Верные, безумные, виновные Мориарти Лиана
– Конечно, – сказала Джан и добавила: – Дайте знать, если я вам понадоблюсь.
Клементина вышла из классной комнаты и посмотрела налево. Он был уже в дальнем конце коридора.
– Сэм! – позвала она, пробегая мимо классных комнат, заполненных взрослыми, которые занимались самосовершенствованием.
Казалось, он ускорил шаг.
– Сэм! – снова позвала она. – Подожди!
Она пошла за ним в тихий пустынный переход со стеклянным потолком, соединяющий два здания. У стен плотно стояли серые шкафчики. Сэм вдруг остановился. Он нашел узкое пространство между двумя блоками шкафчиков, что-то вроде тайной норы, в которой понравилось бы прятаться девчонкам, и уселся на пол, прижавшись спиной к стене и положив голову на колени. Его плечи тяжело вздымались. На рубашке виднелось круглое пятно от пота. Она потянулась, чтобы коснуться его плеча, но передумала, и ее рука нерешительно повисла в воздухе.
Она села на пол напротив него, по другую сторону прохода, прислонившись спиной к холодному металлу шкафчика. По всему коридору протянулись, как солнечный поезд, квадратики света. Дожидаясь, пока Сэм не успокоится, она испытывала странную умиротворенность в этой ностальгической атмосфере школы.
Наконец Сэм поднял глаза. Лицо его было мокрым и опухшим.
– Извини, – промолвил он. – Да уж, достойно я держался.
– Ты в порядке?
– Это все массаж сердца.
Потерев тыльной стороной ладони нос, он шмыгнул.
– Понимаю, – сказала Клементина.
– Я почувствовал, будто снова нахожусь там.
Он растер круговыми движениями скулы.
– Понимаю, – повторила она.
Подняв глаза к потолку, он зашевелил языком, словно пытаясь выковырять из зубов остатки пищи. Солнечный свет освещал стену за его спиной, отчего глаза его казались на затененном лице ярко-голубыми. Он выглядел одновременно очень молодым и очень старым, словно на его лице совместились все версии его прошлого и будущего.
– Я всегда считал, что достойно встречу критическую ситуацию.
– Ты достойно ее встретил.
– Я думал, если бы меня подвергли испытанию – пожар, или вооруженный бандит, или нашествие зомби, – я бы позаботился о своих близких. Повел бы себя как мужчина.
На слове «мужчина» его голос прозвучал низко и презрительно.
– Сэм…
– Дело не только в том, что я не уследил за Руби. И не в том, что я пытался открыть банку с орешками, чтобы поразить чертову стриптизершу – подумать только, – когда моя малышка тонула совсем рядом… – Он глубоко, судорожно вздохнул. – Но я не пошевелился. Смотрел, как другой человек вытаскивает мою крошку из этого проклятого фонтана, и стоял как истукан.
– Нет, ты шевелился. Просто они попали туда первыми, и они знали, что делать. Это какая-то доля секунды. Просто кажется, что это тянется долго. А потом ты стал действовать, уверяю тебя.
Сэм приподнял плечи. На лице его появилось выражение полнейшего отвращения к себе.
– Так или иначе, я не в силах изменить то, что сделал или чего не сделал. Просто мне надо перестать об этом думать. Выкинуть это из головы. Я все время продолжаю переживать внутри себя. Это глупо, бессмысленно. Я не могу работать, не могу спать, я отыгрываюсь на тебе, и… мне просто нужно взять себя в руки.
– Может быть, – осторожно начала Клементина, – тебе нужно – или нам нужно – поговорить с кем-то. С каким-то профессионалом?
– Типа психоаналитика, – с натянутой улыбкой произнес Сэм. – Потому что я схожу с ума.
– Типа психоаналитика, – согласилась Клементина. – Потому что похоже на то, что ты сходишь с ума. Совсем чуть-чуть. Когда преподавательница упомянула о посттравматическом стрессе, я подумала…
Сэм был ошеломлен.
– Посттравматический стресс, – повторил он. – Как у ветерана войны. Правда, я не вернулся из Ирака или Афганистана и не видел, как взрывают людей, но я недавно вернулся с барбекю на лужайке.
– Где ты видел, как едва не утонула твоя дочь.
Сэм закрыл глаза.
– Едва не утонула твоя дочь, – повторила Клементина. – И ты чувствуешь себя ответственным за это.
