Хозяин собаки Кэмерон Брюс
Дети Сородичей боялись Альби. Для женщины она была слишком крепкого сложения, с такими же водянисто-голубыми глазами, что и у своего сына, Пэллока. Альби прожила больше трех десятков лет, о чем свидетельствовало ее обветренное, покрытое пятнами лицо. Когда ее муж погиб на охоте, она перестала завязывать волосы в узел; длинные слипшиеся космы подернулись сединой, что придавало Старейшине еще более дикий вид.
Альби повсюду ходила с увесистой палкой и в разговоре ударяла ею об землю для придания большего веса своим словам. Вот и сейчас Альби опиралась на палку и, подозрительно щуря водянистые глаза, гневно взирала на Калли и Урса.
– Ты сказала «не знаешь Альби». Чего это он обо мне не знает? – допытывалась Альби.
Калли ничем не выдала своих истинных чувств, в отличие от Урса, у которого все отразилось на лице: и тайное свидание, и запретные клятвы, и дерзкие мнения насчет брачных обычаев.
– Урс считает, что твой сын, старший копейщик, слишком суров с ним, – выпалила Калли, не зная, чем еще объяснить виноватое выражение лица Урса. – Он просил меня поговорить с тобой, чтобы ты повлияла на сына. А я ответила, что ты не вмешиваешься в вопросы охоты.
– Это верно, – усмехнулась Альби. – При чем тут я? Должно быть, Пэллок суров с тобой потому, что ты – трусливый мальчонка, хоть и долговяз.
От ярости у Урса дрогнули губы. Калли обернулась к нему, встав спиной к Альби, и умоляюще промолвила:
– Вот тебе ответ. Лучше поговори с Харди.
Девушка закусила губу, наблюдая, как Урс молча сносит оскорбление. Их глаза встретились, и на сердце у Калли потеплело. Урс все понял.
– Мне пора. Скоро нам на охоту, – сухо проронил он.
– Да уж, поторопись, – с издевкой улыбнулась Альби.
Когда Урс ушел, Калли с облегчением вздохнула.
– Калли Умбра, – обратилась к девушке Альби. – Вы говорили о другом. Меня не обманешь.
– Не понимаю, о чем ты толкуешь, Старейшина, – пожала плечами Калли.
– Не дерзи мне, девчонка из мглы и сумрака!
– Прости, женщина, бледней которой не сыскать, – с деланой серьезностью ответила Калли, назвав Альби ее полным именем. Они посмотрели друг другу в глаза, и Альби первой отвела взгляд.
В то лето Сородичи жили впроголодь. Харди, старший ловчий, собирал мужчин на охоту чаще обычного. С того дня, как Урс и Калли спугнули человека, прятавшегося за камнями в их укромном месте, им не удавалось побыть вдвоем. У девушки буквально ломило руки от желания обнять любимого.
Вернувшись с охоты, мужчины остались на мужской стороне стойбища. Урс в кругу других охотников сидел на корточках у костра, повернувшись спиной к Калли. Девушка не сводила с него глаз в надежде снова испытать сладостный трепет, охватывавший ее всякий раз, когда их взгляды пересекались. Однако Урс не оборачивался.
В стойбище один за другим зажигались костры, но готовить было нечего. В голодное время Сородичи объединяли свои скудные запасы, и перед Калли и ее матерью, Коко, вставала нелегкая задача накормить все племя.
Коко отправилась на поиски съедобных кореньев. Тем временем Калли взяла бревно с выдолбленным в нем углублением, налила туда воды, добавила трав и принялась тщательно обирать мясо с небольшой птицы, зажаренной на углях. Эта птичка да еще парочка освежеванных кроликов – вот и весь ужин. А ведь его еще предстояло разделить между членами племени, которое насчитывало более сорока человек. Среди всех северных племен Сородичи были самыми многочисленными.
Калли предстояло обобрать с костей кроличье мясо, а затем растолочь косточки и добавить в похлебку. Разумеется, первыми за еду примутся охотники, значит, женщины и дети сегодня уснут голодными.
К костру, возле которого хлопотала Калли, подошла Рене, ведя за собой четырех трехлетних малышей. С недавних пор Рене, подражая Калли, стала дерзко заплетать волосы в косу. Рене было девятнадцать лет, на целых три года больше, чем Калли, но ростом она ей значительно уступала. Рене осталась сиротой и подчинялась совету женщин, многие из которых не одобряли ее замысловатую прическу.
– Чем занимается Калли? – спросила Рене.
– Готовит кушать! – хором закричали дети.
Рене и Калли улыбнулись друг другу. Все женщины их племени любили возиться с малышами, однако Рене занималась детьми с особенным удовольствием.
– Хорошо. А теперь покажите мне, где у вас мужская рука, правая? – обратилась к детям Рене.
Произошло легкое замешательство, потом Калли, стоявшая позади Рене, подняла правую руку, и малыши один за другим последовали ее примеру.
– Правильно, – похвалила Рене. Она указала на правую сторону лагеря, где под навесами из шкур спали холостые мужчины, а вокруг костра собирались охотники и обсуждали свои дела. – Вот это мужская половина. Детям можно туда заходить?
– Нет! – хором закричали малыши. Они знали, что им запрещается ходить на мужскую сторону, но все равно бегали туда к своим отцам и будут продолжать бегать, пока не подрастут.
– А теперь покажите, где у вас женская рука, левая, – велела Рене. Калли в шутку снова подняла правую руку. Малыши рассмеялись и подняли левую ручку. – Верно, молодцы, – снова похвалила их Рене.
На женской стороне лагеря дети могли разгуливать свободно. Вход туда был заказан только мужчинам.
Рене повела руками вокруг себя. За ее спиной возвышался скалистый холм, в котором темнели неглубокие пещеры, а перед ней простиралась общая территория, занятая жилищами, – шалашами из костей мамонтов, покрытых звериными шкурами. В отличие от женской и мужской сторон лагеря, занимавших небольшую площадь, общая земля тянулась от холмов до самого ручья. Здесь свободно расхаживали все члены племени, стараясь держаться подальше от чужих жилищ.
– А здесь общая земля для всех Сородичей, – провозгласила Рене. – Отсюда и до ручья. Можно детям переходить ручей? А уходить вверх или вниз по течению?
– Нет, – в один голос безрадостно воскликнули дети. Они хорошо знали, что покидать территорию лагеря запрещено: где-то там рыскала Орда.
К костру подошла Белла, а Рене и дети отправились дальше обходить лагерь.
– И все? Только два кролика? – спросила Белла, скептически взглянув на освежеванные тушки.
В обязанности Беллы входило добывать и поддерживать огонь – не самая трудная задача, если учесть, что общинный костер никогда не гас, а хворост для него собирали подростки; от Беллы требовалось добывать огонь только лишь тогда, когда племя переходило с места на место.
В свои шестнадцать лет Белла была редкой красавицей. В ее легенде говорилось о невиданной красоте, а полное имя – «та, чей прекрасный облик дарует счастье» – как нельзя лучше подходило девушке с чистой гладкой кожей, сверкающими темными глазами и правильными чертами лица. Густые черные волосы Беллы свободно рассыпались по плечам. Летом Белла, как и ее подруга Калли, стала девушкой на выданье, и подруги не могли об этом наговориться.
– Надеюсь, охота будет успешной, – сказала Калли. – Кого взял с собой Харди?
Считалось, что Белла лучше других женщин разбирается в охотничьих делах, поскольку у нее было пятеро братьев. Но Калли очень хотелось услышать имя Урса.
Белла, сведя брови и высунув от усердия кончик языка, пыталась двумя палочками достать из костра раскаленный камень.
– Альби идет, – прошипела она.
Калли, напустив на себя сосредоточенный вид, тут же склонилась над разложенными перед нею припасами.
– Это что такое? – грозно вопросила Альби. Она сунула грязный палец в суп и, облизав его, поморщилась. – И вы собрались кормить этим мужчин!.. Нужно больше трав. Ступайте, принесите еще.
Калли с Беллой переглянулись.
– Но моя мать уже пошла за…
– Какое мне дело до твоей матери! Я говорю, ступайте за травой. – Альби тяжело стукнула палкой о землю. – Или вы вздумали мне перечить? Нет? Тогда вперед.
Калли отошла от костра и оглянулась: Альби, скрестив руки на груди, сурово следила за девушками.
– Меня уже тошнит от травы, – буркнула Белла. – Куда подевались все олени? Почему в этом году так плохо с охотой?
– И почему Альби прогнала нас от костра? – вслух удивилась Калли.
На следующий день после встречи с человеком волчица и два ее поджарых спутника вернулись в стаю. Навстречу им, неуклюже переваливаясь и натыкаясь друг на друга, выбежали четверо волчат, родившихся весной. Они окружили волчицу и принялись требовательно лизать ее морду. Волчица срыгнула съеденное мясо, полученное от человека, и с одобрением глядела, как едят щенки. Ее влажный нос ткнулся в одного из них, и в ответ на ласку малыш игриво вцепился в ее ухо остренькими зубками.
