Злые игры Марсонс Анжела

Алекс сразу же села. Эта пациентка не была достойна чашечки кофе. «Колумбийское золото» – слишком дорогой сорт.

– Итак, Джессика, суд направил вас на лечение после того, как вы жестоко обошлись с вашим младенцем?

Хотя говорила она мягким голосом, но слова были жестокими, поэтому женщина заметно скривилась. Торн была довольна тем, что причинила ей боль. Это тебе за то, что прервала нашу встречу, сука!

Алекс положила перед собой блокнот и откинулась на спинку кресла. Ничего страшного не произойдет, если она с самого начала начнет тянуть время.

– Я вижу, что вы в состоянии стресса и не очень комфортно себя чувствуете, поэтому давайте не будем торопиться. Почему бы вам не рассказать немного о себе?

По плечам Джессики было видно, что она немного расслабилась оттого, что ей не надо незамедлительно переходить к сути происшедшего.

– Расскажите мне о вашем детстве, семье и тому подобном, – подсказала ей Алекс.

Джессика кивнула и сразу же почувствовала благодарность.

Боже, какие же все-таки идиоты эти люди, подумала Торн, отключаясь от ее рассказа. И как мало надо, чтобы вызвать их на откровение…

– …каникулы я обычно проводила в Блэкпуле. Помню, однажды на берегу…

Алекс перестала ее слушать в тот момент, когда на физиономии женщины медленно расцвела улыбка. Боже, она пытается вспомнить что-то приятное… Время от времени доктор Торн кивала, призывая женщину продолжать, но при этом размышляла о разочарованиях, которые постигли ее к этой минуте.

Самым большим из них была Руфь – и не в последнюю очередь из-за того времени, которое она на нее потратила. Она не была таким подходящим экземпляром, как Барри, хотя и тот в конечном счете не выполнил того, чего ожидала от него Алекс. Но мужчина по крайней мере невольно помог в организации незапланированной встречи с Ким.

Шейн, на первых порах, был многообещающим кандидатом, но потом доказал свою нестабильность, появившись у нее в доме. Доктор Торн содрогнулась от воспоминаний. Не от того страха, который она испытала, когда юноша неожиданно появился перед ней, а от того, что не сумела предугадать такой возможности. Шейн теперь навсегда останется для нее напоминанием о том, что все «хвосты» надо подчищать незамедлительно! Алекс уже решила, что порвет с Хардвик-хаус. Время, которое она на него тратила, не соответствовало тем выгодам, которые получала. Она-то надеялась, что это заведение обеспечит ее беспрерывным потоком кандидатов, из которых она сможет выбирать самых достойных, – но она явно переоценила и количество, и качество возможных вариантов. Какое-то время доктора Торн привлекала возможность соблазнить Дэвида Хардвика – именно она заставляла ее посещать этот приют убогих и обездоленных. Однако даже эта цель перестала ее привлекать. Доктора стало утомлять то, как он разыгрывает из себя недотрогу.

Она, наверное, как-нибудь пошлет Дэвиду письмо, в котором напишет, насколько эта работа эмоционально ее истощила, и о том, что она больше не готова оказывать им услуги. А пока Алекс сделала в блокноте пометку заблокировать все телефонные номера приюта.

– …ушла из колледжа из-за перевозбудимости и приступов неожиданной паники…

Женщина говорила, не ожидая ее реакции, и Алекс с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. На лице этой пациентки было большими буквами написано, что по жизни она несчастная жертва. Торн чувствовала, что ей придется серьезно напрячься, чтобы не вышвырнуть эту даму из своего кабинета.

Неожиданно Алекс поняла, что раздражает ее в этой женщине больше всего. В ней было что-то, что напоминало доктору о Саре. Торн сделала еще одну запись в блокноте. Она уже несколько дней не проверяла сайты по продаже недвижимости. Наверняка сейчас появится новый список домов в Лланголлене. И в нем будет небольшой, но изящный коттедж с двумя спальнями, о котором, скорее всего, напишут, что это «прекрасный вариант» для немедленного приобретения.

Обычно требовалась всего пара писем, чтобы ее сестрица начинала действовать. Если этого не происходило, то у Алекс в запасе было еще несколько способов заставить Сару надеть беговые туфли.

На старт, внимание, марш, сестренка!

Хотя сейчас ее сестра была уже абсолютно предсказуема, Торн продолжала свои игры просто потому, что у нее была такая возможность, и потому, что ей доставляло удовольствие принимать какое-то участие в жизни Сары. То, что эта идиотка позволяла сгонять себя с насиженного места каждый год, было само по себе очень весело.

– …все началось через пару недель после рождения…

Тра-ля-ля, тру-ля-ля, продолжай болтать, подумала Алекс. Интересно, станет ли ей веселее, если она начнет по одному вырывать короткие светлые волоски на своей руке один за другим? Может быть, это будет не так больно?

Боже, защити меня от этой скуки! По мнению Торн, послеродовая депрессия давно уже превратилась в модную болезнь первородящих матерей, и этот диагноз теперь ставился направо и налево. Как будто периоды адаптации к новой ситуации и расстройства самих младенцев просто перестали существовать.

– …я просто чувствовала себя никому не нужной и хотела понять, откуда это взялось…

Может быть, ты просто наконец услышала правду, которую сообщило тебе твое подсознание, подумала Алекс, кивая в знак сочувствия затруднительному положению женщины.

– …чувствовала себя виноватой во всех этих отрицательных мыслях. Мне казалось, что я предаю своего мужа. Он так радовался, когда появился малыш, а я никак не могла сказать ему правду… – Женщина покачала головой, стараясь сдержать слезы. – Я начала думать, что схожу с ума…

Все, как доктор прописал, подумала доктор Торн, хотя Джессика дошла до своего нынешнего состояния быстрее, чем Алекс могла это предположить. Теперь ей придется задать Джессике несколько скучных вопросов.

– Вы задумывались когда-нибудь о самоубийстве?

Джессика поколебалась, а потом утвердительно кивнула и вытерла слезы.

– Из-за этого я тоже чувствовала вину – из-за того, что допустила мысль о том, что могу оставить их навсегда.

– А что произошло в тот день? – спросила Алекс. Она хотела, чтобы эта ничтожная женщина исчезла. Сейчас она ответит, что ребенок никак не прекращал кричать, а она схватила его слишком крепко или еще какую-нибудь подобную банальность.

– В какой? – переспросила Джессика.

Этот вопрос удивил доктора. Она полагала, что все ограничилось только одним эпизодом жестокого обращения с младенцем и что социальная служба включилась в дело с самого начала.

– В самый первый, – ответила Алекс, переключив все свое внимание на женщину. Ей вдруг стало интересно.

– Это был один из моих худших дней. Накануне я была абсолютно счастлива и чувствовала себя прекрасно, может быть, даже слишком прекрасно. Я была полна энергии и вся светилась от радости. А потом – хлоп! – и следующий день оказался самым мрачным в моей жизни. Окружающее вызывало у меня ужас. Даже звук выключившегося чайника заставлял меня стучать зубами от страха. Помню, что никак не могла вспомнить, куда поставила моющий порошок. Это было очень странное ощущение. Я пошла искать его в садовую беседку. Тут расплакался Джейми, а я никак не могла найти его спальню. Это было просто чудно. Мы жили в этом доме уже третий год, а я не могла найти вторую спальню!

Доктор Торн отложила блокнот и подалась вперед.

– Продолжайте, – велела она, полностью захваченная рассказом.

– Я подошла к его кроватке, и он прекратил крик. Я посмотрела на него и неожиданно услышала эти голоса – сначала очень тихие, – которые велели мне ущипнуть его. Слова разобрать было трудно, но как только я их услышала, то поняла, что мне станет гораздо легче, если я возьму его кожу двумя пальцами и сдавлю ее.

– И вы это сделали? – Алекс старалась не пропустить ни единого слова.

Джессика утвердительно кивнула, покраснела, и глаза ее наполнились слезами.

Торн захотелось захлопать в ладоши. Измученные тяжким трудом социальные работники прислали ей настоящий подарок! Они диагностировали эту женщину как страдающую от послеродового синдрома, и у нее действительно были все признаки этой болезни. Но помимо очевидных симптомов Джессика испытывала эйфорию, помутнение сознания и звуковые галлюцинации. А это значит, что у Джессики Росс был явный послеродовой психоз, который был совсем не похож на послеродовой синдром и который неожиданно сделал ее чрезвычайно интересной для Алекс.

– Боже, я только что сообразила, – сказала доктор Торн,вставая из-за стола, – что так и не приготовила нам кофе. Посидите, пока я включу кофеварку, – и Алекс ободряюще улыбнулась кандидату № 4.

Глава 49

Брайант припарковал машину в самом центре Блэкхита, за супермаркетом «Теско».

– Их-то ты можешь обмануть, но я не такой дурак, каким выгляжу.

– Такое просто невозможно, – заметила Ким с сарказмом.

– Я знаю, что ты была не у дантиста, – сержант смотрел прямо перед собой.

– Может быть, тебя это удивит, но у меня есть зубы, – напомнила ему Стоун, постукивая пальцами по верхней губе.

– Ну да, и я сам видел, как ты рвешь ими здоровых мужиков на кусочки. Но сейчас я не об этом. За три прошедших года ты никогда не ходила к врачам в рабочее время. Ни одного раза!

Возражение уже вертелось у нее на языке, но Ким сдержалась. Брайант знал, что она солгала, и она знала, что он это знает. Стоун не хотела еще больше осложнять ситуацию.

– Я просто хочу, чтобы ты четко понимала, что делаешь, – сказал сержант, не поворачиваясь в ее сторону. У Ким появилось желание положить руку ему на колено, чтобы подбодрить, но она сдержалась, и этот момент прошел.

– Пойдем, мнительный ты наш, ведь нам надо отыскать нашу Тень.

Обувной магазин располагался на центральной улице, зажатый между лавкой мясника и входом в крытый рынок.

Когда Стоун распахнула дверь перед Брайантом, раздался звук колокольчика. Запах смазки и машинных запчастей всегда привлекал Ким, а вот с этим магазином все было по-другому. Воздух в нем явно припахивал плесенью, как будто товары давно слежались, а не двигают их не для того, чтобы товары получше рассмотрели, а для того, чтобы они не рассыпались в прах.

Рукописные ценники болтались на стенах, на которых висели старомодные сумки. Центральная часть витрины была отдана кошелькам и бумажникам. Это был магазин или страдающий от раздвоения личности, или просто пытающийся хоть как-то выжить.

Из задней комнаты вышел мужчина и встал за прилавок. Ким показалось, что на вид ему около пятидесяти. Его серые джинсы поддерживались ремнем, который был скрыт под нависающей складкой живота. Черная футболка украсилась пятнами пота под мышками. Инспектор не могла избавиться от мысли, что мужчина меняет свою одежду не чаще, чем товары в своем магазине. Это многое говорило о популярности самого магазина. Его никак нельзя было назвать привлекательным.

Брайант сделал шаг вперед, а Стоун осталась сзади и стала внимательно рассматривать мужчину.

– Мы бы хотели поговорить с вами о Леонарде Данне. Он – член вашего книжного клуба.

Ким заметила, как кожа на шее мужчины покраснела.

– Вы, конечно, слышали, что его арестовали за развращение двух его дочерей?

Хотя Брайант говорил спокойным голосом, это не уменьшило резкости вопроса.

Чарли Кук яростно замотал головой.

– Ваще ничё об этом не знаю! Мы просто время от времени встречаемся и обсуждаем книги. – Глаза у него бегали.

Брайант согласно кивнул.

– Я сам тоже хожу в книжный клуб. Приятно иногда бывает повстречаться с ребятами.

Стоун ничуть не удивилась этой лжи.

– Супружница считает, что это просто прикрытие для кое-чего другого, – закончил сержант, оперевшись на прилавок.

Красное пятно на шее двинулось на север.

– Никакое это не прикрытие… Могу поклясться… Мы читаем книги, а потом их обсуждаем. Вот и всё, богом клянусь.

– А моя считает, что мы собираемся для того, чтобы выпить.

Чарли тут же заметно расслабился. Он улыбнулся, и краснота на шее слегка побледнела.

– Но вот какая штука – мы знаем, что в деле Леонарда Данна был кто-то еще.

Краснота распространилась уже по всей шее.

– Не, приятель… Такого быть не может, – Чарли опять усиленно замотал головой. – Из нас на это никто не пойдет. От энтого тошнит, приятель… Не, тока не маленькие девочки… Я от энтого заболеваю. Мы тока о книгах разговариваем. Тока подумать…

– Не волнуйся, Чарли, – сказал Брайант, протягивая руку. – Спрашивать – наша работа.

