Лучшая фантастика XXI века (сборник) Уильямс Лиз
Я хотел залаять, но запах почти-бога был очень силен. Поэтому я просто вильнул хвостом, медленно, неуверенно. Неправильный хозяин сел на диван рядом со мной и рассеянно почесал меня за ушами.
– Я тебя помню, – сказал он. – Я знаю, почему он тебя сделал. Ожившее детское воспоминание. – Неправильный хозяин улыбнулся, и его запах стал почти дружелюбным. – Я понимаю, каково это.
Потом он вздохнул, поднялся и вошел в Комнату. И я понял, что он собирается совершить что-то плохое, и залаял изо всех сил. Хозяин проснулся и ждал, пока не вернулся неправильный хозяин.
– Что ты сделал? – спросил Хозяин с белым как мел лицом.
Неправильный хозяин с вызовом посмотрел на него.
– То же, что бы на моем месте сделал ты. Ты преступник, не я. Почему я должен страдать? Я тебе не принадлежу.
– Я могу убить тебя, – сказал Хозяин, и гнев в его голосе заставил меня заскулить от ужаса. – Могу сказать, что я был тобой. Мне поверят.
– Да, – согласился неправильный хозяин. – Но ты этого не сделаешь.
Хозяин вздохнул.
– Нет, – сказал он, – не сделаю.
Я веду стрекозу над криобашней. Вижу на крыше кошку и скулю от облегчения. Самолет изящно приземляется. Я не умею им управлять, но подвергнутое лоботомии сознание демона – незаконная копия реактивного аса XXI века – умеет. Кошка залезает в кабину, и мы несемся к стратосфере на 5М[60], а ветер ласкает квантовые точки на шкуре самолета.
– Отличная работа, – говорю я кошке и виляю хвостом. Кошка смотрит на меня узкими желтыми глазами и сворачивается клубком на гелевой акселерационной подушке. Я смотрю на контейнер рядом с ней. Мне кажется или пахнуло богом?
В любом случае этого достаточно, чтобы я тоже свернулся клубком и забылся глубоким, счастливым собачьим сном. И впервые за долгие годы, скользя по крутой спине баллистической орбиты, я вижу сон про Мяч и Маленькое Животное.
Они пришли с неба, перед рассветом. Хозяин поднялся на палубу в костюме, по запаху – новом. На руках Хозяин держал кошку; она тихо урчала. Следом шел неправильный хозяин, сложив руки за спиной.
Три машины, чернопанцирные скарабеи с многочисленными ногами и прозрачными крыльями, летели низко, поднимая за собой волну белой пены. Когда они садились на палубу, от гудения крыльев у меня заболели уши. Центральный скарабей выблевал облачко тумана, который замерцал в тусклом свете, закружился и стал чернокожей женщиной без запаха. К тому времени я уже знал, что объекты без запаха тоже бывают опасны, поэтому я залаял на нее, но Хозяин велел мне замолчать.
– Мистер Такеши, – произнесла женщина. – Вы знаете, почему мы здесь.
Хозяин кивнул.
– Вы признаете свою вину?
– Нет, – сказал Хозяин. – Технически эта вышка – суверенное государство, подчиняющееся моим законам. Здесь аутогенез – не преступление.
– Эта вышка была суверенным государством, – ответила женщина. – Теперь она принадлежит «ВекТех». Правосудие не медлит, мистер Такеши. Наши боты-законники уничтожили вашу конституцию через десять секунд после того, как мистер Такеши, – она кивнула неправильному хозяину, – сообщил нам о своей ситуации. У нас не было выбора. Мы обратились к квантовому судье Всемирной организации интеллектуальной собственности, и он приговорил вас к тремстам четырнадцати годам в медленной зоне. Как пострадавшая сторона мы получили исполнительные права в этом вопросе. Вы хотите что-нибудь сказать, прежде чем мы начнем?
Хозяин, чье лицо напоминало искаженную восковую маску, посмотрел на неправильного хозяина. Потом аккуратно опустил кошку и почесал меня за ушами.
– Присмотри за ними, – сказал он неправильному хозяину. – Я готов.
Центральный жук дернулся, слишком быстро, чтобы я успел отследить движение. На мгновение пальцы Хозяина стиснули мой загривок, словно материнские челюсти, затем разжались. Что-то теплое забрызгало мою шерсть, в воздухе расплылся темный, густой запах крови.
Потом он упал. Я увидел его голову в парящем мыльном пузыре, который проглотил один из жуков. Другой жук распахнул брюхо перед неправильным хозяином. И все они исчезли, а мы с кошкой остались вдвоем на окровавленной палубе.
Кошка будит меня, когда мы причаливаем к «Маркизу Карабасу». Цеппелин, будто кит, заглатывает нашего дрона-стрекозу. Это хрустальная сигара, ее нано-сапфировый хребет мерцает призрачным синим светом.
Быстрый Город раскинулся в шести километрах под нами небом, полным неоновых звезд, прикрепленный к дирижаблю лифтовыми тросами. Далеко внизу я вижу карабкающихся по тросам лифтовых пауков и вздыхаю с облегчением. Гости еще прибывают, и мы не опоздали. Мой личный брандмауэр включен; за ним меня ждет лавина сообщений.
Мы несемся прямиком в лабораторию. Я готовлю сканер, а кошка достает голову Хозяина, очень, очень аккуратно. Из гнезда сканера появляются крошечные – размером с молекулу – дисассемблирующие фрактальные пальчики. Когда они начинают поедать лицо Хозяина, я отворачиваюсь и трусливо сбегаю в виртуальную реальность, чтобы заняться тем, что у меня лучше всего получается.
Через полчаса мы готовы. Нанофабрика выплевывает черные пластиковые диски, и дроны дирижабля переправляют их в концертный зал. В моем животе вновь оживают металлические бабочки, и мы направляемся в гримерную. Сержант уже ждет нас, и давно, судя по окуркам на полу. Я морщу нос от зловония.
– Вы опоздали, – говорит наш менеджер. – Надеюсь, вы знаете, что за хрень затеяли. Это шоу собрало больше диггов[61], чем туринская вечеринка в честь дня рождения клона.
– В этом вся суть, – отвечаю я, пока Анетт опрыскивает меня косметическим туманом. Мне щекотно, я чихаю и с завистью смотрю на кошку: как обычно, у нее никаких проблем с визажистом не возникает. – Мы популярней Иисуса.
Они быстро напяливают на нас смокинги, сшитые последним человеческим портным с Савил-Роу.
– Будет отличная кожа, – говорит Анетт. – Красное дерево с легким оттенком пурпура.
Она продолжает болтать, но я не слышу. Мою голову заполняет музыка. Голос Хозяина.
Меня спасла кошка.
Не знаю, специально или нет: я до сих пор с трудом ее понимаю. Она зашипела на меня, выгнув спину; потом прыгнула и расцарапала мне нос – словно обожгла горячим углем. Я был слаб, но пришел в бешенство и с громким лаем принялся гоняться за кошкой по палубе. В конце концов рухнул без сил и понял, что голоден. Автоматическая кухня в каюте Хозяина по-прежнему работала, и я знал, как просить пищу. Но пока я ел, тело Хозяина исчезло: боты-мусорщики кинули его в море. Тогда-то я и понял, что он не вернется.
В ту ночь я в одиночестве свернулся на его постели: у меня остался только сохранившийся запах бога. И Маленькое Животное.
Оно пришло ко мне той ночью на берег сновидений, но в этот раз я не преследовал его. Оно сидело на песке, смотрело на меня маленькими красными глазками и ждало.
– Почему? – спросил я. – Почему они забрали Хозяина?
– Ты не поймешь, – сказало Маленькое Животное. – Пока не поймешь.
– Я хочу понять. Хочу знать.
– Хорошо, – сказало оно. – Все твои поступки, воспоминания, мысли, запахи – все – оставляют следы, словно отпечатки лап на песке. Их можно прочесть. Представь, что идешь за другой собакой: ты знаешь, где она поела, где помочилась, где сделала все, что сделала. Люди могут читать отпечатки сознаний. Могут записать их и создать в машине другого тебя – как лишенных запаха экранных людей, на которых часто смотрел твой Хозяин. Только экранный пес будет думать, что он – это ты.
– Хотя у него нет запаха? – в замешательстве спросил я.
– Он думает, что есть. И если ты знаешь, что делаешь, можешь дать ему новое тело. Ты можешь умереть, а твоя копия будет настолько хороша, что никто не заметит разницы. Люди давно этим занимаются. Твой Хозяин был одним из первых, много лет назад. Далеко отсюда есть много людей с механическими телами, людей, которые не умирают, людей с телами большими и маленькими, в зависимости от того, на что у них хватило денег. Людей, которые умерли и вернулись.
Я пытался понять; без запахов было сложно. Но его слова пробудили во мне безумную надежду.
– Значит, Хозяин вернется? – пропыхтел я.
– Нет. Твой Хозяин нарушил человеческий закон. Когда люди открыли отпечатки сознания, они начали снимать копии с себя. Некоторые сняли много копий, больше, чем песчинок на пляже. Это привело к хаосу. У каждой машины, у каждого устройства был свой безум ный мертвый разум. Люди назвали их множественниками и испугались. Испугались неспроста. Представь, что в твоем Месте есть тысяча собак и лишь один Мяч.
При этой мысли у меня обвисли уши.