Он со вздохом поднял глаза к потолку:
– Клементина, у меня нет синдрома посттравматического стресса. Господи Иисусе! Это унизительно. И нелепо.
Клементина вынула из кармана жакета мобильник.
– Не надо гуглить, – взмолился Сэм. – Поверь мне. Ты всегда просишь меня перестать гуглить. Ничего хорошего там не найти.
– А я люблю гуглить. – Клементина почувствовала, как учащается ее дыхание, потому что она вдруг увидела все его поведение со дня барбекю под другим углом, через новую линзу.
Вспомнила о недавних словах своего отца: «У него что-то не то с головой», к которым не прислушалась. Вот если бы кто-то сказал: «Твой муж болен»!
– «Симптомы синдрома посттравматического стресса, – вслух прочитала Клементина. – Переживание события вновь и вновь». Ты только что сказал, что у тебя это постоянно!
– Рад, что тебе это доставляет удовольствие, – произнес Сэм с подобием улыбки на губах.
– Сэм, ты как пациент из учебника! Бессонница. Да. Раздражительность. Да. Каков выход? Ищите лечение.
Она говорила шутливым, ироничным тоном, словно дурачась, как будто все это хорошая шутка и ничто не имеет значения, как будто у нее не сводило судорогой живот, как будто она не чувствовала, что это ее единственный шанс, потому что в последнее время его настроение быстро менялось и в другой раз он откажется говорить с ней и опять ускользнет от нее.
– Послушай, мне не нужно «искать лечение»… – начал Сэм.
– Нет, нужно, – возразила Клементина, не сводя глаз с телефона. – «Долговременные эффекты: развод. Злоупотребление алкоголем или наркотиками». Ты злоупотребляешь алкоголем или наркотиками?
– Нет, не злоупотребляю. Перестань читать эту чепуху. Убери телефон. Давай вернемся в класс.
– Я правда думаю, что тебе надо с кем-то побеседовать, с каким-то профессионалом, – сказала Клементина. Она превращалась в свою мать. В следующий раз она предложит ему «чудесного психолога». – Побеседуешь с кем-нибудь?
Сэм откинул голову назад и снова уставился в потолок. Наконец он взглянул на нее и проронил:
– Может быть.
– Хорошо.
Клементина прислонила голову к шкафчику и закрыла глаза. Она ощутила какую-то неотвратимость, как будто ее брак – гигантский корабль и теперь слишком поздно менять курс – либо он столкнется с айсбергом, либо нет; и что бы она сейчас ни сказала или ни сделала, не имеет значения. Если бы ее мать присутствовала при этом разговоре, она сказала бы, что Клементине надо продолжать говорить, высказать все, что у нее накопилось, надо общаться, не оставив возможности для непонимания.
Будь здесь отец, он приложил бы палец к губам и сказал: ш-ш-ш!
Клементина удовольствовалась двумя словами:
– Мне жаль.
Она хотела сказать: мне жаль, что это случилось, жаль, я не поняла твоих переживаний. Жаль, не любила тебя так, как ты того заслуживаешь. Мне жаль, что первый же кризис, с которым мы столкнулись, показал все плохое в нашем браке, а не все хорошее. Жаль, что мы отвернулись друг от друга, вместо того чтобы повернуться друг к другу лицом.
– Угу, мне тоже жаль, – подхватил Сэм.
Глава 81
– Так что, по сути дела, это Гарри спас жизнь Руби, – сказал Оливер.
Эрика и Оливер прогуливались по кварталу неподалеку от дома ее матери. Едва она вспомнила о происшедшем, как захотела поделиться с Оливером, но, разумеется, не желала, чтобы услышала Сильвия, поэтому попросила Оливера прогуляться с ней.
– Да, – согласилась Эрика. – И никто так и не поблагодарил его. Пожалуй, я даже не посмотрела больше на его окно.
Они прошли мимо молодой пары, толкающей коляску с ребенком, и Эрика мимолетно улыбнулась им, как бы давая понять, что нет нужды говорить о погоде и восторгаться по поводу того, что дождь перестал.
– Наверное, он увидел, что мы вытащили ее, – сказал Оливер.
– Надеюсь. Но никто так и не сказал ему, что Руби в порядке. Никто не пришел к нему и не сказал спасибо. Должно быть, он счел это грубым. Он всегда считал, что люди вокруг плохо воспитаны, и, наверное, умер с мыслью об этом.
– Думаю, он мог бы зайти и спросить нас. Если волновался.
Оба они перепрыгнули через сверкающую коричневую лужу, занимающую почти всю дорожку.
– Я не сразу поняла, что это Руби, – сказала Эрика. У нее моментально пересохло в горле. – Подумала, что в фонтане плавает старое пальто, и просто таращилась на него. У меня возникла нелепая, дикая мысль, что Гарри хочет, чтобы я почистила фонтан. Руби тонула, а я таращилась на нее.
Оливер немного помолчал.
– Мне всегда было не по себе оттого, что, когда это случилось, я пялился в зеркало в ванной комнате, – сказал он потом. – Пожалуй, после того дня каждый из нас чувствует свою вину.
– Каждый, но не Гарри.
– Но не Гарри, – согласился Оливер.
Мимо них, подпрыгивая, прошла женщина средних лет в невыгодной для ее фигуры «одежде для активного отдыха».
– Ну разве не чудесно снова увидеть солнце! – восторженно произнесла она, замедлив шаг и словно собираясь и дальше обсуждать эту тему.
– Потрясающе! – согласился Оливер, и они с Эрикой, словно сговорившись, ускорили шаг. – Приятного дня!
– Как ты считаешь, надо ли кому-то рассказать? – спросила Эрика. – О том, что я вспомнила.
Теперь, когда все факты были у нее в голове, ее обуревало желание представить отчет о событиях в полном объеме.
– Ну я не знаю, кому можно рассказать. Или каким образом это поможет.
– Могу рассказать Клементине, – сказала Эрика, хотя у нее не было ни малейшего желания это делать.
– Нет, – возразил Оливер. – Нельзя говорить Клементине. Ты же знаешь, что нельзя.
Они уже обошли квартал и приближались к дому ее матери.
– О боже правый! – вздохнула Эрика.
– Что такое?
– Она уже фактически залезла в мусорный бак.
Глава 82
Дождь прекратился. Наконец-то! Дакота не могла в это поверить. Вся ее жизнь и весь мир казались совершенно другими.
– Это будет так здорово! – сказала мама, когда они открыли входную дверь и вышли на террасу.
– Не понимаю, почему нельзя туда поехать, – примерно в миллионный раз сказал папа. – Зачем нам идти по улицам, чтобы попасть туда? Будто мы бездомные.
– Потому что мы рады прогуляться в парке, который находится всего в десяти минутах ходьбы от нашей двери! – сказала мама. – Это чудесно!
Она держала Барни на поводке, и он прыгал вокруг, пытаясь поймать невидимую муху.
Последнее время мама «практиковалась в благодарности». (Папа с надеждой говорил, что ей это скоро надоест.) У нее была специальная банка, называемая банкой счастья. Надо было написать на листочках бумаги свои счастливые воспоминания и положить в банку, а потом в канун Нового года открыть банку и увидеть все свои счастливые чаяния или что-то в этом роде. Был октябрь, так что им предстояло надеть коньки и собрать множество счастливых семейных воспоминаний.
– Но нам так повезло, что у нас есть «лексус», – заметил ее папа. – Не стоит считать это само собой разумеющимся.
Ее мама обнаружила, что в их округе есть прекрасный национальный парк. Всего в нескольких минутах ходьбы от дома! И это было очень существенно. Все равно что иметь диванчик у окна. Очевидно, Эрика и Оливер постоянно совершают такие прогулки, и они очень удивились, что мама Дакоты даже не знает о существовании этого парка и немного смутилась от этого. Или сделала вид, что смутилась. Ведь Эрика с Оливером милые, немного чокнутые люди, а перед милыми чокнутыми людьми никто не смущается. Поэтому так спокойно иметь их соседями.
– Может быть, там я вас и встречу, девчонки, – сказал отец. – Мне надо сделать кое-какие дела. Знаете, важные дела.
– Ни за что! – сказала мать. – Шевелись, шевелись! Господи боже мой.
Мама пыталась приучить папу к здоровому образу жизни. У него был огромный волосатый живот, но он мог по желанию сделать свой живот твердым как камень. Тогда он просил Дакоту ударить по нему. «Сильнее! – вопил он как полоумный. – Ты человек или мышь?»
– Дакота, как ты думаешь? Разве не хочешь поехать на машине? Гораздо лучше? Гораздо удобней? – предложил папа. – Потом можем остановиться и съесть мороженое.
– Не возражаю, – сказала Дакота. – Если мы вернемся к трем часам.
Она собиралась пойти на вечеринку «Голодные игры», так что все остальное казалось не важным. Вечеринка устраивалась у ее подруги Эшлинг, и мама Эшлинг очень серьезно подошла к выбору тем. Предполагалось, что никто из гостей не умрет – так далеко не зайдет, но, возможно, будет очень крутая стрельба из лука или типа того.
Когда они шли по подъездной аллее в сторону улицы, то услышали, как их кто-то окликнул из старого дома Гарри:
– Эй, там!
– Барни! – воскликнула мама Дакоты, когда пес едва не выдернул ей руку, натягивая поводок, возбужденно прыгая и лая. Сумей Дакота перевести собачий язык на человечий, она бы услышала: «Еще один человек! Как это здорово!»
Папа остановился.
– Привет! – прокричал он. То есть буквально прокричал, словно перед ним была горная цепь, а не лужайка. – Как поживаете? Денек что надо, а?
Папа так же радовался при виде другого человека, как Барни. Серьезно.
К ним направился мужчина в бледно-розовой рубашке поло и ослепительно-белых шортах. Он что-то нес в руках. Сегодня в доме Гарри шла большая уборка. Необычно было видеть вынесенные на улицу предметы мебели – старый диван, крошечный телевизор, старый, пожелтевший, заляпанный матрас. Дакота отвела глаза. Это было все равно что видеть белье Гарри.
– Привет! – сказал запыхавшийся, как после бега, мужчина. Он обратился к маме Дакоты. – На днях мы встречались. Стив. Стив Лант.
– Вид! Приятно познакомиться! – сказал папа. – Знаете, мы пошли прогуляться. Только что вышли из дому. – Он резанул ладонью воздух, как в карате. – Вот такие мы. Любим бывать на свежем воздухе.
Дакота поежилась.
– Привет, Стив, – сказала мама. – Как идет уборка? Это наша дочь Дакота, кстати, и наша чокнутая собака Барни.
Дакота чуть заметно помахала рукой, чтобы скомпенсировать громадность и шумливость папы. Она старалась не смотреть на мужчину, поэтому он не счел себя обязанным изображать притворный интерес («В каком ты классе?»).
– Привет, Дакота, – сказал Стив. – На самом деле мне нужна именно ты. Я подумал, ты захочешь иметь этот старый глобус. Наверное, он хорошо будет смотреться в твоей комнате?
Он поднял старомодный глобус Земли на деревянной подставке. Он был золотисто-коричневатого цвета, и на нем были надписи в завитках, как на старых пиратских картах для поиска сокровищ. Дакота с удивлением обнаружила, что очень хочет получить этот глобус. Она уже представила, как он стоит на ее письменном столе, таинственно посверкивая золотом.
– Он очень красивый, – сказала мама. – Но он похож на антикварную вещь. Наверняка стоит немало. Может, вы захотите оценить его?
– Нет-нет. Хочу подарить его вам. Чтобы у него был хороший дом.
Обнажив в улыбке красивые белые зубы, он вручил Дакоте глобус.
– Спасибо, – сказала Дакота.
Глобус был тяжелей, чем она ожидала.
– Только не полагайся на него, когда делаешь домашнее задание по географии. – Стив прикоснулся к глобусу кончиком пальца, и тот чуть повернулся. – На нем показаны Персия и Константинополь вместо Ирана и Стамбула.
– Значит, он действительно старый, – заметил Вид. – Вы подарили Дакоте очень ценную вещь. Спасибо.
Персия. Константинополь. Дакота прижала глобус к себе.
– Думаю, он принадлежал сыну Гарри, – сказал Стив. Понизив голос, он слегка повернул лицо к маме, словно не хотел, чтобы девочка услышала, и поэтому Дакота стала прислушиваться. – Похоже, спальню его сына не трогали с самого дня его смерти. Моя мать считает, это было по меньшей мере пятьдесят лет назад. Такого странного чувства я в жизни еще не испытывал. Словно возвращаешься назад во времени. Там была книга. – Голос Стива задрожал от сдерживаемых чувств. – «Биглз учится летать». Лежала раскрытая на кровати, обложкой вверх. Вся его одеж да по-прежнему в шкафу.
Мама Дакоты прикрыла рот ладонью:
– О господи! Бедный, бедный человек!
Ну вот, теперь ее мама будет чувствовать себя еще более виноватой в отношении ужасного старого Харкуна Гарри.
– Мы сделали фотографии, – важно произнес Стив.
Дакота подумала, что это как-то странно. Неужели он собирается размещать в «Инстаграме» снимки комнаты умершего мальчика?
Папа начал испытывать беспокойство. Зазвенел в кармане ключами от дома.
– Давай осторожно отнесем этот прекрасный глобус домой, а, Дакота?
– Спасибо, – снова сказала Дакота Стиву. – Большое спасибо за это.
– Не за что, не за что, – откликнулся Стив. – Не сомневаюсь, Гарри с радостью подарил бы его тебе.
– Старина Гарри очень любил Дакоту, – сказал папа. Это было такое откровенное вранье, что Дакота не поверила своим ушам. – Знаете, может быть, он не всегда это показывал. – Он взглянул на Стива. – Приятель, не хочешь передохнуть? Зайти на чашку кофе? Что-то перекусить? У нас есть…
– Вид, мы идем на прогулку, – перебила его мама Дакоты.
– Ах да, – хмуро проговорил ее папа. – Я на минуту позабыл.
Глава 83
Гарри поднимался по лестнице, перебирая руками по перилам, словно взбирался по канату. Невыносимо знать, что человек с трудом поднимается по лестнице у себя дома, потому что у него жутко болят ноги. Когда-то он был сильным как бык и всегда заботился о своем здоровье. Его интересовало собственное здоровье. Он старался придерживаться правильного образа жизни. Как только кто-то из руководителей системы здравоохранения написал статью о раке легких и курении, Гарри бросил курить. В тот же день.
Он знал о пищевой пирамиде и старался следовать ее правилам. Регулярно делал физические упражнения. Принимал мультивитамины по рекомендации своего терапевта, по виду напоминавшего школьника старших классов, а может, он и был школьником, потому что эти витамины – пустая трата денег. От них не было никакого толка. С каждым днем ему становилось немного хуже. Гарри принялся писать жалобы на производителей. Он писал две-три жалобы в неделю. Надо было требовать от корпоративной Австралии ответственности. Когда он сам принадлежал к корпоративному миру, существовали стандарты. Люди беспокоились о качестве. Поддельные изделия в наше время – просто позор.
На полпути он остановился передохнуть.
Вот почему старикашкам приходится переезжать из своих жилищ в эти богом забытые дома престарелых – потому что им не подняться по своим чертовым ступеням. Что за чушь! Он никуда не переедет. Пусть выносят его в ящике.
Он по-прежнему слышал музыку из дома соседей. Весьма эгоистичные, плохо воспитанные люди. Если понадобится, он вызовет полицию. Он постоянно вызывал полицию, когда сын соседей устраивал вечеринки, пока его родители уезжали в эти чертовы речные круизы на юге чертовой Франции. Сынок с длинными засаленными волосами, похожий на обезьяну. Отвратительное существо.
Но этих людей теперь здесь нет, так ведь? Он это знает. Конечно знает. Они выехали лет десять назад. Он знает это совершенно точно. Он каждый день разгадывает судоку. У него с головой все в порядке. Иногда только путаница со временем.
Это тот крупный арабский мужик, или какой он там национальности. Возможно, террорист. В наше время понять невозможно. У Гарри есть номер его сотового. Он аккуратно записал все сведения о нем – на всякий случай, если понадобится передать в полицию. Он следит за ним. Его жена сказала, что они уменьшат громкость, но он сильно подозревает, что они как раз прибавили. Что можно ожидать от мужика, который носит чертов браслет? Жена с виду ничего себе, но ей не хватает шика. Одевается как шлюха. Эта девица могла бы узнать кое-что о шике, об элегантности от жены Гарри. Элизабет наставила бы ее на путь истинный.
Их девчонка напоминает Гарри его Джеми. Что-то в форме головы. И что-то еще – какая-то созерцательность, как у человека, наблюдающего за птицами или изучающего окружающий мир и пытающегося разобраться, что к чему. Джеми был мыслителем. Глядя на эту девочку, Гарри злился. Как она смеет быть похожей на Джеми? Как смеет она быть здесь, когда его нет? Это приводило его в бешенство. Иногда, глядя на нее, он буквально закипал.
Он продолжал подниматься по лестнице, перебирая руками по перилам. Бывало, Гарри бегал. Он был бегуном еще до того, как бег стал модным. Его тело свыклось с бегом. Теперь он не узнавал своих иссохших ног, казалось, они принадлежат кому-то другому. Почему никто не придумал лекарство, чтобы остановить это? Не должно быть так тяжело. Это потому, что все исследователи молоды и не понимают, что их ждет впереди. Они не придают этому значения! Думают, что их тела навсегда останутся такими. Но когда до них дойдет, будет уже слишком поздно, они уйдут на пенсию, и в голове у них будет туман. У Гарри в голове нет тумана, он решает судоку.
«Не беги, не беги!» – кричала, бывало, Элизабет Джеми, когда он бегал по заросшим кустами дорожкам. Она беспокоилась, что он поскользнется, но он никогда не падал. Был ловким. Они, бывало, выходили из задней двери с корзиной для пикника и через час добирались до водопада.
Теперь Гарри стал отшельником в собственном доме. Он не знает даже, существует ли та прогулочная тропа – тропа, по которой бегал Джеми. Можно выяснить, но, если она теперь под торговым центром, он разозлится. Если же тропа осталась и по ней бегают ребята, а матери кричат: «Не беги! Не беги!», он разозлится еще больше.
Он поднялся наверх. Какая это морока – подниматься по лестнице. А зачем он поднимался? Что ему нужно?
Мозги заклинило. Иногда он не мог сообразить, как называется какая-то вещь, но помнил, что иногда и Элизабет не могла подыскать нужное слово. «Где та штуковина?» – спрашивала она, а была тогда такой молодой, восхитительно молодой, и даже понятия не имела, как она молода. А он понятия не имеет, зачем поднялся наверх.
Ему по-прежнему слышна музыка от соседей. Теперь еще громче. Кем они себя считают? Претенциозные типы! Элизабет любила классическую музыку. В школе играла на скрипке. У нее в мизинце было больше шика, чем во всей этой дешевой шлюшке. Она бы показала той, что почем. Как они смеют так громко включать музыку? Какая наглость!
Он представил себе, что вызвал полицию и сказал им, что соседи оглушили его этим проклятым Моцартом. Это Моцарт был глухим? Неудивительно, что писал такую дрянную музыку. Элизабет смеялась над его брюзжанием. У нее было хорошее чувство юмора. Как и у Джеми. Они оба посмеивались над ним. Когда их не стало, над ним никто больше не смеялся. Вся его комичность улетучилась вместе с ними.
Это соседи виноваты в том, что он не может вспомнить, зачем поднялся наверх. Его отвлекли. Чтобы успокоиться, он вошел в комнату Джеми и включил свет.
Потом выглянул в окно комнаты Джеми. У соседей во дворе горели все фонари. Похоже на чертов Диснейленд.
По двору бегали две маленькие девочки. У одной были крылышки на спине, как у маленькой феи. Другая была одета в старомодное с виду розовое пальтишко. Элизабет понравилось бы это розовое пальтишко.
Ему было видно, как носится взад-вперед чертова собака. И тявкает, и тявкает. Сегодня она рылась в саду у Гарри, как вам это понравится? Гарри пнул ее в зад, чтобы не повадно было. Несильно пнул, но, правда, Элизабет и Джеми не стали бы над этим смеяться. Они, может быть, перестали бы с ним разговаривать. Он и Элизабет собирались подарить Джеми на девять лет собаку. Надо было подарить на восемь.
Он опять выглянул в окно. Должно быть, они платят непомерные деньги по счету за все эти крошечные фонарики.
Он увидел соседей, живущих за два дома от него. Оливер. Жеманное имя, но парень довольно приятный. С ним можно поговорить. Правда, он ездит на велосипеде и носит эти блестящие черные шорты в обтяжку. И тогда напоминает чертова какаду. Как там зовут его жену? Одна из этих нервных тощих женщин.
Детей нет. Возможно, они и не хотят. Может быть, не могут иметь. У жены не те бедра, чтобы вынашивать детей, это уж точно. Правда, сейчас их выводят в пробирке.
Элизабет хотелось, чтобы у Джеми была маленькая сестричка. Она всегда засматривалась на маленьких девочек. Ей нравились их платьица. «Посмотри, какое на этой малышке платьице», – скажет она, бывало, как будто Гарри было хоть какое-то дело до этого платьица.
В тот день она засмотрелась на маленькую девочку, сжимающую в руках палочку с огромным шаром розовой сладкой ваты. Элизабет сказала: «Посмотри, этот шар размером с нее», но Гарри лишь проворчал что-то в ответ, потому что был в плохом настроении, он хотел уехать. Был воскресный день, им предстояла долгая обратная поездка на машине, и он думал о работе и следующей неделе. Гарри не нравилось проводить воскресные вечера в суете. А тут еще этот тред-юнион. Ему необходимо было знать, что он подготовился к следующей неделе.
