Литературный талант. Как написать бестселлер Ахманов Михаил
– За Дануську, Збышко, за Дануську!
Збышко знал, что он дерется за Данусю. Он был уверен, что этот крестоносец тоже приложил руку к ее похищению, и, сражаясь с ним, знал, что мстит за обиды, нанесенные ей. Но он был молод и жаждал битвы и в эту минуту думал только о самой битве. Этот внезапный крик напомнил ему о его утрате, о горькой участи Дануси. От любви, сожаления и жажды мести кровь закипела в его жилах. Сердце надрывалось у юноши от проснувшейся муки, и ярость овладела им. Страшных, как порывы бури, ударов его крестоносец не мог уже ни уловить, ни отразить. Збышко с такой нечеловеческой силой ударил щитом в его щит, что рука у немца внезапно онемела и бессильно повисла. Ротгер отпрянул в ужасе и откинулся, и в то же мгновение перед глазами его сверкнула секира, и лезвие молниеносно обрушилось на правое его плечо.
До слуха зрителей долетел только душераздирающий крик: «Jesus!..» Ротгер сделал еще один шаг назад и грянулся навзничь на землю».
Данный отрывок я выбрал не только по той причине, что он принадлежит перу великого романиста и может считаться классическим описанием поединка. По роману «Крестоносцы» был снят превосходный польский фильм, и в нем сцена схватки Збышко с Ротгером дана во всех подробностях. Вы можете посмотреть фильм и попытаться воссоздать этот боевой эпизод в собственном тексте, опираясь на представленное в фильме зрелище. Это хорошее упражнение для тех, кто хочет научиться описывать такие сцены.
Я снова обращусь к этому эпизоду, сопроводив его своими комментариями.
«Хорошо еще, что Ротгер избрал бой на секирах, так как этим оружием нельзя было фехтовать. Если бы Збышко бился с Ротгером на коротких или длинных мечах, когда надо было уметь рубить, колоть и отражать удары, то у немца было бы перед ним значительное преимущество».
Комментарий: в самом начале эпизода – авторское рассуждение об оружии и тактике боя.
«Все же по движениям Ротгера и по его умению владеть щитом и сам Збышко, и зрители поняли, что это искусный и страшный противник, который, видно, не впервые выступает в таком поединке».
Комментарий: реакция Збышко и зрителей на действия Ротгера.
«Ротгер подставлял щит при каждом ударе Збышка и в то самое мгновение, когда секира обрушивалась на щит, слегка отдергивал его назад, от чего даже самый богатырский размах терял силу и Збышко не мог ни просечь щит, ни повредить его гладкую поверхность. Ротгер то пятился, то напирал на юношу, делая это спокойно, но с такой молниеносной быстротой, что глазом трудно было уловить его движение».
Комментарий: началось описание схватки, ударов и движений поединщиков.
«Князь испугался за Збышко, и лица рыцарей омрачились, так как им показалось, что немец умышленно играет с противником».
Комментарий: реакция зрителей (переслойка).
«Иной раз он даже не подставлял щита, но в то мгновение, когда Збышко наносил удар, делал пол-оборота в сторону так, что лезвие секиры рассекало пустой воздух. Это было самое страшное, так как Збышко мог потерять при этом равновесие и упасть, и тогда гибель его была бы неизбежна».
Комментарий: снова описание схватки.
«Видел это и чех, стоявший над заколотым Кристом; в тревоге за своего господина он говорил про себя: «Ей-ей, коли только он упадет, ахну я немца обухом меж лопаток, чтобы тут и ему конец пришел».
Комментарий: реакция чеха-оруженосца (переслойка).
«Однако Збышко не падал, он широко расставлял свои могучие ноги и при самом сильном размахе удерживал на одной ноге всю тяжесть своего тела».
Комментарий: описание схватки.
«Ротгер сразу это заметил, и зрители ошибались, думая, что он недооценивает силу своего противника. Уже после первых ударов, когда у Ротгера, несмотря на всю ловкость, с какой он отдергивал щит, правая рука совсем онемела, он понял, что ему круто придется с этим юношей и что, если он не собьет его ловким ударом с ног, бой может затянуться и стать опасным. Он думал, что при ударе в пустоту Збышко повалится в снег, и, когда этого не случилось, его просто охватила тревога. Из-под стального нашеломника он видел сжатые губы и ноздри противника, а порой его сверкающие глаза и говорил себе, что этого юношу должна погубить горячность, что он забудется, потеряет голову и, ослепленный, будет больше думать не о защите, а о нападении. Но он ошибся и в этом».
Комментарий: размышления и чувства Ротгера (переслойка).
«Збышко не умел уклоняться от ударов, делая пол-оборота в сторону, но он не забыл о щите и, занося секиру, не открывал корпус больше, чем следовало. Было видно, что внимание его удвоилось, что, поняв, насколько искусен и ловок противник, он не только не забылся, а, напротив, сосредоточился, стал осторожнее, и в ударах его, которые становились все сокрушительней, чувствовался расчет, на который в пылу боя способен не горячий, а только хладнокровный и упорный человек».
Комментарий: описание схватки.
«Ротгер, который побывал на многих войнах и участвовал во многих сражениях и поединках, по опыту знал, что бывают люди, которые, словно хищные птицы, созданы для битвы и, будучи от природы особенно одаренными, как бы чутьем угадывают то, до чего другие доходят после долгих лет обучения. Он сразу понял, что имеет дело с таким человеком. С первых же ударов он постиг, что в этом юноше есть нечто напоминающее ястреба, который в противнике видит только добычу и думает только о том, как бы впиться в нее когтями. Как ни силен он был, однако заметил, что и тут не может сравняться со Збышком и что если он лишится сил, прежде чем успеет нанести решительный удар, то бой с этим страшным, хотя и менее искусным юношей может кончиться для него гибелью».
Комментарий: снова размышления и чувства Ротгера (переслойка).
«Подумав, он решил биться с наименьшим напряжением сил, прижал к себе щит, не очень теснил противника и не очень пятился, ограничил движения и, собрав все свои силы для того, чтобы нанести решительный удар, ждал только удобного момента».
Комментарий: описание схватки.
«Ужасный бой затягивался. На галерее воцарилась мертвая тишина. Слышались только то звонкие, то глухие удары лезвий и обухов о щиты. И князю с княгиней, и рыцарям, и придворным дамам было знакомо подобное зрелище, и все же сердца у всех сжались от ужаса. Все поняли, что в этом поединке противники вовсе не хотят показать свою силу, свое искусство и мужество, что они охвачены большей, чем обычно, яростью, большим отчаянием, неукротимым гневом, неутолимой жаждой мести. На суд Божий вышли в этом поединке, с одной стороны, жестокие обиды, любовь и безутешное горе, с другой – честь всего ордена и непреоборимая ненависть».
Комментарий: размышления и чувства зрителей (переслойка).
«Меж тем посветлело бледное зимнее утро, рассеялась серая пелена тумана, и луч солнца озарил голубой панцирь крестоносца и серебристые миланские доспехи Збышка. В часовне зазвонили к обедне, и с первым ударом колокола целые стаи галок слетели с крыш, хлопая крыльями и пронзительно крича, словно радуясь виду крови и трупа, который лежал уже неподвижно на снегу».
Комментарий: указание на время и описание окружающей обстановки (переслойка).
«Ротгер во время боя повел на него раз-другой глазами и внезапно почувствовал себя страшно одиноким. Все глаза, обращенные на него, были глазами врагов. Все молитвы и заклинания, которые творили женщины, и обеты, которые давали они про себя, были за Збышка. И хотя крестоносец был совершенно уверен, что оруженосец Збышка не бросится на него сзади и не нанесет ему предательского удара, однако от самого присутствия чеха, от близости его грозной фигуры Ротгера охватывала та невольная тревога, какая охватывает людей при виде волка, медведя или буйвола, от которого их не отделяет решетка. Он не мог противостоять этому чувству, тем более что чех, следя за ходом боя, не стоял на месте: он то забегал сбоку, то отступал назад, то появлялся спереди, наклоняя при этом голову и зловеще глядя на Ротгера сквозь отверстия в железном забрале, а порой как бы невольно поднимая окровавленное лезвие секиры».
Комментарий: снова размышления и чувства Ротгера, а также действия чеха-оруженосца (переслойка).
«Усталость начала наконец одолевать крестоносца. Раз за разом он нанес врагу два коротких, но страшных удара, целясь в правое его плечо; однако тот с такой силой отразил их щитом, что рукоять задрожала в руке у Ротгера и он вынужден был отпрянуть, чтобы не упасть. С этой поры он только отступал. У него иссякали не только силы, но и хладнокровие, и терпение».
Комментарий: описание схватки.
«При виде отступления крестоносца из груди зрителей вырвался крик торжества, который пробудил в нем злобу и отчаяние».
Комментарий: реакция зрителей (переслойка).
«Удары секир становились все чаще. Оба врага обливались потом, из груди у них сквозь стиснутые зубы вырывалось хриплое дыхание».
Комментарий: описание схватки и физического состояния поединщиков.
«Зрители перестали соблюдать спокойствие, теперь то и дело раздавались то мужские, то женские голоса: «Бей! Рази его!.. Суд Божий! Кара Божья! Да поможет тебе Бог!» Князь помахал рукой, чтобы успокоить толпу, но уже не мог ее удержать. Возгласы становились все громче, на галерее уже стали плакать дети, и, наконец, под самым боком у княгини молодой женский голос крикнул сквозь слезы:
– За Дануську, Збышко, за Дануську!»
Комментарий: реакция зрителей, причем на этот раз упомянуты их выкрики – прямая речь (переслойка).
«Збышко знал, что он дерется за Данусю. Он был уверен, что этот крестоносец тоже приложил руку к ее похищению, и, сражаясь с ним, знал, что мстит за обиды, нанесенные ей. Но он был молод и жаждал битвы и в эту минуту думал только о самой битве. Этот внезапный крик напомнил ему о его утрате, о горькой участи Дануси. От любви, сожаления и жажды мести кровь закипела в его жилах. Сердце надрывалось у юноши от проснувшейся муки, и ярость овладела им».
Комментарий: мысли и чувства Збышко (переслойка).
«Страшных, как порывы бури, ударов его крестоносец не мог уже ни уловить, ни отразить. Збышко с такой нечеловеческой силой ударил щитом в его щит, что рука у немца внезапно онемела и бессильно повисла. Ротгер отпрянул в ужасе и откинулся, и в то же мгновение перед глазами его сверкнула секира, и лезвие молниеносно обрушилось на правое его плечо.
До слуха зрителей долетел только душераздирающий крик: «Jesus!..» Ротгер сделал еще один шаг назад и грянулся навзничь на землю».
Комментарий: описание схватки и ее финал.
Разобрав текст эпизода таким образом, мы можем сделать некоторые любопытные заключения.
Во-первых, автор использует все описанные выше типы переслоек, кроме одного: во время схватки Збышко и Ротгер не обменялись ни словом и друг друга не оскорбляли.
Во-вторых, эти переслойки идут как фразами в абзацах, перемежаясь с описанием схватки (нет замедления действия), так и отдельными абзацами (действие замедляется).
В-третьих, описание действий сражающихся (собственно бой, нанесение и отражение ударов) занимает не более трети текста; еще треть – реакция зрителей, и треть – размышления и переживания Ротгера.
Кроме того, очень скупо даны описание обстановки и времени дня, а также мысли и чувства Збышко (почти в самом конце эпизода). Фактически сцена разыгрывается с точки зрения зрителей и Ротгера, который в этом эпизоде – центральный персонаж. Почему? Думаю, по той причине, что он погибнет, и автор, уделяя много места его думам и чувствам, стремится передать связанное с Ротгером ощущение обреченности. Впрочем, могут быть и другие мнения; для нас этот эпизод интересен в первую очередь способами и техникой переслоек.
Я советую ознакомиться с другими описаниями битв и поединков – их множество в исторических романах. Попробуйте выяснить, какой способ применяет автор – фактографический, эмоциональный или их сочетание (последний вариант представляется мне наилучшим). Также очень полезно разобрать боевую сцену по фрагментам, выделив то, что относится к сражению и к «переслаивающему» тексту, и определить тематику переслойки: эмоциональное состояние бойцов, их размышления о тактике боя, их воспоминания, реакция зрителей, диалог в ходе схватки и так далее.
Безусловно, наибольшую трудность вызывает описание современных военных действий с участием боевой техники. Грамотно выполнить эту задачу может лишь военный специалист, разбирающийся одновременно в тактике танкового и воздушного боев, в действиях пехоты, артиллерии и войск спецназа. Поэтому нелишне ознакомиться с тем, как эту задачу решает крупный автор – не будучи летчиком, он великолепно описывает воздушное сражение. Я имею в виду Василия Гроссмана и его роман «За правое дело»:
«На первый советский самолет навалились четыре «мессершмитта». Присвистывая и подвывая, они шли за ним, выпуская короткие пулеметные очереди. «МиГ» с простреленными плоскостями, задымившись, кашляя, выжимал скорость, стремясь оторваться от противника. Он взмыл над лесом, потом внезапно исчез и так же внезапно появился вновь, потянул обратно к аэродрому, а за ним полз черный траурный дым.
В это мгновение гибнущий человек и гибнущий самолет слились, стали едины, и все, что чувствовал там, в высоте, юноша пилот, передавали крылья его самолета. Самолет метался, дрожал, охваченный судорогой, той, что передавали ему охваченные судорогой пальцы летчика, терял надежду и вновь боролся, уже не имея надежды. Солнце летнего рассвета освещало его, и все, что испытывало сознание юноши: ненависть, страдание, жажду победить смерть, и все, что испытывали его сердце, его глаза, – все передал стоявшим внизу гибнущий самолет. И то, чего страстно хотели люди на земле, вдруг свершилось. Вторая машина, о которой все забыли, стремительно зашла в хвост «мессершмитту», добивавшему советский истребитель. Удар был внезапен – желтый огонь смешался с желтизной окраски, и немецкая машина, секунду назад казавшаяся неотвратимо мощным, стремительным демоном, расщепилась, рассыпалась и грудой повалилась на вершины деревьев. Одновременно, развернув в утреннем небе черный гофрированный дым, рухнул растерзанный советский истребитель. Три «мессершмитта» ушли на запад, а оставшийся в воздухе советский самолет сделал круг и, карабкаясь по невидимым воздушным ступеням, ушел в сторону города».
Это очень сильный текст. В нем ведущий прием – олицетворение (самолет представлен как живое существо) и очень важна фактографическая передача событий. Однако главное – страсть, эмоциональный накал.
Не вдаваясь в технические подробности, не затрагивая всех маневров и деталей схватки, не используя никаких терминов, автор рисует общую картину, воздействуя на чувства читателей. Именно этот способ я имел в виду, утверждая, что наилучший результат достигается при сочетании фактографического и эмоционального описаний. Обратите внимание, что в этом случае нет нужды профессионально разбираться в военном деле – описание событий идет со стороны, с точки зрения наблюдателей, людей на земле, их эмоциональную реакцию передает автор.
Несколько слов об эротических эпизодах. Их подробный анализ не входит в задачу этой книги, так что, за небольшим исключением (см. главу 16), я не привожу соответствующих текстов, которых достаточно много в современной литературе. В этих сценах также используется универсальный метод переслойки, причем внимание уделяется обстановке, эмоциям партнеров, их размышлениям и воспоминаниям, их разговорам. Отмечу также, что эротические сцены можно отнести к нескольким категориям по степени их откровенности – от романтического иносказательного описания до такого, где передаются все подробности процесса. Не касаясь этих нюансов, должен, однако, предупредить об опасности, подстерегающей в этом случае сочинителя.
Конечно, плохо написанная боевая сцена не украшает книгу, но если все остальное в ней на уровне, совсем и полностью такой эпизод ее не испортит (во всяком случае, можно на это надеяться). Читатель воспримет его как некомпетентность автора в вопросах дуэлей, рукопашной схватки и танковых атак, наверняка поморщится или даже возмутится и, вероятно, пропустит несколько страниц. Совсем иное отношение к неумело написанной эротической сцене – она вызывает смех, а это в данном случае самая страшная реакция читателя. Такой эпизод способен погубить всю книгу, поэтому плохо писать эротические сцены нельзя – лучше просто не касаться этого деликатного момента. Дело в том, что далеко не все читатели разбираются в дуэлях и танковых атаках, а вот интимные отношения между полами секрета для них не представляют, тут каждый – специалист. Так что описание акта любви не должно быть ни скабрезным, ни смешным. Не умеете «делать читателю красиво», не затрагивайте этих тем.
Итак, мы познакомились с методом переслойки, позволяющим представить острые и любые другие сцены более жизненно и реально, в несколькиых планах, с точки зрения их участников и зрителей, с включением обстановки, пейзажа и диалога, отчего, как сказано в «Письмах молодому романисту» Льосы, «сцена обретает новый масштаб». Замечу, что переслойка является частным случаем более общего метода, описанного у Льосы под названием «сообщающиеся сосуды». Под «сосудами» Варгас Льоса понимает разные по смыслу эпизоды, объединенные в рамках одной сцены, и посвящает этому приему целую главу. Вот его определение данного метода:
«Это два или три эпизода, действие которых происходит в разном времени, в разных местах или на разных уровнях реальности, но волей рассказчика они соединены в повествовательное целое, чтобы такое соседство – либо смешение – взаимно их видоизменило, добавляя каждому новый смысл, новую атмосферу, символическое звучание и так далее, каких они не имели бы, будучи рассказанными порознь».
Часть IV. Персонажи
Глава 11. Классификация персонажей
Дисциплина для писателя плодотворнее, чем вдохновение.
Эрнест Хемингуэй (из книги А.Э. Хотчнера «Папа Хемингуэй»)
Вчетвертой части мы переходим к следующему важному этапу, связанному с изображением персонажей. Их представление читателю – один из решающих моментов, приводящих к успеху или неудаче вашего сочинения. Возможно, этот момент – основной, если вспомнить о том, что читатель/читательница нередко отождествляет себя с главным героем/героиней книги. Впрочем, в произведении присутствуют не только главные герои, но и другие значимые персонажи, и для каждого вы должны сочинить биографию, вообразить его/ее внешность, характер, возраст, манеру двигаться, одеваться и говорить, его/ее достоинства и недостатки, обстановку жилища, условия работы, события предшествующей жизни.
Вам не надо вдаваться во все эти детали в своем сочинении, но вы должны знать об этих воображаемых персонах больше, чем сообщаете читателю. Вы вообще обо всем должны знать больше: о своих героях и тайнах, с которыми они столкнутся, о конфликтах между ними, о событиях и обстоятельствах в придуманном вами мире. Если вы знаете больше, то скажете читателю то, что пожелаете, скажете подробно, или же коротко и ясно, или намеком, что будит фантазию и порождает очаровательную атмосферу недосказанности.
Начнем с классификации персонажей. Я полагаю, что удобно выбрать такой вариант: главный герой (герои), персонажи второго плана, персонажи третьего плана, упоминаемые личности.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ. В повествовании с одно– или двухлинейной структурой главный герой (или два героя) четко определен: читатель понимает, с кем себя отождествить, так как герою (героям) принадлежит основная сюжетная линия (или две линии в случае «гребенки»). Сложнее выделить главного героя в многолинейной структуре типа «Саги о Форсайтах», где несколько значимых персонажей, и с каждым связаны важные сюжетные линии. Поэтому, если ваш главный герой явно превалирует над остальными участниками воображаемого действа (особенно когда повествование ведется от первого лица), лучше выбрать однолинейную схему. Такая композиция гарантирует, что он не затеряется среди прочих персонажей.
ПЕРСОНАЖИ ВТОРОГО ПЛАНА. Вместе с главным героем они являются основными актерами в вашем спектакле. Это могут быть родичи, друзья и недруги героя, его возлюбленная, коллеги по работе, приятели, случайные знакомые – словом, все, кто влияет на его судьбу. Эти персонажи романа, повести или рассказа активно действуют, совершают некие поступки, участвуют в диалогах, и, как результат, с ними связаны сюжетные линии, обычно проходящие через всю ткань повествования. Если говорить о романе, то на пятидесяти его страницах такой персонаж должен упоминаться два-три раза. И не просто упоминаться – он должен что-то сказать, что-то сделать. Все эти люди – основной состав актерской труппы.
ПЕРСОНАЖИ ТРЕТЬЕГО ПЛАНА. Это проходные, эпизодические персонажи. Чтобы яснее обозначить их роль, обратимся к примеру. Наш герой по дороге на работу встречает у станции метро попрошаек, которые там обычно пасутся. Он никогда не подает милостыню, считая этих людей членами нищенствующего мафиозного клана. Но вот однажды он видит старика со скрипкой в руках; старец одет бедно, но аккуратно, пытается держаться с достоинством, но на лице его – горечь и стыд. Герой подает ему и, встречая старика в другие дни, замечает, что скрипка в его руках остается без дела.
И вот однажды он спрашивает нищего: почему вы не играете на скрипке? И старик отвечает, что он не скрипач, что скрипачом был его сын, умерший от рака, что, пытаясь спасти сына, он продал все, что было у них, и теперь остался нищим; одежда, что на нем, и эта скрипка – его последнее достояние.
За весь период действия романа герой встретится с этим стариком два-три раза и столько же – с неприятным соседом-грубияном, один раз – с женой соседа, с продавцом в книжной лавке, случайной парочкой в кафе, с какими-то людьми на улице или в метро, с красивой девушкой, что привлекла его внимание. С кем-то он обменяется словом-другим, кого-то едва заметит, но все эти персонажи – реальные личности; они появляются в повествовании на миг или два и исчезают бесследно. Эти проходные личности создают фон, представляют людей в среде обитания героя и характеризуют эту среду – как тот несчастный старик со скрипкой и памятью об умершем сыне.
УПОМИНАЕМЫЕ ЛИЧНОСТИ. К этой категории относятся лица, с которыми герой и другие персонажи реально не сталкиваются за время повествования, но знают их (как и автор), так что имена этих людей проскальзывают в разговорах и всплывают в описаниях. Это могут быть какие-то знакомые героя, оставшиеся в прошлом (Сергей, я с ним учился в институте… Машенька, блондинка, я в нее был влюблен…), а также известные персоны, политики, актеры, спортсмены, деятели шоу-бизнеса и так далее. Например, герой включает телевизор и видит знакомую всем певицу или целый ансамбль «ВиаГра»; открывает журнал, а там – портрет олигарха, купившего яхту у принца из Саудовской Аравии. Однокашник Сергей, блондинка Машенька, певицы, олигарх и принц в повествовании не участвуют, о них только упоминается.
Имена знаменитых людей удобно использовать как реперные вехи, указывающие на время действия: герой ходит по чиновным кабинетам, и всюду – портрет Брежнева; реклама на улице с фотографией очередного кандидата в президенты; телевизионные новости – Буш-младший держит речь в Конгрессе; юбилейная монета с изображением английской королевы, и так далее и тому подобное.
Чтобы окончательно разобраться с этой классификацией, обратимся снова к роману «Айвенго» и перечислим всех действующих или упомянутых персонажей.
Главные герои в романе «Айвенго» (4 человека):
рыцарь Айвенго;
леди Ровена;
храмовник Бриан де Буагильбер;
прекрасная еврейка Ревекка.
Персонажи второго плана (18 человек):
король Ричард Львиное Сердце (он же Черный Рыцарь);
его брат принц Джон;
сторонники принца Джона: сэр Вальдемар Фиц-Урс, Реджинальд Фрон де Беф, Морис де Браси (предводитель наемников), аббат Эймер;
саксы: отец Айвенго Седрик, Ательстан Конингсбургский, свинопас Гурт, шут Вамба, старая Урфрида;
разбойники: йомен Локсли (Робин Гуд), монах (брат Тук);
еврей Исаак из Йорка (отец Ревекки), раввин Натан Бен-Израиль;
храмовники: Лука Бомануар (гроссмейстер Ордена Храма), Конрад Монт-Фитчет и Альберт Мальвуазен, прецепторы (настоятели) Ордена Храма.
Персонажи третьего плана (23 человека):
Амет и Абдалла (темнокожие слуги Буагильбера);
Освальд (кравчий Седрика);
Гундиберт (дворецкий Седрика);
Эльгита (служанка Ровены);
маршалы рыцарского турнира Уильям де Вивиль и Стивен де Мартиваль;
сэр Филипп Мальвуазен (брат Альберта Мальвуазена);
оруженосцы Буагильбера, Фрон де Бефа и других рыцарей (упоминаются четверо);
разбойники Мельник и Гилберт;
Губерт (лесничий Мальвуазена);
брат Амвросий (монах из свиты аббата);
Хью Бардон (разведчик принца Джона);
Герман Гудольрик (прецептор Ордена Храма);
Хигг и Деннет – крестьяне-саксы;
Дамиан (слуга гроссмейстера Бомануара);
граф Эссекс (военачальник короля Ричарда);
леди Эдит (мать Ательстана).
Упоминаемые личности (41 человек):
короли и знать: король Стефан, король Генрих II, Вильгельм Завоеватель, король Вильгельм II, король Эдуард III, король Франции Филипп, герцог Австрийский, султан Саладин, король Карл Великий, король саксов Гарольд, король норвежцев Хардрад, эмир Кордовы Боабдил, Алисия (дочь Вальдемара Фиц-Урса), Аделаида де Монтемар (некогда – возлюбленная Буагильбера), сэр Роберт Эстотвил, Торкиль Вольфгангер (отец Урфриды), Хервард Ротервудский (отец Седрика), сэр Гуго де Гранмениль, иоаннит Ральф де Випонт;
воины Фрон де Бефа: Жиль, Клеман, Юстес, Сен-Мор, Стивен;
воины принца Джона: Торсби, Уезерол, трое копьеносцев из Спайнгау;
рыцари короля Ричарда Львиное Сердце: граф Лестер, сэр Томас Малтон, сэр Фолк Дойли, сэр Эдвин Торнхем, граф Солсбери, Роджер де Квинси (граф Уинчестер);
евреи: Кирджат Джайрам (знакомец Исаака), Рейбен (слуга Исаака), Шеба (доверенное лицо Исаака), Рахиль (покойная мать Ревекки);
разбойники: Маленький Джон, Аллен из Лощины.
Упоминаемые личности всегда выделяются четко, так как они не действуют в произведении, о них говорит автор или главные герои и персонажи второго и третьего плана. Граница между двумя последними категориями не столь определенная, иногда спорная, но я думаю, что есть признак, по которому их можно разделить.
Персонажи третьего плана появляются на некоторых страницах, участвуют в одном-двух эпизодах и бесследно исчезают; с ними, разумеется, связаны сюжетные линии, но короткие и оборванные – мы, например, ничего не знаем о судьбе Дамиана, слуги гроссмейстера Бомануара, или саксонских крестьян Хигга и Деннета, заступников Ревекки. Среди персонажей второго плана есть личности более важные (Седрик, свинопас Гурт, шут Вамба, еврей Исаак – их сюжетные линии тянутся по всему роману) и менее важные – так, Урфрида появляется в середине романа, а гроссмейстер Ордена Лука Бомануар – почти в самом конце, и их сюжетные линии гораздо короче.
Но – обратите внимание – все эти линии завершены! Мы знаем о судьбах или как минимум о намерениях персонажей второго плана: так, несчастная Урфрида погибла в огне, а Лука Бомануар, не желая покорствовать королю Ричарду, собирается вернуться во Францию. Советую вам следовать классическому образцу и не оставлять незавершенными судьбы персонажей второго плана.
Глава 12. Главный герой
Всякий читатель читает прежде всего самого себя. А произведение писателя – не более чем оптический прибор, врученный им читателю, позволяющий последнему различить в себе самом то, что без этой книги он, вероятно, не смог бы разглядеть.
Марсель Пруст. «Обретенное время»
Естественно, главный герой (или героиня) должен быть «разработан» с максимальной подробностью. В процессе этого действа вы должны не только представить его внутренним зрением, но и «вжиться» в придуманный вами образ, духовно соединиться с ним.
Напомню, что читатель или читательница будут отождествлять себя с этим героем, но до того, как это произойдет, вам самому придется совершить отождествление. Оно должно быть более глубоким, чем у читателей, – ведь вы знаете абсолютно все о своем герое, все его достоинства, недостатки и тайные помыслы. Это вполне понятно – ведь вы его породили.
Перед тем как сочинять биографию героя для романа или повести, стоит заполнить анкету, включив в нее следующие данные:
Имя и фамилия.
Год и место рождения.
Возраст к началу действия произведения.
Внешность: рост, телосложение, цвет глаз и волос, зубы, форма губ, носа, бровей, подбородка, общие очертания и выражение лица. Состояние здоровья. Его/ее голос.
Черты характера, манера поведения – как герой двигается, говорит, ест, улыбается, общителен ли он или нелюдим. Напомню, что известны четыре темперамента: сангвинический, холерический, флегматический, меланхолический; с учетом нрава и привычек героя на их основе можно создать массу вариантов.
Особые привычки, жесты, позы, любимые выражения и слова, предпочтения в еде. К типичным привычкам относятся: курение; любовь к сладкому, соленому, алкоголю; особое внимание, уделяемое лицам противоположного пола; щеголеватость; любовь к музыке, театру, танцам, чтению, всевозможным играм и развлечениям; тяга к спорту.
Предпочтения в одежде.
Имущество героя: квартира, дача, автомобиль, денежные средства и прочие ценности вплоть до замка в Шотландии. Обстановка его жилища.
Образование, профессия и навыки, которыми владеет герой. Например, он врач, но также автолюбитель и неплохой слесарь. Профессиональный статус героя.
Хобби: каким видом спорта увлекается (возможно, футбольный фанат); что коллекционирует (возможно, марки или галстуки); имеет ли автомобиль, компьютер, собаку, кошку, попугая или аквариум с рыбками; любит ли заниматься садоводством; любит ли вкусно поесть; играет ли на каком-то музыкальном инструменте и т. д.
Прошлое героя/героини. Круг близких людей. Семейное положение: женат/замужем (имя жены/мужа), дети (их имена, пол и возраст), одинок или вдов; прошлые и нынешние интимные привязанности (имена женщин/мужчин); родители, братья, сестры (их имена и возраст). Дружеские связи: имена друзей, подруг, приятелей, их возраст, их профессии, общие интересы.
Речевая характеристика.
Вам кажется, что это досье слишком подробно? Однако Вольф в своей книге «Школа литературного мастерства» предлагает такой же по смыслу вопросник, но на 24 позиции. В его варианте анкеты требуются такие детали, как оценка героем своей внешности, его детские увлечения, отношение к религии, сексу, боссу, коллегам и всем родичам; также надо выяснить, чем он гордится, чего стыдится и насколько он умен. В анкете, рекомендованной Барякиной в «Справочнике писателя. Как написать и издать успешную книгу», – 51 позиция, включая такие вопросы: герой «сова» или «жаворонок»?.. Как часто он моется – раз в день, раз в неделю?.. Он курит, пьет, нюхает, колется?.. За какие идеалы он готов умереть?..
Мне кажется, это уже перебор. Если вы будете писать биографию героя по слишком подробным вопросникам, она займет половину романа, а начав работать непосредственно над романом, обнаружите, что три четверти этих сведений не нужны. Кроме того, некоторые вопросы у Вольфа бессмысленны – например, насколько умен герой? Предположим, вы запишете в анкете: да, умен, очень! – и что с того? Это всего лишь декларативное заявление, а каков ваш герой в реальности, зависит от вашего писательского мастерства и выяснится только в конкретном тексте.
Я хочу напомнить о множестве фантастических романов с главными героями профессорами и академиками – гениальными, по утверждению авторов. Однако стоит такому «гению» открыть рот, как выясняется, что интеллект у него ниже плинтуса. Изобразить умного человека совсем непросто, нужно самому быть умным.
Итак, вопросник заполнен, и теперь вы готовы написать биографию главного героя на две-три страницы. Слишком усердствовать и писать пять или десять страниц не советую: во-первых, образ героя может измениться в процессе работы над произведением, и часть сведений станет лишней; во-вторых, если что-то отсутствует в биографии, вы придумаете это в нужный момент. Собственно, трудиться над биографией необязательно, во многих случаях достаточно анкеты.
Подсобный материал в самом деле необходим. Бывает так, что на первых страницах описана рыжекудрая зеленоглазая Мария, а на странице сорок пять она вдруг становится Мариной, смотрит на возлюбленного темными, как ночь, глазами, да еще навивает на пальчик черный локон. Чтобы этого не случилось, лучше зафиксировать имя и внешность – тем более что их можно в любой момент изменить по желанию автора.
Прокомментирую некоторые пункты анкеты.
ИМЕНА. Русские имена и фамилии нам известны, европейские тоже, но в меньшей степени. Крайне нежелательно, чтобы все англичане были у нас Джонами, а все немцы – Гансами; откуда же взять что-то более оригинальное? Где раздобыть имена арабские и тюркские – разумеется, в верном написании на русском? И что делать, если герой отправился на Дальний Север, оказался в чукотском поселке и, значит, нам нужны чукотские имена?
На такой случай есть справочники имен и фамилий. В «Словаре английских личных имен» Рыбалкина даны не только английские имена, но их варианты на всех европейских языках – романских, скандинавских, славянских, включая русский. В капитальном издании «Справочник личных имен народов РСФСР» приводятся имена всех населяющих Россию народов – русские, осетинские, татарские, финские, адыгейские, чукотские и так далее. Они приведены там в правильной русской транскрипции, ибо словарь используется для записи актов гражданского состояния. В замечательной книге А. Гафурова «Имя и история. Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков» демонстрируются богатство и тонкая поэзия арабских, персидских, таджикских имен.
Так что есть куда заглянуть в поисках нужного имени. Но вот проблема: справочники с индийскими и китайскими именами мне не попадались, и тут приходится рассчитывать на Интернет. Но не только; есть один секрет «писательской кухни», позволяющий обходиться без Интернета и даже без справочников. Раскройте какое-нибудь издание с недельными телепрограммами, «Телепанораму» или «Телесемь», и вы увидите там множество аннотаций зарубежных фильмов с именами режиссеров и актеров, в том числе индийских, китайских и японских. Это целый кладезь имен, он всегда под рукой, и в нем можно отыскать даже имена тайские, вьетнамские и бирманские.
Но вот имен индейцев-ирокезов или могикан там нет, и если нам понадобится имя для соплеменника Чингачгука, надо обратиться за советом к Фенимору Куперу. К счастью, на русском много переводов книг об индейцах – о них писали Карл Май, Джеймс Кервуд, Лизелотта Вельскопф-Генрих, Джеймс Шульц и Аркадий Фидлер.
ПРОШЛОЕ ГЕРОЯ/ГЕРОИНИ. Герой, появившись на страницах книги, не вынырнул из пустоты, в прошлом у него была жизнь, продолжающаяся в повествовании. Предыдущую жизнь надо описать, так как она сформировала характер героя, наделила его знаниями и навыками; его действия, решения, поступки тоже опираются на прошлый опыт и знакомые ему жизненные коллизии. Например, ему 35 лет и он умелый боец – где, как и когда он овладел боевым искусством? Какое военное училище окончил, где служил, в каких войнах участвовал? Не стоит описывать его прошлое в подробностях и тем более давать такое описание одним крупным эпизодом; лучше, когда детали прошлого сообщаются по мере необходимости в двух-трех фразах.
Чтобы иметь об этом представление (ведь автору жизнь героя изначально известна), можно не отвлекаться на подробную биографию, но составить перечень основных событий жизни героя с соответствующими датами. Этот перечень дат – когда и где учился, работал, воевал, женился, развелся и так далее – будет очень полезным добавлением к анкете.
Мы коснулись прошлого, но о настоящем тоже нельзя забывать. Мир, где обитает герой, реален, в нем происходит множество событий, влияющих на modus vivendi[6] любого человека, на его поступки и мнения, на то, что он делает и говорит.
Конечно, если вы пишете роман о Золушке, которая в должный момент станет принцессой, отвергнет коварного графа и выберет спутником жизни талантливого бедного художника, таких героев может не волновать, кого избрали президентом в России или Америке, сколько людей погибло при аварии в Фукусиме, и чем закончилась война в Ираке. Такова условность «розового романа», и даже если на Землю свалится болид, вызвав глобальное оледенение, Золушка, граф и художник будут решать свои личные проблемы – возможно, в пещере под ледником, накрывшим Европу.
Но во всех остальных случаях, не исключая фантастического жанра, ваши герои – люди с нормальной психикой и реакцией, и в зависимости от события они будут радоваться или негодовать и, конечно, обсуждать случившееся.
РЕЧЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА должна быть выдержана не только в отношении главного героя, но и всех персонажей, даже эпизодических. У них разный облик и возраст, разный социальный статус, разные привычки, нравы, одежда, но если все они говорят одинаково – так, как привык говорить сам автор, – они практически неразличимы.
Речевая характеристика – важнейший способ наделить их индивидуальностью. Это понятие многогранно и включает особый строй и темп речи, присущий каждому человеку, его любимые обороты и словечки, использование терминов и жаргонизмов, связанных с профессией, социальной средой, уровнем образования и культуры, ругательств, упоминаний тех или иных обстоятельств из жизни, из книг и популярных фильмов, эмоциональных восклицаний.
Вы, несомненно, встречали людей, говорящих по-разному: одни тараторят, другие тянут слова, заикаются или шепелявят, речь третьих правильная и ясная, или неразборчивая, или с руганью через каждое слово, или сопровождается хихиканьем, чрезмерной жестикуляцией, бесконечными повторениями сказанного. Постарайтесь вспомнить манеру речи своих знакомцев и сделайте так, чтобы ваши персонажи говорили как живые.
Социальный статус и профессия очень сильно отражаются в речи людей, и их словесная реакция на одно и то же событие будет различаться. Вы можете ее усилить, сделать более эмоциональной и яркой. Представим, что мужчина узнает об измене жены и угрожает сопернику. Человек не слишком образованный скажет: «Убью гада!», или «Башку проломлю!», или «Ну, бля, будешь дерьмо жрать!». Врач: «Я ему аппендикс вырежу и все, что ниже!» или «Будет негодяю резекция желудка с летальным исходом!». Юрист: «Устрою пожизненное с конфискацией!» Моряк: «Линьком по черепу и за борт!» Нелишнее, если что-то будет сказано о тоне и голосе: кто-то прошипит угрозу, кто-то гаркнет или рявкнет, кто-то выдавит сквозь зубы.
Голос – важная характеристика героя/героини, и потому уместно вспомнить, какие встречаются голоса: дискант – высокий детский голос; фальцет (фистула) – особо высокий звонкий мужской голос; тенор – высокий мужской голос (в пении различают драматический и лирический тенор); баритон – мужской голос, средний между тенором и басом; бас – самый низкий мужской голос. Женские голоса: сопрано – высокий женский голос (различают драматическое, лирическое, колоратурное сопрано); меццо-сопрано – женский голос, средний между сопрано и контральто; контральто – самый низкий женский голос.
Рассмотрим теперь ошибку, нередкую у начинающих авторов. Следуя рекомендации из пособий (типа «Как написать гениальный роман»), они тщательно разрабатывают образы главного героя и основных персонажей и пишут их биографии на четыре-пять страниц. Затем начинаются труды над текстом, и, естественно, в первой главе вводится герой, а кроме него – еще две-три персоны. Автор тут же выкладывает полные биографии главного героя и остальных личностей, что увеличивает главу на 10–15 страниц и тормозит развитие событий. Возможные причины: автор полагает, что было бы хорошо и правильно, если читатель узнает о персонажах все и сразу; автор хочет разделаться с биографиями раз и навсегда, чтобы перейти к более интересному тексту; автору просто жаль усилий, затраченных на биографии, и он вводит их в текст повествования.
Такая подача материала – большая ошибка. Представьте, что вы удачно начали книгу, сообщили читателю на первой странице нечто интригующее, затем «вырубились» из действия на четыре страницы (биография героя), затем вернулись к активным событиям и описали их на двух страницах, затем «вырубились» на три страницы (появилась возлюбленная героя), снова вернулись к действию и снова «вырубились» (появился главный негодяй, соперник героя). Похоже, что мчится резвый жеребец, но его тормозят на скаку.
На самом деле тут допущена не одна ошибка, а несколько. Во-первых, как я уже отмечал, текст главы сильно раздувается, она становится несоразмерной с остальными главами. Во-вторых, крупный описательный фрагмент (а биография – всегда описание) тормозит действие, рвет сюжетную линию. В-третьих, подача материала «куском» неверна в принципе – то, что годилось в эпоху Вальтера Скотта, не пройдет сейчас.
Сведения о внешности, привычках, прошлом героя и других действующих лиц должны быть рассредоточены по тексту произведения и упоминаться лишь тогда, когда это уместно.
Лучше, если такие фрагменты состоят из одной, двух, трех фраз или небольшого абзаца. Например, на героя по имени Петр в темном закоулке напали хулиганы. Здесь подходит такой текст:
«Драться Петр умел – в армии, в полку ВДВ, он дослужился до сержанта, прошел чеченскую войну и хорошо запомнил, куда бить и что ломать. Силой его тоже бог не обидел, и вскоре оба нападавших валялись на земле. Один стонал, держась за колено, другой вообще был в отключке».
Этого достаточно, чтобы сообщить о боевом прошлом и крутизне Петра. В другой подходящий момент (герой на пляже знакомится с девушкой) можно упомянуть про шрам от пули и обстоятельствах ранения. В биографии все подобные эпизоды могут быть описаны детально, но это не значит, что их с той же подробностью надо пересказывать читателю. Напомню: автор всегда знает о своем герое больше.
В конце главы я хочу поговорить об одном чудесном, почти мистическом явлении. Предположим, что вы успешно перевоплотились в своего героя, выяснили, как он должен действовать, что говорить, запланировали, с кем он подружится, кого полюбит, с кем вступит в конфронтацию. Все вроде бы идет по плану, вы пишете свой роман или повесть и вдруг чувствуете – не играет!.. что-то неверно! Не может ваш герой так поступить и так сказать! А должен он сделать совсем другое и молвить иные слова…
Происходит загадочная вещь, которую называют «бунтом героя» – он словно «выламывается» из сюжета и вроде бы приобретает власть над автором. Вы задумали его серьезным человеком, но вдруг он начинает острить; вы решили, что с женщинами он будет строг и суров, а он влюбляется сразу в троих; вы хотите, чтобы он поехал осваивать целину или строить БАМ, а героя тянет в Париж.
Что же случилось? Когда написана четверть или треть книги, автор настолько вживается в придуманный им мир, что происходящее в нем – в первую очередь происходящее с героем – начинает диктовать свою логику. Эта логика определяется событиями, обстоятельствами, поведением персонажей и, в свой черед, влияет на них; она может не совпадать с предварительными задумками автора, ибо предусмотреть и рассчитать абсолютно все невозможно.
Мир, творимая автором вселенная, словно бы направляет ход событий, вводит их в нужное русло, а вместе с этим изменяется и главный герой. Иногда не только он, но и другие персонажи. «Созданный нами мир сам указывает, куда должен идти сюжет», – пишет Умберто Эко. А известный сценарист и писатель Владимир Кунин замечает: «Если сценарий у меня вытанцовывается, то к тридцать пятой – сороковой странице мои герои начинают действовать уже почти самостоятельно, и мне остается только следить, чтобы они не вылезли за жесткие рамки семидесяти страниц кинематографического сценария» («Русские на Мариенплац»).
Наткнувшись на феномен бунта, неопытный сочинитель часто творит насилие, загоняет героя в предписанный характер, давит на него, и в результате получается неправда или полная чушь. Опытный же радуется удаче и переписывает первые страницы, лепит новый облик героя и, если необходимо, поправляет сюжет. Это ведь чудо – герой начал жить и проявлять собственный нрав! Так не мешайте ему, и пусть он делает то, что ему хочется; следуйте за ним, и он приведет вас туда, куда вы не дойдете в одиночестве.
Я думаю, что именно так писали Хемингуэй и Ли Брекетт – просто начинали с первой строки и шли дальше вслед за своим героем.
Глава 13. Персонажи второго и третьего плана
Так что, все литературные персонажи берутся прямо из жизни? Конечно, нет, по крайней мере не один к одному. И вы так лучше не делайте, если не хотите, чтобы вас затаскали по судам или в один прекрасный день просто пристрелили.
Стивен Кинг. «Как писать книги»
Анализируя состав персонажей «Айвенго», я упомянул, что личности второго плана в нем не равноценны: сюжетные линии одних протянулись через все произведение, другие появляются лишь в ряде глав и эпизодов. То же самое можно сказать о большинстве крупных произведений. Поэтому вначале рассмотрим тех персонажей второго плана, которые относятся к основным. Анкета для них будет такой:
Имя и фамилия. Иногда – прозвище.
Примерный возраст.
Внешность: рост, телосложение, цвет глаз и волос, общие очертания и выражение лица. Иногда – характерная деталь внешности – форма носа, губ, подбородка. Состояние здоровья. Его/ее голос.
Черты характера, манера поведения, темперамент.
Особые привычки, жесты, позы, любимые выражения и слова, предпочтения в еде, одежде. Иногда – обстановка жилища.
Образование, профессия и навыки персонажа, его профессиональный статус.
Хобби и увлечения.
Прошлое – без подробностей; достаточно знать несколько основных фактов. Семейное положение.
Речевая характеристика.
Этого достаточно, чтобы разработать краткую биографию; если же что-то упущено, нужное нетрудно додумать в процессе создания текста. Для менее важных персонажей второго плана анкета еще более упрощается:
имя и фамилия. Иногда – прозвище;
примерный возраст;
внешность: рост, телосложение, цвет глаз и волос, выражение лица. Иногда – характерная деталь внешности. Его/ее голос;
черты характера, манера поведения;
особые привычки, жесты, позы, любимые выражения и слова, предпочтения в одежде;
профессия и профессиональный статус;
хобби и увлечения – если необходимо;
иногда – семейное положение;
речевая характеристика.
Для таких персонажей нет смысла писать биографию, придумывать прошлое, описывать их семейное положение и такие пристрастия, как хобби или любовь к пирожным и конфетам. Как говорилось в предыдущей главе, сведения о главном герое и, разумеется, об основных персонажах второго плана должны быть рассредоточены по тексту произведения и упоминаться лишь там, где это уместно. Если персонаж появляется в трех-четырех главах из двадцати или тридцати, таких «уместных мест» немного, и желательно использовать их с максимальной эффективностью. Стоит ли сообщать, что наш персонаж развелся в прошлом году, что он собирает марки, обожает сладкое и недавно купил квартиру? Такие данные имеют смысл, если они как-то влияют на сюжет; в противном случае это лишняя информация. Планировать заранее все особенности и привычки подобной личности явно не стоит; если что-то понадобится, нужный штрих будет добавлен в процессе письма.
О персонажах третьего плана, появляющихся эпизодически, нужно знать следующее:
имя или фамилия – не всегда. Чаще необходим признак, описывающий персонаж: сосед, продавщица, светловолосая девушка, хромой старик;
пол, примерный возраст. Внешность – одна-две характерные детали: бледный сухопарый человек средних лет; полная женщина; юноша с лицом несостоявшегося гения; симпатичная девушка в джинсах; парень со шрамом на подбородке. Иногда – его/ее голос;
манера вести себя, одеваться;
речевая характеристика.
Легко заметить, что объем нужных сведений об основных персонажах второго плана приближается к информации о главном герое. Иная ситуация с фигурами не столь важными. Здесь акцент делается на их внешности, одежде, манере поведения и речи, то есть на тех признаках, по которым судят о малознакомом или незнакомом человеке. Во всех случаях особую роль играет речевая характеристика: как бы ни выглядел незнакомец, как бы он ни был одет, главное – что и как он говорит. Именно речь свидетельствует о культурном уровне и социальном статусе; недаром сказано: встречают по одежке, а провожают по уму.
В четвертой главе я дал примерную оценку количества персонажей в романе (10–30 и более), повести (5—10) и рассказе (2–5). Конечно, это примерные оценки, и они относятся к действующим лицам – главным героям и персонажам второго и третьего плана. В «Айвенго» я насчитал 45 таких персонажей, в «Саге о Форсайтах» их тоже несколько десятков, а в «Войне и мире» – около 200. Но редкий автор пишет за свою жизнь только один роман или пару рассказов; в обычной ситуации у него десяток крупных произведений, а рассказов – около 50.
Это означает, что общее число персонажей, представленных автором, порядка 300–500, и добрая сотня из них относится к главным героям и значимым личностям второго плана. Безусловно, среди них окажутся в чем-то похожие друг на друга люди, часть персонажей может кочевать из романа в роман, но тем не менее автор должен выдумать несколько десятков, а иногда и сотен воображаемых личностей. Каким образом? Только ли с помощью своей фантазии?
Этот путь, конечно, всегда открыт, и если персонажей немного, их можно сотворить, как говорится, «с нуля». Но я полагаю, что тут кроется некое лукавство – ведь автор не выдумывает людей «из ничего»; так ли, иначе, к нему приходят воспоминания о тех, кого он знал и знает, так что и в этом случае он использует прототипы, пусть даже мысли о них туманны и почти не осознаны.
Часто прототипом главного героя является сам автор. В таком решении слиты воедино несколько мотивов: себя самого автор знает максимально полно; можно приукрасить свой образ, добавить силы, красоты, ума и всевозможных талантов; можно сделать себя-героя безупречным и всегда правым; можно придумать другую, более удачную судьбу, вспомнить о допущенных ошибках и исправить их.
Это неплохой вариант, но у него есть недостаток: герои, вылепленные по образу и подобию автора, даже с нанесенной ретушью выглядят однообразно. Хватит на пару книг, и что потом?.. К тому же есть и другие важные персонажи – не писать же их всех с самого себя!