Поняв, что полицейские собираются уходить, Чарли стал постепенно обретать свой обычный цвет.

– Ну да… да… конечно. Все понятно…

– Если вспомнишь что-то интересное, не забудь свистнуть.

Чарли дрожащей рукой пожал протянутую руку, и у Брайанта хватило мужества не отдернуть свою.

Ким направилась к двери. Сержант отстал от нее на несколько шагов и повернулся к Чарли:

– В прошлом месяце мы в клубе читали «Самую длинную дорогу», – как бы между прочим заметил он, назвав книгу, о которой им сказала Стейси.

– Ага. Ага. Хорошая книга, – энергично закивал Чарли.

– Жаль, что Эми Блейк умирает в самом конце, – пожал плечами Брайант. – Мне она понравилась.

– Да… да, – казалось, что голова Чарли сейчас оторвется. – Очень жаль…

Стоун покачала головой и продолжила путь. Сержант нагнал ее в тот самый момент, когда дорогу им пересекла группа школьников.

– Знаешь, Брайант, – она искоса посмотрела на него, – у меня в горле застрял комплимент… – И Ким пальцем указала на свою шею.

– Тогда это должно тебе понравиться, командир. Тоже мне, книжный клуб, чтоб ему провалиться… Пока ты была у дантиста, я просмотрел эту книженцию. Так вот, в ней нет никакой Эми Блейк.

Глава 50

– Надо было сразу отказаться, – простонал Кевин, прислоняясь к автомобильной двери.

– Не забудь предупредить меня, когда решишься сказать это боссу, – рассмеялась Стейси. – Я арендую зал, напечатаю билеты и все такое…

– Ага. Конечно, для тебя это просто возможность выйти в свет, – ответил Кев.

Ким велела им следить за Чарли Куком; посмотреть, что это за фрукт. После того как они побеседовали с ним днем, у нее появилось подозрение, что с ним что-то нечисто.

Полчаса назад он вернулся в свою муниципальную квартиру с одной спальней, и с тех пор они стояли у него под окнами.

– Кстати, Кев, скоро я часто буду выходить…

Он повернулся и посмотрел на нее в полумраке автомобиля.

– Да не может быть… У тебя что, появился кто-то?

– Может быть.

– Давай, Стейс, колись. Парень или девушка?

Ее бисексуальность не была секретом для ее коллег, хотя она ее и не афишировала. У Вуд были старомодные родители, которые придерживались определенных правил. Любые отношения, кроме гетеросексуальных, не должны были приниматься даже к рассмотрению.

Но сама она была не из Африки. Это ее родители приехали оттуда. А для нее Англия была ее единственным домом.

– Девушка, – ответила Стейси.

В его глазах появилась догадка, которая вызвала у него сардоническую ухмылку.

– И я знаю, кто это…

– Не стоит злиться только потому, что я ей нравлюсь больше, чем ты.

– Нет, все должно быть по-честному, Стейс. Триш – классная девчонка.

Вуд еще не решила этого окончательно, но была на грани того, чтобы с ним согласиться.

– Смотри-ка, Кук вышел.

Стейси взялась за ключ зажигания.

– Подожди-ка, – сказал Кев. – Кажется, он собирается идти пешком.

– Черт, – произнесла Вуд, и они выбрались из машины.

Улица располагалась в самом центре жилого массива. Со всех сторон его окружали аллеи и овраги. Лучшая подруга, с которой Стейси училась в школе, жила в паре сотен метров от того места, где они сейчас стояли. Вдвоем они провели немало времени, бродя по окрестностям.

Сейчас полицейские прятались за живой изгородью из бирючины.

Вуд повертела головой в разные стороны.

– Он направляется к аллее, которая идет под железнодорожным мостом.

– Двинемся за ним? – спросил Доусон.

– Он еще недостаточно далеко, – покачала головой Стейси. – Если обернется, то сразу нас срисует.

Когда Кук скрылся из вида, они бросились через дорогу. Вуд быстро осмотрелась. И опять расстояние между ними оказалось слишком маленьким.

– А куда эта аллея ведет?

– На Сазерленд-роуд. Если он повернет налево, то окажется в торговом квартале. По правой стороне идет ряд домов с террасами, а напротив них – поле и парк.

Стейси еще раз осмотрелась. Кук как раз появился на краю одного из оврагов.

– Бежим, – сказала Вуд. Они должны были понять, куда он собирается повернуть.

Быстро добежав до середины аллеи, девушка еще раз оглянулась кругом. Если даже Кук уже повернул направо или налево, он все еще будет виден.

– Он пошел через поле, – сказала она, переходя через дорогу. – Если мы отпустим его слишком далеко, то потеряем из вида, а здесь из парка целых три выхода.

– Черт, – пробормотал Доусон.

Стейси его понимала. Они не могли поддерживать такую, пусть и безопасную, дистанцию – в отсутствие уличных фонарей их клиент скоро исчезнет из вида.

Они заторопились по полю, пока вновь не увидели его. Находясь в двадцати футах от Чарли Кука, они притормозили и двинулись за ним, держась на этом безопасном расстоянии.

Доусон протянул руку и дотронулся до ее плеча.

– Кев, какого черта?

– Стейси, возьми меня под руку.

А зачем это нужно? – подумала девушка. Сказать по правде, она не понимала, чего он от нее хочет.

Но она взяла его под руку и сильно сжала, чувствуя, как кости его пальцев прижались друг к другу.

– Куда ведет эта дорога? – спросил Кевин, увидев, что Кук направляется к первому выходу с поля.

– К домам и школе. В самом конце там есть библиотека, а напротив нее – несколько магазинов.

Фигура преследуемого двигалась в тусклом свете уличных фонарей. Им пришлось замедлить шаги. Видимость была прекрасной, и на дороге был всего один правый поворот.

Они остановились на границе темного поля и убедились, что Кук дошел до конца улицы и повернул направо. После этого они быстро пробежали это расстояние.

На этот раз из-за угла выглянул Доусон.

– Он пересек проезжую часть, – сказал он, ожидая комментариев Стейси.

– Там дальше должен быть паб, – вспомнила девушка, – «Карета и упряжка», кажется, потом магазин электроприборов и… Подожди-ка…

– В чем дело? – прошипел Кевин.

– Старая школа, Редалл-Хилл – теперь из нее сделали общественный центр этого микрорайона.

– Он скрылся из вида, – заметил Доусон.

Они пошли по тротуару с противоположной стороны дороги. Через пятьдесят футов Вуд увидела вход в старую школу. Кук находился всего в каких-нибудь десяти футах впереди. Девушка остановилась как вкопанная.

– Наконец-то стало понятно…

Доусон продолжал двигаться вперед.

– А что ты остановилась?

– Потому что мы знаем, куда он шел!

– Правильно, но мы не знаем зачем, – Кевин снисходительно улыбнулся.

Стейси догнала его.

Через минуту они вошли на территорию бывшей школы. Внутри они увидели доску объявлений. На ней располагалось множество листов бумаги формата А4, покрытых различными шрифтами разных размеров.

– Черт побери, это напоминает мне расписание мероприятий на турбазе, – заметил Доусон.

– Бокс, карате, кружок железнодорожного моделирования, видеоклуб, легкие физические нагрузки… – Вуд стала зачитывать все подряд.

– Посмотри-ка, что у них сегодня, Стейс!

Девушка нашла глазами строчку, в которую упирался его палец.

«Заседание молодежного клуба» – гласила надпись.

Глава 51

Ким Стоун припарковалась перед административным корпусом тюрьмы Иствуд-Парк через час после своего звонка. Завал из шести машин возле Бристоля заставил ее свернуть на живописную второстепенную дорогу, которая шла по холмам Малверн. Перед тем как выключить двигатель, Ким на пару сантиметров опустила водительское стекло, чтобы Барни не задохнулся, пока ее не будет. Видимо, он понял, что останется в машине и, немного покрутившись, улегся на заднем сиденье.

Раньше здесь располагался исправительный центр для малолетних преступников, а потом его переделали в женскую тюрьму на триста шестьдесят заключенных. Несмотря на все усилия вписать учреждение в окружающую его природу, колючая проволока на стенах говорила о том, что от него лучше держаться подальше.

По мнению Стоун, тюрьмам совсем не обязательно было приятно выглядеть. В них не было места для цветов и живых изгородей, чтобы сгладить острые углы. Тюрьма должна быть крепкой и с высокими стенами – так считала Ким. Тюрьмы предназначались для людей, которые совершили преступления, и должны были предостерегать других от повторения подобных ошибок. Попытки заставить их выглядеть как муниципальный жилой район были, по сути своей, вводящими в заблуждение и могли рассматриваться как образец недобросовестной рекламы.