– Вот как чувствовали себя люди, – сказало Маленькое Животное. – Поэтому они приняли закон: по одной копии на человека. Люди, придумавшие, как снимать копии – «ВекТех», – снабдили человеческие сознания водяными знаками, программой по управлению правами, чтобы остановить копирование. Но другие люди – вроде твоего Хозяина – нашли способ стереть их.
– Неправильный хозяин, – прошептал я.
– Да, – согласилось Маленькое Животное. – Он не хотел быть пиратской копией. Он сдал твоего Хозяина.
– Я хочу, чтобы Хозяин вернулся, – сказал я, злость и тоска бились в моей груди, словно птицы в клетке.
– Кошка тоже хочет, – мягко заметило Маленькое Животное. И лишь тогда я увидел кошку, которая сидела рядом со мной на пляже, и ее глаза блестели на солнце. Кошка посмотрела на меня и примирительно мяукнула.
После этого Маленькое Животное приходило каждую ночь и учило нас.
Мне больше всего нравилась музыка. Маленькое Животное показало, как превращать музыку в запахи и находить в ней рисунок, подобный следам огромных, странных животных. Я исследовал старые записи Хозяина и бескрайние библиотеки его виртуального рабочего стола, учился смешивать из них запахи, которые мне нравились.
Не помню, кто из нас придумал план спасения Хозяина. Возможно, кошка: нормально разговаривать с ней я мог только на острове сновидений, где ее мысли проявлялись узорами на песке. Возможно, Маленькое Животное, возможно, я сам. После всех ночей, что мы обсуждали план, я точно не знаю. Но началось все на острове; там мы превратились в стрелы, летящие к цели.
Наконец мы подготовились к отбытию. Роботы и нанофабрика Хозяина изготовили нам глайдер с открытым исходным кодом, белокрылую птицу.
В последнем сне Маленькое Животное попрощалось со мной. Когда я поделился нашими планами, оно загудело себе под нос.
– Вспоминай меня в своих снах, – попросило оно.
– Разве ты не отправишься с нами? – ошеломленно спросил я.
– Мое место здесь, – ответило оно. – И теперь моя очередь спать и видеть сны.
– Кто ты?
– Не все множественники исчезли. Некоторые сбежали в космос, создали там новые миры. Прямо сейчас там идет война. Может, однажды ты присоединишься к нам и будешь жить с большими собаками. – Оно рассмеялось. – Вспомним прошлое?
Маленькое Животное нырнуло в волны и побежало, превратилось в огромного гордого пса с белой шерстью, под которой плавно перекатывались мускулы. И я понесся за ним, в последний раз.
Когда мы улетали, небо было серым. Кошка управляла самолетом при помощи нейронного интерфейса, нацепив на глаза очки. Мы пронеслись над темными волнами и набрали скорость. Вышка превратилась в крошечное грязное пятнышко в море. Я смотрел, как оно сжимается, и вдруг понял, что так и не нашел Мяч.
Затем прогремел гром, и черный столб воды поднялся к небесам в том месте, где была вышка. Я не стал печалиться. Я знал, что Маленькое Животное тоже ушло.
К закату мы прибыли в Быстрый Город.
Из уроков Маленького Животного я знал, чего ждать, но не представлял, что город окажется таким. Небоскребы высотой в милю были самодостаточными мирами, с солнцами из искусственной плазмы, карликовыми парками и миниатюрными торговыми центрами. В каждом жил миллиард лилипутов, бедных и стремительных, – людей, чьи сознания обитали в нанокомпьютерах размером с ноготь. Бессмертные, которым отводилась мышиная доля ресурсов перенаселенной Земли. Город окружал ореол светящихся фей, крошечных моравеков[62], порхавших, словно гуманоидные светлячки. Отработанное тепло разогнанных телец окутывало мегаполис фальшивыми сумерками.
Городской разум привел нас к посадочной зоне. Хорошо, что самолетом управляла кошка; я разинув рот таращился на мельтешащие объекты, боясь утонуть в звуках и запахах.
Мы сдали глайдер на металлолом и побрели в городскую суету, ощущая себя монстрами-кайдзю. Общественные навыки, которыми снабдило меня Маленькое Животное, давно устарели, но все же помогли нам влиться в местные социальные сети. Нам требовалась еда, требовалась работа.
Вот так я стал музыкантом.
Бальный зал – полусфера в центре дирижабля. Забит под завязку. Несчетные призрачные создания мерцают, словно свечи, обладатели плоти щеголяют экзотичными нарядами. Мне улыбается женщина, облаченная в осенние листья. Кошку берут в кольцо клоны Динь-Динь. Наши телохранители, вооруженные обсидиановые великаны, расчищают нам путь к сцене, где ждут граммофоны. По толпе проносится шелест. Воздух вокруг нас кипит призраками, аватарами миллионов бестелесных фанатов. Я виляю хвостом. Пространство запахов опьяняет: парфюм, плоть, незапахи моравеков. И запах падшего бога, неправильного хозяина, который где-то прячется.
Мы поднимаемся на сцену на задних лапах, поддерживаемых обувными протезами. За нашей спиной высится лес граммофонов, их раструбы напоминают цветы из латуни и золота. Разумеется, мы жульничаем: музыка – аналоговая, граммофоны – настоящие, но ширина дорожек на черных дисках едва превышает нанометр, а иглы покрыты квантовыми точками.
Мы раскланиваемся, гремят аплодисменты.
– Спасибо, – говорю я, когда гром наконец стихает. – Мы старались сохранить цель этого концерта в тайне. Но теперь я наконец могу открыть вам, что это – благотворительное шоу.
Я чувствую напряжение в воздухе: медь и железо.
– Нам не хватает одного человека, – продолжаю я. – Его звали Шимода Такеши, и его больше нет.
Кошка поднимает дирижерскую палочку и поворачивается к граммофонам. Я следую ее примеру и вхожу в созданное нами звуковое пространство, где музыка состоит из звуков и запахов.
Хозяин – в музыке.
Потребовалось пять лет, чтобы взобраться на вершину. Я научился любить публику. Я мог обонять их эмоции и создавать музыку специально для них. И вскоре я перестал быть огромной собакой-диджеем среди лилипутов и превратился в маленького терьера в чаще танцующих людских ног. Кошка некоторое время работала гладиатором, но вскоре присоединилась ко мне в качестве исполнителя виртуальных драм, которые я ставил.
Мы выступали перед богатыми обладателями плоти в Быстром Городе, Токио и Нью-Йорке. Мне это нравилось. Я выл на Землю из лунного Моря Спокойствия. Но я никогда не забывал, что это лишь первая часть Плана.
Мы превращаем его в музыку. «ВекТех» владеет его мозгом, его воспоминаниями, его сознанием. Но музыкой владеем мы.
Закон – это код. Миллиард людей слушает голос нашего Хозяина. Миллиард сознаний загружает пакеты «Домашнего закона» из этого голоса, бомбардирует квантовых судей, пока они не отпускают его.
Это самая прекрасная вещь из всех созданных мной. Кошка крадется сквозь джунгли генетического алгоритма, позволяет темам расти, а потом хватает их и пожирает. Я гоняюсь за ними ради счастья погони, и мне плевать, поймаю я что-то или нет.
Это наше лучшее шоу.
Только когда оно подходит к концу, я понимаю, что никто не слушает. Публика замерла. Феи и быстролюди висят в воздухе, словно мухи в янтаре. Моравеки превратились в безмолвные статуи. Время замерло.
Две ладони аплодируют.
– Я горжусь вами, – говорит неправильный хозяин.
Я поправляю галстук-бабочку и улыбаюсь широкой собачьей улыбкой. У меня в животе извивается ледяная змея. Запах бога велит мне кинуться на пол, вилять хвостом, подставить горло божеству, что стоит передо мной.
Но я этого не делаю.
– Привет, Ниппер, – говорит неправильный хозяин.
Я сдерживаю низкое рычание, рвущееся из горла, и формирую слова:
– Что ты сделал?
– Мы их приостановили. Лазейки в аппаратных средствах. Управление цифровыми правами.
Его лицо красного дерева осталось гладким, он не постарел ни на день, на нем темный костюм и булавка для галстука «ВекТех». Но глаза у него усталые.
– Я действительно впечатлен. Вы великолепно скрывали следы. Мы думали, вы фурри. Пока я не понял…
Его прерывает раскат далекого грома.
– Я обещал ему присмотреть за вами. Поэтому вы до сих пор живы. Вам это не нужно. Вы ничего ему не должны. Взгляните на себя: кто мог подумать, что вы так далеко зайдете? Неужели вы хотите отказаться от всего этого из-за какого-то атавистического чувства животной преданности? Хотя выбора у вас нет. План не сработал.
Кошка шипит, как паровая труба.
– Ты ничего не понял, – говорю я. – Концерт – всего лишь отвлекающий маневр.
Кошка стремительна, словно черно-желтое пламя. Мелькают когти, и неправильный хозяин лишается головы. Я скулю, когда запах крови оскверняет запах бога. Кошка облизывается. На ее белой рубашке – алое пятно.
Цеппелин содрогается, сверкает защитная оболочка из псевдовещества. Темное небо вокруг «Маркиза» кишит огнедышащими жуками. Мы бежим мимо человеческих статуй бального зала в лабораторию.
Кошка берет грязную работу на себя, даря мне краткую передышку в виртуальной абстракции. Я не знаю, как Хозяин сделал это много лет назад, как избавился от защитных водяных знаков «ВекТех». Несмотря на все уроки Маленького Животного, мне это не под силу. Поэтому придется сжульничать и добыть меченые детали в другом месте.
Например, в мозгу неправильного хозяина.
Та часть меня, что родилась на острове Маленького Животного, соединяет два паттерна, словно кусочки пазла. Они подходят друг к другу, и на мгновение я мысленно слышу голос Хозяина, теперь настоящий.
Кошка ждет, уже облаченная в когтистый боевой скафандр, и я надеваю свой. Вокруг гибнет «Маркиз Карабас». Чтобы освободить Хозяина, мы должны уничтожить защитную оболочку.
Кошка едва слышно мяукает и вручает мне что-то красное. Старый пластмассовый мячик со следами зубов, пахнущий солнцем и морем. Внутри перекатываются песчинки.
– Спасибо, – говорю я.
Кошка не отвечает, распахивает дверь в шкуре цеппелина. Я шепчу команду, и Хозяин отправляется в путь в потоке нейтрино, несется к острову в синем море. К острову, на котором боги и большие собаки живут вечно.
Мы вместе ныряем в дверь, вниз, к свету и огню.
Кейдж Бейкер
Смерть Кейдж Бейкер в 2010 г. оборвала одну из самых многообещающих карьер нового века. Но за тринадцать лет активной работы она создала богатое и достойное наследие.
Бейкер родилась и выросла в Южной Калифорнии, работала в театре и страховой индустрии, прежде чем в 1997 г. опубликовать свой первый роман, «В саду Иденовом». Как и большинство последующих ее работ, это история Компании, сотрудники которой – путешественники во времени из XXIV века – вмешиваются в историю человечества, якобы для того, чтобы сохранить земное наследие, но, как постепенно выясняется, и с менее похвальными целями. За первым последовало много других романов и рассказов о Компании, а также некоторое количество работ, действие которых разворачивается в другой среде.
Веселые и опасные «Наводчики и снайперы» представляют собой смесь «Повелителя мух» с «Игрой Эндера», и неясно, кто одержит верх. Этот великолепный рассказ написан в лучших традициях научно-фантастических рассказов, противоречащих своим предшественникам.[63]
Наводчики и снайперы
Я лакейничал Лорду Детлоку и Доктору Смэшу, когда шаттл привез нового парня.
Я ненавижу Лорда Детлока. Доктора Смэша я тоже ненавижу, но мне бы хотелось взглянуть, как Лорд Детлок получит в задницу ракету из собственной пушки. Конечно, это не совсем пушка. И я не смогу выстрелить в него, потому что я всего лишь наводчик. Однако главное – желание.
В общем, когда раздался писк и замигали лампочки, я поднял глаза, и Лорд Детлок ухватил меня за изящный фартучек французской горничной и дернул так сильно, что я согнулся пополам, едва не выронив поднос с его выпивкой.
– Слушай внимательно, мальчик-червяк, – произнес Лорд Детлок. – Это всего лишь стыковка шаттла. Не повод отвлекаться от обязанностей.
– Я знаю, в чем дело, – сказал Доктор Смэш, откинувшись на барную стойку. – Он слышит брачный призыв особи своего вида. Должно быть, прислали нового наводчика.
– Ах да. – Лорд Детлок ухмыльнулся мне. – Твой жирный дружок в слезах сбежал домой, к мамочке и папочке, верно?
Как же я его ненавидел. Он имел в виду Кева, который отправился вниз лишь потому, что чуть не умер от приступа астмы. Кев был хорошим наводчиком, одним из лучших. Я молча посмотрел на Детлока, что было ошибкой: тот улыбнулся, наступил ботинком мне на ногу и встал.
– Не слышу ответа, Фифи, – сказал он, и меня охватила жуткая боль, ведь даже при меньшей силе тяжести ему удавалось использовать нужный рычаг, если он желал настоять на своем. Нам говорят не тревожиться о том, что наверху кости станут хрупкими, потому что мы проходим силовую подготовку, но вдруг это ложь? Я почти слышал, как плюсневые кости хрустят, словно сухие веточки.
– Да, милорд Детлок, – сказал я.
– Что? – Он наклонился ближе.
– Милорд, да, милорд Детлок.
– Так-то лучше. – Он сел.
Наверное, вы считаете меня трусом. Это не так. Лорда Детлока даже нельзя назвать большим парнем. Он тощий, и у него крупные желтые кривые зубы, благодаря которым он напоминает демонического зайца. А у Доктора Смэша есть грудь, и пахнет от него так, что оказаться с ним в одном шлюзе – фатальная ошибка. Но они снайперы, понимаете? Они одеваются, будто космические воины, в соответствующие куртки и ботинки, и делают жуткие прически. Тупые фашисты.
Поэтому я ставлю перед Лордом Детлоком его «Диспепси», пячусь назад, и тут оживают громкоговорители:
– Юджин Клиффорд, пожалуйста, зайдите в кабинет мистера Куртца!
Вот вам и чудесное спасение. Сообщение повторяется, и Лорд Детлок кривит рот.
– Похоже, Декан Куртц соскучился по своей шлюшке. Ты можешь идти, Фифи.
– Милорд, спасибо, милорд Детлок, – бормочу я, срываю фартук и бегу к лестнице.
Мистер Куртц – вовсе не декан. Понятия не имею, почему снайперы так его называют. Он управляющий станцией. Он работает на «Ареко», проводит аттестации, выписывает премиальные, и можно было бы предположить, что снайперы проявят к нему больше уважения, но ведь они снайперы – и этим все сказано. Большую часть времени мистер Куртц сидит в своем кабинете с разочарованным видом. Я его не виню.
Когда я просовываю голову в дверь, он поднимает глаза от романа.
– Вы хотели меня видеть, мистер Куртц?
Он кивает.
– Шаттл привез новичка. Замену Кевину Недерландеру. Пожалуйста, введи его в курс дела.
– Есть, сэр! – отвечаю я и спешу в комнату прибытия.
Новичок сидит там, положив свой вещмешок на соседний стул. Невысокий и приземистый парень, и из-за стрижки кажется, что у него остроконечная голова. Может, это генетика; у наводчиков никогда не бывает хороших стрижек.
– Добро пожаловать на Орудийную платформу, салага, – говорю я. – Я твой офицер по инструктажу. – В некотором смысле так и есть.
– О, хорошо. – Он поднимается на ноги, но взгляд его по-прежнему прикован к смотровому экрану. Я жду, что он спросит, действительно ли это Марс там внизу, или начнет вещать, что не может поверить, что взаправду оказался в чужом мире, точнее, на его орбите. Обычно так оно и бывает. Но новичок молчит. Вскидывает на плечо вещмешок и наконец отводит глаза от экрана.
– Чарльз Тид. Рад прибытию.
Ха! Это скоро изменится.
– Тебя ждет серьезная работа, салага. Думаешь, справишься?
Он ответил, что да, просто, без всякой самонадеянности, и я подумал: этого быстро обломают.
Я отвел его в Кубрик и показал бывшую койку Кева, печальную и заброшенную, с отверстиями в тех местах, где раньше висели голопостеры Кева. Новичок убрал вещмешок в бывший рундук Кева и огляделся, а потом спросил, кто занимается стиркой. Я покашлял и объяснил, что вещи отправляют в химчистку на планету. Не стал уточнять, что нам приходится собирать грязные носки и прочие тряпки снайперов.
Потом я отвел его на Мостик, где дежурила смена B, и представил ребятам. Роско и Норман были в джедайских балахонах, которых я бы предпочел не видеть, потому что это безнадежно. Виндер злился, поскольку Брэдли уронил одну из его коллекционных фигурок, очевидно, ценную, за пульт управления, и лишь Майрон был достаточно худым, чтобы просунуть туда руку, но он в смене C, и его дежурство начнется только в семнадцать ноль-ноль.
Полагаю, с этого все и началось: с ужасного первого впечатления, которое произвела смена B. Но я попытался придать ситуации серьезность, продемонстрировав новичку картографический дисплей, на котором раскинулся пояс астероидов, сине-золотой, словно витраж в старинных церквях, только подвижный.
– Это твой личный кусочек неба, – сказал я, показывая на Q34–54. – Большой Кев знал всех этих крошек в лицо. На протяжении трех лет отслеживал каждое колебание, каждое отклонение. Проложил траектории для тридцати семи успешных выстрелов. Словно у него было шестое чувство! Даже засек трех нарушителей, прежде чем они оказались в пределах досягаемости. Был настоящим чемпионом, старина Кев. Придется попотеть, чтобы стать вполовину таким же успешным, как он.
– Но это должно быть легко, – сказал Чарльз. – Ведь большую часть работы выполняет картографическое программное обеспечение.
– Ну да, конечно, но ты в курсе, что тебе придется координировать все это? В уме? Машины на такое не способны, – возразил я. И Виндер выбрал именно этот момент, чтобы завопить: «Не снимай плащ с Летучего Динамо, ты его сломаешь!» – тем самым уничтожив настроение, которое я пытался создать. Поэтому я проигнорировал Виндера и продолжил:
– Нас вызвали сюда с Земли, чтобы делать работу, на которую больше никто не способен. Это гордая, одинокая судьба, в небесах, среди холодных звезд! Простые люди тут не справятся. Вот почему «Ареко» потребовались парни вроде нас. Нас ничто не держит. Мы приходим из родительских подвалов и гаражей туда, где нужны наши способности. Да, программа может картировать эти булыжники; не исключено, что может отследить их. Но только человек способен – способен! – почувствовать их приближение прежде, чем они появятся.
– Ты имеешь в виду предвидение? – Чарльз смотрел на меня во все глаза.
– Не совсем, – сказал я. Хотя Майрон утверждал, будто обладает паранормальными способностями, ему ни разу не удавалось предсказать налет снайперов на нашу территорию. – Я говорю об интуиции. Предчувствии. Инстинктах! Вот правильное слово. Человеческих инстинктах. По способности предсказывать результат мы на семьдесят процентов превосходим программу. Неплохо, да?
– Наверное, – ответил новичок.
Оставшееся время смены я показывал ему панель управления, устанавливал его пароли, настройки и тому подобные вещи. Он задавал мало вопросов, просто надел очки и сосредоточился, и глядя на него, можно было представить, как он блуждает среди астероидов в зоне Q34–54 и знакомится с ними. Мне он начинал нравиться, потому что именно так работал Кев, и тут новичок спросил:
– А как в них целиться?
От изумления Виндер уронил Синего Судью. Роско повернулся, снял очки, посмотрел на меня и сказал:
– Мы не целимся. Ты что, не объяснил ему?
– Объяснил что? – Чарльз повернул скрытое очками лицо на звук голоса Роско.
И мне пришлось рассказать ему о снайперах и о том, что нельзя входить в бар, когда там сидят снайперы, если только ты не лакейничаешь одному из них, и о том, что они с тобой сделают, если ты все же войдешь, и что нужно держаться подальше от Адской бездны, где они обитают, если только ты не лакейничаешь им, и что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя входить в Орудийный зал.
Я объяснял тонкости ротации лакеев, когда он перебил меня:
– Это глупо!
– Это отвратительно, – согласился Роско. – Но мы ничего не можем с этим поделать. Они снайперы. С ними нельзя бороться. И лучше тебе не знать, что будет, если ты все же попробуешь.
– В моем контракте этого не было, – сказал Чарльз.
– Можешь пожаловаться Куртцу, – ответил Брэдли. – Бесполезно. Он их не контролирует. Они снайперы. Только они могут выполнять эту работу.
– Готов спорить, я тоже могу, – заявил Чарльз, и все фыркнули, потому что лишь снайперы обладают снайперскими рефлексами. Они лучшие в своем деле.
– Тебя направили к нам, потому что ты обладаешь умениями наводчика, – сказал я Чарльзу. – Такова жизнь. Лучше тебя для этой работы никого не найти, оплата достойная, а через пять лет ты отсюда выберешься. Нужно только научиться жить с говном. Мы все научились.
На вид он был умным парнем, и я думал, что дважды повторять не придется. Я ошибся.
Мы услышали грохот тяжелых ботинок в коридоре. Виндер подпрыгнул, сгреб все свои фигурки и спрятал в отсек для хранения. У Нормана участилось дыхание. Брэдли кинулся в туалет. Я не тронулся с места, но опустил взгляд. Смотреть им в глаза – плохая идея.
Ба-бах! Дверь распахнулась, и появились они, Лорд Детлок, Акула и Железное Чудовище. С Пики-тики. Я побледнел.
Пики-тики – кукла, которую они соорудили из одеяла и маски. И кое-чего еще. Ухмыляющийся Лорд Детлок огляделся и заметил Чарльза.
– Пики-тики возвращается в свой гарем! – завопил Лорд Детлок. – Что это? Пики-тики видит новую прекрасную невесту! Пики-тики должен поприветствовать ее в своем царстве!
Гогоча, они приблизились к Чарльзу и швырнули куклу. Та упала на него, и прежде чем он успел ее сбросить, снайперы прыгнули вперед и схватили Чарльза. Он отчаянно сопротивлялся, но они только смеялись, пока он не высвободил одну руку и не ударил Акулу в лицо. Акула схватился за нос и принялся ругаться, но Лорд Детлок и Железное Чудовище торжествовали.
– Надо же! Стыдливую невесту следует поучить манерам. Пики-тики отведет ее в свои апартаменты для медового месяца и проследит, чтобы она хорошо усвоила урок!
Черт. Они потащили его прочь. Конечно, могло быть и хуже: они всего лишь запихнут Чарльза в один из рундуков, вероятно, в тот, на дне которого валяются грязные носки, а сверху сунут Пики-тики. Потом они запрут рундук и уйдут. Откуда я знаю? Со мной поступили точно так же, в мой первый день.
Разумный человек вроде меня просто забыл бы об этом и сосредоточился на работе. Но Чарльз не забыл. И продолжал задавать вопросы.
Например, почему снайперам платят больше, чем нам, хотя они почти все время играют на симуляторах, в то время как наводчики отслеживают астероиды и высчитывают время выстрела? Почему мистер Куртц отказался от попыток призвать их к дисциплине, хотя они взломали его голоприставку, чтобы она внезапно включилась и показала картинку, на которой он занимался сексом с аллигатором, не говоря уже о прочих мелких пакостях, превративших его жизнь в ад? Почему никто из нас ни разу не попытался дать им отпор?
И не имело смысла объяснять, что они не реагировали на разумные доводы, не реагировали на то, что их называли инфантильными, жестокими и отвратительными, потому что им нравилось слушать о собственной мерзости.
Чарльз также хотел знать, почему здесь нет женщин, и вдаваться в подробности было слишком унизительно, поэтому я просто сказал, что, согласно тестам, мужчины лучше приспособлены к жизни на Орудийной платформе.
Ему следовало радоваться тому, что он хороший наводчик, и он действительно был хорош. Он освоил Q34–54 за неделю. Во время одной из смен на Мостике мы с Майроном обсуждали худший эпизод «Скалы Шредингера», тот, где появляется злобный близнец Лал-лал, которого убили во втором сезоне, а Энил разворачивал нижнее белье, которое матушка прислала ему в подарок на тридцатиоднолетие, и вдруг Чарльз сказал:
– Юджин, тебе следует проверить Кью-шесть-семнадцать. По моим расчетам, в районе Кью-четырнадцать будет нарушитель.
– Откуда ты знаешь? – удивился я, надевая очки. Но он не ошибся, там был нарушитель, крутился в облаке снега и огня, над плоскостью эклиптики, однако точно в Кью-четырнадцать.
– Разве ваши проекции не выходят за планетарную эклиптику? – спросил Чарльз.
Мы с Майроном переглянулись. Мы никогда не проектировали так далеко; какой смысл? Всегда хватало времени засечь нарушителя, прежде чем он окажется в зоне выстрела.
– Приятель, не нужно так напрягаться, – сказал я. – На пятьдесят градусов выше, на пятьдесят ниже – больше нас ничего не интересует. Остальным занимаются сканирующие программы.
Однако я выслал предупреждение, и мы услышали восторженные вопли снайперов, хотя Орудийный зал находился на другом конце Платформы. Поскольку нарушитель был далеко, Акула запустил боеголовку. Мы не увидели попадания – оно произойдет не раньше чем через две недели, и теперь мне придется отслеживать не только нарушителя, но и ракету, чтобы убедиться, что траектории сходятся, – однако снайперы принялись топать и реветь Премиальную песню.
Майрон фыркнул.
– Как обычно, – сказал он. – Мы делаем всю работу, они жмут чертову кнопку – и лавры достаются им.
– Знаешь, это можно изменить, – заметил Чарльз.
– Мы не можем объявить забастовку, – угрюмо возразил Энил. – Мы вольнонаемные работники. За отказ от работы полагается штраф.
– Не нужно отказываться от работы, – сказал Чарльз. – Можно продемонстрировать «Ареко», что мы способны на большее. Мы можем быть и наводчиками, и снайперами.
Энил и Майрон были шокированы. Словно он предложил всем стать геями. Я сам был шокирован. Пришлось объяснить ему, что, согласно тестам, работа дает лучшие результаты, когда каждый выполняет свою задачу.
– «Ареко» не приходило в голову, что мы можем выполнять сразу несколько задач? – спросил он. – Они ведь корпорация. Они захотят сэкономить деньги. Нам нужно только продемонстрировать, что мы способны выполнять обе задачи. Снайперы получат хорошее выходное пособие по сокращению. Мы получим Платформу в свое распоряжение. Жизнь прекрасна.
– В твоем милом плане есть одна загвоздка, мистер Гений, – подал голос Майрон. – Я не могу стрелять.
У меня нет снайперских рефлексов. Поэтому я наводчик.
– Но ты можешь научиться стрелять, – возразил Чарльз.
– Повторяю снова, на этот раз медленнее, – рявкнул Майрон. – У меня нет рефлексов! И у тебя тоже нет! Нас всю жизнь тестируют. Тесты на способности, тесты на аллергию, сканирование мозга, картирование ДНК! «Ареко» прекрасно известно, кто мы такие, на что мы способны, а на что нет. Я наводчик. Ты дурачишь сам себя, если считаешь иначе.
Чарльз промолчал. Просто посмотрел на нас всех, надо полагать, с отвращением, затем повернулся к своей панели управления и сосредоточился на работе.
Однако этим дело не кончилось. Чем занимался Чарльз в свободное время, вместо того чтобы болтаться в Кубрике, обсуждать комиксы и популярные голоролики недели? Уходил в угол и играл. Причем не в обычные игры – в стрелковые симуляторы. Никогда не видел парня с такой ледяной сосредоточенностью. Иногда он возился с проектами, которые заказал. Полагаю, это были модели.
Читать бесплатно другие книги:
