Наказать и дать умереть Ульссон Матс

Глава 69

Андерслёв, ноябрь

По возвращении домой Арне завалился на диван перед телевизором и уставился в потолок. Я не стал его беспокоить и попросил Лизен вытащить сим-карты из мобильников Бергстрёма и выбросить их в канализационный колодец на улице. Сами телефоны я разбил молотком, положил в пакет и отправил в мусорный бак Арне. Перестраховка в данном случае нелишня.

Коробка, которую я вытащил из-под половицы в углу, похоже, была сокровищницей Бергстрёма. Записи в блокноте и на хранящихся в папке листах формата А4 являлись не чем иным, как чистосердечным признанием в совершенных преступлениях. Старый адрес Ульрики Пальмгрен все еще хранился в ноутбуке. Я разбил его вдребезги, перебросив все, что нужно, на внешний диск.

Среди вещей Бергстрёма обнаружились и детские игрушки: трактор со следами красной краски, без переднего и заднего колеса, английский двухэтажный автобус с надписью «Dinky Toys»[71] и картонные куклы из серии «Одень меня», среди которых хранилась и черно-белая фотография девочки, вероятно Кати Пальм.

Я выглянул в окно и увидел стоявшую перед домом Лизен.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я.

Она выглядела озабоченной.

– Я думала, будет пахнуть дымом…

– Пожар слишком далеко, – успокоил я ее.

– А вы уверены, что дом загорелся?

Я кивнул:

– Да, я видел пламя.

– А внутри?

– Даже если тела не сгорят, полицейские решат, что Бергстрём и Бенгтссон убили друг друга в драке.

Мы сочинили официальную версию. Бергстрём пригласил Лизен домой, чтобы рассказать ей о своей жизни. Он считал себя смертельно больным – рак предстательной железы – и хотел облегчить душу. Сознавшись в преступлениях, Бергстрём передал Лизен свои записи, с условием никому их не показывать до его смерти. Лизен Карлберг обещала, однако тут же решила позвонить в полицию.

Внезапно появился Джонни Бенгтссон с ружьем. Он требовал у Бергстрёма денег, которые тот якобы ему должен. «За Сандстедта» – так он говорил, хотя Лизен не уверена, что расслышала фамилию правильно.

Улучив момент, Лизен подхватила бумаги Бергстрёма, села в машину и уехала. В это время Бенгтссон держал Бергстрёма на мушке. Чем закончилась разборка, Лизен неизвестно.

К моменту нашего возвращения в гостиную Арне успел принять сидячее положение. Он не был настроен готовить ужин, для этого пришлось бы идти в магазин, а время уже позднее. Поэтому я предложил заказать пиццу. Помимо прочего, разносчик мог подтвердить наше алиби.

Я позвонил Анетте Якобсон. Она приехала через час с маленьким изящным микрофоном, который поставила на стол перед Лизен.

Лизен рассказывала целый час, обогатив историю Бергстрёма новыми подробностями, в которые трудно было поверить.

Пока Анетта записывала на ноутбук то, что наговорила Лизен, я снял рубашку.

Выше пояса спереди и сзади мое тело превратилось в сплошной синяк, переливающийся всеми оттенками, от красного до фиолетового. Справа на ребрах красовалась чудовищная припухлость темно-бордового цвета.

– Перелома нет, но возможна трещина в кости, – резюмировал Арне, пощупав мои ребра.

– Уверен? – спросил я.

Арне кивнул.

– Это можно залечить и без врача.

– Только не надо разрезать сапоги, – предупредил я его. – Они слишком дорогие.

– Разумеется, – согласился Арне. – Лучше умереть в сапогах. Кажется, это из какого-то фильма.

– Да, припоминаю, – отозвался я.

– Я посмотрел много фильмов, – сказал Арне. – У нас в Андерслёве раньше работал кинотеатр.

– Сейчас там пиццерия, – вспомнил я.

Арне отправился на кухню за бинтом, я последовал за ним.

– Ты-то как себя чувствуешь? – поинтересовался я.

– Бывало хуже. Уж на что тяжело мне пришлось, когда умерла Свея, но я справился и с этим.

– А что тебе оставалось?

Арне вздохнул. Я прижал его к груди.

Арне был не из тех, кто лезет целоваться при каждом удобном случае, но он оценил мой порыв.

Лизен хотела ехать домой, но я уговорил ее остаться ночевать у Арне. Анетта согласилась составить ей компанию.

Арне дал Лизен крем, которым она перед сном смазала припухшие красные полосы на ягодицах.

Анетта еще долго сидела с ноутбуком – редактировала рассказ Лизен, убирала мои реплики. В итоге получился монолог на сорок пять минут.

На самом дне черного пластикового мешка Бергстрёма я обнаружил небольшой бумажный сверток, упакованный в полиэтилен с логотипом «Coop»[72].

В нем оказались деньги, много денег.

Шведские, датские кроны и кипа долларов.

Я поднялся к себе и пересчитал – девяносто пять тысяч шведских крон, триста девятнадцать тысяч датских крон, одиннадцать тысяч американских долларов.

В доме Арне не было тайника, поэтому я спрятал их под матрас.

Глава 70

Андерслёв, ноябрь

День, когда в девять двадцать пять утра полиция постучала в ворота Герта-Инге Бергстрёма, выдался на редкость солнечным.

Им никто не открыл. Домофон молчал. В воздухе пахло горелым.

Я знал, что рано или поздно коллеги Эвы Монссон туда доберутся. Сам предпочел отсидеться дома, однако предупредил Анетту Якобсон, и она, захватив камеру, выехала на место событий.

Прошло около часа, прежде чем полиция дождалась сотрудника охранного предприятия, который занялся сигнализацией.

Добродушного вида большой бородатый мужчина походил на моряка. С замком он справился за десять минут, после чего инспектор криминальной полиции Эва Монссон, прокурор Оскар Бенгтзен и еще четверо полицейских, двое мужчин и две женщины, проникли во владения Герта-Инге Бергстрёма. Все, кроме сотрудника охранного предприятия, были в солнцезащитных очках.

Прокурор Бенгтзен вошел в дом, а инспектор Монссон пошла к надворной постройке. И чем ближе подходила, тем сильнее становился запах гари.

Но постройки в березовой рощице больше не существовало.

От нее остался фундамент, печная труба, кухонная мойка и обуглившийся туалетный столик. Белый как снег пепел слепил глаза, несмотря на солнечные очки, но в груде обгоревшего мусора Эве удалось разглядеть наручники и нечто похожее на ружейное дуло.

Лишь только Анетта сообщила мне о прибытии полицейских, я позвонил Эве и сказал, что получил от Лизен Карлберг кое-какие сведения, касающиеся Бергстрёма.

– Мы сейчас у него, – ответила Эва. – Здесь все сгорело.

Я издал удивленный возглас.

Весь день Эва провела на участке Бергстрёма, а вечером с четырьмя начальниками, прокурором Бенгтзеном и Лизен Карлберг слушала записанные на диктофон показания Лизен в комнате для совещаний полицейского участка.

Когда подошла очередь вопросов, Лизен отвечала взвешенно и толково.

Минуло четыре дня, прежде чем криминалисты отыскали на пепелище останки человеческих тел. Одного тела. Никто не делал предположений о существовании второго.

Еще через день установили, что сосед Герта-Инге Бергстрёма Джонни Бенгтссон погиб во время пожара.

Спустя еще некоторое время криминалисты нашли на территории бывшего дома наручные часы, которые ассистентка Бергстрёма Гудрун Квист опознала как принадлежавшие ее начальнику. Таким образом выяснилось, что владелец дома Герт-Инге Бергстрём тоже погиб в огне.

Инженер пожарной безопасности из Мальмё Мильтон Габриэльссон заявил, что восстановить картину происшедшего в подробностях не представляется возможным.

– Это тайна, покрытая мраком, – констатировал он. – Очевидно, огонь распространился молниеносно. Поскольку дом стоит в стороне, никто не увидел катастрофы.

Глава 71

Андерслёв, ноябрь

Между тем мы с Арне работали.

Мы написали статью для сайта газеты, в которую Анетта Якобссон послала отснятое на участке Бергстрёма видео.

В бумажной версии под наши с Арне материалы отвели двенадцать страниц.

Мы доказали, что «убийца с розгой» и Герт-Инге Бергстрём одно и то же лицо.

Из номера в номер мы излагали его историю, открывая читателю новые и новые подробности, и таким образом продержались не меньше недели.

Каждый материал серии предварялся нашими с Арне парными фотографиями, на которых мы выглядели как Хелан и Хальван[73], с той разницей, что дурацкая шляпа была только у одного.

Я давно собирался ее спрятать, хотя бы перья.

Янссон, он же Щенок, сопроводил уже первую нашу публикацию сопутствующей статьей, посвященной статистике пожаров в Швеции. Но в следующем номере редакция поместила опровержение: Щенок назвал инженера пожарной безопасности Мильтона Габриэльссона Хильтоном Габриэльссоном и привел неправильные данные по числу как пожаров, так и погибших в них за последние несколько лет.

Это слишком даже для Щенка.

В своих статьях мы с Арне не особенно выпячивались, отводя главную роль в расследовании инспектору Эве Монссон. Ее же донимали журналисты: за неделю Эва дала несколько интервью в газетах, выступала на радио и телевидении.

В результате операции Интерпола жертвы Бергстрёма обнаружились в Германии, Англии, Франции, США и, конечно, ЮАР, где его опознала Анли ван Яарсфельд.

Полицейский Гонсалес из Техаса сообщил Эве Монссон по электронной почте, что мужчина, похожий на Бергстрёма – крупный швед с ужасным английским, – действительно высек эскорт-даму в отеле Далласа, однако ареста избежал, поскольку заинтересованным сторонам удалось договориться.

Наконец объявилась молодая женщина из полиции Хельсингборга по имени Линн Сандберг, пожертвовавшая выходным ради того, чтобы приехать в Мальмё и встретиться с Эвой Монссон.

Линн видела фотографии Бергстрёма в газете. Она узнала в нем человека, которого чуть не задержала когда-то возле автобусной остановки в Сольвикене.

Линн Сандберг вместе со своим коллегой по фамилии Лаксгорд патрулировала улицы, и этот человек показался им подозрительным. Однако кроме того, что он заснул в машине, придраться оказалось не к чему, и мужчину отпустили.

Эва Монссон сказала, что на их месте, вероятно, поступила бы так же.

Тем не менее фамилия коллеги – Лаксгорд – показалась ей странной.

Глава 72

Андерслёв, Рождество

Рождество я отмечал в Андерслёве, у Арне.

Погода была как на заказ: слегка прикрытая снегом земля, температура чуть ниже нуля и голубое небо. Сконские пейзажи словно сошли с рождественских открыток и навевали ностальгию.

Но, как всегда, за парадным фасадом жизни пряталась темная сторона. «In every dream home a heartache», как поет «Roxy Music»[74]. Ни я, ни Арне, ни Лизен не раскаивались в сделанном, хотя, вероятно, нам следовало бы позвонить в полицию. Мы виноваты в смерти двух человек, а с этим не так-то легко примириться.

Тот, кто утверждает, что равнодушен к смерти, лжет.

Несколько дней после событий в надворной постройке Герта-Инге Бергстрёма настроение Лизен и Арне колебалось от полной апатии до странного радостного возбуждения. Я объяснял им, что случилось то, что случилось, так легли карты и теперь с этим ничего не поделаешь, однако и сам терзался не меньше их. Я удивлялся собственной эгоистичности, но в глубине души радовался, что так легко отделался.

Бергстрём не успел публично уличить меня во лжи, зато я разоблачил его. Я не знал, насколько во всем этом был замешан Джонни Бергтссон, но по его вине умер по крайней мере один человек, а значит, можно считать, что и его настигло правосудие.

Картину происшедшего нельзя было восстановить во всех подробностях. Нам оставалось только догадываться, стал ли причиной смерти Бергстрёма удар клюшки Арне, или он умер от удушья или разрыва сердца.

И со всем этим приходилось жить.

Джонни Бенгтссон, очевидно, погиб, получив порцию дроби в желудок, но ни я, ни Лизен не поняли, кто именно нажал на курок. В конце концов мы сошлись на том, что это сделал сам Джонни.

Отныне нам суждено было мучиться одними и теми же видениями и просыпаться от одних и тех же кошмаров. Случившееся объединило нас до конца жизни. Мне оставалось только удивляться самообладанию, которое проявила Лизен во время единоборства с Бенгтссоном, и тому, как быстро она пришла в себя после всего этого.

Соседка Арне Йордис зашла к нам в Рождественскую ночь около трех часов. По телевизору шел мультфильм про Скруджа Мак-дака, и, пока Йордис смеялась над проделками Пиффа и Паффа, Бродяги и Леди и Быка Фердинанда, я вспомнил о Бодиль. Чем она занимается?

Герт-Инге Бергстрём вовремя позаботился о завещании. Все имущество, дом и предприятие он завещал своей ассистентке и ближайшей помощнице Гудрун Квист. Когда после рождественских праздников мы с Арне отправились в офис «Гибаба» в Мальмё брать у нее интервью, нам довелось проходить мимо дома, где располагалось рекламное бюро Бодиль Нильссон.

Но мы не встретились, а внутрь я не зашел.

За день до Рождества я проезжал мимо ее дома в Хелльвикене, однако там, похоже, никого не было. Я не увидел ни играющей в саду Майи, ни мужчины, который стоял возле забора на фотографии в «Гугле».

Я поставил мобильник на виброрежим и звонков не слышал, но, просматривая сообщения наутро после Рождественской ночи, обнаружил эсэмэску от Бодиль.

Ненавижу Рождество, – писала она мне в три сорок пять ночи.

Через два дня пришло еще одно: Бодиль просила меня не относиться всерьез к тому, что она писала или, возможно, говорила мне в Рождественскую ночь. Я плохо помню, вероятно не отдавала себе отчета, – сообщала она.

Как всегда.

Я все еще не определился со своими чувствами к ней.

С годами я начал осознавать свою подверженность так называемой молниеносной любви – пристойный вариант названия того, что иные зовут похотью, – которая со временем ослабевает, пока совсем не улетучится.

Через два дня поступила очередная эсэмэска от Бодиль, и между нами завязалась переписка.

Ты в Андерслёве? – спрашивала она.

Да.

Где?

У Арне.

Еще через полчаса:

Можешь впустить меня?

Арне к тому времени уже лег. Я вышел в прихожую и отпер дверь.

Как бы я ни сомневался в своих чувствах к Бодиль, при виде ее у меня обмякли колени.

– Я войду?

– Только тихо. – Я приложил к губам палец. – Арне спит.

Мы, стараясь не шуметь, пробрались на кухню, и я предложил Бодиль кофе.

Она отказалась и попросила стакан воды.

Бодиль была без косметики, с собранными на затылке волосами и в простом темно-синем платье с пояском. У меня создалось впечатление, что она выехала из дому без верхней одежды.

– Как ты меня нашла?

– Адрес был на hitta.se.

– Как Майя?

– Она у родителей.

– А…

– Не знаю. Я понятия не имею, где пропадает мой так называемый муж, но он не появлялся уже двое суток. Его мобильный молчит, а на работе говорят, что он в служебной командировке в Лондоне. Меня он не посвящает в свои планы. Быть может, это и называется «начать новую жизнь».

– Иди сюда.

Бодиль уселась ко мне на колени, и я обнял ее.

Она приникла к моему плечу, прижалась головой.

– Я здесь как дома, – призналась она.

По ее щекам потекли слезы, и она от меня отвернулась.

– Ты радуешься всем женщинам одинаково?

– Нет, тебе больше всех.

– Ты врешь.

– Я никогда не вру.

Она была без чулок. Я полез ей под платье.

– Думаешь, я такая дешевая?

В постели Бодиль была нежна и уверена в себе. Она внушала ощущение покоя. Когда легла мне на живот, я завел ей руки назад и несильно прижал к спине.

– Отпусти, – прошипела она.

И повернулась ко мне спиной. Я обнял ее.

Проснувшись, мы лежали все в том же положении. Бодиль дышала ровно и глубоко. Я любовался ею и мечтал, чтобы она спала как можно дольше.

Арне удивился, когда мы вместе вышли на кухню. Я сообщил, что Бодиль будет завтракать с нами. Он пожал плечами:

– Что ж, девушка совершеннолетняя.

– Не знаю, чем это закончится, Харри Свенссон, – вздыхала она, когда садилась в машину.

Я знал не больше ее.

– Я хочу встречаться с тобой, быть с тобой, – ответил я.

Она кивнула:

– Сегодня все вышло совершенно непреднамеренно.

– Я люблю тебя.

– Я тебя тоже, – отозвалась она. – Но мы зашли слишком далеко, мне не следует сюда приезжать.

– Зачем же приехала?

Она пожала плечами.

– Мне хорошо с тобой, – сказал я.

– Мы еще увидимся, – пообещала Бодиль.

Она дрожала, и я положил ей на плечо руку.

– Почему ты не взяла пальто?

– Я торопилась.

– Ты не можешь остаться?

– Мне надо забрать Майю.

– Так забирай и возвращайся.

– Обязательно.

Я продолжал махать рукой, когда ее автомобиль уже скрылся за поворотом.

Через три часа получил эсэмэску:

Майя тебя приглашает. Приезжай, мы едим мороженое.

Вот как…

Глава 73

Стокгольм, январь

Как ни старался я забыть свои сконские корни, по возвращении в Стокгольм всегда чувствовал себя опустошенным. На этот раз я скучал не по Мальмё, а по Арне и Бодиль.

Я тосковал по Сольвикену и мучился от безделья.

Но когда Анна-Карин Экдаль, главный редактор газеты, пригласила меня на ужин и предложила место в штате редакции, я отказался. Наши с Арне статьи пользовались успехом, разумеется не в плане продаж. Просто количество кликов на веб-сайте побило все рекорды.

Кроме газетных статей, мы с Арне и Анеттой готовили книгу об «убийце с розгой», и я мог целиком отдаться работе над ней, поскольку имел в своем распоряжении найденные среди вещей преступника купюры. Поначалу я никому не хотел о них рассказывать, однако открылся своим помощникам и тут же решил разделить добычу на всех.

Лизен не хотела брать ничего, что имело отношение к Бергстрёму.

Арне также мало воодушевило мое предложение, но я всучил ему двадцать пять тысяч за еду и крышу над головой.

Анетта получила пятьдесят тысяч.

Я позвонил Арне из Стокгольма и пожаловался на скуку.

– Переезжай сюда, – предложил он. – Здесь много домов выставлено на продажу.

– Я не создан для деревни, – возразил я и засомневался в своих словах.

Итак, я ходил в кино, шлялся по кабакам, читал газеты.

По кому я совсем не тосковал, так это по Томми Санделлю, но этот человек, похоже, уже успел занять свое место в моей жизни. Он принял участие в передаче «Звезды в замке», которая транслировалась по телевидению между Рождеством и Новым годом, и в программе «Так намного лучше», в которой певцы плачут друг у друга в объятиях и поют чужие шлягеры.

Я редко смотрю телевизор, но видел в газете статью о том, что в замке не проходило дня без того, чтобы Томми Санделль не напился, а однажды ночью он пытался вломиться в номер одной певицы и кричал, что хочет нарисовать ее голой.

Йеспер Грёнберг вернулся в Швецию и занял место политического консультанта. Где именно и по каким вопросам, СМИ умалчивали. Равно как и о его новой жене, китаянке, которую Грёнберг привез из Техаса.

Вместе они блистали на театральных премьерах в Стокгольме, я видел снимки в газетах. Она была лет на двадцать моложе его.