Без единого свидетеля Джордж Элизабет

Глава 22

– Это совсем не то, что вы думаете, – таковы были первые слова Барри Миншолла после того, как Линли вновь включил магнитофон. – Такие, как вы, вобьют себе в голову что-нибудь, а потом подтасовывают факты, чтобы все выглядело гладко. Но на этот раз все было совсем не так, как вы думаете. И то, как Дейви Бентон был… все тоже совсем не так. Только сразу должен предупредить: вы не сможете правильно воспринять, что я собираюсь рассказать, потому что смотрите на мир иначе, чем я, и не захотите понять мою точку зрения. Я хочу пить. В горле пересохло, а история длинная.

Линли ненавистна была даже мысль о том, чтобы удовлетворить просьбу – любую – этого человека, но он кивнул Хейверс, и она вышла, чтобы принести Миншоллу воды. Вернулась уже через минуту с пластиковым стаканчиком в руках, который выглядел так, будто она нашла его в женском туалете (так оно, скорее всего, и было). Она поставила его перед Миншоллом, и он заглянул внутрь, словно проверяя, не плюнула ли она в стакан. Убедившись, что вода на вид терпима, он сделал глоток.

– Я могу помочь вам, – сказал он, – но сначала давайте договоримся.

Линли потянулся к магнитофону, намереваясь в очередной раз выключить его и завершить беседу.

– Я бы на вашем месте не торопился, – остановил его Миншолл. – Вы нуждаетесь во мне не меньше, чем я – в вас. Я знал Дейви Бентона. Научил его нескольким простым фокусам. Я наряжал его как ассистента. Он ездил в моем фургоне и бывал у меня дома. Но это все. За все время нашего знакомства я пальцем к нему не притронулся – в вашем смысле этого слова, хоть он и напрашивался.

От гнева Линли бросило в жар.

– На что, черт возьми, вы намекаете?

– Я не намекаю, а говорю. Излагаю факты. Информирую. Называйте как хотите, сути дела это не меняет. Мальчишка имел склонность. Как минимум он думал, что имеет склонность, и искал доказательства. Хотел попробовать и понять, что это такое. Каково это – мужчина с мужчиной.

– Вы же не думаете, будто мы поверим…

– Да мне все равно, верите вы или нет. Я говорю вам правду. Более того, похоже, я был не первым мужчиной, с которым Дейви хотел проверить свою теорию, потому что подход его был самым что ни на есть прямолинейным. Только мы остались наедине, как он положил руку мне на лобок. Он счел меня одиночкой – я и есть одиночка, чего уж там, – и рассудил, должно быть, что со мною можно будет рискнуть и попробовать. Но я сразу сказал: с несовершеннолетними дела не имею. Возвращайся, когда исполнится шестнадцать лет.

– Вы лжете, Барри, – сказала Барбара Хейверс. – Ваш компьютер чуть не лопается от детской порнографии. С грязными картинками вы даже за рулем не расставались. Каждый вечер перед монитором компьютера вы трахали свой кулак, а теперь хотите, чтобы мы поверили, будто это Дейви Бентон домогался вас, а не наоборот?

– Вы можете думать все, что вам угодно. Что вы и делаете, судя по всему. А почему бы и нет, ведь перед вами какой-то несчастный урод. Как будто я не знаю, что вы там себе думаете: он выглядит как чудовище, значит, он и есть чудовище.

– И часто вы пользуетесь этим приемчиком? – спросила Хейверс. – Полагаю, действует эффективно, в нашем-то обществе. Что может быть проще: направить неприязнь на самих себя. Должно быть, и на детях срабатывает. Да вы чертовски сообразительны, приятель! Получите приз – вы нашли очень ловкий способ обратить свою внешность себе на пользу.

– Видимо, вы не до конца осознаете всю сложность своего положения, мистер Миншолл, – заговорил Линли. – Разве мистер Барти, – кивнул он в сторону адвоката, – не объяснил вам, что случается с теми, кого обвиняют в убийстве? Всю процедуру, начиная с магистрата и вплоть до…

– В городской тюрьме вас встретят с распростертыми объятиями, – вставила Хейверс. – У них есть особый приветственный ритуал для совратителей детей вроде вас. Вы не знали этого, Барри? Вам придется нагнуться.

– Я не…

Линли щелкнул выключателем.

– Очевидно, ваш клиент нуждается в дополнительном времени на раздумья, – сказал он Джеймсу Барти. – А тем временем свидетельства против вас накапливаются, Миншолл. И как только мы убедимся, что вы были последним человеком, который видел Дейви Бентона живым, можете считать свою судьбу решенной.

– Я не…

– Попробуйте убедить в этом присяжных. Мы собираем улики, передаем дело в суд. После этого вы нас больше не интересуете.

– Я могу вам помочь.

– Думайте лучше о том, как помочь себе.

– Я могу предоставить важную информацию. Но вы получите ее, только заключив со мной сделку, потому что если я заговорю, то стану не самым популярным человеком.

– А если вы не заговорите, то окажетесь за решеткой как убийца Дейви Бентона, – сказала Барбара Хейверс. – И на вашей популярности, Барри, это скажется не лучшим образом.

– Я предлагаю следующее, – решил Линли. – Вы говорите, что знаете, и молитесь Богу, чтобы полученные от вас сведения заинтересовали нас больше, чем ваши грехи. Но прошу вас не заблуждаться, Барри, сейчас вам предъявлено обвинение как минимум в одном убийстве. Если в результате вашего рассказа о Дейви Бентоне окажется, что вы не виновны в его смерти, а виновны в чем-то другом, то тюремный срок не будет столь большим, как за убийство. Если только вы не сознаетесь в убийстве кого-то другого, конечно же.

– Я никого не убивал, – сказал Миншолл, но уверенности в его голосе поубавилось, и у Линли впервые появилась надежда, что они понемногу пробивают оборону фокусника.

– Убедите нас, – сказала Барбара Хейверс.

Миншолл ненадолго задумался, после чего попросил:

– Включайте магнитофон. Я видел его в тот вечер, когда он погиб.

– Где?

– Я отвез его в… – Он заколебался, затем снова отпил воды. – В гостиницу под названием «Кентербери». Там нас ждал клиент, перед которым мы должны были выступать.

– Что значит «выступать»? – спросила Хейверс. – Что за клиент?

В дополнение к магнитофонной записи она делала пометки в блокноте и теперь подняла голову, ожидая ответа.

– Выступать – значит показывать фокусы. Клиент – наш единственный зритель. Закончив представление, я ушел, а Дейви остался в гостинице. С ним.

– С кем? – спросил Линли.

– С клиентом. И это был последний раз, когда я его видел.

– Как зовут вашего клиента?

Плечи Миншолла поникли.

– Понятия не имею. – И, словно ожидая, что полицейские снова прервут беседу, добавил поспешно: – Я знал его по номеру. Двадцать один шестьдесят. Имени он мне не называл. И я ему тоже.

Меня он знал только как Снежка. – Он указал рукой на свои волосы. – Ни с кем не спутаешь.

– Как вы встретились с этим человеком? – спросил Линли.

Миншолл опять отпил воды. Его адвокат поинтересовался, не хочет ли он посовещаться. Фокусник покачал головой.

– Через МИМ, – ответил он.

– Фокусники, мимы, – сказала Хейверс. – У вас там целый цирк собрался, что ли?

– «М», «И», «М», – по буквам произнес Миншолл. – Это не человек, а организация.

Линли задал наводящий вопрос:

– И эта аббревиатура означает?..

Миншолл понуро расшифровал:

– «Мужчины и мальчики». А полное название – «Мужчины и мальчики в любви».

– Охренеть, – пробормотала Хейверс, записывая его слова в блокнот. Она дважды подчеркнула аббревиатуру – с такой силой, что шуршание ручки по бумаге прозвучало как наждак по дереву. – Ни за что не догадаюсь, чем вы там занимаетесь.

– Где проходят собрания организации? – продолжал расспрашивать Линли.

– В полуподвальном этаже церкви. Дважды в месяц. Церковь бывшая, раньше называлась церковь Сент-Люси. Это на Кромвель-роуд, недалеко от станции метро «Глостер-роуд». Точного адреса не знаю, но это здание найти нетрудно.

– Конечно же, по запаху серы, – вставила Хейверс.

Линли едва заметно повернул голову в ее сторону. Он испытывал к фокуснику и его истории не меньшее отвращение, чем она, однако Миншолл наконец заговорил, и нужно было сделать все, чтобы он не остановился.

– Расскажите нам о МИМе, – сказал он.

Миншолл медленно заговорил, подбирая слова:

– Это группа поддержки. Она предлагает… убежище для… – Было не так-то просто найти такие выражения, которые раскрывали бы суть деятельности организации и при этом описали бы ее членов в положительном свете. Почти невозможная задача, думал Линли, но не стал мешать фокуснику пытаться формулировать мысли. – Это такое место, где люди с одинаковым мировоззрением могут встретиться, поговорить и узнать, что они не одиноки. Наша организация создана для мужчин, которые считают, что любить юношей и подростков – это не грех и не должно вызывать порицания со стороны общества. Которые считают, что нужно знакомить мальчиков с мужской гомосексуальностью в безопасном и дружелюбном окружении.

– В церкви? – Хейверс не сумела сдержать переполняющих ее чувств. – И знакомство это проходит в форме человеческих жертвоприношений? Небось прямо на алтаре?

Миншолл снял очки и уставился на нее испепеляющим взглядом, пока протирал линзы о ткань брюк.

– Почему бы вам не заткнуться, констебль? – сказал он. – Именно такие люди, как вы, и устраивали охоту на ведьм.

– Слушай, ты, кусок…

– Достаточно, Хейверс, – пресек дальнейшую перепалку Линли. И обратился к Миншоллу: – Продолжайте.

Фокусник еще раз смерил Хейверс взглядом, потом развернулся на стуле, словно решив забыть о ее присутствии.

– Среди членов организации нет ни подростков, ни молодых людей, – сказал он. – МИМ предлагает только психологическую и моральную поддержку, ничего больше.

– Кого же она поддерживает? – продолжал подталкивать рассказчика Линли.

Тот надел очки и ответил:

– Мужчин, которые… находятся в конфликте с собственными желаниями. Те, кто уже сумел принять свою природу как данность, помогают тем, кто пока только пытается это сделать. Такая помощь оказывается в атмосфере понимания и терпимости.

Линли видел, что Хейверс вот-вот снова взорвется. Он постарался опередить ее:

– А как вы познакомились с «двадцать один шестьдесят»?

– Я заметил его сразу, когда он пришел к нам в первый раз. Он был совсем новичок. Не мог даже поднять глаз. Мне стало его жаль, и я предложил ему помощь. Этим я и занимаюсь.

– Какую именно помощь?

На этом рассказ Миншолла прервался. Фокусник помолчал и потом попросил несколько минут для консультации с адвокатом.

Джеймс Барти все это время напряженно слушал, закусив нижнюю губу с такой силой, что казалось, будто он вознамерился ее откусить.

– Да-да-да, – подхватил он, и Линли остановил запись.

Он кивнул Хейверс, и они вместе вышли в коридор участка на Холмс-стрит.

– У него была целая ночь, чтобы выдумать все это, сэр! – воскликнула Хейверс.

– МИМ?

– Да, и этого типа номер двадцать один шестьдесят. Вы же не поверили, будто люди из отдела нравов, когда они нагрянут в эту церковь Сент-Люси, действительно застанут там очередное собрание МИМа? Да ни за что на свете, сэр. И у нашего друга Барри будет наготове прекрасное оправдание, не так ли? Я уже знаю, как это будет: «Среди членов МИМа есть и копы, знаете ли, и они успели узнать о планах полиции и предупредили остальных. Что может быть проще. И теперь они затаились. Ушли в подполье. Очень жаль, что вы не сумели их найти». И арестовать их всех до единого, – добавила она уже от себя. – Мерзкие педофилы!

Линли смотрел на нее – воплощение праведного гнева. Он полностью разделял ее чувства, но также и понимал, что нельзя позволить потоку информации, с таким трудом полившемуся из фокусника, иссякнуть. Единственным способом отделить ложь от правды было заставить его говорить дальше и как можно дольше, выискивая проколы, которые он обязательно совершит, – такова судьба всех лжецов.

– Вы же знаете правила, Хейверс, – сказал он. – Мы должны дать ему надежду.

– Знаю, знаю. – Она посмотрела на дверь, за которой сидел ненавистный Миншолл. – Но у меня от него мороз по коже. Он сидит там с Барти и придумывает, как оправдать совращение тринадцатилетних мальчишек, и мы с вами оба это понимаем. И что нам делать? Стоять здесь и тихо булькать негодованием?

– Да, – ответил Линли. – Потому что Барри Миншоллу очень скоро предстоит узнать: нельзя взобраться на елку, не исколовшись. Он не может утверждать, будто отказал Дейви Бентону на том основании, что тот слишком юн для любви, и в то же время рассказывать, как он предоставил мальчика убийце. Полагаю, именно это несоответствие он и пытается сейчас обговорить с мистером Барти.

– То есть вы верите, что МИМ существует? Что это не Миншолл убил Дейви Бентона и остальных?

Как и Хейверс минутой раньше, Линли направил взгляд на дверь комнаты для допросов.

– Думаю, это весьма вероятно, – ответил он. – Такая история объясняет один очень важный момент, Барбара.

– И что же за момент?

– Бентон – первый из убитых подростков, который никак не связан с «Колоссом».

Как всегда, Хейверс сразу уловила его мысль и развила ее дальше:

– Потому что убийце пришлось искать новую область поисков, после того как мы показались в районе Элефант-энд-Касл?

– Насколько мы можем судить, он весьма умен, – сказал Линли. – Как только мы добрались до «Колосса», он потерял возможность подбирать там жертв. А МИМ как замена «Колосса» подходит по всем статьям, Хейверс, потому что никто из членов организации не станет его подозревать, особенно Миншолл, который горит желанием взять новичка под крыло и подкладывать ему одного мальчика за другим, движимый, очевидно, верой в святость их дьявольского проекта.

– Нам нужно описание этого «двадцать один шестьдесят», – сказала Хейверс, кивком указывая на комнату для допросов.

– И не только, – дополнил Линли, как раз когда дверь открылась и Джеймс Барти пригласил их вернуться.

Миншолл допил воду и сосредоточился на уничтожении пластикового стаканчика. Он сказал, что хочет кое-что уточнить. Линли в ответ заявил о готовности выслушать все, что Миншолл пожелает сказать, и возобновил запись беседы на магнитофон. Хейверс села, громко скрипнув ножками стула по линолеуму.

– Мое первое знакомство с мужчиной произошло в кабинете педиатра, – тихо произнес Миншолл, опустив голову и уставившись – предположительно, потому что темные стекла очков не позволяли сказать точнее, – себе на руки, терзающие пластиковый стакан. – Он называл это осмотром моего «состояния». Я был ребенком, откуда мне было знать? Я верил, что щупанье между ногами действительно помогало врачу убедиться, что мое «состояние» не вызовет в дальнейшем сексуальных проблем вроде импотенции или преждевременной эякуляции. В конце концов он изнасиловал меня прямо в кабинете, но я никому об этом не рассказывал. Так я был напуган. – Миншолл поднял голову. – Ни одному мальчишке я бы не пожелал такого первого раза. Вы понимаете? Я хотел, чтобы это случалось как логичное следствие взаимной любви и чтобы на тот момент они были уже готовы. Чтобы они желали этого и понимали, что происходит и что это означает. Я хотел, чтобы для них это был позитивный опыт, вот я и подготавливал их.

– Как?

Линли сохранял ровную и спокойную интонацию, хотя на самом деле он готов был взвыть от негодования. Как же они поднаторели в приукрашивании своих действий! Педофилы живут в параллельном мире, не соприкасающемся с остальным человечеством, и ничто не может выбить их оттуда, столь прочно они укрепились за годы самооправданий и софистики.

– Говоря им правду, – ответил Барри Миншолл. – Тем, что я честно веду себя с ними.

Линли чувствовал, что Хейверс, находящаяся рядом с ним, борется с рвущимися наружу словами. Она делала записи с такой яростью, что ручка то и дело рвала бумагу.

– Я говорю с ними о сексуальных потребностях. Я объясняю, что их чувства и желания естественны, что им нечего стыдиться и нечего прятать. Я показываю, что необходимо показывать всем детям: сексуальность во всех ее проявлениях дана нам Богом, и нужно радоваться ей, а не скрывать. В мире до сих пор еще существуют племена, где дети проходят через сексуальную инициацию – это часть ритуала взросления – при помощи опытного взрослого, которому они доверяют. Это часть их культуры, и если мы сможем вырваться из оков нашего викторианского прошлого, то это станет и частью нашей культуры.

– В этом и заключается цель МИМа, да? – спросила Хейверс.

Миншолл не дал прямого ответа на этот вопрос.

– Когда они приходят ко мне домой, – сказал он, – я учу их показывать фокусы. Учу ассистировать мне. На это обычно уходит несколько недель. Когда они готовы, мы выступаем перед аудиторией из одного-единственного человека – моего клиента. Кого-то из членов МИМа. Прошу вас особо отметить, что ни один мальчик ни разу не отказался остаться с мужчиной после того, как мы заканчивали свое выступление. Более того, они хотели этого. Они были готовы – благодаря мне, как я уже говорил.

– Дейви Бентон… – начала Хейверс, и по дрожи в ее голосе Линли догадался, что ее нужно остановить.

– Где проходили ваши выступления, мистер Миншолл? – спросил он. – В церкви Сент-Люси?

Миншолл потряс головой.

– Это были частные встречи, я же говорил.

– Значит, в «Кентербери»? Там, где вы в последний раз видели Дейви? Где находится эта гостиница?

– На Лексем-гарденс. Недалеко от Сент-Люси, в районе Кромвель-роуд. Ее владелец – тоже один из наших членов. Разумеется, гостиница работает не только для моих встреч с клиентами и не для встреч мужчин с мальчиками. Это легальный бизнес.

– Ага, как же, – пробормотала под нос Хейверс.

– Расскажите нам подробно, что произошло во время того представления, – попросил Линли. – Это случилось в номере?

– Да, в обычном гостиничном номере. Я всегда прошу клиента заранее заказать номер в «Кентербери». Он встречает нас в вестибюле, и мы поднимаемся к нему в комнату. Показываем подготовленные фокусы – я и ассистирующий мне мальчик, – и я получаю плату.

– За мальчика?

Миншолл, разумеется, не собирался сознаваться в сутенерстве.

– За представление, показанное мной и мальчиком, – произнес он с негодованием.

– Что происходит потом?

– Потом я оставляю мальчика. Клиент сам отвозит его домой… позже.

– И все те мальчики, фотографии которых нашлись в вашей квартире… – начала Хейверс, глядя на Миншолла.

– Да, это мои бывшие ассистенты, – подтвердил Миншолл.

– То есть вы подтверждаете, что все они были переданы с рук на руки каким-то мужчинам, чтобы те поимели их в гостиничном номере?

– Ни один мальчик не возражал. Никто не оставался в гостинице против воли. Ни один из них не обращался ко мне после всего с жалобой, что с ним плохо обошлись.

– Обошлись, – повторила Хейверс. – Обошлись?

Линли снова пришлось пресечь назревающий конфликт.

– Мистер Миншолл, Дейви Бентон был убит мужчиной, с которым вы оставили его в гостинице. Понимаете ли вы это?

Тот покачал головой:

– Я знаю только, что Дейви убили, суперинтендант. У меня нет оснований считать, будто это сделал мой клиент, по крайней мере до тех пор, пока я не услышу это от него самого. Я убежден, что Дейви Бентона доставили домой в целости и сохранности, но в тот же вечер он вышел на улицу уже по другому делу.

– Что значит «пока не услышу это от него самого», а? – спросила Хейверс. – Вы ждете, когда серийный убийца наберет ваш номер и скажет: «Спасибо, приятель, давай-ка устроим еще одно шоу, и я прикончу еще одного мальчишку»?

– Вы считаете, что Дейви Бентона убил мой клиент, а я с этим не согласен. И – да, я ожидаю от него повторного заказа, – сказал Миншолл. – Обычно так и бывает. А затем третий и четвертый, если только мальчик и мужчина не приходят к взаимному соглашению за моей спиной.

– Что за соглашение? – спросил Линли.

Отвечать на этот вопрос Миншолл не торопился. Он глянул на Джеймса Барти, по-видимому силясь припомнить, какие факты адвокат рекомендовал открыть, а от каких признаний воздержаться.

– МИМ превыше всего ставит любовь, – осторожно сказал он. – Любовь между мужчинами и мальчиками. Большинство детей к этому и стремятся – к любви. Да к этому стремится большинство людей. Так что совращение здесь вовсе ни при чем.

– Только сутенерство, – сказала Хейверс, очевидно больше не в силах сдерживаться.

– Ни один мальчик, – упрямо продолжал Миншолл, – не почувствовал, будто его использовали или даже изнасиловали в ходе встреч, которые я организую через МИМ. Мы хотим их любить. И действительно любим.

– А что вы говорите себе, когда они вдруг оказываются мертвы? – спросила Хейверс. – Что вы залюбили их до смерти?

Миншолл адресовал свой ответ Линли, как будто молчание суперинтенданта означало, что он тайно одобряет деятельность фокусника.

– У вас нет доказательств, что клиент… – Он вдруг решил сменить тактику: – Никто не хотел смерти Дейви Бентона. Он был готов к…

– Дейви Бентон сопротивлялся, – перебил его Линли. – Вопреки вашим представлениям о характере мальчика, мистер Миншолл, он не имел склонности к гомосексуальности, он не был готов, не хотел и не стремился. Поэтому я сомневаюсь, что он остался после представления наедине с убийцей по собственной воле.

– Он был жив, когда я оставил их одних в тот вечер, – глухо произнес Миншолл. – Я клянусь. Я в жизни не обидел ни одного ребенка. И ни один клиент не тронул и волоса на голове мальчика.

Линли предостаточно наслушался о клиентах Барри Миншолла, о МИМе и о великом проекте любви, в который так верил, по-видимому, фокусник.

– Как он выглядит? – спросил Линли. – Как вы поддерживали связь друг с другом?

– Он не…

– Мистер Миншолл, в данный момент меня не волнует, убийца он или нет. Я хочу найти и допросить его. Так как вы связывались друг с другом?

– Он мне звонил.

– По городскому телефону? По мобильному?

– По мобильному. Он позвонил мне, когда был готов. Его номера я не знаю, он его никогда не давал.

– Тогда как он узнал, что вы подготовили все для представления?

– Я знаю, сколько понадобится времени. И сказал, когда ему можно снова позвонить мне. Так мы и поддерживали связь. Закончив с подготовкой, я просто стал ждать его звонка, а когда дождался, сказал, где и когда встретимся. Он приехал в гостиницу первым, заплатил за номер наличными, и потом подъехали мы с Дейви. Все остальное было так, как я уже рассказывал. Мы выступили, и я оставил Дейви с клиентом.

– И Дейви не задавал никаких вопросов? Спокойно остался в номере с незнакомцем?

«Такое поведение не соответствует тому, что рассказывал о Дейви Бентоне его отец, – подумал Линли. – В том, как описывает историю Миншолл, какой-то детали определенно не хватает».

– Вы заставили мальчика принять наркотики? – спросил он.

– Я никогда не даю мальчикам наркотики, – сказал Миншолл.

Линли уже привык к манере фокусника отвечать на прямые вопросы уклончиво, поэтому спокойно продолжал:

– А ваши клиенты?

– Я не даю мальчикам…

– Хватит, Барри, – прервала Барбара. – Вы отлично понимаете, о чем спрашивает суперинтендант.

Миншолл глянул на то, что осталось от пластикового стакана, который он так старательно и долго терзал.

– В номере мы обычно предлагали напитки. Мальчики могли либо принять предложение, либо отказаться.

– Что за напитки?