Ему не хотелось ехать в такую даль, к черту на кулички – на эту долбаную сельскую ярмарку. Не следовало говорить Элизабет про долбаную ярмарку, потому что она терпеть этого не могла и всерьез обижалась, но он в тот момент думал о том представителе тред-юниона, настоящем жулике, и о предстоящей потасовке.
Тот представитель потом подошел к нему на похоронах и обнял Гарри. Гарри не хотел, чтобы его обнимали, но он не хотел также быть на похоронах жены.
В тот день ему надо было быть поласковей с Элизабет и Джеми. Он был бы поласковей, если бы знал, что это их последний день вместе. Он не говорил бы про долбаную ярмарку. Он не стал бы говорить Джеми, что все игры – это жульничество и он никогда не выиграет. Он не стал бы ворчать, когда Элизабет указала на девчушку со сладкой ватой.
Но с другой стороны, ему следовало быть строже и тверже. Надо было сказать «нет», когда они в третий раз собрались ехать на том аттракционе.
Он все же сказал «нет», но Элизабет не обратила на это никакого внимания. Она схватила Джеми за руку и сказала: «Еще один разок». И они убежали.
Если бы он увидел их снова, то заорал бы на них. Он прокричал бы: «Я сказал нет! Кто здесь главный?» Потом обнял бы их и никогда больше не отпускал.
Если бы увидел их снова. Элизабет верила в потусторонний мир, и Гарри надеялся, что она права. Она бывала права во многих случаях, вот только в тот день она была не права.
Этот аттракцион назывался «Паук». В нем было восемь длинных ног с вагончиком на конце каждой ноги, вмещающим до восьми человек. Ноги поднимались и опускались, поднимались и опускались, и к тому все сооружение вращалось по кругу.
Каждый раз, как они пролетали мимо, он на миг успевал увидеть их розовые смеющиеся лица, головы, откинутые на спинки сидений. От этого ему становилось нехорошо.
«Паука» соорудил за десять лет до этого один австралийский предприниматель с немецкой фамилией: «Веселые карусели Флугзойга». Эта компания почти не уделяла внимания техобслуживанию и осмотру «Паука». Компания, заведовавшая аттракционами, называлась «Салливан и сыновья». Дела у них шли паршиво. Они сокращали штат. Ответственного менеджера по техобслуживанию по имени Примо Папаз уволили. Примо до этого вел собственный график техобслуживания в красной записной книжке. Когда он потерял работу, красная книжка исчезла. Выступая свидетелем на суде, Примо бил себя кулаком по колену. На глазах его блестели слезы.
Сломался один из механических подшипников «Паука», и вагончик сорвался и упал.
Погибли все восемь смеющихся и визжащих до того пассажиров. Пять взрослых и трое детей.
Судебное разбирательство тянулось годами. Гарри был поглощен им. У него до сих пор сохранились тома этого дела: папки большого формата, содержащие историю халатности, некомпетентности и идиотизма. Только Примо Папаз сказал Гарри: «Мне жаль. – И добавил: – В мое дежурство такого никогда не случилось бы».
Людям следует брать на себя ответственность.
Гарри отвернулся от окна и стал поворачивать глобус Джеми. Под его пальцами проплывали все места на земле, которые Джеми так и не увидел.
Он снова посмотрел в окно на соседей. Ему пришло в голову: будь Элизабет жива, он был бы там внизу, на барбекю, потому что Элизабет была такой общительной, а Араб всегда приглашал Гарри – можно подумать, действительно хотел, чтобы он пришел. В этом было что-то особенное. На миг Гарри ясно представил себе, каким мог быть этот вечер, – Элизабет сидит за столом, с удовольствием слушая музыку, Гарри пытается брюзжать на этот счет, и все смеются, потому что Элизабет подшучивает над ним.
Гарри смотрел, как по двору бегают две маленькие девочки. Похоже, играют в пятнашки.
Младшая взобралась на бортик фонтана. В руках у нее маленькая синяя сумочка. Она бегала по бортику. Фонтан размером с бассейн.
– Осторожней, малышка! – громко сказал ей Гарри. – А не то упадешь.
Кто-нибудь следит за ней?
Он оглядел задний двор. Все взрослые собрались вокруг стола, даже не глядя на детей. Они хохотали как безумные. Но музыка перекрывала их смех. Оливера видно не было, но он видел его жену, Эрику – так ее зовут, – которая стояла на дорожке, ведущей от задней двери. Она бы увидела ту малышку.
Он снова посмотрел на фонтан, и сердце его упало.
Девочка пропала. Спустилась ли она с бортика? Потом он увидел его. Розовое пальтишко. Боже правый, она лежит на воде лицом вниз. Свалилась в воду. Как будто он, предвидя это, сделал так, чтобы это случилось.
Он поискал глазами взрослых. Где Эрика? Наверное, она это видит. Оттуда, где она стоит, фонтан виден.
Но она просто стоит. Что делает эта глупая женщина?
– Она упала!
Он замолотил ладонями по стеклу.
Жена Оливера не пошевелилась. Просто стоит как вкопанная. Лицо отвернуто, словно она не хочет видеть, словно умышленно смотрит в другую сторону. Ради бога, что с ней происходит? Что происходит со всеми этими глупыми людьми? Боже мой, боже мой, боже мой!
Лицо Гарри горело от гнева. Прямо на глазах у этих бестолковых, безответственных людей тонет маленькая девочка. Перестрелять бы их всех.
Он попытался поднять окно, чтобы крикнуть, но его заклинило. Оно не открывалось много лет. Он сильно, до боли, молотил по стеклу обоими кулаками. И вопил, громче, чем когда бы то ни было.
– Она тонет!
Наконец женщина подняла на него глаза. Жена Оливера. Их взгляды встретились. Слава богу, слава богу.
– Она тонет! – пронзительно закричал Гарри, тыча пальцем в фонтан. – Малышка тонет!
Он смотрел, как она поворачивает голову к фонтану. Медленно. Как будто некуда спешить.
И все же она не двигалась. Глупая, тупая женщина не двигалась. Она просто стояла, глядя на фонтан. Словно в каком-то ночном кошмаре. Гарри услышал, как рыдает в отчаянии. Время уходило.
Он отвернулся от окна и выбежал из комнаты. Это единственный способ. Надо торопиться. Надо быть ловким. Надо прибежать к соседям и самому вытащить малышку. Маленькая девочка в розовом пальто тонет. Элизабет понравилась бы эта девочка. Он слышал, как Элизабет кричит: «Беги, Гарри, беги!»
Он выбежал из комнаты Джеми на площадку. Словно к нему вернулось его прежнее тело. Боли не было. Его вдохновляла важность его миссии. Он бежал легко, плавно, как двадцатилетний юноша с идеально подвижными коленями. Он может это сделать. Он быстрый. Он ловкий. Он спасет ее.
На второй ступеньке он упал. Чтобы удержаться, пытался ухватиться за перила, но было слишком поздно. Он летел в никуда, как его жена и сын.
Глава 84
Был ранний вечер еще одного прекрасного дня, и Сэм шел домой от паромного причала под фиолетовым небом. Уже почти неделю держалась ясная погода. Всё повсюду высохло, и люди перестали говорить о том, как хорошо видеть солнце. Легкий весенний ветерок выдувал из памяти людей воспоминания о «Большой Сырости».
Для Сэма закончился еще один довольно продуктивный рабочий день, и это было кое-что. Его даже немного смущало, что он сегодня вполне удовлетворен успешным завершением предложенного им стратегического плана по предупреждению дальнейших потерь рыночной доли в теперь уже насыщенном сегменте энергетических напитков с добавкой кофеина и ягодным вкусом, но без сахара. Он, разумеется, не сочинил симфонию, но это была хорошо продуманная стратегия, которая позволит компании заработать деньги и скомпенсирует последние несколько недель, когда он получал деньги, ничего не делая. Он поработал головой. Выполнил задачу. Это было приятно.
Может быть, все это произошло благодаря удивительному, волшебному эффекту от его первого сеанса у психотерапевта. После унизительного инцидента на курсах первой помощи в воскресенье Клементина договорилась на понедельник о внеурочной встрече с психотерапевтом. Сэм не спрашивал, каким образом ей удалось так быстро получить назначение. Вероятно, она подключила свою мать. Пэм была большим приверженцем консультаций у психолога. Наверняка у нее были нужные телефонные номера. Сэм поморщился при мысли о сочувствии на лице тещи, когда Клементина рассказала ей о его слезах, его так называемом посттравматическом стрессе, боже упаси.
Читать бесплатно другие книги:
