Водопады возмездия Вудинг Крис
Пинн расхохотался. Крейк даже не пошевелился в своем углу, погруженный в свои страдания. Харкинс уснул, вымотанный вечными страхами. Сило молчал.
А Джез? Что делала Джез в это время? Фрей снова и снова прокручивал все это в голове, но он все никак не мог понять, как она могла разыграть свою собственную смерть настолько убедительно, что человек Триники ничего не заподозрил. Она отказалась раскрыть, как она собирается это проделать, когда в первый раз рассказала ему о своем плане. Она лишь сказала: "Ты можешь на меня положиться".
Всё-таки, он начал сомневаться, а если она и правда умерла.
Лысый крепко взял его под локоть и воткнул в бок дуло пистолета, они вышли из тюрьмы и продолжили свой путь по переходам «Делириум Триггер». По дороге им попадались другие члены команды. При виде Фрея некоторые торжествовали и ухмылялись, другие бросали на него взгляды полные ненависти. Их унижение в Раббане, не говоря уже о гибели дюжины их товарищей, не было забыто.
Когда они подошли к двери, ведущей в каюту капитана, лысый остановился. Фрей думал, что он постучится, но он не сделал этого. Казалось он что-то обдумывал и взвешивал.
— Мы войдем? — попытался вывести его из задумчивости Фрей.
— Послушай, — ответил лысый, поворачиваясь к Фрею, в его глазах читалась угроза. — Будь там поосторожней, думай, что будешь говорить. Капитан… Она не в духе.
Фрей поднял бровь.
— Благодарю за заботу, сказал он с сарказмом. Что же она собирается сделать — прикончить меня?
— Да не о тебе я беспокоюсь, — последовало в ответ, он постучался. Триника велела им войти.
Каюта Триники была чистой и комфортабельной, но темное дерево полок для книг и латунные детали электрических ламп вызывали ощущение тесноты и подавленности. Триника сидела за письменным столом в дальнем конце комнаты; на столе был открытый бортовой журнал, и рядом с ним подставка для письменных принадлежностей и латунный, похожий на компас прибор, который использовался для навигации по минным полям Водопадов Возмездия. Она смотрела в окно. Там было уже темно.
Она не узнала Фрея, когда он вошел. Лысый оставил его стоять в центре комнаты. Через минуту, не поворачивая головы, она сказала:
— Спасибо Хармунд. Можешь идти.
— Слушаюсь, — сказал здоровяк и вышел.
Фрей какое-то время нерешительно стоял в центре комнаты, но она не обращала на него внимания. Он подумал, будь я проклят, если позволю ей так с собой обращаться. Он подошел к креслу стоящему у одной из книжных полок и уселся в него. Теперь он мог ждать, пока она соизволит обратить на него внимание.
Его взгляд упал на компас на письменном столе. При его виде им овладело минутное чувство горечи. Это могло бы быть его доказательством. Этот прибор и карты к нему могли бы помочь ему обрести свободу. Он был так близок.
Он поборол это чувство. Не было никаких сомнений, Триника положила его туда, чтобы вызвать именно такую реакция. Сетовать на несправедливость ситуации, в которой он оказался, теперь было бесполезно. К тому же, впервые, насколько он помнил, это было бы просто глупо.
— Ты знаешь, тебя повесят, — сказала она, наконец. Она все еще смотрела в окно.
— Я это знаю, Триника, — ответил Фрей с издевкой.
Только тогда она взглянула на него. В ее глазах читался упрек. И даже боль. Он поймал себя на том, что жалеет, что говорил с ней таким тоном.
— Я подумала, что мы должны поговорить, — сказала она. — Перед тем как это произойдет.
Фрей был озадачен тем как она держалась с ним. От резкой, властной женщины, которую он встретил тогда, в берлоге Шарка, не осталось и следа; и она так же была не похоже на ту, которую он любил все эти годы. Её голос был мягким, казалось слова выходят наружу сами собой, вместе с дыханием. Она выглядела бесконечно уставшей, погруженной в меланхолию.
Все же, опасаясь подвоха, он решил не становиться болваном в ее игре. Он не будет ей сочувствовать. Он будет жестким и циничным.
— Ну, говори тогда, — сказал он.
Возникла пауза. Казалось, она не знает, как начать.
— Прошло десять лет, — сказала она. — Много чего произошло за это время. Но многое осталось… нерешенным.
— Какое это имеет значение? — ответил Фрей. — Прошлое есть прошлое. Оно ушло.
— Оно не ушло, сказала она. Оно никогда не уходит.
Она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо.
— Жаль, что у меня нет твоего таланта, Дариан. Жаль, что я не могу с легкостью расстаться с чем-то или кем-то, да так, чтобы от этого не осталось и следа. Запереть отрезок своей жизни в сундук и выбросить ключ.
— Это дается от рождения, — ответил он. Дариан не собирался с ней объясняться.
— Почему ты меня оставил? — спросила она.
Вопрос его удивил. В нем звучали какие-то жалобные нотки. Он не ожидал ничего подобного, когда его вели к ней. Она была уязвимой, обессиленной, неспособной защищаться. Он поймал себя на мысли, что она становится ему неприятна. Куда делась женщина, которую он любил, или хотя бы женщина которую он ненавидел. Ее отчаяние выглядело жалким.
Почему он ее оставил? Воспоминания о тех далеких событиях сейчас казались слишком туманными; было трудно воскресить в памяти, что он тогда чувствовал. Они были затушеваны десятью годами презрения. И, всё-таки, кое-что он помнил. Это были скорее мысли, чем эмоции. Внутренние диалоги во время долгих часов полета, когда он был наедине с самим собой — он транспортировал грузы для компании её отца.
В первые месяцы он верил, что они всегда будут вместе. Он говорил себе, что нашел женщину на всю жизнь. Он не мог себе представить, что сможет найти другую, еще более восхитительную спутницу, и у него даже не возникало желания попробовать.
Но одно дело предаваться мечтам, и совсем другое дело это столкнуться с реалиями жизни. Когда она стала говорить о помолвке, с прямотой, которая раньше казалась ему очаровательной, он перестал так безоглядно боготворить ее. Он стал терять терпение. Он уже не мог без конца потакать её фантазиям. Его улыбка уже не была такой естественной, когда она играла с ним в свои женские игры. Казалось, что её шутки стали заходить слишком далеко. Он поймал себя на том, что он хотел бы, чтобы она была просто благоразумной.
В девятнадцать он все еще был молод. Он никак не связывал свою внезапную угрюмость и раздражительность с надвигающейся угрозой женитьбы. Он говорил себе, что это его желание жениться на ней. В конце концов, было бы глупо отказаться. Не он ли сам решил, что она создана для него.
Но чем больше он старался упрочить их отношения, тем более требовательной она становилась. Устав ждать, или может быть, опасаясь, что ждать придется слишком долго, она сама предложила ему пожениться. Он согласился, но потом еще долго не мог ей этого простить. Как она могла поставить его в такое положение? Выбирать между женитьбой, которой он не хотел, или ее унижением, чего он хотел меньше? У него не было тогда выбора кроме как согласиться, и надеяться найти выход из положения позже.
И все же Триника, казалось, пребывала в счастливом неведении обо всем этом. Хотя его перемены настроения становились все более частыми, видимо они ее больше не беспокоили. Она была уверена, что он от нее никуда не денется, и его просто бесило, что она так рано празднует победу.
К тому времени, когда была объявлена дата свадьбы, мысль о бегстве не давала Фрею покоя. Он спал мало и плохо. Нескрываемое недовольство ее отца только укрепило его в мысли, что из этой женитьбы не выйдет ничего хорошего. Едва образованный, почти без средств, выросший сиротой, Фрей не был подходящей парой для умной и красивой дочери именитого аристократа. Социальные барьеры, которые казались смехотворными в первом порыве страсти, неожиданно стали серьезным препятствием в глазах Фрея.
Он хотел быть пилотом Флота Коалиции и водить огромные фрегаты на север, сражаться с Манами, или на юг, крушить Саммов. Он хотел быть среди тех, кто первым ступит на Новую Вардию или Жагос, когда перестанет бушевать Великий Штормовой Пояс. Он хотел свободно бороздить бескрайнее небо.
Когда он смотрел на Тринику, она улыбалась своей безупречной улыбкой, он видел как его мечта становится все более призрачной.
Это было, когда она забеременела. Свадьба была поспешно перенесена на более ранний срок, и недовольство её отца сменилось полной поддержкой их союза, подкрепленной скрытыми угрозами, на случай если Фрей дрогнет. По ночам Фрея стали мучить приступы паники.
Он помнил ощущение тисков вокруг своей грудной клетки, которые, с каждым днем, приближающим их свадьбу, давили все сильнее и сильнее. Казалось, что ему теперь постоянно как-то не хватает воздуха. Смех друзей, поздравлявших его, звучал как горестная какофония, как кряканье разгневанной стаи уток. Он чувствовал пустоту и усталость везде и всегда. Малейшей просьбы было достаточно, чтобы вывести его из равновесия.
Он помнил, как спрашивал себя, как это будет, если он навсегда останется в таком состоянии.
К этому моменту он уже не сомневался, что не хочет на ней жениться. Но это не означало, что он не хотел быть рядом с ней. Несмотря на все свое раздражение и злость, он почти боготворил эту женщину. Она была его первой любовью, той кто вывел его из холодного, неодушевленного детства в дикий и нерациональный мир, где могут переполнять эмоции. Он просто хотел чтобы все было как раньше, до того момента как она заговорила о женитьбе.
Но мысль, что он может сделать неправильный выбор, приводила его в ужас. А если она действительно создана для него? Не обречет ли он себя на несчастную жизнь? И встретит ли он когда-нибудь еще такую, как она?
Его воля была парализована, он был пойман в капкан, его тащили в будущее против его воли, как якорь, который изо всех сил цепляется за дно. По сути, был только один выход, на который он мог решиться. Но нужно было еще решиться. Он не мог отважиться сделать это до самой последней минуты. Он отчаянно надеялся, что произойдет нечто такое, что избавит его от необходимости причинить ей боль.
Но тщетно, и он сбежал. Он поднялся в «Кетти Джей», в которой было все его нехитрое имущество, и покинул её навсегда. Она оставил ее беременную ждать жениха, который никогда не придет, на глазах толпы пришедшей на церемонию.
После этого все стало только хуже.
— Дариан? — позвала Триника. Фрей понял, что погрузившись в себя, он не отвечал. — Я задала тебе вопрос.
Фрея охватил внезапный приступ гнева. Какое она имеет право требовать от него объяснений? После того, что она сделала? Она разрушила самое дорогое в его жизни — его любовь к ней; разрушила своей неуверенностью, желанием его привязать. Она сделала из него труса. Он знал это в глубине души, но сказать вслух было выше его сил. И вместо этого, чувствуя ее слабость, он пошел в атаку.
— Ты на самом деле считаешь, что мне интересно наверстать упущенное, чтобы ты чувствовала себя лучше? — ухмыльнулся он. — Думаешь, меня волнует, понимаешь ли ты что случилось или нет? Мое предложение: ты отпускаешь меня, а я долго разговариваю с тобой обо всех ужасных вещах, которые я сделал и о том, какой я плохой человек. Но если ты не заметила, меня собираются повесить, и это ты отправляешь меня на виселицу. Так что плевал я на твои вопросы, Триника. Можешь гадать о том, что пошло не так, пока не сгниешь.
На лице Триники были и удивление и оскорбление. Она не ожидала такой жёстокости. Фрей не думал, что эта белокожая сучка, которая заняла место его возлюбленной, на самом деле может плакать. Он ожидал ярости, но вместо этого она выглядела как маленькая девочка, которую несправедливо отшлепали, за то, чего она не делала. Она глубоко опечалилась.
— Почему ты так меня ненавидишь? — спросила она. Ее голос был сильный и низкий. — Как ты можешь так морально опуститься, после того что ты мне сделал?
— Разбитые сердца заживают, Триника, — выплюнул Фрей. — Ты убила нашего ребенка.
Ее глаза сузились от удара, но слезы прошли. Она отвернулась от него, чтобы снова посмотреть в окно.
— Ты бросил нас, — ответила она, с могильным холодом в голосе. — Сейчас легко быть обиженным. Но ты нас бросил. Если бы наш ребенок выжил, ты бы никогда не узнал о его существовании.
— Это ложь. Я вернулся бы к тебе, Триника. К вам обоим.
Он увидел, что она напряглась, и отругал себя. Он не должен был это подтвердить. Эти слова не должны были вырваться. Это делало его слабым. Он ждал годы, чтобы выбросить ненависть ей в лицо, чтобы она поняла, что сделала, но такие вещи лучше выглядят при репетиции в голове. Он хотел, чтобы она сломалась, от его ледяного равнодушия к ее страданиям. Он хотел взять реванш. Но его собственная ярость сгубила его.
Она ждала, что он скажет дальше. У него не было выбора. Врата были открыты.
— Я месяц бродил с места на место. Обдумывая. Немного времени вдали от тебя, от твоих чертовых требований и твоего проклятого отца, — он сам оборвал себя. Он говорил как незрелый юнец. Он вдохнул и продолжил, пытаясь позволить своему гневу овладеть им. — И я понял, что сделал ошибку.
Он подумал, не объяснить ли дальнейшее, но не смог.
— Я вернулся. Я пошел к другу в городе, за советом, полагаю. И тогда я узнал. Как ты приняла эти таблетки, как ты пыталась убить себя. И ребенок… ребёнка не будет…
Он приложил кулак к губам, пристыженный тем, как сжалось его горло и слова больно застревали в нем. Когда момент прошел, он расслабился и сел обратно на место. Он сказал достаточно. Но в этом не было удовлетворения. Он не мог ранить ее, не ранив себя.
— Я была глупой девчонкой, — тихо сказала Триника. — Достаточно глупой чтобы поверить, что мир начинается и заканчивается с тобой. Я считала, что никогда больше не смогу быть счастливой.
Фрей наклонился вперед в своем кресле, локти на коленях, пальцы рук ерошили челку. Его голос ломался.
— Я убежал от тебя, Триника. Но я никогда не пытался убить себя. И никогда не пытался забрать ребенка с собой.
— О, ты пытался покончить собой, — ответила она. — Только немного окольным путем. Ты провел три года, напиваясь до смерти и рискуя всем. В конце концов, ты впутал в это всю свою команду.
У Фрея уже не осталось сил спорить. Уставший, равнодушный тон, которым она выдвигала свои обвинения, лишил его желания защищаться. Кроме того, она была права. Конечно, она была права.
— Мы оба струсили, — пробормотал он. — Мы стоим друг друга.
— Может быть, — сказала Триника. — А, может быть, ни один из нас такого не заслужил.
Весь пыл Фрея иссяк. Черная, липкая трясина мук и страданий все больше затягивала и была готова поглотить его целиком. Как только не представлял себе он этот поединок, и всегда все заканчивались его триумфом, осознанием Триникой всего ужаса того что она с ним сделала. А теперь он понял, что ему нечего ей сказать, о чем она не подумала сама. Ему нечем ее наказать, она уже наказала себя сама более эффективно, чем смог бы он.
Правда в том, что его позиция столь хрупка, что развалилась, когда подверглась реальности противоположного взгляда. Когда он сам взращивал свою обиду, он представлял, как она им помыкала. Но это не аргумент. Он не мог сказать, что только она не права. Они разрушили друг друга.
Черт побери, ему не хотелось говорить. А теперь они разговаривают. Она всегда находила способ, сделать это с ним.
— Как ты дошла до такого, Триника? — спросил он. Он поднял голову и показал жестом на мрачную комнату. — Волосы, кожа… — он колебался. — Ты привыкла быть прекрасной.
— Я покончила с красотой, — ответила она. Потом была долгая пауза, ни один из них не говорил. А потом Триника пододвинула свое кресло и села к нему лицом.
— Не ты один отвернулся от меня, после чего я пыталась покончить собой, — сказала она. — Мои родители были обесчещены. Им хватало дочери, которая должна была родить вне брака, а теперь она убила их внука. Они не могли даже смотреть на меня. Отец хотел отправить меня в санаторий.
— В конце концов, я украла немного денег и взяла самолет. Я не знала, куда собираюсь идти, но мне нужно было убраться оттуда. Думаю, я считала, что могу стать пилотом. Через две недели меня схватили пираты. Должно быть, они видели меня в порту и проследили за моим кораблем. Они атаковали меня и взяли на абордаж, а потом забрали мое судно, чтобы присоединить его к их маленькой флотилии. Я думала, они убьют меня, но они не стали. Они оставили меня при себе.
Фрей не смог сдержать приступ боли. Эту утонченную и элегантную молодую женщину, он бросил безоружной на выживание в этом жестоком, уродливом мире контрабандистов и пиратов. Она скрывалась всю свою жизнь. Он знал, что случается с такими людьми.
— Я для них была не более, чем зверьком, — продолжала она. Ее голос стал безжизненным, без интонации. — Домашнее животное, которое они использовали, как хотели. Вот, что значит быть красивой.
— Почти два года я набиралась храбрости, чтобы подставить клинок к горлу капитана. После этого, я перестала быть жертвой. Я записалась пилотом в другую команду, попутно обучилась навигации. Я хотела сделать себя нужной. Я не хотела больше от кого-либо зависеть.
Она снова посмотрела в окно, избегая его.
— Не буду докучать тебе деталями, Дариан. Просто скажу, я научилась всему, что нужно женщине, чтобы выжить среди головорезов.
Опущенные детали говорили больше, чем любое описание. Фрею не нужно было говорить о насилии и избиениях. Психически слабая, она использовала свою привлекательность, чтобы настроить мужчин друг против друга, обольщая сильного компаньона, чтобы он ее защитил. Богатая девочка, никогда не знавшая трудностей, была вынуждена выживать в борделе.
Но все время, она закаляла себя, и стала женщиной, которую он видел перед собой. Она могла вернуться домой в любое время, обратно в безопасность к своей семье. Они бы приняли ее обратно, Фрей был уверен в этом. Но она не сделала этого. Она отсекла в себе всю мягкость, чтобы выжить среди отбросов.
Он не жалел ее. Не мог. Он только оплакивал остатки, той женщины, которую знал десять лет назад. Эта пародия на его любовницу, которую он сам сделал. Он создал ее, и она прокляла за его существование.
— К тому времени, когда я получила «Делириум Триггер», я уже сделала себе имя в подпольном мире. У меня была репутация, и они уважали меня. Я знала, что команда проблемная и капитан пьяница сифилитик. Год я завоевывала доверие и уважение. Я знала, он планирует нападение на аванпост близ Андусса, знала, что это будет бедствием, я ждала. А потом, я повела выживших, против него. Мы вышвырнули его за борт с высоты двух километров.
Она поглядела на Фрея. Ее черные глаза казались темнее, в слабом свете электрических ламп.
— А потом, ты превратила себя в призрака, — закончил он.
— Ты знаешь, какие мужчины, — сказала она. — Они не смешивают желание и уважение. Если они видят красивую женщину в команде, они принижают ее. Так они чувствуют себя лучше, — она посмотрела в сторону, на ее лицо упала тень. — Кроме того, красота не принесла мне ничего кроме боли.
— За счет этого ты осталась жива, — указал он.
— Это не была жизнь, — ответила она.
У Фрея не было ответа.
— Такова история, — сказала она. — Вот, что значит быть капитаном. Терпение. Безжалостность. Жертва. Ты слишком эгоистичен, чтобы добиться уважения команды, Дариан. Ты удивил меня однажды, но это было в первый и последний раз.
В дверь постучали. Гримаса раздражения исказила ее лицо.
— Я же сказала, чтобы меня не беспокоили! — рявкнула она.
— Это срочно, Кэп! — донеслось из-за двери.
— «Кетти Джей» исчезла!
— Что? — воскликнула она, вскочив на ноги. Она рванула дверь на себя. Там был кто-то из команды, дверь скрывала его от Фрея.
— Она шла за нами с включенными огнями, — сказал человек задыхаясь. — И вдруг огни пропали. Когда мы направили туда прожектор, её и след простыл. В темноте она могла уйти куда угодно. Она исчезла, кэп. Куда, никто не знает.
Триника резко повернула голову и обожгла Фрея взглядом полным ненависти.
Фрей ухмыльнулся.
— Сюрприз!
Тридцать три
Джез, в кресле пилота «Кетти Джей», летела в ночи. На судне было темно, как внутри, так и снаружи. Свет луны окаймлял ее лицо хрупким серебром. Он падал также и на два тела на пору рубки, и отражался в их крови. Люди Дракен. Железная труба, которая проломила их головы, лежала между ними.
Джез сильно стиснула зубы. Навигационные карты были разбросаны на приборной доске рядом с ней. Она вглядывалась через ветровое стекло на мир под ней, сосредоточив взгляд. «Кетти Джей» скользила сквозь темноту, выше облачных гор, как пятно в огромном небе.
Она видела огни других кораблей, где-то далеко. Флотилия истребителей окружала длинный прямоугольный грузовоз. Светящиеся пятна шипа, обозначали корвет Флота, путешествовавшего на горизонте. А между всем эти, невидимые суда, такие как «Кетти Джей», которые имели причину оставаться скрытыми и хотели передвигаться неувиденными. Скрытые тени в лунном свете. Пилот не увидит их, пока они не приблизятся, но Джез видела их всех.
Даже час спустя, ее все еще трясло от убийства. Если бы у нее было оружие, она могла бы использовать его, чтобы запугать мужчин, связать их и держать как узников. Но оружие было у них, а у нее только отрезок трубы. Она прокралась в рубку и проломила череп штурману, до того как он понял, что она здесь. Пилот повернулся в своем кресле, только для того чтобы увидеть через секунду удар по лбу.
Она говорила себе, что только вырубит их, но, как и в случае с Фреджером Кордвейном, человеком из агентства Шакелмор, одного удара хватило, чтобы убить их. Она была намного сильней, чем предполагало её хрупкое телосложение. Только один из аспектов её отличия, наряду с её проницательным взглядом, её способностью исцелять пулевые ранения за час и пугающих галлюцинаций.
И голоса. Нестройные голоса, команды с ужасного судна, которое вырисовывалось в бесконечном тумане Рэка. Они и сейчас их слышала, их слабые крики, которые придувал ветер, обрушивая их на корпус «Кетти Джей». Они звали ее. Звали ее домой.
А почему бы и нет? Почему не пойти за ними? Повернуть этот ящик на север и покончить со всем этим.
Она устала от этой жизни. Последние три года она провела, увольняясь из одной команды и присоединяясь к другой, нигде не задерживаясь надолго. Она сохраняла дистанцию от мужчин и женщин, с которыми работала, потому что знала, рано или поздно они её вычислят. То же самое произошло и на «Кетти Джей». В конце концов, ей всегда приходилось бежать. Теперь этот момент снова настал.
Зачем оставаться в мире, которому ты не нужен?
С каждым днем, ей все труднее устоять перед зовом Рэка. Каждый день все больше ломает ее волю. Только ли упрямство заставляет ее остаться с людьми, которые убьют её, как только узнают, кто она есть на самом деле? Или это страх удерживает ее от похода на север, туда, где оплакивают ее отсутствие, в том мире, которому она принадлежит? Как далёкий вой стаи волков, их крики волнуют ее, она стремится идти к ним.
Что останавливает тебя, Джез? Что тебя останавливает?
На самом деле, что? Куда ей еще идти отсюда? Вообразила ли она, что сможет совершить смелый побег на «Кетти Джей»? Нет, это самоубийство. Она даже не в состоянии хорошо управлять судном. Много времени займет, чтобы изучить все тонкости такого судна как этот. А если она как-то спасет Фрея и остальных, что потом? Как она объяснит, каким образом убедила члена команды Дракен, что она мертва?
Всё так же, как и всегда, со всеми другими командами. Они кое-что сложат: её фантастически острое зрение, и то, что ей, кажется, не нужен сон и пища, как животные на нее реагируют, сверхъестественное исцеление после того, как ее подстрелили в Скарватере, и то, что ее не затронули пары «Кладбища Мошенников».
А теперь еще и способность убедительно имитировать труп. В первый раз, только Крейк это видел, но не сказал ни слова. Возможно, он принял это за ошибку человека из Шакелмора. Но дважды?
Теперь начнутся подозрительные взгляды. Он начнет слышать этот подозрительный, недоверчивый тон в их голосах. Даже на «Кетти Джей», где не спрашивают о прошлом человека, возникнут вопросы. Может они и приняли демониста, но смогут ли они принять её? Как долго будет настаивать Малвери на её обследовании, чтобы решить загадку? Как скоро они ее вычислят?
Фрейджер Кордвейн подумал, что у нее нет пульса потому, что его действительно не было.
Человек Дракен думал, что она мертва потому, что она была мертва.
Это случилось три года назад.
Сначала Джез подумала, что это атака, потому как услышала взрыв. Был тупой, приглушенный рокот, он сотряс землю и расплескал суп, который она ела, ошпарив ей пальцы. Второй взрыв заставил ее поспешить и схватить ее толстое меховое пальто. Она натянула капюшон, потом маску и защитные очки и направилась из тепла гостиницы, вверх по лестнице в буран.
Она поспешила на главную улицу небольшого городка в Йортландии, в котором жила месяц. Дома по обоим сторонам были куполообразными, едва видимыми, но основная их часть находилась под землей. Свет из небольших окон и дымок из каминов пробивались сквозь кружащийся снег.
Снаружи уже были и остальные: некоторые были местными Йортцами, остальные ученые из Варда, работавшие на раскопках неподалеку. Они использовали городок в качестве базы. Все смотрели на яркий цветок огня, выросший на дальней стороне города. На посадочной полосе.
Она сразу подумала, что случился ужасный несчастный случай, какой-то трагический взрыв горючего. Еще до того как она подумала, о том как много людей погибло, ее желудок ухнул от мысли о том, что она приземлилась в этом месте. Самолет был единственной связью с остальным миром. Здесь, на северном конце Йортландии, цивилизация была рассеяна по территории, и ее трудно было найти. В любом направлении на сотню километров не было других поселений.
Она почувствовала, как на ее предплечье легла рука в перчатке, и обернулась. Она знала — это Рисс, пилот экспедиции, хотя его лицо и было скрыто под меховым капюшоном, маской и очками. Больше никто не трогал ее за руку таким образом.
— Ты в порядке? — крикнул он сквозь свистящий ветер. Его голос звучал приглушенно.
— Конечно, я в порядке. Взрыв был там.
Но потом кто-то указал на темный силуэт, приближающийся сквозь серый хаос в небе, и раздались тревожные крики. Джез почувствовала, как сила покидает ее, когда объект принял большую темную и зазубренную форму. Жужжание его двигателей стало пронзительным, сверхъестественный вой исходил с его палубы. Это была масса грязного железа, масла и дыма, вся в шипах, заклепках и кусков черных вымпелов. Дредноут, пришел из Рэка, через полярное море к берегам Йортландии.
Уничтожение самолета не посадочной полосе не было несчастным случаем. Атакующие хотели быть уверенными, что никто не сбежит.
Здесь были Гривы, в поисках новых жертв.
Веревки спустились вниз, когда дредноут приблизился, его массивный корпус увеличивался и снижался, пока киль не оказался всего в нескольких метрах от верха крыш. К тому времени как Гривы начали съезжать и соскальзывать на землю, люди уже в ужасе разбежались. Все слышали истории. Прибытие дредноута, сила его присутствия, навели на них панику как на коз.
Джез паниковала со всеми, она неслась по главной улице, думая только о побеге. Рисс снова схватил ее за руку, на этот раз сильнее, и затащил ее в дверь. Он торопливо провел ее по нескольким ступеням, в круглую подземную комнату, полную ящиков с научным оборудованием и коробок с едой и одеждой. Здесь, внизу было холодно, но не так как снаружи. Звук их шагов эхом отдавался от серых каменных стен.
Как только она смогла здраво мыслить, она кинулась за угол и спряталась там, обняв себя и хныча. Она всегда гордилась собой, считала уравновешенным человеком, но вида дредноута был для нее уже слишком. Судно внушало страх, животное чувство неправильности, которое взывало к большинству основных инстинктов. Где бы ни были Гривы, ее интуиция кричала от одного их присутствия.
Рисс выглядел лучше. Он был явно напуган, но он двигался целенаправленно. Он схватил два ранца и запихнул туда сухую еду и одеяла.
— Мы не можем остаться здесь, — сказал он, ответив на ее немой вопрос. — Они пройдут по всему городу. Вот, что они делают.
— Мы… Я не… Я не уйду отсюда! — сказала Джез сквозь дрожащие губы. Она слышала крики и беспорядочные выстрелы снаружи.
Он туго набил рюкзаки, и быстро вручил ей один из них. Она видела его глаза сквозь стекла на защитных очках. Он жестко смотрел на нее.
— Слушай, — сказал он. — Когда Гривы нападают на город, они не оставляют никого, кто мог бы что-то рассказать. Тех, кого они не забирают с собой, они убивают. Понятно? Мы не можем избежать этой участи, просто прячась здесь.
— Куда мы пойдем?
— На раскопки. В пещеры. Мы можем пережить там ночь. Если мы выберемся из города, мы сможем подождать, пока они уйдут.
Джез немного успокоилась от его слов. Профессор Мэлстром, их работодатель, жаждал исследовать вымершую расу, которую назвал Азрикс, он верил, что они владели величайшими и таинственными технологиями. Основываясь на незначительных свидетельствах и некоторых таинственных письменах, он предположил, что они умерли неожиданно, много тысяч лет назад и их цивилизацию поглотил лед. Он убедил университет вложить деньги в разнообразные раскопки, надеясь найти следы этих древних людей. Пока, он ничегошеньки не нашел. Но раскопки обеспечат им необходимое укрытие, а Гривы может быть и не заглянут туда.
— Да! — сказала она. — Да, мы можем спрятаться в пещерах.
Она зацепилась за здравую мысль, которую он предлагал, прониклась силой и уверенностью его голоса. Рисс приударял за ней с тех пор, как они начали работать вместе, в качестве пилота и штурмана в экспедиции профессора Мэлстрома. Ей он нравился, как друг, но не более того.
Он всегда оберегал её. У него была черта, которая её утомляла: он считал её своей собственностью. Но сейчас ей было стыдно признать, но она хотела защитника. Она расклеилась, глядя в лицо ужасу, обрушившемуся на них, а он нет. Она благодарно держалась за него, пока он поднимал её и помогал надеть рюкзак.
Главная улица была пуста, когда они выскочили. Дредноут ушёл, а буря приблизилась, за пятнадцать метров уже ничего не было видно. Холод начел охватывать их немедленно, хотя они и были одеты в защитную одежду. В кружащемся снегу, откуда-то были слышны далекие крики и доносились выстрелы. Пронзительные, нечеловеческие голоса доносились до них.
Они держались поближе к строениям. Джез крепко держалась за Рисса, пока он вел её на окраину города, там была грубая тропка, ведущая в горы к леднику. Там наверху были раскопки.
Они еще не успели уйти далеко, как услышали рев двигателей, и вспышку света над головой. Послышались выстрелы, поразительно близко. Рисс затащил Джез в щель между двумя округлыми Йортскими хижинами. И они укрылись за мешками с песком. По главной улице приближался снегоход. Квадратные металлические повозки обычно использовались для доставки оборудования и людей да ледника. Но сейчас кто-то пытался сбежать на нем. У Грив были другие мысли: около него столпилось четверо, они пытались открыть двери или прорваться через стекло. Джез мельком увидела в отражателях фар, как они прошли — омерзительные, одичавшие походившие на мужчин и женщин — и в тот момент мчавшийся трактор для уборки снега занесло на покрытой льдом земле. Его развернуло на мгновение боком, прежде чем гусеницы уперлись, и его бросило в стену здания.
Гривы оставили трактор, когда несколько Йортцев несущих ружья, возникли на улице, стреляя в метель. Туда, где метались едва видимые фигуры-тени. Гривы крались по крышам или близко к земле. Они бесшумно перебегали, двигаясь быстро и резко. Они прыгали с места на место, казалось, не преодолевая пространства.
Джез съежилась, когда увидела, как Гривы окружили свои жертвы. Она хотела убежать, вырваться из укрытия и спасаться бегством, но Рисс крепко ее держал.
Йортцы были одеты в меха и маски. Гривы носили рваную одежду, более подходившую для теплого весеннего дня в Вардии. Холод, который мог убить неподготовленного человека за несколько минут, для них ничего не значил.
Она отвернулась и зарылась в объятия к Риссу, пока Гривы как один прыгнули внутрь. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, но она не могла заглушить крики людей и ликующие вои Грив. К счастью, все было кончено через несколько секунд.
И сразу наступила тишина. Прошло некоторое время, прежде чем Рисс зашевелился и выглянул наружу. Звуки конфликта все еще витали во вьюге, но Гривы куда-то ушли.
— Сиди здесь, — сказал он. — Я скоро вернусь.
Джез подчинилась, ей не хотелось покидать относительно безопасное место за ящиками с песком. Шаги Рисса заскрипели по дороге, удаляясь. Некоторое время, всё, что она слышала — это слабые выстрелы и лающие команды, приносимые ветром. Потом шаги вернулись. Она выглянула и увидела Рисса, несущего в одной руке абордажную саблю. По улице были разбросаны несколько мертвых тел, их кровь замерзла на снегу. По меньшей мере трое отсутствовали. Они были не мертвы, их взяли с собой. Их украли Гривы, чтобы сделать членами команды своего ужасного корабля.
Рисс опустился перед ней на корточки.
— Люди из трактора мертвы, — сказал он. Он поднял саблю. — Я достал это.
— А что с оружием? Нам разве не нужно оружие?
Он пошевелил пальцами внутри своих толстых перчаток. В отличие от костюмов Йортцев, одежда ученых была сделана без учета мобильности — тепло было главной целью. Перчатки были слишком неповоротливы, чтобы поместить указательный палец на курок, а без перчаток кожа могла замерзнуть при прикосновении к металлу.
Они пошли прочь от дороги, через щели между рядом стоящими хижинами. Снег здесь собрался в сугробы, и они забыли об остальных трудностях, но по крайней мере дома скрывали их от посторонних взглядов. Джез шла по следам Рисса, позволив ему пробивать для неё тропу. Она слышала свое громкое дыхание, поглощаемое маской. Капюшон с меховой опушкой устранял периферическое зрение, заставляя ее поворачивать голову каждые несколько шагов. Она боялась, что кто-то крадется за ними, следую по их следу в снегу.
Кто-то крался за ними, но атака, когда она пришла, была сверху.
Джез едва заметила её. Она заметила размытое движение в беспорядочном кружении вьюги. Рисс крикнул перед тем как его отбросило в сторону и ударило об угол дома. Прямо впереди Джез, на месте Рисса стоял, Грив. Он был первым, кого она рассмотрела хорошо за последнее время. И этот вид заставил ее застыть на месте от страха.
Ходили истории, о том, что когда-то они были людьми. И это было видно по их фигуре и лицу. Но они изменились во что-то, это что-то неуклюже носило человеческое обличие, будто кожа натянута, какие-то внутренности.
Создание, стоявшее перед ней, было костлявым, оно носило изорванную рубашку и брюки, без какой-либо обуви. Редкие темные волосы свисали на бледный, морщинистый лоб. Черты лица были искажены. Оно улыбалось, обнажая острые, кривые зубы. Оно смотрело на нее желтыми глазами с кроваво-красным гноем. Его ногти были длинными, грязными и обломанными, и оно стояло на земле, низко пригнувшись как хищник.
Ее парализовал даже не вид, а ощущение, интуитивное осознание, что она рядом с чем-то не от мира сего, чем-то, что не подчиняется законам и разрушает всю уверенность и знания тысячи поколений. Ее тело почувствовало это и запротестовало.
А потом существо внезапно прыгнуло и потащило ее в снег.
Она мало помнила, что было потом. Когда она пыталась вспомнить об этом позже, не было никаких ощущений. Грива прижал её за плечи, и уставился ей в глаза. Ее взгляд сковало, как будто она мышь загипнотизированная змеей. Она чувствовала запах зловония, аромат мертвечины и плесневелых влажных листьев. Её дыхание стало поверхностным.
Она почувствовала, как воля существа разрушает ее, угнетаемое силой взгляда. К тому времени как она поняла, что он что-то с ней делает, было слишком поздно, чтобы противостоять. Она пыталась противостоять вторжению в ее мысли, но не могла сконцентрироваться. Она теряла себя.
Она начала осознавать, что мир вокруг нее меняется. Буря утихла, стала призрачной и слабой. Мир стал темнее и в то же время четче. Она могла видеть детали там, где не видела их раньше: рисунок складок кожи на лице Грива; потрясающую сложность радужной оболочки его глаз.
В воздухе все шептало, постоянно шипели полусказанные слова. Все вокруг нее двигалось. Она увидела как движутся Гривы, крадущиеся по городу. Она чувствовала их. Разделяла их движения. И впадая все глубже в транс, он чувствовала тепло от этой связи. Чувство принадлежности наполняло ее, ничего подобного она ранее не испытывала. Это было прекрасно и ядовито, сладко и отвратительно одновременно.
Она почти сдалась, когда её вырвали обратно в реальность.
Мгновение она не могла понять, что изменилось. Ее поднял на ноги человек без лица в пальто с меховым капюшоном. Сначала она хотела убежать, но он держал ее прямо и что-то ей говорил. Когда она не ответила, он сказал это снова, и в этот раз она его услышала.
— Ты в порядке? Джез? Джез?
Она быстро кивнула, потому что хотела, чтобы он заткнулся. Он пугал ее своим назойливым вопросом. Грив, визжа, лежал на земле. Сабля была воткнута в основание его шеи, над ключицей, наполовину отрезав голову. Крови было мало, просто чистая рана, обнажающая кость.
Но он был еще жив. Он двигался рывками, хаотично, подтянул ноги и попытался встать. Рисс выругался и пнул его в лицо, опрокинув. Он высвободил саблю и отрубил голову вторым ударом.
Рисс отвернулся от трупа Грива и посмотрел на нее. Он взял ее за руку.
— Пойдем со мной.
Что-то внутри нее щелкнуло. Накопленный ужас и шок от нападения прорвался наружу. Она потеряла разум и побежала.
Она бежала через проходы между домами, прямо в метель. Ветер толкал и бил ее. Снег стучал в очки. Она слышала, как Рисс зовет ее, но игнорировала его. В какой-то момент она поняла, что не видит домов, только бесконечный, чистейший снег. Она продолжала бежать, охваченная ужасом, который остался позади.
Она остановилась только тогда, когда выдохлась и опустилась на колени. Она совершенно заблудилась, а ее следы стёрло сильнейшим снегом. Она не осмеливалась идти назад, и не могла идти вперед. Холод, который она едва замечала раньше, пробрался внутрь. Она начала неистово трястись. Ее охватывала усталость, каждую частичку тела неотвратимо и коварно как мощь Грив.
Она свернулась в позе эмбриона, и там, зарытая в снегу, она умирала.
Каждый день потом, она гадала, а что, если бы дела пошли по-другому. Если бы Рисс не спас ее. Если бы она сдалась Гриву.
В конце концов, было бы так же плохо? В тот момент, когда она прикоснулась к миру Грив, она почувствовала, что-то прекрасное. Единение и сплоченность, какую ее человеческая жизнь ей не дала.
У нее не было детей, она никогда не любила. Она всегда хотела иметь друзей, которых могла бы назвать родственной душой, но этого не случилось. Она не в должной степени заботилась о них, а они в ответ о ней. Она считала себя скорее обособленной.
И когда она чувствовала зов Грив, примитивный зов волчьей стаи, страдающей от потери родственника, она чувствовала, что ей все труднее противостоять им.
Да, они убивают, но она теперь тоже. Они ужасны, но ужасная внешность не показатель того, что внутри. Достаточно знать секрет Бесс, чтобы понять это.
Процесс был бы и наполовину не таким пугающим, если она была бы призвана вместо носильной вербовки? Может быть, она пошла охотно, если только знала, что лежит за непроницаемой стеной тумана на севере? Там были невероятные земли, скрытые за Враком, сверкающие ледовые дворцы на полюсах, такие как предлагают наиболее зловещие низкопробные романы? Был ли этот таким же диким местом, как Кург населенный неразумными монстрами? Или странный, с развитой цивилизацией таким, как Пелешар, отдаленные и враждебные земли далеко на юго-западе?
Что бы Грив ни сделал с ней в тот день, было незаконченным, прерванным саблей по шее. Она не была ни человеком, ни Гривом — где-то посередине. И Гривы все еще ее звали, бесконечное манили её, в то время как люди уничтожат ее, если только узнают, что она бродит по их землям с небьющимся сердцем.
Она никогда не узнает, что случилось с Рисс. На следующее утро после смерти она проснулась и начала рыть себе выход из снега, который за ночь совершил её погребение. Солнце светило высоко в кристально-голубом небе, сверкая на далеких белых холмах: крышах города. Она пробежала довольно далеко, подгоняемая паникой, но в совершенно неверном направлении, если она надеялась достичь безопасных ледяных пещер на леднике.
Трупы лежали занесенные снегом. Если Рисс был среди них, или если его взяли в заложники, итог остается один и тот же. Он ушел.
Ошеломленная, она искала оставшихся в живых и не нашла. Она постояла на заснеженном месте крушения самолета, того, где она была штурманом в течение года, и ничего не чувствовала. Потом она нашла снегоходный трактор и начала откапывать его.
Несколько дней прошло, прежде чем она нашла другое поселение, следую по картам, которые собрала. С тех пор она чувствовала себя превосходно здоровой.
Сначала она не задавалась вопросом, как она выжила. Она предполагала, что снежная могила сохранила тепло. Только, когда она оказалась далеко от снежной пустыни, она заметила, что ее сердце остановилось. Тогда она испугалась.
К тому времени, когда она добралась до поселения, у нее были история и план.
Продолжать двигаться. И хранить секрет. Выживать, если только можно сказать, что она живет.
С того дня прошло три долгих и одиноких года.
Она прошла через южную часть гор Хукхоллоу, их сияющую лаву и яркие вспышки в темноте. Восточное Плато выросло перед ней, и она вела «Кетти Джей» через темные, грязные облака. Двигатели были достаточно мощными, и поднимали немного пыли. Когда она прорвалась, она повела «Кетти Джей» в нескольких десятках метров над уровнем земли, и скользила над Блэкендрафтскими равнинами. Она посмотрела на навигационные карты, по которым вела корабль. Карты, которые она взяла у штурмана Дракен, когда взяла под управление «Кетти Джей».
— Верь мне, — сказала она Фрею, когда он захотел знать, что она собирается сделать, чтобы одурачить людей Дракен, заставить их думать, что она мертва. Он уже оказал ей доверие, когда дал ей коды зажигания от своего драгоценного судна — единственной вещи, которую он, можно сказать, любил. Хоть он и боялся, что она украдет его и улетит навсегда, он доверился ей.
Читать бесплатно другие книги:
