Литературный талант. Как написать бестселлер Ахманов Михаил

Глава 14. Диалог и монолог

Именно диалог дает вам возможность услышать голоса героев, и ничто другое не позволяет так определить их характеры – только дела людей говорят о них больше, чем их слова, и разговор – вещь коварная: часто они (говорящие) показывают себя другим с неожиданной стороны, сами того не зная.

Стивен Кинг. «Как писать книги»

Диалог в литературном произведении – разговор двух, трех и более лиц; монолог – речь персонажа, обращенная к самому себе. Начнем разбираться с этими понятиями с диалога.

У этой формы изложения есть особенность, отмеченная в «Справочнике писателя. Как написать и издать успешную книгу» Барякиной: диалог протекает в реальном времени. Вы – автор, творец, демиург – владеете всем в сотворенном вами мире, в том числе и временем; вы можете ускорить или замедлить ход событий, представить десятилетие жизни героя в одном абзаце или посвятить две-три страницы описанию событий, занимающих пару минут. Словом, вы – владыка времени, но с началом диалога ваша власть не то чтобы исчезает, но претерпевает существенное ограничение.

Фразы, которыми обмениваются персонажи, проговариваются в реальном темпе, и, если их беседа требует получаса, вы ошибетесь, сообщив читателю, что разговор занял пять или десять минут. Вы можете манипулировать временем, только сделав диалог коротким или длинным либо заменив его часть кратким пересказом, а также указанием, что говорили долго, час или два (но прямая речь не приводится).

Эта особенность диалога замедляет движение сюжета, поэтому надо выяснить, в чем состоят его функции.

1. Кинг пишет: «…диалог – звуковая дорожка нашей программы». Реальная жизнь не обходится без разговоров, и было бы странно, если бы они отсутствовали в литературном произведении любого жанра. Но так все же бывает – например, Стефан Цвейг написал роман «Магеллан» и цикл новелл «Звездные часы человечества», где нет прямой речи, только немногие цитаты и кое-где – речь косвенная. Нужно быть оригинальным и очень большим мастером, чтобы писать в такой отстраненной манере и обойтись без диалогов! Мы не станем ими пренебрегать. Для нас диалог – обязательная часть текста.

2. Диалог необходим, когда требуется разнообразить и оживить историю, как бы передав ее из рук автора в руки персонажей. За автором безусловно закреплен рассказ о событиях и действиях, но, когда говорят герои, это воспринимается как переход к другому, более личному, более интимному плану повествования. Стоит подумать, что автор сам поведает читателю, а что возложит на диалоги, чтобы о событиях рассказывали герои.

3. Выше я имел в виду события, еще неизвестные читателю. Но в диалоге может даваться оценка происшествиям уже известным, и мнения персонажей по тому или иному поводу внесут вклад в их характеристики.

4. Как я уже не раз упоминал, важной частью такой характеристики является речь. Автор может много раз повторить, что этот герой умен, а тот – груб, но только послушав, как и о чем они говорят, мы поверим авторскому слову.

Такова роль диалога в повествовании. Соразмерность между его частями требует, чтобы эпизоды с диалогом не были слишком громоздкими и существенно замедляющими действие.

В диалоге нужно касаться чего-то нового, неожиданного; если не все, то большая часть бесед должна совпадать с поворотными моментами сюжета. Иными словами, не стоит толочь воду в ступе.

Рассмотрим типы диалога.

ОБЫЧНЫЙ ДИАЛОГ. Несколько собеседников находятся в помещении, в транспортном средстве или на природе и ведут разговор. Должна быть описана обстановка – жилая комната и ее убранство, зал ресторана, фойе театра, купе поезда, корабельная каюта, пейзаж, если беседа происходит на лесной поляне или на морском берегу. Особенность такого диалога в том, что прямая речь обычно превалирует над описательной частью. Объем текста, относящийся к сказанному (к прямой речи), больше (во всяком случае, не меньше), чем суммарный объем описания обстановки, персонажей и слов, сопровождающих их речи. В таком эпизоде диалог является центральным событием, а остальной текст носит вспомогательный и поясняющий характер.

ДИАЛОГ, ПЕРЕМЕЖАЕМЫЙ ДЕЙСТВИЕМ. Представим, что герои пустились в погоню или, наоборот, удирают от врагов. Они мчатся на лошадях или едут в машине и, возможно, отстреливаются; сцена динамичная, процесс движения и их действия, дорога и окружающая местность – вот главное, что описывается в ней. Но герои еще и обмениваются фразами, дают друг другу связанные с ситуацией советы, что-то восклицают, выкрикивают проклятия и т. д. Их диалог выглядит примерно таким образом: короткая фраза, короткий ответ, описание действия на целый абзац, снова короткая фраза и короткий ответ, снова описание действия. Понятно, что они обмениваются короткими репликами – их действия быстрые и не располагают к долгим беседам.

Такая же ситуация возможна во время сражения и почти любой острой сцены. Особенность диалога в этом случае: главное внимание концентрируется на действиях и описаниях; диалог привязан к действиям персонажей; диалог состоит из коротких, резких, иногда бессвязных фраз и восклицаний; объем текста, относящийся к сказанному, меньше (иногда значительно меньше) объема описания обстановки и действий персонажей.

ОТДЕЛЬНЫЕ РЕПЛИКИ. Иногда герой роняет фразу или восклицание, адресованное другим персонажам. Эта фраза остается без ответа или ответ предельно скупой, иногда односложный. До этой конструкции и после нее идут большие объемы текста, не связанные с прямой речью. Реплика или обмен репликами могут встречаться один раз в крупном эпизоде.

Представим, что два приятеля Петр и Алексей всходят на борт лайнера: им предстоит круиз по Балтийскому морю. В начале главы идет описание обстоятельств, связанных с этой поездкой, затем взгляд на корабль с причала, затем герои поднимаются на палубу, предъявляют путевки и осматривают убранство помещения. Выглядит оно роскошно, и Алексей, не в силах сдержать эмоции, говорит: «Ну, прямо Эрмитаж!» – «Лувр!» – отзывается Петр.

После этого они идут в каюту, потом направляются в бар, разглядывают пассажиров, высматривают девушек, с которыми стоило бы познакомиться, и все это – описания без прямой речи. Но произошедший меж ними обмен репликами надо считать диалогом. Этот фрагмент останется диалогом и в том случае, если Петр кивнет в ответ на слова Алексея, восхищенно закатит глаза или промолчит.

К такой форме диалога относится и ситуация «выкриков с мест» (мое название). Вспомним один из моментов схватки Збышко с Ротгером («Крестоносцы»):

«Зрители перестали соблюдать спокойствие, теперь то и дело раздавались то мужские, то женские голоса: «Бей! Рази его!.. Суд Божий! Кара Божья! Да поможет тебе Бог!» Князь помахал рукой, чтобы успокоить толпу, но уже не мог ее удержать. Возгласы становились все громче, на галерее уже стали плакать дети, и, наконец, под самым боком у княгини молодой женский голос крикнул сквозь слезы:

– За Дануську, Збышко, за Дануську!»

Это и есть «выкрики с мест». Обычно кричат третьестепенные персонажи, адресуя свои слова герою как знак одобрения или порицания. Нам такая деталь нужна, чтобы выразить через прямую речь мнение народа.

ДИАЛОГ С САМИМ СОБОЙ. Это очень любопытный случай, нечто среднее между диалогом и монологом. Фактически персонаж беседует вслух с самим собой, но формально имеется собеседник, отвечающий – как бы отвечающий! – на все реплики. Таким собеседником может быть телевизор – а точнее, диктор программы новостей. Герой слушает эти новости, комментирует их, и весь эпизод строится как псевдодиалог между нашим персонажем и диктором.

Еще один вариант – разговор с животным, кошкой, собакой, лошадью и т. д. Такой прием очень меня привлекает, ибо в беседе с бессловесным существом герой может полностью раскрыться и поведать такое, о чем никогда не расскажет другому, даже близкому человеку. В то же время его «собеседник» хоть и бессловесный, но живой, он может вилять хвостом, лаять, мяукать и реагировать на хозяйские речи другими способами.

Я пытался найти подобный диалог в серьезной или исторической прозе, но ничего не обнаружил и потому в первый и единственный раз предлагаю пример из собственного произведения. Роман «Окно в Европу» является аллегорией, где смешались разные страны и времена; его герой Хайло Одихмантьевич, сотник киевского князя, служил некогда фараону Египта и вывез оттуда в родные края невиданную на Руси птицу – попугая, да к тому же еще говорящего. Хайло отправился к хазарам с важным поручением, а его супруга Нежана тоскует по мужу и разговаривает с попугаем.

«Прилетел из сада попугай, сел Нежане на плечо.

– Где-то наш хозяин! – вздохнула она. – Должно быть, едет уже по Хазарии…

– Хазарры марродерры, – сообщил попугай. Почистил перышки и каркнул: – Головоррезы!

– Ну, утешил, – улыбнулась Нежана. – Только у него голова крепко на плечах сидит. Он воин знатный!

– Оррел! – согласился попугай.

Помолчав немного, Нежана сказала:

– Цену на зерно опять подняли. Значит, хлеб подорожает, и молоко, и масло… Видано ли дело, четверть куны брать за каравай! А к маслу так не подступись!

– Гррабеж! – подтвердил попугай.

– В Египте твоем тоже так было? При фараонах ваших? Тоже драли три шкуры с людей за финики и бананы? – спросила Нежана.

– Фарраон стррог, но спрраведлив, – политично ответил попугай. Подумал и добавил: – Врременами.

Нежана снова вздохнула.

– Ну, ничего, ничего! Переживем лихую пору! Был бы только любушка здоров! Сокол мой ясный!

– Оррел, – поправил попугай, но она не слушала, шептала молитву богам, а каким, про то сама не знала:

– Пусть будет жив-здоров, весел и бодр, и пусть минуют его злосчастья и невзгоды… Пусть вернется скорее, без ран и недугов, а ежели битва случится, пусть друзья его верные охранят… Пусть будет ему во всем удача, и чтобы сыт он был в дороге, и меня вспоминал, и не глядел на сторону… И пусть не каменеет сердцем и не бьет, по воинской привычке, сгоряча… И ежели встретит сирого да убогого, пусть будет к нему милостив…»

С диалогом связаны и другие интересные моменты: передача акцента иностранца, запинающейся речи подвыпившего, разговор с маленьким ребенком, песни, пословицы, крылатые выражения. Напомню, что речь в письменной передаче отличается от устной, воспринимаемой на слух. В реальном разговоре до нас доходят слова, тон, манера говорить, мы видим жесты собеседника, выражение его лица, мы имеем возможность к нему прикоснуться и даже ощутить его запах.

Реальное общение – сложный аудиовизуальный процесс, не исключающий тактильных ощущений. В письменном тексте нет ничего подобного, текст – только слова, а о жестах, гримасах, запахах, прикосновениях нужно написать отдельно; если не напишете, весь этот «пласт контакта» останется нераскрытым.

Перейдем к монологу. Этот способ изложения встречается реже диалога и в принципе может вообще отсутствовать в произведении. Встречаются разные типы монолога, и самый распространенный среди них – внутренний монолог, то есть не озвученные вслух размышления героя. Они относятся к воспоминаниям о прошлом, к обдумыванию ситуации, сложившейся в настоящем, к планам на будущее, к мысленной передаче эмоций – обид, радостей, чувств ненависти, мести, любви и т. д.

Внутренний монолог – мощный способ характеристики героя и воздействия на читателя.

Замечу, что это – средство добиться естественности, ибо каждый человек время от времени мысленно обращается к самому себе, облекая свои раздумья в форму беззвучной речи.

Произнесение монолога вслух – случай гораздо более редкий, связанный с экстраординарными обстоятельствами. Роман, повесть, рассказ – не пьеса и не опера, где такие монологи обычное явление. Чтобы литературный герой начал рассуждать вслух без слушателей, он должен находиться в очень возбужденном состоянии, в критической ситуации, когда очень важные мысли требуется озвучить. Иначе говоря, такой монолог надо подготовить в психологическом и эмоциональном плане.

Я отношу к монологу и такие формы изложения, как письмо и публичное выступление. Хотя письмо будет отправлено адресату, в момент создания оно фактически является монологом в письменном виде, и автор нередко читает его вслух или про себя. Публичные выступления обращены к большому числу слушателей, но если речь занимает страницу или две, это тоже, в сущности, монолог. Таких моментов – то есть долгих речей – надо избегать.

Подобные эпизоды встречаются в фантастике, когда очередной «гениальный» ученый поясняет восхищенным коллегам суть своих открытий. Еще более уныло звучат речи всяких Председателей Совета Земли, доказывающих, почему нужно лететь на Венеру или в Пояс Астероидов. Не стоит увлекаться такими монологами.

Я знаю удивительный случай, когда целый роман в пятьсот страниц написан в форме монолога. Это книга прекрасного украинского писателя Павло Загребельного о Богдане Хмельницком «Я, Богдан», с подзаголовком «Исповедь во славе». Конечно, там есть и диалоги, переданные через воспоминания Хмельницкого, но большей частью это монолог (разумеется, от первого лица), монолог-исповедь великого человека, оценивающего свою жизнь. На мой взгляд, только большой и талантливый мастер может написать роман в такой необычной манере.

АТРИБУТИКА ПРЯМОЙ РЕЧИ. Под этим термином я понимаю слова, сопровождающие и поясняющие речи героев, то есть авторский комментарий к сказанному. Вот простой пример:

– Сегодня я в плохом настроении, – мрачно промолвил Петр.

– Почему? – спросила Анна.

– Не знаю. Как-то с утра все не заладилось, с завтрака… чашку разбил, палец порезал, да еще обжег, когда варил яйца… – Петр задумался на секунду, потом произнес: – А у тебя так бывает?

Атрибутикой в этом диалоге будут фразы: «мрачно промолвил Петр», «спросила Анна», «Петр задумался на секунду, потом произнес». Их назначение – обозначить, кто говорит, как говорит, какие при этом производит действия и жесты.

Самое типичное сопровождение фраз – «он сказал», «она сказала». Однако такой бедный авторский комментарий выглядит очень плохо. Есть большое количество глаголов, которые следует использовать в таких случаях, и я приведу некоторые из них: произнес, промолвил, вымолвил, проговорил, заметил, бросил, возразил, добавил, прошептал, пробасил, пояснил, промычал, пробормотал, прошипел, прохрипел, буркнул, пискнул, рявкнул, каркнул, ляпнул, вякнул, брякнул, ответил, откликнулся, отозвался, поинтересовался. Многие из этих глаголов не только служат заменой слова «сказал», но также характеризуют голосовой тон (пробасил, прохрипел, пискнул, каркнул), эмоциональную составляющую (прошипел, буркнул, рявкнул) и самого говорящего (ляпнул, вякнул, брякнул). В самом деле, если вместо «сказал» вы написали «ляпнул», это намекает на умственные способности «ляпнувшего» – скорее всего, он сказал не подумав.

Чтобы яснее обозначить эту ситуацию, я проведу сравнение с английским языком. В нем действует удивительное, на наш взгляд, правило: в диалоге большей частью используется глагол «to say», «said» в прошедшем времени, то есть «он сказал», «она сказала». Об этом прямо говорит Кинг: «Лучшая форма атрибуции диалога – «сказал», вроде «сказал он», «сказала она», «сказал Билл», «сказала Моника». Кингу с еще большей определенностью вторит Юрген Вольф:

«…для обозначения того, кто говорит, лучше всего ограничиться словами «сказал» и «сказала». Следовательно, вы должны писать: «Я здесь не для того, чтобы прислуживать тебе», – сказала она. Не «настаивала она», «рявкнула она», «заявила она», «протестовала она», «ухмыльнулась она», «прохныкала она». И не «сказала она кротко», «сказала она дерзко», «сказала она чуть не плача». Слов героев самих по себе и того, что мы знаем о героях из описания их поведения во время диалога, должно быть достаточно, чтобы мы поняли, как именно они произносят эти слова. Иногда можно нарушать это правило, но делать это желательно как можно реже».

Я привел эту цитату, чтобы сообщить вам: верное и приемлемое в английском языке неверно и неприемлемо для русского. Это одна из причин, по которым я считаю книги Р. Уэбстера «Как написать бестселлер», Юргена Вольфа «Школа литературного мастерства», А. Цукермана «Как написать бестселлер», Дж. Фрэя «Как написать гениальный роман» (а также «Как написать гениальный роман-2» и «Как написать гениальный детектив»), Айн Рэнд «Искусство беллетристики. Руководство для писателей и читателей», написанные американскими литагентами и литераторами, не подходящими для начинающих писателей в нашей стране. Мы пишем на русском языке, и это счастье – пользоваться таким мощным языковым аппаратом, способным передать тонкие оттенки смысла. На русском фраза, приведенная Вольфом, должна выглядеть так: «Я здесь не для того, чтобы прислуживать тебе, – заявила она». Глагол «заявить» вместо «сказать» подчеркивает протестный характер сказанного, и тут в зависимости от ситуации подошли бы такие слова, как «буркнула», «бросила» и даже «прошипела».

Давайте посмотрим, что делает с этим бесконечным английским «said» такой блестящий мастер перевода, как Борис Заходер. Вот начало шестой главы известнейшей сказки «Винни-Пух и все-все-все» Алана Милна:

«Eeyore, the old grey Donkey, stood by the side of the stream, and looked at himself in the water.

– Pathetic, – he said. – That’s what it is. Pathetic.

Не turned and walked slowly down the stream for twenty yards, splashed across it, and walked slowly back on the other side. Then he looked at himself in the water again.

– As I thought, – he said. – No better from this side. But nobody minds. Nobody cares. Pathetic, that’ s what it is.

There was а crackling noise in the bracken behind him, and out came Pooh.

– Good morning, Eeyore, – said Pooh.

– Good morning, Pooh Bear, – said Eeyore gloomily. – If it is а good morning, – he said. – Which I doubt, – said he.

– Why, what’ s the matter?

– Nothing, Pooh Bear, nothing. We can’t all, and some of us don’t. That’s all there is to it.

– Can’t all what? – said Pooh, rubbing his nose.

– Gaiety. Song-and-dance. Неге we go round the mulberry bush.

– Oh! – said Pooh. Не thought for а long time, and then asked: – What mulberry bush is that?

– Bon-hommy, – went on Eeyore gloomily. – French word meaning bonhommy, – he explained. – I’m not complaining, but There It Is.

[Пропускаю фрагмент, в котором Пух поет свои песенки.]

– That’s right, – said Eeyore. – Sing. Umty-tiddly, umty-too. Неге we go gathering Nuts and May. Enjoy yourself.

– I am, – said Pooh.

– Some can, – said Eeyore.

– Why, what’s the matter?

– Is anything the matter?

– You seem so sad, Eeyore. – Sad? Why should I be sad? It’s my birthday. The happiest day of the year.

– Your birthday? – said Pooh in great surprise.

– Of course it is. Can’t you see? Look at all the presents I have had. – Не waved а foot from side to side. – Look at the birthday cake. Candles and pink sugar.

Pooh looked – first to the right and then to the left.

– Presents? – said Pooh. – Birthday cake? – said Pooh. – Where?

– Can’ t you see them?

– No, – said Pooh.

– Neither can I, – said Eeyore. – Joke, – he explained. – На ha!»

Для удобства сравнения с переводом в этом отрывке даю прямую речь по правилам русской, а не английской грамматики. Теперь обратимся к переводу – а точнее, пересказу – Бориса Заходера.

«Иа, пожилой серый ослик, уныло стоял на берегу ручья и рассматривал свое отражение в воде.

– Жалкое зрелище, – вздыхал он. – Какое жалкое зрелище…

Он отвернулся, медленно побрел вдоль ручья и перебрался на другой берег. Потом побрел обратно и посмотрел на свое отражение еще раз.

– Этого я и боялся, – вздохнул Иа. – С этой стороны ничем не лучше. Но никому нет дела… Всем наплевать… Какое жалкое зрелище…

Вдруг он услышал над собой хруст веток – это Винни-Пух спускался с соседнего дерева.

– Доброе утро, Иа, – поздоровался Пух.

– Доброе утро, Мишка Пух, – мрачно сказал Иа. – Если утро действительно доброе, – добавил он, – в чем я сомневаюсь…

– А что сегодня случилось? – поинтересовался Пух.

– Так, ничего особенного, Мишка Пух. Все не могут… И никто из нас не может… Вот и все…

– Не могут что? – удивился Пух и почесал нос.

– Веселиться, конечно же. Петь и плясать. Потому что здесь растет один кизил.

– Ох! – сказал Пух, огляделся вокруг и спросил: – А что такое «ки-зил»?

– Это ки-зил, – уныло проговорил ослик. – Японское слово, означающее кизил. Я, конечно, не жалуюсь, но он тут везде…

[Пропускаю фрагмент, в котором Пух поет свои песенки.]

И ослик не выдержал.

– Правильно, – сказал он, – пой себе. – Трум пурум да трум пум-пум. Веселись на здоровье.

– Я и веселюсь, – растерялся Пух.

– Я вижу, – сказал Иа.

– А что произошло? – спросил Пух. – Ты выглядишь очень грустным, Иа.

– Грустным? Почему я должен быть грустным? Сегодня ведь мой день рождения. Счастливейший день в году…

– День рождения?! – удивленно воскликнул Пух.

– Конечно. А разве не видно? Смотри, сколько подарков! – огляделся по сторонам Иа. – Вот праздничный пирог. А вот свечи и шоколадные конфеты…

Пух тоже посмотрел по сторонам. Сначала направо, а потом налево.

– Подарки? – переспросил Пух. – Праздничный пирог? Где?

– Ты что, не видишь?

– Нет, – растерялся Пух.

– И я, – сказал Иа. – Шутка, – невесело пояснил он. – Ха-ха!»

В английском варианте «said» встречается пятнадцать раз, а «сказал» у Заходера – четырежды. В соответствии с нормами русского языка он делает текст более разнообразным, благозвучным и богатым, использует другие слова – вздыхал, поздоровался, добавил, поинтересовался, удивился и так далее. Мой совет таков: учитесь строить диалог у Заходера, а не у Вольфа. Ряд полезных советов на сей счет вы также найдете в книге Барякиной, где рассмотрены типичные ошибки при построении диалога.

Теперь обратимся к умению ДЕРЖАТЬ или ВЕСТИ СЦЕНУ. Вообразим, что наши герои собрались в просторной комнате, и опишем ее: сколько в помещении окон, как оно освещается (в зависимости от времени суток), какая в нем мебель и убранство (стол со стульями, диван, сервант, пара кресел у камина, картина на стене). Если в беседе участвуют два, три, четыре персонажа, вряд ли о ком-нибудь из них мы позабудем – каждый что-то скажет в свой черед и, возможно, что-то сделает.

Трудности начинаются тогда, когда собеседников больше – например, семь-восемь человек. Назовем их по именам: Петр, Иван, Сергей, Глеб, Николай, Мария, Елена – и укажем, кто где находится. Пусть Петр, Иван, Сергей и Мария сидят за столом, Елена расположилась на диване, Глеб – в кресле у камина, а Николай стоит у окна. Они обмениваются фразами, жестикулируют, спорят, перемещаются по комнате, что-то делают с предметами обстановки. Чтобы их беседа выглядела естественной, можно кое-что добавить: вазу с фруктами на столе, чашки с чаем и кофе, пепельницу на подоконнике, дрова у горящего камина, бутылку вина и рюмки в серванте. Люди что-то обсуждают и при этом отхлебывают чай, тянутся за яблоком, наливают вино, встают со стульев, откидываются поудобнее в кресле, поправляют прическу, лезут в карман за сигаретами, прикуривают.

Такие комментарии к разговору являются ненавязчивым фоном, приближающим наше действо к реальности. Так как все – абсолютно все! – во власти автора-демиурга: вино, фрукты, печенье, записная книжка с авторучкой, мобильный телефон и прочее, что оживляет беседу, появляется по нашей воле в нужный момент.

В чем же проблема? В том, что собеседников много, и никого из них нельзя забыть. Каждый должен молвить свое слово или как-то отреагировать на сказанное – улыбнуться, нахмуриться, приподнять брови, в задумчивости коснуться виска. К тому же все эти люди должны говорить и вести себя по-разному, каждый в соответствии со своим темпераментом, отношением к обсуждаемой теме и речевой характеристикой. Их облик автор где-то уже описал, но это различие – чисто внешнее, тогда как наши персонажи на самом деле должны быть разными людьми, что определяется в первую очередь их поступками и речью.

Предположим, что беседу ведут четверо у стола (Петр, Иван, Сергей и Мария), Елена и Николай иногда вставляют реплики, а сидящий у камина Глеб молчит. Но он тоже участник сцены, и автор не должен оставлять его без внимания. Во-первых, нужно пояснить читателю причины неразговорчивости Глеба – то ли он вообще молчун, то ли не желает ввязываться в обсуждаемую ситуацию, то ли ему нечего сказать. Во-вторых, какой бы ни была причина, автор должен упомянуть о Глебе два-три раза на протяжении шести-восьми страниц. Пусть после чьей-то реплики Глеб наклонится и подбросит в огонь полено, через пару страниц скептически пожмет плечами, а в конце эпизода молча (с усмешкой, с недовольным видом, с выражением надежды на лице) выйдет вон. Мы его не забыли, провели через всю сцену, и в свое время ответим на вопрос, зачем он вообще был ее участником, раз не сказал ни слова.

Скорее всего, Глеб – то самое «ружье на стене», которое обязательно должно выстрелить. Да, он молчал, но им получена информация (ведь он слушал беседу), и где-то страниц через пятьдесят Глеб совершит некий важный поступок – скажем, явится с автоматом в момент кульминации и перебьет гангстеров, покусившихся на главного героя.

Так что же такое – ДЕРЖАТЬ СЦЕНУ, ВЕСТИ СЦЕНУ? Это означает, что мы не забыли никого из участников эпизода, что их речи и поступки логичны и мотивированы душевным складом каждого, что мы разумно использовали различные аксессуары (мебель, чашки с чаем, фрукты, время дня, вид за окнами), и в результате наша сцена стала слепком реальной жизни – точнее, хорошим представлением, разыгранным перед почтенной публикой. Вспомните, в первой части книги я говорил, что ваш роман или рассказ – не что иное как спектакль, а вы сценарист, режиссер, художник, костюмер, осветитель и весь актерский коллектив. Разница лишь в том, что режиссер и другие постановщики имеют дело с реальными объектами: декорациями, одеяниями, светом, звуком и людьми-артистами, тогда как вы оперируете с мысленными сущностями.

Самое, пожалуй, трудное: вы должны представлять сцену визуально, отслеживать перемещения и действия персонажей, мысленно отождествлять себя с каждым и проговаривать его/ее слова – лучше вслух, чтобы иметь уверенность в естественном звучании речи.

В этот момент проверяется, насколько глубоко вы погрузились в свою историю, легко ли вам жить в мире своих героев, думать, чувствовать и говорить за них. Чтобы дело пошло быстрее, я советую нарисовать чертеж комнаты, расставить в ней мебель и обозначить, где находятся персонажи. Бросьте взгляд на чертеж, напрягите воображение и действуйте, ведите сцену!

И не забудьте про Глеба, который молчит.