Она вспомнила программу Росса Кемпа[60], посвященную тюрьме в Южной Африке, полной самых ужасных преступников, которых только можно себе представить. Правительство завозило туда еду и припасы раз в неделю, а потом тюрьма охранялась только по наружному периметру, чтобы никто не мог из нее сбежать. Такая система была гораздо дешевле, чем английская, хотя у Ким было подозрение, что она никогда не прижилась бы в странах, считающих себя «цивилизованными».

К счастью, для посещения людей, отбывающих предварительное заключение, ордер на посещение не требовался, а после ее звонка начальнику тюрьмы выполнение правила о заявке на посещение, которая должна подаваться минимум за двадцать четыре часа, потеряло свою актуальность. При входе Стоун предъявила свое удостоверение, показала, что в карманах у нее лежит всего несколько монеток, и терпеливо подождала, пока ее быстро обхлопали со всех сторон. Она так же неподвижно постояла, когда мимо нее медленно прогулялись сторожевые псы. После того как надзиратели убедились, что у инспектора нет с собой никакой контрабанды, ее провели в помещение для свиданий.

Первое, что произвело на нее впечатление, было неумолчное жужжание голосов. И хотя отдельные группы людей старались говорить тихо, общая атмосфера притворного оживления бросилась ей в глаза. Это была тюрьма, которая тем не менее пыталась быть похожей на рыночную кофейню в базарный день.

Казалось, что все стараются держаться жизнерадостно ради своих собеседников. Заключенные говорили с преувеличенным весельем, потому что не хотели, чтобы их родственники и друзья беспокоились о том, как им живется за решеткой, а посетители вели себя так, как будто пришли на пикник на речном берегу и как будто это было единственным местом, где они хотели оказаться в этот уикенд. Интересно, подумала Ким, сколько упаковок «Клинекса» будет использовано по обе стороны стены после окончания свидания.

Она заметила Руфь, которая сидела у стола по левой стороне комнаты. Стоун почти не узнала женщину, которая как раз в этот момент поздоровалась с проходящим офицером.

Быстрый осмотр подтвердил, что Руфь слегка набрала вес, и та худоба, на которую Ким обратила внимание во время ареста, совсем исчезла. Волосы были вымыты, и хотя не очень стильно подстрижены, но все же здоровыми прядями опускались ниже плеч. Казалось, что в заключении девушка изменилась к лучшему. Она выглядела так, как будто только что вернулась после нескольких дней, проведенных в спа-санатории.

– Инспектор, – сказала Руфь, протягивая ей руку. Ким зафиксировала у себя на лице улыбку – с этим выражением она никогда не чувствовала себя комфортно, но ей хотелось расслабить узницу.

– Сегодня к вам больше никто не приходил?

– Ма и па были вчера, – покачала головой Руфь так, как будто больше приходить было и некому.

– И как они?

– Они переносят все это гораздо тяжелее меня, – пожала плечами девушка и осмотрелась вокруг. – Могу понять, почему некоторые просят свои семьи держаться от них подальше. Мне все объяснило выражение на лице ма. Тюрьма – это для чужих детей. Дни посещений – самые тяжелые дни недели.

– А со стороны кажется, что многие получают от этого чуть ли не удовольствие…

– Это вы так думаете. Все это делается во имя посетителей, но когда они уходят, то начинаешь мучиться тем, что совершила нечто, из-за чего люди, которых ты любишь, вынуждены проводить свои уикенды в подобных местах.

– Хотите кофе?

– С молоком и двумя кусочками сахара, пожалуйста, – кивнула Руфь.

Ким отошла от стола, ощущая некоторую сюрреалистичность происходящего. Они вели милую и вежливую беседу, и в то же время инспектор была тем самым офицером, которому девушка была обязана своим арестом.

В данной ситуации немного враждебности со стороны Руфи было бы штукой неудивительной, но Ким ее не ощущала. Более того, все чувства Стоун говорили ей о том, что Руфь не держит на нее зла.

Пока она ждала, когда приготовятся напитки, Ким почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Инспектор повернулась и увидела грузную женщину, вокруг которой вились трое ребятишек. Женщина смотрела на нее тяжелым взглядом. Сама Ким женщину не узнала, но некоторые ветераны тюрьмы могли рассмотреть медную монетку на расстоянии пятидесяти метров.

Стоун вернулась за стол и поставила на него картонные стаканчики.

– Итак, как вы здесь привыкаете?

– Да вроде неплохо, – пожала плечами Руфь. – К тюремной жизни несложно адаптироваться. Здесь все по расписанию: подъем, зарядка, душ, еда и отбой. Вообще здесь мало что меняется. Ты привыкаешь и к этому, и к соседям по камере, и к тому уголку камеры, который принадлежит только тебе. Ни о чем не надо беспокоиться и ничего не надо решать.

Ким заметила, что последнее предложение девушка произнесла с облегчением.

– Все могло бы быть и хуже, – сказала Руфь, осматриваясь вокруг. – Я вступила в клуб утренних прогулок, записалась на парочку курсов и время от времени у нас устраиваются вечера отдыха для всех.

«Похоже, что вы и в самом деле здорово ко всему этому адаптировались», – подумала Ким, понимая, что слышит вариант рассказа «для посетителей». Несмотря на все это и на то, что в тюрьме было вполне сносное отделение для мам с детьми, уровень суицида здесь был на четвертом месте среди всех подобных учреждений в стране.

– Мне придется провести здесь очень много лет, – улыбнулась Руфь. – И выбор у меня довольно ограничен. Так что сразу хочу сообщить вам, что признаю себя виновной. Как квалифицировать мое преступление – пусть решают судьи и адвокаты, но я не собираюсь защищаться!

Она говорила об этом так, как будто речь шла о проигрыше в шахматы, а не о долгих годах жизни.

– Простите меня, но мне кажется, что я лишила вас дара речи, – негромко рассмеялась Руфь.

Это была совсем не та женщина, которую она арестовала. Девушка, сидевшая перед ней, казалась смирившейся, уравновешенной и почти довольной жизнью.

– Но вы имеете право на судебное разбирательство, – речь шла о судебной системе, в которую Стоун свято верила.

– Суда не будет, – покачала головой Руфь. – Я не хочу, чтобы моя семья и моя мать пережили такое. И не надо смотреть на меня в таком шоке. Я вовсе не сумасшедшая. Я сделала то, что сделала, и готова полностью отвечать за свои действия. Убийство не может остаться безнаказанным. Я должна заплатить цену, определенную обществом, а потом начать все сначала.

Ким уже давно ждала, когда встретит человека, который разделял бы ее взгляды на преступление и наказание, но не думала, что таким человеком окажется женщина, которую она сама же и арестует, – и уж тем более не представляла, насколько неудобно она будет чувствовать себя при такой встрече.

Эта женщина принимала наказание как-то уж слишком легко, и Стоун никак не могла избавиться от ощущения, что Руфь была не единственной виноватой во всем произошедшем.

– Надеюсь, что я ответила на ваши вопросы, – сказала заключенная, приготовившись встать.

– Прошу вас, присядьте. Я приехала совсем не за этим, – покачала головой инспектор.

Казалось, что хорошо дозированное спокойствие Руфи слегка поколебалось, и по лбу у нее пробежали морщины.

– Не могли бы мы поговорить о докторе Александре Торн?

– Простите, но я вас не понимаю, – прищурилась Руфь.

Ким понимала, что ей надо быть очень осторожной.

– Мне бы помогло, если б вы рассказали мне о ваших беседах.

– А вам это зачем? – Стоун почувствовала, что голос женщины стал грубее.

– Это должно помочь КСУП лучше понять вас.

Было видно, что ее ответ не убедил Руфь, и она сложила руки перед собой.

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

Тайны истории часто кажутся неразрешимыми. Поступки исторических персонажей — нелогичными и непонятн...
«…Так как это рассказ – и притом более правдивый, чем это может показаться, – о стране золотых приис...
Упорство – ключевой фактор успеха. Трудолюбивый и настойчивый человек, утверждают авторы книги, спос...
Филип Пулман – знаменитый британский писатель, обладатель многочисленных наград и автор бестселлеров...
Имей вдохновляющую мечту. Умей подмечать различия. Не избегай трудностей, даже если они следуют, «ка...
Давид Фонкинос, увенчанный в 2014 году сразу двумя престижными наградами – премией Ренодо и Гонкуров...