Дом Цепей Эриксон Стивен

— Слушаюсь, Адъюнкт. «До необыкновения беззаботно. Твоя надушенная любовница должна держаться подальше от всех взоров. Они знают, разумеется. И все же…»

В холле Блистиг обменялся кивком с Баральтой и ухватил Гамета за локоть. — Со мной, прошу.

Нил и Нетер мельком поглядели на них и поспешили выйти.

— Уберите руку, чтоб вас, — спокойно сказал Гамет. — Я могу идти без вашей помощи, Блистиг.

Ладонь разжалась.

Они нашли пустую комнату с усеянными крюками стенами, очевидно, прежде служившую кладовой Воздух пах ланолином.

— Пришло время, — без долгих предисловий сказал Блистиг. — Мы не можем выйти через два дня, Гамет, ты сам знаешь. Мы вообще не способны на марш. Будет в худшем случае мятеж, в лучшем — поток дезертирств. Четырнадцатой конец.

Радостный блеск в глазках этого человека родил в Гамете кипящую ярость. Не сразу ему удалось побороть эмоции, уверенно взглянуть в лицо Блистигу. — Появление ребенка — результат сговора между вами и Кенебом?

Блистиг отпрянул, словно ударенный. Лицо потемнело. — Да за кого ты меня принимаешь…

— Прямо сейчас? — буркнул Гамет. — Не уверен…

Недавний начальник гарнизона потянул «ленту миролюбия» на рукояти меча… но тут между ними, лязгнув доспехами, ступил Тене Баральта. Будучи выше и плечистее обоих малазан, темнокожий воин разделил их руками. — Мы здесь для того, чтобы достичь согласия, а не чтобы убить друг друга, — загудел он. — К тому же, — добавил он, глядя на Блистига, — подозрения Гамета пришли в голову и мне.

— Кенеб не согласился бы, — прохрипел Блистиг, — пусть вы верите, что я на такое способен.

Гамет отошел, встав лицом к стене. Мысли кружились в голове. Наконец он покачал головой и сказал, не оборачиваясь: — Она просит два дня…

— Просит? Это был приказ…

— Значит, вы плохо слушали, Блистиг. Адъюнкт молода и неопытна, но ее нельзя назвать глупой. Она видит то же, что вы и я. Но она просит у нас два дня. Когда придет время выступать… что же, конечное решение покажется вас очевидным, каково бы оно ни было. Верьте ей. — Он повернулся. — Хотя бы в этом одном. Два дня.

После долгого мига молчания Баральта кивнул: — Да будет так.

— Ладно, — соизволил сказать Блистиг.

«Благослови нас Беру».

Когда Гамет собрался уходить, Тена Баральта коснулся его плеча. — Кулак, — сказал он, — что за ситуация с этой… этой Т'амбер? Вы знаете? Почему Адъюнкт так… стесняется? Женщины часто берут для любви других женщин — это не преступление, разве что в глазах влюбленных мужчин. Так было и так будет.

— Стесняется? Нет, Тене Баральта. Она ценит уединенность. Адъюнкт просто ценит уединенность личной жизни.

Бывший Клинок настаивал: — Какова эта Т'амбер? Она пользуется излишним влиянием на командующую?

— Понятия не имею. Отвечу лишь на первый вопрос. Какова она? Кажется, была наложницей в Великом Храме Королевы Снов в Анте. Но вообще я общался с ней лишь по делам Адъюнкта. Т» амбер не особенно разговорчива… «Это еще очень мягко сказано. Красива, да, и отдалена. Слишком влияет на Адъюнкта? Хотелось бы знать». Кстати, о Т'амбер. Вынужден вас покинуть.

У двери он помедлил, оглянулся на Блистига. — Вы дали хороший ответ, Кулак. Я более вас не подозреваю.

В ответ тот просто кивнул.

Лостара Ииль положила последнюю часть обмундирования Алого Клинка в сундук, опустила крышку, заперла замок. Выпрямилась и отошла, чувствуя себя несчастной. В принадлежности к наводящей ужас роте таилось большое удовольствие. То, что Алых Клинков ненавидели сородичи и презирали жители родной земли, оказалось до удивления приятным. Ибо она сама ненавидела сородичей.

Родившись дочерью вместо желанного сына в семье пардийцев, детство она провела на улицах Эрлитана. У многих племен было обычной практикой — пока не пришли малазане со своим семейным кодексом — бросать нелюбимых детей, едва они достигали пятого года жизни. Служители разных храмов, последователи загадочных культов, часто искали таких беспризорных детей. Никто не знал, что с ними случалось. Оптимисты среди грубых уличных приятелей Лостары надеялись, что в культах они найдут некое спасение. Обучение, еду, безопасность, возможность стать аколитами храмов. Но большинство детей подозревало совсем иное. Они слышали рассказы — или сами видели — как темными ночами фигуры под капюшонами вывозят из задних дворов храмов прикрытые рогожей телеги, везут их к переполненным крабами прудам к западу от города. Пруды те слишком мелкие, и легко можно различить на дне расколотые детские косточки…

В одном были согласны все. Алчность храмов ненасытима.

Оптимисты или пессимисты, дети Эрлитана делали что могли, избегая ловцов с шестами и веревками. Можно было продлить жизнь, известную свободу, пусть и горькую.

В середине седьмого года жизни и Лостару поволокла по мостовой сеть аколитов. Ее вопли о помощи остались без ответа, горожане отступали с пути молчаливых жрецов, что тащили добычу в храм. Равнодушные взгляды скользили по ней на всем ужасном пути. Эти взгляды Лостаре не забыть никогда.

Рашан оказался менее кровожадным к пойманным детям, нежели прочие культы. Она обнаружила себя среди горстки новичков; им поручили поддерживать чистоту полов в храме. Казалось, они обречены на вечность рабства. Нудная работа длилась до девятого года, а потом Лостара по каким-то неведомым резонам была избрана в школу Танца Теней. Она и прежде мельком видела танцоров — скрытную, обособленную группу людей, для которых поклонение стало сложным, искусным танцем. Единственными зрителями были жрецы и жрицы — но и они могли наблюдать не самих танцоров, а их тени.

«Ты никто, дитя. Не танцовщица. Твое тело служит Рашану, а Рашан — проявление Тени в этом мире, предел между светом и тьмой. Когда ты танцуешь, не ты важна. Только тень, телом рисуемая. Танцовщица — тень, Лостара. Не ты».

Годы дисциплины, растягивающих связки упражнений сделали гибкими все суставы, выпрямили позвоночник, чтобы позволить Бросающей Тень двигаться без усилий и рывков. И всё ради ничего.

Мир менялся за высокими стенами храма. Неведомые Лостаре события систематически сокрушали целую цивилизацию. Вторжение Малазанской Империи. Падение городов. Иноземные корабли блокировали гавань Эрлитана.

Культ Рашана был пощажен, не подвергнувшись чисткам новых, суровых хозяев Семиградья, ибо он относился к признанной религии. Другие храмы постигла худшая участь. Она помнила, что видела дым в небе над Эрлитаном и гадала, откуда он возносится; помнила, как просыпалась ночами от звуков хаоса на улицах.

Лостара была посредственной Бросающей. Ее тень, казалось, имела собственный разум и неохотно, неуклюже подчинялась ей на учебных занятиях. Она не спрашивала себя, счастлива ли. Пустой Трон Рашана не вызывал в ней веры, как в прочих учениках. Она жила, но это была бездумная жизнь. Ни по кругу, ни прямо вперед — ее рассудок вообще не двигался, понятие прогресса относилось лишь к выполнению заданных упражнений.

Падение культа было внезапным, неожиданным и пришло изнутри.

Она помнила ночь, когда все началось. Большое волнение в храме. Верховный Жрец прибыл из другого города. Прибыл переговорить с Мастером Бидиталом насчет важнейших дел. Будет танец в честь незнакомца, Лостара и другие ученицы составят задний план, будут дополнять ритмику Танцоров.

