Лицо под вуалью Ренделл Рут

Глава 19

Дороти Сандерс никогда не разводилась: это установил Дэвидсон, изучив документы. И еще – у нее не было необходимости смиренно зарабатывать на жизнь шитьем и вязанием, обычными профессиями бедных добродетельных женщин, о чем она, наверное, когда-то читала в исторических романах, чтобы иметь возможность прожить, как она говорила сыну в его детстве. Потому что все эти годы Додо регулярно пользовалась совместным банковским счетом, открытым на ее имя и на имя мужа. Теперь, после ее смерти, полицейским больше не отказывали в доступе к этому счету.

Он пополнялся процентами на инвестиции Чарльза Сандерса, в основном в паевые фонды. В течение восемнадцати лет после их расставания Дороти одна снимала деньги со счета. По оборонительной позиции, которую занял управляющий банком, Вексфорд догадался, что этот любопытный факт никем и не был замечен. Управляющий был противником новых технологий и возложил вину за этот промах – если это был промах, – на то, что в последние годы счетом управлял компьютер. Старший инспектор поражался способности миссис Сандерс лгать и скрывать правду. Это даже заставило его усомниться, была ли она замужем за Сандерсом, пусть даже Клиффорд был ее собственным сыном, – но этот факт вскоре тоже подтвердился. Дороти Клиффорд и Чарльз Сандерс обвенчались в церкви Сент-Питерс, в Кингсмаркхэме, в октябре 1963 года, а сын родился у нее в феврале 1966 года.

Вексфорд велел снова отвезти себя на Ясеневую ферму и взял с собой Бёрдена, настояв на этом. Майкл признал невиновность Клиффорда в первом преступлении, сначала с оговорками и спорами, а потом с глубоким, горьким чувством собственной вины. Ему было ясно, и старший инспектор не мог этого отрицать, что смерть Дороти Сандерс явилась прямым результатом его отказа продолжать встречи с Клиффордом.

Некоторое время Бёрден молчал. Потом произнес:

– Думаю, мне придется подать в отставку.

– Ради бога, почему?! – воскликнул его шеф.

– Если это правда, что я мог довести человека до убийства – а так оно и есть, я это сделал, – то я не гожусь в полицейские. В мои обязанности входит предотвращать преступления, а не провоцировать их.

– По этой логике тебе вообще не следовало допрашивать Клиффорда. Подозревая его в убийстве Гвен Робсон, ты, тем не менее, должен был игнорировать его, потому что он казался неуравновешенным человеком с аномальными реакциями.

– Я не это хочу сказать. Я говорю, что, допросив его один раз, я не должен был… ну, бросать его на произвол судьбы.

– Тебе следовало продолжать беседовать с ним день за днем, часами, вести допрос за допросом? Как долго? Недели? Месяцы? А как насчет твоей работы? Твоего собственного душевного здоровья, если уж на то пошло? «Разве я сторож брату моему?»[13]

Бёрден воспринял этот вопрос, который Вексфорд задал риторически и который, возможно, Каин тоже задавал риторически, в буквальном смысле.

– Ну, да, может, и сторож, – пробормотал он. – И как на него надо было ответить? Что ответил тот, кому он задан, – это был Бог, ведь так?

– Ничего, – ответил Вексфорд. – Совсем ничего. Брось, забудь об отставке. Ты не уйдешь в отставку, ты поедешь со мной на место преступления.

В мрачном молчании Бёрден сидел рядом с шефом в машине. Этот зимний день был ни холодным, ни теплым, а небо было бледно-серым и комковатым, как овсянка. Иногда низкое солнце появлялось над горизонтом – блестящая тарелка, проглядывающая в тех местах, где слой каши истончался. Витрины на Хай-стрит сверкали предрождественским блеском – как и огромная импортная ель, подарок от какого-то немецкого города, никому не известного, но являющегося побратимом Кингсмаркхэма, которую установили возле торгового центра «Баррингдин». Майкл отпустил кислое замечание насчет того, сколько, должно быть, стоило установить эту электронную компьютерную рекламу в конце «Теско», которая попеременно оповещала покупателей о подарках для всей семьи и о том, что до Рождества осталось девять дней на покупки.

– И зачем мы сюда едем? – поинтересовался он.

Он имел в виду Ясеневую ферму, расположенную дальше по длинной, извилистой Ясеневой аллее, где трава на обочине посерела от грязных брызг, и сухие вязы с облезлыми стволами ожидали топора. Но сегодня воздух был прозрачным, и вдалеке виднелись очертания неровного холма, который заслонял вид на город. В поле зрения вплыла Ясеневая ферма – ее многочисленные глаза выглядывали из вечнозеленой поросли. Две полицейские патрульные машины стояли перед ней, и один полисмен в мундире дежурил у подножия лестницы.

– Я не собирался входить в дом, – сказал Вексфорд.

– Ты же говорил, что мы посетим место преступления? – удивился Майкл.

Его начальник ничего не ответил и кивнул полицейскому Леонарду, который отдал ему честь и сказал: «Добрый день, сэр». Несмотря на то что Бёрден видел здесь вчера вечером, ему трудно было осознать, что Дороти Сандерс, такая сильная, прямая и уверенная, теперь мертва и ее металлический голос умолк навсегда. А когда он посмотрел сквозь темное, блестящее стекло в скупо обставленную комнату, где в камине лежал пепел сгоревших дров, он почти ожидал увидеть ее там, увидеть, как она ходит по голому, не покрытому ковром полу и отдает приказы, указывая пальцем. Призрак, это должен быть призрак, а она боялась призраков, боялась темноты и боялась впустить туман в дом…

Вексфорд обошел вокруг дома и прошел в расположенный за ним сад. Следом шли Бёрден и Дональдсон. Для старшего инспектора сад был незнакомым, но Майкл уже побывал здесь раньше, в тот день, когда они проводили обыск и с триумфом обнаружили в сарае, пристроенном к задней стене, «гарроты». Странное место для сарая, не так ли? Чтобы добраться до него, следовало пересечь большой участок влажной травы. Земля, покрытая дерном или голая, всегда зимой мокрая, даже в сухие периоды, подумалось инспектору, и он почувствовал, как его туфли погружаются в мягкую, болотистую почву.

Дороти Сандерс меньше обращала внимания на сад, чем на дом, но тем не менее она и здесь добилась некоторой бесплодной пустоты. В саду росло мало растений, похожих на культурные, хотя это было трудно определить в такое время года, и еще меньше сорняков. Выглядело все так, словно миссис Сандерс – или Клиффорд по ее требованию – поливала клумбы каким-то токсичным веществом, которое уничтожало широколиственные растения. Похоже, в какой-то момент ее жизни в этом доме она принялась уничтожать сад, который когда-то здесь был. Ветви малочисленных деревьев были жестоко обрублены, и из их обрубков под странными углами выросли новые ветки.

Небо тем временем слабо порозовело – признак заката… Очень скоро наступят сумерки, а потом – глубокая темнота. Десять дней осталось на покупки до Рождества, семь долгих ночей и семь коротких дней до дня зимнего солнцестояния. Один день до появления Шейлы в суде.

Эти короткие дни, резко заканчивающиеся в середине вечера, мешали расследованию Вексфорда. Природа одержала верх… почти. Или, скорее, старший инспектор не мог быть совершенно уверен, что затраты на мощное освещение оправданны. Он прошел по мокрой траве в дальний угол сада и оттуда, на фоне черного забора, смог с трудом различить вдалеке низкую крышу дома Ясеневой фермы, поднимающегося над стеной из кипарисов Лиланда.

– Познакомишь меня с мистером Кэрролом? – спросил Вексфорд Майкла.

Они поехали по аллее при свете заката, последнем свете дня. Из живой изгороди с трескучим криком вылетел фазан, махая своими неуклюжими крыльями, которыми он так редко пользовался. Грянул выстрел, за ним второй.

– Это может быть только Кэррол, – сказал Бёрден. – Кингсмаркхэм так урбанизировался, что мы иногда забываем, что живем в сельской местности.

Пес Кэррола робко вышел навстречу полицейским. Хотя, может быть, он и не был робким, может быть, он застенчиво подкрадывался, готовясь к атаке. Вексфорд протянул руку к собаке, и чей-то резкий голос крикнул:

– Не трогайте его!

Фермер появился с убитым зайцем, висящим на шее. В левой руке он держал за хвосты пару красных куропаток.

Вексфорд мягко обратился к нему:

– Мистер Кэррол? Старший инспектор Вексфорд, управление полиции Кингсмаркхэма. Полагаю, вы знакомы с моим коллегой, инспектором Бёрденом.

– Он заходил сюда, да.

– Можно нам войти?

– Зачем это? – спросил фермер.

– Я хочу поговорить с вами. Если вы предпочитаете, чтобы мы не входили к вам в дом, можете поехать вместе с нами в полицейский участок. Нас это тоже устроит. Вам решать, что выбрать.

– Можете войти, если хотите, – согласился Кэррол.

Пес побежал в дом впереди них, опустив голову и поджав хвост между задними лапами. Его хозяин при виде этого издал рычание, совсем как дикий зверь – таких звуков можно ожидать от собаки, а не от человека. Очевидно, этот звук служил сигналом для пса лечь в корзину, что он и сделал, словно под гипнозом, после чего свернулся в клубок и положил голову на лапы. Кэррол повесил дробовик, снял сапоги и поставил их на плиту, на уже покрытый пятнами и смятый журнал, в котором едва можно было узнать один из номеров «Ким». Заяц и птицы с окровавленными головами оказались в раковине. Стол был завален массой бумаг: чековая книжка и платежные квитанции из банка «Мидленд», налоговый гроссбух, смятые счета… Вексфорд понимал, что шансы на приглашение присесть равны примерно ста к одному и поэтому уселся сам и сделал знак Бёрдену сделать то же самое раньше, чем хозяин успел надеть домашние тапочки.

– Где ваша жена, мистер Кэррол? – начал старший инспектор.

– А вам что до этого? – Рой не стал садиться; он стоял, возвышаясь над полицейскими. – Это сделала та, которая умерла, дальше по дороге, и ее парень, который чокнутый. Вот и займитесь ими, позаботьтесь, чтобы его упекли на всю жизнь. У вас будет много дел, и вы не будете совать нос в мои.

– Ходят слухи, что жена вас бросила, – заметил Вексфорд.

На секунду ему показалось, что фермер собирается его ударить. Это было бы неприятно, но, по крайней мере, такая попытка дала бы повод арестовать его. Однако Кэррол, уже сжав кулаки и подняв их над головой, отступил назад, стиснув зубы. Старший инспектор, тем не менее, решил, что будет чувствовать себя более уверенно стоя. Он был крупнее, чем Рой, хоть и старше.

В кухне быстро темнело. Хозяин потянулся к единственному выключателю в комнате, и неожиданно яркий свет полился от центральной лампочки под нелепым абажуром: в виде розового домашнего чепца с оборками из хлопчатобумажной ткани. В этом угрюмом доме были и другие подобные мелочи: настенные часы на батарейках с циферблатом в виде подсолнечника, календарь с фотографией котенка в корзинке, открытый на странице за май этого года… От яркого света Кэррол заморгал.

– Она ушла около шести месяцев назад, не так ли? В конце июня? – продолжал расспрашивать его Вексфорд, понимая, что, если фермер не захочет отвечать, он ничего не сможет поделать. Затем он немного изменил тактику: – Расскажите мне о вашем соседе, Чарльзе Сандерсе. Вы его знали? Вы уже были здесь, когда он здесь жил?

Рой зарычал. Это был тот же язык, который он использовал, отдавая команды своему псу, но потом он продолжил на вполне понятном английском языке:

– Его папаша умер. На следующий день после похорон он снялся и уехал. Зачем вам это надо знать?

– Полицейским не задают вопросов, Кэррол, – сказал Бёрден. – Это мы задаем вам вопросы. Понятно?

Снова послышалось рычание. Это было почти забавно.

– Он так и не вернулся, – сказал Вексфорд. – Он не возвращался, чтобы повидать сына, он не обеспечивал деньгами жену и ребенка. Он бросил старую мать на попечение жены, а она выдворила ее в дом для престарелых. Я с вами говорю совершенно откровенно, мистер Кэррол, и хотел бы от вас такой же откровенности. Прошло восемнадцать лет с момента ухода Сандерса. А вы недавно женились, недавно приехали сюда… Я не думаю, что он уехал; я думаю, он умер. Как вы считаете?

– Откуда я знаю? Это не мое дело.

– Что думала ваша жена, мистер Кэррол? Она знала, правда? Каким-то образом она узнала о Сандерсах. Она рассказала вам то, что знала, или держала это в тайне? Возможно, она рассказала только одному человеку?

– Какому человеку?

Произнося эти слова, Вексфорд не хотел сказать ничего такого, что имело бы большое значение для Роя, но фермер вложил в них больший смысл, чем подразумевалось, и лицо его покраснело и, казалось, распухло. Хотя он пока не двигался, в нем произошла перемена – некая сосредоточенность, словно он собирал и копил силы, и этого оказалось достаточно, чтобы Бёрден вскочил на ноги и оттолкнул свой стул. Это стало последним толчком. Кэррол протянул руку за спину к дробовику на стене, сорвал его с крючка и, отступив на шаг, прицелился в них с расстояния около четырех футов.

– Опустите ружье, – сказал Вексфорд. – Не делайте глупости.

– Я даю вам одну минуту, чтобы убраться отсюда! – отозвался Рой.

По крайней мере, теперь они смогут его арестовать, подумал старший инспектор. Фермер имел возможность смотреть на них и следить за стрелками часов-подсолнуха. Приоткрыв один глаз, пес наблюдал за происходящим из своей корзинки. Происходило нечто такое, что он понимал – нацеленное ружье, беспомощная добыча. «Когда я согнусь пополам, нашпигованный дробью, – промелькнула в голове у Вексфорда абсурдная мысль, – он, наверное, прибежит и потащит меня к хозяину, как фазана».

Бёрден кивнул в сторону двери и произнес, как будто услышал шаги:

– Вот идет Дональдсон.

Это была ловушка, и она сработала. Кэррол повернул голову, и кулак Вексфорда врезался в его челюсть. Ружье выстрелило во время падения, и в комнате с низким потолком раздался чудовищный грохот, похожий на взрыв бомбы у старшего инспектора в саду перед домом, который он так и не смог вспомнить. Фермер перекатился на бок, и ружье выпало у него из рук и затарахтело по плиткам. Куски штукатурки слетели с потолка, с тех мест, куда попала дробь. Теперь повсюду стоял дым и едкий запах пороха, а сбитый с толку пес, переводящий взгляд с одного человека на другого, поднял беспомощный, запрещенный лай. А затем Дональдсон и вправду явился, стуча сапогами по дорожке, и настежь распахнул дверь.

– Что с вами, сэр? – охнул он. – Что случилось?

– Я и не знал, что я такой сильный, – ответил Вексфорд. Он хотел было толкнуть Кэррола носком туфли, но потом передумал и приподнял мужчину за плечи. Рой застонал, и его голова повисла. – Наверное, у нас в машине нет наручников, а?

– По-моему, нет, сэр, – сказал Дональдсон.

– Тогда придется обойтись без них, но я не думаю, что теперь он доставит нам неприятности.

Кэррол был крупным мужчиной, и им пришлось тащить его до машины втроем. Пса заперли на кухне, и Дональдсон, который любил собак, оставил ему миску воды и зайца.

– Вот как можно за полчаса погубить результат многолетнего обучения, – весело сказал он.

В число предметов, лежащих на всех поверхностях в кабинете Вексфорда – в суде их бы назвали «вещественными доказательствами», – входил дробовик Кэррола, испачканный номер журнала «Ким», круговые вязальные спицы номер шесть и кое-что из содержимого карманов убитой женщины. Было нечто удручающее, хоть и почти жалкое, в этой губной помаде в блестящем позолоченном футляре, красной, как пожарная машина. Почти белая пудра с легким блеском была куплена для более молодой и красивой женщины, вроде Лесли Арбел. Чековая книжка совместного счета на имя К. Л. Сандерса и Д. К. Сандерс, которой – по крайней мере, за время существования этой книжки – пользовались только для снятия наличных. Сто фунтов в месяц – вот сколько Дороти Сандерс снимала в течение последних двух лет. Это было немного, это было скромно, но в последние два года ее доход пополнял заработок Клиффорда.

В то утро мировой суд Кингсмаркхэма постановил привлечь сына Додо к суду по обвинению в убийстве и оставил в заключении до суда. Даже Бёрден теперь понимал, что парню не предъявят обвинение в другом убийстве, что он не может быть виновен в смерти Гвен Робсон. Инспектор видел, как Клиффорда увозили в тюрьму предварительного заключения в Майрингхэме перед тем, как они с Вексфордом уехали на Ясеневую ферму, и с тех пор не упоминал о нем. Но теперь он пришел в кабинет Вексфорда и резко заговорил:

– Я чувствовал, что должен встать в мировом суде и сказать, что хочу сделать заявление. Мне следовало признаться, что я несу ответственность – ну, долю ответственности, за то, что сделал этот бедный малыш.

– Бедный малыш? Теперь он «бедный малыш»? Что случилось с твоим хваленым принципом, что жалость надо оставить для жертвы? – Вексфорд читал письмо, время от времени кивая, словно то, что он читал, приносило ему долгожданное удовлетворение. Он морщился от доносящегося из глубины здания непрерывного грохота и треска, и с раздражением посмотрел на Майкла.

– Я во всем подвел его. Мне следовало публично признать свою долю вины в том, что он совершил.

– Ты бы выставил себя на посмешище. Вообрази, как это раздуют те писаки, которых прежде называли прессой, а теперь, по какой-то дурацкой причине, называют средствами массовой информации… Извини. – Телефон Вексфорда зазвонил, и он снял трубку. – Да, да, спасибо, – сказал он. – У вас сохранилась запись в компьютере? Можно мне сделать распечатку? Да… да. Кто-нибудь заедет за ней до закрытия библиотеки. Когда вы закрываетесь? Сегодня в шесть тридцать? Это примерно через час… Хорошо. Спасибо за помощь.

– Что это за шум? – Бёрден чуть приоткрыл дверь, чтобы лучше слышать удары, и когда его коллега пожал плечами, спросил почти без интереса: – О чем был весь этот разговор?

– Об алиби одной женщины. Еще одна деталь точно встала на свое место. Просто все выясняю, исключаю малейшие возможности. Ты помнишь ту бурю, которая разразилась у нас в середине прошлого месяца? Она порвала телефонные провода в Сандиз и на Ясеневой аллее.

– Ты считаешь меня нечленораздельно бормочущим идиотом, да? Я весь такой горячий и грубый, а внутри – слабый и водянистый. Я боялся Клиффорда, ты это знаешь? Когда он приезжал ко мне домой, я боялся открыть дверь.

– Но ты ее все же открыл.

– Почему я так зациклился на этом? Почему решил, что это должен быть именно он, когда все доказательства свидетельствовали против этого?

– По крайней мере, сейчас ты это признаёшь. – Тон Вексфорда был скучающим, ленивым. – Что я могу сказать? Что бы я ни сказал, это будет звучать как «а я тебе говорил». Ну, нет, я мог бы ответить тебе: «Пусть для тебя это послужит уроком». Тебе бы это понравилось, а? – Он встал и посмотрел в окно на дерево с мигающими лампочками: красные, синие, белые, а потом желтые, зеленые и розовые… Небо было темным, но ясным – купол темнеющей сини со звездами. – Майкл, я действительно думаю, что если б он не убил ее тогда, когда-нибудь он все равно это сделал бы. Завтра, на следующей неделе или на следующий год. Убийство тоже заразительно. Ты когда-нибудь об этом думал? Клиффорд убил мать потому, что она была там, и потому, что она ограничивала его, и… чтобы привлечь к себе твое внимание. Но, возможно, он также убил ее потому, что эту идею вложили ему в голову, потому что он знал, если хочешь, что убивать людей можно. Он видел убитую женщину, которую сначала принял за свою мать. Надеялся ли он, что это его мать? Может быть. Но идея уже поселилась в нем, не так ли? Другие могли это сделать, поэтому он тоже может – так он стал думать. Эта идея его заразила.

– Ты действительно так думаешь? – На лице Бёрдена появилась отчаянная надежда – таким бывает лицо человека, который может утонуть, если его протянутая рука не найдет ничего, крепче соломинки. – Ты серьезно так думаешь?

– Спроси Олсона, он тебе скажет. Поедем домой, Майкл, а по дороге наведем несколько справок о нашем заключенном.

Телефон зазвонил снова, когда они уже были у двери, и Вексфорд вернулся назад и взял трубку. Голос на другом конце провода звучал так ясно, что даже Бёрден на расстоянии трех ярдов его слышал.

– У меня на линии Сандра Дейл, – донеслось до него из телефона.

Вексфорд ответил в трубку:

– Не имеет значения, мне это больше не нужно. – Затем, послушав несколько мгновений, он сказал: – Это меня не удивляет. Теперь не найдете.

Поблагодарив Сандру, старший инспектор попрощался, и они с Майклом спустились по лестнице вниз. Полицейский Сэвитт сообщил им, что Кэррол, которого поместили в камеру, где раньше сидел Клиффорд, уже утих. Доктор Крокер навестил его и предложил успокоительное, которое Рой, как ни удивительно, согласился принять. До этого он грозился разнести весь участок, хотя ограничивался только тем, что поднимал две ножки железной кровати, а потом с грохотом опускал их на пол.

– Вы его слышали, сэр? – спросил Сэвитт.

– Думаю, его слышали даже в торговом центре «Баррингдин», – усмехнулся Вексфорд.

Бёрден стоял на ступеньках за вращающейся дверью.

– Забавно, как можно что-то делать, долго идти по намеченному курсу – и быть совершенно уверенным в своей правоте, не иметь ни тени сомнения, – вздохнул он. – А неделю спустя оглядываешься в изумлении на то, что делал, и едва можешь поверить, что это сделал ты, и удивляешься, как такой человек мог быть в здравом уме. Я хочу сказать, меня удивляет, как человек вроде меня может быть в здравом уме.

– Мне холодно, – сказал его начальник. – Я не хочу здесь стоять.

– Да, конечно, прости. Что ты там читал?

Вексфорд сел в машину.

– Это письмо, которое искала Лесли Арбел, потом искала Сандра Дейл, а потом искал – и наконец нашел – я, – ответил он.

– Ты мне скажешь, что в нем написано?

– Нет, – покачал головой старший инспектор и захлопнул дверцу машины. Наполовину опустив стекло, он добавил: – Я бы тебе сказал, но ты опоздал, поезд ушел. Я расскажу тебе утром. – Он ухмыльнулся и повторил еще раз: – Я всё расскажу тебе утром.

И он уехал, оставив Бёрдена стоять и смотреть вслед его машине – инспектор сильно сомневался, хорошо ли он понял, что подразумевалось под этим «всё».

Глава 20

Бёрден повел машину вниз, на второй уровень, и поставил ее как можно ближе к тому месту, где месяц назад лежало тело Гвен Робсон. Все места на этом уровне были сейчас заняты и должны были оставаться занятыми весь день – и так каждый день, до самого Рождества, и дальше, во время распродаж конца года.

Серж Олсон первым вылез из машины. Он явился в полицейский участок как раз в тот момент, когда они уезжали, чтобы узнать, когда и как ему дадут разрешение навестить Клиффорда Сандерса в тюрьме временного содержания, и Вексфорд пригласил его поехать с ними. Теперь там, где в день убийства стоял «Эскорт» Гвен Робсон и синяя «Лянча» Бруков, были припаркованы «Опель Кадет» и «Форд Гранада». Появился еще один автомобиль, «Уоксхолл», который и поехал дальше вниз по пандусу на третий уровень, выискивая свободное место. Это был мир автомобилей, зона жизни машин, где машины были телами, а люди – их мозгами или душами. В лужах застыли масло и вода – экскременты машин, – и все вокруг пахло машинным потом.

Вексфорд встряхнулся, отгоняя причудливые фантазии, и сказал:

– В последнее время мы, кажется, отчасти упустили из виду нашу жертву, Гвен Робсон. Но если она стала не первой жертвой убийства, то, по крайней мере, первой, о ком мы узнали, первой, кто привлек наше внимание к этому делу.

Бёрден вопросительно взглянул на шефа, но тот лишь покачал головой и продолжил:

– Гвен сама навлекла на себя смерть: она шантажировала людей. Но, как и большинство шантажистов, она была… не скажу невинной, но наивной. Она связалась не с тем человеком. И думаю, она оправдывала свои действия тем, для чего ей нужны деньги: на оплату замены шейки бедра ее мужа. Если б ему решили сделать операцию за счет государственного здравоохранения, то, возможно, бедняге пришлось бы ждать года три, а к этому времени, опасалась она, он мог стать полным инвалидом. Три или четыре тысячи фунтов оплатили бы замену в частной клинике и пребывание в стационаре. К моменту своей смерти Гвен скопила около тысячи шестисот фунтов. – Вексфорд обвел взглядом Олсона и водителя. – Пойдем в торговый центр.

Все последовали за ним.

– «Приятно расположен этот замок»[14], – сухо процитировал Вексфорд. Если не очень присматриваться к деталям, торговый центр и вправду был похож на средневековую крепость, облик которой дополняли тележки, скопившиеся у входа на автостоянку и через дорогу и похожие на осадные орудия, брошенные воинами. – Я уже обсуждал это с тобой, Майкл. Мы знаем, что Лесли Арбел приносила тете копии писем, полученных отделом добрых советов «Ким», того журнала, где она работала, нарушая обязательство, которое подписывала при поступлении на работу, не разглашать и не обсуждать содержание этих писем. Несмотря на это, она все же сняла копии с некоторых образчиков и показала их Гвен Робсон. А Гвен, будучи похотливой женщиной, интересовалась тем, что ей показывали, в общем плане, но гораздо больше ее интересовали письма тех людей, которые жили в этом районе.

Шагая по крытому переходу, который должен был вывести их к дверям посредине центральной галереи, Вексфорд продолжал:

– Не знаю, что навело ее на мысль о шантаже, но идея была очевидная и умная. Правда, Гвен могла также собирать порочащие сведения о своих клиентах во время работы, но вряд ли она сумела бы достать уличающие их документы. Она пробовала другие способы скопить денег, но эти источники либо переставали существовать – например, старики, которые платили ей за особые услуги, умерли, – или она терпела неудачи, как в случае с Эриком Своллоу, которого она не смогла заставить составить завещание в ее пользу. Оставался шантаж, шантаж женщин, которые осмелились доверить свои тайны более или менее анонимному оракулу, «доброй тетушке» из журнала. Особенно ее заинтересовали два письма, оба благодаря их сенсационному содержанию и адресам женщин, которые их написали. Одно было от миссис Маргарет Кэррол из охотничьего домика «Ясеневой фермы», по Ясеневой аллее, Форбидин, а второе… ну, мы на полдороге между «Теско» и магазином «Британские товары для дома». Давайте зайдем в кафе, выпьем кофе или полезного веганского сока в магазине «Деметра».

Все согласились выпить кофе, кроме Олсона, который предпочел бы овощной сок. Но он благородно уступил остальным, лишь выбрал кофе без кофеина.

– Я думаю, – продолжал Вексфорд, – что усилия на ниве шантажа Гвен Робсон были в какой-то мере успешными, то есть ее две жертвы платили ей за молчание несколько недель или месяцев. Несомненно, потому, что бедняжки не могли собрать сразу большую сумму. Давайте вернемся в интересующий нас день, девятнадцатое ноября, четверг, четыре тридцать дня, в то время, когда здесь находилось больше всего жителей Кингсмаркхэма. Миссис Робсон приехала в четыре часа сорок минут, поставила свою машину на втором уровне и, вероятнее всего, вошла так же, как вошли мы, по крытому переходу через центральный вход. Мы знаем, что она купила, но не в каком порядке она делала покупки, и у нас нет способа узнать, сколько времени она глазела на витрины. Однако мы можем высказать обоснованное предположение, что она начала с «Британских товаров для дома», где купила лампочки, а потом зашла в «Бутс» за зубной пастой и тальком. Допустим, это приближает нас к пяти часам. Хелен Брук в это время находилась в соседнем магазине «Деметра», покупала капсулы с календулой. Она видит миссис Робсон в окно и сразу же узнает в ней ту кумушку-домработницу, которая критиковала ее образ жизни и говорила, что у нее никогда не будет детей – можно предположить, она опасалась, что они будут незаконнорожденными. Беременная Хелен намерена показаться Гвен в качестве веского доказательства, что она действительно собирается родить ребенка, но не успевает это сделать, так как у нее начинаются роды – или первые схватки. Тем не менее она успевает заметить, что миссис Робсон беседует с очень хорошо одетой девушкой. Кого из тех, кто нам известен, можно так описать? Лесли Арбел. Племянницу Робсонов Лесли Арбел, которая, как мы знаем, приезжала в тот день в Кингсмаркхэм.

Принесли кофе, и с ним ломтик торта «Черный лес» для Бёрдена. Должно быть, он ел ради утешения. Не в первый раз Вексфорд удивился явно ложному утверждению специалистов по здоровому питанию: если отказаться от сладостей, вас скоро перестанет к ним тянуть. Он отвел взгляд от шоколадного торта, сливок и вишенок и посмотрел в сторону вестибюля, где в преддверии Рождества зажглись под водой разноцветные огоньки, окрасившие струи фонтана в красный, синий и розовый цвета.

– В распоряжении убийцы, по нашим предположениям, – продолжил старший инспектор, – были круговые вязальные спицы большого размера, то есть с толстыми наконечниками на концах проволоки. Но, допустим, они были у самой миссис Робсон, а убийца взял их у нее? Это возможно, если она по наивности показала их убийце. Она могла зайти в магазин для рукоделия непосредственно перед своей встречей с хорошо одетой девушкой. Зачем Лесли Арбел зашла туда, если знала, что все равно увидится с тетей на следующий день? Она хотела вернуть копии тех писем, так как начала жалеть, что оставила их у Гвен Робсон. Лесли – самовлюбленная девушка, поглощенная только самой собой, интересующаяся только своей внешностью и впечатлением, которое она производит на других. Вы должны сказать мне, это точное описание, Серж?

– Довольно точное, – ответил Олсон. – Нарциссизм – крайняя степень любви к самому себе. Образ души не проецируется, и развивается относительно неадаптированное состояние. Нарцисс зависает на ранней фазе психосексуального развития, где сексуальный объект – это он сам. Эта девушка, у нее есть друзья? Любовники?

– Мы ничего о них не знаем, – сказал старший инспектор. – По-видимому, тетя была единственным человеком, которого Лесли действительно любила. Как вы это объясняете, если другие таким людям безразличны?

– Может быть, тетя просто была зеркалом, – предположил Серж. – Я хочу сказать – вы ведь говорите о Гвен Робсон, не так ли? – если Гвен была намного старше ее и не отличалась красотой, но искренне восхищалась Лесли и льстила ей, выставляла ее в выгодном свете, то это был единственный вид «подруги», которую Лесли могла терпеть. Она должна была отражать самый выгодный для Лесли образ самой Лесли. У многих девушек такие отношения с их матерями, и мы называем эти отношения хорошими!

– Я думаю, – сказал Вексфорд, – так и было. Думаю, она также любила и ценила свою работу и очень боялась ее потерять. И дело не только в том, что работу сложно найти – она боялась, что если потеряет работу в «Ким» именно по этой причине, по причине нарушения оказанного доверия, то попадет в черный список издателей журналов, и, насколько я знаю, она была права. Она хотела вернуть эти копии писем и хотела быть уверена, что их не скопировали еще раз.

– Но зачем ей убивать для этого Гвен Робсон? – спросил Олсон. Он еще сильнее нахмурился, глаза его ярко блестели.

– Незачем. Она и не убивала. Только после того, как узнала, что тетка умерла, она стала волноваться по поводу копий и перевернула вверх дном весь ее дом, чтобы их найти. Насколько нам известно, Гвен не вязала: в ее доме нет никаких следов вязания. И я уверен, что Лесли Арбел тоже не вязала. Ни одна из них не покупала круговые спицы в тот вечер. Девушка, во всяком случае, там даже не присутствовала. Лесли сказала правду о том, почему приехала в Кингсмаркхэм – она приехала именно с той целью, которую назвала: чтобы убедиться, что ее зарегистрировали должным образом на компьютерных курсах. По сведениям компании «Бритиш Телеком», телефоны весь день не работали, так как предыдущей ночью ветер повредил провода. Лесли не могла дозвониться по телефону и поэтому поехала сама. Все очень ясно и логично. Она не входила в торговый центр, она пошла прямо на вокзал и сидела в поезде еще до того, как ее тетка выехала из дома.

– Но ведь Хелен – как ее там – ее видела, – возразил Бёрден.

– Она видела хорошо одетую девушку, Майкл. Хорошо одетая девушка беседовала с Гвен Робсон в том вестибюле, где находится «Мандала», и это было около пяти часов. Вы проводили сеанс с Клиффордом Сандерсом, Серж. А где была Дита Яго? С самого начала меня очень интересовала Дита Яго. Она единственная из всех возможных подозреваемых обладала таким оружием – или копиями и дубликатами оружия: у нее в доме имелось с полдюжины круговых вязальных спиц разного размера, больших и малых номеров. Она – женщина довольно полная, но с сильными ногами и легкой походкой. Допустим, что она была одной из тех, кого шантажировала Гвен Робсон, которая знала о ней то, что в Освенциме она была далеко не пострадавшей стороной, а сотрудничала с властями? В тот вечер, как нм известно, дочь повезла Диту вместе с двумя своими девочками за покупками и оставила мать в публичной библиотеке, предположительно вместе с детьми. Но, может быть, это всего лишь алиби, придуманное двумя женщинами. Возможно, Дита поехала вместе с дочерью, но не пошла в торговый центр, а предпочла сидеть и ждать ее в машине на автостоянке.

– Разве может кто-то предпочесть ожидание на той автостоянке? – засомневался инспектор.

– Такой человек, как Дита, мог, Майкл, если у нее было с собой вязание. Или книга – и то и другое, в данном случае, очень вероятные занятия для нее. Скажем, Гвен Робсон рассталась с хорошо одетой девушкой, кем бы та ни была, и сама отправилась в супермаркет «Теско», где взяла тележку и начала делать покупки. Твоя Линда Назим, Майкл, говорит, что видела ее примерно в пять двадцать, но это могло быть и чуть позже. Вероятнее всего, это было незадолго до пяти тридцати. Гвен снова видели беседующей с той же девушкой, но на этот раз девушку видели только со спины. К этому времени, Серж, Клиффорд только что ушел от вас, перед тем, как начал предаваться своим размышлениям в машине на Куин-стрит. – Старший инспектор обвел глазами своих слушателей. – Если вы закончили, давайте заплатим по счету и прогуляемся. У тебя на подбородке шоколадная глазурь, Майкл.

– Налогоплательщики? – спросил Олсон, разглядывая счет.

– Не вижу, почему бы и нет. – Вексфорд первым вышел в галерею, пересек широкое пространство между рядом сидений и двинулся к концентрическим кругам из цветов: сегодня там снова были пуансеттии, каланхоэ с мясистыми листьями и рождественский кактус с колючими ярко-красными цветами.

– «Мандала», – сказал Серж. – Шизофреникам и людям в состоянии конфликта подобные вещи снятся. На санскрите это слово означает «круг». В тибетском буддизме имеет значение ритуального орудия или мантры.

Глядя на цветы, но прислушиваясь к словам Олсона, Вексфорд невольно увидел орудие, тоже в форме круга, если его так держать, которым убили Гвен Робсон. А затем вспомнил свои собственные сны после взрыва – образы кругов, заполненных орнаментами, калейдоскоп строго симметричных узоров. В словах психолога было утешение: «Ее упорядоченность компенсирует нарушения и неразбериху в психическом состоянии. Она может быть попыткой самоизлечения».

Они остановились у витрины магазина предметов для рукоделия. Сегодня в ней выставили ткани для гобеленов, а мотки шерсти и спицы исчезли.

– Продолжайте, Рег, – сказал Олсон.

– Гвен Робсон разговаривает с девушкой в шляпке, укладывает покупки в два пакета, выходит из торгового центра через выход из «Теско», и оказывается примерно в двухстах ярдах слева от крытого перехода, – вновь заговорил старший инспектор. – Она идет по дорожке через автостоянку – вероятно, везет два своих пакета на тележке, которую оставляет у лифта на площадке для тележек, а затем спускается в лифте на второй уровень. Там все еще полно автомобилей, время – не больше пяти сорока. Дита Яго, сидящая с вязанием в автомобиле дочери, видит, как она входит, и также видит открывающуюся перед ней возможность. Она вытаскивает круговые спицы из вязания, выходит из машины, бесшумно подходит к Гвен Робсон сзади и, когда Гвен открывает дверцу «Эскорта», душит ее этой очень эффективной гарротой.

– Ты действительно считаешь, что так и произошло? – спросил Бёрден, когда они вошли в «Теско». Он взял проволочную корзину – у него в таких местах всегда возникало неловкое чувство, что войти без корзины не то чтобы незаконно, но такой человек вызывает подозрение и заслуживает порицания и, вероятно, наводит охрану универсама на мысль, что он задумал нечто нехорошее. Инспектор даже взял аэрозольный баллончик крема для обуви, чтобы не уходить из магазина без покупки. – Ты действительно думаешь, что она – наша преступница?

– Ты разрушишь озоновый слой, – заметил Вексфорд, кивнув на баллончик. – Ты покроешь землю черной пеной, и все это ради блестящей обуви; ты – нарцисс. Нет, я не считаю Диту нашей преступницей – я знаю, что она не преступница. Библиотекарь в отделении библиотеки на Хай-стрит помнит, что она находилась там с двумя девочками примерно с четырех часов пятидесяти минут до пяти тридцати, когда за ней пришла ее дочь. Она проверяла какие-то факты для книги, которую пишет, – теперь мы это знаем. Библиотекарь запомнила ее, потому что девочки все время спрашивали, который час: им полагалось читать, но они все время спрашивали бабушку, нет ли еще половины шестого, а потом стали спрашивать других людей, и пришлось сделать им замечание, чтобы они вели себя тихо. Дита Яго взяла три книги: дата есть в компьютере библиотеки.

Бёрден отнес свой аэрозоль к кассе Линды Назим. Если она и узнала его, то не подала виду, но когда они вышли и оглянулись, то увидели, как она перешептывается с сидящей рядом девушкой. Двери главного выхода разошлись в стороны, выпуская их на солнечный свет. Там стояла скамейка – прямо у выхода, где полоска травы отделяла центр от самой большой наземной автостоянки. Вексфорд сел посередине, Олсон – слева, а Бёрден сначала изучил свою покупку, пристально рассмотрел наклейку, чтобы посмотреть, правда ли то, что сказал его шеф, а потом сел справа.

– Вернемся к тем письмам, – опять заговорил старший инспектор. – Теперь я знаю, что именно эти письма должны были отличаться от обычной почты, не в жанре «мой парень все время настаивает, чтобы я пошла до самого конца». Они должны быть такими, что даже в наше время журнал не решился их опубликовать. Сотрудница «доброй тетушки» привела мне пример таких писем, когда сказала, что кто-то спрашивал о содержании протеина в сперме.

– Ты это серьезно? – в ужасе спросил Майкл. – Ты шутишь!

– Хотел бы я иметь такое богатое воображение, Майкл. – Вексфорд усмехнулся. – Одно я все-таки понял: куда делись копии писем. Убийца вынул их из сумочки Гвен Робсон после того, как сделал свое дело, – это кажется самым вероятным. Письмо самого убийцы и второе. Одним из авторов писем была Маргарет Кэррол, но Гвен Робсон ее не шантажировала – на совести миссис Кэррол не было ничего, чем она могла бы ее шантажировать. Поэтому переходим ко второму. Моя дочь Сильвия принесла мне номера журнала «Ким» за четыре года, около двухсот номеров. Когда я читал страницы «доброй тетушки», я не искал то письмо. Я искал ответ, только потому, что, вопреки всему, надеялся, что это был один из призывов о помощи, которое тоже посчитали слишком… каким? Непристойным, неприличным – едва ли. Слишком откровенным и разоблачающим, возможно, чтобы его напечатать. Но ответ «доброй тетушки» должен был быть опубликован под каким-то заголовком, и он дал бы мне достаточно информации, чтобы я понял, кто написал письмо. Существуют распространенные инициалы и очень необычные. Я бы сказал, что мои инициалы, Эр Дабл-ю, довольно обычные, и твои тоже, Майкл, Эм Би. А инициалы твоей жены и старшего сына – у обоих Ди Би. Но ваши инициалы, Серж, это нечто другое: Эс Оу – отнюдь не обычное сочетание. А то сочетание, которое искал я, должно было быть еще более редким. Ну, и я его нашел. Взгляните на это.

Вексфорд заранее сделал копию с соответствующей страницы журнала и теперь передал оригинал Бёрдену, а копию Олсону.

Майкл прочел вслух:

– «Эн Кью, Сассекс. Понимаю и сочувствую вашей нелегкой задаче. Вы, конечно, находитесь в трудном положении, которое может привести к трагедии. Но если есть хоть малейшая вероятность, что упомянутый вами человек мог оказаться носителем СПИДа, вы должны немедленно обратиться к врачу. Тесты можно сделать легко и быстро, и вы раз и навсегда снимете с души тяжесть. Чувствовать вину и стыдиться бессмысленно. Лучше поймите, что, откладывая это, вы ставите под угрозу вашего мужа, свой брак и семейную жизнь. Сандра Дейл».

– Нина Куинси? – спросил Бёрден, когда закончил читать. – Дочь миссис Яго?

– Это письмо, которое так и не опубликовали, скопировала Лесли Арбел и показала его Гвен Робсон. На нем, конечно, стояло полное имя и адрес. И Гвен сразу же узнала, кто это: она встречала Нину Куинси в доме миссис Яго, когда искала двух человек, чтобы засвидетельствовать завещание Эрика Своллоу. Миссис Робсон познакомилась с ней и отметила ее необычное имя. Нина Куинси живет в большом доме на Даун-роуд, и у нее своя машина. Такому человеку, как Гвен, она должна была казаться богатой женщиной и прекрасным объектом для шантажа. И я думаю, какое-то время Нина ей платила. У нее была своя работа на неполный день, и весьма вероятно, что несколько недель она отдавала Гвен значительную часть своей зарплаты. Вы должны понимать, что ее замучила тревога. Представьте себе, каково ей было. Ее муж уехал за границу по делам, а она пошла на вечеринку, слишком много выпила и провела ночь с мужчиной, который, как она потом узнала, был бисексуалом и жил вместе с человеком, умирающим от СПИДа. Нина боялась пойти к врачу, особенно учитывая то, что к тому времени, когда она все узнала, ее муж уже некоторое время был дома и они вели нормальную сексуальную жизнь. По крайней мере, я так предполагаю. Я не видел этого письма. Потому что его копии больше не существует, а сотрудники редакции «Ким», которые утверждают, что хранят все присланные им письма в течение трех лет, не могут найти ни этого письма, ни письма Кэррол.

Вексфорд вздохнул и продолжил свой рассказ:

– Девятнадцатого ноября Нина Куинси, которая все еще не проконсультировалась со своим доктором и ничего не сказала об этом мужу, хотя ответ на ее письмо напечатали в «Ким» в мае прошлого года, отправилась, как обычно, в торговый центр «Баррингдин», по дороге высадив мать и двух девочек у библиотеки, и вошла туда примерно без пяти пять. Первым магазином, куда она зашла, был магазин товаров для рукоделия, где она купила первый предмет из списка покупок для матери – круговые вязальные спицы восьмого номера, то есть отрезок покрытого пластиком провода с прочными металлическими спицами на концах, диаметром в четверть дюйма. Такие спицы, или подобные им, она часто покупала для матери. Выйдя из магазина, Нина встретила Гвен Робсон у «Мандалы». Не нужно большого воображения, чтобы прийти к выводу, что человек, которого Хелен Брук считает хорошо одетым, не покажется хорошо одетым и нам с вами – по крайней мере, нам с Майклом, паре консервативных копов. Хелен Брук презрительно вздернула бы носик при виде узких юбок Лесли Арбел и ее высоких каблуков. Но Нина Куинси выглядела именно так, чтобы вызвать восхищение Хелен: причудливая вязаная кофта, узорчатый берет и волосы, падающие на спину, несомненно, шаль с бахромой, юбка в крестьянском стиле, жаккардовые носки… Видите, как я поработал над терминами! Во всяком случае, Нина была хорошо одета с точки зрения почитательниц матери Иштар. Что она могла сказать Гвен Робсон? Думаю, она умоляла не требовать больше денег. Думаю, она сказала, что больше не может платить ей так много – пятьдесят фунтов в неделю или больше… И мы должны прийти к выводу, что Гвен Робсон не смягчилась, а сказала что-то вроде, что ее нужда больше, чем у Нины, и, может быть, что Нине не следовало делать того, что она сделала, если она не хотела расплачиваться за это. Это вполне в духе Гвен, она была такой… Если вы уже достаточно посидели на солнышке, мы можем пойти и посмотреть на их рождественскую ель, сравнить ее с нашими елками, а потом еще раз спустимся под землю.

– Вы нам хотите сказать, – спросил Олсон, – что Нина следила за Гвен, пока она делала покупки? Это кажется преувеличением.

– Необязательно. Возможно, они опять встретились у кассы. В конце концов, в какую бы беду ни попала Нина, она продолжала вести жизнь домохозяйки и матери – сама ходила за покупками для себя и для Диты. Ей нужно было это сделать, а потом забрать мать и детей из библиотеки. Поэтому – да, допустим, что они опять встретились возле кассы и обменялись еще несколькими словами, а Линда Назим видела только спину и берет Нины. Но они вышли из «Теско» по отдельности и встретились в третий раз за этот вечер, только когда обе спустились на автостоянку… Эти белые лампочки дают слишком резкий свет, вам не кажется? Я предпочитаю наши, всех цветов радуги.

Они втроем стояли под норвежской елкой, поднимавшейся на высоту тридцати футов. Объявление под ней гласило, что Санта-Клаус будет встречаться с детьми каждый день, начиная с 22 декабря. Эта дата напомнила Вексфорду о дате сегодняшнего дня, на неделю раньше, и в его мыслях вышло на первый план появление Шейлы в суде. Она должна была уже покинуть зал суда несколько часов назад, и поджидающие ее фотографы и телекамеры уже должны были уйти. К этому моменту все уже должно быть на страницах газет. Шейла не станет сердито отталкивать от себя камеры, отворачиваться или набрасывать пальто на голову, наподобие чадры или вуали, чтобы ее не узнали. Она захочет, чтобы ее видели, захочет, чтобы о ней знала вся страна… Тут в старшем инспекторе произошло то переключение, которое является отличительной чертой умственных процессов у мужчин – будто повернули рычаг и новая картинка встала на место, или будто тряхнули калейдоскоп. Он вошел в тень и холод крытого перехода, и его спутники последовали за ним.

– Мы не знаем точно, что произошло дальше, – сказал Вексфорд. – Но Нина Куинси – уладив наконец все дела, предприняв действия и, возможно, почувствовав облегчение, – села в машину и уехала. Она забрала мать и детей и отвезла их домой. С шантажом покончено, Гвен Робсон больше никогда не будет ей угрожать. Тем не менее ей еще надо было сделать кое-что еще. Теперь, когда эта угроза осталась в прошлом, ей надо было пойти к врачу и сделать анализ. Ну, она его сделала наконец, и результат оказался отрицательным. Ей было нечего бояться, но она знала, что ее муж не умеет прощать. И все же, когда он признался ей в каком-то своем неблаговидном поступке, который совершил в Америке, она по глупости рассказала ему эту историю… и он ее бросил.

За открытыми воротами, по ту сторону от Помрой-роуд, сидел Арчи Гривз. Вексфорд поднял руку в приветствии, хотя старик наверняка не мог его видеть и, уж конечно, не узнал бы его. Но Гривз помахал ему в ответ из-за стекла, как он помахал бы любому дружелюбному посетителю торгового центра. Затем старший инспектор и его собеседники спустились на лифте и вышли на втором уровне. Мимо слишком быстро промчалась машина, расплескав лужу масла, – конечно, красная.

– Ты ничего не сказал о том, что она взяла копии писем из сумочки миссис Робсон, – заметил Бёрден.

– Она их не брала, – возразил его шеф.

– Но кто-то же…

– После того как Нина приняла решение, ей стало незачем бояться писем. Она уже сказала Гвен Робсон, когда они разговаривали в центре, что шантажировать ее не имеет смысла, так как она собирается пойти к врачу и признаться мужу.

Теперь между тем местом, где тогда стоял «Форд Эскорт», и тем, где была припаркована синяя «Лянча», было пусто. Майкл остановился посередине, вытянув руки довольно театральным жестом и поставив ноги по обе стороны от белой разделительной линии. И голосом, пронзительным от недоумения и отчаяния, потребовал сказать ему, почему тогда эта Нина Куинси совершила убийство.

Глава 21

Они некоторое время постояли на том месте, где погибла Гвен Робсон.

– Знаешь, Майкл, – сказал Вексфорд, – я считаю, что мы не в полной мере сознавали, какое это ужасное преступление. Мы признали его, но не рассматривали в перспективе. Очень немногие способны совершить такое преступление. Подойти к женщине сзади или встать к ней лицом к лицу и задушить ее проводом? Вообразите этот ужас, беспомощные попытки жертвы вырваться, ее борьбу… кто, кроме одного из тех психопатов, которыми ты так увлекаешься, мог бы это выдержать?

– Я должен сказать, – вмешался Олсон, – я не думаю, что… ну, такая довольно защищенная, обычная девушка из среднего класса, как Нина Куинси, ведущая заурядную жизнь, на это способна. Но я не полицейский, я не знаю. Возможно, она отличается возбудимостью, но дело в том, что молодая мать – это последняя категория, которую можно заподозрить в подобном преступлении. С моей точки зрения, по крайней мере.

– И с моей, – согласился Вексфорд. – Когда я сказал, что Нина Куинси чувствовала удовлетворение потому, что начала действовать, я лишь имел в виду, что действием, которое она предприняла, был ее разговор с Гвен Робсон и ее решение обратиться наконец за помощью к медикам. Конечно, Нина не убивала Гвен, хотя, смею сказать, ей этого иногда хотелось, и именно это вы имели в виду, по-моему. Но она ее не убивала. Чтобы вернуться назад на Хай-стрит и в библиотеку к пяти тридцати, она должна была уехать из торгового центра, самое позднее в пять двадцать, а мы знаем, что Гвен Робсон умерла не раньше пяти часов тридцати пяти минут.

Едкий запах бензина заставил старшего инспектора сморщить нос.

– Если мы хотим поберечь легкие, лучше вернемся в машину, – предложил он. – Прежде, чем мы перейдем к следующей череде событий, нам следует рассмотреть супружескую пару по имени Рой и Маргарет Кэррол. Нам уже известно, что автором другого письма была Маргарет – женщина с чувством социальной ответственности, которая расстроилась, обнаружив, что ее соседка имеет привычку наказывать своего мальчика, запирая его на холодном темном чердаке.

– Вы знаете, кто они? – спросил Бёрден у Олсона. – Это соседи Клиффорда и Додо Сандерс. Это вам о чем-то говорит?

– Клиффорд упоминал о ней, – осторожно ответил Серж. – Он говорил, что однажды она грозила его матери прислать к ним защитников детей от жестокого обращения.

– Это правда, – кивнул Вексфорд. – И ее также тревожила еще одна сторона жизни Сандерсов, хотя она начала подозревать о ней только прошлым летом. Странно, не правда ли, как все это вдруг всплыло на поверхность прошлым летом, где-то в мае-июне? У нее самой жизнь тоже было нелегкой, как я подозреваю, с таким мужем, из тех, кого обычно называют грубияном – персонажем из «Неуютной фермы»[15], но в жесткой реальности. Он собирался застрелить нас из дробовика вчера вечером, Майкл вам говорил?

Олсон приподнял свои темные кустистые брови.

– Где он сейчас?

– Сидит в тюрьме, и надеюсь, останется там надолго.

– А его жена? С ней что случилось?

– Она прошлым летом бросила его – вот еще одно событие, которое случилось тогда, примерно в июне, я думаю. Удивительно то, что она не ушла много лет назад. Но нет, я ввожу вас в заблуждение. А мне не хочется этого делать. Скажем только, что, по-видимому, она его бросила – во всяком случае, исчезла. Клиффорд считает, что у нее был мужчина, и Кэррол производит впечатление человека, который в это верит. А я – не верю. Я думаю, что Маргарет Кэррол мертва, и Чарльз Сандерс тоже мертв. Через год после того, как Рой Кэррол и его жена поселились в охотничьем домике на Ясеневой ферме, Чарльз Сандерс умер. Вот почему он ни разу не вернулся, чтобы повидать своего малыша, вот почему он бросил свою старуху-мать, и вот почему его жена была вынуждена жить на те деньги, которые она снимала с их общего счета – счета, который постоянно, хоть и скудно, пополнялся из инвестиций Чарльза, – и вот почему, между прочим, Майкл не смог его отыскать. Но теперь давайте вернемся обратно, а? Мы возобновили наше знакомство с этим местом, и мы можем теперь представить себе то, что нам нужно.

Бёрден дал задний ход и медленно поехал по направлению к пандусу.

– Они занимаются этим на Ясеневой ферме, ищут тело Чарльза Сандерса? – поинтересовался он.

– Ну да, его останки, Майкл. Прошло восемнадцать лет, и от него, должно быть, мало что осталось, – вздохнул старший инспектор. – Откровенно говоря, я не знаю, где начинать поиски миссис Кэррол, но кое-что может нам в этом помочь. Понимаете, миссис Кэррол заподозрила, что Сандерс мертв, когда однажды в своем отделении банка «Мидленд» увидела Дороти Сандерс, обналичивающую чек на совместный счет. Она случайно оказалась рядом с ней и нечаянно увидела это через ее плечо. По крайней мере, я так думаю – это вполне разумная догадка. Встали ли на место остальные квадратики этой головоломки? Внезапная и совершенно неожиданная смерть отца Чарльза Сандерса? За этой смертью тут же последовал отъезд Чарльза. Могла ли Маргарет вспомнить о том, что вскоре после этого что-то тайно закапывали? Этого ей было мало, чтобы прийти к нам, или, возможно, она не могла заставить себя совершить такой решительный поступок? Жаль, что она этого не сделала – возможно, тогда она сегодня была бы жива.

Когда машина свернула на Хай-стрит, что-то напомнило Вексфорду о Шейле и ее испытаниях в этот день. Она – или кто-нибудь от ее имени – уже, наверное, позвонил Доре. Отчеты о том, что с ней произошло, должны появиться вместе с фотоснимками в вечерней газете. Ее уже наверняка продают на улицах – лондонские вечерние газеты всегда появляются на улицах Кингсмаркхэма к трем часам, а сейчас почти четыре. Солнце садилось, окрашивая небо в золотой цвет, который потом потускнеет до розового и потемнеет до темно-пурпурного. Старший инспектор мельком увидел стенд, на котором было что-то насчет переговоров о заключении договора по ракетам, и почувствовал облегчение, как это ни смешно, потому что имени Шейлы там не было. Как будто появление Шейлы в суде и вообще ее судьба должны были занимать первые полосы газет – и никак иначе.

– Майкл, – попросил Вексфорд, – останови, пожалуйста, машину возле одного из паркоматов на Куин-стрит. Мне нужно купить газету.

Ее лицо смотрело на него, обрамленное газетным шрифтом, не улыбающееся и не смеющееся. Шейла не подняла руку и не махала камерам – она выглядела испуганной, и ее лицо было серьезным, большеглазым. Она выходила из зала суда, и даже не читая заголовка, не надо было обладать опытом полицейского, чтобы понять, куда она идет и с кем. Надпись над снимком, которую старший инспектор невольно прочел, хоть и заставил себя отложить дальнейшее чтение до тех пор, как окажется дома, гласила: «Шейла идет в тюрьму. Звезда сериала “Тайна леди Одли” получила недельный срок».

Человек за прилавком, услужливый, «готов-оказать-вам-любую-помощь» индиец, терпеливо улыбался этому явно впавшему в ступор покупателю, который не знает, что за вечернюю газету надо платить. Он деликатно кашлянул. Вексфорд положил на прилавок десятипенсовую монету и, скомкав газету, засунул ее в карман.

Олсон и Бёрден вышли из машины и теперь стояли возле парикмахерской.

– Поднимемся ко мне, – пригласил психолог. – Я угощу вас чашкой чая.

Крутая, узкая лестница была немного похожа на лестницу на чердак Ясеневой фермы, подумал Майкл. Но было в этой лестнице и нечто уютное, нечто разумное, несмотря на всю странность того, что ждало их наверху. Инспектор вспомнил, как однажды ощутил в этом месте угрозу, и теперь удивился – почему? Что ему тогда показалось страшным? С тех пор он сам стал психотерапевтом – с катастрофическим результатом. Его собственная, иногда боязливая душа, внезапно показалась ему, не имеет такого большого значения. Вексфорд, который никогда прежде не был здесь, увидел плакат с земным шаром и его погибшими континентами, а также с грозными словами Эйнштейна, и они напомнили ему судьбу Шейлы, от чего старший инспектор содрогнулся. Он подумал о том, заметили ли это остальные, и решил, что не заметили, а если б и заметили – ну и что? Олсон насыпал в чашки полные ложки порошка под названием «растворимый чай». Вексфорд посмеялся над собой: какое это имеет значение, почему он обращает внимание на подобные мелочи посреди… всего этого. Он сказал:

– Благодаря твоим магнитофонным записям, Майкл, я точно знаю, что рассказывал тебе Клиффорд. Можно ли теперь принять эти записи к сведению, был ли ты прав, что делал их, не имеет значения. Клиффорд сказал тебе о своей надежде, что его мать и Рой Кэррол могут сойтись и, может быть, даже пожениться, и от него ты узнал, что все эти сведения о том, что у Маргарет Кэррол есть любовник, другой мужчина в ее жизни, сообщила Кэрролу Дороти Сандерс. Именно она, соседка, могла видеть, кто посещал дом на Ясеневой ферме, пока Кэррол уходил в поля, а, возможно, также видеть, кого она выходила встречать. Она могла заставить Кэррола поверить в это. Кэррол – мужчина ревнивый, собственник. Дороти разожгла в нем ревность, уязвила его гордость – ей пришлось это сделать ради себя самой. Клиффорд ошибался, когда высказал догадку, что Кэррола могла привлекать его мать или что он получал удовольствие от ее общества. Нет, ему досталась от нее только информация о неверности жены. Когда же в июне прошлого года его жена исчезла, он решил, что знает, почему она сбежала и с кем, но ему вовсе не хотелось, чтобы об этом узнали все остальные. Поэтому он не заявил о ее исчезновении. Он предпочел держать это в тайне, но если б кто-то высказал ему предположение, как это сделали мы, что его жена, возможно, живет с другим мужчиной, он бы с ума сошел от ярости.

Бёрден пил чай с таким видом, словно это был настоящий напиток, заваренный из листьев в горячем, сухом чайнике, а молоко в нем надоили только вчера.

– Значит, Кэррол ее не убивал, – сказал он задумчиво.

– В этом деле был только один человек, способный совершить эти преступления, и этого человека нам уже не достать, – ответил его начальник. – Возмездие, если хотите, или случай, или невезение настигло ее. Только Дороти Сандерс могла убить мужа, лишив ребенка отца, а мать – сына. Только Дороти Сандерс могла подойти к своей жертве и задушить ее куском провода. Вот письмо Маргарет Кэррол, написанное в журнал «Ким» весной прошлого года, – добавил Вексфорд, протягивая Майклу ксерокопию. – Я вчера ночью поехал на Ясеневую ферму и нашел его, засунутое сзади в фоторамку в одной из комнат чердака. Фотография в этой рамке случайно оказалась семейным снимком, как я понимаю, Чарльза и его родителей. Интересно, почему Дороти не сожгла это письмо? Потому ли, что то, ради чего она совершила убийство, должно иметь большую ценность? Мы никогда этого не узнаем. Оригинал должен был храниться в журнале два года, но Лесли Арбел об этом позаботилась, когда не смогли найти копию. Она уничтожила оба письма, как только вернулась после компьютерных курсов.

Бёрден прочел письмо вслух:

– «Дорогая Сандра Дейл, я стою перед ужасным выбором и не могу решить, что делать. Я так беспокоюсь, что это мешает мне спать. У меня есть веская причина подозревать, что одна моя соседка убила близкого ей человека почти двадцать лет назад. Этот человек был ее мужем. Не буду объяснять, что заставило меня так думать спустя столько лет, но я получила новые доказательства, которые заставили меня вспомнить некоторые подозрительные события, случившиеся в те далекие времена. Ее свекор тоже умер, а он был здоровым, крепким мужчиной и нестарым. Мой муж не любит полицейских, и он был бы очень расстроен, я думаю, если бы мне пришлось все это им объяснять, если бы сюда пришли полицейские и допрашивали меня, и т. д. Я не могу назвать вам имена. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы собраться с духом и написать это письмо. Буду очень признательна вам за совет…» – Дочитав, инспектор посмотрел на Вексфорда. – Эта Сандра Дейл ей ответила?

– О да, – кивнул тот. – Она не опубликовала письмо, конечно, и ответ тоже. Но написала ей письмо и ответила очень разумно, посоветовав Маргарет Кэррол прийти к нам и не терять времени. Однако Маргарет не пришла – слишком боялась мужа, несомненно. А к тому времени Гвен Робсон завладела письмом при помощи Лесли.

В разговор вмешался Олсон:

– Но откуда Гвен знала, кого имела в виду Маргарет Кэррол под словом «соседка»?

– Она жила в Кингсмаркхэме, знала этот район и знала, что у миссис Кэррол только одна соседка, – объяснил старший инспектор. – Смею предположить, что она помнила Клиффорда со времени своей работы у мисс Макфейл. В любом случае она поехала на Ясеневую ферму и потребовала у Дороти Сандерс деньги. Еженедельных выплат, если той так удобнее – она не возражала против рассрочки. За то, что она не расскажет полиции о содержании этого письма. К этому времени Гвен уже успешно добилась выплат от Нины Куинси и откладывала их на дорогую операцию для мужа.

Ее не интересовала Маргарет Кэррол. Она бы не проявила интереса, даже если б узнала, что Маргарет исчезла вскоре после того, как Дороти Сандерс заплатила ей в первый раз. Кроме того, в ее интересах было держаться подальше от миссис Кэррол, ведь если б она заподозрила, что происходит, это, вероятно, побудило бы ее прийти к нам, что спасло бы ей жизнь и убило бы одного из гусей, несущих для Гвен золотые яйца. Но потом Дороти не внесла второй платеж. Гвен Робсон потребовала у нее деньги, когда случайно встретила ее в торговом центре «Баррингдин» в тот вечер четверга, но Додо позаботилась о том, чтобы больше не платить ей.

– Но, послушай, – возразил Бёрден, – разве ты не говорил, что видел, как она входила на автостоянку, когда ты уезжал в десять минут седьмого? Гвен Робсон умерла раньше чем без пяти минут шесть.

– Я видел, как она пришла туда во второй раз, Майкл. Она уже побывала там, – пояснил его коллега.

– Она вернулась? – удивился Олсон. – После того как совершила убийство? Почему она просто не ушла, не уехала домой?

– Она не такая, как другие люди, правда? – усмехнулся старший инспектор. – Мы уже согласились с этим. У нее другие реакции, другие ответы, другие эмоции. Вот что произошло, по-моему, и больше мы ничего не узнаем о том, что же случилось в действительности. Прежде всего, именно ее видела Линда Назим со спины, разговаривающей с Гвен Робсон. У Дороти была девичья фигурка, мы уже об этом говорили: со спины она выглядела как девушка, если не было видно ее лица и волос. Либо она пошла вместе с Гвен на автостоянку – может быть, споря с ней и даже угрожая, пытаясь заставить ее передумать, – либо пошла вслед за нею. Я склоняюсь ко второму варианту, думаю, что Дороти пошла следом за Гвен. Понимаете, к тому времени – было еще только полшестого – она не закончила делать покупки. Они пришли на автостоянку почти одновременно. Пока Гвен Робсон открывала свою машину, Додо подошла к ней и задушила круговыми вязальными спицами, которые купила в торговом центре после того, как сделала укладку в парикмахерской. Вспомните, мы знаем, что она побывала там, потому что купила ту серую шерсть для вязания, которую положила в багажник своей машины. Сделав свое дело, она вернулась в торговый центр.

– Но зачем? Если Додо хотела сообщить нам об этой смерти, почему не сделать это тогда же? Почему не сделать вид, как она и поступила позже, что она обнаружила труп? – все еще не понимал Бёрден.

– Ей нужно было закончить покупки, Майкл. Она приезжала в центр только раз в неделю и не собиралась нарушать свой заведенный порядок. Ей еще надо было купить рыбу и бакалейные товары. Разве я не сказал, что здесь мы имеем дело не с обычной, нормальной женщиной? Додо была особенной, Додо была другой. Она, вероятно, убила своего свекра, она убила мужа – весьма вероятно, задушила их вязальными спицами, как и соседку, – всех одним и тем же орудием. Может быть, она потом использовала эту «гарроту» для того, чтобы вязать свитера Клиффорду… Мотовство до добра не доведет! И в этот раз она вернулась, чтобы закончить остальные покупки. До шести часов оставалось еще пятнадцать минут. Возможно, она подумала, что какой-нибудь другой водитель увидит труп, так как автостоянка в такое время все еще бывает наполовину заполненной. Однако никто не нашел тело. Его обнаружил только Клиффорд, приехавший в шесть часов. Он решил, что это его мать, он подумал, что это труп Матушки Додо. И совершил безумный поступок, типичный для него. Он накрыл тело шторой из багажника машины, а потом убежал – это его ноги топали по ступенькам, когда я спускался на лифте, а потом он выбежал через ворота для пешеходов, где его увидел Арчи Гривз. А Додо вернулась в десять минут седьмого, поэтому я видел, как она вышла из крытого перехода и вошла на автостоянку, как правдиво рассказала нам, ровно в двенадцать минут седьмого. То, что я был там, принесло пользу – я ее видел. Дороти несла два пакета с покупками, но не серую шерсть для вязания, и поэтому я понял, что она уже побывала на автостоянке до этого. Ожидала ли она найти там толпу и даже полицию? К тому моменту, когда я ее заметил, она, наверное, осознала, что там ничего не происходит. Произошло только одно: кто-то накрыл тело. Кто? Полицейский? Водитель, который ушел, чтобы позвать на помощь? Что произошло? Одно было ясно: Дороти не может просто ничего не делать. Ее машина стояла там, но Клиффорда не было. Если б он там был, возможно, они бы могли просто уехать, ничего не предпринимать. Но он отсутствовал, а она не умела водить машину. Маргарет Кэррол написала о своей дилемме. Дилемма Додо оказалась еще хуже. Что ей надо было делать?

Вексфорд обвел взглядом своих слушателей и продолжил: