девочки «Я девочка, мне можно».

Лирики, трепетных песен нет, не привечают их, в районах-кварталах в чести брутальность, там глашатаи сермяжных эмоций просто проживают день за днем в тотальном разладе с миром, где все фальшивое, даже песни.

Героин-поп и психоделика на стероидах

Героин-поп (уже вижу ваши брови, вскинутые домиком) – это такое направление поп-музыки в формате «я девочка, мне можно!», девичья аллюзия на тему «я и не знал, что любовь бывает так жестока, а сердце – таким одиноким»; ну и ну.

Эти песенки звучат о-очень медленно и очень-очень печально, эта психоделика на стероидах, ну как если бы Надежда Бабкина перепела Лану Дель Рей, и беспременно в кокошнике.

Вот, кстати, коль скоро я бесцеремонно явочным порядком затеял ликбез, Лана означенная, совершенно не умеющая петь (был на московском концерте, который сначала перенесли, а потом устроили, и стало понятно, как переводится с русского на аглицкий… вот так: шэйм он ю, мазафака!), – самоназначенная королевишна псевдоавангардного стиля. Который, чтоб заморочить вас, покровители шалав назвали мудреным манером – седативный трип-хоп.

Девушкам этой популяции вменяется быть отстраненными и притворно равнодушными, как селезень на пруду или Титомир в общении с прессой. Певицы этого направления обязаны быть очень меланхоличными, очень-очень циническими, очень-очень-очень неторопливыми; они как будто читали Твена и вооружились им: «Нет большей вульгарности, чем чрезмерная утонченность».

Это очень разноречивый, раздираемый противоречиями стиль – стало быть, адепты-апологеты его такие же противоречивые, что уж говорить об исполнителях.

Но героин, конечно, не про наркотики, это всего-то игра слов, хотя сам стиль далек от «лучезарной незлобивости».

Одна из них поет: «Мое одиночество так возвышенно, я так давно его добивалась, но это возвышенное одиночество скоро добьет меня. Может, и к лучшему». Девицу зовут Лорде, и если это не параноидальность, то я не знаю, как это называется.

У Ланы Дель Рей, впрочем, сплошная шелуха не обеспеченных смыслом слов: «Я богатая сучка, и все, что мне надо, это… ну, сами знаете, а если не знаете, идите на…» Девочки в восторге, я видел. Хотите – назовите это трансмутацией гламурной идеи в негламурные чувства, главное – стиль продается, а значит, вот-вот Макс Фадеев отзовется.

Дикость и прочее состояние нашей поп-музыки

Поскреби шоу-бизнес в том сусеке, где написано «популярная музыка» – полезет дикость.

Состояние современной поп-музыки не то чтобы аховое, она не вызывает эмоционального расстройства, но лично я люблю баллады, а медитативных шедевров практически нетути, а то, что сейчас преподносится как головокружительный «медляк», это некачественное эпигонство, под такую музычку, как писал Набоков по другому поводу, «даже выражение лица хуже становится».

Ну не от Леди Гага, ха-ха, с Майли Сайрус, хи-хи, ждать в этом смысле откровений.

Ритм потеснил мелодию, и для молодых людей мелодия превратилась в недостижимо абстрактную концепцию, песни, которые пели Вee Gees и «Цветы», нынче проходят по ведомству приторных, им отказано в доверии.

Но на поверку: так никто не пишет и не поет, вот в чем и соль, и запятая, прочее – от лукавого.

Я про «Цветы», про угасшую, но негасимую Гурченко, про Стаса Намина, про настоящую любовь, кровяное давление и слезинку.

Намин, понятное дело, затевал группу для ретрансляции своей убежденности, что, как бы ни были суровы времена и отвратны обстоятельства, музыка была, есть и будет буфером, снадобьем, отмычкой – да чем угодно, что «под личиной низкой и ехидной» позволит разглядеть жизни чудесную суть.

Канал «Культура» показал – повторно – юбилейный концерт «Цветов», я смотрел его с детьми, жертвами времени, когда ритм потеснил мелодию, и вот на сцену восходит Людмила Гурченко, чтобы спеть «Спи, ночь в июле только шесть часов», – и не надо ничего объяснять про силу воздействия музыки, нормальных слов, сказанных от души: «В сказках вечерних, неясных, бурных верилось в призраки светлых минут»; про роль страстной личности в истории: Гурченко двумя нотками берет в полон магнетизмом, а песнь такая – послушайте! – что заменит сердечный стимулятор, и прав, конечно, Намин: такие песни поющий и любящий негодяем быть не может, ну, не дано.

