Без единого свидетеля Джордж Элизабет
Арабелла двинулась дальше. Ульрика пошла за ней, бросив прощальный взгляд на «Бенгальский сад».
– Почему вы не расстанетесь с ним? – спросила она Арабеллу.
– У Татьяны должен быть отец, – последовал незамедлительный ответ.
– А как же вы сами?
– Мои глаза открыты. Гриффин таков, каков есть.
Они перешли улицу и продолжили движение на север, мимо старой пивоварни и скопления магазинов кожаной одежды. Ульрика задала наконец вопрос, ради которого пришла к Арабелле, хотя к этому моменту уже осознавала, сколь глупо надеяться на честный ответ.
– Ночью восьмого числа? – задумчиво повторила Арабелла, чтобы Ульрика поверила, будто услышит сейчас правду. – Ну как же, Ульрика, отлично помню. Он был дома, со мной. – А потом добавила нарочито медленно: – Или с Эммой. Или с вами. Или провел всю ночь до рассвета в трафаретной мастерской. Я готова подписаться под всем, что скажет Грифф. Он, вы, все остальные могут безусловно рассчитывать на это. – Она остановилась у витрины большой булочной. За стеклом толпилась очередь покупателей, а над головами висела доска с перечнем кондитерских изделий и цен. – А по правде говоря, я понятия не имею, где он был в тот день, но полиции я никогда в этом не признаюсь, даже не надейтесь. – Она отвернулась от Ульрики и посмотрела на витрину с видом человека, вдруг осознавшего, где он находится. – Ну вот мы и пришли. Вы не хотите рогалик, Ульрика? Я угощаю.
Он нашел место для парковки – такое, лучше которого не найти. Подземная стоянка при универмаге «Маркс энд Спенсер». Разумеется, она оборудована камерами скрытого наблюдения, но в этой части города ничего другого не приходится ожидать. Однако даже если Его образ окажется записанным на пленку, присутствию на стоянке есть логичное объяснение. В универмаге есть туалет. Там есть продуктовый магазин. И первое, и второе – вполне невинные поводы оставить машину на подземной стоянке, не так ли?
Чтобы играть наверняка, Он зашел в универмаг и посетил оба заведения. В супермаркете купил шоколадку и постоял в мужском туалете над писсуаром, широко расставив ноги. Этого должно хватить, подумал Он.
Тщательно помыв руки – в это время года нужно быть особенно осторожным, чтобы уберечься от очередной эпидемии, – Он покинул здание универмага и пешком пошел к площади. Там сходилось с полдюжины улиц и улочек, и по одной из них Он и шагал. Она была самой оживленной в этом районе. На проезжей части яблоку некуда было упасть между такси и частными автомобилями, стремившимся попасть с юго-запада на северо-запад. Он вышел на площадь, перешел дорогу на зеленый свет светофора, вдыхая выхлопные газы автобуса номер одиннадцать, и оказался в сквере, разбитом посреди площади.
Со времени провала на рынке Лиденхолл Он был подавлен и зол, однако теперь Его настрой изменился. На Него снизошло вдохновение, и Он ухватился за него, корректируя планы без чьего-либо вмешательства. В результате – избежал потока издевок от червя. А все потому, что в один прекрасный момент Он осознал, что перед Ним открылся совершенно новый путь. И о пути этом кричали все до единой газеты в газетных киосках на каждом углу, который Он миновал.
В сквере Он подошел к фонтану. По странной причуде архитектора фонтан поместили не в центре сквера, что было бы логично, а в южном углу. Туда Он и направился. Постоял молча, глядя на женщину, вазу и струйку воды, изливаемую в идеальный овал фонтана. Хотя неподалеку росли деревья, в воде не было ни опавших листьев, ни обломанных веток. Весь мусор своевременно убирался и вывозился, и поэтому журчание падающей воды было таким звонким, без хлюпанья, которое подразумевало бы разложение. В этой части города такое было просто немыслимо: смерть, разложение, гниение. Именно поэтому Его выбор столь безупречен.
Он отошел от фонтана и осмотрел остальной сквер. В целом это будет неимоверно рискованное предприятие, сделал Он вывод. Позади аллеи, ведущей к мемориалу времен войны, стояли в ряд такси, ждущие пассажиров, чуть дальше станция подземки изрыгала на поверхность пешеходов. Они расходились по банкам, магазинам, пабам. Они рассаживались за столиками кафе или вставали в очередь в билетную кассу театра.
Это вам не рынок Лиденхолл, где оживленно утром, в полдень и в конце рабочего дня, но в остальное время суток, да еще посреди зимы, пустынно. Здесь же людская толпа кипела начиная с самого раннего утра. Но все когда-нибудь заканчивается. Паб закроется, вход в подземку перегородит решетка, водители такси поедут домой спать, а автобусы станут ходить реже. К половине четвертого утра площадь останется в Его полном распоряжении. И Ему остается, по сути дела, только ждать.
Да и ждать Ему долго не придется: подготовка к тому, что Он планирует для данного места, не займет много времени. Конечно, жаль, что не удалось использовать крюки для дичи, которые Он приметил на рынке Лиденхолл, но нашелся еще более эффектный способ сделать следующее заявление. Вдоль аллеи, ведущей от фонтана к мемориалу, стоят скамьи – из дерева и кованого железа, поблескивающего в молочных лучах зимнего солнца, – и Он уже видел, как все будет.
Он видел их тела на этой площади: один из них прощен и освобожден, а второй нет. Один наблюдатель, а второй – тот, за кем наблюдают. Один будет уложен, а второй усажен в позу… заботливого внимания. Но при этом оба они будут восхитительно, бесповоротно мертвы.
В голове план прокручивался снова и снова, и Он, как всегда в такие моменты, чувствовал всю полноту жизни. Он чувствовал себя свободным. Сейчас никакой червь не мог вторгнуться в Его мир. Он пятился, скукоживался, прятался как от сияния солнца, каковым представлялись ему Его присутствие и Его планы. «Вот видишь, видишь?» – хотелось воскликнуть Ему. Но с этим придется подождать, подождать до тех пор, пока в кругу Его власти не окажутся эти двое – наблюдатель и наблюдаемый.
Теперь Ему остается только ждать. Ждать, когда наступит идеальный момент для нанесения удара.
Линли изучал новый фоторобот, полученный на основе воспоминаний Муваффака Масуда о человеке, который летом купил у него фургон. Он разглядывал изображение уже добрые десять минут, пытаясь найти сходство с наброском человека, которого видел один из завсегдатаев спортзала «Сквер фор Джим» в дни, предшествующие смерти Шона Лейвери. Наконец, придя к какому-то решению, он оторвал от портрета взгляд, снял телефонную трубку и попросил произвести в обоих рисунках изменения – добавить кепку, очки и бородку. Он хотел посмотреть, как это повлияет на внешность двух мужчин. Линли понимал, что это как пальцем в небо, но иной раз даже такие пальцы попадали в цель.
Завершив разговор, Линли не спешил приступать к другому делу. Он улучил момент, чтобы позвонить Хелен. Он много думал о разговоре с серийным убийцей. Повинуясь импульсу, он сначала хотел было послать за Хелен двух вооруженных констеблей, чтобы они положили конец походу по магазинам и эскортировали ее домой. Но он хорошо знал жену: маловероятно, что она благосклонно отнесется к такому повороту событий. А кроме того, Линли знал, что излишняя горячность в действиях послужит на руку убийце. В настоящий момент преступник пока не знает, где на самом деле находится дом Линли. Гораздо правильнее будет установить за Итон-террас наблюдение – с соседних крыш, из паба напротив – в надежде, что убийца попадет в раскинутую таким образом сеть. Однако на организацию потребуется несколько часов. Так что сейчас Лнли мог лишь убедиться, что разъезжающая по всему городу Хелен проявляет должную бдительность.
Он дозвонился, когда она находилась в каком-то шумном месте – в трубке слышался перезвон посуды, стук столовых приборов, женские голоса.
– Где ты? – спросил он.
– В универмаге «Питер Джонс», – ответила она. – Мы сделали перерыв – подкрепиться. Я не думала, что поиски крестильного костюма могут быть столь утомительны.
– «Питер Джонс»? Похоже, вы продвинулись не слишком далеко.
– Дорогой, ты глубоко заблуждаешься. – Хелен, обращаясь, вероятно, к Деборе, пояснила: – Это Томми, интересуется нашими успехами… Да, скажу. – И потом обратилась уже к Линли: – Дебора говорит, что ты мог бы с большим оптимизмом оценивать наши способности. Мы уже побывали в трех магазинах и планируем заехать еще в Найтсбридж, Мейфэр, Мэрилебон и в один миленький магазинчик в Южном Кенсингтоне, который отыскала Дебора. Там торгуют дизайнерской одеждой для младенцев. Если уж там мы не найдем ничего подходящего, значит, того, что нам нужно, просто не существует.
– У вас планы на целый день.
– А когда закончим, мы хотим выпить чаю в «Кларидже». И это предложение Деборы, а не мое. Она считает, что я недостаточно часто выхожу в свет. И, дорогой, мы ведь уже нашли один костюмчик, чуть не забыла сказать.
– Рад слышать.
– Он такой хорошенький. Хотя… есть вероятность, что твою тетю Августу хватит удар, когда увидит, как ее двоюродный внук – или кем ей приходится наш Джаспер Феликс? – вступает в христианство в миниатюрном фраке. Зато штанишки просто неотразимые, Томми. Разве они могут кому-то не понравиться?
– Разумеется, не могут, – согласился Линли. – Но ты же знаешь тетю Августу.
– М-да… Ну что ж, будем искать дальше. Но я все равно хочу показать тебе этот крохотный фрак. Мы сейчас покупаем все, что выглядит более-менее подходящим, чтобы ты потом помог нам сделать окончательный выбор.
– Отлично, дорогая. Я бы хотел сказать пару слов Деборе. Передай ей телефон, пожалуйста.
– Томми, ты ведь не собираешься попросить ее меня сдерживать?
– Как такое возможно? Конечно нет, дорогая. А теперь дай мне поговорить с Деборой.
– Мы хорошо себя ведем… почти.
Это сказала Дебора, когда Хелен передала ей мобильный телефон.
– Я очень на это рассчитываю. – Линли помедлил, обдумывая, как сформулировать просьбу. Дебора, как ему было отлично известно, не способна лицемерить. Достаточно одного намека на убийцу, и все чувства отразятся на ее лице – прямо на виду у Хелен. И он искал другой подход. – Проследи, пожалуйста, за тем, чтобы сегодня, пока вы в городе, никто к вам не приближался, – сказал он. – Разные прохожие… Не вступайте ни с кем в разговоры. Обещаешь?
– Конечно. А в чем дело?
– Не волнуйся. Просто как-то не по себе, когда Хелен уезжает без меня. Сейчас по городу ходит грипп. Все простужены. А в таком положении… Просто будь внимательна и присмотри за ней.
Дебора на другом конце линии молчала. Линли слышал, что Хелен с кем-то разговаривает.
– Постарайтесь держаться подальше от людей, – добавил Линли. – Мне бы не хотелось, чтобы она сейчас слегла с простудой, ведь у нее только что прошла утренняя дурнота.
– Ну конечно, Томми, – сказала Дебора. – Я буду расталкивать всех зонтиком.
– Обещаешь? – спросил он.
– Томми, скажи мне, в чем…
– Да нет же, все в порядке.
– Точно?
– Абсолютно. Желаю хорошо провести день.
Он отключился, полагаясь на благоразумие Деборы. Даже если она дословно передаст Хелен их разговор, его жена, скорее всего, воспримет его слова как проявление чрезмерной заботливости о ее здоровье.
– Сэр?
Он поднял голову. В дверях стояла Хейверс, с блокнотом в руках.
– Да? Что у вас?
– Ни черта, – сказала она. – Миллер чист.
Она подробно отчиталась, что сумела выяснить о жизни и привычках продавца солей для ванны. В целом все сводилось к нулю, как она и заявила с самого начала. Закончила Барбара словами:
– И вот что я тут подумала. Возможно, следует использовать его как возможный источник сведений о самом Барри Миншолле. Если сказать Миллеру, за что конкретно взяли Миншолла, это поможет его разговорить. И даже если он ничего толком не знает, то хотя бы поможет идентифицировать мальчиков на полароидных снимках, которые нашлись в квартире Барри. А если мы найдем мальчиков, то получим возможность расколоть и весь этот МИМ.
– Но МИМ совсем не обязательно приведет к убийце, – заметил Линли. – Нет. Передайте информацию о МИМе в девятый отдел, Хейверс. А также материалы по Миллеру и как с ним связаться. А они уже займутся этим в рабочем порядке, как делом по совращению малолетних.
– Но если мы…
– Барбара, – сказал он, останавливая коллегу, прежде чем она увлечется спором, – это лучшее, что мы можем сделать.
Ворчание Барбары, недовольной тем фактом, что часть расследования приходится отдавать в другие руки, прервало появление в кабинете Доротеи Харриман. Секретарша держала в руках несколько листов бумаги. Она передала их Линли и пояснила:
– Новые фотороботы, суперинтендант. Меня просили немедленно вручить их вам. И еще передали, что сделано несколько вариантов, поскольку вы не уточнили, какие именно очки нужны и как выглядит борода. А кепка у них везде одинаковая.
Линли поблагодарил Ди, и она удалилась, окутанная ароматом духов. Хейверс же подошла к столу, чтобы вместе с боссом посмотреть на портреты предполагаемых подозреваемых. Теперь они выглядели иначе: обзавелись кепками, очками и бородками. Для дальнейшей работы это было немного, но все лучше, чем ничего.
Линли поднялся из-за стола.
– Поедете со мной, – сказал он Хейверс. – Пора нам наведаться в «Кентербери».
Глава 25
– Я же говорил вашим людям еще в самый первый раз! – возмущался Джек Винесс. – Я был в пабе «Миллер энд Гриндстоун». Я не знаю, до которого часа, потому что иногда остаюсь там до закрытия, а иногда нет; а дневник я, черт возьми, не веду, понятно? Но я был там, и после этого мы с приятелем зашли в кафе купить чего-нибудь на ужин. И сколько бы вы меня ни спрашивали, ответ будет один и тот же. Так какой смысл доставать меня?
– Смысл в том, – ответил Уинстон Нката, – что мы узнаем все больше и больше фактов, Джек. А чем больше узнаем, кто что делал, тем больше нужно проверять, не делал ли кое-кто попутно и еще кое-что. И в какое время. Вот этим-то мы и занимаемся, приятель.
– Занимаетесь вы тем, что шьете дело тому, кто первый попадется под руку, а до настоящего преступника вам дела нет. Крепкие же у вас нервы, приятель! Люди проводят в тюряге по двадцать лет, потом оказывается, что их подставили, а вы ничего не желаете менять в своих «методах».
– А вы боитесь, что такое может случиться и с вами? – спросил его Нката. – И какие на это у вас основания?
Разговор происходил в вестибюле здания, где Нката столкнулся с Винессом, возвращавшимся с парковки. Администратор «Колосса» покидал рабочее место, чтобы стрельнуть сигарет у двенадцатилетних мальчишек, околачивающихся на заднем дворе. Одну он сразу закурил, другую спрятал в карман, третью засунул за ухо. Сначала Нката принял Джека за одного из «клиентов» воспитательной организации, и только когда сам Винесс остановил его со словами: «Эй, вы! Что вам тут надо?» – он понял, что неряшливый и лохматый парень – это сотрудник «Колосса».
Нката спросил Винесса, не найдется ли у него нескольких свободных минут, и предъявил удостоверение. С собой у Нкаты был список дат, когда проводились собрания МИМа (составленный Барри Миншоллом по совету адвоката); на эти дни и нужно было получить алиби Джека Винесса. Проблема заключалась в том, что алиби Джека оставалось неизменным на каждый день, о чем тот и заявил, кипя негодованием.
Теперь Джек важно прошествовал в приемную, словно гордясь своим положением в «Колоссе» и, как ни странно, вниманием, проявленным к его персоне со стороны полиции. Нката последовал за ним. В приемной на одном из облезлых диванов развалился подросток. Он безуспешно пытался пускать под потолок кольца из сигаретного дыма.
– Да здесь же никого нет, – со скукой в голосе протянул Марк Коннор. – И никто не узнает, если только ты меня не сдашь.
– Здесь есть я, ясно тебе? – отрезал в ответ Винесс. – Проваливай отсюда или туши хабарик.
Марк пробурчал: «Дерьмо», – перекинул ноги через подлокотник дивана, поднялся одним рывком и вразвалочку пошел к выходу в своих джинсах, промежность которых болталась у колен по моде хип-хопа.
Джек сел за компьютер и начал набирать что-то на клавиатуре.
– Ну, что там еще? – спросил он у Нкаты. – Если хотели поговорить с остальными, то никого нет. Никого, кроме меня.
– А Гриффин Стронг?
– У вас что, проблемы со слухом?
Нката не ответил. Не сводя глаз с Винесса, он ждал ответа.
И секретарь сдался, но всем своим видом демонстрировал крайнее недовольство.
– Его с утра еще не было, – ответил он. – Наверно, записался в косметический салон, брови выщипать.
– А Гринэм?
– Кто знает? Он думает, что обеденный перерыв не длится менее двух часов. А то и трех. Чтобы успеть свозить мамочку к доктору, говорит.
– Килфойл?
– А он и не появляется здесь до тех пор, пока не развезет сэндвичи. Лично я очень надеюсь, что это произойдет уже скоро, потому что я заказал багет с салями и ветчиной, а жрать уже давно хочется. Ну что, все?
Он взял карандаш и стал многозначительно постукивать по телефону. Словно по сигналу, телефон зазвонил.
– Нет, – сказал в трубку Винесс, – ее нет. Что-нибудь передать? – Потом со значительностью в голосе он произнес: – Сказать по правде, я думал, что она как раз сейчас и встречается с вами, мистер Бенсли. Так она мне сказала, когда уходила. – С видом человека, чья теория только что неожиданным образом подтвердилась, Винесс заверил собеседника, что передаст информацию по назначению.
Записав под диктовку несколько слов и цифр на бланке для принятых сообщений, он закончил разговор и положил трубку.
– Вы все узнали, что хотели? – спросил он Нкату. – У меня много дел, как видите.
Все биографические данные Винесса Нката знал наизусть, как и данные остальных работников «Колосса», вызвавших у полиции особый интерес. Он знал, что у молодого человека есть причины испытывать беспокойство. Когда случается преступление, первыми под подозрение попадают бывшие осужденные, и Винесс это понимает. В свое время он уже отсидел срок (и совсем неважно, что обвинялся он за поджог) и вряд ли хочет повторить опыт. И он прав, говоря о склонности копов концентрировать внимание на тех, с кем уже сталкивались на почве защиты закона. По всей Англии сидят в кабинетах краснолицые шерифы и лепят из добытых грязными методами сведений обвинения на любой вкус: от взрыва самодельных бомб до убийств.
Очевидно, Джеку Винессу хватает ума, чтобы ожидать худшего от любой встречи с полицией. Но с другой стороны, это все могло быть и ловкой маскировкой с его стороны.
– На вас лежит большая ответственность, – сказал Нката. – Особенно когда остаетесь один.
Джек не сразу ответил. Перемена в поведении Нкаты несомненно вызвала у него подозрения. Наконец он решился на нейтральное:
– Я справляюсь.
– Кто-нибудь замечает?
– Что?
– То, как вы справляетесь. Или все слишком заняты своими делами?
А вот эта тема нашла отклик в душе Винесса. Он уже с большей охотой ответил:
– Да никто почти и не замечает. Я тут в самом низу лестницы, если не считать Роба. Если он уйдет, мне конец. Стану ковриком для ног.
– Вы имеете в виду Килфойла?
Джек с сомнением уставился на него, поэтому Нката сделал вывод, что слишком поторопился задать такой вопрос.
– Ну нет, этого вы от меня не дождетесь. Роб нормальный парень. У него были проблемы, о чем вы и без меня прекрасно знаете, как знаете и о том, что я тоже кое-где побывал. Но это не значит, что кто-то из нас – убийца.
– Вы общаетесь с Килфойлом вне работы? Не ходите вместе в паб, например? В ваш «Миллер энд Гриндстоун»? И кстати, это не он – тот приятель, с которым в тот вечер вы заходили в кафе?
– Послушайте, я не собираюсь доносить на Роба. Сами делайте свою грязную работу.
– Да я не про него, а про всю ту же ситуацию с пабом, – пошел на попятный Нката.
– Мне так не показалось, но… хрен с вами, ладно. – Джек схватил лист бумаги и нацарапал имя и номер телефона, потом протянул его Нкате. – Вот. Это тот человек, который вам нужен. Позвоните, и он скажет вам то же самое, что и я. Мы были в пабе, потом зашли купить что-нибудь поесть. Спрашивайте его, поспрашивайте в пабе, поспрашивайте в той китайской забегаловке. Она напротив Бермондси-сквер, кстати. И все они повторят мои слова, и только.
Нката аккуратно перегнул листок пополам и вложил в блокнот, а потом произнес:
– Одна беда, Джек.
– Что? Какая беда?
– Когда изо дня в день делаешь одно и то же, события начинают сливаться, верно? Спустя несколько дней или даже недель после некоего события разве кто-нибудь сможет точно сказать, когда именно ты был в пабе, когда покупал карри, а какой вечер пропустил, занимаясь какими-то своими делами?
– Какими такими делами? Поехал прикончить пару ребятишек, что ли? Да пошел ты, мне плевать…
– У тебя проблемы, Джек?
В приемную вошел мужчина – полноватый, с волосами, слишком жидкими для такого возраста, и лицом, слишком красным даже для человека, пришедшего с мороза. У Нкаты мелькнула мысль, не подслушивал ли этот человек под дверью.
– Чем могу помочь? – спросил вошедший, окидывая сержанта взглядом с ног до головы.
Джек не проявил особой радости при появлении коллеги. Он считал, что и сам бы отлично справился с ситуацией и что спасать его нет нужды.
– Привет, Нейл, – сказал он, – у нас гости из полиции.
Значит, это Гринэм, заключил Нката. Вот и прекрасно. С ним тоже нужно поговорить.
– Снова хотят алиби, – продолжал Джек. – Только на этот раз не на один день, а на неделю. Надеюсь, ты в своем дневнике отмечаешь каждый шаг, потому что сейчас все это потребуется. Познакомься с сержантом Вахахой.
Нката представился Гринэму:
– Уинстон Нката, – и потянулся за удостоверением в карман.
– Не беспокойтесь, – сказал Нейл. – Я верю вам. И очень хотел бы, чтобы вы тоже мне поверили. Сейчас я пойду в кабинет, – он указал на дверь, ведущую во внутренние помещения «Колосса», – и позвоню адвокату. Потому что я прекращаю отвечать на вопросы и дружески болтать с офицерами полиции. Все общение – только через профессиональных юристов. Вы переходите все границы со своими расспросами. – Он повернулся к Джеку: – А ты будь поосторожней. Они не уймутся, пока не возьмут одного из нас. Передай всем, чтобы были начеку.
И с этими словами он вышел из приемной, направляясь в кабинет.
По-видимому, на этом берегу реки больше нечего делать, только зайти в паб «Миллер энд Гриндстоун» и в китайское кафе. Если это Джек Винесс бродит по городу в предутренние часы и раскладывает мертвые тела неподалеку от мест обитания своих коллег, то он не станет распространяться об этом среди приятелей по пабу или знакомых официантов в кафе. И все же, если новым источником юных жертв он выбрал МИМ, то, возможно, отсутствие Винесса в пабе или кафе по определенным дням могло вызвать интерес окружающих. Зацепка слабая, но все-таки следует проверить.
Нката вышел из «Колосса», попросив Винесса сообщить Робби Килфойлу и Гриффину Стронгу, что в Скотленд-Ярде ожидают от них звонка. Он прошел по стоянке машин на заднем дворе и сел в «эскорт».
С другой стороны парковки пытались вести бизнес четыре авторемонтные мастерские, служба такси и доставки и магазин велосипедов. Они были втиснуты в прокопченные и сплошь покрытые граффити арки железнодорожного виадука, который шел от вокзала Ватерлоо за город. Перед этими шарашкиными конторами околачивалась местная молодежь. Пока Нката наблюдал за вялыми перемещениями подростков от одного забора к другому, из магазина велосипедов вышел хозяин азиатской наружности и стал гнать молодежь прочь от витрины. Они попытались спорить, но торговец стоял на своем, тогда подростки стронулись с места и двинулись к Нью-Кент-роуд.
Нката поехал вслед за ними и увидел под железнодорожным виадуком еще нескольких парней, болтающихся без дела, и чем дальше ехал, тем больше их попадалось. Словно раскатившаяся горсть бисера, они по двое, по трое, по четверо стояли у стен унылого торгового комплекса, занявшего целый угол площади Элефант-энд-Касл. Они бесцельно слонялись по тротуару, усеянному окурками, жвачками, коробками из-под сока, обертками, мятыми банками из-под кока-колы и недоеденными кебабами. Почти в каждой группе по рукам ходила сигарета или, что было гораздо вероятнее, косяк – хотя, сидя в машине, Нката не мог разглядеть точно. Но в любом случае в этой части города парни могли не опасаться, что их поймают за руку, что бы они ни делали. Их было больше, чем недовольных граждан, которые хотели бы помешать им делать все, что хочется. А в данный момент им хотелось слушать на оглушительной громкости рэп и задирать продавца кебабов, чье крохотное заведение приютилось между пабом «Чарли Чаплин» и мексиканским продуктовым магазином. Подросткам нечем было заняться, некуда пойти: школу они закончили или бросили, надежды устроиться на работу нет, и остается лишь ждать, когда течение жизни подхватит и понесет – куда-нибудь.
Но ведь никто из них, размышлял Нката, не был таким поначалу. Каждый был чистым листом, и все дороги были открыты. Это заставило его вспомнить о собственной счастливой судьбе: случайно совпавшие во времени и пространстве человеколюбие и обстоятельства привели туда, где он сейчас и оказался. И все то же самое привело Стоуни туда, где был теперь он…
Нет, он не будет думать о брате, помочь которому уже не в силах. Надо оказывать помощь там, где она возможна и где ее ждут. Поступает ли он так в память о Стоуни? Нет. Он поступает так в знак благодарности небесам за то, что они дали ему шанс на спасение и способности воспользоваться этим шансом.
Гостиница «Кентербери» расположился в одном из отреставрированных домов из белого камня, выстроившихся от Лексем-гарденс до Кромвель-роуд, в самом сердце Южного Кенсингтона. В давным-давно прошедшие времена это было элегантное здание среди других элегантных зданий в престижной части города, поблизости от Кенсингтонского дворца. Теперь же эта улица мало кого привлекала. Она стала приютом для иностранцев с очень скромными запросами или очень скромным бюджетом, а также для пар, ищущих место на час или два, где можно было бы удовлетворить сексуальные потребности и где не задают лишних вопросов. Гостиницы здесь носят парадные названия, среди которых часто встречаются такие слова, как «корт» или «парк», а еще широкоизвестные исторические названия, но интерьеры и сервис отнюдь не соответствуют заявленной в названиях роскоши.
С улицы гостиница «Кентербери» выглядела так, что даже невзыскательная Барбара без энтузиазма думала о предстоящем визите. Грязно-белая вывеска в двух местах была продырявлена, так что гостиница оказалась переименованной в «Кен бери», а на ступенях мраморного крыльца не хватало примерно трети плиток. Барбара остановила Линли, когда тот уже потянулся к дверной ручке.
– Вы же понимаете, о чем я? – Она помахала перед лицом босса листками с исправленными фотороботами. – Это единственное, что мы с вами еще не обсуждали.
– Я же не возражаю, – сказал Линли. – Но за неимением большего…
– Мы имеем Миншолла, сэр. И он начинает сотрудничать.
Линли кивком указал на дверь в «Кентербери».
– Следующие несколько минут покажут, так это или не так. А сейчас мы знаем только, что ни Муваффаку Масуду, ни нашему свидетелю из спортзала нет никакой выгоды обманывать. Что касается Миншолла, то ситуация здесь прямо противоположная, и мы с вами оба это знаем.
Они говорили о фотороботах. Барбара утверждала, что на них нельзя полагаться. Муваффак Масуд описывал человека, который покупал у него машину много месяцев назад. Посетитель спортзала «Сквер фор Джим» видел человека, который следил за Шоном Лейвери почти месяц назад («Но ведь он же не на сто процентов уверен, действительно ли тот следил за Шоном или просто гулял, признайте это, сэр», – горячилась Барбара). То есть их осведомленность о внешности подозреваемого сейчас зависит целиком и полностью от возможностей памяти двух мужчин, которые в момент встречи с предполагаемым преступником не имели ни единой причины запоминать черты его лица или обращать на него особое внимание. Таким образом, высока вероятность, что составленные по их описаниям фотороботы яйца выеденного не стоят, тогда как портрет, нарисованный с помощью Барри Миншолла, мог вывести полицию на нужного человека.
Только в том случае, возражал Барбаре Линли, если Барри Миншоллу можно было бы доверять. Кто знает, насколько верно данное им описание? И сомнения будут оставаться до тех пор, пока они не убедятся, что в других показаниях, например в рассказе о событиях в гостинице «Кентербери», Барри Миншолл был честен.
Линли открыл дверь. Вестибюля за входной дверью не оказалось, только узкий коридор с потертым ковриком и окошко регистрации в стене, за которым был виден скромный кабинет администратора. Несколько неожиданными стали для Барбары и Линли звуки распыления аэрозоля и едкий запах, от которого у них немедленно заслезились глаза. Источник и звуков, и запахов находился, по-видимому, за окошком регистрации. Весьма подозрительно, решили они, не сговариваясь, и поспешили разобраться, что происходит.
Оказалось, то, что происходит, никак не связано с бумажными пакетами и вдыханием токсичных субстанций. Все было совершенно невинно: девушка примерно двадцати пяти лет со свисающим с мочки левого уха предметом, который напоминал небольшую люстру, сидела на корточках у расстеленной газеты и опрыскивала водоотталкивающим составом пару сапог. Своих собственных, судя по необутым ногам девушки.
Линли показал полицейское удостоверение, но девушка и не взглянула на него. Она осталась сидеть на полу, окутанная ядовитыми парами и, несомненно, уже испытывая на себе их воздействие.
– Подождите, – сказала она и продолжила поливать сапоги аэрозолем, раскачиваясь на пятках из стороны в сторону.
– Идиотка! Надо срочно проветрить.
Барбара метнулась к входной двери и настежь распахнула ее. Когда она вернулась к окну регистрации, то девушка уже сумела подняться.
– Ого! – сипло рассмеялась она. – То есть это не шутка, когда пишут, что заниматься этим стоит в хорошо вентилируемом помещении. – Она достала из картонной коробки регистрационную карточку и шлепнула ее на стойку вместе с авторучкой и ключом от номера. – Пятьдесят пять за ночь или тридцать в час. Или пятнадцать, если вы не брезгливы в отношении постельного белья. Лично я не стала бы рекомендовать пятнадцатифунтовый вариант, но не говорите никому, что я вам так сказала.
И только после всех этих слов девушка удосужилась взглянуть на парочку, с которой разговаривала. О том, что посетители были из полиции, она так и не догадалась, хотя Линли по-прежнему держал удостоверение у нее на виду. Ее внимание теперь было полностью поглощено сравнением двух посетителей – она переводила взгляд с Барбары на Линли и затем снова на Барбару с выражением глубочайшего удивления. Кто поймет этих мужчин, было написано на лице девушки.
Барбара спасла Линли от необходимости объяснять, что предположения о цели их визита в гостиницу ошибочны. Нащупывая в сумке документы, она сказала:
– Этим мы предпочитаем заниматься на заднем сиденье автомобиля. Конечно, тесновато, но зато дешево. – Она сунула удостоверение девице под нос. – Скотленд-Ярд, – объявила она. – Мы восхищены вашим стремлением помогать горожанам утолять их всепоглощающие страсти. А это, да будет вам известно, суперинтендант Линли.
Наконец до девушки дошло, что это за удостоверения ей так настойчиво показывают. Она подняла руку к уху и стала теребить висюльки на своей люстре («Неужели это все-таки сережка?» – недоуменно подумала Барбара).
– Ой, извините, – протянула девица. – Я сразу так и подумала, что вы двое не можете…
– Вот и молодец, – перебила ее Барбара. – Давайте начнем с вашего рабочего графика. В какие часы вы работаете?
– А что?
– В ночную смену здесь сидите? – уточнил Линли.
Она покачала головой:
– Я заканчиваю в шесть вечера. А в чем дело? Что-то случилось? – Похоже, она хорошо вызубрила, что нужно делать в случае, если в гостиницу нагрянут легавые: ее рука потянулась к телефону. – Я вызову мистера Татлисеса, он ответит на все вопросы.
– Значит, он ночной администратор?
– Нет. Он управляющий. Эй, что вы делаете?
Этот вопрос был адресован Барбаре, которая перегнулась через стойку регистрации и нажала на рычаг телефона, прерывая соединение.
– Нас вполне устроит обычный администратор, который работает по ночам, – сказала она девушке. – Где он сейчас?
– Он легальный, – сказала та. – У всех, кто здесь работает, есть все необходимые документы. У нас ни одного нелегала, и мистер Татлисес следит, чтобы все занимались на курсах английского.
– Какой примерный гражданин, надо же, – сказала Барбара.
– Где нам найти вашего ночного клерка? – спросил Линли. – Как его зовут?
– Он спит.
– Такого имени я еще не слышала, – заметила Барбара. – Какой он национальности?
– Что? У него здесь комната. Вот почему… Послушайте, он не любит, когда его будят после смены.
– Не волнуйтесь, мы сами его разбудим, – заверил Линли. – Так где же он?
– На верхнем этаже, – ответила девушка. – Сорок первый номер. Там всего одна кровать, поэтому он не должен платить. Мистер Татлисес вычитает из его зарплаты… Половину стоимости…
Она выпаливала эти сведения одно за другим, как будто таким образом могла помешать полицейским найти ночного клерка. Когда же Барбара и Линли двинулись к лифту, девица снова схватилась за телефонную трубку. Барбара не сомневалась, что администратор либо хочет вызвать подкрепление, либо звонит в сорок первый номер, чтобы предупредить о грядущем визите полиции.
Допотопный лифт, заставший на своем веку еще Первую мировую, спустился с приличествующим возрасту неторопливым достоинством. Решетчатая клеть вмещала двух пассажиров без багажа; впрочем, багаж постояльцам данного заведения обычно и не требовался. Барбара и Линли медленно вознеслись на верхний этаж.
Дверь в искомом номере была приоткрыта. Его обитатель стоял у входа, поджидая их, – в пижаме и с заграничным паспортом в руках. Выглядел он лет на двадцать максимум.
– Хеллоу, – сказал он. – Как вы поживаете. Я Ибрагим Сельджук. Мистер Татлисес – мой дядя. Я говорю английский маленький. Мои документы в порядке.
Как и все то, что говорила девица-администратор, слова юноши были выученным наизусть текстом: вот что вы должны говорить, если коп станет задавать вопросы. Должно быть, здесь настоящее гнездо нелегальных иммигрантов, но в данный момент их волновало другое. И Линли постарался объяснить это перепуганному Ибрагиму:
– Мы не занимаемся вопросами иммиграции. Восьмого числа в вашу гостиницу привезли мальчика. Его спутником был необычного вида мужчина – с белесыми волосами и в темных очках. Мы называем таких альбиносами. Его кожа бесцветная. Мальчик совсем юный, светловолосый… – Линли показал Сельджуку фотографию Дейви Бентона, которую вынул из кармана вместе с полицейским снимком Барри Миншолла, сделанным в участке на Холмс-стрит. – Ушел он из гостиницы, скорее всего, с другим мужчиной, который и заказывал для всех них номер.
– И вся эта схема, возможно, разыгрывалась здесь не раз и не два, – добавила Барбара, – когда мальчишки приходят с альбиносом, а уходят позже с другим мужчиной, так что, Ибрагим, не пытайся убедить нас, будто ничего не видел. – Она сунула под нос ночного клерка два фоторобота со словами: – Он может выглядеть вот так. Тот мужчина, с которым ушел светловолосый мальчик. Да? Нет? Ты узнаешь его?
– Мой английский маленький, – повторил юноша нервно. – У меня есть паспорт. – При этом он переминался с ноги на ногу, словно ему срочно нужно было бежать в туалет. – Люди приходят. Я даю им карточку заполнить и ключи. Они платить деньги, это все. – Он сжал в худеньком кулаке подол пижамы и бросил взгляд через плечо. – Пожалуйста.
– Черт бы его побрал, – буркнула Барбара. – Должно быть, на курсах английского не учат, как сказать: «Я вот-вот обмочусь», – сказала она, обращаясь к Линли.
Комната за спиной юноши была погружена во мрак. В свете, падающем из коридора, виднелась смятая постель. Он определенно спал перед их приходом, но кто-то научил его, как нужно общаться с полицией: отвечать как можно короче, ни в чем не признаваться. Барбара собиралась предложить Линли в качестве отчаянной меры подержать парня с полным мочевым пузырем минут эдак двадцать, авось и разговорится, но тут в коридор из-за угла вывернул низкорослый мужчина в костюме и засеменил к ним.
Должно быть, сам мистер Татлисес пожаловал, подумала Барбара. Его визитной карточкой могло служить выражение несгибаемого оптимизма на лице. С сильным турецким акцентом он сказал:
– Это мой племянник, его английский пока слаб. Я мистер Татлисес, и я буду рад помочь вам. Ибрагим, я разберусь. – Он затолкал юношу в номер и закрыл за ним дверь. – Итак, – воскликнул он, широко улыбаясь, – вам что-то нужно, да? Но не номер. Нет-нет. Мне уже сказали.
Он засмеялся и посмотрел на Линли с выражением «Мы, мальчики, знаем, с кем развлекаться». Барбаре нестерпимо захотелось врезать как следует мерзкому типу и сказать ему: «Как будто с тобой кто-то захочет развлекаться, старый хрыч! Ага, как же!»
– Насколько нам известно, этот мальчик пришел сюда в сопровождении вот этого мужчины. – Линли показал Татлисесу соответствующие фотографии. – А ушел он вместе с мужчиной, который, как нам кажется, может выглядеть примерно вот так. Хейверс? – обратился он к Барбаре, и она показала управляющему фотороботы. – На данный момент мы только просим вас подтвердить, так ли все было.
– И потом? – поинтересовался Татлисес.
На снимки и фотороботы он едва взглянул.
– Вы не в том положении, чтобы задавать подобные вопросы, – сказал Линли.
– Тогда я не вижу, как…
– Слушай-ка, приятель, – вмешалась в разговор Барбара. – Полагаю, та девица в сапогах уже ввела тебя в курс дела. Мы не из вашего местного участка. Мы не два ловких копа, которые выискивают новую кормушку среди твоих сородичей, хотя, не сомневаюсь, ты именно так и подумал. Наш вопрос будет чуть поважнее, так что, если тебе известно, что творится под этой крышей, советую открыть варежку и начать говорить, ясно? Мы знаем вот от этого человека… – она ткнула пальцем в полицейский снимок Барри Миншолла, – что один из его приятелей из некоего общества МИМ встречался в вашей гостинице с тринадцатилетним мальчиком. Миншолл утверждает, что такие встречи здесь происходят регулярно, поскольку кто-то из персонала гостиницы тоже состоит в МИМе. И что-то мне подсказывает, что речь идет о тебе. Ну, что скажешь на это?
– МИМ? – переспросил Татлисес и для пущей убедительности похлопал ресницами. – Это кто-то…
– Уверен, вы отлично знаете, что такое МИМ, – сказал Линли. – Также я уверен в том, что если мы проведем очную ставку, то мистер Миншолл без колебаний укажет на вас как на члена МИМа, того самого, который здесь работает. Можно будет избежать неприятной процедуры, если вы подтвердите слова Миншолла, опознаете мальчика и скажете, не похож ли мужчина, с которым этот мальчик ушел, на один из этих фотороботов. В противном случае мы можем продлить удовольствие от общения и на время поселить вас в участке на Эрлс-Корт-роуд.
– Если мальчик действительно ушел с ним, – уточнила Барбара.
– Я ничего не знаю, – упорствовал Татлисес.
Он забарабанил в дверь сорок первого номера. Ибрагим открыл ее так быстро, будто стоял за ней и прислушивался к каждому слову беседы полицейских с дядей. Татлисес затараторил на своем языке с невероятной скоростью и невероятной громкостью. Он подтащил юношу за пижаму к полицейским, выхватил снимки и рисунки и поднес их к самому носу племянника.
Отличное представление, отметила про себя Барбара. Из кожи вон лезет, чтобы убедить зрителей, будто педофил не он, а племянник. Она глянула на Линли, испрашивая разрешение. Он кивнул, и она приступила к делу.
– Послушай, мелкий гаденыш, – сказала Барбара Татлисесу, хватая его за руку. – Если ты думаешь, будто мы хотя бы на секунду поверили тебе, то ты еще тупее, чем кажешься. Оставь парня в покое и скажи ему, чтобы он ответил на наши вопросы, на которые, кстати, мы от тебя тоже еще не получили ответов. Ты меня понял? Или мне придется встряхнуть тебе мозги, чтобы лучше соображали? – Она отпустила его, но прежде заломила ему руку, в такт последнему вопросу.
Татлисес сыпал проклятиями на своем языке, во всяком случае, так она интерпретировала страстную тираду, от которой несчастный Ибрагим окончательно перетрусил. Наконец управляющий перешел на английский:
– Я сообщу о вашем поведении.
На это заявление Барбара ответила:
– Прям описалась от ужаса. А теперь переводи своему «племяннику», или кто он на самом деле. Вот этот мальчик… Он был здесь?
Татлисес тер руку, на примере которой Барбара пыталась донести мысль о необходимости сотрудничать. Она ожидала, что управляющий продолжит завывания о насилии и травме, ему причиненной, но он, не прекращая усиленно реанимировать поврежденную конечность, сказал:
– Я не работаю по ночам.
– Чудесно. Но Ибрагим же работает. Скажи, чтобы он ответил.
Татлисес кивнул своему так называемому племяннику. Молодой человек посмотрел на фотографию и тоже кивнул.