Водопады возмездия Вудинг Крис

Двадцать девять

Крейка разбудила трясущая за плечо рука Фрея.

— Вставай, — сказал Фрей.

— Что это? — пробормотал он.

— Пойдем, — настаивал капитан. — Ты мне нужен в кают-компании.

Крейк спустил ноги с койки. Он все еще был полностью одет, потому что сразу отправился спать, как только Фрей оставил «Кетти Джей». Он надеялся отделаться от головной боли, что подхватил из-за того, что надышался парами от лавы. Это не сработало.

— Что стряслось, Фрей? Плита издает жуткий шум? Демоны активизировались в рагу?

— Что-то есть, нам нужно с этим разобраться, вот и все.

Что-то в его тоне подсказало Крейку, что Фрей не собирается уходить один, поэтому он встал на ноги со вздохом и побрел за своим капитаном в коридор. Но вместо того, чтобы идти вниз по лестнице в столовую, Фрей прошел мимо неё и постучал в дверь комнаты штурмана. Джез открыла. Она перевела взгляд с Фрея на Крейка, и сразу заподозрила неладное.

— Ты можешь подойти в столовую? — Фрей спросил, хотя это прозвучало не как просьба, а как приказ.

Джез вышла из помещения и закрыла за собой дверь.

Они спустились в кают-компанию. Сило был там, курил самокрутку и пил кофе. Он гладил Слэга, который лежал на столе. При виде Джез, кот вскочил на ноги и зашипел. Как только путь освободился, он взлетел по лестнице и исчез.

Сило поднял глаза с выражением легкого равнодушия.

— Ну, как «Кетти Джей»? — спросил Фрей.

— Её потрепало, но она крепкая. Нужна мастерская, чтобы сделать ее миленькой снова, но внутри ни чего не пострадало слишком сильно. Я починил все, что смог.

— Она будет летать?

— Она будет летать хорошо.

Фрей кивнул.

— Можешь освободить нам комнату?

Сило плюнул в ладонь и погасил самокрутку в ней. Потом он встал и ушел. Так как говорить с Сило Крейк не мог, видя отношения Муртианца с капитаном в новом свете. Они были компаньонами так долго, что едва замечали друг друга больше. Они утомили друг друга, словно старая одежда.

— Садитесь, — сказал Фрей, указывая жестом на стол в центре кают-компании. Джез и Крейк сели напротив друг друга. Капитан вытащил из-под куртки бутылку рома и поставил ее на стол между ними.

— Она не пьет, — сказал Крейк. У него начали складываться ужасные идеи по поводу того, что происходит.

— Тогда выпей ты, — ответил Фрей. Он распрямился, стоя над ним.

— Что-то происходит между вами двумя. С тех пор, как вы отправились на Бал в Скорчвудских Высотах. Я не знаю, что это, и я не хочу знать, потому что это не мое дело. Но мне нужна моя команда, чтобы действовать как команда, и я не могу допустить этих проклятых ссор все время. Только если будем работать вместе, мы сможем выжить. Если вы не можете прекратить, то в следующем порту, которого мы достигнем, один из вас сойдет.

К своему удивлению, Крей понял, что Фрей имел в виду. Капитан перевел взгляд с одного из них на другой, чтобы убедиться, что сообщение дошло.

— Не выходите из этой комнаты, пока не урегулируете этого, — сказал он, а потом он поднялся сквозь люк и исчез.

Повисло длинное и неприятное молчание. Щеки Крейка горели от гнева. Он чувствовал себя неловко и глупо, как ребенок, отчитанный наставником. Джез холодно взглянула на него.

Черт бы её побрал. Я не обязан давать ей объяснения. Она никогда не поймет.

Он возненавидел Фрея за то, что он вмешался в то, что его не касается. Капитан понятия не имел, что он пробудил. Неужели они просто позволят ей врать? Пусть она верит в то, что хочет. Лучше, чем то, чтобы думать об этом снова. Лучше, чем постоянно сталкиваться с воспоминаниями о той ночи.

— Это правда, не так ли? — сказала Джез.

Ее пристальный взгляд вызвал у него чувство досады.

— То, что сказал Шакелмор, — напомнила она. — Ты заколол свою племянницу. Семнадцать раз ножом для вскрытия писем.

Он с трудом сглотнул вставший ком в горле.

— Это правда, — сказал он.

— Почему? — прошептала она. Был что-то безысходное в том, как она это сказала. По широко раскрытым глазами можно было понять, что для неё этот поступок является чем-то таким совершенно отвратительным.

Крейк уставился на стол, борясь с позорно собирающимися тёплыми слезами.

Джез откинулась на спинку стула.

— Я готова смириться с недоумками и бездельниками, алкоголиками и трусами, — сказала она. — Я готова смириться с тем, что мы сбили грузовой корабль, и десятки людей на борту погибли. Но я не могу находиться на одном корабле с человеком, который зарезал свою восьмилетнюю племянницу, Крейк. Я просто не могу.

Она сложила руки на груди и отвернулась, еле сдерживая слезы сама.

— Как ты можешь быть таким, какой ты есть, и одновременно детоубийцей? Как могу я теперь кому то доверять?

— Я не убийца, — сказал Крейк.

— Ты убил девчонку!

Он уже был сыт по горло ее обвинениями. Ну и черт с ней, он расскажет ей весь этот ужас и пусть судит его как хочет. Семь месяцев он носил это в себе, и за все время никому ни слова. И эта несправедливость, праведное возмущение незаслуженно обвиненного, в конце концов, открыло шлюзы.

Он прерывисто вдохнул и заговорил очень спокойно.

— Я ударил ее, — сказал он. — Семнадцать раз ножом для вскрытия писем. Но я не убил ее. Он чувствовал, как его лицо начинает искажаться подступающими рыданиями, и ему понадобилась минута, чтобы овладеть собой.

— Я не убил её, потому что сейчас она жива.

Эхо-камера, в центре убежища Крейка, угрожающе молчала. Его конструкция напоминала батисферу, сделанную из клепаного металла с множеством иллюминаторов. С одной стороны была вмонтирована маленькая круглая дверь. От нее, извиваясь по полу, шли толстые кабели к электрическим розеткам и разным приборам. Толщина стенок в пол фута дополнялась вторичным контуром защиты.

Но Крейк даже близко не чувствовал себя в безопасности.

Он мерил шагами пол старого винного подвала под каменными сводами. Было холодно, как обычно бывает в студеные утренние часы, и только стук его каблуков нарушал тишину. Электрические лампы были установлены вокруг эхо-камеры — единственного источника света. Колонны отбрасывали длинные конусообразные тени, расходящиеся во всех направлениях.

Она у меня есть. Наконец она у меня есть. И все же я не осмеливаюсь её включить.

Месяцы ушли на то чтобы заполучить эхо-камеру. Месяцы лести, попрошайничества и выскабливания у седого старого ублюдка из большого дома. Месяцы бессмысленных задач и скучных заданий. И если бы только это, но еще и этот хорек с гнилым сердцем наслаждался каждым моментом всего этого! Разве ему не доставляет удовлетворение постоянно видеть своего беспомощного второго сына вынужденного бегать по его распоряжениям! Он напрягал и напрягал его, смакую власть данную ему. Роджибальд Крейк, промышленный магнат, был человеком, который любил, чтобы ему повиновались.

— Ты не должен был бы делать все это, если бы имели достойную работу, — говорил он. — Ты бы тогда не нуждался бы в моих деньгах.

Но он же нуждался в деньгах его отца. И тогда Роджибальд решил наказать его за решение не продолжать карьеру, что он выбрал для него. Крейк выпустился из университета будучи обученным искусству политики, и незамедлительно объявил, что не хочет быть политиком. Роджибальд никогда не простил его за это. Он не мог понять, почему его сын займет скучное положение в юридической фирме, и почему потребовалось более трех лет чтобы «разобраться, в том, что он хочет сделать со своей жизнью».

Но было то, чего ни Роджибальд, ни кто-либо еще не знали, это то, что Крейк разобрался в всем уже давно. Еще с университетской поры. С тех пор, как он обнаружил демонизм. После этого, все остальное стало мелочным и незначительным. Что он станет волноваться о лицемерном и коррумпированном мире политики, когда он мог заключать сделки с существами, которых даже не было в этом мире? В этом была власть.

Но демонизм был дорогостоящим и трудоёмким занятием. Материалы было трудно найти. Книги были редкими и ценными. Все должно было быть в тайне. Это потребовало многих часов исследований и экспериментов каждую ночь, а так же егосвятилище занимало большое пространство. Он просто не мог справляться с требованиями серьезной карьеры, занимаясь изучением демонизма, и он не мог получить то, что ему нужно на зарплату юриста клерка.

Таким образом, он был вынужден полагаться на отцовское покровительство. Он проявлял страсть к изобретениям, и заявил, что он изучает науки и нуждается в оборудование, чтобы делать их. Роджибальд считал все это позорным, но его немало позабавила вся эта история. Ему доставляло удовольствие разрешать своему сыну иметь достаточно длинную веревку, чтобы повеситься. Конечно, он ждал, что Крейк поймет, что игра, в которую он играет — для дураков, и приползет обратно. Крейк, признавший что он неудачник, а Роджибальд был прав во всем — это была бы самая сладкая награда. Поэтому он потворствовал "хобби" своего сына и с нетерпением ждал его краха.

Так как Крейк не мог себе позволить свое собственное достаточно просторное жилье, его отец разрешил ему жить в доме семейного поместья, которое он делил со своим старшим братом Кондрадом и его женой, и дочерью. Это был рассчитанный ход, имевший своей целью его унизить. Степень презрения братьев друг к другу просто поражала.

Кондрад, который пошел за своим отцом в семейный бизнес, занимал в семье гораздо более привилегированное положение. Он был строгим молодым человеком с непроницаемым лицом, который всегда соглашался с желаниями отца и всегда был на его стороне. Он не испытывал к младшему брату, которого считал бездельником, никаких чувств кроме презрения.

— Я пущу его под нашу крышу, если ты скажешь, отец, — сказал он в присутствии Крейка. — Ну, если только чтобы показать ему как живет почтенная семья. Возможно, мне удастся привить ему чувство ответственности.

Тогда Крейк был уязвлен ханжеским милосердием Кондрада, но сейчас он испытывал удовлетворение, зная, что Кондрад жалеет о своем предложении. Кондрад предполагал, что Крейк не останется надолго. Возможно, он думал, что стыд быстро заставит Крейка уехать и найти хорошую работу. Но он не принял в расчет решимость своего младшего брата, выбравшего однажды путь знания. Однажды Крейк увидел, что винный подвал пуст, но не расстроился. Если даже это его не тронуло, он мог вынести все. Это было идеальное убежище.

Прошло больше трех лет. Три года, в течение которых Крейк проводил все свободное время под землей, за запертой дверью винного подвала. Каждый вечер он возвращался с работы, обедал, испытывая неловкость, со своим заносчивым братцем и его неприятной, высохшей, как вобла женой-стервой, потом спускался вниз и пропадал. Крейк бы с радостью избавил себя от этих обедов, но Кондрад настаивал, что он гость и должен есть вместе со всеми. Это считалось правильным, несмотря на то, что радости никому не доставляло.

Как это было похоже на Кондрада. Мучить себя и мучить других, все во имя этикета. Кретин.

Единственное что скрашивало его жизнь в этом доме, не считая его убежища, была его племянница. Она была очаровательна: смышленая, умная, дружелюбная. И так получилось, что довольно прохладное отношение её родителей к Крейку её не затронуло. Она была увлечена тайными экспериментами своего дяди Грейфера и каждый день докучала ему просьбами показать ей новую разработку, над которой он трудится. Она была убеждена, что его убежище это удивительный мир игрушек и замечательных машин.

Крейку эта идея показалась очаровательной. Он начал покупать игрушки у местного мастера и дарить их ей, выдавая за свои. Это было известно её родителям и они с ехидством обсуждали это между собой; но они ничего не говорили своей дочери. Она боготворила их никчемного гостя, и Крейк отвечал ей искренней любовью.

Эти три года занятий, экспериментов, испытаний и ошибок подвели его к этому моменту. Он изучил основы и успешно применял их на практике. Он вызывал демонов и подчинял их своей воле. Он мог воздействовать на предметы, передавать мысли и даже лечить раны и болезни благодаря своему Искусству. Он вел переписку с более опытными демонистами и снискал их расположение.

Все связанное с демонизмом было опасно, и Крейк был очень осторожен все это время. Он продвигался вперед небольшими шагами и шажками, обретая уверенность, никогда не переходя границу дозволенного. Он хорошо знал, что случилось с демонистами, которые пытались провести эксперименты выходящие за рамки их опыта. Можно быть очень осторожным. Но в определенный момент бывает необходимо рискнуть.

Эхо-камера была следующим шагом. Эхо-теория была передовой демонической наукой, требующей сложных расчетов и стальных нервов. С помощью неё демонист мог проникнуть в недоступные доселе сферы, чтобы заполучить из эфира новых необычных демонов. Старая гвардия, престарелые демонисты с консервативными взглядами не хотели к этому прикасаться; но Крейк не мог устоять. Все старые пути были исследованы и нанесены на карту, но это была новая высота. Крейк хотел быть одним из первых на передовом крае.

Сегодня ночью он пытался осуществить эксперимент, который еще никогда не пробовал. Он собирался привнести жизнь в безжизненное.

Сегодня ночью он собирался создать голема.

Он прервал свое хождение взад-вперед и вернулся к эхо-камере, в двадцатый раз проверяя все соединения. Эхо-камера была подсоединена посредством звуконепроницаемых труб к странному бронированному скафандру, который он нашел в антикварном магазине. Хозяин магазина понятия не имел для чего он. Он рассуждал, что возможно его сделали для работы в экстремальных условиях, но Крейк, про себя, не согласился. Его создали для гиганта с горбом, и он не был воздухонепроницаемым. Можно было предположить, что он служил украшением или выставочным экспонатом, сделанным какими-то ненормальными резчиками по металлу. В любом случае он был нужен Крейку. Он был таким восхитительно гротескным, и идеально подходил для эксперимента, который он задумал.

Сейчас он стоял в его убежище, готовый принять демона, которого Крейк собирался в него поместить. Пустой сосуд, ожидающий пока его наполнят. Он изучал бронированный скафандр очень долго, пока тот не стал ему действовать на нервы. Крейк не мог избавиться от чувства, что он вот-вот начнет двигаться.

Эхо-камера и скафандр находились внутри круга образованного мачтами резонатора. Эти подключенные к источнику питания камертоны, вибрирующие на разных частотах, формировали частотную сетку, сквозь которую не мог пройти демон. Крейк проверил кабели, следуя по ним по полу святилища до электрической розетки, которая была встроена в стену. Успокоившись, он повернул их один за другим, регулируя набор установок в своих базах. Волосы на его затылке начали болеть, когда воздух сгустился с частотами выше слышимости.

— Хорошо, — сказал он вслух. — Я думаю, я готов.

На противоположной стороне эхо-камеры, в бронированном костюме, стоял пульт управления. Это была панель с медным циферблатами, высотой по пояс, установленная в специальную раму, которая позволяла ей перемещаться на роликах. Рядом с пультом был стол с разбросанными открытыми книгами и блокнотами, на которых были изображены процедуры и математические формул. Крейк знал их наизусть, но он все равно заглядывал в них постоянно. Откладывая момент, когда он должен был бы начать.

Он не испытывал чувство страха, как в первый раз, когда он вызвал демона. Он чувствовал, как пульс стучит в горле. В подвале чувствовался ледяной холод. Он подготавливался и подготавливался, и подготавливался, но подготовиться полностью никогда не получается. Стоимость ошибки может быть слишком ужасной. Смерть будет милостью, если злой демон заполучил его в свои руки.

Но он не может быть осторожным всегда. Быть простым рядовым практиком демонизма было недостаточно. Он хотел силу и славу мастера.

Он подошел к консоли и активировал эхо-камеры. Басовый гул пришел от сферы. Он оставил его на несколько минут, чтобы согреться, концентрируясь на своем дыхании. У него было чувство, что он может упасть в обморок, если не будет глубоко дышать.

Все еще не зашло слишком далеко, чтобы отступить, Грейфер.

Но это просто страх говорил в нем. Он принял это решение давно. Он набрался решимости и вернулся к консоли. Равномерно, он начал поворачивать циферблат.

Это определенное искусство ловли демона. Фокус был в том, чтобы колебания оборудования соответствовали колебаниям демона, в результате чего тело находится в фазе с тем, что необразованные люди называют «реальный» мир. С малым демоном — маленькой пылинкой мощи и осведомленности, обладающая разумом не больше чем у жука — процедура достаточно проста. Это было скорее похоже на рыбалку: ты закинул звуковую приманку и потянул их внутрь.

Но с более могущественными демонами все было совершенно иначе. Их необходимо было поймать и сфазировать. Более могущественные демоны могли иметь до шести-семи первичных резонансов, и все они должны быть согласованы до того как демонист сможет им манипулировать. И после этого демона еще было необходимо удерживать. Глупцом будет тот, кто попытается иметь дело с существом, без принятия мер, чтобы защитить себя.

Крейк не был настолько глуп, чтобы думать, что он может справиться с большим демоном, пока. Его цель была менее амбициозна. Ему бы прекрасно подошло что-нибудь с интеллектом уровня собаки. Если бы ему удалось заключить такую сущность в свой бронированный скафандр, у него бы получился достаточно ограниченный голем, которого можно будет контролировать. И если это окажется достаточно проблематично, он бы провел процедуру по выведению его и отправки обратно в эфир.

Но вызов демонов был опасен во многих отношениях. Человек не всегда точно знает, что он получит. Он может ловить пескаря, а найти акулу на крючке.

Крейк сделал расчеты, основанные на результатах эхо теоретиков и своих собственных идеях. Он определил диапазон частот, в котором с большой долей вероятности можно было найти то, что он хотел. После этого он занялся непосредственно охотой.

Эхо-камера стала вибрировать и завывать, когда он начал поиск по диапазону. Демонизм был в такой же степени чутьем и инстинктом, как и наукой. Крейк закрыл глаза и сконцентрировался, медленно вращая круговые шкалы настройки.

И опять возникло оно. Это бросающее в дрожь ощущение, что за тобой наблюдают. Он что-то нашел. Теперь он должен это поймать, до того как оно успеет улизнуть.

Он вызвал новые резонансы, вначале выше и ниже по частоте, а затем стал смещать их ближе друг к другу, зондируя форму сущности. Он остановился, когда почувствовал его сопротивление.

Теперь реакция была более явной: холодный озноб, легкое чувство головокружения и дезориентации. Он должен быть все время с открытыми глазами. Когда он закрывал их, его начинало клонить вперед.

Он посмотрел на шкалы настройки. Существо было огромным, оно полностью перекрывало диапазон инфразвука.

Отпусти его, сказал он себе. Отпусти его. Оно слишком большое.

Хотя, вот же оно. У него не было возможности заарканить нечто подобное с его стандартным оборудованием. Оно просто переместится на другую частоту и сбежит. Но с помощью эхо-камеры он мог его прижать, бомбардируя сбивающими с толку сигналами которые интерферировали друг с другом.

Этого он мог ухватить. Забудь о големе, забудь все остальное. Он просто хотел его увидеть. Потом он отправит его обратно. Всего лишь увидеть!

Возбужденный, подгоняемый сильным страхом, он лихорадочно крутил циферблат. Он установил больше вибраций, в поисках основной демонической частоты, сужая и сужая полосы пропускания, пока она не станет соответствовать им. Демон смещал длину волны, пытаясь вырваться из клетки, но он двигался с ним, не давая ему уйти. Чем ближе он подходил, тем меньше места оставалось демону, что бы вывернуться.

Воздух пульсировал. В эхо-камере пульсировала невидимая энергия.

Слюни и кровь, заработало! Это на самом деле работает!

Как только он смог зафиксировать все установки, он отошел от консоли и пошел заглянуть внутрь эхо-камеры. Через иллюминатор в двери, он увидел, что сфера была пуста. Но он не пал духом. Внутри перспектива исказилась, и пространство свернулось в огромные извивы. Что-то надвигалось. Он едва мог дышать от ужаса и очарования. Наклонившись близко к толстому стеклу, он попытался заглянуть подальше внутрь.

Огромный, бешеный глаз уставился на него.

Он завопил, отпрыгивая от иллюминатора, его сердце колотилось так сильно, что стало больно. Это огромный глаз вырос из ниоткуда, всплывая в реальности, сжигая себя в сознании. Он видел его, невероятно огромный, принадлежащий чему-то настолько большему, что не может поместиться в эхо-камеру.

Раздался тяжелый удар, и эхо-камера качнулась в сторону. Крейк сидел там же, где и упал, как завороженный. И снова, звук удара гигантского кулака. Стенку эхо-камеры выдавило наружу.

О, нет. Нет, нет.

Он вскочил на ноги и побежал к консоли. Избавиться от него, только избавиться от него, любым способом.

Еще один удар, и дрожь разнеслась по всему святилищу. Электрические лампы замерцали. Одна опрокинулась, и разбилась об землю. Крейк потерял равновесие, качнулся вперед.

А потом он услышал её крик.

Этот звук заморозил его до костей. Это было страшнее, чем он мог себе представить, более ужасное, чем то, что было в эхо-камере. Его мир накренился в первичный, мир неизбежного ужаса, кошмара, где он посмотрел на племянницу, стоявшую в белой ночной рубашке. Она была едва за пределами круга образованного элементами резонатора, ошеломленная сценой перед ее глазами.

Он никогда не узнает, как она раздобыла ключ от винного погреба. Возможно, она нашла старую копию ключа в какой-нибудь пыльной, тайной комнате. Спланировала ли она этот момент? Не могла ли она спать по ночам, желая увидеть секрет страны чудесных игрушек, где работал ее дядя Грейфер? Завела ли она будильник, надеясь проникнуть глубокой ночью вниз, когда, как она считала, дяди там не будет?

Он никогда не узнал, как или почему: но, в конце концов, это и не имело значения. Значение имело только то, что она здесь, а демон не в клетке. Дверь эхо камеры открылась, и последнее, что он осознал, до того как его жизнь изменилась навсегда, это ураганный ветер, который пах серой и оглушительный неземной вой.

Когда к нему вернулись чувства, кабинет был тих и темен. Неразбитой осталась только одна электрическая лампа. Она располагалась вблизи эхо-комнаты, освещая неясные формы бронированного костюма, который все еще был соединен кабелями с помятой металлической сферой.

Крейк был дезориентирован. Несколько секунд он не мог понять, где он. Его разум был исцарапан и болел, будто грызун скребся из него наружу, раня его чувства маленькими, грязными коготками. Демон был у него в голове, в его мыслях. Но, что он там делал?

Он понял, что поднялся на ноги. Посмотрел вниз, и увидел в своей руке, нож для вскрытия писем, с эмблемой его университета на рукоятке. Нож и рука, которая его держала, были блестящими и темнели кровью.

Из тени раздавался щелкающий шум. Красные пятна темнели на камнях. Он последовал взглядом за ними, и нашел её.

Её ночная рубашка была пропитана кровью. Ее руки и горло были в порезах, там где погружался нож. Они обильно сочились густой кровью, кровь вытекала пульсируя. Она задыхалась как рыба, её горло издавало щелкающие звуки. Каждый её вздох был поверхностным, она задыхалась, а её губы и подбородок были в крови. Её темные волосы были спутаны в мокрый комок.

Её глаза. Умоляли. Не понимая. Изумляясь непостижимой агонии. Она еще не знала о смерти. И никогда не думала, что такое может произойти. Она доверяла ему, со слепой, бездумной любовью, а он накинулся на неё с ножом.

Это была месть демона, за то, что он осмелился вызвать его из эфира. Он был достаточно коварен, чтобы оставить Крейка в живых и не повредить его разум.

Крейк не знал, что боль, отчаяние и ужас могут достигать таких высот, как сейчас. Их глубина была настолько сильной, что он чувствовал, что должен умереть от этого. Если бы только тьма пришла опять, если бы его сердце могло остановиться! Но ему не было прощения. Расплата смела его, как приливная волна, он шатался, и его стошнило, нож выпал из его онемевших пальцев.

Она все еще была жива. Жива, и просила его остановить боль, как какое-нибудь изломанное животное, попавшее под колеса моторизованной повозки. Умаляло его как-то улучшить ситуацию.

— Она всего лишь ребенок! — крикнул он во тьму, как будто демон был все еще здесь и ждал обвинений. — Черт побери, она всего лишь дитя!

Но когда эхо утихло, осталось только влажное хлюпанье от его племянницы, когда она пыталась вдохнуть.

Затем его охватило такое горе, что он потерял все свои чувства. Его охватила идея, сумасшедшая и отчаянная, и он начал действовать, не задумываясь о последствиях. Все остальное было неважно. Ничего, кроме того, что нужно как то обратить вспять последствия. Он мог думать только об этом.

Он поднял её на руки. Она была такой легкой и бледной, кожа была белой со следами крови. Он отнес ее в эхо-камеру, и осторожно поместил внутрь. Он закрыл дверцу. Несмотря на ущерб, который был приченен, замок закрылся. Потом его охватила слабость, и Крейк упал на колени, его лоб уперся в отверстие на двери, рыдания разрывали его тело.

Она лежала на спине, её голова наклонилась, она смотрела на него через стекло. На её губах пузырилась кровь. Её взгляд встретился с его; это было слишком ужасно чтобы выдержать. Он кинулся прочь и пошел к панели управления.

Он должен был это сделать.

Джез видела плачущих мужчин и раньше, но никогда они не плакали так. Это разрывало сердце. Крейк рыдал глубоко, дико, из глубин его боли, которую, Джез даже вообразить не могла. Его историю, было практически невозможно понять, когда он приблизился к концу. Он не мог выдавить ни фразы, сквозь рыдания, которые сотрясали все его тело.

— Я не знал! — кричал он, его лицо покрылось пятнами, а борода была мокрой от слез. Из носа текло, но он не обращал на это внимания. Он был отвратителен. Она видела, что он надломлен. Видеть его таким было больно.

— Я не знал, что делаю! Только… Это не сработало так, как я задумал. Пере… пере… перенос прошел идеально. Но она теперь другая, она не… не такая как была…

Он задохнулся.

— Я просто хотел спасти её.

Но Джез не чувствовала ни грамма симпатии. Она закаляла себя слишком долго. Она увидела его несчастье, но если она позволит себе простить его, если она уступит даже немного, то не будет пути назад. Он, возможно, смог бы объяснить это преступление, если бы сказал, что был не в своем уме, когда заколол её. Но то, что он сделал затем, было не чем иным как проявлением дьявольской жестокости.

— Еще вопрос, — сказала она. Её голос был таким жестким, что вряд ли принадлежал ей. — Её имя.

— Что?

— За все время, ты не сказал мне имя твоей племянницы. Ты избегал этого.

Крейк уставился на нее красными глазами.

— Ты знаешь её имя.

— Скажи это! — потребовала она. Потому, что ей требовалось, расставить все окончательно, прежде чем уйти.

Он сглотнул и, задыхаясь от рыдания, произнес.

— Бессандра, — сказал он. — Её имя Бессандра. Но мы все звали её просто Бесс.

Тридцать

К полудню толпа собралась около крепостных стен Оркмунда.

Редко когда архитекторы предусматривали, что бы крепость была построена перед большой площадью, которую использовали для митингов, в качестве рынков, при казнях или судебных поединков14.

Деревянная сцена, стояла в центре, стонала под тяжестью зрителей. Другой постамент, более поздний, был возведен в непосредственной близости от крепости, и охранялся амбалами с тесаками. Это и был подиум Оркмунда.

Фрей проталкивался через толчею тел, а Малвери расчищал путь вперед. Пинн и Джез шли сзади. Пинн был удручен вчерашним заключением на «Кетти Джей», и Фрей выудил у него обещание хорошего поведения сегодня. Он обвинил Малвери в том, что тот вынудил его, зная, что доктор любит задирать Пинна.

Малвери было весело все время мучать молодого пилота, но Фрей знал, как много для него значит — увидеть Водопады Возмездия до того как они отбыли. Просто для того, чтобы он мог сказать, что был здесь. Чтобы смог рассказать Лисинде о своих приключениях, когда, наконец, с триумфом вернется и сожмет ее в объятьях. Отстояв свой авторитет, Фрей был счастлив дать Пинну небольшое послабление.

Крепость была построена в форме, не имеющей углов подковы, с двумя крыльями спроектированными вперед вокруг небольшого внутреннего двора. Крепость была унылой и заброшенной, с квадратными окнами и обшитой железом дверью. Стены были из темного камня, с прожилками плесени. Место было построено для кого-то, кто не имел вкуса или эстетичности. Просто крепость.

Крепость окружали ветхие баррикады из перекрещивающегося бруса и металлических шипов, высотой восемь футов и увенчанные деревянными смотровыми башнями. Сторожевые башни были заполнены пиратами с винтовками, которые рассматривали толпу внизу, готовые, без малейшего колебания начать стрельбу, при первой возможности. В центре баррикад был нечищеный ворот, толстый кусок металла на роликах, который мог быть сдвинут вперед и назад, чтобы предоставить доступ к внутреннему двору.

Фрей и другие с боем пробивали себе путь к более выгодной обзорной позиции, когда ворота начали открываться, и толпа прорвалась с раздирающим уши криком приветствия. Пол дрожал от топота ног. Фрею пришло в голову, что они стоят на огромной платформе леса, которая была возведена из деревянных балок, и что она не сможет выдержать такой вес. Это стало бы бесславным концом его приключений, погрузиться на дно зловонного болота под сотней тонн немытой плоти пиратов.

Только когда Оркмунд поднялся по ступеням на свою арену, Фрей увидел его. Капитан пиратов Оркмунд, бич Коалиции в годы, предшествовавшие Аэриумной войне, пропавший пятнадцать лет назад, и считавшийся большинством мертвым. Но он не был мертв: он строил Водопады Возмездия. Дома для пиратов, в безопасном от Флотилии месте. Место, где они могли вести свой бизнес в мире — со здоровенной долей для Оркмунда, конечно.

Хотя ему было лет пятьдесят пять, Оркмунд все еще был впечатляющей фигурой. Он был более двух метров в высоту, лысый и коренастый, с расплюснутыми чертами лица, что придавало ему вид разбойника. Татуировки расползались по горлу, голове и рукам. Он был одет в простую черную обтягивающую рубашку, которая была расшнурована на горле, чтобы подчеркнуть верхнюю часть тела и руки, наполненные мощными мышцами. Он подошел к сцене с уверенностью хищника, осмотрев ликующую толпу, поднял руки, призывая к тишине. На это потребовалось некоторое время.

— Некоторые из вас знают меня лично, — крикнул он. Его голос, хотя и громкий, к тому времени, когда он достигал ушей Фрея, становился слабым и тонким, поэтому приходилось сосредотачиваться, чтобы разобрать слова. — Но не все. Для новичков, прибывших в Водопады Возмездия: добро пожаловать. Я Нейлин Оркмунд.

Вспыхнувшее ответное приветствие, заглушило все остальное на некоторое время. Когда толпа стала относительно спокойной снова, Оркмунд продолжил.

— Я горжусь тем, что так много мужчин и женщин собралось сегодня здесь. Несколько лучших пиратов страны. Многим из вас известно это место в течение многих лет. Для других, это была лишь легенда, до недавнего времени. Но вы пришли на мой призыв и я рад, что вы здесь. Вместе мы будем непреодолимой силой. Вместе мы сделаем армию, какую Вардия никогда не видела.

Раздалось многочисленное ликование. Пинн и Малвери ликовали вместе со всеми, затем резко замолчали в один момент.

— Да, я знаю, некоторые из вас разочарованы. Вам натерпится начать. Вы хотите действовать, не так ли? Вы хотите сломать несколько костей и разбить несколько черепов!

И снова оглушительное ликование, сопровождаемое хлопаньем и толкотнёй, которое угрожало превратиться в бунт.

Оркмунд поднял руки вверх. Вы пользовались моим гостеприимством. Вы запустили свои клювы в сладость Водопадов Возмездия. И в ответ, я прошу вас только об одном: быть терпеливыми.

Пираты рядом с Фреем брюзжали и ворчали. Неожиданно пыл толпы ушел.

— Я знаю, что вы разочарованы. Никто не хочет этого, больше, чем я, — орал Оркмунд. — Но это задача, что мы берем на себя, не из легких! Мы собрались здесь не для того, что бы ограбить грузовоз или украсть несколько безделушек из отдаленных форпостов. Мы — это не просто экипаж из пятидесяти или ста человек. Нас тысячи! И экипажу из тысячи нужно время, чтобы собраться и скоординироваться.

Некоторые, бормоча, неохотно соглашались с этим.

— Наше время придет очень скоро. Это вопрос нескольких дней, — сказал Оркмунд. — Но я привел Вас сюда сегодня, потому что у меня есть кое-что показать вам всем.

Пока он говорил, отряд вооруженных пиратов внезапно возник из крепости, охрана из двух дюжин мужчин, которые несли дюжину больших сундуков внутри строя. Они несли сундуки на сцену, где продолжал говорить Оркмунд.

— Я знаю, что здесь есть сомневающиеся. Что мы здесь будем делать? Почему мы ждем? На кого мы будем нападать, и почему это все еще секрет? — проговорил Оркмунд, прохаживаясь взад и вперед по сцене. — Хорошо, сначала спросите себя: зачем вы пришли сюда? Почему вы ответили на мой призыв, когда вы даже не знаете, за что вы сражаетесь? Для некоторых, это проявление преданности мне. Для некоторых, это был призыв к приключениям. Но для большинства из вас… это было — это!

Он распахнул один из сундуков, и толпа ахнула.

— Добыча! Дукаты! Деньги! — провопил Оркмунд, и толпа возликовала снова, их настроение поднялось. Он подошел к следующему, и рывком открыл, показывая, что этот тоже был полон монет. — Это все для вас! Трофеи! Доля каждого человека, который выжил, и получил право на щедрую долю. Это тоже! — он открыл еще один. — А теперь не стоит ли за это сражаться? Разве для этого не стоит подождать еще несколько дней?

Пираты выли от восторга, потрясая кулаками в воздухе, движимые бешенством от увиденного количества денег. Если бы не авторитет, который имел у них Окрмунд и множество ружей, направленных на них, они, возможно, попытались бы штурмовать сцену прямо сейчас.

Но в то время, когда Пинн и Малвери кричали до хрипоты, Фрея заметил что-то. Он повернулся к Джез.

— Можешь увидеть сцену?

Она вытянула шею, чтобы посмотреть над плечом пирата впереди.

— Это не реально.

— Иди сюда, — сказал он и присел на корточки, чтобы предложить ей сесть ему на плечи.

— Нет, кэп, это действительно не очень хорошая идея.

— Я нуждаюсь в твоих глазах Джез. Помоги мне.

Так как она не смогла придумать хороший повод для отказа, она неуклюже вскарабкалась на спину, и он поднял её.

— Ты знаешь, мое зрение не так уж и великолепно, я имею в виду, это…

— Последний сундук справа, — сказал Фрей. — Опиши его мне.

Джез присмотрелась.

— Он красный.

— А подробнее, — сказал он раздраженно.

Она задумалась на минуту.

— Он самый красивый, — сказала она. — Темно-красная лакировка. На крышке вырезаны ветви и листья. Серебряная застежка в виде головы волка. Ой, подожди, он открыт.

Оркмунд кидался раскрыть каждый их сундуков, приводя пиратов в безумство, от увиденного перед собой богатства. Фрею не понадобилось, чтобы Джез сказала ему, что красный лакированный сундук был переполнен дукатов.

И вот что это было. Это был последний фрагмент, теперь все встало на свои места.

— Каждому! — сказал он.

— Мы уходим.

Пинн жалобно заскулил. Малвери, угрожая, поднял руку в манжете.

— Хорошо, — надулся Пинн. — Пошли.

Фрей опустил Джез на пол.

— Насмотрелись, капитан? — спросила она.

— О да, — сказал он. — Я увидел достаточно.

Когда они возвращались назад, на улицах царило относительное спокойствие. Водопады Возмездия казались холодным и мрачным местом, без грохота пьяного разгула. Фрей перешагнул через строительный мусор и ночные жидкости организмов, набирая быстрый темп. Он рвался быстрее добраться до «Кетти Джей». В его походе была цель.

— Что это за история, капитан? — спросила Джез. — Неужели мы должны убраться отсюда?

— Правильно, — сказал он. — Больше нет причин, чтобы оставаться здесь.