Смерти совиные крылья для Андрея Кузьменко

Речь не обо мне, поэтому я от вас не отстану, покуда вы не посмотрите в интернете программу «Машина времени», которую я вел в Киеве на канале «АйСиТиВи». Там за главного был вовсе не я, не легендарная Лолита, не искрометный Потап, не шикарная Семенович (все они были моими соведущими), а парень по имени Андрей Кузьменко, или попросту Кузьма, лидер культовой на Украине банды «Скрябiн».

Интеллектуальный ковбой, подкупавший остроумием и полемической яркостью, бравший лучезарной доброжелательностью, авантажный рокер, соединивший два разрозненных мира – физику и лирику.

Его больше нет, он погиб в ДТП, и Лола писала мне, что она рыдает и пьет, пьет, пьет. Я тоже.

В мире тотального метафизического неуюта, где все меньше гармонии и все больше алгебры, где правят людьми ноли без палочек, Кузьма выделялся, как выделялся бы Брэд Питт среди наших народных избранников.

На родине он числился разудалым Брюсом Спрингстином, забубенным пролетарским героем, воспевавшим простой люд с его сермяжными проблемами. Но в моих глазах был автором медитативной лирики такой исключительной выделки, что какой там Джо Дассен.

Послушайте «Шампанские очи» – и поймете, что такое Андрей Кузьменко; он про то, что сами Небеса велят нам любить все сущее, про то, что, когда ты теряешь лицо, не удивляйся, что ночью комната полна призраков.

Его обожали люди, те из них, которым он облегчал жизнь, и люди говорили ему об этом, и его обожал я, и тоже говорил ему об этом.

Слабое утешение.

Нет, вот так: слабое, но утешение. Смерть распростерла над ним совиные крыла, но он пел, что смерти нет, она самовластительная номинальность, а есть только любовь, и ничего, кроме любви, к своим, к родине, к людям, потом уже к себе.

Я сижу в темноте, слушаю его и знаю, чувствую, что он прав…

Жадность до самой жизни

С Батырханом Шукеновым, ушедшим в мир иной, музыкантом тонким и парнем славным, если говорить высоким слогом, нас связывали эстетические пристрастия: мы оба обожали сериал «Сыны анархии», фильм Спилберга «Цветы лиловые полей» (не смотрели?! Стыдоба!) и посиделки в кафе с обсуждением двойственности моральных устоев как беспременного условия успеха в нашем шоу-б.

Он был Артистом не по профессии, а, так сказать, по конструкции личности; через минуту после общения с ним ты становился добровольным заложником его тихой улыбки, обнаруживавшей в нем ни разу не звездного парня.

Битву за хит-парады любой ценой он считал «тягостной бредью», не ныл, не просил, не завидовал.

Его обожали все, от Дмитрия Маликова до гендиректора МУЗ ТВ Армана Давлетярова.

Весну эту я прозвал черной: похоже, она переборщила с количеством смертей: мой брат, журналисты-товарищи Мечислав Дмуховский и Нугзар Микеладзе, Плисецкая.

Я никогда столько не плакал. Но я из тех парней, с которыми бедам не совладать.

Если ты возвел в ранг жизненной доктрины жадность до самой жизни, ты учишься быть благодарным за все, что у тебя есть.

Тhе koоks, перехваленные в Британии, меня не впечатлили.

Это вам не фаворит Е.Ю. Додолева старичок Коэн, совершенный эсхатолог с труднопроницаемыми для инфузорий туфелек.

Группа пуста, как нонешний Робби Уильямс и теперешняя П. Каас, когда-то, при царе Горохе, своей голубоглазой андрогинностью пленившей даже М.С. Горбачева.

Здесь без души бряцают на лирах, ни уму, ни сердцу, апофеоз скуловоротности.

Рухни я в огонь вечной кары, если…

Когда начинаешь заступаться за музыку прошлых, советских лет, доводы заглушаются смешками. Но ведь чем больше слушаешь современную музычку, тем «злее пробирает явь», сообщающая тебе совершенно непонятное чувство вины за собственное убожество (то же касается, к слову, игры нашей квазисборной по псевдофутболу). Ну, назовите хотя бы одну песню, к которой применима рецензия: «По рукам бежит священный трепет и несомненна близость Божества».

Рухни я в огонь вечной кары, если не удивлю вас в конце сей заметки, не заглядывайте покамест туда.

Я не из тех, кто, «чувство драмы в себе холя и лелея», отрицает прогресс нашего шоубизнеса, упражняясь в остроумии на его счет, я не адепт индийской философии, где все построено на отрицании. Но надо честно сказать, что песня, которую я имею в виду, недосягаема сегодня – что для наших умельцев, что для сторонних.

Она стародавняя настолько, что глаза на лоб лезут. И сверхмодная.

Когда я слушаю эту песнь, я вспоминаю, как потрясенная американская критика писала про кантаты Боба Дилана: «Такое может написать только тот, кто либо ищет себя в Боге, либо потерял себя в женщине». Шедевр, без всяких скидок, песня как мера совершенства.

После этой монументалки большой огневой мощи слушать жлоба по имени Канье Уэст – все равно, что выпивать с немыми. В ней самым наглядным и самым затейливым образом утверждается светлая максима «жизнь обыграть можно» – была бы любовь.

Белорусский данкешон за се ля ви, атлант расправляет плечи, и я на полном серьезе полагаю, что эту пьесу надо крутить молодым нон-стоп: кроме того, что она сделана, как сказал бы Рамаццотти, «перфетто», она способна повлиять на поведенческий модус. Песня, слушая которую еще острее ощущаешь себя ребенком, сосланным во взрослую жизнь.

Итак, проверили дыхательную функцию?

«Косил Ясь конюшину», группа «Песняры». Сбивает с ног любого сноба. Умопомрачение.

Диво, что песня белорусских виртуозов вышла, когда партийные мафусаилы заклевали музыкантов требованиями перестать равняться на Запад.

А они и не равнялись, они Запад обошли.

Басков как открытие

Дух времени таков, что мы не доверяем никому, это время прагматиков с указующими перстами, а я люблю людей трепетных, сентиментальных.

Но сейчас эмоции со знаком плюс все больше имитируют, «держа пучеглазую паузу».

Вот Басков, каким я открыл его во время совместной гастроли, из тех, кто самой апокалиптике устроит апокалипсис.

Человек, которого дотоле я костерил на каждом шагу, оказался воплощением полноты бытия.

Когда другие ноют, НБ просто и лихо расцвечивает дни, раскрашивает их с ребяческим упоением, «очеловечивает чувство с эмфазой».

Басков верит в то, что добрый смех всесилен, что тризну, царящую кругом, можно одолеть только пуленепробиваемым оптимизмом.

Всю поездку я обзывал его символом интеллектуального эротизма, он был не против.

Мы летали на крупнейшую музыкальную церемонию, и всю дорогу НБ подначивал напыщенных коллег, а я за этим водевилем с отверстым ртом наблюдал.

А коллеги так и вовсе не знали, куда себя деть, и нервически, в большинстве своем, хихикали.

Мы с ним, обнаружилось, одних мыслей относительно многих вещей.

Он тоже считает зависть и жадность двумя наиомерзительнейшими пороками – бичами, увы, самыми распространенными в среде вообще и в шоу-бизнесовой в частности и подавно.

Я уже слышу возмущенных этой апологетикой, но ведь сказано, век живи – и учись век, и открывай людей, и не боись открытий.

Малиновский и Беляев: новые звук и от магаданских

Молодой артист, в «Голосе» бравший голосом и несколько нарочитой маскулинностью (а-ля «Чай вдвоем» до распада, но те братовья уж слишком переигрывали, подергивая мышцами; наш свежеиспеченный герой посдержаннее будет), Алекс Малиновский пылает от нетерпения, желая продемонстрировать публике, что поп-музыка может и должна быть высокохудожественной.

Хотя – ну какой молодой? 30 уже. У нас ведь молодым артистом считается всякий, кого прежде по телевизору не показывали. Поэтому тоже относится к Антону Беляеву, который сказал, что, когда он жил в Магадане, и даже позже про тех, кто считался звездами, он думал, что «если окажусь поблизости, наверняка остро почувствую зловоние открытых сточных ям»; вот как относительно молодой артист относился, значит, к старшим коллегам.

О метаморфозах позже, я ж должен вас приуготовить как-никак. Оба бойца из Магадана, Малиновский кажется преисполненным благодати образцом жизнелюбия, но он знает, что такое драма. В артисты он подался вопреки родительской воле, наперекор душной никчемной повседневности, где заправляют чванливые жмоты с нечистыми помыслами. Родители, ясное дело, были против, ну какой, к черту, певец, мужику профессия надобна. Он настоял на своем.

Беляев не рассматривает город детства как «пропащую дыру на краю света, заполненную мелкими страстями». Человек он в высшей степени выдержанный, но вопрос, как, будучи до кончиков пальцев независимым, он, став неотъемлемой частью прежде ненавидимой индустрии, – итак, как он себя чувствует «в тылу врага», – этот вопрос его смешит.

«Я, правда, думал, что все эти люди насквозь дерьмовые, на деле это оказались люди разного уровня цинизма. Есть дивные люди с чудесным вкусом, они могут любить изысканную музыку, а людям впихивать пропащую, бросовую, мерзкую. Я этого не понимаю, но это данность».

И Малиновский, и Беляев, каждый по-своему, пытаются маневрировать между вкусом и цинизмом. Оба, между прочим, называют Агутина, как пример человека, находящего разумный компромисс (для бойцов «Голос» завершен, теперь в лизоблюдстве никто не упрекнет). Малиновский при этом больший конформист, Беляев определил для себя водораздел, за этой демаркационной линией для него тупик. «Технически я могу сделать все что угодно, но не морально и не физически».

Малиновскому главное, чтоб песня была красивая. Можно бесконечно рассуждать о теории струн и множественности измерений, но факт остается фактом: на сцене появились новые люди, полярные, измлада приученные надеяться только на себя, уверенные, что песней можно и должно улучшить жизнь. Но песни у них разные.

О самой некрасивой бабе из поющих

Я сам бы, да вы что, я бы сам, сам бы я… да никогда! Я женщин боготворю, я вижу в каждой из них только красотищу, пытаюсь видеть, видеть только хорошее.

Она сама себя обозвала – и настаивает – самой некрасивой бабой из поющих. Это не все. На вопрос, что ее смущает или коробит в шоу-бизнесе, она отвечает: «Вопиющая опереточность во всем» (само собой, перевод литературный – мату она Джигурду обучит), а на очередной вопрос про любимую пословицу она не обинуясь ответила: «Кто не видит тебя, пока ты сидишь – не заметит тебя, когда ты встанешь».

Коль скоро она открыто потешается над своею неказистостью, то я с чистой совестью подтверждаю: да, не Анджелина Джоли, но я отчетливо понимаю, откуда у нее такой грандиозный успех (в Италии ее полагают национальным достоянием, только что не институцией национального масштаба), понимаю природу ее успеха.

Понимаете ли вы, изведенные пластмассовыми звездами, что даже и самую вопиющую харизматичность (а мы имеем дело именно с такой, образцово-эталонной) надобно ежедень холить и лелеять.

Иначе как ты напишешь и споешь песню про подлейшее состояние духа, прослушав которую, пуще хочется жить?!

Ее зовут Джанна Наннини, она умеет.

Поет про подлое устройство вселенной, покинутой мальчиками и Богом, но хочется после песен сейчас бороться за возвращение Бога и – в моем случае – истинных девочек.

Она не скрывает свой возраст, но ей, несомненно, чуть больше, чем она не скрывает.

Найдите эту обаяшку, умеющую быть вздорной и вместе элегантной, в интернете. В тандеме с микрофоном она работает голосом, умеющим путем тщательной возгонки попс обращать в чистое вещество искусства, пусть даже хрипатое.

Вот почему Пелагея хоть в тростиночку обернется, а дух не захватывает, и худей не худей, наряжайся не наряжайся, даже по-пенкински ноты вытягивай – ан надо еще кое-что уметь.

В нокаут отправлять, вот что.