Вор времени Пратчетт Терри
Часы в магазине возводили запруду из звуков, отмечая наступление семи часов, когда Игор открыл переднюю дверь. Это всегда Делалось [10], чтобы предвосхитить стук. Это тоже было частью Кодекса Игоров.
Он распахнул дверь.
— Две пинты, сэр, чудесное и свежее, — сказал мистер Соха, подавая ему бутылки. — И такой день как сегодня просто требует свежих сливок, не правда ли?
Игор презрительно оглядел его, но бутылки взял.
— Я предпочитаю его пить, когда оно фтановитьфя феленым, — высокомерно пояснил он. — Вфего доброго, мифтер Фоха.
Он закрыл дверь.
— Это была не она? — спросил Джереми, когда он вернулся обратно в мастерскую.
— Это был молочник, фэр.
— Она опаздывает на двадцать пять секунд! — обеспокоено произнес Джереми. — Как думаешь, с ней могло что-то случиться?
— Нафтоящие леди фегда фтильно опафдывают, фэр, — сказал Игор, убирая молоко. Оно было холодным как лед.
— Ну, я уверен, что ее светлость настоящая леди.
— Ничего не могу об этом фказать, — ответил Игор, который, как было сказано выше, имел в этом отношении весьма серьезные сомнения. Он вернулся обратно в магазин и едва успел занять позицию, положив руку на ручку двери, как раздался стук.
Леди ЛеГион величаво проплыла мимо Игора. Два тролля проигнорировали его и заняли места по обеим сторонам двери внутри магазина. Игор сразу окрестил их нанятыми булыжниками, которые работают за два доллара плюс то, что они смогут выбить из окружающих.
Ее светлость была впечатлена.
Большие часы были почти закончены. Это не была приземистая квадратная штуковина, о которой рассказывал дедушка Игор. Джереми, к величайшему удивлению Игора — поскольку в доме не было ни единого украшения — снизошел до творческого подхода.
— Твой дедушка помогал делать первые, — говаривал Джереми. — Так что давай сделаем их по-старинке?
И вот они — тонкие высокие часы из хрусталя и формованного стекла, весьма странным образом отражающие свет.
Игор потратил целое состояние на Улице Умельцев. Имея достаточно денег, в Анк-Морпорке можно купить все что угодно, включая людей. Он сделал так, чтобы ни стекольщик, ни резчик хрусталя, делая свою работу, не догадались, для чего предназначены законченные часы, но он напрасно беспокоился. За деньги можно купить много незаинтересованности. Кроме того, кто поверит, что можно мерить время кристаллами?
Только в мастерской они становились единым целым.
Игор суетился вокруг, полируя часы и внимательно слушая, как Джереми расхваливает свое творение.
— …не нуждаются ни в каких металлических частях, — говорил он. — Мы открыли способ пропустить молнию через стекло и нашли человека, отливающего стекло, которое может слегка гнуться.
«Мы» — подумал Игор. Ну, так было всегда. «Мы открыли» означало, что мастер просил, а Игор выдумывал. В любом случае, молния была семейной страстью. С помощью песка, химии и пары секретов, можно было заставить молнию встать на колени и умолять.
Леди ЛеГион дотронулась до часов рукой в перчатке.
— Это делительный механизм… — начал Джереми, подбирая стеклянную сетку со скамейки.
Но ее светлость продолжала глядеть на часы.
— Вы снабдили их циферблатом и стрелками, — сказала она. — Зачем?
— О, они будут работать как надо, отмеряя традиционное время, — сказал Джереми. — Они полностью стеклянные и, теоретически, им никогда не понадобится ремонт. Они будут брать время из универсального тика.
— А. Значит, вы нашли его?
— По времени он охватывает наикратчайшее событие, которое может произойти. Я знаю, что он существует.
Она выглядела почти впечатленной.
— Но часы все еще не закончены.
