Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу Павличенко Людмила
– Так точно, товарищ Сталин.
– Возможно, этой осенью мне тоже придется встретиться с этим американцем, – Главнокомандующий поднес ко рту свою знаменитую трубку и сделал глубокую затяжку. – Расскажите, что они за люди…
Не знаю, почему, но на этот раз я очень сильно волновалась.
Одно дело просить книги, другое – докладывать руководителю государства об итогах весьма непростой поездки. Ведь получилось, что главную ее задачу: всемерно способствовать открытию второго фронта – мы не выполнили, поскольку военные действия союзники в Европе так и не начали. Скорее всего, наша студенческая делегация смогла лишь оказать определенное влияние на общественные настроения в США, Канаде и Великобритании, вызвать сочувствие у простых людей к борьбе советского народа с фашизмом. Лидеры этих стран вели свою игру и особых симпатий к нашей стране не испытывали. Однако президент Рузвельт и его супруга, в отличие от господина Черчилля, показались мне людьми более искренними, честными, способными воспринимать чужую точку зрения.
Речь моя была сбивчивой, с длительными паузами. Иосиф Виссарионович не перебивал, но под конец постарался меня успокоить и ласково спросил:
– Почему волнуетесь, Людмила Михайловна?
– Ответственное дело – докладывать лично вам.
– Вы как будто не терялись на снайперском посту. Если бы вы так волновались на фронте, вас бы давно не было в живых.
– Это – совершенно несравнимые вещи, – тихо ответила я.
– А давайте сравним, – пошутил Верховный Главнокомандующий. – Расскажите-ка о вашей снайперской службе. О подготовке сверхметких стрелков, об их оружии, о тактике, которую вы применяли под степной Одессой и в горах у Севастополя. Наверное, в ней существовали какие-то различия?..
Я не ожидала, что Сталина так интересует наша воинская профессия. Он знал про ее особенности достаточно много. Его вопросы звучали по-деловому, очень конкретно. Отвечая на них, я действительно успокоилась, осмелела и решила выступить с просьбой. Просила Верховного Главнокомандующего о собственном возвращении на фронт.
– У вас есть контузии и ранения, – сказал Иосиф Виссарионович. – Почему вы снова хотите вернуться на передовую?
– Очень много потерь в этой войне, – ответила я. – Но ведь воевать кому-то надо. Вот я и хочу вернуться к своим боевым товарищам. У меня – знания и опыт. Так что шансов уцелеть больше.
Я видела, что мой ответ собеседнику понравился. Но заговорил он не сразу.
– Вам нельзя, – вдруг сделал вывод он. – Арифметику знаете?
Удивленная таким поворотом в разговоре, я кивнула. Сталин взял карандаш, придвинул к себе большой блокнот, который лежал на столе, и начал объяснять, как учитель в школе:
– Если поедете на фронт, убьете сто фашистов. Однако вас тоже могут подстрелить. А если обучите сто снайперов, передадите им свой бесценный опыт, и каждый из них застрелит хотя бы десять гитлеровцев – сколько будет? Тысяча. Вот вам и ответ. Вы здесь нужней, товарищ лейтенант…
Слова Главнокомандующего произвели на меня впечатление. Они имели под собой серьезное основание. Если в начале войны, согласно штатному расписанию Наркомата обороны, утвержденному в апреле 1941 года (приказ № 04/401), в каждом стрелковом полку насчитывалось всего 18 сверхметких стрелков, то теперь, после изменения армейских штатов в марте 1942 года, в полку следовало иметь 87 снайперов, в роте – 9, во взводе – 3. В Красной армии – сотни полков, стало быть, и число сверхметких стрелков уже измеряется не единицами, а десятками, даже – сотнями. Кто-то должен их обучать, и обучать качественно, быстро, умело.
Для всемерного развития в РККА снайперского движения срочно требовались квалифицированные наставники по меткой стрельбе. Поэтому в марте 1942 года в селе Вешняки под Москвой открыли Школу инструкторов-снайперов, впоследствии названную Центральной школой инструкторов снайперского дела (ЦШИСД). Но этого оказалось мало. Вскоре при ней создали трехмесячные курсы сверхметких стрелков, а с июля срок их обучения продлили до шести месяцев. В целом за период Великой Отечественной войны, с 1941 по 1944 год, в организациях Осоавиахима и Всевобуча (Всеобщего военного обучения без отрыва от производства), при военных округах в Школах отличных стрелков-снайперов (ШОСС), в армейских центрах обучения было подготовлено более 400 тысяч снайперов.
Немалое значение для пропаганды снайперского движения в советских войсках имела встреча группы фронтовых сверхметких стрелков в Кремле с И.В. Сталиным 28 июля 1943 года. Владимир Пчелинцев и я в ней участвовали. Кроме того, с разных фронтов в Москву приехали еще человек десять, имевших на боевом счету свыше 150 убитых солдат и офицеров противника. К сожалению, не помню всех по фамилиям. Но заметно выделялся среди них сибиряк Василий Зайцев, Герой Советского Союза, который отличился под Сталинградом, где за три месяца уничтожил 225 гитлеровцев.
Встреча прошла в деловой обстановке. Верховный Главнокомандующий просил нас прямо и откровенно рассказывать ему о трудностях нашей службы, о наших просьбах и пожеланиях. Мы говорили о том, что нужно единоначалие: солдатами, обученными приемам сверхметкой стрельбы, должен командовать только один человек в полку, а не каждый комбат, комроты и проч. Не менее важно изменение в списке военно-учетных специальностей: пора внести в этот список слово «снайпер». Есть претензии к интендантской службе: во многих воинских частях снайперам вовремя не меняют летние, осенние и зимние маскхалаты, не выдают броневые щитки, которые помогают избежать тяжелых ранений, а порой – и смерти. Многие говорили о необходимом усовершенствовании винтовки Мосина: в частности, мешает – особенно новичкам – тугой спуск…
В начале августа 1943 года мне вручили приказ Резерва Главного Командования РККА, и я стала слушателем Краснознаменных стрелково-тактических курсов усовершенствования командного состава пехоты «Выстрел», факультет командиров батальонов. Курсы располагались в городе Солнечногорске Московской области, недалеко от озера Сенеж. Там повышали свою выучку офицеры, уже имевшие боевой опыт, часто – после излечения в госпиталях. Программа была напряженной. Занятия длились по 12 часов и по большей части проходили в поле. Изучали мы тактику современного боя стрелкового батальона, командование им в условиях, максимально приближенных к боевым, и очень досконально – ручное огнестрельное оружие, чем я, конечно, занималась с особым удовольствием. Три месяца интенсивных практических занятий, и мои однокурсники отправились на фронт: командовать пехотными батальонами. Я же после окончания факультета комбатов, где была единственной женщиной-слушателем, до мая 1944 года оставалась в прославленном и совершенно уникальном военно-учебном заведении на преподавательской работе в должности инструктора снайперского дела.
За годы Великой Отечественной войны подготовку на курсах «Выстрел» прошли около двадцати тысяч офицеров, примерно двести из них за выдающиеся подвиги в сражениях с немецко-фашистскими войсками удостоились звания Героя Советского Союза. Мое имя тоже значится в данном почетном списке, так как 25 октября 1943 года по Указу Президиума Верховного Совета СССР мне было присвоено это высокое звание.
Глава 18
Бронепоезд на запасном пути
Разгром гитлеровской Германии приближался.
После освобождения Киева в столицу Украины вернулся Киевский государственный университет, эвакуированный в 1942 году в Казахстан. Немцы нанесли КГУ большой ущерб: взорвали главный корпус, разграбили лаборатории и библиотеки разных факультетов. Но усилиями профессоров, доцентов и педагогов университет возобновил прежнюю деятельность в январе 1944 года, открыв занятия для студентов старших курсов. Я об этом узнала и поехала в город своей юности: хотела восстановиться на истфаке, сдать государственные экзамены, защитить дипломную работу, начатую еще до войны. Я подала рапорт командованию, и меня уволили из армии на год, для завершения высшего образования.
В октябре 1944 года, сменив гимнастерку на штапельное платье, спрятав в шкатулку свои ордена и медали, я стала студенткой пятого курса исторического факультета КГУ. Пришлось снова засесть за учебники, вспоминать основы марксизма-ленинизма, основы археологии, греко-римскую историю, историю СССР, сдавать зачеты и экзамены по русскому, украинскому языку и латыни. Ударить в грязь лицом было никак невозможно, ведь мне исполнилось 28 лет, я оказалась самой старшей студенткой на курсе. Правда, среди ребят-студентов находилось немало участников войны в возрасте от 25 до 30 лет.
В мае 1945 года, защитив диплом с оценкой «отлично», я вернулась в Москву, где мне еще раньше предоставили квартиру и где оставались моя мать Елена Трофимовна Белова и мой сын Ростислав. Дальнейшая моя служба протекала в рядах Военно-Морских Сил, я стала научным сотрудником Главного штаба ВМС, отдел истории флота. Фронтовые ранения и контузии давали знать о себе с каждым годом все сильнее. В июне 1953 года в звании майора береговой службы ВМС мне по болезни (инвалидность второй группы) пришлось уволиться в отставку с правом ношения мундира.
Однако офицерская пенсия – не повод сидеть дома и ничего не делать.
В сентябре 1956 года в Москве начал действовать Советский комитет ветеранов войны, руководящий орган Организации советских ветеранов войны (ОСВВ), объединяющей тысячи участников войн в разных областях и районах нашей страны. Прошла первая всесоюзная конференция, на которой избрали президиум, председателя комитета (им стал Маршал Советского Союза А.М. Василевский), ответственного секретаря (Герой Советского Союза летчик А.П. Маресьев), бюро президиума, которое руководило работой постоянных общественных комиссий (организационной, международной, пропаганды, по делам инвалидов войны, по связи с образовательными учреждениями, по увековечиванию памяти погибших воинов). Я принимала самое активное участие в подготовке и проведении этого мероприятия и была избрана в состав президиума.
