Вор времени Пратчетт Терри
— Да. Прежде у нас не было эго.
— Ну, ты, кажется, с этим справляешься.
— Только став окончательно и бесповоротно сумасшедшей, — сказала ее светлость.
Сьюзен обернулась. Шляпа и платье Леди ЛеГион совсем истрепались, и блестки сыпались с нее при каждом шаге. Что до ее лица. Изысканная маска, как будто слепленная клоуном из тончайшего фарфора и натянутая поверх черепа. Слепым клоуном. Тем, что носит безразмерные перчатки. В тумане. Леди ЛеГион смотрела ни мир глазами панды, а помада на ее губы завернула лишь по чистой случайности.
— Ты не выглядишь сумасшедшей, — солгала Сьюзен. — Как таковой.
— Спасибо. Но, боюсь, нормальность определяется по большинству. Знаешь ли ты высказывание: «Целое больше, чем сумма его частей»?
— Конечно, — Сьюзен искала крыши, по которым можно было бы спуститься вниз. Ей это не было интересно. Но… оно, кажется, хочет поговорить. Или, вернее, бесцельно поболтать.
— Это неверное утверждение. Это бессмыслица. Но теперь я верю, что это правда.
— Хорошо. Лифт уже должен был спуститься.
Полосы голубого света, словно форель, проскальзывающая в ручей, запрыгали вокруг дверей лифта. Ревизоры сбились в кучу. Они учились. Многие где-то раздобыли оружие. Остальным, по вполне понятным причинам, самым естественным казалось не пытаться заговаривать с теми, кто держит в руках что-либо угрожающее. Это апеллировало прямо к чему-то, обосновавшемуся в затылке.
И тем более неуместным оказалось то, что когда двое из них окрыли двери, за ними обнаружился медленно тающий полу шоколад с вишневым ликером.
Повеяло ароматом.
Выжил только один, а когда поела шоколада мисс Оранжевая, не осталось никого.
— Маленькое жизненное наблюдение, — сказала Сьюзен, стоя на краю музейного парапета. — Обычно, последний кусочек шоколада спрятан в ворохе пустых оберток.
Она нагнулась и взялась за верхушку водосточной трубы.
Она не была уверена в том, как это делается. Если она упадет… а упадет ли она? Для этого нет времени. У нее свое собственное время. Теоретически, если рациональным теориям вообще есть место в таком мире, это значит, что она просто плавно спуститься на пол. Но время проверять подобные концепции наступает только тогда, когда у вас нет другого выбора. Теория была просто идеей, а водосточная труба фактом.
Вокруг ее ладоней замерцало голубое свечение.
— Лобзанг? — тихо произнесла она. — Это ты, ведь так?
Это имя подходит нам, как и любое другое, — донесся до нее тихий вздох.
— Может это и глупый вопрос, но где ты?
Мы просто воспоминание. Сейчас я слаб.
— О, — Сьюзен скользнула чуть ниже.
Но я стану сильнее. Доберитесь до часов.
— Дело в этом? Но мы ничего не сможем сделать!
Времена изменились.
Сьюзен достигла земли. Леди ЛеГион неуклюже опустилась рядом. На ее вечернем платье появилось несколько новых дыр.
— Можно я дам несколько советов насчет стиля? — сказала Сьюзен.
— Я буду рада, — вежливо сказала ее светлость.
— Вишневые панталоны с таким платьем? Не лучшая идея.
— Нет? Они такие яркие и довольно теплые. Что мне следовало выбрать вместо них?
— С таким разрезом? Вообще-то ничего.
— Это приемлемо?
— Э… — Сьюзен некоторое время балансировала на гране открытия сложных тайн дамского белья кому-то, кто и кем-то то не был. — Наверное, пока этого кто-нибудь не обнаружит, да, — сказала она. — Это слишком долго объяснять.
Леди ЛеГион вздохнула.
— Все долго объяснять, — сказала она. — Даже про одежду. Заменители кожи, необходимые чтобы сохранить тепло тела? Так просто. Так просто на словах. Но так много правил и исключений, их просто невозможно понять.
Сьюзен оглядела Брод Вей. Он был битком набит остановившимся транспортом, но нигде не было ни следа Ревизоров.
— Мы встретимся с ними, — громко сказала она.
— Да. Их здесь несколько сотен, — сказала Леди ЛеГион.
— Почему?
— Потому что мы всегда хотели узнать, что значит жить.
— Тогда пойдем на Зефирную Улицу, — сказала Сьюзен.
— А что там?
— Винрич и Бутчер.
— Кто они?
— Думаю, настоящие Гер Винрич и Фрау Бутчер давно умерли. Но магазин по-прежнему процветает, — сказала Сьюзен и бросилась через улицу. — Нам нужна амуниция.
Леди ЛеГион побежала за ней.
— О, они делают шоколад? — сказала она.
— Медведи пукают в лесу? — сказала Сьюзен, и тут же осознала свою ошиб ку. [16]
Но поздно. Леди ЛеГион на мгновение задумалась.
— Да, — наконец сказала она. — Да, полагаю, что большинство видов производят извержение образом, о котором ты упомянула, по крайней мере, в зоне умеренного климата, но некоторые из здешних…
— Я хочу сказать, что да, они делают шоколад, — сказала Сьюзен.
Тщеславие, тщеславие, думал Лю-Цзы, пока молочный фургон катил по затихшему городу. Ронни, положим, бог, а люди такого типа не любят скрываться. Не совсем скрываться. Им нравится оставлять маленькие улики, некие изумрудные таблички, клинопись в могиле под пустыней — подсказки умному исследователю: я был здесь, и я был велик.
Чего могли бояться первые люди? Ночи, может быть. Холода. Медведей. Зимы. Звезд. Бесконечных небес. Пауков. Змей. Друг друга. Люди боялись очень многого.
Он залез в свой мешок и, вытащив из него потертый «Путь», наугад открыл его.
«Коан 97: «Паступай с другими так как хочеш штобы паступали с тобой». Хмм. Не поможет. Кроме того, он был не совсем уверен, что все точно записал, хотя это правило, безусловно, срабатывает. Он никогда не трогал морских млекопитающих, и они платили ему тем же.
— Что это за книжка, монах? — спросил Ронни.
— Это просто… маленькая книжка, — сказал Лю-Цзы. Он огляделся.
Фургон только что миновал бюро похоронных принадлежностей. Его хозяин приобрел большую стеклянную витрину, хотя профессиональному владельцу такого бюро, по сути, нечего продавать из того, что хорошо в ней смотрится; они обычно имеют дело с темными, мрачными драпировками и, возможно, с изящными урнами.
Имя Пятого Всадника.
— Ха! — тихо сказал Лю-Цзы.
— Что-то нашел смешное, монах?
— Если поразмыслить, это очевидно, — сказал Лю-Цзы, скорее самому себе, нежели Ронни. Он развернулся на своем сиденье и протянул ему руку.
— Приятно познакомиться, — сказал он. — Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?
И он назвал его имя.
Сьюзен проявила нетипичную для нее неточность. Назвать Винрича и Бутчера «производителями шоколада», все равно, что назвать Леонардо Квирмского «неплохим художником, который на скорую руку мастерит поделки», или Смерть «не тем парнем, которого хотел бы встречать каждый день». Это было верно, но не совсем.
Во-первых, они не производили, они творили. И это существенная разница. [17] А пока их элитный магазин продавал результаты, они не делали глупостей, заполняя ими витрины. Это было бы немного… ну, чересчур. Обычно, В amp;Б драпировали ее шелком и бархатом, ставили маленькую подставку с может быть одним из своих особых сортов пралине или не более чем тремя прославленными сортами глазированной карамели. Ценников не было. Если вы спрашивали о цене сладостей В amp;Б, вы не могли их себе позволить. А если вы попробовали одну, но все равно не могли себе их позволить, вы начинали откладывать, экономить, грабить и продавать своих престарелых родителей, только чтобы еще раз набить рот сладостями, в которые влюбился ваш язык, и которые превратили вашу душу во взбитые сливки.
Перед магазином была предусмотрительно прорыта канава для тех, кто не сможет контролировать процесс слюноотделения.
Винрич и Бутчер на самом деле были иностранцами, и как считала Гильдия Кондитеров Анк-Морпорка, не понимали специфичности городских вкусовых рецепторов.
По словам Гильдии, люди в Анк-Морпорке были энергичными и неглупыми, и им вовсе не хотелось чтобы шоколад набивали какао ликером, и уж точно они не были похожи на изнеженных и манерных аристократов, которые желали видеть во всех сладостях взбитые сливки. На самом деле они предпочитали шоколад сделанный в основном из молока, сахара, жира, копыт, губ, разнообразных экстрактов, крысиного помета, штукатурки, мух, смазки, древесных щепок, волос, льна, пауков и перемолотой кожуры какао бобов. Это значило, что по продовольственным нормам основных шоколадных производителей, таких как Борогравия и Квирм, анк-морпоркский шоколад был формально классифицирован как «рвотная масса» и избежал наименования «кафельный клей» исключительно благодаря тому, что был не того цвета.
Сьюзен раз в месяц покупала самую дешевую их коробочку. И могла легко остановиться на половине этой коробки, если хотела.
— Тебе не нужно заходить, — сказала она, открывая дверь в магазин.
Вдоль прилавка выстроились застывшие посетители.
— Пожалуйста, зови меня Мира.
— Не думаю, что мне…
— Пожалуйста, — кротко попросила Леди ЛеГион. — Имя — это важно.
Внезапно Сьюзен. вопреки всему, ощутила прилив сострадания к этому существу.
— Ох, ну хорошо. Мира, тебе не нужно входить.
— Я смогу выдержать.
— Но я думала, шоколад слишком сильное искушение для тебя, — сказала Сьюзен, не на секунду не усомнившись в самой себе.
— Да.
Они посмотрели на полки позади прилавка.
— Мира… Мира, — сказала Сьюзен, и озвучила некоторые из своих мыслей. — Это от эфебского слова «myrios», что значит «неисчислимый». А ЛеГион — каламбур от «легион»… О, боги.
— Мы думали, что имя должно выражать суть, — сказала ее светлость. — Спасение в числе. Прости.
— Ну, вот их основной ассортимент, — сказала Сьюзен, обводя рукой вокруг. — Давай поищем в задних комнатах… Ты в порядке?
— Нормально… все хорошо, — пробормотала Леди ЛеГион, покачиваясь.
— Ты ведь не собираешься обожраться, так?
— Мы… я… слышала о слабости. Тело жаждет шоколада, а разум сопротивляется. По крайней мере, так я говорю себе. И это правда! Разум может победить тело! Или для чего он тогда нужен?
— Мне тоже всегда было это интересно, — сказала Сьюзен, толкая другую дверь. — А. Волшебная пещера…
— Волшебная? Они здесь колдуют?
— Почти что.
Когда Леди ЛеГион увидела столы, она прислонилась к дверному косяку чтобы не упасть.
— Ох, — сказала она. — Уф… я могу определить… сахар, молоко, масло, сливки, ваниль, фундук, миндаль, грецкий орех, изюм, апельсиновую цедру, разнообразные ликеры, цитрусовые пектины, клубнику, малину, эссенцию фиалки, вишни, ананаса, фисташек, мандаринов, лаймов, кофе, какао…
— Здесь ведь нечего бояться, так? — сказала Сьюзен, осматривая мастерскую в поисках вооружения. — Какао, в конце концов, просто горькая ягода.
— Да, но… — Леди ЛеГион сжала кулаки, зажмурилась и стиснула зубы. — Но если сложить это все вместе…
— Спокойно, спокойно…
— Воля победит эмоции, воля победит инстинкты… — нараспев произнесла Ревизор.
— Хорошо, хорошо, а теперь сходи к шкафу с надписью «шоколад», ладно?
— Это самое трудное!
Идя мимо прилавков с кастрюлями, Сьюзен размышляла о том, что, представая перед тобой в таком виде, шоколад теряет часть своей привлекательности. Разница была такой же, как между маленькими кучками пигмента и готовой картиной. Она наша шприц, который, казалось, был создан с целью проведения каких-то сугубо интимных процедур у слонихи, хотя здесь, скорее всего, его использовали для выкладки завитков на конфетах.
Рядом нашелся маленький чан с шоколадным ликером.
Она оглядела подносы с помадкой, марципанами и карамелью. О, а здесь целый стол с яйцами Пряничной Утки. Но они не были лишь пустой скорлупой, подарком для детей, вкусом похожие на картон, о, нет, эти были замысловатым кондитерским эквивалентом дивных драгоценностей.
Краем глаза она заметила движение. Одна из статуй рабочего, склонившаяся над подносом с «Мечты Пралине», медленно двинулась дальше.
В комнату втекало время. Бледно-голубой свет озарял ее.
Она обернулась и увидела висящую рядом с собой фигуру, смутно напоминающую человеческую. Она была безликой и прозрачной как туман, в голове зазвучали ее слова:
Я стал сильнее. Ты мой якорь, моя связь с миром. Знаешь ли ты, как трудно вновь найти это в людях? Приведи меня к часам…
Сьюзен развернулась и сунула шприц в руки исстрадавшейся Миры.
— Держи. И сделай что-нибудь вроде… рогатки. Я хочу, чтобы ты забрала столько шоколадных яиц, сколько сможешь. И крем. И ликер. Ясно? Ты сможешь?
О, боги, выбора у нее не было. Бедняге была необходима хоть какая-то моральная поддержка.
— Пожалуйста, Мира? Какое глупое имя! Тебя ведь не много. Только… ты. Так? Просто будь… собой. Гармония… это хорошее имя.
Обновленная Гармония с перемазанным косметикой лицом подняла на нее глаза.
— Да, это, это хорошее имя…
Сьюзен сгребла столько товара, сколько смогла унести, и, обернувшись на шелест позади, увидела, что Гармония стоит, опираясь рукой на, судя по-всему, прилавок, и держит в руке полный разнообразных сладостей…
…большой малиновый мешок.
— О, хорошо. Разумное использование подручного материала, — слабо сказала Сьюзен. Но тут ее внутренний учитель прервал ее. — Надеюсь, ты взяла достаточно и хватит на всех.
— Ты был первым, — сказал Лю-Цзы. — По существу, ты создал все это. Ты был новатором.
— Это было тогда, — сказал Ронни Соха. — Теперь все изменилось.
— Все не так как раньше, — согласился Лю-Цзы.
— Возьми Смерть, — сказал Ронни Соха. — Впечатляет и, доложу тебе, кто не смотрится хорошо в черном? Но Смерть, так или иначе… Что есть смерть?
— Просто долгий сон, — сказал Лю-Цзы.
— Просто долгий сон, — повторил Ронни Соха. — Что до остальных… Война? Если война это так ужасно, почему люди продолжают этим заниматься?
— Это хобби, — сказал Лю-Цзы. Он принялся скручивать сигарету.
— Хобби, — сказал Ронни Соха. — Ну, а Голод и Чума, ну…
— О них достаточно сказано, — подхватил Лю-Цзы.
— Точно. То есть, голод, это страшно, наверно…
— …для аграрной общины, но ему приходиться мириться с прогрессом, — сказал Лю-Цзы, засовывая самокрутку в рот.
— Верно, — сказал Ронни. — Ему приходиться мириться с прогрессом. Боится ли обычный горожанин голода?
— Нет, он думает, что еда растет в магазинах, — сказал Лю-Цзы. Ему начинало это нравиться. У него был багаж восемьсотлетнего опыта направления мысли властьпридержащих в нужное русло, а ведь почти все они были умными людьми. Он решил немного нажать.
— Огонь, его горожане действительно бояться, — сказал он. — Но это сейчас. Примитивные собиратели считали огонь классной штукой, так? Отгоняет волков. Но если сгорит хижина, ну, дрова и дерн недороги. Но сейчас они живут в перенаселенных деревянных домах, и все готовят у себя на кухнях…
Ронни вспыхнул.
— Огонь? Огонь? Это просто полубожок! Несколько чайных листьев бросили в огонь и вот он бессмертный? И ты считаешь, что обучен и опытен? — искра выпрыгнула из пальцев Ронни и зажгла кончик сигареты. — Что до богов…
— Выскочки, все они, — быстро сказал Лю-Цзы.
— Точно! Люди начали обожествлять их, потому что боялись меня, — сказал Ронни. — Ты знал об этом?
— Нет, правда? — с самым невинным видом поинтересовался Лю-Цзы.
Но Ронни внезапно сдался.
— Конечно, это было давно, — сказал он. — Теперь все по-другому. Я не тот, кем был раньше.
— Нет, нет, конечно же нет, — успокоил его Лю-Цзы. — Это как посмотреть, ведь так? Теперь, положим человек, как это сказать…
— Антропоморфная персонификация, — сказал Ронни Соха. — Но я всегда предпочитал термин «аватар» (т. е. «олицетворение» — прим. пер.).
Лю-Цзы нахмурился.
— Ты много летаешь? — спросил он.
— Я сказал не авиатор.
— Прости. Ну, предположим аватар, благодарю, который спустя некоторое время, скажем тысячу лет, ну, предположим, он хорошенько оглядится и, может, обнаружит, что мир вновь готов к его появлению.
Лю-Цзы подождал.
— Мой аббат говорит, что ты пчелиное колено, — сказал он, чтобы немного усилить эффект.
— Да? — подозрительно спросил Ронни Соха.
— Пчелиное колено, кошачья пижама, собачьи… брови, — закончил Лю-Цзы. — Он написал целые тома свитков о тебе. Говорил, что ты очень важен для понимания того, как работает вселенная.
— Да, но… он только один, — сказал Ронни Соха, с угрюмым отвращением кого-то, кто обнимает жизненные горести людей, как любимую игрушку.
— Технически, да, — сказал Лю-Цзы. — Но он аббат. И мозговитый. Он обдумывает такие большие мысли, что ему обычно требуется еще одна жизнь, чтобы додумать их до конца! Пусть многие крестьяне боятся голода, скажу тебе, но кто-то вроде тебя должен стремится к качеству. Взгляни на город. В старые деньки вместо них были только кучи грязи с названиями вроде Ур, Ух или Угг. Сейчас миллионы людей живут в городах. В очень-очень сложных городах. Только подумай о том, чего они на самом деле боятся. А страх… Ну, страх это вера. Так?
Последовала еще одна длинная пауза.
— Ну, это так, но… — начал Ронни.
— Конечно, они не будут жить в них слишком долго, потому что к тому времени, когда серые люди закончат разрезать их на куски, чтобы посмотреть, как они работают, не останется больше никакой веры.
— Мои клиенты рассчитывают на меня… — пробормотал Ронни Соха.
— Какие клиенты? Это говорит Соха, — сказал Лю-Цзы. — Это не голос Хаоса.
— Ха! — резко сказал Хаос. — Ты не сказал мне, как ты узнал это.
«Просто у меня немного больше, чем три клетки вместо мозгов, а ты тщеславен и исписал своим именем всю тележку, осознавал ты это или нет, а темное кривое окно помогло мне обнаружить маленькую перестановку букв» — подумал Лю-Цзы. Но продолжать в таком духе не следовало.
— Это было очевидно, — сказал он. — Ты из тех, кого видно насквозь. Это как закрывать слона простыней. Может его и не видно, но ты можешь быть уверен, что слон на месте.
На Хаос было жалко смотреть.
— Я не знал, — сказал он. — Прошло много времени…
— О? А мне казалось, что ты назвал себя номером один, — сказал Лю-Цзы, решив зайти с другой стороны. — Прости! Хотя, я понимаю, что это не твоя вина, в том, что ты потерял сноровку за прошедшие века, это раз и…
— Потерял сноровку? — заревел Хаос, размахивая руками прямо перед носом дворника. — Да я могу тебя до мыла разложить, мелкий опарыш!
— Чем? Едким йогуртом? — спросил Лю-Цзы, спрыгивая с повозки.
Хаос спустился следом.
— Знаешь, до чего тебя доведут подобные разговоры? — вопросил он.
Лю-Цзы посмотрел на него снизу вверх.
— До угла улицы купцов и Брод Вея, — сказал он. — И что?
Хаос заревел. Он сорвал с себя полосатый фартук и белую шапочку. Он вырос, и тьма, подобная черному дыму, зазмеилась вокруг него.
Лю-Цзы сложил руки на груди и улыбнулся.
— Помни Правило Первое, — сказал он.
— Правила? Правила? Я Хаос!
— Кто был в начале? — сказал Лю-Цзы.
— Да!
— Созидатель и Разрушитель?
— Черт тебя дери, да!
— Значит сложное, неопределенное проведение имеет простое и детерминированное объяснение, и является ключом к новым уровням понимания множественной вселенной.
— Тебе лучше поверить в это… Что?
— Живет во времени, мистер, придерживается правил! — восторженно воскликнул Лю-Цзы, перепрыгивая с ноги на ногу. — Ты тот, каким тебя придумали люди! И они изменили тебя! Я надеюсь, ты умеешь мыслить логически!
— Не тебе говорить, что мне уметь, — гремел Хаос. — Я Хаос!
— Раньше ты так не думал. Ну, может большое возвращение придется как раз кстати сейчас, когда Ревизоры берут верх! Правила, мистер! Вот, кто они! Они мертвые, холодные правила!
Серебряные молнии замерцали в облаке, что когда-то было Ронни. И в тот же миг оно, повозка и лошадь исчезли.
— Ну, думаю, могло быть и хуже, — пробормотал Лю-Цзы себе под нос. — На самом деле не слишком-то он умен. И, наверно, немного старомоден.
Он обернулся и увидел толпу Ревизоров, наблюдающую за ним. Их было несколько дюжин.
Он вздохнул и улыбнулся им своей скромной короткой улыбкой. На сегодня с него хватит.
— Ну, я надеюсь вы слышали о Правиле Первом, так? — сказал он.
Они замялись. Один сказал:
— Мы знаем миллионы правил, человек.
— Биллионы и триллионы, — сказал другой.
— Ну, на меня вы напасть не можете, потому что это Первое Правило.
Ближайший к нему Ревизор принялся совещаться с другими.
— Должно быть, это как-то связано с гравитацией.
— Нет, с квантовым эффектом. Это ясно.
— Логически, Правила Первого быть не может, потому что при этом отрицается идея их множественности.
— Но если нет Правила Первого, значит нет и остальных правил? Если нет Правила первого, то нет и Второго.
— Существуют миллионы правил! У них не может не быть номеров!
Чудесно, думал Лю-Цзы. Остается просто ждать, когда у них расплавятся головы.
Но вдруг один из них выступил вперед. Его взгляд был более исступленным, чем у остальных, а волосы более всклокоченными. В руках у него был топор.
— Нам не нужно обсуждать это! — оборвал он их. — Мы должны думать: это нонсенс, мы не станем обсуждать его!
— Но что такое Правило… — начал один из Ревизоров.
— Ты должен звать меня мистер Белый!
— Мистер Белый, что такое Правило Первое?
— Я не рад, что ты задал этот вопрос! — завопил Мистер Белый и взмахнул топором. Тело другого Ревизора осыпалось вокруг лезвия и, превратившись в облако летающих пылинок, рассеялось.
— У кого-нибудь еще есть вопросы? — спросил мистер Белый, вновь поднимая топор.