— В них еще остались некоторые недоделки и ошибки, — сказал Джереми. — Но мы исправим их. Игор говорит, что в понедельник будет сильный шторм. Он сказал, что он станет источником энергии. И потом, — его лицо осветила улыбка. — Не вижу помех к тому, чтобы все часы в мире не стали показывать одно и то же точное время!
Леди ЛеГион посмотрела на Игора, который принялся суетиться с удвоенной энергией.
— Слуга вас устраивает?
— О, он немного ворчлив. Но у него доброе сердце. И, видимо, запасное. И он удивительно искушен во всех ремеслах.
— Да, Игоры, в основном, таковы, — сказала леди холодно. — Кажется, им удалось постигнуть даже ремесло наследования.
Она щелкнула пальцами. Один из троллей шагнул ближе и подал ему две сумки.
— Золото и инвар, — сказала она. — Как было обещано.
— Ха, но инвар не понадобиться мне для создания часов, — сказал Джереми.
— Мы просим прощения. Вы хотите еще золота?
— Нет! Нет! Вы были очень щедры.
«Это точно» — подумал Игор, в двадцатый раз стирая пыль со скамьи.
— Тогда, до скорого свидания, — произнесла Леди ЛеГион. Тролли уже поворачивались к двери.
— Вы придете, когда я их заведу? — спросил Джереми, в то время как Игор поспешил в прихожую открывать дверь, ведь, что бы он ни думал о ее светлости, существует такая вещь как традиции.
— Возможно. Но мы глубоко доверяем вам, Джереми.
— Мм…
Игор окаменел. Он раньше не слышал в голосе Джереми подобого тона. Но в устах хозяина это был плохойтон.
Джереми глубоко и нервно вздохнул, словно бы обдумывал, как поступить с маленькой, но сложной деталью часов, которая при малейшей оплошности развернется и разбросает шестеренки по полу.
— Мм… Я подумал, мм, ваша светлость, мм… может, мм, может, вы не откажитесь пообедать со мной, мм, сегодня вечером, мм…
Джереми улыбался. Игор видел трупы, в чьей улыбке было больше жизни.
На лице Леди ЛеГион промелькнуло выражение. Действительно промелькнуло. Игору показалось, что одно выражение сменило другое, подобно тому, как одна статичная картинка сменяет другую без заметного движения мускулов лица в пересменках. Она от своего обычного отсутствия какого-либо выражения перешла к задумчивости, затем к изумлению. А после, к удивлению Игора, начала краснеть.
— Почему, мистер Джереми, я… я не знаю, что сказать, — заикаясь произнесла ее светлость, и ее ледяное спокойствие начало превращаться в теплую лужу. — Я действительно… Не знаю… может как-нибудь в другой раз? У меня назначена важная встреча, было приятно повидаться с вами. Мне пора. До свиданья.
Игор чопорно стоял по стойке смирно, настолько прямо, насколько может позволить себе среднестатистический Игор, и почти закрыл дверь за выскочившей из здания леди, слетевшей вниз по ступеням.
На какую-то секунду она на полдюйма поднялась в воздух. Но всего на секунду, а затем вновь опустилась на землю. И никто, кроме Игора, злобно пялившегося в дверную щель, не мог этого видеть.
Он бросился назад в мастерскую. Джереми оставался на месте, словно его прибили к полу гвоздями, пылая румянцем как ее светлость минуту назад.
— Я выфкочу на фекунду, отнефу эту деталь к умнофителю, фэр, — быстро проговорил Игор. — Лучше это фделать фейчаф. Мофно?
Джереми развернулся на каблуках и очень быстро подошел к своему столу.
— Давай, Игор. Спасибо тебе, — сказал он. Его голос звучал несколько приглушенно.
Вся кавалькада Леди ЛеГион была на другом конце улицы, когда Игор выскользнул наружу и нырнул в тень.
На перекрестке ее светлость махнула рукой, и тролли отправились своей дорогой. Игор остался. Не смотря на фирменную хромоту, Игоры, когда приходиться, могут передвигаться очень быстро. А им часто приходиться, особенно когда толпа ломится в мельницу. [11]
При свете дня ему было видно больше неправильностей. Она двигалась не совсем обычно. Казалось, что она контролирует свое тело, а не позволяет ему самому контролировать себя. Как делали все люди. Даже зомби начинали понимать, как это получается через некоторое время. Нюанс был еле уловим, но у Игора был острый глаз. Она двигалась, как некто непривыкший носить кожу.
Преследуемая шла по узкой улице, и Игор надеялся, что поблизости найдется кто-нибудь из Гильдии Воров. Ему очень хотелось посмотреть, что случиться, если кто-то из них огреет ее по башке, что обычно было прелюдией к переговорам. Один уже попытался вчера проделать это с Игором, и если он и удивился, услышав металлический звон, то когда его руку схватили и сломали с анатомической точностью, наверняка был поражен.
Тем временем женщина свернула на маленькую дорожку между двумя зданиями.
Игор заколебался. Позволить своей фигуре вырисоваться на фоне дня у входа в подворотню, было одной из статей в местном списке причин смерти. Но с другой стороны, он не делает ничего противозаконного, так? А она вроде не вооружена.
В подворотне не слышалось звука шагов. Он подождал мгновение и заглянул за угол.
Нигде не было ни следа Леди ЛеГион. Как и другого выхода — это был тупик, заваленный мусором.
Но в воздухе висела прозрачная серая фигура, которая исчезла, в тот самый момент, когда он заглянул туда. Это была мантия с капюшоном, серая как туман. Она слилась с мраком и исчезла.
Она повернула в подворотню, а затем… куда-то еще.
Игор ощутил, что его руки конвульсивно вздрагивают.
Отдельные Игоры могут иметь свою собственную специализацию, но они все без исключения искусные хирурги и имеют врожденное нежелание видеть, как что-то тратят впустую. Там, в горах, где почти вся работа связана с рубкой леса и рудниками, наличие живущего неподалеку Игора считалось большой удачей. Всегда существовал риск того, что отскочит топор или взбеситься пила, и тогда человек радовался, что рядом есть Игор, который может дать руку помощи — и даже целую, если повезет.
И в то время как Игоры щедро и свободно практиковали свое мастерство на людях, они были гораздо более разборчивы с его использованием для себя. Острый глаз, крепкая пара легких и могучая пищеварительная система… Страшно было думать, что такой чудный товар идет на корм червям. И они позаботились, чтобы этого не случилось. Они оставляли это для семьи.
У Игора и вправду были руки его дедушки. И сейчас они сами по себе сжались в кулаки.
Крохотный чайник грелся над костром из древесной коры и сухих лепешек яка.
— Это было… давно, — произнес Лю-Цзы. — Когда — не имеет значения — в свете того, что произошло. По сути, даже сам вопрос «когда» не имеет больше смысла. Это зависит от того, где ты находишься. Для некоторых мест это случилось сотни лет назад. Для некоторых других… ну, может, это еще и не произошло. В Убервальде жил человек. Он изобрел часы. Удивительные часы. Они мерили тик вселенной. Знаешь что это?
— Нет.
— Я тоже. С такими вопросами к аббату. Дай-ка подумать… хорошо… подумай о самом коротком отрезке времени, какой только сможешь придумать. Действительно маленьком. О таком маленьком, в сравнении с которым секунда — миллион миллионов лет. Улавливаешь? Так вот космический квантовый тик — как аббат называет его — космический квантовый тик во много раз короче него. Это промежуток времени, проходящий между сейчас и потом. Промежуток времени, за который атом только успевает подумать о том, чтобы качнуться. Это…
— По времени он охватывает наикратчайшее событие, которое может произойти? — произнес Лобзанг.
— Точно. Молодец, — сказал Лю-Цзы и глубоко вздохнул. — И еще это промежуток времени, который требуется вселенной, чтобы разрушиться в прошлом и возродиться в будущем. Не смотри на меня так — это аббат говорит.
— Это случилось, пока мы разговаривали? — спросил Лобзанг.
— Миллионы раз. Мультимного раз, наверное.
— Это сколько?
— Это слова аббата. Большее число, чем ты можешь себе представить за йонк.
— Что такое йонк?
— Очень долгое время.
— И мы не ощущаем этого? Вселенная разрушается, а мы не чувствуем этого?
— Говорят, что нет. Когда мне в первый раз объяснили это, я здорово разволновался, но это слишком быстро, чтобы мы успели заметить.
Лобзанг некоторое время глядел на снег. А затем сказал:
— Хорошо. Продолжайте.
— Кто-то в Убервальде построил часы из стекла. Энергией их снабжала молния, насколько я помню. Они были доведены до такого уровня, на котором могли тикать со вселенной.
— Зачем он это сделал?
— Послушай, он жил в Убервальде в старом замке на скале. Такие люди не нуждаются в других причинах кроме «потому что могу». Им сняться кошмары, и они претворяют их в жизнь.
— Послушайте, нельзя соорудить такие часы, потому что они внутри вселенной… и будут перерождаться вместе с ней, так?
Лю-Цзы был впечатлен, что и выразил:
— Я впечатлен, — сказал он.
— Это как открывать ящик ломом, который лежит внутри.
— Аббат считает, что часть часов находилась вне вселенной.
— Ничто не может быть вне…
— Скажи это человеку, который работал над проблемой в течение девяти жизней, — сказал Лю-Цзы. — Ты будешь слушать окончание истории?
— Да, Дворник.
— Так вот… мы тогда были разосланы по всему Диску, но был один молодой дворник…
— Вы, — сказал Лобзанг. — Это должны быть вы, правильно?
— Да, да, — проворчал Лю-Цзы. — Меня послали в Убервальд. История не слишком расходилась в те времена, и мы знали, что что-то большое должно случиться возле Гадкого Шюшайна. Я, наверное, несколько недель искал его. Ты себе не представляешь, сколько может быть одиноких замков вдоль горных ущелий. Яблоку негде упасть, везде одинокий замок!
— Вы поэтому не нашли нужный вовремя? — спросил Лобзанг. — Я помню, вы сказали аббату.
— Я был в долине, когда в башню вонзилась молния, — сказал Лю-Цзы. — Знаешь, как говорят: «Большие вещи отбрасывают заметную тень». Но я не смог понять куда именно, пока не было уже слишком поздно. Полумильный забег на вершину холма в попытке обогнать молнию… Никто не может совершить такое. А мне почти удалось, хотя… я был фактически в дверях, когда все провалилось в тартары!
— Тогда нет смысла винить себя.
— Да, но знаешь каково думать: «Если бы я поднялся раньше или пошел другой тропинкой…», — сказал Лю-Цзы.
— И часы ударили? — спросил Лобзанг.
— Нет. Они стали. Я говорил тебе, что часть их находиться вне вселенной. Они не идут вдоль потока времени Они пытались считать тик, а не двигаться вдоль него.
— Но вселенная огромна! Как ее может остановить часовой механизм!
Лю-Цзы сунул кончик сигареты в костер.
— Аббат говорит, что размер здесь не важен, — сказал он. — Послушай, ему понадобилось девять жизней, чтобы узнать то, что он знает, так что не наша вина, что мы не можем понять этого, так? История была разрушена. Это было единственное, что ей оставалось. Весьма странное явление. Трещины остались повсюду. Эти… ох, не могу вспомнить слово… крепления, которые связывают кусочки прошлого с соответствующими кусочками настоящего, болтались оборванными. Некоторые вообще были утеряны, — Лю-Цзы уставился на гаснущее пламя. — Мы сшили их, как могли, — добавил он. — По всей истории. Заполняя дыры кусочками времени, позаимствованными из других мест. Как заплатки, по сути.
— А люди не заметили?
— А должны были? Однажды мы это сделали, и так было всегда. Ты удивишься, узнав, с чем нам удалось справиться. Например…
— Я уверен, что они это замечают.
Лю-Цзы кинул на Лобзанга косой взгляд.
— Забавно, что ты сказал это. Я часто думал над этим. Люди говорят: «Куда уходит время?» и «Казалось, это было только вчера». Но, так или иначе, мы должны были это сделать. И все неплохо прижилось…
— Но люди посмотрят в книжки по истории и поймут…
— Слова, парень. И все. Как бы то ни было, люди небрежно обращаются со временем с тех самых пор, как стали людьми. Растрачивая его, убивая, экономя, наверстывая. И они этим занимаются постоянно. Людские умы были задуманы для игр со временем. Прямо как мы, только мы тренированы лучше и знаем пару дополнительных приемчиков. Мы провели столетия, возвращая все на свои места. Ты видел Удлинители в довольно тихий денек. Перемещают время, протягивают сюда, сжимают там… это большая работа. И я не собираюсь глядеть, как все рушиться во второй раз. Во второй раз не останется ничего, что можно будет сшить.
Он поглядел на угольки.
— Забавно, — сказал он. — Припоминаю, у самого Мгновена было несколько любопытных идей о том, что такое время. Помнишь, я говорил тебе, что он считал время живым: вернее, он говорил, что оно ведет себя как живое. Весьма странная мысль. Он сказал, что встретил Время, и оно было женщиной. Для него, по крайней мере. Все говорят, что это была просто очень сложная метафора, и, может, я просто стукнулся головой или еще что, но в тот день, когда я оказался у стеклянных часов прямо перед взрывом…
Он встал и взял свою метлу.
— Нам лучше двигаться дальше, парень. Еще две-три секунды и мы спустимся к Глухому Бому.
— Что вы собирались сказать? — спросил Лобзанг, торопливо вставая на ноги.
— Просто ворчание старика, — сказал Лю-Цзы. — Сознание начинает блуждать, когда размениваешь седьмую сотню. Пошли.
— Дворник?
— Да, парень?
— Зачем мы взяли вертушки?
— Все в свое время, парень. Я надеюсь.
— Мы несем время? Если оно остановиться, мы сможем идти? Как… водолазы?
— Высшая отметка.
— И…?
— Еще вопрос?
— Время — это «она»? Никто из учителей не упоминал об этом, и я не припомню ничего такого в свитках.
— Не забивай себе голову. Мгновен написал… ну, это называется Секретный Свиток. Его держат в запертой комнате. Только аббат и самые главные монахи держали его в руках.
Лобзанг не мог упустить такую возможность.
— Так как вы…? — начал он.
— Ну, не думаешь же ты, что такие люди подметали там полы, правильно? — сказал Лю-Цзы. — Ужасно пыльно там было.
— Что в нем?
— Я не успел много прочитать. Мне показалось, это неправильно, — сказал Лю-Цзы.
— Вы? Так что в нем было?
— Это любовная поэма. И неплохая…
Фигура Лю-Цзы расплылась, когда он начал нарезать время. А затем он и вовсе растворился и исчез. Через снег пролегла цепочка следов. Лобзанг завернул время вокруг себя и пошел следом. И из ниоткуда пришло воспоминание: Мгновен был прав.
Перед вами множество помещений вроде складских. Они всегда найдутся в очень старом городе, как бы ни была дорога земля. Просто иногда пространство теряется.
Строится мастерская, а возле нее другая. Заводы, склады, сараи и временные пристройки карабкаются друг на друга, встречаются и сливаются. Пространство между соседними стенами закрывают толью. Участки земли разной формы и размера колонизируются с помощью куска стены с дверью. Старые дверные проемы маскируются горами хлама или новенькими подставками для инструментов. Старики, которые знают, что и где расположено, идут дальше и погибают, как мухи, попавшие в густую паутину на грязном окне. Молодые же, в мире хаоса среди жужжащих станков, малярных мастерских и нагромождения верстаков, не имеют на это времени.
И еще были сарайчики вроде этого: маленький склад с застекленным слуховым окошком, все четыре владельца которого думали, что им владеет кто-то из трех других, если вообще о нем вспоминали. На самом деле каждому из них принадлежало по одной стене, и, конечно, никто не мог вспомнить, кто крыл крышу. За всеми его четырьмя стенами люди и гномы гнули железо, пилили доски, делали веревки и ввинчивали шурупы. Но здесь была населенная крысами тишина.
Воздух колыхнулся первый раз за многие годы. По полу прокатился грязный мяч. Маленькие пылинки вспыхнули и закрутились в лучах света, пробившего себе путь сквозь кровлю. Нечто, никем не видимое и не ощутимое, начало двигаться. Оно появилось из бутерброда рабочего, канализационной трубы и перьев голубя. Атом оттуда, молекула отсюда незамеченными потекли к центру коморки.
Оно сжалось в спираль. И, наконец, пройдя через несколько странных, древних и ужасных стадий, превратилось в Леди ЛеГион.
Она пошатнулась, но устояла.
Объявились и остальные Ревизоры, но в своей обычной манере «нас никогда здесь не было». Мертвенный серый цвет просто обрел форму. Они появились как корабли из тумана. Вы глядите в туман, и вдруг оказывается, что часть тумана и есть корпус судна, который все это время был здесь, и теперь уже ничего не остается, кроме как бежать к спасательным шлюпкам…
Леди ЛеГион сказала:
— Я не могу продолжать делать это. Это слишком болезненно.
Один сказал, А, ты можешь рассказать нам, что такое боль. Нас всегда интересовал этот вопрос.
— Нет. Нет. Не думаю. Это телесное… Это неприятно. Отныне я буду сохранять эту форму.
Один сказал, Это может быть опасно.
Леди ЛеГион пожала плечами.
— Мы думали так раньше. Это всего лишь внешняя сторона, — сказала она. — Имея форму людей, заметно легче иметь с ними дело.
Один сказал, Ты пожалаплечами. И ты говоришьсвоим ртом. Дырой для воздуха и пищи.
— Да. Поразительно, не правда ли? — Тело Леди ЛеГион нашло ящик, перевернуло и село сверху.
Она уже почти не задумывалась о движениях мускулов.
Один сказал, Ты ведь не ешь, не так ли?
— Пока что нет.
Один сказал, Пока? Это означает мерзкую проблему всех… отверстий.
Один сказал, И как ты научилась пожимать плечами?
— Это пришло с телом, — сказал ее светлость. — Мы не осознаем это. Большая часть действий, которое оно совершает, получаются автоматически. Прямостояние вообще не требует усилий. Все это дается легче с каждым днем.
Тело слегка переменило позу и скрестило ноги. «Удивительно, — подумала она. — Оно сделало это, чтобы устроиться поудобней. Мне совсем не приходится об этом задумываться. Мы даже не догадывались».
Один сказал, Будут вопросы.
А ревизоры ненавидели вопросы. Они ненавидели их почти так же, как ненавидели принятие решений, а принятие решений они ненавидели почти так же, как они ненавидели понятие индивидуальности. Но что они ненавидели больше всего, так это вещи, которые беспорядочно движутся в пространстве.
— Поверьте мне, все будет отлично, — сказала Леди ЛеГион. — В конце концов, мы не нарушаем никаких правил. Время всего лишь остановиться. И после этого все будет как надо. Живые, но неподвижные. Чисто.
Один сказал, И мы сможем прекратить вести записи.
— Вот именно, — сказала Леди ЛеГион. — И он хочет сделать это. Вот что странно. Он совсем не задумывается о последствиях.
Один сказал, Великолепно.
Последовала одна из тех пауз, когда никто не склонен нарушать молчания. И затем:
Один сказал, Скажи нам… На что это похоже?
— Что похоже?
Один сказал, Быть абсурдом. Быть человеком.
— Странно. Дезорганизовано. Идут сразу несколько мыслительных процессов. Это… то, для чего у нас нет слова. Например, идея поглощения пищи, кажется, теперь обладает некоторой притягательностью. Тело говорит мне это.
Один сказал, Притягательностью? Как гравитация?
— Да-а. Меня тянет к пище.
Один сказал, К большим массам пищи?
— Даже к небольшим.
Один сказал, Но поедание пищи всего лишь функция. Какая притягательность…в выполнении функции? Несомненно, знание того, что она необходима для выживания, явилось определяющим.
— Не могу сказать, — ответила Леди ЛеГион.
Один из Ревизоров произнес, Ты продолжаешь использовать личное местоимение.
А другой добавил, И ты не умерла! Быть индивидуальностью значит жить, а жить означает умереть!
— Да. Я знаю. Но человеку необходимо использовать личное местоимение. Это делит вселенную на две части. На тьму с тихим голосом позади глаз и на все остальное. Это… ужасное ощущение. Это как будто… тебе постоянно задают вопросы.
Один сказал, Что за тихий голос?
— Иногда мышление похоже на беседу с другим человеком, но этот другой тоже ты.
Она могла поклясться, что Ревизоры были возмущены.
— Я не хочу продолжать существовать дольше, чем это потребуется, — сказала она. И поняла, что лжет.
Один сказал, Мы не виним тебя.
Леди ЛеГион кивнула.
Ревизоры могут заглядывать в человеческий разум. Они могут видеть, как клокочут и шипят мысли. Но они не могут читать их. Они видят, как энергия течет от аксона к аксону, мозг для них — сияющая Страшдественская гирлянда. Единственное, чего они не понимали, это что там происходит.
И они сделали один такой.
Это был логичный шаг. Они использовали человеческих агентов прежде, потому что давно выяснили: есть много, много людей, которые сделают что угодно за достаточное количество золота. Это было загадкой, потому что золото, как казалось Ревизорам, не играло значительной роли в человеческом теле — ему нужно железо, медь, цинк, но только самые ничтожные количества золота. Поэтому, заключили они, очевидно, что люди, желавшие его, имели изъян, именно поэтому все попытки использовать их обречены на неудачу. Но почему они мели этот изъян?
Создание человека было простым, Ревизоры хорошо знали, как управляться с материей. Проблема была в том, что результат ничего не делал, а просто лежал и потихоньку разлагался. Это раздражало, поскольку люди, без какой-либо специальной подготовки или образования с видимой легкостью делали функционирующие копии.
Тогда они обнаружили, что могут создавать действующие тела, если внутри них будет Ревизор. Но существовало множество опасностей с этим связанных. Смерть был одной из них. Ревизоры избегали смерти тем, что никогда не заходили так далеко, чтобы начать жизнь. Они изо всех сил старались стать столь же неразличимы, как атомы водорода, только безо всяких joie de vivre (фр. «радости жизни» — прим. пер.) последних.
Ревизор, если его постигнет неудача, рисковал смертью при «управлении телом». Но после продолжительных совещаний было решено, что если водитель будет осмотрителен и станет поддерживать постоянную связь с остальными Ревизорами, риск будет столь небольшим, что о нем, памятуя о цели, и говорить не стоит.
Они создали женщину. Это был логичный выбор. Так или иначе, мужчина обладал более очевидной властью, чем женщина, но часто ценой угрозы собственной жизни, а Ревизоров такая перспектива не устраивала. С другой стороны, прекрасные женщины часто достигали величия, просто улыбаясь могущественному мужчине.
Правда, само понятие «красоты» вызвало у Ревизоров немало трудностей. В нем не было смысла на молекулярном уровне. Но исследования выявили тот факт, что женщина на картине Леонардо Квирмского «Дама с хорьком» считалась эталоном красоты. По ней они и создали Леди ЛеГион. Конечно, было внесено несколько изменений. Лицо на картине было ассиметричным и полным мелких изъянов, которые они тщательно удалили.
Результат превзошел самые дикие фантазии Ревизоров, если бы они умели фантазировать. Теперь, когда у них был козырь — надежный человек — для них не было ничего невозможного. Они быстро учились, вернее сказать, собирали данные, что у них считалось тем же самым.