Могила моей сестры Дугони Роберт

Глава 62

Дэн понял, что Каллоуэй направляется к вершине холмов над Седар-Гроувом, но из-за темноты и пурги было видно не дальше двадцати футов.

– Он держал ее живой в одной из седар-гроувских шахт. Ждал, когда запустят электростанцию, чтобы похоронить ее в том месте, которое окажется затопленным.

– Откуда вы знаете?

– Это логично, учитывая место, где нашли Сарины останки.

– Нет, откуда вы знаете, что он держал ее в шахте?

– Нам нужно двигаться.

Каллоуэй двинулся вперед, и Дэн рядом, напрягая слух.

– Это обнаружил Паркер. Эдмунд обычно уезжал на вездеходе в горы. Когда его посадили, Паркер подумал о шахте. И взял меня туда. Он нашел в одном помещении фальшивую стену. Хауз держал Сару в комнате за этой стеной, в цепях. – Каллоуэй покачал головой. – Меня тошнит при мысли, что Сара была в таком месте и что он с ней делал там. Мы оставили там все как было, заперли вход и больше туда не возвращались.

Дэн схватил Каллоуэя за плечо и рывком остановил его.

– Какого черта вы никому не рассказали об этом, Рой?

Каллоуэй стряхнул его руку.

– Рассказали о чем, Дэн? О том, что мы все врали, что сфабриковали доказательства, а теперь сожалеем и хотим сделать все как надо? Хауза бы выпустили, и он бы убил еще чью-нибудь дочку. Что сделано, то сделано. Назад дороги не было. Хауз получил пожизненное, а Сара была мертва.

– Тогда почему вы не рассказали Трейси?

– Я не мог.

– Почему, черт возьми, Рой? Боже, почему же?

– Потому что я поклялся, что не расскажу.

– Вы двадцать лет мучили ее неизвестностью?

Меховая оторочка шапки Каллоуэя вся покрылась инеем, как и его брови.

– Это было не мое решение, Дэн. Так решил Джеймс.

Дэн недоверчиво прищурился.

– Боже милостивый, зачем ему делать такое с собственной дочерью?

– Потому что он любил ее, вот зачем.

– Как вы можете это говорить?

– Джеймс не хотел, чтобы Трейси прожила всю жизнь с чувством вины. Он знал, что если она узнает, это ее убьет.

– Она и так последние двадцать лет прожила с чувством вины.

– Нет, – сказал Каллоуэй. – Не с тем чувством вины.

Эдмунд Хауз продолжал сидеть на генераторе. Лампа над его головой потрескивала и издавала низкий гул.

– Ирония судьбы, не так ли?

– Что? – спросила Трейси.

– Прошло столько времени, и в конечном итоге мы здесь.

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о тебе и обо мне, здесь. – Ухмыльнувшись, он развел руками. – Я построил это для тебя.

Она неуверенно осмотрела помещение.

– Что?

– Ну, основную работу проделала Седар-Гроувская горнодобывающая компания, но я привнес некоторый уют – например, ковер, кровать и книжные полки. Я знал, что ты любишь читать. Понимаю, что сейчас тут не так уж уютно, но все идет к чертям, когда ты двадцать лет не делаешь уборку. – Он улыбнулся. – Честно сказать, я удивлен, что это все по-прежнему здесь, точно так, как я оставил. Это помещение так и не нашли.

– Я тебя даже не знала, Хауз.

– А я тебя знал. Я узнавал о тебе все с того момента, как приехал в Седар-Гроув и увидел тебя в школе. Я приходил смотреть, как дети выходят из школы, а однажды ты вышла в окружении всех этих школьников. Сначала я подумал, что и ты одна из них, но потом по твоей манере держаться понял, что ты взрослее. И в тот момент я понял, что ты моя единственная. До того у меня никогда не было учительниц, хотя я фантазировал о некоторых. И у меня никогда не было блондинок. Увидев тебя, я взял за правило приезжать во второй половине дня к школе, когда все выходят. Мне нужно было узнать, на какой машине ты ездишь. Нельзя останавливаться около школы слишком часто, чтобы какой-нибудь соседский проныра не доложил об этом. Однажды я заметил тебя в «Форде»-пикапе и потом просто высматривал его на школьной стоянке, и если его не было, я сразу уезжал в город. Ты часто заходила в кофейню и проверяла домашние задания. Однажды я оказался там, пил кофе. Если бы тебя там не было, я бы поехал из города мимо твоего дома и увидел, стоит ли твой пикап на дорожке. Я нашел место на дороге, откуда было прекрасно видно окно твоей спальни. Иногда я ночью смотрел на него часами. Мне нравилось, как ты выходила из душа и смотрела из окна спальни, обернув голову полотенцем. Я знал, что между нами что-то особенное, даже когда ты начала встречаться с тем парнем. Никогда не мог понять, что ты в нем нашла и зачем переехала из того старого большого особняка в какую-то халупу. Парень все усложнял, вечно крутился рядом. Я не мог просто подойти к твоей двери или подождать тебя в доме. И понял, что сам должен создать для себя случай. И вот тогда мне пришла мысль покопаться в твоей машине, чтобы она сломалась.

От мысли о том, что Хауз следил за ней, Трейси содрогнулась, но упоминание о машине вызвало другую, еще более тошнотворную мысль. В ту ночь Сара ехала на ее машине. Она посмотрела на черный стетсон на полке.

– Я был ошарашен, когда впервые увидел твою сестру, – продолжал говорить Хауз. – Однажды, когда ты проверяла задания, она вошла в ту кофейню, подкралась сзади и закрыла тебе глаза. Я подумал, что у меня двоится в глазах.

– В тот вечер ты принял ее за меня.

Хауз встал и стал шагать туда-сюда.

– Как я мог не принять? Это было как реклама жвачки «Даблминт» с близнецами. Вы даже одевались одинаково.

Хотя в пещере был леденящий холод, Трейси покрылась потом.

– Когда я увидел пикап на обочине, а потом как она идет под дождем, одна, в этой черной шляпе, конечно, я подумал, что это ты. Представляешь мое удивление, когда я вылез из кабины и увидел, что нет? Сначала я растерялся. Я даже подумал отвезти ее домой. Но потом решил: черт, не зря же я все это устроил. И кто сказал, что я не могу поиметь вас обеих?

Трейси сжалась у стены, ее ноги стали как ватные.

– А теперь так и получилось.

– Ты не похоронил ее. Вот почему мы не смогли ее разыскать.

– Похоронил, но не сразу. Это было бы расточительством. Но я не мог позволить ей сбежать, как Аннабель Боувайн. – Хауз сжал челюсти, и его лицо помрачнело. – Эта сука стоила мне шести лет жизни. – Он указал себе на висок. – Умный человек учится на своих ошибках, а у меня было шесть лет, чтобы подумать, как все обстряпать получше в следующий раз. Мы тут неплохо проводили время, я и твоя сестра.

Сара пропала двадцать первого августа 1993 года. Седар-Гроувскую электростанцию запустили в первую неделю октября. Кислота подкатила к горлу Трейси. Ее желудок судорожно сжался, она согнулась, и ее вырвало.

– Но эта сука Каллоуэй продолжал на меня давить. Когда он сказал мне про свидетеля, про Хагена, я понял, что это дело времени. У таких людей нет совести. Это печально, правда? Я представляю, что ты испытала такое же разочарование в своем отце.

Трейси выплюнула желчь и взглянула на него.

– Чтоб ты сдох, Хауз.

Его улыбка стала шире.

– Держу пари, твой отец никогда не мог вообразить, что когда-нибудь я воспользуюсь теми же украшениями и волосами, благодаря которым он меня посадил, чтобы выбраться из той чертовой дыры, и что ты поможешь мне в этом.

– Я делала это не для того, чтобы помочь тебе.

– Не надо, Трейси. Я, по крайней мере, никогда тебя не обманывал.

– О чем ты говоришь? Вся эта история – сплошной обман.

– Я говорил вам, что меня оболгали. Говорил, что они сфабриковали доказательства. Я никогда не говорил, что я невиновен.

– Ты бредишь. Ты убил ее.

– Нет, – покачал головой он. – Нет. Я любил ее. Ее убили они – Каллоуэй и ваш отец, всей своей ложью. Они не оставили мне выбора. А запуск электростанции вынудил меня это сделать. Я не хотел убивать ее, но большая шишка Каллоуэй не отстал бы от меня.

Глава 63

Сара подняла голову, услышав скрип ворот, раздавшийся эхом в шахте. Он вернулся раньше, чем она ожидала. Обычно свет гас совершенно, но сейчас лампочка еще испускала тусклый желтый свет.

Сара поспешила закончить, собрав крошки бетона и заметя пыль в дыру. Лампочка светила еле-еле, и она не была уверена, что убрала все, но у нее не было времени посмотреть внимательнее. Она вставила в дыру шест, заполнила ее землей и утоптала.

Дверь в стене открылась, и Сара передвинула коврик на место и села спиной к стене, обняв колени. Эдмунд Хауз вошел, положил на стол пластиковый мешок и покрутил ручку генератора. Нить в лампочке стала ярче, и девушка зажмурилась.

Хауз обернулся. Казалось, он смотрел на нее дольше, чем обычно. Его глаза перебежали на клочок ковра, но она не посмела взглянуть вниз, чтобы проверить, не сдвинут ли он или не остались ли на полу крошки бетона. Если остались, она бы сказала, что это от царапин, которые она делала на стене маленьким камушком, чтобы отслеживать дни.

– Что ты делала? – спросил он.

Она пожала плечами и подняла книжку.

– Что я могу делать? Я прочла каждую книгу по два раза. Не очень интересно, когда уже знаешь, чем все закончится.

– Ты жалуешься?

– Нет, просто говорю.

По ее расчетам, прошло уже семь недель с тех пор, как он привез ее сюда. Было трудно считать дни, когда нет окон, но она использовала его как часы, ставя царапину на стене каждый раз, когда он возвращался, считая это за новый день. Он похитил ее в субботу двадцать первого августа. Если она сосчитала правильно, сейчас был понедельник, одиннадцатое октября.

Через месяц своего плена она нашла большой железный костыль, засевший в основании вертикальной опоры. Она подумала, что его использовали, чтобы забивать в шпалы для вагонеток, вывозящих из копей серебро. Десяти дюймов длиной, он имел плоский конец, чтобы забивать его в шпалу. Она воспользовалась им, чтобы расковыривать бетон вокруг прикрученной к стене металлической пластины. Пластина имела некоторый зазор, что позволяло незаметно расковыривать стену за ней. Если расшатать плаcтину, то потом можно будет выдернуть ее из стены.

– Ты привез продукты? – спросила она.

Эдмунд покачал головой. Он выглядел смущенным и печальным. Как мальчик.

– Почему?

Он прислонился к столу, на спине и руках виднелись рельефные мышцы.

– Снова вернулся шеф Каллоуэй.

Сара ощутила, как в ней шевельнулась надежда, но скрыла это.

– Что этой суке понадобилось на этот раз?

– Он говорит, что у него есть свидетель.

– В самом деле?

– Так он говорит. Говорит, у него есть свидетель, который скажет, что видел тебя и меня вместе на дороге. Я никого не помню. А ты?

Она покачала головой.

– Не припомню.

Эдмунд оттолкнулся от стола и подошел, в его голосе слышалась злоба.

– Он врет. Я знаю, что врет, но он говорит, что есть свидетель и его показаний хватит, чтобы получить ордер на обыск. Что, по-твоему, он хочет найти?

Она пожала плечами.

– Ничего. Ты сказал, что был осторожен.

Он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Она сдержала импульс отшатнуться, это только разозлило бы его.

– Знаешь, что я думаю?

Она покачала головой.

– Думаю, меня хотят облапошить. – Он опустил руку и отошел. – Если они подыскали лжесвидетеля, то, вероятно, сфабрикуют какие-нибудь вещественные доказательства, чтобы устроить суд. Знаешь, что это значит?

– Нет.

– Это значит, что мы, может быть, видимся в последний раз.

Она ощутила прилив тревоги.

– Тебя не схватят. Ты слишком ловкий. Ты их перехитришь.

– Нет, если они жульничают. – Он вздохнул и покачал головой. – Я сказал Каллоуэю, что может обосраться. Сказал, что я тебя уже изнасиловал, убил и закопал в горах.

– Зачем ты ему это сказал?

– Хрен с ним, – сказал Эдмунд, шагая туда-сюда и возвысив голос. – Он не сможет это доказать и пусть живет с этим на совести до самой смерти. Я сказал ему, что никогда не скажу, где закопал твое тело. – Хауз засмеялся. – Хочешь узнать самое интересное?

– Что? – спросила она, все больше и больше тревожась.

– Он не записывал наш разговор. Нас было только двое. Он не сможет доказать, что я вообще что-либо говорил.

– Мы можем убежать, – сказала Сара, стараясь придать своему тону энтузиазм. – Можем уехать куда-нибудь вместе, исчезнуть.

– Да, я думал об этом, – сказал он и вытащил из пластикового мешка одежду.

Сара узнала свою рубашку и джинсы. Она думала, он их сжег.

– Я выстирал их для тебя.

– Зачем?

– Разве я не заслужил «спасибо»?

– Спасибо, – сказала она, хотя и не понимала его намерений.

Он бросил их к ее ногам и, когда она не пошевелилась, сказал:

– Давай, надень. Нельзя оставаться одетой так.

– Ты меня отпускаешь?

– Я больше не могу держать тебя здесь. Когда Каллоуэй дышит в затылок.

Она скинула с плеч халат и осталась перед ним голая. Он смотрел, как она взяла и надела джинсы. Они сваливались.

– Похоже, я похудела, – сказала Сара; ее ребра и ключицы выпирали.

– Ничего, еще кое-что осталось, – сказал он. – Ты мне нравишься худая.

– Наручники, – сказала она, подняв руки.

Он достал из кармана ключ и освободил левую руку. Сара засунула руку в рукав своей рубашки «Scully» и ожидала, что он снова наденет ей наручник, но он отомкнул правое запястье, и наручники и цепь упали к ее ногам. Впервые за семь недель обе ее руки оказались свободны. Она надела рубашку и застегнула пуговицы, стараясь сохранять спокойствие.

– Куда мы отправимся? Можно уехать в Калифорнию. Она большая. Там нас будет не найти.

Хауз подошел к полке, взял жестянку и вытряхнул из нее нефритовые сережки и бусы, потом взял черный стетсон, как будто задумался ненадолго и положил обратно на полку. Он протянул ей украшения.

– Можешь и их надеть. Мне незачем держать их у себя.

Она проглотила слезы.

– Ты меня отпускаешь?

– Я знал, что всегда доходит до этого.

Слезы потекли по ее щекам.

– Не стоит плакать об этом.

Но Сара не могла остановиться. Она вернется домой.

– Когда мы уходим? – спросила она.

– Прямо сейчас. Мы можем уйти сейчас.

– Я ничего не скажу, – сказала Сара. – Обещаю.

– Я знаю, что не скажешь. – Он кивнул на дверь, а когда она заколебалась в нерешительности, сказал: – Ну, иди.

Сдержав желание побежать, вырваться, снова вдохнуть свежего воздуха, увидеть небо, услышать птиц, ощутить запах хвои, она робко шагнула к двери и оглянулась на Хауза. Его лицо было ничего не выражающей маской. Она сделала еще шаг и подумала, как снова увидит Трейси, и маму, и папу, как будет просыпаться в своей постели, у себя дома. Она скажет себе, что это был просто кошмарный сон, чудовищный кошмар. И не будет вспоминать, что Эдмунд Хауз делал с ней. Она будет продолжать жить своей жизнью. Она поступит в университет и окончит его, а потом вернется жить в Седар-Гроув, как они всегда с Трейси планировали.

Когда она дошла до двери, шею ей обвила цепь, и Хауз дернул. Свет из дверей стал далеким, словно она падала в глубокий колодец. Сара схватилась за цепь и напрягла руки, и ей показалось, что она видит Трейси, прежде чем с размаху ударилась затылком о бетонную стену.

Глава 64

– Мне совсем не хотелось убивать ее. – Эдмунд Хауз снова сел на генератор, положив руки на колени, словно рассказывал историю у лагерного костра. – Но я знал, что больше не представится такой возможности избавиться от тела. И я не собирался садиться в тюрьму. – Он выпрямился, и в его голосе зазвучала злоба. – Мне нужно было оставаться на свободе. Я все хорошо рассчитал, привезя ее сюда. Но потом Каллоуэй устроил всю эту ерунду с доказательствами и сговорился со всеми – Финном, Кларком, вашим отцом. Даже мой дядя повернулся против меня. И потому я решил: если вся моя оставшаяся жизнь пойдет к черту, я возьму с собой Каллоуэя и расскажу ему подробно, что я сделал с Сарой. – Хауз усмехнулся. – Одна большая проблема. Он не записывал наш разговор. Я знал, что это дает ему свободу действий, но никогда в самых диких мечтах не представлял, что это же и подвесит его за задницу. Ну, не ирония ли? Когда в первый день за мной закрылась дверь в Уолла-Уолле, я думал, что проведу там всю оставшуюся жизнь. – Он помолчал, глядя на Трейси, отчего она съежилась. – А потом ты приехала поговорить со мной. – Его разобрал смех. – И чем больше мы говорили, тем яснее я понимал, что они не рассказали тебе о том, что сделали. Ты рассказала мне про украшения, что в тот день их не было на твоей сестре, что она не могла их носить, но никто не хотел тебя слушать. Должен признаться, во мне воскресла надежда, но потом я понял, что, похоронив Сару на дне озера, я перехитрил самого себя. И я приготовился сидеть дальше. Похоже, судьба сыграла шутку.

Трейси сползла по стене, ноги больше не держали ее. Она знала, кто решил не говорить ей. Это и было то, чего Деанджело Финн не сказал ей в тот день, когда она приехала к нему. Это было то, о чем Рой Каллоуэй чуть не проговорился у ветеринарной клиники. Это было решение ее отца, и он взял с них клятву никогда не говорить ей. Это о Трейси говорил Финн, это она осталась, это ее отец так любил.

Отец и Каллоуэй догадались, что Хауз охотился за Трейси, что это она должна была попасть в эту дыру, похищенная преследовавшим ее психопатом. Джеймс Кроссуайт запретил им говорить хоть слово, понимая, что вина будет для дочери невыносимой, что это убьет ее.

– Боюсь, я должен уйти. – Хауз встал. – Я недоделал одно дело.

– Тебе это не сойдет с рук, Хауз. Каллоуэй знает. Он придет за тобой.

Хауз улыбнулся.

– На это я и рассчитываю.

Глава 65

Как прикинул Дэн, Каллоуэй уже ступил на край участка Паркера Хауза, оба тяжело дышали, завывал ветер.

– Харли нашел прокол в бензиновом шланге. Наверняка это сделал Хауз в Олимпии во время соревнований. Может быть, он предполагал просто посмотреть, как далеко машина уедет с этим.

– Это не всплыло на суде, – сказал Дэн, борясь с порывом ветра.

Его руки и ноги онемели от холода.

– Это была машина Трейси, и Трейси дала Саре свой черный стетсон. Та надела его, чтобы защититься от дождя. И они были очень похожи. В темноте Хауз не заметил разницы. Рассказывая мне, что он сделал с Сарой, как снова и снова насиловал ее, прежде чем убить, он рассмеялся и сказал: «А ведь она была не той, кого я хотел». Это тоже не прозвучало на суде. Джеймс не хотел, чтобы Трейси жила с этим.

– Это бы убило ее, – согласился Дэн. – Но, Рой, почему вы не остановили Трейси, прежде чем дошли до этой точки? Почему не сказали ей, прежде чем дело зашло так далеко?

– Потому что я никогда не думал, что до этого дойдет, – ответил Каллоуэй. – Я не знал о снимке или что Сара не могла носить эти сережки в виде пистолетов. Трейси держала все это при себе, убежденная, что это какой-то заговор. Я также не знал, что волосы взяли с расчески, которой пользовались обе сестры. Тогда об этом не подумали. И потом, все, что я ей говорил, чтобы убедить, она воспринимала как ложь, а ее отец умер, и мать ничего не знала. Ничто не могло убедить Трейси оставить это дело.

Каллоуэй посмотрел на одинокий огонек в доме у задней стороны участка.

– Никогда не думал, что снова приду сюда. – Он встретился глазами с Дэном. – Не знаю, что мы здесь найдем. Если что, сразу стреляй. Даже не целясь. Просто спускай курок.

Каллоуэй двинулся вперед от сугроба к сугробу, пока они не добрались до хибары. Когда шериф снял перчатки, Дэн последовал его примеру и засунул их в карман. Ствол ружья был обжигающе холодным. Было больно сгибать пальцы, когда он сжал кулаки. О’Лири попытался подышать на них, но во рту было сухо, и он ощутил, что не может отдышаться.

Держа ствол вверх, Каллоуэй подошел к двери. Повернул ручку. И бросил на Дэна многозначительный взгляд, как тогда, когда разгреб в снегу пень: «Он знает, что мы идем».

Шериф шагнул внутрь. Дэн придержал дверь, чтобы ветром ее не распахнуло, и тихо закрыл. Внутри слышалось гудение генератора. Вслед за Каллоуэем он прошел в комнату. Тот двигался осторожно, его глаза бегали по сторонам. Дойдя до середины, он вдруг замер, потом бросился к креслу.

Паркер Хауз.

– О боже, – прошептал Дэн.

Каллоуэй приложил палец к губам. Он прошел по коридору и включил фонарь, направляя его и ствол винтовки поочередно в обе комнаты. Потом вернулся и приложил два пальца к шее Паркера. Тот был мертвенно бледен, его губы посинели.

– Он жив, – прошептал Каллоуэй, хотя это казалось невозможным.

Паркер открыл глаза, и это минимальное движение было поразительно, как будто ожил мертвец. Его глаза ничего не выражали. Он был как в полусне.

Каллоуэй опустился перед ним на колени.

– Паркер! Паркер!

Взгляд Паркера переместился на него.

– Она у него?

Хауз как будто попытался что-то сказать, потом сморщился, пытаясь глотнуть.

– Дай ему что-нибудь попить.

Дэн поспешил на кухню, стал открывать и закрывать шкафы, пока не нашел стакан, и наполнил его из крана. Когда он вернулся, Каллоуэй тащил из коридора одеяла. Шериф укутал Паркера, после чего взял стакан и поднес к его губам.

Хауз немного отпил.

– Трейси у него? – спросил Каллоуэй.

– В шахте, – просипел Паркер.

Каллоуэй поставил стакан на пол и, выпрямившись, сказал Дэну:

– Возвращайся и держи связь по радио.

– Радио не работает, Рой.

– Радио работает. Просто никто не отвечал. Сейчас Финлей уже должен быть в участке, и я велел ему сидеть у радио. Тебе нужно будет только нажать на кнопку питания. Скажи ему, что нужна карета «Скорой помощи» и все копы, кого сможет достать в о2круге. Скажи, пусть возьмут бензопилы.

– Это займет вечность.

– Нет, если поспешишь. Отправляйся, сделай, как я сказал, а потом возвращайся сюда и разведи огонь. Если не найдешь дров, воспользуйся мебелью. Попытайся согреть его, пока они не прибудут. Это все, что мы можем сейчас сделать. Когда Финлей будет здесь, скажи ему, пусть едет по моим следам. Скажи, что Трейси у него в старой седар-гроувской шахте.

– Если вы едете туда, я поеду с вами.

– Нам нужно больше людей, Дэн. Одному из нас нужно вернуться, чтобы собрать побольше людей.

– Но вы даже не знаете, смогу ли я кого-нибудь найти.

– Ты теряешь время, – сказал Каллоуэй. – Прямо сейчас делай то, что я сказал. Трейси жива, но это может продлиться недолго.

– Откуда вы знаете?

– Потому что на этот раз Хауз не пытается скрыться. Он пытался убить Деанджело и Паркера. Это как след из хлебных крошек.

– Для кого?

– Для меня. Он хочет заполучить меня. Это меня он ненавидит.

– Тем больше смысла подождать.

– Если подождать, Трейси может умереть. Я потерял Сару и одного из моих лучших друзей. Я тоже жил с этим двадцать лет. И не собираюсь отдать этому сукину сыну еще и Трейси.

– Рой…