Водопады возмездия Вудинг Крис
— Капитан?
— Сделай это! — сказал он.
Пинн обтер свой сопливый нос обратной стороной ладони и посмотрел на серый корпус «Кетти Джей».
— Давайте, чего вы тянете? — крикнул он. Необходимость подняться и стрелять во что-то была его физическим влечением. Его ботинки нажали на ряд педалей, руки в перчатках обхватили гашетку. Ради таких моментов он и жил. И Пинн, как он рассказывал всем без устали, был само действие.
Вторая Аэриумная война потерпела фиаско незадолго до того, как у него появился шанс записаться в ряды. Эти ничтожные америкашки отозвали свои силы, как раз когда он почти вступил в армию и собирался окрасить кровью свои пушки. Как будто они насолили персонально ему. Будто они испугались, что вступление Пинна изменит ход событий.
Ну что же, Америкашки были слишком трусливы, чтобы взглянуть ему в лицо в небе, тогда он просто оторвется на остальных по всему миру, он использует каждый шанс, который ему подвернется. Однажды его уже надули, теперь он считал это своим долгом. Мужик заслуживает возможность испытать себя.
Он схватил маленькую фотографию в рамке, которую он подвешивал на цепочке на приборной панели, фотографию — его возлюбленной, Лисинды, Черно-белый портрет не показывал её во всей красе. В его памяти ее длинные волосы были светлее, а ее невинные, понятливые глаза были прекраснее.
Фотография была сделана прямо перед его отъездом. Он гадал, что она делает сейчас. Может сидит у окна, читает, терпеливо ожидая его возвращения. Чувствует ли она, что он думает о ней? Поднимает ли свое прекрасное личико к небу, в надежде увидеть сквозь облака и солнечный свет блики от его крыльев, когда он с триумфом заходит на посадку. Он представил себя, выходящим из «Скайланса», Лисинда радостно бросается к нему. Он поднимает ее на руки и крепко целует, а по ее личику бегут неконтролируемые слезы от того, что ее герой вернулся после четырех долгих лет отсутствия.
Его мысли были прерваны серией вспышек от задних фонарей «Кетти Джей». Кодированное послание электрогелиографа.
— Поехали.
Пинн завопил и максимально ускорил протановые двигатели. «Скайланс» вернулся к жизни и прыгнул вперед, вдавив его в спинку сидения. Он нажал на педаль, дернул за джойстик, и судно вырвалось из тумана, по направлению к дуге небольшой флотилии высоко наверху. Они все прошли сейчас, прямо у команды над головой, поэтому он выскочил сзади и снизу, оставаясь для них в слепой зоне. Свирепая улыбка пересекла его круглое лицо, когда взвыли двигатели и самолет задребезжал вокруг него.
— Счастливый день, не так ли? — пробормотал он, выстраиваясь за врагом. Он верил, что настоящие герои всегда говорят что-то сдержано и холодное перед тем, как убить кого-нибудь. Затем он нажал на гашетку.
Пилот ближайшего «Свордвинга» только услышал звук двигателей Пинна, когда пули разорвали брюхо его самолета. Пули пронзили баки протановых двигателей, и разорвали «Свордвинг» на части в грязное облако пламени. Пинн взвыл от радости, штопором пролетев сквозь огонь, он прорвался на другую сторону. Он наклонился в своем кресле, чтобы посмотреть назад, за свое левое крыло, и увидел, как Харкинс поднимается, орудия его изрыгали огонь, разрывая в лохмотья руль высоты другого «Свордвинга».
— Да! — закричал он. — Отличный выстрел, ты старый дергающийся уродец!
Он послал «Скайланс» в петлю, достаточно жестко, чтобы заметить искры по краям, и направился обратно к флотилии. Два оставшихся «Свордвинга» нарушили строй, пытаясь уклониться. Цель Харкинса спиралью направлялась вниз в туман забвения, дорожка дыма тянулась из его поврежденного хвоста. Далеко впереди «Кетти Джей» вышла из прикрытия и направлялась к медленному, объемному грузовому самолету.
Пинн заметил еще один «Свордвинг» и нырнул к нему. Он занял позицию у его хвоста, пулеметы выпустили неровный ряд трассирующих пуль. Пилот сделал крутой вираж и повернул, искусно уходя с пути. Пинн поднял брови.
— Неплохо, — проворчал он. — Будет весело.
— Они уходят в облака! — сказала Джез.
Она была права. «Туз Черепов» повернул нос вверх к облакам и заскользил к ним. Там видимость была практически нулевой.
— Я за ним, — сказал Фрей, затем внезапно крикнул. — Док!
— Что, — послышался ответ из открытой двери рубки.
— Начинай надоедать истребителям! У меня большая рыбка!
— Понял.
В куполе стрелка громадная автопушка Малвери открыла огонь, давая дорогу лидеру и остальным. Фрей немного поддал газу протановым двигателям и «Кетти Джей» в ответ поднялась выше. Она была удивительно легкой для такого большого корабля, но Фрей привык к такому управлению. Никто не знал ее лучше него.
Харкинс и Пинн занялись «Свордвингами», преследуя их в небе, и пытаясь очистить путь. Фрей наклонился вперед в своем кресле, решительно хмурясь в сторону цели. Джез и Крейк стояли за ним, как можно крепче держась, потому что «Кетти Джей» тряслась и качалась.
Грузовоз плыл выше, сопла толкали его так сильно, как только могли, но он был нагружен и не мог набрать достаточный угол, чтобы не развалиться на части от собственного веса. У Фрея был только один шанс, но этот шанс все, что ему было нужно. Аэриумные баки такого самолета как этот, были очень большой целью. Хотя внешне ничего не указывало на их расположение, Фрей знал такой тип самолета. И ему было бы трудно промазать.
— Просто задень баки выстрелом, — напомнил он себе. Дырявые баки выпустят газ, и потеря устойчивости вынудит пилота или посадить самолет или вынырнуть из облаков. Посадка была бы немного неправильной, на такой местности, но Фрея не особо заботило, насколько будет поврежден корабль. Протановые баки — опасная часть корабля — были хорошо бронированы и похоронены в глубине корабля. Только очень жесткая посадка могла взорвать их.
«Туз черепов» приблизился, увеличиваясь в размерах, и стал лучше виден. При попытке сбежать, он подставил свое брюхо. Фрей отметил точку под его обрубленными, похожими на плавник крыльями.
Ближе. Ближе.
Он надавил на гашетку своего штурвала. Носовые орудия «Кетти Джей» застучали, пробивая дыры в боку грузовоза.
И тут «Туз Черепов» взорвался.
Ветровое стекло рубки залило огнем, несколько секунд освещая изумленное лицо Фрея. А потом их сбил удар.
Детонация была оглушительной. Взрывная волна залила «Кетти Джей», коротко развернув ее, Джез и Крейк ударились о навигационную панель. Фрей боролся с управлением, дергая штурвал одной рукой, и переключая рычаги другой. Двигатели стонали и работали с перебоями, но Фрей летал на этом борту более десятилетия и он знал его вдоль и поперек. Скрипя зубами, он провел ее сквозь хаос, и через секунду они снова выровнялись.
Фрей выглянул из рубки. Он чувствовал себя разбитым и слабым. Маслянистое облако дыма вилось в воздухе, пузырясь красным и белым пламенем. «Туз черепов», неестественно наклонившись, лежал мертвым грузом далеко внизу; его хвостовое оперение разбилось об гору и рассыпалось на куски. Облако более мелких обломков лениво крутилось в стороне, отброшенное колоссальной силой взрыва.
И среди этих обломков, обожженные, поврежденные предметы падали на землю. Некоторые из них были еще целыми.
Тела. Десятки тел.
Харкинс уставился на водопад обломков, которые падали с неба. Он не был уверен, осознает ли он точный смысл произошедшего, но он понял, что это плохо. Это очень, очень плохо. И не только потому, что они осмелились на еще одну попытку воздушного пиратства.
Внезапно, «Свордвинг», который он преследовал, пошел влево и нырнул. Внимание Харкинса снова переключилось на его мишень.
— Он убегает! — подумал Харкинс. Беглый взгляд показал ему, что второй «Свордвинг» делает то же самое, устремляется в облака. Пинн цепко сидел у него на хвосте, распыляя трассирующий огонь. Из одного его крыла вырывался дым.
Харкинс направил «Фаеркроу» вниз. Что бы там не произошло, Харкинс был уверен в одном. У них проблемы.
Но только, если кто-то сможет выжить и рассказать об этом.
«Свордвинг» бросился в туманный слой, который скрывал «Кетти Джей». Харкинс дал короткую очередь из своих орудий, но он был еще слишком далеко. Он открыл дроссель «Фаеркроу» и закричал, когда «Свордвинг» скрыл туман.
— Нет, — кричал он себе. — Я не хочу идти туда, я, правда, не хочу.
Но было поздно размышлять. Туман схлопнулся позади него, раскрашивая обозрение в серый оттенок. «Свордвинг» казался темным пятном впереди. Он переходил на горизонтальный полёт, скользя сквозь верхние слои тумана, где видимость была самоубийственной. Харкинс попытался сократить дистанцию, но они были примерно равны в скорости.
Пот начал стекать по глубоким складкам его небритых щек. Они двигались слишком быстро, слишком быстро. Этот пилот маньяк! Он хочет убить себя?
Харкинс выстрелил из орудий, надеясь на счастливый случай попасть. Трассирующие огни прорезали тьму.
Гора появилась из тумана по правому борту, слабо виднелся бесконечный скат снежного утеса. «Свордвинг» безрассудно направился ближе к нему, придерживаясь стороны горы. Волна от его пролета выдувала облака снега, подгоняя их на встречу Харкинсу. Пилот пытался ослепить его. Но эта тактика оказалась неэффективной: рассыпчатый снег слишком быстро рассыпался, и не мог замедлить Харкинса. Он приблизился к цели и приготовился к перехвату.
Гора кончилась без предупреждения, и «Свордвинг» сделал опасно резкий поворот, почти зацепив угол. Харкинс рефлекторно последовал за ним. Единственное безопасное место в этом мраке было там, где уже побывала цель.
Выпуклый черный камень появился перед ним, словно удар кулака.
Его реакция оказалась быстрее мысли. Он толкнул гашетку вперед и «Фаеркроу» нырнул под выступающий камень, чуть не задев его, едва ли не в футе от него. Камень прогремел над ним в течение ужасающего мгновения и исчез.
Харкинс отвернул прочь от горы, бормоча.
— Это было близко, очень близко, слишком близко!
Его ноги начали дрожать. Это безумство! Безумство! Кого этот пилот из себя воображает? Почему он так мучает Харкинса?
Вот он: «Свордвинг», все еще видимый сквозь округлое ветровое стекло на морде «Фаеркроу». Он направлялся вниз, еще дальше в темноту, призрачное пятно.
Харкинс последовал за ним. Боясь идти за ним, но также боясь последствий того, что случится, если он сдастся. Он не мог представить ярости Фрея, если он не догонит «Свордвинг». Смерть в рубке это одно, а конфронтация — совсем другое. Конфронтация — особый сорт ада для Харкинса, и он сделает все что угодно, чтобы избежать этого.
Плотная, угрожающая тень появилась в поле его зрения с другой стороны — горы давили все ближе. Харкинс закусил губу, чтобы прекратить стук зубов. Звук двигателей «Фаеркроу» тепло ласкали его слух, но он четко осознавал, как хрупка, может быть эта железная оболочка, если удариться во что-то на скорости в сотню узлов. Он видел «Фаеркроу» разбитых словно яйцо, в некоторых из них были его друзья.
Это не случится со мной! — говорил он себе, укрепляя свою веру, и он сильнее надавил на дроссель.
Горы подступали ближе и с каждой стороны, сходясь вместе, и ему показалось, что они направляются в теснину. Внезапно «Свордвинг» замедлил ход. Харкинс устремился к нему. Пятно приобрело размер и форму, вырастая перед ним. Он надавил на гашетку, но как раз в этот момент «Свордвинг» начал резкий подъем, и его трассирующие пули исчезли в тумане.
В это мгновение, Харкинс представил, что его противник делает. Паника захлестнула его. Он снова дернул за штурвал, отпуская дроссель и нажимая педаль, которая открывала закрылки экстренного тормоза. Тупой нос «Фаеркроу» поднялся, корабль протестующее завизжал. Харкинс почувствовал вес гигантской руки, толкающей его в сидение.
Стена зловещих камней заполнила его поле зрения. Массивные, неподвижные, мчавшиеся к нему. Конец теснины. Он закричал, когда «Фаеркроу» цепляясь за воздух, пытался забраться повыше. Кровь пульсировала у него в ногах и бедрах. Зрение слабело, суживалось в газах начало темнеть.
— Ты не должен терять сознание … Не должен …
Все изменилось, вертикальное стало горизонтальным, стена, которая была перед ним, устремилась вниз под его крыльями. Он отпустил штурвал, кровь прилила обратно к голове, и «Фаеркроу» вылетел из теснины наверх. Несколько секунд все было серо, а потом он вырвался из тумана на ясный воздух.
Тишина.
Словно в трансе, он отпустил дроссель и мягко вывел «Фаеркроу» в парение, отпустив его висеть в воздухе, оставаясь на поверхности благодаря аэриумным бакам. В десяти километрах от него, между вершинами виднелась «Кетти Джей» вяло болталась, ожидая его возвращения. Он посмотрел вниз в море тумана, но его добыча ушла далеко.
Его руки дрожали, не поддаваясь контролю. Он поднял одну из них перед собой и смотрел, как она дрожит.
Семь
Восточный край Хукхоллоу имел много скрытых мест. Секретные долины, скрытые уступы. Складки ландшафта были достаточно большими, чтобы укрыть небольшой флот самолетов. Флибустьеры высоко ценили эти закрытые места, когда они находили еще одно хорошее укрытие, они ревниво охраняли его местоположение.
Ночь застала «Кетти Джей» и ее спутников в одном из любимых мест Фрея, длинной пещере похожей на туннель, которую он обычно занимал, убегая от кого-нибудь размером больше, чем он. В ширину пещера была больше, чем высоту, щель в стене плато уходила глубоко в гору. Она с трудом вмещала корабль размером с «Кетти Джей», но Фрей провел судно без единой царапины. Сейчас «Кетти Джей» сгорбилась в темноте, тусклые огни под брюхом отражались небольшим ручьем, который бежал по дну пещеры. Не было ни звука, кроме ритмичного капанья и неустанной радости воды.
Внутри «Кетти Джей», было не так спокойно.
— Во что, именем сморщенных яиц всех духов, ты целился, дерьмовые мозги? — спросил Пинн у капитана, который в ответ ударил его.
Слэг, бортовой кот «Кетти Джей», наблюдал за последовавшей дракой с кошачьим безразличием со своего места, имевшим преимущество, на самом верху шкафа. Вся команда собралась в столовой, столпившись в одной маленькой комнате. Они пытались разнять Пинна и Фрея, комически толкаясь и ударяясь о разные предметы и переворачивая кресла. Столовая была мрачным местом, в ней помещался закрепленный центральный стол, набор металлических шкафчиков для посуды и компактная кухонная плита, где Слэг грелся, когда Сило выгонял его из машинного отделения.
Слэг был древним воином, серый комок мускулов, соединяющий в себе сеть шрамов и враждебный характер. Фрей принес его на борт котенком, на следующий день, после того, как стал хозяином «Кетти Джей», четырнадцать лет назад. Слэг никогда не знал, что находится за пределами «Кетти Джей», и никогда не пытался это узнать. Цель его жизни была здесь, он был возмездием для чудовищных крыс, которые размножались в воздуховодах и трубопроводах. Битва длилась более десятилетия, поколения острозубых грызунов против их несокрушимого соперника. Он выпроваживал лучших из них — генералов, лидеров — и охотился на матерей, пока они не становились полудохлыми. Но они всегда возвращались, и Слэг всегда их ждал.
— Вы двое, перестаньте вести себя как пара идиотов, — кричала Джез, в то время как Малвери и Сило оттаскивали Пинна от капитана. Пинн, с красным лицом от злобы, заверил Малвери, что он спокоен и доктор может его отпустить, а потом, конечно же, снова прыгнул на Фрея. Малвери был готов к этому, и сильно ударил его в живот, выбив из него воздух.
— Для чего ты это сделал? — слабо прохрипел Пинн, глаза его расширились из-за несправедливости происходящего.
— Просто повеселиться, — ответил Малвери, широко улыбаясь. — Остынь, пока я не снес тебе башку, и никто тебе уже не сможет помочь.
Фрей, злобно глядя, стряхнул Сило и выругался.
— Хорошо, — сказал он. — Сейчас, когда мы не мешаем друг другу, могу я сказать, медленно и ясно, чтобы до каждого дошло. ЭТО — НЕ — МОЯ — ВИНА.
— Ты взорвал грузовоз, — указал ему Крейк.
— Если вы хоть как-нибудь разбираетесь в самолетах, вы должны знать, что протановые баки помещают так глубоко, как только возможно, и очень хорошо бронируют. Иначе люди типа нас могли бы подстрелить их и взорвать весь самолет к чертям собачьим.
— Что ты и сделал, — настаивал Крейк, злобно. Он не забыл поведение Фрея, когда Лоусен Макард подставил пушку к его голове.
— Но я не делал этого, — кричал Фрей. — Пулеметы не могут проникнуть на глубину достаточную, чтобы достать до протановых баков. Сило, скажи им.
Мартианин сложил свои руки.
— Возможно, капитан. Один шанс из миллиона есть.
— Видишь, возможно! — радостно заорал Крейк, восстановив дыхание.
— Один шанс из миллиона! — сказал Фрей сквозь стиснутые зубы. — Такой же шанс, что ты заткнешься на пять минут, чтобы я мог подумать.
Слэг на верху шкафа развернулся и со стуком прыгнул вниз на стойку. Он немного подумал о других существах, с которыми он делил корабль, и почувствовал странную обиду, что никто не обращает на него внимания, посреди этой непонятной ярости. Харкинс, все равно наклонил голову, но когда увидел взгляд кота, сразу поглядел за угол. Слэг посмотрел на него с полным отвращением, затем прыгнул к столу, который он мог достать среди прочих вещей.
— Вопрос не в том, чья вина, — начала Джез.
— Не моя, это точно! — вставил Фрей.
Джез посмотрела на него и продолжила.
— Дело не в том, чья вина. Вопрос в том, обвинят ли нас.
— Что же, благодаря тому, что Харкинс огромный трус, возможно, обвинят, — сказал Пинн угрюмо.
— Этот парень отличный пилот! — запротестовал Харкинс.
— Он … он фантастический пилот! Ну, фантастический или он просто хотел умереть. Какой идиот будет лететь на полной скорости сквозь горное ущелье в тумане? Он сумасшедший, или что-то вроде того! Я хороший пилот, но я не сумасшедший идиот! Ты сказал минимум сопровождения, кто-то сказал минимум сопровождения! Никто не говорил о … о четырех «Свордвингах» и в одном из них пилот такого класса. Что такой пилот делал в эскорте этого гнилого грузовоза?
— Я бы поймал его, — сказал Пинн. — Я поймал того, кого преследовал.
— Твой, наверное, был дерьмовым, — пробормотал Харкинс.
Джез ходила по столовой, озабоченно наклонив голову, пока пилоты спорили. Когда она приблизилась к Слэгу, он изогнулся и зашипел на нее. Что-то типа, как ему надоели люди. Он не понимал почему, только он чувствовал угрозу, когда она была рядом, и это злило его. Он ненавидел Харкинса за его слабость, но Джез он боялся.
— Что на него нашло? — гадал Крейк.
— Уродливый кусок дерьма, — смеялся Пинн. — Он окончательно лишился своего, слабенького умишки.
— Эй, — вступился за него Фрей. — Не наговаривайте на кота, — он протянул руку, чтобы погладить Слэга, и быстро отдернул ее, когда Слэг ударил ее лапой.
— А почему нет? Он подходит только для того, чтобы его использовали как щетку для пыли. Свернуть ему шею, прилепить ручку и…
— Не трогай кота! — сказала Джез, чем очень их удивила и они затихли. Для такого маленького существа она вела себя необычайно напористо, и она внушала уважение гораздо большее, чем ее физические размеры.
— Нам нужно заняться более важными вещами.
Она медленно сделала круг по столовой и встала между спорщиками.
— Мы захватили их врасплох. Даже если этот «Свордвинг» улетел — он мог разбиться в тумане — к тому же у него практически не было времени, чтобы разобраться, что к чему до того, как он сбежал. Харкинс повис у него на хвосте практически сразу. Он был занят другими мыслями.
— Ты думаешь, он не сможет нас опознать? — спросил Фрей.
— Я в этом сомневаюсь, — ответила Джез.
— На нашем корабле не было никаких знаков, чтобы идентифицировать нас как «Кетти Джей», и мы не так уж знамениты, так? Что у них есть? Может он смотрел на Викфильдского «Айронклада» в сопровождении «Фаеркроу» и «Скайланса». Нужно быть знатоком в достаточной степени, чтобы выследить нас исходя из этого.
— Квайл, не хочешь чего-нибудь сказать? — спросил Фрей.
— Разве не осталось еще много портов, в которые мы можем отправиться? — проворчал Малвери.
— Ну что ж, теперь двумя меньше, — он оглядел комнату.
— Все в порядке? Хорошо. Давайте заляжем на дно, забудем, что это когда-либо было, и это дело просто обычное, — он почти ушел, но его остановил мягкий голос.
— Я единственный, кто помнит, что на грузовозе были люди? — спросил Крейк.
Фрей обернулся, чтобы через плечо посмотреть на демониста.
— Эта штука перевозила пассажиров, — сказал Крейк, — а не грузы.
Взгляд Фрея остался холодным.
— Это не моя вина, — сказал он и вскарабкался по трапу к выходному люку.
После этого остальные члены команды разошлись, некоторые еще спорили между собой. Слэг остался стоять посреди стола в пустой столовой, чувствуя себя брошенным. После быстрого и возмущенного вылизывания себя языком, он решил заползти на ночь в каюту к Харкинсу и собирался поспать на его лице.
Фрей зашел в свою каюту и задвинул за собой тяжелую железную дверь, которая отрезала от него голоса его команды. Вздохнув, он сел на твердую постель и закрыл лицо руками, он надавил на лицо так сильно, словно хотел размазать его. Некоторое время он сидел, ни о чем не думая, погрузившись в мрачную депрессию.
— Каждый раз, — подумал он горько. — Каждый проклятый раз.
Внезапно, он вскочил на ноги и хотел ударить рукой об стену, но в последний момент сам себя остановил. Вместо этого он с ненавистью уперся в нее лбом и кулаком, глубоко дыша. Ненависть без цели, не на что не направленная, слепое разочарование человека злящегося на судьбу.
Что он сделал, чтобы заслужить это? Где написано, что все его усилия должны пойти прахом, что случай должен заигрывать с ним и в конце концов одурачить его, что деньги должны рассыпаться в пыль у него в руках. Как он закончит свои дни, живя в окружении глупцов, отчаяния, пьяниц, воров и негодяев? Разве он не заслуживает лучшего?
Ублюдок Квайл! Он сделал это. Он каким-то образом ответственен за это. Фрей подозревал, что эта работа слишком хороша, чтобы быть правдой. Люди, которые заработали пятьдесят тысяч дукатов за сделку — это те, кто уже имел в десятки раз больше этого. Это просто еще один способ для их мирка — сговориться богатеям держаться вместе, а остальных спихивать вниз.
«Туз Черепов» никогда бы не взорвался. Это было невозможно. Что случилось с теми людьми … Фрей никогда не задумывался над этим. Это несчастный случай. Его нельзя винить в этом. Он просто хотел попасть в аэриумные баки. Он попал в аэриумные баки. Это как извержение вулкана, или когда самолет попадает во внезапный ураган. Воля Всевышнего, если конечно верить в болтовню Бодрствующих.
Фрей угрюмо размышлял, что это может быть что-то во власти всеконтролирующего бытия. Кто-то кого определенно не достать, полный решимости перечить каждому его намерению. Если это Всевышний, то ясно, что он очень не любит Фрея.
Он побрел к стальной раковине и плеснул воды на лицо и рассмотрел себя в зеркале с мыльными разводами. Он сделал попытку улыбнуться. Линии в уголках глаз, казалось стали глубже с тех пор, когда он смотрел на себя в последний раз. Фрей заметил их год назад, и был в шоке от первых признаков старости. Он неосознанно предполагал, что всегда останется молодым.
Хотя он никогда не говорил этого вслух, он был симпатичным. В его лице определенно было что-то, что притягивало к нему женщин: тонкий намек озорства, обещание опасности, мрачная улыбка — неважно, что. Он сам не был уверен что. И эта самоуверенность в том, что он все еще привлекает женщин, давала ему уверенность в его юности.
— Если бы я еще был немного удачлив, — думал он, с этого момента у него было раздражительное настроение.
Зависть к успеху среди противоположного пола, может вывести любого мужчину обратно на орбиту. У Фрея никогда не было проблем с тем, чтобы завести друзей. Шарм, который обнаруживался у него, был искусством притворяться, что ты говоришь, то что имеешь ввиду. Был ли то комплимент мужчине или красивая ложь женщине, Фрей всегда казался искренним. Но обычно он забывал их, сразу же, когда они исчезали у него из виду.
Сейчас ему было тридцать, и у него были морщины вокруг глаз, когда он улыбался. Он не мог торговать своей внешность вечно, и когда она уйдет, что останется? Что он будет делать, когда его тело перестанет принимать ром и его перестанут хотеть женщины?
Он оттолкнулся от раковины, фыркнув от разочарования.
Жалеть себя не подходит тебе, Фрей. Никто не любит нытиков.
Он должен согласиться, последнее десятилетие было довольно плохим, и в свои тридцать он имел не многообещающий старт. Ожидание удачи сменилось тем, что его терпение истощилось, а попытки самостоятельно изменить судьбу неизменно заканчивались крахом.
Поглядев на светлую сторону, он подумал. — По крайней мере, ты свободен.
Да, он был свободен. Нет начальника, на которого нужно пахать, нет Коалиционного Флота, который дышит ему в спину. Нет женщины, к которой он привязан. Ну, по крайней мере, в метафорическом смысле. Некоторые из покоренных им женщин были более сексуально предприимчивы, чем другие.
Но, черт побери, сейчас … он действительно думал, что это шанс. Абсолютное разочарование тяжело потрясло его.
Хотя могло быть по-другому. Если бы десять лет назад ты выбрал другой путь. Может ты был бы счастлив. Определенно ты был бы богат.
Нет. Никаких сожалений. Он не будит тратить свою жизнь на сожаления.
Капитанский кубрик был тесным, несмотря на то, что он был самый большой в самолете. Он не держал его в абсолютной чистоте. Металлические стены имели легкие пятна грязи, а на полу были грязные следы. Койка занимала большую часть пространства, под большой натяжной полкой для багажа, которая угрожала сломаться и похоронить его ночью. Стол, комод и шкафы были закреплены на противоположной стене, комод и дверцы имели задвижки, чтобы они не открывались при полете. В углу висело зеркало и раковина. Иногда ночью он использовал ее в качестве туалета. Это было предпочтительнее, чем карабкаться двумя уровнями ниже и использовать сортир. Быть мужчиной в данном случае — преимущество.
Он встал и открыл комод. Внутри, наверху кучи бумаг и записных книжек, стояла бутылка прозрачной жидкости. Он взял ее, и вернулся в кровать.
— Почему бы и нет, — подумал он печально.
Он открутил пробку, которая также выполняла функцию дозатора. Сдавив сосуд, он налил немного жидкости, откинул голову назад и отправил по капле в каждый глаз. Моргая, он лежал на кровати.
Навевающее сон облегчение заполнило его ощущения. Боль в суставах утихла, сменившись теплом, туманное ощущение стерло его заботы, морщины на лбу разгладились. Его глаза захлопнулись, и он погрузился в сон задолго до того как вошел в экстаз.
Этой ночью ему снилась молодая девушка, с длинными светлыми волосами и такой прекрасной улыбкой, которая заставила его сердце пылать, словно горящие угли. Но когда он проснулся следующим утром, он ничего из этого не помнил.
Восемь
Таверна «Старый Одноглаз» изнемогала от жары и дыма, которые были приправлены потом, запахом мяса и пива. Газовые лампочки заглушались задымлением, висящим в воздухе. Печи зажженные, чтобы прогнать прочь холодящий сумрак, делали комнату еще душнее. Шум разговоров был таким, что людям приходилось кричать, чтобы быть услышанными, что в свою очередь делало шум еще больше. Официантки проходили между грубо отесанными деревянными столами, и со знанием дела старались избежать внимания мужчин с неприятными глазами и готовыми схватить руками.
Затерявшись среди стоявшей толпы, Фрей освободил пространство на столике, заваленном оловянными графинами. Он только что закончил рассказывать историю о днях своей юности, когда он работал на Дракен Индастриз перевозчиком грузов. История имела отношение к старой матери нанимателя, которая как-то получила доступ к управлению трактором, который оставили без присмотра. Она въехала на нем в стопку куриных клеток. Кульминация рассказа была достаточно смешной, и у Пинна из носа потекло пиво, над чем, в свою очередь, долго хохотал Малвери. Крейк смотрел на происходящее с вежливой улыбкой. Харкинс нервно поглядывал на людей, которые стояли неподалеку, и очевидно желал быть где-нибудь подальше отсюда. Долговязого пилота заманил в этот поход Малвери, который думал, что для них будет хорошо находиться посреди множества людей. Харкинсу не нравилась эта идея, но он все равно согласился, чтобы не обидеть никого своим отказом.
Отсутствовали Джез и Сило. Джез не пила алкоголь, и была предоставлена сама себе. Сило редко покидал корабль.
Крейк отхлебнул пива, пока Пинн и Малвери приходили в себя. Его компаньоны все были счастливо пьяны, за исключением Харкинса, который излучал дискомфорт, несмотря на то, что уже выпил три бутылки. Крейк все еще допивал первую. Они уже оставили попытки задирать его и оставили в покое, когда он убедил их, что его решение непоколебимо. У него сегодня вечером было дело, и в его планы не входило наклюкаться дешевым алкоголем.
Как легко они забыли, подумал он. Будто Макард, приставивший пушку к его голове, был пустячком, о котором и говорить не стоило. Будто массовое убийство десятка невиновных людей — что-то, что можно вычеркнуть несколькими ночами бурной пьянки.
Не в этом ли их секрет? Так они живут в этом мире? Словно животные, думающие только о том, что перед ними. Они живут только мгновением, без мыслей о прошлом или о будущем?
Определенно в отношении Пинна это было правдой. Он был слишком глуп, чтобы постичь непостижимое типа прошлого или будущего. Всякий раз, когда он упоминал их, огромных усилий стоило заставить его понять, что Крейк должен идти.
Пинн бесконечно бормотал о Лисинде, девушке из его деревни, любимая, которая ждала его возвращения домой. Его преданность и верность к ней была низменной. Она была богиней, непорочным идолом, женщиной на которой он был женат. После короткого романа — в течение которого, как гордо говорил Пинн, у них никогда не было секса, благодаря его отличному самообладанию — она сказала ему, что любит. Не задолго после этого, он оставил ей записку и отправился по миру искать удачи. Это было четыре года назад, и с тех пор он ее не видел и не имел с ней связи. Он должен вернуться богатым и успешным человеком, или не вернуться совсем.
Пинн возомнил себя её рыцарем в сверкающих доспехах, который однажды вернется и даст ей замечательные вещи, которые, как он чувствовал, она заслужила. Простая правда — которая, по мнению Крейка, была очевидной для кого-то хотя бы с половинкой от мозгов — была в том, что такой день никогда не настанет. Те крохи, которые Пинн зарабатывал, он быстро тратил на удовольствия для своей плоти. Он играл в азартные игры, пил и распутствовал, будто это был последний день его жизни, в таком направлении он и двигался. Если бы он даже как-то ухитрился прожить достаточно долго, чтобы поймать удачу за хвост, Крейк не сомневался, что тяжеловесная, выглядящая глуповатой девушка — чью фотографию Пинн с энтузиазмом показывал направо и налево, уже давно перестала ждать его и уехала куда-нибудь.
По мнению Крейка, у Пинна не было чести. Он спал со шлюхами, а потом оплакивал свою мужскую слабость и клялся в верности Лисинде. Следующей ночью он напивался и делал это снова. Как он сам мог с одной стороны верить в любовь и предавать ее с другой. Крейк считал его принадлежащим к жизненной форме где-то ниже садового крота и чуть повыше моллюска.
Об остальных он не мог так легко закрыть вопрос. Харкинс был простым человеком, по крайней мере, он так считал. Он не страдал таким расшатанным самосознанием, как Пинн. Малвери имел мозги, когда решал ими воспользоваться, и он был добросердечным в придачу. Джез, едва ли не блестяще образованная, быстрая и знающая свое дело лучше, чем кто-либо на борту, возможно, исключая их мистического друга инженера-мартианца. Даже Фрей был умным, хотя очевидно страдал недостатком образования.
Как эти люди могли жить день за днем? Как они могли с такой завидной легкостью отбросить прошлое и игнорировать будущее.
Или прошлое просто было слишком болезненным, а будущее таким унылым, чтобы в него заглядывать.
Он закончил пить и встал на ноги. Он мог обдумать всё это в другое время.
— Простите меня, джентльмены, — сказал он. — Я должен кое-кого навестить.
Его объявление за столом было встречено возбужденным "Ва-Хей!"
— Девчонка, друг, а? — спросил Малвери с непристойным подталкиванием, которое ему практически вывело его из равновесия.
— Я знал, что ты сломаешься! За три месяца, что я его знаю, он только смотрел на женщин! — Крейк постарался сдержать улыбку. — Ты должен признать, черты леди, которой меня демонстрировали, не особенно вдохновляющие.
— Слышишь? — съязвил Пинн. — Он считает, что слишком хорош для нашего сорта! Или эти девушки были не в его вкусе, — он закончил ухмылкой.
Крейк не опустился до такой низости.
— Я вернусь позже, — сказал он твердо, и пошел.
— Мы будем здесь! — крикнул Фрей ему вслед.
— Ты великий сутенер! — добавил Пинн, под хриплые завывания смеха своих компаньонов.
Крейк протиснулся к выходу из таверны, с горящими щеками. Холодный, чистый воздух с моря ударил его. Он постоял снаружи «Старого Одноглаза», собираясь с мыслями. Даже после нескольких месяцев на борту «Кетти Джей», он не привык к таким грубым насмешкам. Прошло некоторое время, пока он успокоился достаточно, чтобы простить команду. Но, не Пинна. Против него было еще одно очко. Сутенер. Этот идиот не знал, что такое любовь к женщине.
Он застегнул свою шинель, натянул пару перчаток и пошел.
Бухта Тарлока в сумраке была, пожалуй, живописнее, подумал он. В любом случае, фракция более цивилизованная, чем богачи, к которым он привык. С возвышавшемся шпилем гор Хукхоллоу позади города и диким Полевардским озером перед ним, под любым углом просматривался эффектный вид. Город был построен на стороне горы и разбросан вокруг окружающих рукавов залива, соединялся крутыми ступенями и извилистыми гравийными тропами. Дома были узкими, деревянными и, в основном, хорошо ухоженными, располагались сразу, как только отходишь от любого из двух доков. Эти порты были построены для обоих видов судов воздушных и морских. Бухта Тарлока была возведена на средства от рыбной ловли. Корабли колесили по мелководью и продавали свой улов командам самолетов для дальнейшего распространения.
На самом деле, была причина, почему они сюда приехали. Обжегшись на последнем деле, Фрей решил играть безопасно, заняться легальной работой, которая не приведет к их смерти. Он опустошил сундуки «Кетти Джей», чтобы купить копченой рыбы, которую он намеревался продать внутри страны с выгодой. Вероятно, это была "легкая работа" и "ничто не могло пойти наперекосяк", обе эти фразы Крейк выучил в последнее время, не веря ничему.
Он направился вверх по лестнице с перилами и вдоль по изогнутым тропинкам. Дома располагались близко к барьерной стене, которая отделяла пешеходов от крутого обрыва на другой стороне. Вдоль булыжной мостовой ходили фонарщики, оставляя за собой прерывистую линию мутно светящихся фонарных столбов. Бухта Тарлок готовилась к заходу солнца.
Крейк взбирался выше, он уже мог видеть маяк в устье залива, и с удовольствием заметил, что он зажегся и начал вращаться. Такие вещи, знаки благополучия и организованности мира, иногда доставляли ему огромное удовлетворение.
Порядок был одной из причин, почему он полюбил Бухту Тарлока, когда посетил её в первый раз. За городом следила семья, в честь которой его и назвали, и Тарлоки ручались, что их маленький городок не обратится в прах. Дома были хорошо покрашены, улицы чисто выметены, и Ополчение Герцога следило, чтобы торговцы-оборванцы, которые шныряли туда-сюда не беспокоили приличный народ, живущий выше по горному склону.
Главенствующей, самой высокой точкой города являлся дом пастора Тарлока. Он был скромен в своем величии, широкое, крепкое здание со множеством окон, великодушно возвышающийся над заливом. Классический сдержанный дизайн.
— Картина аристократической скромности, — подумал Крейк. Он был у Тарлоков всего раз, и встретил здесь восхитительную компанию.
Но не Тарлоков намеревался он посетить сегодня. Вместо этого он пошел вниз по изогнутой, освещенной лампами тропинке и постучался в дверь узкого, трехэтажного дома, зажатого между другими домами с похожим дизайном.
Дверь открыл тучный мужчина шестидесяти лет в пенсне. Его макушка была лысой, но длинные седые волосы спадали ему на шею и на воротник его коричнево-золотого пиджака.
Он взглянул на посетителя, и краска сползла с его лица.
— Добрый вечер, Плом, — сказал Крейк.
— Добрый? — пошипел Плом. Он поглядел по обе стороны улицы, схватил Крейка за руку и перетащил его через порог.
— Уходи с улицы, дурак! — он закрыл дверь, сразу же, как Крейк оказался внутри.
В этот час прихожая была темной: лампы еще не были зажжены. Портреты в золотых рамах и зеркало от потолка до пола висели на стенах обшитых темным деревом. Пока Крейк расстегивал шинель, он через дверь заглянул в гостиную. Чай и пирожные на двоих лежали на лакированной поверхности стола рядом с парой кресел.
— Ты ждал меня? — спросил Крейк, ошеломленно.
— Я ждал кого-то совершенно другого! Судью, если хочешь знать! Что ты здесь делаешь? — но, не дав Крейку ответить, он подтолкнул его локтем и поторопил его дальше по коридору.
В конце коридора была лестница. Плом направил Крейка за угол в маленькую, незаметную дверь. Это был чулан под лестницей, во всех своих проявлениях, но Крейк по своим ощущениям знал, что внешность обманчива. Плом вытащил из своего пиджака камертон и резко ударил его о раму двери. Камертон пропел на высокой, чистой ноте, и Плом открыл дверь.
Внутри была полка с фонарями, и деревянные ступени ведущие вниз. Плом держал камертон высоко, камертон все еще звенел, и сопровождал Крейка. Крейк почувствовал, как его коснулся демон, который был рабом двери. Небольшие чары. Каждый, кто открывал дверь, не покорив демона правильной частотой камертона, не увидел бы ничего кроме загроможденного чулана, и возможно еще подвергся бы ментальному воздействию, что здесь внутри нет ничего интересного.
— Осторожно, — сказал Плом. — Я пойду вперед. Третья ступень снизу парализует тебя примерно на час.
Крейк остановился и подождал Плома закрывшего дверь, он зажег спичку и коснулся фонаря. Плом пошел вниз по лестнице, Крейк за ним. Внизу Плом зажег еще одну спичку и поднес ее к первой из нескольких газовых ламп закрепленных в стене. Мягкое свечение начало заполнять комнату.
— Я боюсь, электричество до сюда еще не дошло, — сказал он извиняющимся тоном, двигаясь от лампы к лампе со спичкой.
— Тарлоки запретили малые генераторы. Они слишком шумные и вонючие — такова официальна позиция. Но в действительности они хотят построить свой собственный большой генератор, чтобы мы платили за обеспечение светом.
Кабинет под домом почти не изменился с тех пор, как Крейк был здесь в последний раз. Плом, как и Крейк всегда был более склонен к науке, чем к суевериям при освоении демонизма, его кабинет был похож не лабораторию. Доска для писания мелом, была покрыта формулами частотной модуляции, рядом сложный перегонный куб, книги о природе плазмы и светоносном эфире. Сферическая медная клетка занимала основное пространство, окруженная различными резонансными устройствами. Здесь были тонкие металлические полоски различной длины, колокола всех сортов и пустотелые деревянные трубки. Этими устройствами можно было укрощать демона.
Крейка взял озноб, когда он увидел в одном из углов эхо-камеру. Это был заклепанный металлический шар, похожий на батисферу с маленькими круглыми иллюминаторами. Он ощутил, как его конечности стали слабыми. К горлу подступила тошнота.
Плом посмотрел, куда он глядит.
— А, да, это. Импульсивное приобретение. Я ее еще не использовал. Придется подождать, пока здесь появится электричество. Видишь ли, нужно добиться постоянной вибрации, чтобы произвести эхо.
— Я знаю, как это работает, — заверил его Крейк, его голос ослаб. Он внезапно почувствовал, что задыхается.
— Конечно, ты знаешь. И я думаю, ты также знаешь, как опасна и непредсказуема эхо техника. Я не могу рисковать, чтобы батарея сдохла, в то время как у меня тут сидит какой-нибудь ужас! — он нервно засмеялся, пока не увидел, что лицо Крейка побледнело.
— Ты точно в порядке?
Крейк оторвал взгляд от эхо-камеры.
— Я в норме.