Водопады возмездия Вудинг Крис

И он доверил ей вернуться и спасти его. Она не подведет.

У нее не было иллюзий: она знала, что рискует своей жизнью, и знала — если все получится, то возможно ее будут презирать. Они не могут быть ее друзьями. Она никогда не была членом этой команды. Если они узнают, как она медленно, но верно становится Гривом, они будут вынуждены уничтожить ее. И она не может их винить.

Но она попытается их спасти. Может потом, она пойдет на север к Гривам. Но сначала попытается.

В этом нет смысла. Но иногда, люди делают что-то бессмысленно.

Осталась последняя вещь, перед тем как она отправится. Когда она лежала в лазарете, изображая труп, она была в сознании. И она слышала разговор людей Дракен. Не всю команду «Кетти Джей» взяли на борт «Делириум Триггер».

Она остановила «Кетти Джей», зависла и снова сверилась с картами. Она хотела быть правой, в этот раз. И хотела немного испытать себя. Она отрегулировала направление корабля, пролетела полкилометра, и снова остановилась. Когда она была удовлетворена, она включила бортовые огни. Пыльная, пепельная пустыня озарилась ослепительным блеском. Она улыбнулась.

Черт, Джез. Ты хороша.

Ты прямо здесь, где они её оставили.

Бесс.

Тридцать четыре

История Малвери — Что-то хуже, чем судорога — Фрей идет на виселицу

Мортенгрейс, родовой дом Герцога Грефена из Лапин, белел среди деревьев, как раскопанные кости. Он располагался среди впадин и складок, покрытых густым лесом прибрежных холмов западного рукава Варденвуда, с видом на сверкающие голубые воды Бездны Ордика на юге. Высокие стены окружали его, отгораживая посадочные площадки для воздушных судов, обширные сады и великолепный дом пастора, где проживали Герцог и его семья. Среди полудюжины хозяйственных построек были инженерные мастерские, казармы для местной милиции и тюрьма. Последнее строение редко использовалось в это, более мирное время, но ему нашли работу в течение последних двух дней, так как Триника Даркен доставила шестерых, самых разыскиваемых людей в Вардии.

Крейк сидел в своей клетке, с Малвери и Сило, и он ждал. И это все, что оставалось делать сейчас. Он ждал петлю.

Камера была маленькой и чистой, с каменными оштукатуренными, белыми стенами. Здесь были жесткие скамейки для сна и зарешеченное окно, высоко вверху, через которое ощущался сильный соленый запах моря. Температурный режим на южном побережье Лапин мягкий, даже в середине зимы. Тяжелые деревянные двери, обитые железом, должны предотвратить их побег. В нижней части двери створка, через которую иногда запихивали миски с едой, и щель, которую тюремщик использовал для присмотра за ними.

Он был болтливого рода, стремясь держать их в курсе деталей неминуемой гибели. Через него они узнали, что Герцог Грефен был на важной конференции, и что он направится назад, как только сможет уйти и найдет судью.

— Чтобы исполнить приговор изящно и законно, — тюремщик усмехнулся, растягивая слово "исполнить" в случае, если они упустили, насколько он сумничал, использовав его. — Но вы не волнуйтесь. Нет поводов для суеты, потому что никто не знает, что вы здесь. Никто не придет вас спасать.

Были еще два охранника, в дополнение к тюремщику, хотя заключенные редко слышал их голоса. Они были там, чтобы присматривать за вещами.

— Только если попробуете сморозить какую-нибудь глупость, — сказал тюремщик, пронзая взглядом Крейка. Они явно были предупреждены, что среди заключенных есть демонист. Золотой зуб Крейка был бы бесполезным: он не сможет справиться с тремя мужчинами. Его скелетный ключ лежал где-то в трюме «Кетти Джей», так же бесполезный.

Выхода нет.

Он был поглощен огромным чувством пустоты. Оно пришло к нему в тот момент, когда их спустили с Блэкендрафт. Новость о том, что «Кетти Джей» исчезла, ненамного облегчила его. Бесс потеряна.

Его мысли обратились к небольшому свистку, спрятанному в его каюте на «Кетти Джей». Только этот свист, выдуваемый демонистом, который поработил его, мог вывести Бесс из забвения. И он никогда в него больше не подует. Может быть, оно и к лучшему.

Он не должен был пытаться спасти ее. Пытаясь искупить одно преступление, он совершил намного худшее. И теперь она, ни живая, ни мертвая, оставлена навечно.

Она спала? Имела ли она сознание? Была ли она в металлической оболочке в бесконечной пустыне пепельной равнины, неспособная двигаться или кричать? Сколько в ней осталось от той красивой девочки, которую он уничтожил? Это было так трудно сказать. Сейчас она была больше похожа на преданную собаку, чем на маленькую девочку. Одурманенная и запутавшаяся после грубого перемещения, склонная к приступам ярости, не понимающая опасность и не знающая животную жестокость.

Он должен был дать ей умереть, но он не мог жить с осознанием своей вины. Поэтому он сделал её монстром. И, сделав это, он сделал монстром себя.

Далекий вой заставил Крейка, Сило и Малвери переглянуться. Это был голос Фрея, он исходил из камеры пыток, сразу за камерой с Харкинсом и Пинном.

— Они начали снова, — сказал Малвери. — Бедный ублюдок.

Крейк зашевелился. Почему он продолжает держаться? Какая разница, подпишет он признание или нет? С ним или без него, мы все всё равно покойники.

Малвери улыбнулся из-под своих белых, похожих на моржовьи, усов.

— Может ему просто нравится быть занозой в заднице.

Сило после этих слов рассмеялся. Крейку юмор не понравился. Он почувствовал, как Малвери положил свою большую руку ему на плечи.

— Не падай духом, а? У тебя лицо как сморщенный зад, с тех пор как Дракен поймала нас.

Крейк удивленно посмотрел.

— Знаешь, всю свою жизнь я был под впечатлением, что страх смерти это обычное дело, практически неотъемлемая часть того, что ты человек. Но недавно, я понял, что я единственный в команде кого это действительно волнует.

— О, не знаю. Клянусь, другая камера сейчас наполовину в дерьме Харкинса, он так испуган, — сказал Малвери подмигивая. — И потом, он боится практически всего. Единственная причина, почему он до сих пор в пилотах — потому что он больше боится быть не пилотом, чем то, что его собьют.

— Но… Я имею ввиду, у тебя нет сожалений? Разрушенных надежд? Еще чего-нибудь? — Крейк был рассержен. Он никогда не мог понять, как эти бродяги с «Кетти Джей» живут одним днем, кажется, их не заботило ни прошлое, ни будущее.

— Сожаления? Да. Я жалею о том, чего ты даже представить не можешь, брат, — сказал Малвери. — Я говорил тебе, что был врачом в Теске, а? Я был хорошим врачом, и был богат. У меня была "звёздная болезнь", и я много пил в том числе. Однажды у моего дома появился посыльный из хирургии. Он был моим другом, и был серьезно болен. У него был аппендицит. Было раннее утро, а я еще не ложился спать с вечера. Я пил всю ночь.

Крейк заметил, что из голоса Малвери исчезли нотки беззаботности. Внезапно он понял, что Малвери стал серьёзным. Но Малвери продолжал заставлять себя быть обычным.

— Ну, я знал, что пьян и что это мой друг, но верил, что я лучший хирург на свете. Неважно пьяный или трезвый. Я привык быть таким успешным, и не думал, что могу ошибиться. Я не доверил это кому-либо еще. Меня пытался остановить младший хирург, но я его проигнорировал. Теперь я хотел бы, чтобы он был более настойчив.

Малвери внезапно остановился. Он глубоко вздохнул. Будто извлекая что-то из своих легких. Когда он заговорил снова, его голос был глубоко смиренным. Что сделано, то сделано, и ничего не изменишь.

— Это было простым делом, но я был неаккуратен. Я перерезал скальпелем артерию. Он истек кровью прямо передо мной, на столе, пока я пытался его починить.

Даже мучимый своим собственным страданием, Крейк почувствовал некоторую симпатию к этому большому человеку. Он точно знал, что тот чувствовал. Возможно поэтому, они инстинктивно понравились друг другу, когда встретились впервые. Каждый почувствовал в другом трагическую жертву собственной самонадеянности.

Малвери прочистил горло.

— После этого я потерял все, — сказал он. — Потерял мою лицензию. Потерял жену. Потратил все деньги. Я не волновался. И пил. Я пил и пил, и пил, и денег становилось все меньше и меньше, и однажды не осталось ничего. Это было примерно тогда, когда меня нашел капитан.

— Фрей?

Малвери снова нацепил свои круглые очки с зелеными линзами, на свой широкий нос.

— Точно. Мы встретились в каком-то порту, я забыл, в каком именно. Он купил мне выпить. Сказал, что может взять меня доктором. Я сказал, что я больше не доктор. А он сказал, что все в порядке, потому что не собирается мне много платить, — внезапно гоготнул он. — Это похоже на него?

Крейк рассмеялся.

— Да. Думаю да.

— Я не брал в руки скальпеля, с тех пор как убил своего друга. Я не думаю, что смогу. Я храню инструменты в лазарете, отполированными, но никогда ими не пользуюсь. Я могу тебя немного подлатать, но никогда не доверю себе сделать операцию. Больше никогда. Хочешь знать правду, я доктор наполовину. Но все хорошо. Потому что, я нашел дом на «Кетти Джей», и я благодарен за это капитану, — он сделал паузу, когда Фрей закричал в конце коридора. Спазм злобы пересек его лицо, но через секунду он исчез. — Он хороший человек, несмотря на все что натворил. Он был мне хорошим другом.

Крейк вспомнил, как Триника приставила пистолет его голове, и как Фрей предпочел скорее отдать ей коды от своего любимого самолета, чем увидеть, как убьют демониста.

— Да, — сказал он. — Мне тоже.

Крейк сцепил пальцы на затылке и прислонился к стене камеры. Сило, Харкинс, а теперь и Малвери: Фрей определенно подбирал беженцев. Допуская, что они как-то смогут быть ему полезны, но у всех была благодарность и преданность к своему капитану. О которой до недавнего времени и не подозревал Крейк. Может быть, намерения Фрея были сугубо корыстными, может ему просто нравилась дешевая команда, но, по крайней мере, половина его людей видела в нем, в некотором роде, спасителя. Может быть они были не нужны Фрею, но он им точно был нужен. Без капитана, Сило казнят или вышлют обратно в рабскую Самарлу, Харкинс будет вынужден жить без крыльев, а Малвери снова станет алкоголиком.

Что же остальные? Он сам нашел здесь местечко, прячась от агентства Шакелмор. Пинн нашел место, где его терпели, и где он мог вечно избегать реальности со своей возлюбленной в роковых поисках богатства и славы. А Джез? Ну, может Джез просто хотела быть там, где никто не задает вопросов.

Хотел он или нет, но Фрей им всем давал то, чего они хотели. Он дал им «Кетти Джей».

— Все мы от чего-то бежим, — кисло сказал Крейк. Слова Малвери, сказанные несколько недель назад, еще до того как они сбили «Туз Черепов» и началось все это. Малвери рассмеялся, узнав свое высказывание.

Крейк посмотрел на потолок камеры.

— Я заслужил того, что нахожусь здесь, — сказал он.

Малвери пожал плечами.

— Тогда я тоже.

— Здесь нет тех, кто так или иначе не заслужил, — сказал Сило, его голос басом выкатился из глубин его камеры. — Есть за что или нет, что теперь с этим поделать. Сожаление — просто способ чувствовать себя лучше, о том, что вы не смогли исправить. Люди тратят жизнь на сожаления.

— Мудрые слова, — сказал Малвери, салютуя мартианцу. — Мудрые слова.

В далеке снова кричал Фрей.

Фрей был ранен два раза в жизни, его много раз били люди обоего пола, кусали собаки и вспарывали кишки Даккадианским штыком, но до сегодняшнего дня он считал, что самая худшая боль в мире это судорога.

Не было ничего более страшного для Фрея, чем проснуться посреди ночи с этим сказочным чувством напряжения, словно ему в икру вогнали лезвие. Обычно это случалось после пьяной вечеринки или когда он принял слишком много капель "Сияния", на тесной койке в его отсеке он часто лежал неудобно и пережимал циркуляцию на одной из ног, даже в трезвом виде.

Худшими моментами были первые секунды перед ударом агонии. Всегда было много времени, чтобы попытаться выкрутиться и боль не пришла. Но это никогда не работало. Неизбежный припадок, который следовал потом, заставлял его кричать, задыхаясь, крутиться на койке и хвататься за ногу. Это постоянно оканчивалось тем, что он сшибал многочисленные вещи из багажного гамака над головой, которые падали на него, вываливались из чемоданов и пачкали одежду.

Наконец, когда хаос незаслуженной боли заканчивался, наступало облегчение, такое сладкое почти, такое что, казалось, стоило вынести предшествующие этому травмы. Он лежал полузакопавшись в багаже, задыхаясь, благодаря того, кто его слушал, за то, что все еще жив.

Фрей давно осознал, что эта яростная хватка мускулов его лодыжки может вызвать агонию. Сегодня, его мучители показали ему удовольствие от электрошока. Вместо хватки на ноге, теперь это происходило со всем его телом.

Фрей решил, что если он переживет это, он переосмыслит определение боли.

Ослепляющие, шокирующие пытки; его спина непроизвольно выгибалась; мышцы натягивались так сильно, что могли сломать кости, зубы скрежетали, а челюсть искривлялась в гримасе.

А потом боль уходила. Удовольствие было такое, что он хотел сломаться и зарыдать. Он наклонялся вперёд на стуле, насколько позволяли оковы, по его лбу тек пот, грудь вздымалась.

— Хочешь, чтобы тебе было больно? Хочешь? — спросил мучитель.

Фрей с некоторым трудом поднял голову. Мучитель внимательно смотрел на него, у него были широкие серые глаза полные сочувствия и понимания. Он был симпатичным парнем, с квадратной челюстью, стройный, носил аккуратно подогнанную светло-голубую униформу цвета герцога Лапина.

— Ты должен сам попробовать, — сказал Фрей, выдавливая болезненную улыбку. — Как настоящий пинок.

Охранник, стоящий у двери — полный мужчина в такой же униформе как у мучителя — улыбался, пока не понял, что не должен был этого делать. Мучитель выругался и покачал головой. Он повернулся к аппарату, который стоял перед Фреем. Это было непривлекательно изобретение, размером с ящик, спереди у него были тумблеры и полукруглые датчики.

— Очевидно, пинок недостаточно сильный, — сказал мучитель, поворачивая один из тумблеров на несколько отметок.

Фрей напрягся. Но это не сработало.

Казалось, боль никогда не закончится. Комната снова приобрела очертания. Он всегда считал камеру пыток — сырой и похожей на темницу, но это место было чистым как в больнице. Больше похожим на операционную, чем на камеру. Электрические лампы яркие и чистые. В ящиках и шкафах были все сорта инструментов, рядом полки с бутылками и лекарствами. Только металлическая дверь со смотровым окошком, выдавала природу этого места.

Исповедь лежала на маленьком столике перед Фреем. Рядом лежала ручка. Мучитель любезно прочитал её вчера, перед тем как они начали. Она была такой как он и ожидал: Я, Фрей, подтверждаю все нижесказанное дерьмо. Я подговорил команду на убийство сына Эрцгерцога, потому что он был жадным и плохим, и потом мы все смеялись над этим. Это была моя идея и ничья более, особенно не Герцога Грефена или Галлиана Фейда, которые чисты и преданы нашему уважаемому лидеру и чьи лица пахнут розами и миндалём, и так далее, и так далее.

Мучитель взял ручку и протянул ему.

— Покончи с этим, Дариан. К чему бороться. Ты знаешь отсюда не уйти. Зачем проводить последние часы своей жизни так ужасно?

Фрей сморгнул пот с глаз и тупо уставился на ручку.

— Почему бы просто не подписать? Это только формальность. Как только прибудет судья Грефен, их все равно осудят и повесят, хотя и необязательно в таком порядке.

Так почему бы не подписать. Он не может подписать эту бумагу потому, что не хочет облегчить им жизнь. Потому что он будет бороться каждый оставшийся ему момент, заполнять этим каждый дюйм существования.

Признание отложили. Он упрямился, не надеясь чего-то достичь, он просто противостоял, чтобы противостоять. И неважно насколько это бесполезно. Обидно, что он был так близок, он почти вытянул команду из неприятности, в которую их вовлек. Это бесило его.

Поэтому он получал удовольствие от маленьких побед, которые ему оставались. Он сделал это, Джез ушла и забрала с собой «Кетти Джей». Факт того, что герцог Грефен не спешит возвращаться, чтобы уничтожить заключенных. Говорит о том, что Триника Дракен не сочла нужным упомянуть, что она по пути потеряла «Кетти Джей». Невольно, Дракен дала им время.

Он облапошил её дважды. И это его утешало. Он не преминул заметить, что Триника теперь держала свои карты и компас при себе все время. Она носила их с тех пор, как их принесли с палубы «Делириум Триггера» на посадочную полосу в Мортенгрэйсе. Её нервировало, что их могут снова украсть, и не хотела оставлять их в своей каюте.

Небольшая победа. Но, тем не менее, победа.

Он не надеялся, что Джез вернется. Это было бы не только глупо, но у нее и не было причин. Она просто член команды, как и много раз до этого. Несмотря на эффективность её работы, она всегда казалась сдержанной, и основную часть времени проводила в каюте. Он не представлял, что она испытывает к ним — хоть какие-то чувства, и не видел причины ожидать от нее верности. В конце концов, он сделал ее вне закона и она едва ли вернется после этого.

Но «Кетти Джей» спасена, с новым капитаном у руля. Это было приемлемо для Фрея. Если он не мог обладать «Кетти Джей», то он был рад, что кто-то сможет. К тому же ему всегда нравилась его миниатюрный штурман. Он всегда удивлялся, как Джез это делает, хотя его утешил тот факт, что удивляться осталось недолго.

Думаю Слэг тоже, подумал он. Интересно, что он будет делать с новым капитаном.

— Подписывай! — требовал мучитель, толкая ручку ему в руку.

Фрей взял ее.

— Давай бумагу, — сказал он.

Глаза мучителя загорелись энтузиазмом. Он пододвинул стол ближе, чтобы Фрей мог писать. Кожаные манжеты, которые были на него одеты, были прикреплены ремешками, что давало несколько дюймов послабления. Мучитель, по-видимому, считал, что человек не может дёрнуться достаточно сильно, чтобы ему не было больно.

— Чуть ближе. Не могу дотянуться, — сказал Фрей. Палач сделал, как просили. — Можешь держать бумагу ровно? Непросто писать одной рукой.

Палач ободряюще улыбнулся и распрямил листок, чтобы Фрей подписал. Он перестал улыбаться, когда Фрей воткнул ручку в мягкую часть его руки между большим пальцем и указательным.

Третий человек в униформе ворвался в дверь и стоял, сбитый с толку, открывшимся ему зрелищем. Палач кружил по комнате, крича, и держась за проткнутую руку, ручка все еще торчала из нее. Охранника в дверях охватил приступ смеха. Фрей скомкал признание в комок и пытался съесть его, но не мог. Он виновато остановился, когда новоприбывший посмотрел на него, а потом выронил признание из рук.

— Чего ты хочешь? — закричал палач, когда смог восстановить дыхание.

— Можешь прекратить, — сказал прибывший.

— Но он не признался!

— Мы напечатаем новое и подпишем за него. Герцог вернулся с судьей. Он хочет покончить с этим.

— Можешь дать мне час? — спросил палач жалобно, увидев как шанс на реванш ускользает.

— Я забираю его немедленно, — настаивал пришедший. — Отцепи его от стула. Он идет со мной.

Небо было голубым. Ясным, безоблачным и замечательным. Фрей сощурился от солнца и почувствовал на себе его тепло. Пораженный, он думал о том, что северное побережье континента захвачено льдом, а здесь на юге все еще приятно. Вардия так обширна, ее северный край пересекает арктический круг, в то время как южная сторона близка к экватору. Он всегда считал зиму самым мрачным сезоном, но, как и все остальное, предположил он, это зависит от того, где ты находишься.

Место, выбранное для казни, огорожено стенами двора позади бараков, где милиция проводила свои тренировки. В центре двора была платформа, где мог стоять генерал и обозревать процессию. В центре платформы был кованый фонарный столб, на котором развевался флаг герцога. Из фонарного столба торчали орнаментные руки. Они предназначались для развешивания знамен, но знамена были убраны, и через одну из них была проброшена петля, образуя грубую виселицу. Конец петли свободно лежал на шее Фрея. Палач — массивный, потный людоед в толстой рубахе натянутой на огромное брюхо — ждал команды натянуть ее.

Перед Фреем собрали небольшую толпу. Два с половиной десятка милиционеров, судья, герцог и два свидетеля: Галлиан Фейд и Триника Дракен. Сбоку была повозка с решетками. Внутри этой колесной клетки находились остальные члены команды. Они были необычно тихими. Серьезность ситуации наконец дошла до них. Даже до Пинна дошло. Они собирались смотреть на смерть капитана. Никто не считал это розыгрышем.

Он всегда думал, каково это смотреть в лицо смерти. Не в быстрой, лихорадочной перестрелке, а при медленном, рассчитанном и долгом финале казни. Он не подозревал, что почувствует такую полную безмятежность. Ветер трепал прядь волос на лбу, солнце светило на лицо. Он почувствовал, что улыбается.

Дариан Фрей, которого они собирались убить, уже не тот Дариан Фрей, фотографию которого вешали в рамке за его преступление. Тот человек был неудачником, человеком которого болтало от кризиса к несчастью по капризу судьбы. Человек, который гордился собой, тем, что он лучше этих низменных мерзавцев контрабандного мира, не желающий большего.

Но он удивил их. Он повернулся и боролся, когда должен был бежать. Он ускользал и обводил их вокруг пальца снова и снова. Он превратил группу никчемных бездельников во что-то подобное команде. Истории будут рассказывать, как он утер нос знаменитой Тринике Дракен в ангаре Рабана. Слова распространяются. Все флибустьеры Вардии услышат об Дариане Фрее и его судне — «Кетти Джей». Он подобрался близко к раскрытию дерзкого заговора против правящей семьи, в который вовлечен герцог Вардии, легендарный пират Оркмунд и могучий культ Бодрствующих.

Только последний поворот судьбы остановил его. Триника сделала копии карт, которые он украл. Без компаса она не могла пройти через магнитные мины, охраняющие Водопады Возмездия, но она могла подождать, пока он появится.

Одна маленькая ошибка. Но все равно охота была веселая. Может его и поймали, но он чувствовал себя победителем.

Он посмотрел на лица за решетками: Малвери, Крейк, Сило, Харкинс… даже Пинн. Он был удивлен, но ему грустно с ними расставаться. Он не хотел, чтобы все закончилось так. Он только начал себе нравиться.

Фрей перестал слушать список преступлений и обвинений, которые зачитывал судья. Подготовка была не важна. Он думал только о том, что будет. Смерть неизбежна. Он принял это и был спокоен. Его руки прочно связаны впереди, и двадцать четыре гвардейца с винтовками ждали момента, чтобы нашпиговать его пулями, если он попытается сбежать.

Но у него все еще был фокус. Мир его еще запомнит. Может он не узнает правды, но он узнает имя.

Судья, древний, близорукий реликт, из которого сыпался песок, закончил бубнить и посмотрел через очки.

— Приговор вынесен, — прогудел он. — Традиция дает возможность заключенному сказать последнюю просьбу. У заключенного есть такая просьба?

— Да, — сказал Фрей. — Если честно, я считаю обидным, что Герцог не соорудил приличную виселицу для меня. Я требую другой метод казни.

Лицо герцога Грефена покраснело от злости. Триника с любопытством посмотрела на пленника своими черными глазами.

— Я желаю быть обезглавленным собственной саблей, — сказал Фрей.

Судья посмотрел на Герцога. Грефен смахнул прядь прямых белых волос со лба и фукнул.

— Не вижу препятствий, — осторожно проскрипел судья, если у Герцога нет возражений.

— Сходите за саблей! — крикнул Грефен. Один из охранников поспешил выполнить приказ.

Фрей холодно уставился на Герцога. Даже в униформе, он выглядел как избалованный мальчишка. Его глубоко посаженые глаза блестели детской яростью. Фрей очень подозревал, что он был холодным, не понимающим юмора человеком Он уничтожил десятки людей на борту «Туза Черепов», просто чтобы убить сына Эрцгерцога, так чтобы свалить вину на другого. Фрей не верил, что это его хоть сколько-то беспокоит. Если в нем и было что-то сердечное, то оно было припасено для Всевышнего.

Рядом с ним стоял Галлиан Фейд. С резкими чертами лица, с кривым, как клюв носом, и острой черной бородой. Там где герцог был мягким и толстым, он имел углы и края. Фейд смотрел на него с оттенком самодовольства. Он долго ждал, чтобы увидеть как человек, который лишил девственности его дочь, получит свое наказание.

И еще была Триника. Он не мог сказать, о чем она думает. Ее призрачно-белое лицо ничего не выражало. Будет ли она рада увидеть его смерть? Сможет ли она, наконец, закрыть главу её жизни, которая началась с него? Или она даже сейчас вспоминает нежные моменты их прошлого, гадая, правильно ли поступила, доставив его сюда.

Грефер уничтожил «Туз черепов», Фейд свалил вину на него, Триника поймала.

У него была причина убить их всех. Но времени хватило бы только на одного из них. И он уже выбрал свою цель.

Охранник вернулся из бараков, неся саблю. Грефен взял ее и изучил, перед тем как отдать палачу. Палач провел большим пальцем по лезвию, затем сплюнул через зубы от, того что порезался.

— Мог бы ты снять эту штуку? — спросил Фрей, покачивая плечами, чтобы показать на петлю. Палач засунул саблю за пояс и одной рукой скинул петлю, палец с текущей кровью он затолкал в рот.

— На колени, приятель, — сказал он. Фрей опустился на колени на деревянную платформу у подножия столба. Он подвинул связанные веревки на запястьях и повернул голову.

Он посмотрел на клетку, в которой сидела его команда. Как только он умрет, они отправятся за ним. Пинн казалось, сбит с толку. Взгляд Крейка был трагично тяжелым. Сило был непроницаем, Харкинс съежился в углу и смотрел в сторону. Малвери ободрительно ему улыбнулся и поднял вверх большой палец. Фрей кивнул, молча благодаря за поддержку.

— Приговор, казнить обезглавливанием, — сказал судья, — будет вынесен в присутствии этих почтенных свидетелей.

Палач вытащил саблю и прицелился, касаясь лезвием шеи Фрея.

— Не волнуйся, а? — спросил он. — Один удар и готово.

Фрей вздохнул. Один удар. Он мысленно представил, как опускается лезвие. Увидел себя, как он падает на одно плечо, переворачивается, поднимает руки, пока лезвие с пленным демоном аккуратно рассекает его узы. Увидел, как клинок выпрыгивает из рук палача прямо Фрею в руки. Видел удивление на лице Грефена, когда Фрей кидает его с подиума. Видел, как лезвие вонзается в жирное сердце Герцога.

Лезвие всегда знало, чего он хочет. Может быть, он падет под градом пуль, но автор его страданий падет вместе с ним. И вся Вардия будет знать, что Герцог Грефен умер от рук маленького незначительного флибустьера, который, наконец, его перехитрил.

— Убей его, — приказал палачу Грефен.

Палач поднял саблю. Фрей закрыл глаза.

Готовься…

Клинок задрожал, и он вообразил, что слышит гармоничное пение демона внутри него.

Готовься…

А потом громкий голос крикнул.

— СТОЙТЕ!

Тридцать пять

Подозрения Кедмунда Дрейва — Фрей вставляет своё слово — Неприятные доказательства — Смерть во дворе

Голос прервавший казнь принадлежал Кедмунду Дрейву, наиболее грозному из Рыцарей Центурии, которого Фрей видел в последний раз, лежащим на посадочной полосе в бухте Тарлока, после того как разрядил ему в грудь ружье. На его литых малиновых доспехах не было видно следов этой схватки. Он пересек двор, направляясь к Герцогу Грефену, толстая черная накидка развевалась за ним.

По бокам у него шли Самандра Бри и Колден Грудж. Фрей узнал их по фотографиям. Самандра — в своей знаменитой экипировке: дубленое пальто и ботинки, свободные кожаные брюки и треуголка на голове. Грудж, в контраст ей, выглядел как полуобезьяна. Косматый и заросший щетиной, он был ходячей кучей грязных доспехов, едва помещающийся внутри плаща с капюшоном. Его автомат бряцал на спине. Оружие было больше, чем основная масса людей могла бы поднять, не говоря уж о том, чтобы стрелять из него.

— Что здесь происходит? — спросил Дрейв, направляясь прямо к Герцогу. Они были настолько разными: рыхлый, избалованный аристократ в своей аккуратно выглаженной форме и железная фигура Рыцаря, с короткострижеными серебристо-серыми волосами, его скулы и шея все в шрамах.

Грефен собрался, преодолел страх и попытался отстоять свой авторитет Герцога.

— Эти люди — пираты, — сказал он. — Они были приговорены к смертной казни. Я не знал, есть ли закон, запрещающий князю борьбу с пиратами в своем герцогстве. Как вы можете видеть, у меня есть судья здесь, чтобы убедиться, что все законно.

Дрейв внимательно посмотрел на старого судью, который начал нервничать.

— Я вижу, — медленно сказал он. — Я предполагаю, что судебное разбирательство было тщательным и справедливым.

Грефин ощетинился.

— Помните с кем вы говорите, сэр. У вас может быть власть эрцгерцога, но даже эрцгерцог знает и уважает герцога.

— Мне нет дела до уважения, — прорычал Дрейв. Он повернулся к судье. — Полагаю, был судебный процесс?

Судья искоса посмотрел на Грефена и сглотнул.

— Я приехал, чтобы наблюдать за казнью. Герцог заверил меня, что их вина не вызывает сомнений.

— Значит, у вас есть признание? — спросил Дрейв Грефена.

Фрей улыбнулся. У них не было времени, чтобы сделать и подписать новое признание, после того как он порвал старое.

— Их поймали на месте преступления, прямо при акте пиратства, — сказал Грефен, пылая злобой. — Нет необходимости в признании или расследовании. Я проявил власть герцога, это мое право. Кроме того, они все подтвердили.

— Подтвердили, говнюк! — закричал Малвери из клетки. — Он лжет!

— Заткнись, ты! — прорычал Колден Грудж, показывая мясистым пальцем на доктора.

— Мы невиновны! — закричал Пинн, радостно присоединяясь. На некоторое время его вера на вмешательство в последнюю секунду пошатнулась, но теперь, с миром снова все в порядке.

Дрейв поаернулся к Тринике.

— Триника Дракен. Вы поймали этого человека?

— Да.

— Вы знаете, за что его разыскивали?

— Да.

— И вас наняли, чтобы поймать его для герцога?

— Да.

— Тогда он должен знать, за что их разыскивали.

Триника посмотрела на Грефена, ее черные глаза не выдавали эмоций.

— Полагаю, да, — сказала она.

Дрейв повернулся к Грефену.

— Тогда, Герцог Грефен, почему вы решили казнить этих заключенных, вместо того чтобы доставить их к эрцгерцогу для публичного расследования? В конце концов, они ведь не вашего сына убили.

Грефен начал потеть, его слабые волосы слиплись. Он посмотрел на Галлиана Фейда, но Фейд не мог помочь.

— Я могу сказать почему, — крикнул Фрей. Он все еще стоял на коленях на платформе, палач стоял рядом, сабля Фрея свободно лежала в его руках.

— Тихо, преступник! — прорычал Грефен.

Глаза Дрейва сузились, когда он в первые посмотрел на человека, который чуть не убил его несколько недель назад. Фрей гадал, означает ли злоба в этих глазах его смерть, или Дрейв даст ему шанс, который ему так нужен. Довольно долгое время, Грефен ничего не говорил, а потом поднял руку.

— Пусть говорит. Хочу послушать, что ему есть сказать.

Фрей оглядел двор. Теперь все смотрели на него. Стражники в своих светло-голубых формах нервно переглядывались. Грефен от страха выглядел отвратительно. Они думали, что это будет просто казнь: а сейчас поняли, что много больше.

— Могу я встать? — спросил Фрей. — У меня болят колени.

Дрейв взмахом разрешил ему подняться. Палач отступил на шаг.

— Быстрее, — сказал он. — И сделай это хорошо. Я доберусь до сути этого дела, но не буду тебе лгать, Дариан Фрей. Я хотел бы увидеть твою смерть так же как любой другой.

Фрей поднялся. У него все еще было это странное чувство спокойствия, которое поселилось в нем от неминуемой смерти. Как будто его тело все еще не могло поверить, что может быть отсрочка.

— Я постараюсь попроще, — сказал он. — Герцог Грефен планирует свергнуть Эрцгерцога. Он спонсирует Бодрствующих; они хотят сместить Эрцгерцога из политических соображений: Эрцгерцог и его жена хотят ограничить их в правах. Они знают, что Грефен набожный, и он будет благоволить им, когда захватит власть.

— Это все ложь! — закричал Грефен, но Фрей всё равно продолжил.

— У Бодрствующих нет армии, и у Грефена нет столько войск, чтобы бросить вызов Коалиционному флоту, поэтому они наняли пиратский флот и заплатили им золотом Бодрствующих. Эта армия в спрятанном порту "Водопады Возмездия", ждет сигнала двинутся на Теск и сместить Эрцгерцога. Насколько мне известно, этот сигнал будет со дня на день.

— А какое отношение все это имеет к уничтожению «Туза Черепов» и смерти Хенгара? — спросил Дрейв.

— Смерть Хенгара — подготовительное мероприятие. Они хотят быть уверенными, что не останется никого из оппозиции, чтобы вернуть власть обратно. Он был единственным выжившим членом семьи Аркена, который мог наследовать титул, после ухода Эрцгерцога. Их секретная связь с Самарланцами дала возможность, подстроить все как несчастный случай, а самим остаться в стороне. И Хенгар был популярен, убив его и дав информации просочиться, они сделали семью Эрцгерцога бесчестной и аморальной. Самое лучшее после удачного хода, когда они смогут потребовать революции, чтобы свергнуть развращенный режим и таких как Герцоги, они свергнут монархию.

— Это чистая фантазия! — закричал Грефен. — Я не буду стоять, и слушать клевету пирата и убийцы.

— Я могу доказать это, — сказал Фрей. — Я был в Водопадах Возмездия, и видел армию, ожидающую там. Теперь я знаю, как их найти, — он посмотрел в глаза Кедмунда Дрейва. — Я могу отвести вас туда.

Дрейв уставился на него.

— В обмен на прощение, без сомнений.

— Прощение? — закричал герцог, но его никто не слушал.

— Для меня и моей команды, — сказал Фрей. — «Туз Черепов» был оснащен взрывчаткой. Любой инженер скажет вам о том, что невозможно взорвать самолет таких размеров, с орудием, которое есть у меня на борту. Планировалось, что нас уничтожат, и никто не будет подозревать, что это часть большего плана. Они надеялись, что нас убьют до того, как мы поймем, что происходит. И мы не сможем никому рассказать, — он поднял связанные руки и указал через двор. — План разработал Галлиан Фейд. Он тоже замешан.

Фейд ничего не сказал, но взгляд его был убийственным.

— Как ты собираешься проверить его слова о виде оружия на его корабле? — пробормотал Грефен.

— Я знаю, какое оружие у него на борту, — сказал Дрейв. — Судно у нас.

Сердце Фрея подпрыгнуло. Это означало только одно — Джез. Каким-то образом, она нашла Рыцарей Центурии и сказала им, что происходит. В нем зажглась искра надежды.

— Он тянет время! — обвинил Грефен. — Он ведет вас к погоне за недостижимым. Неужели вы хотите позволить ему, вести вас через всю Вардию в поисках какого-то мифического пиратского порта?

Дрейв посмотрел на Фрея.

Страницы: «« ... 1617181920212223 »»

Читать бесплатно другие книги:

Учебник подготовлен коллективом преподавателей Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации...
В этой книге содержится собрание учений мастеров традиции Великого Совершенства, начиная с первых па...
Есть ли у лошади пальцы? Бывают ли кони с холодной кровью? Насколько хорошо лошади знают арифметику?...
Самые авантюрные и остросюжетные повести Михаила Веллера составляют эту книгу. Зрительно яркие, как ...
Дайджест по книгам и журналам КЦ «Русский менеджмент». Посвящен ожидаемым изменениям в России в сфер...
Про настоящую любовь, для которой не существует времени, границ и невозможного… Это был своеобразный...