Лостара осталась равнодушной ко всем новостям; она и близко не считалась лучшей среди учеников, ее роль в представлении должна была быть незначительной. Но она запомнила чужака.

Такого не похожего на старого, прокисшего Бидитала. Высокий, тонкий, веселое лицо, необычайно длиннопалые, почти женские руки — руки, один взгляд на которые породил в ней новые переживания.

Эмоции мешали механичности танца, заставляли тень извиваться в контрапункт движениям прочих учениц, да и самих Танцоров Теней, словно в комнату просочилась третья сила.

Слишком мощная, чтобы остаться незамеченной.

Сам Бидитал, потемнев лицом, начал вставать из кресла — но чужак заговорил первым.

— Умоляю, пусть Танец продолжится, — сказал он, отыскав взглядом глаза Лостары. — Песнь Тростника никогда еще не исполнялась в подобной манере. Не мягкий бриз, э, Бидитал? О нет, это истинный шторм. Танцовщицы — девственницы, да? — Его смех был тихим, но полным чувств. — Но в этом танце нет ничего девственного. О, это буря желания!

Его глаза не отпускали Лостару, полностью сознавая, какие желания ее переполняют — дают форму диким прыжкам тени. Осознание, некоторое удовлетворение, но холодное… Словно он ощутил возбуждение, но не посылает ответного сигнала.

У незнакомца были другие задачи в ту ночь — и в следующие. Однако Лостара поняла это лишь спустя время. А тогда лицо ее запылало от стыда, она бросила танец и сбежала из комнаты.

Разумеется, Делат явился не похищать ее сердце. Он пришел уничтожить Рашан.

Делат, оказавшийся и Верховным Жрецом и Сжигателем Мостов; каковы бы ни были резоны Императора, его рука нанесла культу смертельный удар.

Хотя не только его. В ночь убийств, в третий полуночный звон — после Песни Тростников — появился еще кто-то в черных одеждах ассасина…

Лостара знала о случившемся в ту ночь в эрлитанском храме Рашана больше, чем кто-либо — исключая, наверное, самих зловещих игроков. Ее единственную пощадили. Точнее, так она долгое время думала, пока не услышала вновь имя Бидитала, оказавшегося в Армии Откровения Ша'ик.

«Ах, не только меня пощадили в ту ночь, верно?

Нежные, длинные пальцы Делата…»

Ступив ногами на мостовые города после семи лет отсутствия, она ощутила ужасную истину: она была одинока, совершенно одинока. И поэтому очень скоро вступила в ряды Алых Клинков — новой роты из уроженцев Семиградья, присягнувших в верности Малазанской империи. Воспоминания о днях в промежутке приходилось тщательно изгонять из памяти. Голод, грязь, унижения — казалось, она кружится, бесконечно падая в бездну. Но ее нашли вербовщики — или, возможно, она их нашла. Алые Клинки должны стать утверждением воли Императора, знаком новой эры Семи Городов. Да будет мир. Эти слова не волновали Лостару, скорее ее влекли широко расползшиеся слухи, будто Алые Клинки желают стать вершителями правосудия малазан.

Она не забыла те равнодушные глаза. Горожан, не обративших внимания на ее мольбы, смотревших, как аколиты волокут ее на неведомую участь. Она не забыла собственных родителей.

На предательство есть один, всего лишь один ответ, и капитан Лостара Ииль из Алых Клинков хорошо научилась способам жестокого отмщения.

«А теперь меня саму записали в предатели?»

Она отвернулась от деревянного сундука. Больше не Алый Клинок. Вскоре прибудет Жемчуг, они вместе отправятся по давно остывшему следу несчастной сестры Таворы, Фелисин. На котором могут найти способ вонзить кинжал в сердце «Крючка». Но разве «Крючок» не служил Империи? Личные шпионы и убийцы Танцора, смертельно опасное орудие его воли. Кто же сделал их предателями?

Измена — загадка. Для Лостары она необъяснима. Она лишь знает: измена наносит самые мучительные раны.

И давно, очень давно поклялась, что никогда больше не получит таких ран.

Лостара сняла пояс с крючка над кроватью, натянула толстую кожаную ленту вокруг бедер, застегнула.

И застыла.

Комнатка наполнилась танцующими тенями.

А в середине стояла фигура. Бледное суровое лицо, оно кажется красивым из-за морщинок в уголках глаз — и самих устремленных на нее глаз, подобных бездонным озерам.

В них, подумала она вдруг, можно прыгнуть. Здесь, сейчас. Утонув навечно.

Посетитель слегка наклонил голову в приветствии и сказал: — Лостара Ииль. Можешь сомневаться в моих словах, но я помню тебя…

Она отступила, прижавшись спиной к стене. Помотала головой. — Я не знаю тебя, — шепнула она.

— Верно. Но мы были втроем той ночью, так давно. В Эрлитане. Я стал свидетелем твоего… неожиданного исполнения. Ты знаешь, что Делат — или, точнее, человек, которого я позже узнал как Делата — готов был принять тебя? Не только на одну ночь. Ты могла бы вступить в Сжигатели Мостов, это порадовало бы его. Я так думаю. Увы, нет способа проверить, ведь всё — хотя бы внешне — пришло в совершенный беспорядок.

— Вспоминаю, — произнесла она.

Мужчина пожал плечами. — Делат, носивший на той миссии другое имя и навязанный мне моим… партнером — Делат позволил Бидиталу уйти. Похоже на измену, да? Думаю мой партнер так и решил. Вполне очевидно, до сего дня Темный Трон — который тогда не был никаким Троном, а просто адептом и дерзким практиком близкого Рашану садка, Меанаса — то сего дня, говорю я, Темный Трон таит в себе вечный огонь мщения. Но Делат оказался способен прятаться… под самым нашим носом. Как Калам. Всего лишь еще один непримечательный солдат среди Сжигателей.

— Не знаю, кто ты такой.

Мужчина улыбнулся. — Ах, да, я забежал вперед… — Взгляд его упал на тень, далеко вытянувшуюся перед ним, хотя за спиной была лишь неосвещенная дверь. Улыбка стала шире, словно он нашел что-то забавное в своих же словах. — Я Котиллион, Лостара Ииль. Но тогда я был Танцором. Да, ты можешь понять смысл этого имени, ведь тебя так хорошо учили. Конечно, в Семи Городах некоторые тайны культа были утеряны, и в особенности смысл Танца Теней. Он никогда не предназначался для представлений, Лостара. По сути это весьма воинственное искусство убийства.

— Я уже не поклонница Тени — как ты говоришь, Рашана…

— Я пришел не взывать к верности, — ответил Котиллион. Она молчала, пытаясь осмыслить его слова и свои мысли. Котиллион… был Танцором. Тогда Темный Трон должен был быть Келланведом, Императором! Она скривила губы. — Я верна Малазанской Империи. Империя…

— Очень хорошо. Я польщен.

— А ты приходишь убеждать меня, будто Императрица Лейсин не должна править государством…

— Вовсе нет. Пусть старается. Но, увы, она испытывает некие трудности — верно? Не помешает… помощь.

— Предполагают, что она убила тебя! — прошипела Лостара. — Тебя и Келланведа! Она предала вас.

Котиллион лишь снова пожал плечами. — У каждого есть свои… важные задачи. Лостара, ведущаяся игра далеко превосходит интересы любой империи мира. Но одна из империй — твоя, Лостара — жизненно важна для наших целей. Если бы ты знала обо всех событиях, происходящих в далеких землях — тебя не пришлось бы убеждать: Императрица сидит сегодня на шатком престоле.

— Но даже ты предал Импер… Темного Трона. Не ты ли сказал…

— Иногда я вижу дальше любезного моего компаньона. Да, он одержим идеей увидеть страдания Лейсин; но у меня иные замыслы, и пусть он считает их частью своего плана — не пришло время его разубеждать. Но не стану обманывать тебя, внушать, будто я всеведущ. Признаюсь во многих тяжелых ошибках. Я познал вкус яда сомнений. Быстрый Бен. Калам. Вискиджек. Чему именно они по-настоящему преданы? Гм, я наконец получил ответ… но я еще не решил, позабавил ли он меня или огорчил. Одна особенная опасность подстерегает властителей — привычка выжидать слишком долго. Прежде чем действовать, прежде чем выйти — если угодно — из тени. — Он снова улыбнулся. — Я должен исправить последствия былой нерешительности. Она часто оказывалась фатальной. Так что я предстал перед тобой, Лостара Ииль, с просьбой о помощи.

Ее гримаса стала еще кривее. — И почему бы мне не доложить Жемчугу об этой… встрече?

— Причин нет, но лучше бы тебе так не делать. Я еще не готов к Жемчугу. А для тебя молчание не станет предательством, потому что — если сделаешь, как я прошу — вы будете идти нога в ногу. Вас не ожидает конфликт, что бы ни случилось в странствии, что бы вы ни обнаружили.

— А где этот Делат?

Брови поднялись, словно вопрос на мгновение выбил его из спокойствия. Бог вздохнул, кивнул. — Увы, сегодня у меня нет над ним власти. Почему? Он слишком могуществен. Слишком загадочен. Слишком хитер. Слишком умен, чтоб его Худ… Да, сам Темный Трон предпочел обратить внимание на других. Был бы рад организовать встречу, но, боюсь, это не в моих силах. — Он помедлил. — Иногда нужно просто верить в судьбу, Лостара. Будущее сулит нам одно, но зато с гарантией: сюрпризы. Знай: мы все сможем спасти Малазанскую Империю, хотя разными путями. Поможешь мне?

— Если да, это сделает меня Крючком?

Улыбка Котиллиона стала шире. — Но, дорогая, Крючков более не существует.

— Да ладно, Котиллион. Просишь помощи, а сам за дуру меня держишь?

Улыбка медленно угасла. — Я повторяю, что Крючков не существует. Угрюмая их уничтожила. Или ты наделена знанием, обещающим обратное?

Она замерла на миг, потом отвернулась: — Нет. Я только… гадаю.

— Да уж. Так ты поможешь?

— Жемчуг близко, — сказала Лостара богу, снова повернувшись к нему лицом.

— Когда нужно, я способен быть кратким.

— Чего же тебе нужно?

Ползвона спустя дверь тихо скрипнула. Вошел Жемчуг.

И тут же остановился. — Чую колдовство.

Сидевшая на кровати Лостара пожала плечами, подобрала мешок с личными вещами. — Есть последовательности в Танце Теней, — бросила она небрежно, — способные пробудить Рашан.

— Рашан! Да. — Он подошел ближе, впился в нее глазами. — Танец Теней. Ты?

— Раньше. Очень давно. Я не служка богов, Жемчуг. И никогда не была. Но Танец, поняла я, служит подспорьем в битвах. Сохраняет гибкость, а это особенно нужно, когда я нервная или несчастная. — Она надела мешок на плечо и застыла в ожидании.

Брови Жемчуга взлетели: — Нервная или несчастная?

Ответив горьким взглядом, она шагнула к двери.

— Но вначале слово предостережения. Эти последовательности, вызывающие Рашан — для нас обоих лучше, если ты в дальнейшем будешь их избегать. Такого рода деятельность — риск привлечь… внимание.

— Хорошо. Ну, пойдем.

Одинокий дозорный привалился к воротам усадьбы около кучи соломы. Бледно-зеленые глаза не отрывались от Жемчуга и Лостары, подходивших с улицы. Мундир и кираса были покрыты пылью. Из мочки уха свешивалась на петельке костяшка человеческого пальца. Казалось, его вот-вот стошнит. Солдат тяжело вздохнул. — Вы от нее? Идите назад, скажите: мы не готовы.

Лостара моргнула, оглянулась на Жемчуга.

Спутник улыбался. — Мы похожи на вестовых, солдат?

Глаза дозорного сузились: — Не вас ли я видел пляшущим на столе в баре «Пугрут»?

Улыбка Жемчуга стала шире. — А имя у тебя есть, солдат?

— Навроде.

— Как это?

— Так и зовут, Навроде. Произнести по слогам, пропеть или еще что?

— А ты сможешь?

— Нет. Я просто удивлялся, не дурак ли вы. Так если вы не вестовые Адъюнкта, пришедшие сообщить о неожиданной поверке, то что вам нужно?

— Погоди, — нахмурился Жемчуг. — Как может поверка быть неожиданной, если о ней извещают заранее?

— Натертые пятки Худа, вы таки дурак. Так всегда делается…

— Тогда должен предостеречь. — Жемчуг глянул на Лостару и подмигнул, продолжив: — Кажется, я только и делаю что предупреждаю. Слушай, Навроде. Адъюнкт не будет предупреждать вас насчет поверок, и не ждите, что это сделают офицеры. У нее свои правила, и лучше вас к ним привыкнуть.

— Вы так и не сказали, что вам нужно.

— Нужно поговорить с неким солдатом в Пятом взводе Девятой роты. Я узнал, что он живет во временных казармах, здесь.

— Ну, я в Шестом, не в Пятом.

— И что?

— Ну, разве не очевидно? Вы не со мной хотите говорить. Так идите внутрь, не тратьте мое время. И поскорее. Мне нехорошо.

Дозорный открыл ворота и проследил, как они входят. Взгляд упал на качающиеся бедра Лостары… и далеко не сразу вспомнил он, что надо закрыть ворота.

Куча соломы рядом с ним замерцала и превратилась излишне полного молодого человека, сидевшего скрестив ноги на мостовой.

Голова Навроде повернулась. Он вздохнул. — Не делай так снова — хотя бы рядом со мной, Балгрид. От магии мне хочется пукнуть.

— Приходилось поддерживать иллюзию, — ответил Балгрид, проводя рукавом по вспотевшему лицу. — Этот ублюдок — Коготь!

— Неужели? Клянусь, я видел его в женской одежде пляшущим у…

— Да заткнись! Горе бедному ублюдку, которого он ищет в Пятом!

Навроде вдруг ухмыльнулся: — Эй, ты только что обдурил настоящего Когтя клятой иллюзией! Хорошая работа!

— Не только тебя тошнит, — пробурчал Балгрид.

Тридцать шагов — и Лостара с Жемчугом оказались у конюшен.

— Было забавно, — сказал мужчина.

— В каком именно месте?

— О, видеть, как они потеют.

— Они?

— Солдат и куча, разумеется. Ну, мы пришли.

Когда она протянула руку, чтобы толкнуть одну из створок дверей, Жемчуг задержал ее, коснувшись запястья. — Момент. Нам нужно опросить не одного. Пару ветеранов я беру на себя. Там есть парень, охранявший рудники. Испробуй на нем свои чары, пока я занимаюсь теми двумя.

Лостара вытаращила глаза. — Мои чары, — произнесла она невозмутимо.

Жемчуг ухмыльнулся: — Да, и если он воспылает страстью, считай это инвестицией в грядущее. Может, парень нам еще понадобится.

— Понимаю.

Она открыла дверь, вошла и позволила Жемчугу пройти вперед. В конюшнях воняло. Моча, пот, оружейная смазка, сырая солома. Солдаты были повсюду, лежали или сидели на матрацах или разрозненных образцах собранной в имении мебели. Разговоров велось мало, да и те затихли: все лица обратились к вошедшим.

— Благодарю, — проговорил Жемчуг, — за внимание. Я желал бы потолковать с сержантом Геслером и капралом Буяном…

— Я Геслер, — сказал солидно выглядевший мужчина с кожей оттенка бронзы. Он развалился на плюшевой кушетке. — А тот, сопящий под шелками — Буян. Если вы от Облата, скажите, мы заплатим… довольно скоро.

Улыбнувшись, Жемчуг приказал Лостаре следовать и подошел к сержанту. — Я не долги требовать пришел. Скорее нам нужно потолковать наедине относительно… ваших недавних приключений.

— Понятно. А кто вы, во имя следов Фенера?

— Дело Империи, — ответил Жемчуг, строго глядя на Буяна. — Вы его поднимете или мне самому? А моя спутница должна поговорить с солдатом Пеллой.

Геслер холодной улыбнулся. — Разбудить моего капрала? Давайте. А Пеллы здесь сейчас нет.

Жемчуг вздохнул и подошел к края постели. Мгновение, чтобы изучить груду дорогих шелков, скрывшую под собой сопящего капрала… Коготь нагнулся и откинул одеяла.

Схватившая его за ногу лапища легко охватила голень. Поток событий заставил Лостару раззявить рот.

Рывок кверху. Жемчуг визжит. Рывок. Буян показывается над кроватью, словно разбуженный посреди зимы медведь, из легких исходит жуткий рев.

Будь у помещения крыша обычной высоты, а не просто балки — ни одна из которых, к счастью, не находилась над кроватью — Жемчуг весьма сильно ударился бы головой, ибо его подняли ввысь одной рукой. А затем швырнули.

Рука Буяна отпустила лодыжку. Коготь кувыркнулся, дергая руками, колени оказались над головой. Жемчуг ударился плечом и сипло выдохнул. Он лежал недвижимо, медленно подтягивая ноги к животу, словно младенец.

Капрал уже стоял, косматый, с растрепанной рыжей бородой. Забытье сна уходило из взора, словно таяли на костре сосновые иголки — а на смену сну приходила ярость. — Я сказал не будить! — заревел он, раскинув ручищи в стороны и сжимая кулаки, явно желая сдавить глотки врагам. Синие глаза вдруг заметили Жемчуга, который только теперь перевернулся на четвереньки и мотал опущенной головой. — Что за ублюдок? Этот? — спросил Буян, делая шаг к нему.

Лостара встала на пути. Буян что-то проворчал и замер.

— Оставь его, капрал — сказал Геслер с кушетки. — Ты только что врезал Когтю. Пристальный взгляд на женщину перед тобой скажет, что она из Алых Клинков и вполне способна за себя постоять. Не надо лезть в драку из-за недосмотренного сна.

Жемчуг встал и принялся массировать плечо. Он дышал глубоко и хрипло.

Не снимая ладони с рукояти меча, Лостара твердо поглядела Буяну в глаза. — Мы гадали, — сказала она дружелюбно, — кто из вас лучший рассказчик. Мой спутник хотел бы послушать сказку. Конечно, мы заплатим за такую честь. Может быть… позаботимся о долгах Облату, в качестве жеста признательности.

Буян состроил гримасу и оглянулся на Геслера.

Сержант не спеша поднялся с кушетки. — Ну, подруга, наш капрал сильнее в страшных сказках… хотя рассказывает так плохо, что люди перестают бояться. Раз вы так любезно поможете исправить причуду Повелителя, который рванул у нас удачу в игре, мы с капралом сплетем сказку вдвоем. Надеюсь, вам понравится. Мы люди не стеснительные. С чего начать? Я родился…

— Не с такого далека, — оборвала его Лостара. — Передаю вас Жемчугу. Кстати, кто-нибудь принесет ему выпить, поможет оправиться? А потом он посоветует, с чего начать. Так где же Пелла?

— Где-то там, на задах, — ответил Геслер.

— Спасибо.

Когда она начала пробираться к узкой и низкой двери в задние помещения конюшен, другой сержант показался рядом. — Сопровожу, — произнес он.

«Еще один треклятый ветеран-фалариец. И зачем им костяшки пальцев?» — Я что, похожа на заблудившуюся, сержант? — спросила она, открывая дверь. В шести шагах виднелась задняя стена имения. Ее наполовину завалили кучи сушеного конского навоза. На одной из куч сидел молодой солдат. У подножия лежали две спящие собаки, одна большая и покрытая ужасными шрамами, вторая крошечная — комок шерсти и пуговка носа.

— Возможно, — сказал сержант, коснувшись ее руки. Она поглядела вопросительно. — Вы в одном из других легионов? — спросил он.

— Нет.

— А. — Он оглянулся на конюшни. — Недавно приданная Когтю служанка.

— Служанка?

— Да-а. Этому типу нужно… учиться. Похоже, он выбрал верно.

— Чего вам нужно, сержант?

— Ладно, ладно. Оставляю вас.

Она проследила, как он уходит в конюшни. Пожала плечами и подошла к Пелле.

Собаки не проснулись.

Рядом с солдатом лежали два джутовых мешка — тот, что справа, почти лопался, тогда как второй был полон едва на треть. Сам парень сгорбился, в руке было небольшое медное шило, которым он пытался проделать отверстие в костяшке пальца.

Мешки, поняла Лостара, набиты сотнями таких косточек.

— Пелла.

— Молодой человек поднял голову, заморгал. — Я вас знаю?

— Нет. Но, возможно, у нас общие знакомые.

— О. — Он вернулся к работе.

— Вы были стражником в рудниках…

— Не совсем, — ответил он, не поднимая глаз. — Я был в гарнизоне одного из таких поселений. В Черепной Чаше. Но потом начался мятеж. Первую ночь пережили пятнадцать человек, ни одного офицера. Мы шли без дороги, выбираясь в Досин Пали. Четыре ночи — и три последние мы видели отсветы горящего города. Мало что там оставалось, когда пришли. Потом у берега показался малазанский торговый корабль, вот так мы очутились в Арене.

— Черепная Чаша. Там была узница, молодая девушка…

— Сестра Таворы, что ли? Фелисин.

Лостара прерывисто вздохнула.

— Я уж гадал, когда же меня отыщут для расспросов. Я под арестом? — Он поднял голову.

— Нет. За что? Считаете, есть за что?

Он вернулся к работе. — Возможно. Я ведь помогал побегу. В ночь мятежа. Хотя не знаю, смогли ли они. Я оставил припасы, какие смог найти. Они планировали идти на север, потом на запад… через пустыню. Чертовски уверен, не я один им помогал, но так и не узнал, кто еще.

Лостара медленно присела, оказавшись с ним на одном уровне. — Не одна Фелисин. Кто был с ней?

— Боден — на редкость страшный человек, но до странности преданный Фелисин… — Он посмотрел ей в глаза. — Ну, она ведь не заслуживала преданности, скажу честно. Да ладно. Боден и Геборик.

— Геборик? Кто такой?

— Был прежде жрецом Фенера, весь татуирован шерстью Вепря. Без рук, ему их отрубили. Итого трое.

— Через пустыню, — пробормотала Лостара. — Но на западном берегу острова… ничего нет.

— Ну, думаю, они лодку ждали. Правильно? Все было запланировано. Но здесь кончается история, которую я могу рассказать. О дальнейшем у сержанта. Или Буяна. Или Правда.

— А кто такой Правд?

— Он как раз встал у вас за спиной… еще косточек принес. — Пелла сказал громче: — Не мнись, Правд. Должен сказать, у красотки есть к тебе вопросы.

Еще один с необычной кожей. Она смотрела на высокого жилистого юношу, а тот осторожно приближался. Из мешка в руках сыпалась струйка пыли и песка. «Возьми меня Худ, смазливый парень… хотя вид виноватый. Нет, от такого я буду нервничать». — Она встала и сказала: — Хочу знать про Фелисин, — добавив в тон железа.

Пелла заметил и метнул на нее тревожный взгляд.

Собаки проснулись после прибытия Правда, но не встали, а лишь проследили за парнем глазами.

Правд бросил мешок и принял вид крайней внимательности. Лицо окрасилось румянцем.

«Мои чары. Не Пелла будет вспоминать этот день. Не Пелла найдет, кому поклоняться». — Расскажите, что произошло на западном берегу острова Отатараль. Встреча прошла по плану?

— Думаю, да, — не сразу отозвался Правд. — Но мы не были частью плана, мы просто оказались в одной лодке с Кульпом. Именно Кульп их подбирал.

— Кульп? Боевой маг Седьмой Армии?

— Да, он. Его послал Дюкер…