Чувство, которое овладело волчицей при виде чужих щенков, нельзя было назвать любовью, – скорее, гордостью за возложенный на нее долг. Стая росла и крепла. Здоровые, упитанные волчата были залогом долгой жизни стаи.
Волчица вспомнила о человеке, бросившем ей мясо. Кроме страха она уловила в его лице что-то еще, странным образом притягательное. Волки делили всех живых существ на охотников и жертв. Последние дрались за свою жизнь с тупой суровостью – даже разъяренный лось, готовясь к схватке, смотрел холодно и упрямо из-под наставленных рогов. Волкам были неведомы другие эмоции, кроме враждебности или страха. Но в лице того человека читались такие сильные чувства, что волчица без труда ощутила их, хотя распознать не могла. Когда человек бросил ей шмат оленины, волчица испытала примерно то же, что и сейчас, когда она сама предлагала еду волчатам.
Человек проявлял заботу.
Невдалеке показалась мать щенков – главная самка стаи. Про себя волчица называла доминантную самку Гарь – называла, конечно, не словом: то было смутное представление, сложившееся из вкусов и запахов. В прошлом году, когда главная самка срыгивала частично переваренное мясо для недавно родившихся волчицы и ее братьев, от него исходил тот же запах дыма, что и от людей. Должно быть, мясо, которое съела Гарь и потом срыгнула для волчат, было жареным – запах от него не выветривался еще очень долго.
Гарь шла прямо на волчицу, не спуская с нее глаз, и это настораживало стаю. Волчица понимала, что ей положено склонить голову перед главной самкой, но что-то ее удерживало. Она стояла, не шевелясь, слегка вздернув хвост. Гарь подошла к ней и обнюхала. Волчице грозило суровое наказание за дерзость, однако она не поддавалась страху. Гарь с вызовом ткнулась мордой в ее плечо.
Волчица, будто только сейчас вспомнив о своей молодости и неопытности, съежилась и поджала хвост, коснувшись его кончиком брюха. Быстро заморгав, она лизнула Гарь в нос.
Суровый пристальный взгляд и глухое рычание – вот чем отделалась волчица на этот раз. Однако вся стая наблюдала за ее дерзкой выходкой. Да, волчица была молода и неопытна, но еще она была здорова, полна сил и крупна – даже крупнее вожака стаи.
Стая чувствовала – назревает схватка.
7
Коко, скрестив руки на груди, вышла навстречу девушкам, несущим полные охапки свежей травы.
– Где вас носило? – напустилась она на них.
Во многих отношениях Коко и Калли – мать и дочь – были похожи. Обе высокие, с крепкими ногами и ягодицами, которые притягивали взгляды мужчин, особенно летом, когда женщины надевали короткие одежды. И хотя ни мать, ни дочь не могли сравниться по красоте с Беллой, они считались весьма привлекательными среди Сородичей. Глаза их обычно смотрели приветливо и с усмешкой, но сейчас Белла даже сделала шаг назад, съежившись под суровым взглядом Коко.
– Мы…
– Смотрите!
Коко вскинула палец в сторону камней, на которых лежали тушки кроликов. Калли и Белла в испуге переглянулись. Из двух тушек осталась только одна.
Белла посмотрела на небо, надеясь разглядеть птицу, похитившую часть их припасов, но Калли знала: ни одна птица не подлетит так близко к костру. Это дело рук человека. Одного из Сородичей.
– Сейчас голод. Нельзя оставлять припасы без присмотра! – выбранила девушек Коко.
Белла тихонько всхлипнула. Коко не обратила на нее внимания – она не сводила глаз с Калли, ожидая объяснений.
Калли же глядела прямо поверх плеча матери. К ним, опираясь на палку, приближалась Альби.
– Что тут такое? – требовательно спросила она.
Коко нехотя объяснила, что пропала одна из двух тушек кролика.
– Надо было спрятать их под камнями! – напустилась Альби на девушек, грозя им пальцем. – Теперь нам вовсе нечего есть!
Белла чуть не расплакалась, но Калли молчала. Она не сводила глаз с Альби – губы и подбородок старухи жирно блестели.
Сайлекс бежал впереди группы из пятерых охотников. Они трусили вслед за волчьей стаей, держась справа от нее. Охотники не знали, куда направляется стая, они видели только, что животные бежали один за другим, как обычно, когда выслеживали дичь.
Люди тоже бежали гуськом, подражая своим покровителям. Дуро, высокий мощный мужчина на несколько лет старше Сайлекса, вырвался вперед и поравнялся с предводителем.
– Так, значит, берешь в жены Ови, – тяжело дыша, бросил Дуро.
Сайлекс бросил на него косой взгляд. Вечно хмурый Дуро и теперь глядел на него исподлобья. Мощные надбровные дуги, нависшие над темными глазами, придавали ему сходство с Робкими – крупными, но пугливыми человекоподобными существами, которые пускались наутек при виде Волколюдей. Взгляды двух мужчин встретились, и Сайлекс понял, что Дуро в еще более дурном настроении, чем обычно.
– Так пожелал мой отец перед смертью, – ровным тоном ответил Сайлекс. Несколько дней назад Волколюди похоронили старого вождя, уложив рядом с телом наконечники копий и медвежий зуб. После этого Дуро стал вести себя вызывающе, и Сайлекс догадывался, почему.
– Твой отец умер.
Сайлекс прибавил ходу, однако Дуро не отставал. Сайлекс гордился своим умением бежать, чуть касаясь земли, подобно волку. Дуро ступал куда тяжелей.
– Ови – пышная женщина. Широкие бедра. Большие груди. У нее будет много детей, – пропыхтел на бегу Дуро.
Внезапно Сайлекс подал знак остановиться. Охотники встали как вкопанные, и только Дуро, застигнутый врасплох, пробежал еще несколько шагов и сконфуженно вернулся к остальным.
– Мы упустили стаю из виду, – пояснил Сайлекс окружившим его охотникам, велел им разбиться на пары и отправиться на поиски стаи. Он остался наедине с Дуро. – Так о чем ты говорил?
– У Ови широкая кость. Как у меня. И она выше других женщин. – Дуро уперся руками в бедра. Он запыхался, тщетно пытаясь не подавать виду.
– Это так.
– У нее большие груди.
– Кажется, для тебя это очень важно, – мягко заметил Сайлекс.
Дуро оскалился.
– Я выше тебя и сильнее.
– Отец сделал вожаком меня, и я совершаю подношения нашим покровителям.
– Твой отец умер.
– Ты уже это говорил.
– Ты мальчишка, вот что. Волки дерутся за самую крупную самку, – не унимался Дуро.
Сайлекс вздохнул.
– Помнишь слова моего отца? Мы не всегда и не во всем должны походить на волков. Разве ты стал бы срыгивать еду для своих детей?
– Твой отец… – презрительно начал Дуро.
– Мертв, – прервал его Сайлекс. – Я помню.
Охотники, посланные на розыски, вернулись. Им не удалось найти след волчьей стаи – Сайлекс понял это по выражению их лиц, зато двое юношей видели кое-что другое.
– Сородичи. – Один из юношей махнул рукой в сторону некрутого взгорья. – Охотники.
Сайлекс задумался. Как правило, Сородичи охотились большими группами, численность которых превосходила отряд Волколюдей в несколько раз.
– Ну что? – насмешливо бросил Дуро. – Бросимся наутек? Или покажем Сородичам, как мы расправляемся с теми, кто без спросу заходит на наш берег?
Охотники, ошеломленные такой наглостью, в изумлении уставились на Дуро, однако Сайлекс, пропустив оскорбление мимо ушей, придал лицу задумчивое выражение.
– Нет, мы поступим иначе, – наконец промолвил он. – Мы поступим, как волки: проследим за ними, пока охотимся.
И, не дожидаясь одобрения остальных, Сайлекс направился в ту сторону, куда, по его мнению, ушла волчья стая.
– Когда я стану вождем племени, – прошипел Дуро, – я убью всякого, кто осмелится зайти на нашу землю!
Охота была удачной, и в воздухе разлился сладкий, дурманящий аромат крови. На земле валялись изглоданные останки двух молодых лосей. Вокруг резвились и играли с волчатами сытые волки, время от времени соприкасаясь друг с другом носами.
Гарь, главная самка, куда-то подевалась: из-за густого духа свежей крови ее запах был едва уловим. Возможно, именно этим объяснялось веселое оживление, охватившее стаю: в отсутствие Гари, чья враждебность росла с каждым днем, волки чувствовали себя непринужденнее.
Гарь уже не раз ни с того ни с сего набрасывалась на волчицу, но та безропотно сносила обиды. Ради порядка в стае. Смирение, которое она выказывала, действовало на других волков успокаивающе.
Волки один за другим свернулись клубочком, чтобы вздремнуть на сытый желудок, и волчица отправилась на поиски своих товарищей, с которыми теперь была неразлучна. Она бежала по густолесью, перебираясь через мокрые от дождя буреломы. И как раз изящно перемахнула через ствол поваленного дерева, когда на нее набросилась Гарь, полоснув клыками по груди.
Главная самка ударила подло, исподтишка, укрывшись с подветренной стороны поваленного дерева и зорко следя за приближением молодой соперницы. Волчица взметнулась на задние лапы, и самки с устрашающим рычанием сцепились в клубок. В давно назревавшей краткой, но ожесточенной схватке за превосходство решалась их дальнейшая судьба.
Внезапно молодая волчица опустилась на все четыре лапы и бросилась наутек. Эту схватку она проиграла. Волчица была крупней и сильнее, чем Гарь, но ей недоставало опыта, и, кроме того, она была слишком юна, чтобы возглавить стаю в паре с вожаком.
Она знала, что в будущем ей суждено дать потомство, что ее сильные, крупные щенки будут нужны стае. Поэтому Гарь и накинулась на нее – она защищала себя, свое потомство и свое доминирующее положение. Несмотря на горячее желание вернуться в стаю, волчица удалялась все дальше и дальше. Она чувствовала, что должна оставить тот уклад жизни, который взрастил ее – ради блага остальных. Так распорядилась судьба.
Не в состоянии предусматривать трудности, волчица, тем не менее, чувствовала сильное беспокойство, словно над ней нависла опасность. Требовалось как можно скорее раздобыть пищу, – не потому, что ей грозил голод – она только что поела, – а потому, что была малоопытна и одинока.
Волчица подбежала напиться к ручью. Запахи стаи, оставшейся далеко позади, унесло ветром, а скорой добычей в воздухе не пахло. Безотчетно желая сохранить силы, волчица шагнула в прохладную тень и, примяв вокруг себя траву, улеглась на послеполуденный отдых.
Однако долго спать ей не пришлось: почуяв знакомый запах, она вскинула голову и выжидающе вгляделась вперед.
Из-за деревьев вышли оба ее собрата, решившие разделить с ней свою судьбу.
8
Пустой суп, съеденный Сородичами два дня назад, не мог утолить голода, и охотничий отряд, все двадцать мужчин, спешно отправился на равнину в поисках добычи. Охотники надсадно дышали, особенно те, кто останавливались и разминали сведенные судорогой ноги, а потом нагоняли товарищей.
Харди, старший ловчий, охотился в этих местах уже много лет и не помнил такого голода. Несколько лет назад они вернулись бы с охоты в тот же день, волоча туши убитых оленей или лосей. Теперь же им придется перейти на другой берег реки, где жили Волколюди. Впрочем, Харди не опасался возможной стычки: копья Сородичей наверняка отпугнут противников, которые, как и Робкие, не отличались отвагой.
Харди бежал, слегка покачиваясь из стороны в сторону и прихрамывая на левую ногу. Нога беспокоила его всю жизнь, но Харди никому и словом не обмолвился. От быстрого бега колено болело так, будто в сустав с каждым шагом вонзался наконечник копья, однако Харди не сбавлял ходу. Племя голодает, и старший ловчий обязан добыть еду. Его легенда рассказывала о крепком, сильном мужчине, неутомимом охотнике, и он скорее умрет, чем ее опровергнет.
Справа от Харди легким пружинящим шагом бежал Урс, Вент – Авентус, или «тот, кто быстрей и крепче ветра», – держался с левого боку. Выносливость Урса поражала: он мог бежать часами и после этого уверенной рукой метнуть копье, попав точно в цель. Немного позади тяжело бежал Пэллок, изо всех сил стараясь не отставать.
Громкое пыхтение Пэллока раздражало Харди. Неужели этот дурак не понимает, что всем тяжело и все устали?
Харди сделал знак, что хочет остаться с Урсом один на один.
– В чем дело? – негромко спросил Харди. – Ты сегодня целый день вздыхаешь, как женщина.
Урс виновато развел руками.
– Мы могли бы выслать вперед следопытов, чтобы скорей найти добычу, – ответил он, стараясь говорить как можно почтительней.
– Нет, – отрезал Харди.
– Они могли бы исследовать…
– Нет, я сказал, – повторил ловчий.
Урс разочарованно промолчал.
После полудня охотники едва не падали с ног от усталости. Старший ловчий, часто устраивая привалы, вывел отряд назад к реке, чтобы люди напились и отдохнули. Стоило Урсу остановиться, как у него начиналось головокружение, а ноги дрожали и подкашивались. Охотники перешли на шаг: Харди вывел их на открытое пространство, где они разбрелись веером и теперь ступали осторожнее, прислушиваясь к шорохам, – на равнине они были куда более уязвимы для хищников, чем в лесу. Охотники то отдалялись от реки, то возвращались к ней, прочесывая высокие травы на земле Волколюдей.
Сородичи спугнули стадо оленей, и животные заметались в панике, подняв облака пыли. Охотники, ломая строй, с криками ринулись вперед.
Урс не отставал от других, краем глаза наблюдая за Харди. Старший ловчий, дожидаясь, когда суматоха уляжется, не отводил взгляда от здорового самца, бегущего по правому краю. Беспорядочное бегство спасало оленей от четвероногих хищников: уходя от нападения в одном направлении, молодые и слабые животные непременно отбились бы от стада, но при хаотичном метании из стороны в сторону отрезать от стада больных и слабых было сложней, и хищники зачастую налетали на смертоносные рога взрослых оленей.
Другое дело люди. Их не удавалось сбить с толку, и самец, бежавший по правому краю, представлял собой отличную цель для старшего ловчего. Урс метнул копье вслед за Харди. Ему повезло больше: копье глубоко вонзилось в переднюю ногу животного, тогда как копье ловчего всего лишь оцарапало круп.
Охотники ранили еще одного оленя и бросились за ним, чтобы добить. Урс кинулся следом за остальными, но Харди жестом остановил его.
– Жди здесь, – велел он.
Урс подчинился, хотя ему не терпелось присоединиться к погоне за подранком. Харди, замерев, пристально всматривался в простирающуюся перед ним равнину.
Пэллок, в числе прочих помчавшийся за раненым оленем, обернулся. С удивлением обнаружив, что Урс и старший ловчий неподвижно стоят на прежнем месте, он растерялся и замедлил бег. Затем, решив, что старший копейщик обязан быть рядом с ловчим, повернул назад, с трудом переводя дыхание.
– Почему ты… – начал он, обращаясь к Харди, однако тот резким жестом оборвал его на полуслове.
Они собрали копья, второпях брошенные охотниками, и двинулись в путь.
Идти пришлось добрых полдня. Пэллок, встретившись глазами с Урсом, с облегчением заметил, что тот, как и сам Пэллок, теряется в догадках. Кустарники поредели, и Харди подал знак двигаться медленно и бесшумно.
Добыча Сородичей попала в лапы молодого льва, который, урча, лакомился ею, не замечая приближения людей. Еще полуживой олень лежал на боку, закатив глаза, подернутые предсмертной поволокой.
Харди велел охотникам пригнуться к земле.
– Лев не даст себя окружить, – зашептал он. – Я нападу спереди. Ты, Урс, ударишь справа. Ты, копейщик, – слева. Ни звука, пока не услышите мой крик. Копья не бросать! Надо пронзить его, если спугнуть не удастся. Если сбежит, то становимся плечом к плечу, держим копья наготове и ждем остальных. – Харди, сощурившись, глянул на солнце. – Ждать нельзя, иначе эта тварь сожрет нашу добычу.
Мужчины кивнули друг другу. Пэллок с удовлетворением отметил перепуганный взгляд Урса; впрочем, старший копейщик и сам был в ужасе. Слыханное ли дело – напасть на льва! Страшные окровавленные челюсти с силой разрывали оленьи кишки. Молодой лев был крупней и длиннее взрослого мужчины. Вздумай он отстоять добычу, один взмах его когтистой лапы распорет смельчаку живот.
Зря они это затеяли!.. Пэллок раскрыл рот, повернувшись к Харди. Надо еще раз все обсудить!
– Ладно, – бросил Харди. – Вперед.
Мужчины выпрямились во весь рост, и лев повернул к ним огромную косматую голову.
Среди Сородичей ходила поговорка, что лицо Харди вытесано из камня. Глубокий шрам под левым глазом действительно походил на след от резца, а невозмутимый нрав ловчего в тяжелые дни сдерживал распри между обозленными охотниками. Однако это не означало, что старший ловчий не знал страха.
Харди с ужасом следил, как чудовищные клыки кромсают подбитого Сородичами оленя. Он может умереть сегодня, сейчас – ведь рядом с ним только Урс и Пэллок. Тем не менее страх как никогда обострил все чувства: ноги надежно стояли на земле, рука крепко сжимала древко, словно собиралась его переломить. Сородичам нужна еда. Это наш олень!
Харди помчался прямо на льва.
Урс замешкался. Если им и впрямь предстоит схватиться со львом, нельзя действовать с наскока. Он чуть не вскричал: «Подождите!», но спохватился: старший ловчий со всех ног понесся на хищника, а он, Урс, отстал. Урс пробежал шагов двадцать вперед и взял вправо, прикидывая, с какого расстояния напасть на льва, который даже не глядел в его сторону: злобный взгляд его глаз был прикован к Харди.
До льва оставалось каких-нибудь сто шагов. Урс быстро поравнялся с ловчим и, взглянув влево, туда, где должен был находиться Пэллок, опешил: старший копейщик сильно отстал.
Лев припал передними лапами к земле и оскалил зубы. Его зрачки почернели. Он не собирался отступать перед людьми. Харди понял: схватка неизбежна.
Он вскинул копье и закричал, всем сердцем ненавидя эту лютую тварь.
Хищник понесся на ловчего, вскочил на задние лапы и оцарапал ему грудь в тот самый момент, когда копье Харди, пролетев мимо, уткнулось в оленью тушу. Харди пошатнулся. Урс, бежавший в двадцати шагах позади него, припустил быстрей. Его глаза округлились, когда лев сомкнул челюсти вокруг головы Харди. Раздался треск разрываемой кожи.
Урс заорал не своим голосом, опустил копье и с разбегу вогнал его льву в шею, всем весом налегая на древко. От столкновения Урса бросило на землю. Из раны на шее животного фонтаном захлестала кровь. Взревев от боли, лев отпустил Харди и дернулся в сторону, вырвав древко из рук Урса. Хищник с воем изгибался, пытаясь зубами дотянуться до древка и выдернуть его из шеи. Урс наклонился за копьем Харди, воткнувшимся в оленью тушу, и, когда лев прыгнул в его сторону, метнул копье. Оно вошло прямо между ребер, каменный наконечник проткнул сердце, и мертвый лев рухнул у ног охотника.
На миг воцарилась полная тишина, только кровь бешено стучала в висках Урса. Вдруг раздался неясный шум. Урс вскинул голову: вдали на пригорке сгрудились охотники, Сородичи, размахивали руками и что-то ликующе ему кричали. Не умолкая, они сбежали вниз. Урс опустился на колени, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
Пэллок добрался до места сражения одновременно с остальными. Все хотели обнять Урса, похлопать его по спине; никто и не посмотрел в сторону Пэллока, старшего копейщика. Пэллок, тяжело дыша, стоял посреди шумной толпы, словно невидимка, и раздосадованно кривил рот.
Два брата Беллы склонились над Харди, который громко стонал, не разлепляя глаз. Страшная рана на его голове сочилась ярко-красной кровью.
Волчица и ее спутники голодали седьмой день. В поисках пищи они забрели далеко в глубь равнины, куда никогда еще не отваживались заходить, и чувствовали себя незащищенными на открытом пространстве. Охота по-прежнему не складывалась.
Ища друг у друга поддержки, они соприкасались носами, измазанными в грязи: весь день напролет волки безрезультатно разрывали кроличьи норы, привлеченные запахом зверьков. Добыча, в жилах которой текла горячая кровь, затаилась глубоко под землей и не показывалась. Волки без устали работали лапами, но все напрасно. Волчица чувствовала, как ослабели ее спутники. Даже в том, как они дышали, сквозило изнеможение.
Солнце высоко стояло в небе, воздух был сух и неподвижен. Внезапно волчица замерла и дернула ноздрями. Ее спутники завиляли хвостами и подбежали ближе, обнюхивая друг друга. Лось. Где-то там, впереди.
Подхлестываемые голодом, волки стремглав бросились вверх по склону холма. С той стороны у подножия мирно паслось целое стадо лосей.
Волки просчитались: взрослые лоси, разомлевшие от жары, мигом очнулись, как только заметили приближение хищников. Пока самки и детеныши в панике метались по кругу, самцы сомкнули ряды, выставив смертоносные рога.
Волчица заскулила от досады. Стена оленьих рогов выглядела неприступной. Напрасно волки, оскалившись и припадая к земле, пытались найти брешь в их рядах: лоси держались бок о бок и, не поддаваясь панике, разом бросались на непрошеных гостей. Волки отпрянули и отбежали подальше. Стадо, укрывшееся за спинами грозных самцов, вновь принялось невозмутимо щипать траву, позабыв о нависшей опасности.
Молодым волкам доводилось охотиться вместе со стаей, однако им недоставало опыта, чтобы отогнать телка от матери или проскользнуть мимо ветвистых рогов взрослых самцов.
Будущим отцом своих щенков волчица считала более крупного из сопровождавших ее собратьев, хотя даже он уступал ей в размерах. Другой волк приходился волчице братом. Волки из одного помета нередко образовывали пары, просто Брат был слишком мал для нее. Волчица понимала, что придет время и она родит щенков от Спутника. Брат это чувствовал, однако не спешил отправляться на поиски другой самки – все они были еще слишком молоды.
Соблазнительный запах лосенка, укрывшегося за спинами грозных самцов, щекотал волкам ноздри. Охотничий инстинкт подсказывал им разделиться: волчица метнулась вправо, Спутник остался на месте, вертясь и щелкая зубами перед мордами взрослых лосей, отвлекая их внимание, а Брат ушел влево и скрылся в зарослях.
Огромный старый лось, мудрый и опытный, пристально следил за волчицей. Ее маневр не удался, и мощные рога едва не вскинули волчицу в воздух. Она увернулась и с негодующим рычанием отбежала в сторону.
Внезапно раздался надсадный скулеж. Брат попал в беду: огромный лось боднул неопытного волка в бок, и Брат, подволакивая лапу, ринулся наутек, не глядя на своих товарищей.
Поравнявшись с Братом, волчица увидела его истекающие кровью бока и переломанные ребра. Ослепленный болью, он бессознательно отправился на поиски стаи, под защиту соплеменников.
Спутник нагнал Волчицу; они остановились и соприкоснулись носами. Брат уходил все дальше и дальше, ни разу не обернувшись.
Лосиное стадо как ни в чем не бывало продолжало мирно пастись на склоне.
Изнуренная неудачной охотой, волчица растянулась в пыли. Спутник, ища у нее поддержки, свернулся рядом.
Они уснули с пониманием того, что им грозит голодная смерть.
9
Дрои, жена Харди, стояла на коленях перед распростертым на земле мужем. Она не отходила от него ни на шаг, смазывая целебной смесью его раны, как велела ей знахарка Софо.
Особенно тщательно Дрои ухаживала за ранами на голове, однако ей было ясно, что с мужем произошло непоправимое: стоило ему разлепить веки, как глаза начинали слезиться, и он почти всегда держал их закрытыми. Из уголка губ тонкой струей текла слюна, а когда Харди пытался что-то сказать, у него выходило какое-то невнятное бормотание, словно он держал себя пальцами за язык. Старая рана, рубец под левым глазом, давно беспокоившая Дрои, казалась сущим пустяком в сравнении со страшными царапинами по всему лицу.
– Муж, ты не спишь? – спросила Дрои. В ее легенде говорилось о густых и красивых длинных волосах, которые Дрои собирала в хвост на затылке и перехватывала кожаным шнурком, как остальные женщины ее возраста.
– Сплю, – прохрипел Харди, задвигав под веком левым глазом.
– Тебе больно?
Старший ловчий вздохнул. Каждый день один и тот же вопрос. Дрои задает его столько раз, сколько пальцев у нее на руках. Что ей сказать? Конечно, больно. Лев чуть не откусил ему голову.
– Все будет хорошо, – сказал он. – Оставь меня.
На Дрои упала тень. Она обернулась, и заботливое выражение слетело с ее лица.
– Отойди, – велела Альби.
Дрои со свистом набрала воздуха, однако встала, гордо вскинула голову и удалилась, не удостоив Старейшину взглядом.
Альби посмотрела ей вслед, затем присела на корточки возле Харди.
– Ты больше не сможешь охотиться, – сухо сказала Альби. – Ты почти ничего не видишь и не можешь бросить копье.
– Я уже лучше вижу, – прошамкал Харди.
– Что ты говоришь?
– Я стал лучше видеть.
– Ты говоришь так, будто отморозил себе язык и губы. Ничего не понятно.
Харди молчал.
– Значит, ты стал лучше видеть? Так, по-твоему? – Альби замахнулась, как для пощечины, и старший ловчий дернулся, когда увидел ее ладонь прямо перед глазами. – Врешь, ты ничего не видишь. Скоро придут холода. Мы умрем с голоду, если отправимся на зимнюю стоянку без ловчего.
Харди закряхтел.
– Ловчим должен стать мой сын, – продолжала Альби. – Он повел охотников на поиски добычи, и они вернулись с оленем.
– Пэллок…
– Да. Ты должен сделать его старшим ловчим. Ради меня.