Однажды в замке Джеймс Элоиза
Эди покачала головой.
– Нет, с тех пор, как десять дней назад начались регулы.
– И что? О нет, не отвечай! Ты выглядишь такой же перепуганной, как в детстве, когда я рассказала тебе, откуда берутся малыши.
– Ты сказала, что они бывают, если есть сальный пудинг с патокой.
– Ну не могла же я сказать правду, верно? С первых дней супружеской жизни я поняла, что твой отец – человек серьезный. Ты хотела знать, и мне пришлось сказать тебе то, против чего он не возражал бы. От сального пудинга толстеют. Я подсказала тебе полезный совет из взрослой жизни.
– Не важно, – пробурчала Эди, разглядывая носки туфель. – Я окончательно испортила наш брак. Не хочу проводить остаток жизни, притворяясь и издавая притворные стоны наслаждения. Я даже не слишком в этом хороша. И не верю себе.
– Вернемся к тому, что ты сказала мне в начале.
Лила выкинула сигару в окно.
– Лила! Что, если ты устроишь пожар?
– Я ее потушила.
Мачеха показала на темное пятно на полу и, присмотревшись, ахнула.
– Только не говори, что его всемогущая светлость постелил сюда ковры.
– Так и есть.
Лила картинно растянулась на сиденье.
– Итак, герцог делает это, а ты морщишься.
– Он просто слишком велик.
Последовало короткое молчание.
– Я могла бы сказать кое-что, но не стану, – вздохнула Лила. – Это будет неделикатно.
– Почему?
– Я просто старею. Послушай, дорогая. Важнее всего то, что с каждым разом боли все меньше.
– Но болит не переставая, пока он двигается. И это не единственная проблема, Лила.
Эди заставила себя сказать это:
– Petit mort. Очевидно, со мной этого не происходит. И не думаю, что произойдет.
– Тебе хорошо… там?
– Иногда. Но тут же улетучивается, когда я думаю об этом.
– Поверь, я знаю, что ты имеешь в виду, – снова вздохнула Лила. – Помню бездумные дни, вернее сказать, ночи, прежде чем я начала слишком много думать о детях. Твои мозги – враг счастливых часов в спальне.
– Что мне делать? Не могу я сказать Гауэйну. Просто не могу!
– Но почему?
– Он никогда ни в чем не терпит неудач. Я должна сама решить эту проблему, потому что сама виновата во всем.
– Ничьей вины тут нет, – решительно отрезала Лила. – Не смей проклинать себя. Это плохой прецедент для брака. Вам не хватает романтики. Атмосферы будуара. Бутылки шампанского.
– Он пробовал это, – со слезами возразила Эди. – Заказал ужин в спальне. С шампанским. Но ужин принес лакей. И, когда я начала расслабляться, он снова позвал лакея, вернее, двух, убрать посуду. Мне кажется, Бардолф все время торчит в коридоре. А потом Гауэйн провел ночь в моей спальне, и утром его камердинер заявился в комнату! Ненавижу все это!
– В твоих устах это звучит так, словно ты пытаешься заняться любовью посреди Гайд-парка, – покачала головой Лила. – Знаешь, дорогая, я никогда не слышала, чтобы ты говорила с такой страстью о чем-то, кроме музыки. За все те годы, что я знала тебя!
– Гауэйн никогда не остается один, – продолжала Эди. – И я тоже. Пришлось пригрозить уволить всякого, кто будет мешать мне репетировать. Они постоянно входили и выходили, пока я упражнялась. Пока я упражнялась, Лила!
– Тебе просто нужно застать мужа одного.
– Невозможно. Вчера я думала, что его жизнь напоминает мне попытку бросить хлеб в речку и наблюдать, как мальки начинают отщипывать от него. Люди постоянно вьются вокруг Гауэйна.
– Не думала, что мальки собираются в стаи, – заметила Лила.
– Не все ли равно! Ты поняла, о чем я?
– Значит, тебе нужно изменить рутину в его доме. Это не так легко, как держать лакеев подальше от спальни, но сделать можно. Тебе просто необходимо вмешаться.
– Он решает всякую возникшую проблему в тот момент, когда ему ее представят, – безутешно пояснила Эди. – Он ни в ком не нуждается. Он идеален во всех отношениях, Лила. Я могла бы возненавидеть его.
– Да вот только вместо этого его любишь, – спокойно ответила Лила. – Не возражаешь, если я закурю вторую?
– Возражаю.
Лила потянулась к сигаре.
Эди села.
– Я серьезно! Ненавижу все это. Ненавижу запах, пропитывающий мою одежду, стоит побывать в твоем обществе. Ненавижу, как ты пахнешь! Ненавижу, как пахнет у тебя изо рта!
Лила ахнула.
Эди хотела что-то сказать, сгладить резкость, но не сдавалась.
– Я не стану извиняться.
– Прекрасно, – осторожно ответила мачеха. – Ты что-то хотела мне сказать?
– Нет, – покачала головой Эди. Но тут же добавила: – Прямо сейчас мне ничего не лезет в голову.
– Пахнет? Изо рта?
Лила нахмурилась и повертела коробку с сигарами.
– Мне это не нравится.
– И не должно нравиться, – отрезала Эди.
– Верно.
Коробка полетела в окно. Они услышали слабый стук.
– Слава богу, что второй экипаж не так близко от нас. Иначе ты могла бы попасть в голову лошади, – заметила Эди.
– Если бы я захотела дать кому-то по голове, выбрала бы Бардолфа, – фыркнула Лила, снова откинувшись на спинку. – Терпеть не могу, как он смотрит на меня. Словно я нечто вроде стареющей клячи, появившейся, чтобы украсть добродетель молодого принца.
– Погоди, ты еще не поняла, что он думает обо мне. Ты действительно собираешься бросить курить? Вот так просто?
– Я начала курить назло твоему отцу. Зачем продолжать, если мы больше не живем под одной крышей? Но я не хочу говорить о своем несчастном браке. Ты должна научить мужа быть романтичным.
– Полагаю, что могу попросить его подарить мне цветы, – с сомнением заметила Эди. – Ты об этом?
– Представляю себе Его Герцогство! Стоит на одном колене, протягивая тебе букет фиалок, перевязанный лентой. Ну, как тебе?
– Не слишком. В фиалках есть что-то похоронное.
– Ты слишком разборчива, – упрекнула Лила. – Если бы твой отец протянул мне пучок маргариток, снятый хоть с гроба, я была бы на седьмом небе.
– Ты написала ему?
– Написала и сообщила, что погощу у вас. Он не ответил, что неудивительно. Потому что не ответил и на первые два письма.
Эди вздохнула.
– Итак, мы решили, что тебе пора реформировать хозяйство герцога. И научить его оберегать твое уединение. Что еще? В постели он неумеха?
Эди подумала.
– Мне так не кажется.
– Ты сказала ему, что тебе особенно нравится?
Эди покачала головой.
– Ты должна взять на себя некоторые обязанности в этом отношении, – посоветовала Лила. – Мужчина – как дорожная карта. Нет, мужчины нуждаются в дорожных картах: мать сказала это мне много лет назад и была абсолютно права.
Эди пыталась представить, как дает указания Гауэйну, когда Лила неуклюже села.
– Мы должны торчать в экипаже весь день? Мы уже просидели не менее двух часов.
Она постучала в потолок, в котором открылась щель.
– Да, ваша светлость?
– Я леди Гилкрист! – взвизгнула Лила. – Остановите экипаж! Я должна размять ноги.
– Мы очень близки к границе владений его светлости, – крикнул кучер. Лошади не замедлили шага.
– Границы владений его светлости? – повторила Лила, снова бросаясь на сиденье. – Заметила, что они ведут себя так, словно твой муж – монарх?
– Потому что для них он монарх. Они практически целуют ему ноги каждый раз, когда он выходит из комнаты.
– Не возражала бы, целуй они и мои ноги. Знаешь, следующий день-другой я могу быть очень раздражительной, – заметила Лила, барабаня пальцами по сиденью. – Курение меня успокаивало, а спокойствие для меня почти недостижимо.
– Можешь выть на луну сколько угодно, главное – бросила курить.
– Верно, – вздохнула Лила. – Итак, дорогая, как мы обставим сцену романтического блаженства? Шампанское, цветы, поэзия…
– Поэзия?
– Я сама буду наставницей твоего мужа. Знаешь, я видела все романтические пьесы, которые ставили в Вест-Энде за последние три года. Я эксперт.
– Не можешь же ты рассказать Гауэйну, что мы обсуждали! – возмутилась Эди.
– Я бы никогда этого не сделала, – заверила падчерицу Лила с оскорбленным видом. – Доверься мне. Я хитра, как лисица.
В этот момент экипаж свернул на другую дорогу. Эди выглянула в окно – и ахнула.
Ее взору открылся замок из волшебной сказки. Выстроенный из бледно-желтого камня, точно цвета октябрьского пива, с башнями, устремленными в небо, такое светлое, что походило на снятое молоко.
– Боже. Надеюсь, твой муж велел устроить ванные комнаты, – пробормотала Лила, выглядывая в окно со своей стороны. – В замках исключительно гардеробы[7], ты не знала? Полагаю, в них только дыры, через которые все выливается прямо в ров.
– Здесь нет никакого рва, – возразила Эди. – Я смотрю на флаг.
– Господи боже! – потрясенно ахнула Лила. – Только взгляни на размер драконова меча! Либо это очень хвастливый флаг, либо тебе действительно есть на что жаловаться.
Эди прищурилась на меч, который держал дракон.
– Несколько непропорционально.
– Неудивительно, что этот человек настолько властен. Каждый раз, возвращаясь домой, вероятно, забывает, что он простой смертный. Как полагаешь, когда ты выйдешь из экипажа, зазвучат трубы?
– Надеюсь, что нет.
– Именно это случается в трехпенсовых пьесах, когда принцесса выходит за свинопаса, который оказывается королем. Трубы, много труб, – живописала Лила. – Не могу дождаться, пока ты начнешь пить жемчужины, растворенные в вине, и вести себя как Клеопатра. Учитывая размеры этого замка, Гауэйн должен был бы дарить тебе бриллиант за каждый вопль боли, которую приходится выносить.
– Лила!
Глава 27
Эди вышла из экипажа, сжимая куклу, купленную для Сюзанны, и увидела Гауэйна с компанией ожидавших перед замком.
– У меня такое впечатление, будто мы путешествуем во времени и попали в средневековые владения, – заметила Лила, догнав падчерицу. – Кажется, в те дни вернувшегося герцога встречали слуги, сбегавшиеся с полей и тому подобное?
Эди наблюдала за потоком людей, выходивших из ворот под поднятой решеткой.
– Полагаю, что так.
Гауэйн встал по другую сторону от жены. Выражение, как всегда, было серьезным, но торжественным. Он помог Эди выйти из экипажа, но ничего не сказал ей. И теперь он стоял молча, заложив руки за спину. Эдит показалось, что муж рассержен на нее, хотя причина ей оставалась не ясна. Когда он спросил ее о регулах, она ответила честно. Если бы он попросил, она пустила бы его в свою постель. Но он не попросил.
В этот момент все собравшиеся слуги стали кланяться. Гауэйн поднял руку.
Воцарилась такая тишина, что Эди услышала песню сидевшей на стене птички.
– Представляю вам герцогиню Кинросс, – спокойно, но властно объявил Гауэйн. – Она ваша госпожа. Уважайте ее, как уважаете меня, повинуйтесь, как повинуетесь мне, и любите ее ради меня.
Снова начались поклоны и реверансы.
– Спасибо, – кивала им в ответ Эди, переводя взгляд с одного на другого и терзаясь беспомощным ощущением, что никогда не сможет узнать всех живущих в этом замке людей. Более того, если она не сможет отговорить Гауэйна позволять слугам вламываться в их спальню, в столовую и в комнату для завтраков, все эти люди будут ежедневно вмешиваться в ее жизнь.
Бардолф выступил вперед.
– От имени всех членов клана, ваша светлость, мы приветствуем вас в замке Крэгивар.
– Я благодарна за вашу доброту, – ответила Эди, зачарованно разглядывая костлявые колени Бардолфа, высовывавшиеся из-под килта.
– Теперь я представлю вам тех, кто здесь работает. Миссис Гризли, экономка.
Миссис Гризли была очень высокой женщиной, с такими большими зубами, что они, казалось, цеплялись друг за друга, когда она говорила. Она выглядела самостоятельной и ответственной, но Эди решила пока воздержаться от суждений.
– Вы уже знакомы с мистером Риллингзом, мистером Бидлом и поваром, месье Морне, – продолжал Бардолф.
– Добрый день, – поздоровалась Эди.
– Кухонные работники. – Вперед выступили сразу человек двадцать.
Экономка, в свою очередь, привела группу горничных и представила сразу всех. Эди взглянула на Гауэйна и сдержалась, чтобы не содрогнуться. Между ними словно пролегла странная пропасть, но в то же время…
Ни одна женщина не могла взглянуть на Гауэйна и не подумать о том, как бы поцеловать его. Он обладал таким животным магнетизмом, что даже походка обещала долгие часы удовольствия.
– Эди, где твоя дочь? – спросила Лила. – Твой отец будет недоволен, если окажется, что это всего лишь игра воображения герцога. И я тоже, хотя и смогу сама съесть купленный для нее имбирный пряник.
– Где Сюзанна? – спросила Эди Гауэйна. Тот поднял палец. Бардолф немедленно замолчал и уставился на его светлость.
– Моя сестра.
В глубине толпы последовала некая суматоха, и вперед вывели очередную группу.
– Мисссис Петтигру, бонна, – объявил Бардолф. – Элис, Джоан и Мейзи, няньки. Мисс Сюзанна.
Мисс Петтигру была женщиной крупной, завернутой с шеи до кончиков пальцев в безупречно накрахмаленное полотно. Ее окружали три няньки, одетые точно так же. А сбоку с руками, сложенными на худенькой груди, стояла девочка, одетая в черное и выглядевшая очень маленькой вороной рядом с четырьмя нависавшими над ней белыми аистами.
– Мисс Сюзанна, – позвал ее Бардолф. – Можете приветствовать герцога и герцогиню.
В его голосе звучали резкие, даже грубые нотки.
Леди Сюзанна неуклюже изобразила реверанс и одарила Гауэйна зверской гримасой, которая, казалось, ничуть его не удивила.
– Сюзанна, это моя жена, герцогиня Кинросс.
Девочка изобразила для Эди такую же гримасу. Ее рыжие волосы стояли дыбом на голове, как пламя, по контрасту с черным одеянием. Эди вдруг заметила, что, хотя Сюзанна носит черное, вплоть до туфелек и ленты в волосах, Гауэйн не носит траура по матери. Мало того, она никогда не видела его в черном.
– Как поживаешь? – спросила Эди.
Гауэйн скрестил руки на груди.
– Присядь перед новой герцогиней, пожалуйста.
Сюзанна снова чуть заметно согнула колени.
– Она так похожа на тебя! – воскликнула Эди.
– Ничего подобного, – парировала Сюзанна, впервые заговорив с Эди.
Поразительно, как даже такой маленький человечек способен смотреть на нее сверху вниз. Видимо, фамильная черта.
Эди бросила панический взгляд на Лилу, и та прошептала:
– Наклонись, чтобы она не задирала голову.
Эди нагнулась, балансируя на кончиках пальцев, и протянула куклу, которую привезла из Лондона.
– Я купила тебе подарок.
Несколько секунд обе смотрели на куклу: очень модную леди с желтыми волосами и платьем, отделанным настоящим кружевом. Сюзанна не потянулась за куклой. А вместо этого перевела взгляд на Гауэйна и спросила, показывая пальцем на Эди:
– Она моя сестра?
– Она твоя новая мать. И леди никогда не показывают пальцем.
Сюзанна поджала губы.
– Я хотела сестру. Я же говорила, что хочу сестру. Мне не нужна мать.
Ее голос поднимался все выше, с каждым новым заявлением.
– Я просила привезти мне младшую сестру.
– А я уведомил тебя, что не могу этого сделать.
Похоже, Гауэйну грозила опасность потерять обычную невозмутимость.
– Мне не нужна мать, потому что мать у меня уже была, – заявила девочка, повернувшись к оцепеневшей Эди. И подошла близко, так близко, что Эди увидела россыпь бледных веснушек на носу.
– Прости, – неловко извинилась Эди. – Я вовсе не хочу заменять тебе маму.
Глаза Сюзанны потемнели.
– Никто не может заменить мне маму, потому что она мертва! Ее больше нет! Вы не слишком мне нравитесь! А эта кукла – уродина!
Она неожиданно толкнула Эди. Та, неуклюже балансировавшая на цыпочках, отлетела назад и тяжело уселась на гравий. Эди так растерялась, что не могла пошевелиться, хотя ноги были неэлегантно раздвинуты.
В толпе собравшихся слуг послышался ропот. Очевидно, им еще не приходилось наблюдать столь интересной семейной сцены с самой смерти отца Гауэйна, не говоря уже об открытых на всеобщее обозрение щиколотках герцогини, хоть и затянутых в белые кружевные чулки.
– Проклятие! – пробормотала Лила.
– Сюзанна! – прогремел Гауэйн, помогая жене встать.
В тот же миг миссис Петтигру выступила вперед и, схватив девочку за локоть, сильно шлепнула ее.
– Ты немедленно извинишься, – прошипела она.
Красные пятна выступили на щеках бонны. Она была так взбешена, что глаза казались черными смородинками.
– Это всего лишь неприятная случайность, – вступилась Эди, которой не понравилось, как дергалось тельце Сюзанны при каждом шлепке.
– Вовсе нет, – парировала девочка таким же сильным голосом, как раньше. – Я говорила ему, мне мать не нужна. Ты мне не нравишься. Можешь убираться, откуда приехала. И забери свою уродливую куклу!
Она попыталась вырваться, но бонна не пускала.
Гауэйн выступил вперед. Его глаза пылали. Эди поспешно присела на корточки перед малышкой.
– Надеюсь, ты сожалеешь, что так обидела меня?
– Нет! – Но что-то во взгляде Эди, должно быть, тронуло девочку, потому что она неожиданно выпалила: – Простите.
– Если не хочешь эту куклу, думаю, в доме найдется другая маленькая девочка, которой она очень понравится.
Эди снова протянула куклу.
Сюзанна перевела взгляд с золотистой головки куклы на волосы Эди.
– Она мне не нужна! – жестко бросила девочка. – Можете ее выбросить.
Эди выпрямилась и, не глядя, сунула куклу Бардолфу. Ощущение было такое, словно ее пнули в живот.
– Эди, ты не познакомишь меня с мисс Сюзанной? – мягко осведомилась Лила.
– Сюзанна, это моя любимая мачеха, леди Гилкрист, – ледяным тоном выговорила Эди. – Пожалуйста, сделай реверанс.
Сюзанна на этот раз послушалась.
Лила встала на колени, словно забыв о платье.
– Здравствуй, Сюзанна.
Эди боролась с резким ощущением полной неудачи. Она посмотрела вниз, пытаясь увидеть улыбающийся взгляд и милые губки Лилы глазами маленькой девочки. И точно, напряженные плечи Сюзанны чуть опустились.
– Здравствуйте.
– Я принесла тебе подарок. Хотя не такой красивый, как эта прекрасная кукла.
Глаза девочки блеснули любопытством.
– Правда?
Лила кивнула:
– Я очень любила подобные вещи, когда была в твоем возрасте.
Сюзанна подступила ближе, достаточно близко, чтобы Лила могла взять ее за руку.
– Что это?
– Имбирная принцесса. Ты когда-нибудь ела имбирный пряник?
– Нет. Где она?
– Принцесса? В экипаже, – сообщила Лила вставая. – Пойдем, поищем?
Мисс Петтигру выступила вперед.
– К сожалению, сейчас у мисс Сюзанны урок французского. Поскольку она очень плохо вела себя утром, – что, к несчастью, вполне для нее типично, – у нее будет двойной урок, после чего она час попрактикуется в хороших манерах и еще час пролежит на доске для исправления осанки, которая у нее просто отвратительная.
Взгляд, искоса брошенный Сюзанной на бонну, был слишком взрослым для такой маленькой девочки.
– Сюзанна! – снова рявкнул Гауэйн.
Злобная гримаса, похоже, была фамильной чертой, как и способность высокомерно взирать сверху вниз на человека. И все же Эди казалось, что под дерзостью и наглостью можно разглядеть душераздирающее одиночество и уязвимость.
– Эди, – очень тихо позвала ее Лила.
Эди точно знала, что хочет сказать мачеха этим единственным словом: мисс Петтигру неподходящая особа для воспитания детей. Если Эди не уволит ее, возможно, это сделает Лила, несмотря на то что не имеет на это никаких прав.
Эди расправила плечи. Придется взять на себя ответственность, раз теперь это ее дом.
– Ты должна быть вежлива с бонной, – наставлял Гауэйн. – И с герцогиней.
Сюзанна несколько раз сделала то, что, по ее мнению, называлось реверансом, и при этом ужасно напоминала винную пробку, болтавшуюся в волнах.
– Прошу прощения, мисс Петтигру.