Мы начали планомерную работу по пропаганде славных боевых традиций Советской армии, часто встречались с молодежью в школах, техникумах, вузах, также бывали с поездками в воинских частях. Там нам охотно рассказывали о современных Вооруженных Силах СССР, приглашали на учения, демонстрировали новое оружие.
Печально было наблюдать, как снайперское дело, которое достигло в нашей стране небывалого расцвета в годы борьбы с фашизмом, постепенно угасает, сходит «на нет». Изменилась военная доктрина. В Министерстве обороны теперь считали, будто применение атомной бомбы избавит сухопутные войска от столкновений с противником на поле боя. После термоядерного взрыва, оставляющего после себя выжженную огнем пустыню, сверхметким стрелкам ни в кого не придется стрелять, враг исчезнет, как пыль. Оттого в середине 50-х годов ликвидировали многие снайперские школы и курсы, увольняли из армии опытных офицеров. Традиции в подготовке и обучении снайперов утрачивались. Например, в составе мотострелкового подразделения новый штат предусматривал наличие… ОДНОГО сверхметкого стрелка! Новый «Боевой устав Сухопутных войск» почти не упоминал о работе снайпера в ходе общевойскового боя. Видимо, авторы его полагали, что никакого серьезного влияния на исход сражения снайпер уже оказать не сможет.
Конечно, существовали и вскоре получили должное развитие воинские части специального назначения, которые должны вести боевые действия в лесах, горах, населенных пунктах, то есть там, где применение тяжелых вооружений просто невозможно. В подобных условиях поражение цели с первого выстрела порой играет поистине определяющую роль, способствует успеху всей операции.
Магазинная винтовка Мосина, верой и правдой служившая нам, уже в конце Второй мировой войны казалась многим устарелой, требующей модернизации. Попытки заменить ее предпринимались. В частности, и в 1945 и в 1947 годах конструктор С.Г. Симонов представил свои варианты снайперской винтовки, созданные на основе его карабина «СКС», но оба образца имели существенные недостатки. В 1958 году Главное ракетно-артиллерийское управление выдало тактико-техническое задание на разработку новой 7,62-мм самозарядной снайперской винтовки. К исполнению его приступили три группы инженеров (для создания здоровой конкуренции и достижения лучшего результата).
Первой группой руководил знаменитый конструктор-оружейник Сергей Гаврилович Симонов, Герой Социалистического Труда, дважды лауреат Государственной премии. Эти премии он получил за создание в 1941 году противотанкового ружья и в 1945 году – за создание самозарядного карабина «СКС-45». Также он являлся автором самозарядной винтовки «АВС-36», принятой на вооружение РККА в 1936 году. Мне встречалось это оружие в Севастополе. Но особенно популярно в войсках было противотанковое ружье Симонова с патронами калибра 14,5 мм. Оно пробивало броню средних немецких танков. Немало атакующих фашистских бронемашин остановили наши пехотинцы под тем же Севастополем, пользуясь ПТРС, которое имело характерный длинный ствол.
Конкурентами шестидесятипятилетнего Симонова, давно заслужившего всеобщее признание, выступали молодые инженеры. Это было новое поколение русских изобретателей стрелкового оружия. Они прошли армейскую школу, начинали свой трудовой путь на советских оборонных заводах с рабочих должностей.
Второй группой руководил Александр Семенович Константинов, инженер из города Коврова, работавший в конструкторском бюро под руководством Дегтярева, изобретателя легендарного ручного пулемета «ДП» (Дегтярев пехотный).
Третья группа приступила к выполнению задания несколько позже и трудилась в Ижевске на военном заводе «Ижмаш» под руководством Евгения Федоровича Драгунова. Он родился и вырос в этом городе, во время войны служил оружейником в полковой мастерской, превосходно знал ручное стрелковое оружие, затем вернулся на родной завод и стал известен как создатель интересных образцов спортивных винтовок.
С ним мы – Владимир Пчелинцев, Василий Зайцев и я – как раз и встретились в Ижевске, поскольку дирекция завода привлекла нас, бывалых бойцов, к участию в проекте в качестве консультантов. Мы этому несказанно обрадовались. Участвовать в создании новой, современной снайперской винтовки – большая честь для практиков меткой стрельбы. Мы с энтузиазмом приступили к работе.
Как я уже сказала, первыми изделиями Драгунова были спортивные винтовки. Этот спортивный стиль он привнес и в проект своей «снайперки». Мы удивились, увидев на чертежах ее приклад так называемой «скелетной» конструкции (с пустотой посредине), да еще и с пистолетной рукоятью. Все-таки армейское оружие должно выдерживать гораздо большие нагрузки, чем спортивное, безотказно действовать в любых погодных условиях, быть удобным не только на огневой позиции, но и в походе.
Между тем в требованиях ГРАУ имелся ряд противоречий. Например, для улучшения кучности стрельбы все части механизма должны плотно прилегать друг к другу. Но в то же время большие зазоры между этими частями способствуют их стабильному взаимодействию при выстреле и заряжании. Для выполнения этих требований была необходима долгая и вдумчивая работа, которая шла в несколько этапов.
Так, на первом этапе, в 1959 году, коллектив Драгунова представил первый вариант винтовки, который удовлетворял достаточно строгим требованиям по кучности стрельбы. «Снайперка», подготовленная группой Симонова, тогда сразу выбыла из соревнования. Некоторое время две винтовки: Драгунова и Константинова – на сравнительных стрельбах и других испытаниях показывали примерно равные результаты. Однако в 1962 году специалисты Главного ракетно-артиллерийского управления остановили свой выбор на винтовке Драгунова.
Талантливый изобретатель смог решить практически все задачи, поставленные военными перед группой конструкторов. Много трудностей они преодолели. В частности, наиболее сложной оказалась разработка узла цевья, с виду простого. Примерно год трудились над усовершенствованием коробчатого магазина на десять патронов. Технологию изготовления высокоточного ствола создал И.А. Самойлов. Кстати тут пришелся и новый оптический прицел, гораздо более сложный, чем знакомые мне «ПЕ» и «ПУ». Разработанный А.И. Овчинниковым и Л.А. Глызовым прицел «ПСО-1» имел основной угольник на стрельбы дальностью до 1000 метров, шкалу боковых поправок с ценой деления «одна тысячная», дополнительные угольники для стрельбы на 1100, 1200 и 1300 метров. Все это способствовало лучшему и быстрому прицеливанию. Кроме него, винтовка снабжалась и открытым секторным механическим прицелом с прямой планкой. Правда, из-за высокого расположения приклада пользоваться им при стрельбе было не так удобно.
В 1963 году «СВД», то есть снайперская винтовка Драгунова, была принята на вооружение Советской армии. Считаю, что наши Вооруженные Силы получили отличное изделие с нормальным для пехоты весом в 4,52 кг (со снаряженным магазином и оптическим прицелом), длиной 1225 мм, боевой скорострельностью 30 выстрелов в минуту, дальностью прямого выстрела на 1300 метров с оптическим прицелом и на 1200 метров – с открытым. Принцип действия автоматики – использование пороховых газов, образующихся при выстреле. Но в отличие от «СВТ», затворная рама здесь не объединялась с газовым поршнем. Они, поршень и толкатель, выполнены как отдельные детали.
Дирекция завода «Ижмаш» оценила вклад сверхметких стрелков-ветеранов в создание нового снайперского оружия. Нам: Пчелинцеву, Зайцеву и мне – на торжественном собрании вручили почетные грамоты и подарки: каждому – по боевому пистолету ручной сборки и весьма оригинальной конструкции…
В эти годы доводилось ездить не только на восток нашей страны, в Удмуртскую АССР, но и на юг, в Крым, в Севастополь, давно ставший мне родным. В 1961 году в СССР отмечали двадцатилетие со дня начала Великой Отечественной войны. К этой дате был приурочен выпуск тематических номеров журналов и газет, публикация мемуаров военных деятелей, проведение научно-практических конференций. Для новых поколений советских людей подвиг нашего народа в борьбе с фашизмом оставался великой, неоспоримой ценностью.
Из Севастополя мне прислали приглашение на заседание научного совета Музея героической обороны и освобождения города, предложили подготовить доклад и выступить с ним на этом заседании. Оно состоялось 25 октября 1961 года. Длительность доклада (20 минут) и его тема: севастопольские снайперы в боях с немецко-фашистскими оккупантами – согласовывались заранее. Предполагалось, что материалы заседания будут опубликованы.
– У нас как-то принято часто и много говорить, что снайпер такой-то убил вражеского солдата или офицера, – я начала свое выступление. – А вот чего это стоило снайперу? Приходилось ли нам в последнее время обстоятельно говорить об этой серьезной и тяжелой фронтовой работе?..
Прежде всего, назвала тех сверхметких стрелков, кто не дожил до сего светлого дня: из 7-й бригады морской пехоты главстаршина Ной Адамия, Герой Советского Союза, из 456-го полка НКВД ефрейтор Иван Левкин, его однополчанин ефрейтор Иван Богатырь, также удостоенный звания Героя Советского Союза. Были и те, кто погиб, не успев получить никаких наград, но способности к снайперскому делу проявлял большие. Например, юный севастопольский житель Юрий Федоренко.
Аудитория научного совета была специфической: сотрудники трех городских музеев, историки, ветераны второй обороны города. Этих людей ни в чем убеждать не требовалось, они про снайперов и так все знали. Но я рассчитывала на публикацию и потому решила говорить о тактике сверхметких стрелков на поле боя, об их психологической подготовке.
Ведь снайпер – не только и столько профессия. Это – образ жизни.
– В такой день, как сегодня, – я показала рукой на окно, за которым сияло южное октябрьское солнце, – снайпер встает в три часа ночи и выходит на снайперский пост к четырем часам утра. Снайпер обыкновенно сидел в нейтральной зоне, на ничейной земле, последнее боевое охранение – позади, впереди – гитлеровцы. Вы знаете, что линия ничейной земли в Севастопольском укрепрайоне была узкой, на отдельных участках – до 150 метров, а в основном – значительно же, поэтому приходилось быть в непосредственной близости к немцам. За день можно было сделать 5—10 выстрелов. А разве у них были плохие снайперы под Севастополем? Отличные были снайперы… Как-то принято думать, что мы друг друга обманываем веточками. Дело не в веточке. Подумайте, вы столкнулись со снайпером на своем участке фронта. Вам передают, что снайпер мешает, нарушает движение. Тогда дается приказ наему снайперу снять вражеского, а для того, чтобы найти его, надо потратить двое – двое с половиной суток. И вот все это время снайпер работает один, наблюдатель уходит, потому что лишние люди – лишние жертвы и демаскировка.
Много способов приходилось применять, чтобы вызвать снайпера на огонь. Применяли стекло, жестянки – все, что было под рукой. У нас не было особых приспособлений, а когда обнаружишь снайпера, то начинается так называемая снайперская дуэль. Вы в прицел видите снайпера, его глаза, его цвет волос, но и он вас видит. Здесь все решает доля секунды. После такой снайперской дуэли человек на несколько часов выходит из строя, он настолько устает, что из него трудно что-либо еще выжать.
Мы добились того, что гитлеровцы не передвигались в дневное время по своим позициям. Но теперь фашистов надо было уже искать, чтобы уничтожить. Ведь каждый уничтоженный солдат или офицер вермахта – это психическое воздействие на врага. Значит, требовалось найти новый метод работы, и мы его нашли – снайперские засады. Уходили на 500–800 метров в тыл противника. Идешь ночью, вроде бы на линии фронта спокойно, а кожа у тебя становится дыбом. В засады ходили только добровольцы, поскольку имелось мало шансов – не более десяти из ста, – что вернешься живым.
Приходишь в засаду часа в три ночи и дежуришь до восьми утра. Лежат три-пять снайперов, ведут наблюдение за врагом. Вот команда, и начинается снайперский налет, а вслед за ним крик. Гитлеровцы кричат, что напали партизаны. У них – паника, затем фрицы приходят в себя, и на нас летят десятки мин. Много было случаев, когда в засаде погибали мои товарищи. Но никогда мы не оставляли их тела у врага, выносили на руках.
Большую роль играли снайперы в бою. Когда отдается приказ наступать нашей пехоте, то надо прикрыть пулеметные ДОТы, и на это задание шел снайпер. За час или два до наступления снайпер выходит на нейтральную зону, подбирается к переднему краю врага и берет под огонь ДОТ, а взять под огонь ДОТ, значит – залечь напрямую перед ДОТом. Такие задания мы выполняли тоже.
При обороне Севастополя командование ценило высоко снайперов, и это было вполне заслужено нами.
Для того чтобы стать снайпером, важно не только метко стрелять. Важно другое – холодная ненависть к врагу, когда чувства подчиняются расчету. Здесь играет роль железная воля бойца. Снайперы с врага не спускали глаз ни днем, ни ночью, и часто бывало, что боевой журнал разведки проверялся по снайперским наблюдениям. Каждую кочку, каждый кустик перед своей позицией снайпер должен был знать наизусть.
Нервное напряжение, характерное для снайперской службы, как под Севастополем, так и на других участках советско-германского фронта, сказывалось на здоровье. Болезнь «реактивный невроз» – обычная вещь для сверхметких стрелков, если они длительное время не получали должного отдыха.
Помню первый слет снайперов Севастополя, созванный по инициативе генерал-майора Петрова, командующего Приморской армией. Он первый обратил внимание на тяжелые условия работы снайперов и приказал ввести для всех нас дополнительный сухой паек на снайперском посту – ведь горячий обед солдату туда не принесешь, обедали мы обычно поздно ночью. Петров также приказал давать нам еженедельно одни сутки на отдых.
Снайперское движение в Приморской армии пошло с реки Прут, в 25-й Чапаевской дивизии. Служил в те дни младший лейтенант Василий Ковтун, который перед войной кончил снайперскую школу. Когда на Прут пришло первое пополнение, мы, сверхметкие стрелки, собрались в его взводе. Смотрели на него с завистью. У него был счет 50 убитых фашистов, у нас – по одному-два.
Нужно сказать, что когда снайпер возвращается к себе, он заходит в первый попавшийся блиндаж, иногда не хватает сил дойти до своего блиндажа, и каждый солдат и матрос считает долгом освободить место и сказать: отдыхай! Напоят тебя горячим чаем, а горячий чай готовится на бездымном порохе; каждый считал своим долгом облегчить нашу снайперскую жизнь.
Когда мы получали отпуск на одни сутки в неделю, мы приходили в Севастополь, то еще на подходе к городу нас встречали ребятишки. Бывает, что снайпер ходит-ходит и не имеет ни одного убитого – враг прячется, а тут получил отпуск, пришел в Севастополь – и первыми тебя встречают ребята. Кто-нибудь из малышей небольшого роста, иногда без штанишек, с мокрым носом очень важно задает вопрос: а сколько ты убил фрицев? Бывает, что не убил ни одного. Командиру объяснить можно, что фрицев нет. А попробуйте это объяснить ребенку. Отвечаешь: мол, фрицев не было. В ответ слышишь: ты плохо меня защищаешь.
Севастопольским ребятам стало известно, что у нас плохо с патронами, с боеприпасами, и я получила в подарок от ребят с горы Матюшенко рогатку. Спрашиваю: зачем? А мне говорят: снайперу нужно тренироваться каждый день, но у вас патронов мало. Не тратьте патроны, тренируйтесь с рогаткой. Вроде бы забавно. Но случай свидетельствует о том, что понимание нашего фронтового дела в городе-герое распространялось не только среди взрослых, но и среди детей.
Население Севастополя стремилось помогать бойцам Приморской армии во всем. В городе было трудно с водой, ее выдавали по норме. Я приходила в город и знала, что первая же встреченная мною женщина посчитает долгом отдать мне свою воду, постирать белье и одежду, предоставить для отдыха жилье, пусть даже самое скромное.
В том и заключалась мощь нашей обороны. Три силы: народ, армия и флот – собрались в единый кулак, громивший немецко-фашистских оккупантов 250 дней. Сегодня мы очень благодарны севастопольцам, которые не забывают о тех легендарных днях и поддерживают нашу былую славу. Защитники приходят и уходят, а Севастополь остается!..[35]
Снова и снова приезжая в город-герой (например, в мае 1964 года на двадцатилетие освобождения Севастополя, в мае 1965 года – на юбилей Великой Победы), я всегда ощущала особую атмосферу, царившую здесь. Для его жителей рассказы ветеранов о жестоком противостоянии с врагом не были пустым звуком. Уничтоженный, сожженный немцами город возродился в прежней своей красоте, но его новые дома, улицы, площади, казалось, сохранили живую память о минувших сражениях. Наши выступления в школах и ПТУ, на предприятиях разного профиля всегда находили горячий отклик у слушателей. Мы видели, что и молодежь, и люди зрелого возраста немало знают о подвигах советских солдат и офицеров, совершенных на севастопольских рубежах в 1941–1942 годах, что даль времени не скрывает от них суть тех событий.
Потому особенно приятна была мне встреча с юными спортсменами, увлекающимися пулевой стрельбой.
Произошла она по инициативе директора городского тира СО «Динамо» Филиппа Федоровича Можаева. Старший тренер крымского отделения этого общества, заслуженный тренер Украины, мастер спорта СССР по пулевой стрельбе, он сначала обратился ко мне с письмом, в котором сообщил, что разработал Положение о городских стрелковых соревнованиях на приз Героя Советского Союза… Людмилы Павличенко и просил моего согласия на их проведение. «Почему бы и не провести?» – подумала я и дала положительный ответ. Ведь стрелковый спорт – отличное занятие для молодежи. Именно в секциях по пулевой стрельбе из винтовки или пистолета может проявить свои способности будущий сверхметкий стрелок.
Можаев по образованию был офицером, в 1944 году окончил с отличием Ленинградское стрелково-минометное училище, в годы Великой Отечественной войны заслужил орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Потом служба его протекала в Забайкальском военном округе, где майор Можаев тренировал армейских снайперов. После отставки Филипп Федорович перебрался в Севастополь. Как человек, всей душой преданный стрелковому делу, он и здесь организовал спортивную секцию, точнее – настоящий центр по стрелковой подготовке, спроектировал тир для него, затем добился претворения своего проекта в жизнь.
Тир находился в центре города: на Красном спуске, по дороге на железнодорожный вокзал, недалеко от площади Пушкина и от площади Ушакова.
Спортивное заведение отвечало самым высоким требованиям. Кроме самого тира с огневым рубежом и мишенями на 50, 25 и 10 метров (для пневматического оружия), в нем имелось два учебных класса, тренерская комната, оружейная комната-сейф с бронированной дверью, где в металлических шкафах хранилось до сотни винтовок и примерно 50 пистолетов, ящики с патронами. Все помещения разделялись между собой металлическими решетками с замками, снабженными «тревожными кнопками», сигнализацией, выведенной в ближайшее отделение милиции. Ночью на дежурство в тире заступал сторож.
Материальное обеспечение, конечно, играет большую роль в любом деле. Но очень важно, чтобы у истоков его стоял человек честный, сведущий, инициативный, умеющий увлекать других. Филипп Федорович Можаев чем-то напоминал первого моего наставника, старшего инструктора киевской школы Осоавиахима Потапова. Наверное, поистине снайперским, спокойным и уравновешенным характером, блестящими способностями педагога. Учеников у него было много, причем – разных: и школьников, и студентов, и рабочих, и офицеров Черноморского флота. Всего он подготовил около ста мастеров спорта СССР, кандидатов в мастера спорта, перворазрядников. Его воспитанники успешно выступали на международных, всесоюзных, республиканских соревнованиях.
Собственные дети Можаева тоже ходили в тир, занимались пулевой стрельбой. Они стали мастерами спорта СССР: старшая дочь Елена – по стрельбе из винтовки, младшая дочь Ирина – по стрельбе из пистолета…
Посоветовавшись, мы с Филиппом Федоровичем решили начать городские соревнования на приз имени Героя Советского Союза Людмилы Павличенко со стрельбы из пистолета. Я тоже хотела встать на огневом рубеже, сделать один-два выстрела, так сказать, для почина. В последние годы короткоствольное оружие мне нравилось больше. Силы уже были не те, чтобы хорошо управляться с винтовкой.
В назначенный день в учебном классе тира собралось довольно много народа: не только участники соревнований, но и другие ученики Можаева. Я коротко рассказала о севастопольской эпопее. Ребята начали задавать вопросы. Их интересовали сугубо специальные темы: типы снайперских винтовок в годы Великой Отечественный войны и оптические прицелы к ним, способы маскировки, борьба со снайперами противника. По этим вопросам можно было сделать вывод о прекрасной теоретической подготовке членов секции. Сегодня под мирным небом Севастополя они – спортсмены, но завтра, если это понадобится для нашей страны, – фронтовые сверхметкие стрелки.
Затем участники встречи перешли в тир. Организованы соревнования были отменно. Никакой суеты, никакой спешки, все четко и планомерно.
Наиучший результат показала младшая дочь Можаева – Ирина, студентка четвертого курса севастопольского Приборостроительного института. Она стреляла из пистолета Марголина, выполняла упражнения «МП-5» и «МП-8» (стрельба на скорость по круглым мишеням с расстояния 25 и 50 метров). Под аплодисменты присутствующих я вручила девушке почетный диплом. Потом мы с ней долго беседовали и гуляли по городу. Севастополь в мае 1970 года был так же красив, как в мае 1942-го: яркое солнце, голубое небо, синее море, а на Приморском бульваре – множество клумб с роскошными парковыми цветами: хризантемы, розы, гладиолусы, тюльпаны…
На следующий день мне довелось участвовать в торжественной церемонии зажжения Вечного огня на Сапун-горе, где находились здание диорамы «Штурм Сапун-горы 7 мая 1944 года», открытой более десяти лет назад, памятник и выставка военной техники Второй мировой войны. На Малаховом кургане утром, при большом стечении народа, состоялся митинг. Играл духовой оркестр, на морском ветру трепетали красные знамена, звучали речи о подвигах бойцов и командиров Красной армии, о стойкости, храбрости и мужестве тех, кто защищал Главную военно-морскую базу Черноморского флота от ударов фашистских орд, и тех, кто потом в ходе стремительного наступления разгромил гитлеровцев, выбил их из города-крепости. От Вечного огня, горевшего на оборонительной башне Малахова кургана, я зажгла факел и передала его в руки Героя Советского Союза Ф.И. Матвеева, участника освобождения Севастополя, гвардии сержанта 997-го стрелкового полка, штурмовавшего 7 мая 1944 года немецкие укрепления на Сапун-горе.
На бронетранспортере, в сопровождении почетного эскорта мы провезли факел по улицам Корабельной стороны, центральной части города и по проспекту генерала Острякова, далее – по Ялтинскому шоссе – и доставили его на Сапун-гору. Здесь, пронеся факел по центральной аллее мемориального комплекса, Матвеев зажег Вечный огонь в специальной нише у подножия обелиска Славы.
Перед отъездом в Москву я совершила еще одно путешествие по районам Севастополя. От причалов возле Графской пристани регулярно отправлялись небольшие катера. Они пересекали главную бухту и доставляли пассажиров на Северную сторону, в Инкерман и Михайловский равелин, в другие населенные пункты города у моря. На Северной следовало пересесть на автобус, который делал остановку у Братского кладбища. Путь недлинный, но для меня – особо значимый.
Главная аллея кладбища вела к холму и церкви Святого Николая. Хотя в районе у мемориала в июне 1942 года шли бои, большая часть его красивых каменных надгробий, установленных еще в ХIX веке, не пострадала. Церковь на холме, имевшая вид довольно высокой пирамиды, все также стояла запертой, с разрушенной вершиной, на которой когда-то находился крест. Мне пришлось обогнуть храм справа, спуститься с холма и выйти к северо-восточной стене кладбища, где находились могилы участников второй обороны Севастополя. Здесь все было просто и скромно, без монументов из черного и белого мрамора, без склепов с литыми металлическими дверями, без колонн с каннелюрами и бюстов героев на их вершинах.
Я положила букет красных гвоздик к памятнику, присела на деревянную скамью под акацией, чья крона закрывала всю площадку от лучей яркого солнца.
Удивительная, торжественная тишина стояла на Братском кладбище. Только птицы, пересвистываясь, порхали между туевыми деревьями. Только порывы ветра, иногда долетавшего с моря, шумели в зарослях шиповника. Только хрустальный небесный купол голубел над аллеями, тропами, могильными камнями воинского мемориала, отделенного от мира прочной и высокой стеной. Ничего не изменилось здесь с того времени, когда бойцы и командиры 54-го стрелкового полка хоронили младшего лейтенанта Алексея Аркадьевича Киценко, моего мужа и доблестного офицера.
Он пал на войне, невиданной по своей жестокости. Мы с ним вместе находились на линии огня, однако мне довелось дожить до Победы, ему – нет. Теперь, вспоминая те отчаянные дни, я думала, что нашему поколению выпало не только огромное испытание, но и великая честь. Мы сумели защитить страну. Кажется, что мы все родились, росли, учились и работали именно для этого – в трудный час грудью своей заслонить Отечество…
Москва – Севастополь
1967–1972 гг.
Иллюстрации
Снайперская винтовка Мосина с оптическим прицелом «ПУ» (прицел укороченный)
СВТ-40 с прицелом «ПУ»
Боец-снайпер 54-го стрелкового имени Степана Разина полка Л.М. Павличенко. Одесса, август 1941 г.
Генерал-майор И.Е. Петров.
Из фондов Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя
Людмила Павличенко на огневой позиции со снайперской винтовкой Мосина и оптическим прицелом «ПЕ». Севастополь, март 1942 г.
Из фондов Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя
Диплом снайпера-истребителя, выданный Л.М. Павличенко 6 апреля 1942 г. Из фондов Центрального музея Вооруженных сил РФ
Старший сержант Л. Павличенко. Севастополь, март 1942 г.
Письмо Л.М. Павличенко старшей сестре В.М. Беловой от 18 мая 1942 г. (начало). Из фондов Центрального музея Вооруженных сил РФ
Письмо Л.М. Павличенко старшей сестре В.М. Беловойот 18 мая 1942 г. (окончание). Из фондов Центрального музея Вооруженных сил РФ
Младший лейтенант А.А. Киценко и старший сержант Л.М. Павличенко. Севастополь, январь 1942 г.
Из семейного архива Л.М. Павличенко
Младший лейтенант командир снайперского взвода Л.М. Павличенко со своими бойцами. 32-я гвардейская дивизия ВДВ, Московский военный округ. Август 1942 г. Из семейного архива Л.М. Павличенко
Листовка «Бей врага без промаха». Из фондов Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя
Л.М. Павличенко с СВТ-40 за плечом. Севастополь, март 1942 г.
Фото из Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя
Бойцы и командиры Приморской армии, награжденные орденами и медалями. В первом ряду в центре: командир 25-й Чапаевской стрелковой дивизии генерал-майор Т.К. Коломиец, старший сержант 54-го полка Л.М. Павличенко, командующий Приморской армией генерал-лейтенант И.Е. Петров. Севастополь, апрель 1942 г.
Слева направо: Л.М. Павличенко, владелец чайной фабрики и активист благотворительной общественной организации «Russian War Relief» («Поддержка воюющей России») Дональд Браун, Владимир Пчелинцев в Балтиморе (США). Октябрь 1942 г.
Из семейного архива Л.М. Павличенко
Фотография, подаренная Элеонорой Рузвельт Л.М. Павличенко. Подпись справа наверху: «Младшему лейтенанту Людмиле Павличенко с теплыми искренними пожеланиями от Элеоноры Рузвельт».
Из семейного архива Л.М. Павличенко
Президент Чикагской ассоциации метких стрелков Дж. Мак-Кормик вручает Л.М. Павличенко сувенир – пистолет «Кольт М1911». Октябрь 1942 г. Из семейного архива Л.М. Павличенко
Л.М. Павличенко и офицер британских ВВС осматривают самолеты союзников на авиабазе в Шотландии. Ноябрь 1942 г.
Из семейного архива Л.М. Павличенко
Герой Советского Союза старший лейтенант Л.М. Павличенко.
Москва, 1944 г. Из фондов Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя
Майор береговой службы ВМС Л.М. Павличенко. 1964 г.
Участники второй обороны Севастополя на юбилейных торжествах в честь освобождения города в мае 1964 г.
Читать бесплатно другие книги:
